Библиотека портала. Анатолий Степанович Терещенко "Чистилище СМЕРШа. Сталинские «волкодавы»". Часть 2

Категория: История разведки Опубликовано 07 Июль 2015
Просмотров: 2637

Библиотека портала. Анатолий Степанович Терещенко Библиотека портала. Анатолий Степанович Терещенко "Чистилище СМЕРШа. Сталинские «волкодавы»".

Часть 2


Смерть под «Танго смерти»
Приснопамятные шестидесятые годы… Город Львов.
Молодым лейтенантом, выпускником Высшей школы Комитета госбезопасности, автор этих строк прибыл для прохождения службы в старинный западноукраинский город. Определили его для службы в 1 — й сектор Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу. Хотя прошло более двух десятков лет после войны, но в Отделе еще продолжали служить те, кто прошел вместе с армейцами рядом огненными дорогами в контрразведывательных подразделениях под названием СМЕРШ. Седовласые капитаны и майоры (больших званий не могли заработать в силу «скромности» законодательства) дорабатывали до пенсии.
Это при Ельцине сплошь да рядом, как говорили сослуживец автора по ПрикВО, генерал-лейтенант в отставке Ф.И. Рыбинцев и некоторые другие фронтовики-смершевцы, на должностях старших оперуполномоченных стали появляться подполковники и даже полковники, в большинстве случаев не нюхавшие пороха и не видевшие «живого» шпиона.
И это нормально — времена другие, и надо радоваться, что нашему брату немного повезло с погонами. «А норма — это то, — как говорил английский писатель Сомерсет Моэм, — что встречается лишь изредка».
Наставники автора из вчерашнего СМЕРШа много интересного рассказывали о совместной работе с сотрудниками УКГБ УССР по Львовской области по розыску, задержанию и преданию суду группы изменников Родины. Они принимали активное участие в массовом уничтожении узников фашистских концлагерей и, в частности, в Яновском лагере смерти в пригороде Львова.
Их шестерых вылавливали как зверей, поодиночке. И вот эти звери на скамье подсудимых. Они, словно ожившие тени прошлого: В. Беляков, И. Зайцев, Н. Матвиенко, И. Никифоров, В. Поденок и Ф. Тихоновский то сидели, то вставали, потупив головы, боясь глазами встретиться со свидетелями своих грязных дел.
— В напряженной тишине, — как писал генерал-майор юстиции М.Токарев, — звучат слова обвинительного заключения: «В годы Великой Отечественной войны против фашистской Германии обвиняемые, находясь в плену, согласились служить у противника и были зачислены в охранные войска СС. Окончив специальную школу вах-манов в местечке Травники (Польша), они под непосредственным руководством гитлеровских офицеров принимали личное участие в истязаниях и массовых убийствах советских людей, а также подданных оккупированных фашистами стран Европы».
От того, что рассказали автору о злодеяниях этих нелюдей офицеры-сослуживцы — майоры Зотов, Левашов, Мисников, Павлов и другие фронтовики, — делалось не по себе. Автор до сих пор хранит в памяти и в записях повествования полувековой давности.
Вахманы Матвиенко, Беляков и Никифоров в 1942–1943 годах принимали участие в массовых казнях путем расстрелов узников Яновского лагеря смерти. Примерно в то же время Зайцев в концлагере Собибор, а Поденок и Тихоновский в лагере Белжец на территории Польши уничтожали людей в душегубках. Обреченным приказывали раздеться и голышом по специальным проходам, огороженным колючей проволокой, гнали в газовые камеры. Больных, раненых и неспособных двигаться добивали. Зайцев лично из «парабеллума» застрелил 23 человека, а Поденок и Тихоновский — свыше 30 каждый.
Масштабы заплечных рук мастеров «впечатляли» — так, с марта 1942 года по март 1943 года обвиняемые удушили в газовых камерах в лагере Собибор свыше 50 ООО граждан, а в лагере Белжец — более 60 000 человек.
Почти 25 лет они скрывали свое подлинное лицо. Органы государственной безопасности выявили и разоблачили опасных преступников.
Предатели не думали, что окажутся под обстрелом свидетельских показаний. Некоторые очевидцы этих страшных картин лагерного пребывания, чудом оставшись живыми, помнили подсудимых не такими, какими они выглядели на скамье военного трибунала — постаревшими и внешне безобидными, а молодыми, сытыми, самодовольными, наглыми, бессердечными, с пистолетами или автоматами в руках, в черных эсэсовских мундирах со свастикой на рукавах. Лихо сдвинутые набок пилотки. Короткие голенища кованых сапог. Трупы и кровь, кровь и трупы — результаты их служебных рвений.
Так послушаем и мы показания палачей и жертв.
Подсудимый Матвиенко: «Немцы внушали нам, что Гитлер непобедим, что мы должны убивать заключенных во имя победы Германии. Я поддался этим внушениям и вместе с Беляковым, Никифоровым, другими вахманами расстреливал ни в чем не повинных людей… Комендант лагеря эсэсовец Вильхауз и его жена не раз стреляли в узников с балкона своего дома».
А вот показания бывшего узника Яновского лагеря смерти Эдмунда Зайделя: «Первый раз гитлеровцы схватили меня во Львове в сентябре сорок второго года. Я родился в этом городе, учился здесь в школе, потом стал работать на заводе. Тогда, осенью сорок второго, мне едва исполнилось двадцать. Ничего не объясняя, немцы бросили меня в темный, сырой подвал. Когда стемнело, вывели во двор, вместе с пятью другими задержанными поставили к стенке и открыли огонь из автоматов. Те пятеро, обливаясь кровью, замертво свалились на землю. Но я остался жив: пули прошили стену рядом с моей головой.
Эсэсовский офицер Ляйбингер, руководивший расстрелом, не стал добивать меня, а заставил вырыть яму и закопать расстрелянных. После этого меня отправили в Яновский лагерь, созданный оккупантами на окраине Львова. Здесь содержались в заключении русские и поляки, чехи и евреи, французы и итальянцы, люди многих других национальностей. Там был настоящий ад, своего рода замкнутый круг за колючей проволокой, из которого не было выхода… да, ад, где дурно пахло и никто никого не любил.
Каждое утро гитлеровцы и вахманы устраивали проверки. Слабых и больных перед строем расстреливали, остальных уводили на работу. В пути следования в каменоломню и обратно узников заставляли нести тяжелые камни, связки кирпичей или бревна. Эта процедура называлась «приемом витаминов». Достаточно было споткнуться, чтобы получить пулю в затылок…
Рядом с бараками немцы построили две виселицы — для тех, кто не выдерживал лагерного порядка. Каждое утро на них находили повесившихся и повешенных… Никифоров, будучи пьяным, застрелил заключенного, который плохо себя почувствовал и не смог работать…
Мы понимали, что нас, заключенных, все равно расстреляют, поэтому готовились к побегу…»
Побег совершили 15 марта 1943 года. Из двенадцати £ живых остался только Зайдель, остальных убили эсэсовцы и их прихвостни из числа наших граждан.
Из показания свидетеля Станиславы Гоголевской — Узницы Яновского лагеря: «Первый комендант лагеря Фриц Гебауэр тяжелой нагайкой сбивал попавшего ему на глаза узника на землю, становился ему ногой на горло и душил… По его приказанию был брошен в котел с кипящей водой узник Бруно Бранштеттер.
Гебауэр находил наслаждение в том, что топил в бочке с водой детей. Сменивший его эсэсовец Густав Вильхауз и его жена Отиллия для забавы убивали заключенных в присутствии своей малолетней дочери; Та хлопала в ладоши, восторженно кричала: «Папа, еще, еще!» В день, когда Гитлеру исполнилось пятьдесят четыре года, Вильхауз отобрал 54 узника и лично расстрелял их. Третий, и последний, комендант лагеря Варцок стал известен таким нововведением, как подвешивание узников вниз головой. Помощник коменданта Рокито цинично похвалялся, что он до завтрака каждый день убивает десять заключенных, иначе, дескать, у него нет аппетита».
Из показаний свидетеля Леопольда Циммермана: «В сорок третьем году я содержался в Яновском лагере и был зачислен в рабочую команду. Мы закапывали трупы убитых в «долине смерти» после массовых расстрелов. Беляков, Никифоров и Матвиенко много раз расстреливали людей. Они мелкими группами подводили к яме обреченных, заставляли раздеваться, а затем убивали из огнестрельного оружия.
Из показаний подсудимого Матвиенко: «При расстрелах эсэсовцы всегда торопили нас, требовали, чтобы мы действовали быстрее. Исполняя эти указания, мы не обращали внимания на плач женщин и детей, их просьбы о пощаде. Во время акций, то есть расстрелов, всегда играла музыка. Оркестр состоял из заключенных…»
Из показаний свидетеля Анны Пойцер: «Во время оккупации города мне пришлось работать в Яновском лагере посудомойкой на солдатской кухне. Немецкие офицеры и вахманы каждый день убивали заключенных во дворе лагеря. Однажды на кухню зашел эсэсовец и сказал, чтобы я помыла нож, лезвие которого было в крови. Я испугалась и оттолкнула его руку. Тогда он схватил меня и лезвием ножа стал водить по моему горлу. Я вынуждена была вымыть нож…»
В изданной в Берлине в 1958 году книге «СС в действии…» упоминается следующее: «В Яновском лагере были уничтожены 200 ООО мирных граждан. Наиболее изощренные методы жестокости применялись при этом истреблении, как то: распаривание животов и замораживание людей в кадках с водой. Массовые расстрелы производились под музыкальное сопровождение оркестра, состоявшего из заключенных.
Начиная с июня 1944 года немцы проводили мероприятия, направленные к тому, чтобы скрыть следы своих преступлений. Они выкапывали из земли и сжигали труппы, дробили кости в машинах и использовали их в качестве удобрения».
Руководить лагерным оркестром заставили арестованного львовского профессора Штрикса. Музыку написал тоже лагерный композитор. Когда Штрикс просмотрел ноты, то похолодел — грустная мелодия была похожа на похоронный марш. Узники назвали это музыкальное ггроизведение «Танго смерти», потому что под эту мелодию в течение двух лет производились массовые расстрелы. За это время в лагере было загублено более 200 тысяч человек. В ноябре 1943 года Яновский лагерь был ликвидирован. В последний день его существования были казнены все музыканты из оркестра Штрикса.
Из показаний свидетеля Анны Пойцер: «Я видела, как все сорок музыкантов стояли в замкнутом круге на лагерном дворе. С внешней стороны этот круг тесным кольцом опоясали вахманы, вооруженные карабинами и автоматами. «Мюзик!» — истошно скомандовал комендант. Оркестранты подняли инструменты, и «Танго смерти» разнеслось по баракам. По приказанию коменданта на середину круга по одному выходили музыканты, раздевались, и эсэсовцы их с удовольствием расстреливали… Вот уж действительно, где нет закона, нет и преступления.

По мере того как под пулями фашистов падало все больше и больше музыкантов, мелодия затихала, глохла, но оставшиеся в живых старались играть громче, чтобы в этот последний миг нацисты не подумали, будто им удалось сломить дух обреченных. Представляю, насколько тяжело было профессору видеть, как погибают его друзья, рядом с которыми он прожил не один десяток лет.
Но Штрикс внешне ничем не показал своей слабости. Когда подошел его черед, профессор выпрямился, решительно шагнул в середину круга, опустил скрипку, поднял над головой смычок и на немецком языке запел польскую песню: «Вам завтра будет хуже, чем нам сегодня».
Из показаний подсудимого Зайцева — вахмана лагеря Собибор в Польше: «Когда приходил эшелон с обреченными, я, а также другие вахманы гнали их в газовые камеры. Среди заключенных было много женщин и детей, старых людей. После газирования мы щипцами вырывали у мертвых золотые зубы и коронки, отрывали пальцы, на которых были кольца. Затем отвозили трупы на специальных тележках в ров. При разгрузке из вагонов стариков и больных отводили в сторону под предлогом оказания врачебной помощи и там расстреливали…»
Из показаний свидетеля Алексея Вайцена — лагерь Собибор: «В начале 1943 года в лагерь приезжал рейхс-фюрер войск СС Гиммлер. Это была сугубо деловая поездка. Дело в том, что практика массовых расстрелов узников к тому времени, когда немецкая армия отступала, не удовлетворяла обер-палача из-за ее широкой огласки. Гиммлеру захотелось лично ознакомиться с эффективностью более мощных стационарных газовых камер и печей крематориев, которые в то время усиленно внедрялись в концлагерях.
Рейхсфюрер находил, что такой способ более удобен, экономичен и даже более гуманен. К приезду Гиммлера в лагерь доставили 300 девушек. Они несколько дней содержались в бараке. Когда приехал Гиммлер, узниц загнали в газовую камеру. Рейхсфюрер через стеклянный глазок наблюдал, как от действия угарного газа узницы умирали. Через 15–20 минут все было кончено. Гиммлер остался доволен. Он тут же от имени фюрера наградил коменданта лагеря Собибор Густава Вагнера медалью. Эсэсовцы говорили, что это была «медаль миллионера» господина Вагнера — за первый миллион уничтоженных жертв.
Это был жестокий человек… Он похвалялся, что его собака ест только человеческое мясо. Впрочем, Вагнер не был одинок. В лагере был еще один такой же, как он, «собачий фюрер» по фамилии Нойман. Он содержал целую свору свирепых псов, которые разрывали заключенных. Однажды, когда один узник заболел, Нойман натравил на него собак, которые его моментально растерзали. «В лагере нет больных, есть только живые и мертвые», — сказал эсэсовец…
Помощником «собачьего фюрера» был Зайцев, который на одном из допросов заявил, что некоторые вахманы наслаждались, когда убивали узников ударами дубин по голове.
Перефразировав слова Марка Твена, можно сказать, что все эти преступники не сидели в тюрьмах, но почему не сидели — неизвестно.
Военный трибунал вынес приговор — подсудимые Н. Матвиенко, В. Беляков, И. Никифоров, И. Зайцев, В. Поденок, Ф. Тихоновский за измену Родине и участие в годы войны в массовом уничтожении узников концлагерей приговариваются к расстрелу.
Президиум Верховного Совета СССР отклонил прошения осужденных о помиловании. Приговор был приведен в исполнение.

 

Предательство грязных рук
Интересную историю о ходе розыска вражеской агентуры поведал сотрудник СМЕРШа генерал-майор в отставке Анатолий Нестеров, которому довелось работать с начальником Особого отдела 2-й Ударной армии Шашковым.
Бригадный комиссар — майор госбезопасности Александр Георгиевич Шашков никакого отношения к измене своего командующего армии генерал-лейтенанта Власова не имел. Больше того, он знал его как военачальника, якобы грамотно организовавшего выход некоторых частей Юго-Западного фронта из окружения после оставления Киева и чуть ли не героя битвы под Москвой…
«Никогда не забуду, — писал Анатолий Михайлович, — как с помощью старого, опытного чекиста (в органах госбезопасности с 1923 года. — Авт.) бригадного комиссара Александра Георгиевича Шашкова мне, тогда еще молодому, неопытному оперативному работнику, удалось впервые в жизни разоблачить трех матерых немецких шпионов. Это было в самом начале 1942 года, накануне начала наступательной операции нашей 2-й Ударной армии.
Ко мне привели троих человек, которые заявили, что ночью под огнем бежали через реку Волхов с фашистской каторги. Их рассказ об обстоятельствах побега подтверждался целым рядом объективных данных: действительно, ночью немцы неожиданно открывали огонь, бросали осветительные ракеты, на одном из задержанных была прострелена шапка, на другом — ватник. Никаких противоречий в их показаниях не было. Я уже подумывал, не отправить ли их в тыл, на проверку — в это время много советских людей бежало от оккупантов.
Как раз ко мне в полуразрушенную хату зашел бригадный комиссар Шашков.
Он внимательно осмотрел их и задал несколько вопросов.
— Когда и на каком участке вы перешли линию фронта? — спросил майор госбезопасности.
Все трое ответили хором, словно заученным стихотворением, назвав точно время и место перехода.
— На какие работы вас привлекали немцы?
— На каторжных работах были, в каменоломнях — камни таскали, — последовал ответ одного из задержанных. Остальные закивали в знак согласия.
— Уведите их, — скомандовал Шашков, — а вы останьтесь, — обратился он к оперуполномоченному Нестерову.
Когда увели задержанных, Шашков заметил:
«Обрати внимание на руки «молодцев». Они у них просто грязные и, как мне показалось, никогда не видели камней. Вели их помыть, там, я так думаю, окажется разгадка этой загадки».
Когда Нестеров беседовал с задержанными солдатами, которые перед вторичным допросом неохотно вымыли руки, стало ясно — они вошли в противоречие с легендой о работе в каменоломне.
— Предательские руки, — процедил сквозь зубы один из разоблаченных лазутчиков.
«Тот к добру не правит, кто в делах лукавит, согнулся дугой, да и стал как другой, руки лижет, а зубы в оскале», — пришли на память Анатолию Михайловичу в тот миг русские пословицы, характеризующие остроту момента.
Эта «мелочь» помогла разоблачить трех крупных немецких шпионов-диверсантов, выходцев из числа белоэмигрантского офицерства, прошедших обучение в одной из разведывательных школ абвера.
А что касается дальнейшей судьбы А.Г. Шашкова, то при выходе из окружения в ночь с 24 на 25 июня 1942 года начальник Особого отдела 2-й Ударной армии попал под артиллерийско-минометный обстрел, получил ранение в руку с открытым переломом кости. Считая себя недееспособным и не желая быть обузой и обременять других, майор госбезопасности застрелился.
На командном пункте 382-й дивизии его заместитель капитан госбезопасности Соколов и комиссар роты Хрусталев уничтожили партийный билет, чекистское удостоверение и ряд других документов Шашкова перед тем, как выходить из окружения.


***
Надежным контрразведывательным обеспечением сопровождались и все другие крупные армейские и фронтовые операции. Особенно это ярко проявилось при подготовке и проведении прорыва блокады Ленинграда в январе 1943 года — операции под кодовым названием «Искра».
Вот еще один пример из фронтовой практики генерала Нестерова. В ночь на 15 января 1943 года патруль одного из заградительных отрядов на станции Жихарево обратил внимание на трех военнослужащих, которые вели себя подозрительно, неуверенно при общении, как бы чего-то опасаясь.
Старший патруля попросил предъявить документы, один из проверяемых показал командировочное удостоверение, выписанное штабом 177-й стрелковой дивизии. В нем говорилось, что группу отправили за получением груза.
На вопрос, где находится штаб дивизии и какой груз они должны были получить, вразумительного ответа патрульные не получили. Это, естественно, насторожило наших военнослужащих, и они решили просмотреть их вещмешки. В первом же оказалась рация. После этого задержанных переправили в особый отдел, где они признались в своей принадлежности к немецкой разведке. Агентам абвера была поставлена конкретная задача — установить, какими резервами располагает командование Волховского фронта в ходе начавшейся наступательной операции.
Так благодаря бдительности простых советских воинов удалось задержать трех опасных разведчиков неприятеля и предотвратить утечку важной военной информации к противнику.
Всего в ходе проведения операции «Искра» на Волховском фронте армейскими контрразведчиками было разоблачено 45 вражеских агентов и не было допущено ни одного случая перехода наших военнослужащих на сторону противника, которые могли бы предупредить о готовящейся операции.
Интересна еще одна деталь — захваченные трофейные документы и допросы немецких военнопленных показали, что эта крупнейшая стратегическая операция явилась для гитлеровцев полной неожиданностью.
В этом тоже была доля ратного труда военных контрразведчиков.


***
Еще до снятия блокады армейскими чекистами были обезврежены сотни вражеских агентов и диверсионно-террористических групп, которым ставились задачи вплоть до физического устранения высшего военного руководства фронта.
Большую помощь оперработникам на местах в деле розыска немецкой агентуры оказали инструкции и дополнительные ориентировки, подготовленные 2-м Отделом ГУКР СМЕРШ НКО СССР, с перечнем подделок в фальшивых документах и правительственных наградах. Так, в недавно рассекреченной инструкции ГУКР СМЕРШ под названием «Материалы для опознания поддельных орденов и медалей СССР, которые изготавливаются немецкой разведкой» говорилось, что особое внимание немцы уделяют советским наградам для своей агентуры.
Ордена и медали снимались с погибших, отбирались у пленных. Но с учетом массовости забросок их стало не хватать, и немцы решили штамповать сами знаки доблести, пользующиеся большим доверием у советских граждан.
Как известно, в СССР ордена и медали делали из сплавов золота, серебра и платины в разных пропорциях. Гитлеровцы удешевили процесс изготовлением эрзацев. Как пример, немцы, отштамповав орден Красной Звезды, изобразили на нем фигуру красноармейца не в сапогах, а в ботинках. Медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» в СССР делались из серебра, а специалисты рейха их штамповали из латуни, покрывая тонким слоем серебра. На выпуклостях серебро быстро стиралось, и из-под него проступала латунная желтизна, что свидетельствовало о подделке.
Безусловно, наиболее ценной своей агентуре, отправляющейся за линию фронта, немцы «вешали на грудь» настоящие советские ордена и медали. Так, например, известному террористу «майору Таврину», выступавшему в роли заместителя начальника военной контрразведки 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта и получившему задание убить Сталина во время его выступления в Большом театре, фашистская разведка вручила настоящие ордена — Золотую Звезду Героя Советского Союза и орден Ленина. Эти награды принадлежали попавшему в плен и затем расстрелянному фашистами за несогласие сотрудничать с ними генерал-майору Красной Армии Ивану Шепетову.
Но это не спасло террориста от разоблачения. Немцы допустили очередной «ляп» — неправильно расположили ордена на гимнастерке «боевого майора», что оказалось первой зацепкой для советских контрразведчиков.
Проколы были у немцев и при изготовлении удостоверений личности, паспортов, пропусков и других документов, сшитых скрепками, изготовленными из нержавеющей стали. Наши документы скреплялись скрепками из простой проволоки, которая под воздействием атмосферных и температурных перепадов, а также соленого пота быстро ржавела.
Поэтому в настоящих документах можно было часто встретить коричневые пятна от ржавчины на сломе бумаги. Документы, изготовленные немцами, сверкали скрепками из нержавейки.
В первые годы войны удостоверения личности, красноармейские книжки, командировочные предписания, продаттестаты и прочие документы изготавливались самыми различными ведомствами. С образованием СМЕРШа в этом вопросе был наведен жесткий порядок — унифицировалось изготовление основных форм документов военнослужащих. На каждый такой документ вводился контрольный листок с соответствующим опознавательным знаком, о котором знали только контрразведчики.
Именно таким образом летом 1943 года сотрудниками СМЕРШа был задержан и разоблачен фашистский террорист в форме советского офицера некто Савенков, имевший задание убить командующего войсками Ленинградского фронта генерал-полковника Леонида Говорова.
Террористический план был таков — он попросит у охраны допустить его к командующему якобы для передачи «важных материалов о противнике». При ознакомлении с удостоверением личности у Савенкова проверяющий офицер не нашел в нем тех самых «меток», которые должны были быть на подлинном документе. Своеобразный «камикадзе» был тут же задержан для выяснения личности, а потом и арестован. При немецком агенте, бывшем командире Красной Армии, попавшем в плен, а затем перешедшем на сторону врага, военные контрразведчики обнаружили весь арсенал экипировки террориста, готовящегося по заданию немецкой разведки убить фронтового руководителя.


***
Думается, не случайно начальником войск НКВД по охране тыла фронта было подготовлено донесение командующему войсками Ленинградского фронта. Это была своеобразная реакция на вскрытую военной контрразведкой попытку покушения немецкого террориста на жизнь командующего фронтом. В донесении приводился перечень мер по усилению работы в борьбе с этим злом.
ДОНЕСЕНИЕ
начальника войск НКВД по охране тыла Ленинградского
фронта № 003606 командующему войсками фронта
генерал-полковнику Л.А. Говорову о мероприятиях по усилению борьбы с вражеской агентурой и диверсионно-террористическими группами противника.
«20 июня 1943 г.
Доношу, что в целях эффективной борьбы с вражеской агентурой и диверсионно-террористическими группами противника частями войск НКВД по охране тыла Ленинградского фронта проводятся следующие мероприятия:
1. Усилен поиск путем систематической прочески скрытых участков местности, землянок и других укрытий.
2. Производится массовая проверка всех населенных пунктов.
3. Обращено внимание на тщательную проверку документов на всех КПП, особенно у лиц, проезжающих через Шлиссельбург и Ладожское озеро, а также фильтрацию всех задерживаемых.
4. Проводится проверка состояния противодесантной обороны на всем участке фронта.
5. В процессе проверки состояния фронтового режима в гарнизонах производится также проверка охраны складов, штабов войсковых частей и других военных объектов.
6. Все части войск НКВД приведены в готовность для борьбы с парашютистами.
Железнодорожные мосты, другие сооружения, парки груженых вагонов, путепроводы, промышленные оборонные предприятия, телеграф и телефон охраняются частями 23-й железнодорожной дивизии НКВД и 1-й бригады войск НКВД по охране особо важных объектов промышленности.
Командирам этих соединений даны указания об усилении охраны всех принятых объектов.
Начальник войск НКВД по охране тыла Ленинградского фронта Генерал-лейтенант Степанов».

 

Изверги в капкане
Оккупационная политика гитлеровской Германии на территории СССР под названием «выжженной земли», сопровождавшаяся не слыханными ранее зверствами, истреблением мирного населения, разрушением городов и сел, вывозом сырья, продовольствия, различных ценностей, не могла оставаться не замеченной мировой общественностью.
СНК, МИД СССР неоднократно выступали с заявлениями, декларациями и нотами по поводу злодеяний и насилия захватчиков в отношении мирного населения и военнопленных. Сообщения Совинформбюро также обращали внимание на эту проблему.

Поэтому все более актуальной становилась задача документирования преступной деятельности гитлеровского оккупационного режима.
25 февраля 1942 года Л.П. Берия подписал приказ о направлении материалов (трофеи, кино- и фотоматериалы, письма, акты, свидетельские показания, протоколы допросов пленных немцев и пособников фашистов) о зверствах немецко-фашистских захватчиков в Управление государственных архивов СССР и его местные органы.
2 ноября 1942 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР».
Освобождение Краснодара проходило в рамках Северо-Кавказской наступательной операции. На Краснодарском направлении главная роль отводилась 56-й армии генерала А.А. Гречко. В боях за освобождение города сложили головы более 1800 воинов.
Как известно по материалам органов государственной безопасности, в том числе и военной контрразведки, в СССР в период войны и в послевоенный период было проведено несколько судебных процессов над гитлеровскими палачами и их прихвостнями — предателями из числа советских граждан: Краснодарский, Смоленский, Харьковский и ряд других.
Краснодарский процесс глубоко описал Н. Майоров в одноименной главе книги «Неотвратимое возмездие» под редакцией генерал-лейтенанта юстиции Максимова. Думается, те, кто занимался розыском военных преступников, понимали, что они делятся на две части: те, кто сидит в тюрьме, и те, кто должен сидеть в тюрьме.
Города, который ему был знаком до войны, он не узнал в марте 1943 года после освобождения от фашистских оккупантов — Краснодар был разрушен. Он писал: «Я ходил по улицам и не узнавал их. Пожарища, развалины, руины. Были взорваны здания всех институтов, техникумов, библиотек, Домов культуры и сотни жилых домов.
Люди еще не успели избавиться от страшного кошмара, который им пришлось пережить. Они только и говорили о душегубке, оврагах, наполненных трупами людей, казнях детей…
Сначала душегубка появлялась на улицах города по пятницам, а потом курсировала каждый день. Особенно часто ее видели перед бегством гитлеровцев из Краснодара в январе 1943 года. Машина смерти спешила на окраину города и останавливалась у края противотанкового рва. Двери открывались автоматически, изнутри шел синеватый дымок. Вывалив десятки трупов людей на землю, фашисты сбрасывали их в ров, наскоро присыпали землей, и душегубка снова мчалась за очередной партией смертников…»
Вот неполный перечень злодеяний гитлеровцев и их подручных в Краснодаре:
— за два дня 21 и 22 августа 1942 года гитлеровцы истребили почти всех евреев, проживавших в городе;
— 23 августа 1942 года было уничтожено 320 больных, находившихся на излечении в краевой психбольнице;
— 9 октября 1942 года фашисты погрузили в машины 214 детей в возрасте от 4 до 7 лет, эвакуированных в город Ейск из Симферопольского детского дома, вывезли их за город, побросали в ямы и закопали живыми;
— на железнодорожной станции Белореченская фашисты заперли в два товарных вагона 80 советских раненых солдат и офицеров и сожгли их;
— по дороге от станции Белореченская до села Вечное были найдены 88 советских военнопленных, замученных и застреленных гитлеровцами;
— в селе Воронцово-Дашковское немецкие захватчики учинили дикую расправу над 204 пленными ранеными советскими военнослужащими. Их кололи штыками, им обрезали носы и уши;
— перед самым бегством из города гитлеровцы повесили на улицах 80 советских граждан и сожгли в камерах гестапо 39 арестованных;
— на Кубани за время оккупации немцы умертвили только посредством отравляющего газа около 7000 советских граждан.
Сразу после освобождения Краснодара по поручению Государственной чрезвычайной комиссии (ГЧК) местными органами власти было начато расследование о совершенных преступлениях оккупантами и их сообщниками. Большую помощь в сборе данных о злодеяниях захватчиков оказали военные контрразведчики 56-й армии Северо-Кавказского фронта.
Оперативным составом, в частности, было установлено, что массовые преступления совершались по прямому указанию командующего 17-й немецкой армией генерал-полковника Руофа. Казнями руководили шеф гестапо Кристман, его заместитель капитан Рабе, а убивали, вешали, травили людей в душегубке офицеры гестапо Пашен, Босс, Ганн, Сарго, Мюнстер, Мейер, Сальте, Винц, гестаповские врачи Герц и Шустер, содействовали этому переводчики Эйкс и Шертерлан.
Активными помощниками палачей были изменники Родины В. Тищенко, Н. Пушкарев, И. Речкалов, Г. Мисан, М. Ластовина, Г. Тучков, Ю. Напцок, И. Котомцев, В. Павлов, И. Парамонов, И. Кладов, служившие в фашистском карательном органе — «Зондеркоманде СС-10-А».
Процесс начался 14 июля 1943 года в городском кинотеатре «Великан». В зал ввели 11 подсудимых — изменников, подручных фашистских палачей.
Из показаний Тищенко: «…в августе 1942 года я добровольно поступил на службу в немецкую полицию. А затем в порядке поощрения был переведен сначала на должность старшины «Зондеркоманды СС-10-А», а потом следователя гестапо…»
Одновременно он являлся действующим агентом гестапо. Идя по этим должностным ступенькам, Тищенко часто с другими нацистами выезжал на облавы и аресты советских активистов. На следствии чаще орудовал плетью, чем ручкой и словом, подвергая жертв изощренным пыткам: выворачивал им руки, колол булавками, выдергивал волосы и ногти, принимал участие в казнях, вталкивая сопротивляющихся наших граждан в душегубки.
Об одной посадке он рассказал следующее:
«Однажды в душегубку загнали 67 человек взрослых и 18 детей от одного года до пяти… В машину сначала посадили женщин, а потом, как поленья дров, начали бросать в них детей. Если какая из матерей защищала ребенка, ее тут же избивали до полусмерти. Один мальчик, когда его втаскивали в душегубку, укусил гестаповца за руку. Другой фашист убил этого мальчика, ударив его прикладом по голове».
Кроме того, он признался, что офицеры-гестаповцы Кристман, Рабе, Сальге, Сарго и другие насиловали арестованных женщин.
Из показаний Пушкарева: «Я старался всячески выслужиться перед немецкими офицерами, чтобы они ко мне хорошо относились. Поэтому они назначили меня на должность командира отделения «Зондеркоманды СС-10-А».
Потом началась серия признаний…
Участвовал в расстреле 20 жителей Анапы, которых загнали в яму и расстреляли в упор из автоматов, и в удушении 11 детей в душегубке. После пыток людей выносили или выволакивали с обезображенными лицами, синяками, кровоподтеками, переломанными конечностями. В декабре 1942 года при побеге одной женщины он отдал команду стрелять в нее, а когда его подчиненный замешкался, выхватил у того винтовку и сам убил женщину.
Далее Пушкарев рассказал, как однажды подвыпивший следователь гестапо Винц проболтался о секретном приказе генерала Руофа, в котором предписывалось при отступлении из Краснодара разрушить город, истребить как можно больше граждан, остальных угнать с собой. Успешное наступление войск Северо-Кавказского фронта помешало гитлеровцам в полной мере осуществить этот преступный замысел.
Речкалов. В прошлом — растратчик и вор, дважды судимый и условно досрочно освобожденный, он признался, что, уклонившись от мобилизации в Красную Армию, в августе 1942 года добровольно поступил в немецкую полицию. Вскоре за ревностное служение гитлеровцам был переведен в «Зондеркоманду СС-10-А», где участвовал в облавах, арестах, допросах и расстрелах мирных жителей.
На вопрос председательствующего суда, почему он пошел на службу к немцам, Речкалов цинично ответил: «Искал работу полегче, а заработок побольше…»
Из показаний Мисана: «В августе 1942 года добровольно поступил на службу в немецкую полицию, а через 12 дней меня перевели в «Зондеркоманду СС-10-А». Нес охрану арестованных, неоднократно принимал участие в насильственной погрузке смертников в душегубку. Лично расстрелял местного гражданина Губского…»
Потом он стал агентом гестапо — входил в доверие к патриотам, выдавал их немцам, участвовал в арестах и расстрелах горожан.
Котомцев. Осужденный до войны за хулиганство на два года лишения свободы, бывший военнослужащий Красной Армии, он добровольно в сентябре 1942 года сдался в плен, совершив тем самым измену Родине. Поступил в полицию, а потом был принят в «Зондеркоманду СС-10-А», в составе которой активно уничтожал советских людей. Принимал участие в трех карательных экспедициях против партизан. За связь с партизанами в станице Крымской участвовал в казни через повешение 16 советских патриотов.
Листовин. В прошлом кулак, перед войной поселился в Краснодаре и стал дожидаться прихода немцев, устроившись в Березанскую лечебницу. В декабре 1942 года принимал личное участие в расстреле 60 больных граждан. Он служил у гитлеровцев палачом — расстреливал лично земляков-кубанцев, ставя их на краю выкопанных ими ям. Стрелял по 4–5 человек. Таким образом, он уничтожил более сотни сограждан.
Напцок. Тайный агент гестапо. Добровольно поступил в полицию, а затем был принят в «Зондеркоманду СС-10-А». Выслеживал патриотов, выезжал на карательные экспедиции против партизан. По его наводке на хуторе
Курундупе были повешены несколько советских патриотов.
Почти та же картина предательства и злодеяний вырисовалась в показаниях Кладова, Тучкова, Павлова и Парамонова.
После слов перепуганных иуд настал черед очевидцев злодеяний подсудимых. Заговорили свидетели.
Из показаний Климовой: «Женщин, сидевших в нашей камере, приводили после допроса в таком состоянии, что их невозможно было узнать. Врезался в память страшный рассказ одной девушки, возвратившейся с допроса. Немецкие офицеры приказали раздеть ее и обнаженную привязать к столу. Завели патефон и, пока он играл, девушку били плетьми. Потом начался допрос. Поскольку она ни в чем не признавалась, палачи снова заводили патефон и снова жестоко избивали ее. Так продолжалось несколько часов…»
Головатый. У него был сын 17 лет, комсомолец. Его арестовало гестапо. С тех пор он не видел его. Лишь после того как оккупантов изгнали из Краснодара, отец нашел в противотанковом рву изуродованный до неузнаваемости труп сына. На голове кожа у него была вздернута ото лба к затылку вместе с волосами. «Волосы у него были густые, пышные», — тихо сказал свидетель и заплакал.
Корольчук и Талащенко. Они жили недалеко от свалки убитых. Душегубка ходила ко рву мимо окон их дома. Однажды машина застряла в грязи. Тогда фашисты и их прихвостни, сопровождавшие машину верхом на лошадях, стали выгружать трупы из машины на подводы и отвозить в ров.
Из показаний протоиерея Георгиевской церкви города Краснодара Ильяшева: «На второй день после бегства немцев из Краснодара меня пригласили совершить погребальный обряд в семью фотографа Луганского. Только что привезли труп их единственного сына, убитого фашистами. Я не мог совершить обряд, слезы безудержно катились из глаз. Думалось о русских людях, безвинно погибших на своей родной земле от рук немецких извергов… Я свидетельствую перед миром, перед всем русским народом, что это дикие звери, и нет у меня слов, которые бы выразили всю ненависть и проклятие этим извергам».
Из показаний врача Краснодарской городской больницы свидетеля Козельского: «22 августа 1942 года в больницу прибыл немецкий врач — гестаповский палач Герц. Он поинтересовался, сколько больных и кто они. Потом он собрал в кабинете врача всех служащих больницы, снял с пояса револьвер, положил на стол и на ломаном русском языке спросил: «Коммунисты, комсомольцы, евреи есть?» Услышав, что среди врачей коммунистов и евреев нет, Герц продолжил: «Я немецкий офицер, мне приказано изъять отсюда больных. Немецкое командование приказало, чтобы больных во время войны не было. Все. Я приступаю к делу».
Всех больных партиями вывозили душегубкой и вываливали уже их трупы в противотанковый ров за городом.
Из показаний работницы краевой детской больницы Иноземцевой: «В больнице на излечении находились 42 ребенка. 13 сентября 1942 года в больницу приехала группа немецких офицеров: Эрих Мейер, Якоб Эйкс и другие. Они остались на несколько дней в больнице, шныряли по палатам, следили за детьми и медицинским персоналом. 23 сентября, выйдя на дежурство, я увидела во дворе большую темно-серую автомашину, внешним видом напоминавшую товарный вагон. Высокий немец спросил, сколько детей находится в больнице и кто они по национальности. Это был офицер гестапо Герц.
Приехавшие вместе с ним солдаты по его приказу начали грузить детей в автомашину. Одевать их не разрешали, хотя и сказали служащим больницы, что везут детей в Ставрополь.
Дети были только в трусиках и майках. Они сопротивлялись, молили о помощи, о защите, цеплялись ручонками за санитаров и врачей. Фашист Герц улыбался им, забавно шевеля усами. А потом дверь душегубки захлопнулась, заработал мотор…
Никогда не забуду, как маленькие дети, среди них были и годовалые, плакали, кричали, инстинктивно чувствуя, что над ними затевают что-то недоброе, страшное».
После изгнания немцев из Краснодара были вскрыты места погребения детей. Оно представляло собой месиво из детских трупиков в майках и трусиках, на которых были штампы краевой детской больницы.
Из показаний свидетельницы Гажак, жившей поблизости со зданием, в котором размещалось гестапо: «Я много раз слышала женские крики и детский плач. Они раздавались из подвала. Часто заключенные слабым голосом просили: «Дайте хоть глоток воды». Когда часовой отвлекался, мне удавалось сунуть в окно через решетку кружку с водой или корку хлеба, и тогда я слышала взволнованные детские голоса: «Не пей, не пей. Оставь мне хоть немножко». Через забор я видела, как сажали заключенных в душегубку. Я видела, как пятилетняя девочка, не понимая, что происходит, кричала матери, которую фашисты волокли к зловещей машине: «Мамочка, я поеду с тобой!» Тогда один из немецких офицеров вытащил из кармана какой-то тюбик и смазал ей губы его содержимым, оказавшимся ядовитым веществом. Девочка затихла, и ее бросили в кузов душегубки».
После показаний свидетелей слово было предоставлено для оглашения заключения судебно-медицинской экспертизы. Для оценки того, что натворили оккупанты, достаточно привести несколько только фраз из этого заключения: «Трупы располагались в ямах, представляя клубки человеческих тел… Судебно-медицинские, судебно-химические и спектроскопические исследования с бесспорностью установили, что причиной смерти в 523 случаях было отравление окисью углерода, а в 100 случаях — огнестрельные ранения головы и грудной клетки».
На основании Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года военный трибунал приговорил Тищенко, Речкалова, Пушкарева, Напцока, Мисана, Котомцева, Кладова и Листовину к смертной казни через повешение, а Парамонова, Тучкова и Павлова — к каторжным работам сроком на 20 лет каждого.
Знаменательно было то, что именно в этот день было подписано Постановление СНК СССР № 415–138 сс о создании Главного управления контрразведки СМЕРШ НКО СССР.
В газете «Правда» от 19.07.1943 появилась короткая заметка: «На городской площади Краснодара 18 июля приведен в исполнение приговор над восемью иудами-предателями, пособниками гитлеровских разбойников, Свою позорную жизнь злодеи закончили позорной смертью.
Не уйдут от суровой расплаты и их подлые хозяева, гитлеровские палачи. Суровое советское возмездие настигнет всех фашистских зверей, мучителей русского, украинского, белорусского и других народов Советского Союза!»
С этой знаменательной даты начался путь легендарного СМЕРШа, завоевавшего право считаться лучшей военной контрразведкой в мире того времени, вчистую разгромившего спецслужбы Третьего рейха — от абвера идо РСХА…

«Переиграть» сотрудников СМЕРШа удалось лишь Джеймсу Бонду, да и то только в кино.
Но СМЕРШу осталось тоже недолго жить. В 1946 году он прекратил свое существование. Как сказал кто-то из великих людей, иногда настоящая схватка начинается на пьедестале почета. Если вы проживете достаточно долго, вы увидите, что каждая победа оборачивается поражением. В 1951 году был арестован бессменный руководитель СМЕРШа генерал-полковник B.C. Абакумов, а в 1954 году незаконно расстрелян. Второе поражение победители ощутили в августе 1991 и октябре 1993 годов, когда не стало страны-победительницы.

 

Резидент ошибся
Участник Великой Отечественной войны, сотрудник СМЕРШа майор в отставке Федор Гасилов вспомнил один из эпизодов своей оперативной работы по розыску вражеской агентуры среди местного населения.
«С первых дней войны и до полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады я служил в особых отделах частей Ленинградского фронта…
В феврале 1944 года, когда наши войска освобождали Ленинградскую область от фашистских оккупантов, я работал старшим следователем в особом отделе 67-й армии. Именно тогда мне удалось разоблачить резидентуру абвера, оставленную в районе Сиверской, где располагался аэродром авиации нашей армии…»
В производстве военного контрразведчика Гасилова находилось в то время несколько дел на немецких пособников — старост, полицаев и других предателей. Руководство и приказы требовали работать и с другими категориями подозрительных лиц и свидетелями недавних событий. Один из местных жителей поселка Сиверская по фамилии Спирин в беседе с чекистом признался, что в декабре 1944 года он был завербован немецким офицером для выявления партизан и их связей среди местного населения.
— Кому вы должны были передавать собранную информацию? — вполне логично спросил старший следователь.
— Когда немцы покидали Сиверскую, офицер передал меня Пинкину, проживающему в совхозе «Белогорка», — спокойно ответил несостоявшийся агент.
— Какое вы получили задание от гитлеровца?
— Наблюдать за передвижением наступающих советских войск.
— Что можете сказать о Пинкине? — поинтересовался Гасилов.
— Пинкин по профессии портной, живет в собственном доме. Во время оккупации у него квартировали германские офицеры из местной комендатуры. С одним из них сожительствовала дочь Пинкина, которую немец увез с собой при отступлении. Сам Пинкин тоже собирался уехать с немцами, как говорится, «в тыловом обозе».
Гасилов поинтересовался, были ли у Пинкина друзья, знакомые, родственники, которые могли помогать ему, на что Спирин заметил, что, по его мнению, в поселке наверняка остались люди, связанные с ним, которые могут выполнять такие же задания, какое немцы поставили
и ему. Он стал перечислять эти связи Пинкина…


***
Прошло несколько дней, и старший следователь СМЕРШа по своим делам отправился в Сиверскую. Дело было обычное — допросить свидетеля о преступной деятельности одного немецкого пособника. Местный житель оказался разговорчивый, охотно отвечал на вопросы военного контрразведчика.
— Скажите, а как вели себя другие местные жители по отношению к немцам? — спросил Гасилов.
— По-разному, — последовал ответ, — многие тихо себя вели. Смелые граждане ушли в партизаны. А вот у Пинкиных в доме жили немцы. Поэтому его дом и самого его не тронули.
— А Пинкин, наверное, уехал с фрицами?
— Нет, он здесь, — неожиданно, на радость чекиста, ответил допрашиваемый. — Ему фашисты и лошадку подарили — до этого был безлошадным, строчил только на своем «Зингере». Соседей обшивал.
«Неужели резидент ошибся? — подумал Гасилов. —
Что же делать? Как мне его задержать и доставить в отдел?»
И контрразведчик придумал. Он решил встретиться с Пинкиным, отрекомендовавши себя начальником обоз-но-вещевого снаряжения одной из летных частей, ищущим портного для нужд части…
Вскоре Гасилов был уже в доме предателя. Познакомились по легенде.
— Вы, говорят, портной?
— Да! А что?
— Мне нужно обшить обносившихся за годы блокады в Ленинграде наших летчиков — не могли бы помочь? Дело за оплатой не станет.
Жене немецкого пособника предложение советского офицера понравилось, и она стала уговаривать мужа согласиться на такую «наваристую работу».
— Я взят на учет в военкомате, — «откровенничал» предатель, — готов идти на фронт защищать Родину, чтобы добить немецкую гадину. Сколько горя она принесла нашим людям.
«Пой, пой, петушок, скоро и ты попадешь в мешок, — в рифму подумал Федор. — Его как-то надо вытащить из берлоги, но как? Он очень осторожен. Прекрасно понимает, что сильно наследил».
Мысль лихорадочно кружила, работая на холостых оборотах, и вдруг достойная идея пришла в конце беседы.
— А где размещается ваш военкомат? — спросил контрразведчик.
— Недалече… да тут рядом.
— Ну, вот, давайте завтра там и встретимся.
— Лады, — ответил ничего не подозревавший немецкий резидент.
На этом «тепло» распрощались. Пинкина грели мысли мыслями о хорошем приработке, а Гасилов отправился в военкомат, чтобы договориться с его начальником о действиях против «призывника».
Гостиниц в городке не было, пришлось заночевать у своего коллеги — оперативного уполномоченного военной контрразведки, обслуживавшего подразделения Сиверского аэродрома.
Спать, правда, не пришлось. Это была ночь кошмара для охотника за резидентом. Всякие мысли лезли в голову — одна страшней другой.
«А вдруг предатель догадался, что я его пасу, — размышлял про себя Федор, заложив руки за голову и вперив глаза в низкий потолок. — Не должен, повода никакого ему не давал. Говорил с ним мягко. Главное, заинтересовал в барыше. Неужели резидент ошибся?..»
Наутро, чуть свет забрезжил в небольшом оконце, Гасилов поспешил к военкому. По его приказу представитель военкомата стал заполнять бумагу о передаче «призывника-портного» прибывшему офицеру-«покупателю». Через некоторое время Федор заметил, как на санях-розвальнях во двор военного учреждения въезжает Пинкин с супругой.
«Неплохо же ты, предатель, поработал на немцев, — подумал военный контрразведчик, — если они не только твой дом не тронули, но и лошадкой снабдили…»


***
— Процедура передачи и приема призывника, — рассказывал отставной майор, — была недолгой. Пинкин попрощался с женой, и мы пешком отправились по большаку, ведущему из Гатчины в Лугу. Настроение у меня было на уровне: мол, без особых затруднений прихватил резидента противника и веду его туда, где тому и положено быть. Однако через несколько минут произошло неожиданное событие. По моему сигналу остановился грузовик ЗИС-5, доверху загруженный ящиками. Я подсадил своего «подопечного», а сам попросил водителя остановиться у поворота на Толмачево. Но сесть в кузов не успел, едва стал ногой на заднее колесо, как шофер дал газ. Падая, я сильно ушибся. Поднявшись, что-то прокричал вслед удаляющемуся грузовику, но меня никто не услышал. Получалось, что мой резидент укатил на автомашине.
В дальнейшем Гасилов выяснил, почему же Пинкин не попытался остановить машину. Оказалось, что «условный арестант» сел спиной к заднему борту, через который Федор хотел взобраться в машину, и не заметил, что «тыловик» упал. Он был уверен, что сопровождающий забрался в кабину к водителю, и страшно удивился, когда машина остановилась у поворота на Толмачево, а его не было.
— На попутке я пустился вдогонку и увидел «беглеца» у поворота на Толмачево, — вспоминал Федор Гасилов. — Он стоял в растерянности и ждал меня. И опять я подумал, в который раз резидент ошибся.
Они доехали до Толмачево, где предателя поместили в камеру предварительного заключения. На другой день Пинкина под конвоем отправили в Гатчину, где старший следователь Федор Гасилов приступил к его допросам.
Задержанный, конечно же, был обескуражен. Он не мог прийти в себя из-за того, как его задержали.
На первом же допросе он признался, что действительно гитлеровцы оставили его в качестве резидента армейской разведки, передав четырех агентов, в том числе и Спирина. Проведенные очные ставки с ним и другими агентами подтвердили показания резидента. Подробно остановился Пинкин на полученном задании — сборе данных о перемещениях воинского контингента Красной Армии, типах базирующихся на аэродроме советских военных самолетов и сборе других секретных сведений.
С учетом важности дела завершить его Гасилову не удалось — дело передали в следственный отдел фронта.
За задержание и разоблачение фашистского резидента старшего следователя Федора Гасилова наградили орденом Красной Звезды.


***
Основа победы в розыске агентуры противника состояла в наступательном характере работы органов СМЕРШа во взаимодействии с территориальными органами госбезопасности. Это наиболее ярко проявилось в ходе контрразведывательных операций, получивших название «радиоигры», о которых написано уже немало хороших книг.
В ходе радиоигр помимо решения чисто контрразведывательных задач до немецкого командования доводилась дезинформация, специально подготовленная советским Генеральным штабом. Это помогало добиваться побед на фронтах с меньшими потерями.
В сентябре 1942 года на территорию Борисоглебского района Ярославской области немцы забросили двух агентов — «Карла» и «Дубеля». Они оказались патриотически настроенными гражданами, бывшими военнослужащими и явились с повинной в местные органы.
Следствие показало, что, находясь в плену, они окончили разведывательно-диверсионную школу и получили задание выявлять в Ярославле и его окружении наличие оборонительных объектов, аэродромов, воинских частей, характер грузов, следующих по железной дороге, объем выпускаемой продукции промышленными предприятиями города и области. В последующем они использовались территориальными органами совместно с оперативным составом военной контрразведки СМЕРШ в операциях по дезинформации противника и выводу на нашу территорию еще нескольких агентов немецкой разведки.
Успешно решать контрразведывательные задачи помогало население и бойцы истребительных батальонов, созданных из числа местных жителей.
Так, во время приземления на парашютах немецкие агенты Родионов, Шушпанов и Самбуров были замечены колхозниками, которые сразу же сообщили о них в органы НКГБ. В сентябре 1942 года под населенным пунктом Кукобоем учительница Нина Кордюкова обнаружила шпионское снаряжение, а днем позже с помощью колхозников чекисты задержали двух военных, оказавшихся вражескими диверсантами.
В сентябре 1943 года колхозница Прасковья Цветко-ва в Пошехонском районе, проявив выдержку и находчивость, помогла задержать двух немецких агентов — Качусова и Никитина.
Следует заметить, что на основе всех сведений, полученных органами СМЕРШа от зафронтовой агентуры, опроса арестованных, просмотра трофейных документов и иных данных, составлялись обобщенные списки вражеских агентов. Все они объявлялись во всесоюзный розыск.
За годы войны с 1941 по 1945 год в розыске находилось около 30 ООО военных преступников.
Как уже говорилось, одной из важных задач органов госбезопасности в годы войны было выявление работавших на захваченных территориях официальных сотрудников и агентов немецких специальных органов, а также лиц, сотрудничавших с врагом.
Так, к маю 1943 года только в Калининской области местными органами ГБ совместно с сотрудниками СМЕРШа было выявлено и разоблачено около 600 немецких агентов и вражеских пособников…

 

Цифра-разоблачитель
Участник Великой Отечественной войны генерал-майор в отставке Леонид Георгиевич Иванов, ветеран военной контрразведки и легендарного СМЕРШа, член Совета ветеранов Департамента военной контрразведки ФСБ РФ, как-то на встрече с коллегами поделился одной фронтовой историей.
Это произошло в ходе проведения разыскной работы.
Начиная с 1943 года абвер несколько изменил тактику заброски своей агентуры. Если раньше он практиковал пешие переходы через линию фронта, то именно с этого временного рубежа стал активно перебрасывать свою агентуру на нашу территорию, в тылы Красной Армии, воздушным путем.
«Помню, — рассказывал Леонид Георгиевич, — на 3-м Украинском фронте, в состав которого входила наша 5-я армия, на территории Молдавии, в районе Тирасполя, мы получили сигнал от одного пастуха. Он поведал о том, что в прифронтовой полосе в районе Фрунзенское слышал в ночное время гул самолета и наблюдал, как приземлялись несколько парашютистов…»
Такой информации руководство военной контрразведки фронта придало самое серьезное внимание. Надо отметить, что в это время войска готовились к Ясско-Кишиневской наступательной операции, и заброска группы немецких парашютистов вызвала, естественно, у командования тревогу.
руководством УКР СМЕРШ НКО 3-го Украинского фронта, в частности его начальником — генерал-майором Ивашутиным, было поручено Леониду Георгиевичу Иванову возглавить работу по поиску и задержанию парашютистов. Вся эта деятельность проводилась по линии и силами отдела контрразведки 5-й армии.
«Все хорошо — будем искать, — рассуждал руководитель поиска. — А если пастух этот говорит неправду? В таком случае мы зря тратим время и силы. Но если мы не отреагируем, то упустим немецких шпионов».
Иванову несколько раз пришлось разговаривать с пастухом.
На последней встрече оперативный работник строго спросил:
— Вы не ошиблись?
— Нет, товарищ начальник, — последовал ответ.
— Так вам можно верить?
— Да! Клянусь — говорю правду!
Только после этого группа разыскников выехала в район предполагаемой высадки, чтобы, как говорится, на месте искать вражеских парашютистов. Группа состояла из опытных армейских контрразведчиков, хорошо знавших повадки и действия таких непрошеных гостей, которые, как правило, закапывали свои парашюты на склоне оврагов или прятали в густых кустарниках. Стали тщательно осматривать местность. Особое внимание офицеры обращали на овраги, свежие земляные бугорки, взрыхленную почву, примятую траву возле кустов.
Вскоре на одном из склонов оврага контрразведчикам удалось обнаружить закопанными пять парашютов.
А дальше встал вопрос: как и где искать? Примет особых нет, следов тоже не видно. Решили сотрудники СМЕРШа разделиться и создать четыре оперативные поисковые подгруппы, которые были направлены на четыре стороны. Каждой подгруппе, возглавляемой офицером военной контрразведки, Ивановым была поставлена задача: опрашивать местных жителей, не видели ли они посторонних, которые своим поведением вызвали бы подозрение, и выявлять следы возможного пребывания парашютистов во время привалов.
На второй день поиска одной из подгрупп удалось получить первичную информацию от косаря о подозрительном поведении двух человек в красноармейской форме.
А чем они вам не понравились? — спросил военный контрразведчик, возглавлявший группу.
— Я спросил у них, откуда они идут? Они ответили, что из Глинного, но указали другое направление. Село Глинное находится в противоположной стороне, — бойко ответил косарь.
— Что еще они говорили?
— Ничего, больше молчали, только вот угостили сигаретой. Я давно таких «вкусных» не курил.
И вот тут руководителю группы стало ясно, что сигарета, возможно, импортная, в условиях военного времени была роскошью — элементарной махорки, и той не хватало.
— Не могли ли вы припомнить какие-то приметы, особенности в их облике? — неожиданно спросил офицер.
— Красноармейцы как красноармейцы… Подождите, подождите… На вещмешке одного из бойцов написано чернильным карандашом «23», — пояснил бдительный косарь.
Так родилась основа дальнейшего розыска агентов-парашютистов. Со слов фронтовиков, на войне был такой порядок, получая вещевой мешок, каждый красноармеец надписывал на нем либо свою фамилию, либо ставил какую-либо цифру. Это помогало не перепутать свой вещмешок с чужим.

Теперь перед сотрудниками СМЕРШа встал очередной вопрос розыска — по числу «23». В первую очередь решили проверить запасные полки, которые были созданы при каждой армии. Туда поступали солдаты по мобилизации, из госпиталей после ранений и болезней, вышедшие из окружения и проверенные военной контрразведкой, призванные на освобожденной от оккупантов территории и прочие. Их по соответствующим программам определенное время обучали военному делу, а потом маршевыми ротами отправляли в действующие полки и дивизии.
В ходе активных разыскных мероприятий в 194-м запасном полку 54-й армии был обнаружен вещмешок, помеченный числом «23».
При проверке красноармейской книжки его хозяина было установлено, что скрепки изготовлены из нержавеющей стали. Этот признак, широко входивший в практику опознания вражеских агентов, усилил подозрения. Вскоре парашютиста задержали.
— Как вы оказались в этой части? — спросил оперативный работник.
— После выписки из военного госпиталя в Тамбове, — довольно-таки смело ответил солдат. — Я находился там после осколочного ранения в ногу.
— Покажите ранение.
Солдат оголил голень, на которой действительно был розоватый шрам, свидетельство недавнего ранения.
— Что собой представляет здание госпиталя? — опять поинтересовался офицер.
Задержанный военнослужащий четко обрисовал контуры здания.
— На каком этаже вы лежали? Какой номер вашей палаты? Кто был лечащий врач? Назовите имя вашей медсестры? — не унимался смершевец.
На все каверзные, как казалось, вопросы солдат бойко ответил чекисту.
Срочно запросили по ВЧ сведения из Тамбова. Как и ожидалось, все рассказанное «раненым красноармейцем» было неправдой, хотя он продолжал настаивать, что лечился в госпитале и никакой он не агент-парашютист.
И только после того, как был привезен свидетель — косарь и проведена очная ставка, он признался, что является агентом гитлеровской разведки. Тут же дал подробные показания на четырех остальных шпионов (установочные данные, приметы, звания и прочее).
В течение нескольких дней все остальные агенты были задержаны и разоблачены. Один из них, «капитан», успел получить направление в отделе кадров армии в оперативный отдел штаба 32-го стрелкового корпуса!
По пути в штаб он был «снят» с кузова грузовика. Двое остальных оказались диверсантами и имели задание взорвать важный железнодорожный мост в районе Балты. Они попали в засаду, устроенную возле моста. У агентов-парашютистов были изъяты магнитные мины большой разрушительной силы, оружие, радиопередатчики, большое количество советских денег.
Таким образом, за одну неделю была ликвидирована опасная, хорошо подготовленная группа агентов и диверсантов.
Участники операции — сотрудники СМЕРШа, участвовавшие в розыске, были представлены к правительственным наградам. Добрым словом вспоминали косаря, запомнившего число на вещмешке одного из парашютистов.

 

Палачи — Еккельн и Арайс
Органы военной контрразведки с первых дней войны не только внимательно следили за деятельностью прибалтийских националистов, вставших сразу же после оккупации Латвии на путь вооруженной борьбы против Советской власти, Красной Армии и евреев, но и всячески противодействовали вместе с партизанами их преступным поползновениям. Красно-бело-красные знамена и такой же расцветки нарукавные повязки латышских легионеров мелькали в карательных операциях на территории Прибалтики, Белоруссии и Украины.
По данным российских архивов, против советских партизан, мирных граждан, военнопленных Красной Армии действовало 27 латвийских батальонов. В Румбульском лесу руками карателей-латышей были уничтожены около 38 тысяч человек. Латвийские легионеры действовали не только в Латвии. Так, в 1942 году карателями 2-й латвийской бригады СС были сожжены деревня Федоровка Чудского района Новгородской области и село Осино. Ими же проводились массовые поджоги и расстрелы в населенных пунктах Лубницы, Осец, Кречно в 60 км северо-западнее Новгорода, а также в лагере для военнопленных в Красном Селе под Ленинградом. В массовых расстрелах и поджогах участвовал личный состав 19-й латышской дивизии СС, которым за период с 18 декабря 1943 года по 2 апреля 1944 года было уничтожено 23 деревни и расстреляно более 1300 человек. На Украине каратели 22-го Даугавпипсского полицейского батальона безжалостно действовали в районах Житомира и Луцка; 23-го Гауйского полицейского батальона — в районах Днепропетровска и Керчи; 25-го Аравского — в районах Коростеня и Овруча, а 28-го Бартского — в районе Кривого Рога.
Еще до образования эсэсовских частей в Латвии в 1941 году солдаты 21-го латышского полицейского батальона расстреливали лиепайских евреев в Шкедских дюнах, а каратели из 18-го латышского полицейского батальона «прославились» массовыми казнями евреев в городе Слоним на территории Белоруссии.
Оставили свои следы латышские легионеры и в Польше. По данным немецкого генерала Штропа, они участвовали в операции по уничтожению Варшавского гетто в 1942–1943 годах.
Уже через несколько дней после начала Великой Отечественной войны, а именно 26 июня 1941 года, руководитель СД и Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрер СС и генерал полиции Рейнхард Гейдрих направил всем командирам «айнзатцгрупп» директиву. В ней предписывалось «не препятствовать устремлениям по самоочищению со стороны антикоммунистических и антиеврейских кругов на оккупированных территориях».
Пресса тут же поддержала «великое начинание арийцев». Латышская газета «Тевия» от 11 июля 1941 года писала: «Еврейские грехи очень тяжелы: они хотели уничтожить нашу нацию, и поэтому они должны погибнуть как культурная нация».
Тот, кто писал эти строки, наверное, хорошо знал взгляды Гитлера по этому вопросу, сказавшего однажды, что «чем решительнее будет расправа с евреями, тем быстрее будет устранена опасность большевизма. Еврей — это катализатор, воспламеняющий горючие вещества. Народ, среди которого нет евреев, вернется к естественному миропорядку…»
Вскоре появляются «лесные братья» — отряды самообороны, а 10 февраля 1943 года, когда фашистам стало невмоготу от второй подряд холодной зимы и проигранных горячих сражений за Москву и Сталинград, фюpep подписывает приказ о создании Латышского добровольческого легиона СС.
Для оказания ему помощи в Ригу направляется в качестве руководителя рейхскомиссариата Остланд титулованный нацист обергруппенфюрер СС и генерал полиции Фридрих Еккельн, отличавшийся особой жестокостью.
Так, по собранным сотрудниками УКР СМЕРШ 2-го Прибалтийского фронта данным, к моменту вступления в Прибалтику советских войск в ней осталось лишь около 1,6 % довоенного еврейства, а к началу декабря 1941 года, согласно отчету СС — айнзацгруппы «А», в Латвии было уничтожено уже более 35 ООО евреев. А за всю войну из более чем 80 ООО латвийских евреев уцелело только 162 человека. Массовое этническое уничтожение проводилось как немецкой администрацией, так и ее сатрапами из местного населения.
Одним из местных палачей был некий Виктор Арайс — юрист по профессии, сколотивший так называемую свою полицейскую команду, помогавшую нацистам в борьбе с партизанами, евреями и просоветскими элементами.
К моменту вступления гитлеровцев в Ригу 1 июля 1941 года «команда Арайса» захватила оставленное здание управления НКВД и таким образом заявила о себе как о реальной силе. Немцы оценили «поступок» некогда лояльного советской власти юриста и реорганизовали его команду в «латышскую вспомогательную полицию безопасности». Оправдывая оказанное доверие, эта банда во главе с Арайсом 4 июля сожгла заживо в рижской Большой хоральной синагоге около полутысячи евреев.
Этот зверь во плоти убивал, вешал, насиловал. После расстрелов бандиты «премировались» вещами казненных, прочим местным жителям эти вещи запрещалось брать под угрозой расстрела. В некоторые дни, оказывая помощь фашистам, они расстреливали до 2000 человек, то есть практически на пределе физических возможностей палачей.
В уже упоминаемой рижской газете «Тевия» появилась статья под заголовком: «Борьба против жидовства», в которой говорилось: «Наконец пришло время, когда почти все нации Европы научились распознавать своего общего врага — жида. Почти все народы Европы начали войну против этого врага как на полях сражений, так и в деле внутреннего строительства. И для нас, латышей, пришел этот миг…»
Вскоре после этой публикации националисты из «команды Арайса», выслуживаясь перед немцами, 8 декабря 1941 года провели расстрел детей, находившихся в одной из местных больниц, под предлогом того, что большинство из них были евреями…
Следует заметить, что армейские чекисты не только устанавливали дислокацию разведывательных органов противника и их спецшкол, внедряя туда свою агентуру, но и собирали данные о злодеяниях германских оккупантов и местных фашистов.
Начальник Управления военной контрразведки СМЕРШ 2-го Прибалтийского фронта генерал-лейтенант Н.И. Железников лично инструктировал оперативный состав о необходимости проведения этой работы.
24 августа 1944 года он предложил подготовиться и провести операцию по захвату рижского разведывательного отдела северной армейской группировки противника «Абверштелле-Остланд». 13 октября эта операция была успешно осуществлена группой, возглавляемой капитаном СМЕРШа Михаилом Андреевичем Поспеловым. Подробности этой операции описаны в моей книге «СМЕРШ в бою».
В ходе захвата документации этого «осиного гнезда» удалось получить не только данные о вражеской агентуре на территории Риги и Латвии в целом, но и пролить свет на факты в организации террора и массовых убийств местного населения. Они легли в основу обвинения фашистских генералов на Рижском уголовном процессе в 1946 году.
***
Рейхскомиссару земель Остланд Еккельну принадлежали слова из изданного за его подписью приказа:
«…Пленных комиссаров после короткого допроса направлять мне для подробного допроса через начальника СД моего штаба. С женщинами-агентами или евреями, которые пошли на службу к Советам, обращаться надлежащим образом».
«Подробный допрос» и «обращение надлежащим образом» означало одно — истязания, пытки и в конечном счете расстрел или повешение. Кровавый список преступлений на советской земле Еккельн и его подручные открыли в начале декабря 1941 года в Румбульском лесу около Риги. Тогда при участии команды Арайса было уничтожено около 25 тысяч евреев.
В 1942 году Гиммлер вызвал Еккельна в Летцен (Восточная Пруссия) и потребовал от него активизировать работу в Саласпилсском концлагере, располагавшемся в 20 км от Риги.
— Надо очистить Прибалтику от низшей расы — литовцев. После окончательной победы национал-социализма необходимо будет германизировать тех латышей и эстонцев, которые хорошо проявят себя на работе в пользу Германии. Всех остальных использовать на работах в рейхе. Освободившееся пространство заполним немцами. Что касается русских — это отсталая, некультурная, нисколько не способная руководить большим государством низшая раса. От евреев надо очистить Прибалтику, уничтожив их всех до единого. В Сапаспилсский лагерь будем свозить выловленных евреев из европейских стран. Как вы думаете решить проблему их утилизации? — неожиданно спросил Гиммлер.
— Самый эффективный метод ликвидации человеческой массы — расстрел, а для острастки живых — повешение.
— А что намереваетесь делать с детьми? Я знаю, там у вас целый детский сад, — ощерился рейхсфюрер СС.
— Да, детей много, мы их отделяем от матерей, и они живут в отдельном бараке… Тесноты не будет, — цинично улыбнулся Фридрих.
— Желаю удачи, действуйте, — завершил шеф СС. — Не забывайте о партизанах. Их надо полностью вытравить из лесов. Хайль Гитлер!
И уже в феврале — апреле 1943 года Еккельн руководил проведением крупной карательной антипартизанской операции «Зимнее волшебство» на севере Белоруссии. В ходе этого кровавого действа латышские, литовские и украинские коллаборационисты расстреляли и сожгли несколько тысяч мирных жителей и более десяти тысяч были вывезены на работу в Германию.
Саласпилсский лагерь площадью около тридцати гектаров был обнесен тремя рядами колючей проволоки. Узники размещались в бараках по 400–500 человек. Существовали детские бараки, в том числе для грудных, санитарный барак, где умерщвляли больных и раненых.
Дело в том, что, когда изможденные люди с больными и замученными детьми прибывали в лагерь, ребят тут же забирали у матерей и поселяли их в детский барак, предварительно заставляли помыться холодной водой. Естественно, тут же начинали свирепствовать простудные заболевания. В бараках было холодно. Никакой медицинской помощи не оказывалось, поэтому дети находились в состоянии маленьких животных, лишенных даже примитивного ухода. Немецкая охрана ежедневно выносила в корзинах трупики детей, погибших мучительной смертью. Их сбрасывали в выгребные ямы, сжигали на кострах или закапывали в лесу близ концлагеря.
Однако каждый день в барак приходили нацистские врачи и отбирали молодую кровь у несчастных ребят для подпитки «живительным эликсиром» солдат вермахта. Тут же с ними проводили разного рода биологические «лечебные» эксперименты.
В Саласпилсском лагере было уничтожено более 100 000 человек, в том числе фашисты и их латышские приспешники замордовали около 35 000 ни в чем не повинных детей разных национальностей.


***
Банда Арайса разрасталась. Вскоре она была поделена на роты. Немцы теперь стали разрешать им выезжать «на гастроли» с карательными акциями в Белоруссию и Россию. От рук арайсовцев в общей сложности погибло около 26 ООО евреев. «Заслуги» Арайса по достоинству оценил Берлин. В 1942 году Гиммлер присвоил ему звание штурмбаннфюрера СС, а в июле 1943 года он был награжден крестом «За боевые заслуги» с мечами, ни разу не побывав на фронте. Вояжи команды Арайса в восточные земли Польши и северо-западные районы Белоруссии и России сопровождались трупами расстрелянных, повешенных, изнасилованных, сожженных в домах и живьем закопанных местных граждан. В одном из белорусских сел Арайс, ворвавшись в избу, заметил плачущего младенца. Он выдернул его из колыбели и, схватив его ножки, разорвал пополам…
Даже нацисты уступали в жестокости банде Арайса. Среди своих земляков он тоже отметился казнями отлавливаемых дезертиров и уклонистов. Бандиты бахвалились: «Там, где команда Арайса побывала, трава не растет». Сотрудник команды Арайса — Эриньш кичился тем, что лично расстрелял 2500 человек.
Вечером 30 ноября 1943 года они вместе с сотрудниками полиции охраны и порядка немецких войск СС посетили еврейское гетто. Они врывались в квартиры, стаскивали людей с кроватей и тут же расстреливали, детей кололи штыками. Всего за «ночь острых штыков» было убито более 700 человек.
Интересная деталь — никто, и даже из членов команды Арайса или сотрудников полиции и порядка, не имел права без разрешения коменданта посещать гетто. Квартиры убитых евреев стояли открытыми с мебелью, бельем и одеждой. Несмотря на запрещение, латышские легионеры и арайсовцы ночами неоднократно пробирались сквозь проволочные заграждения и грабили квартиры. Иногда дело доходило до вооруженных конфликтов между немецкими часовыми и грабителями. Скоро жены полицейских стали ходить по улицам Риги в чужой одежде.
Часть награбленного имущества, которым брезговали немцы, свозилась на сборный пункт — во дворец бывшего латвийского президента доктора Карлиса Ульманиса, где оно охранялось латышскими полицейскими как фондовый материал.
***
Большинство из этих материалов были получены военными контрразведчиками УКР СМЕРШ 2-го Прибалтийского фронта, руководимого генерал-лейтенантом Железниковым, ставшим через двадцать лет моим начальником факультета в Высшей школе КГБ при СМ СССР.

Что же дополнительно собрали армейские чекисты?
Были систематизированы способы убийства в Саласпилсском концлагере — страшные и мучительные:
— нанесение смертельных травм тупыми твердыми предметами;
— голод и инфекционные заболевания;
— отравление больных детей и взрослых мышьяком;
— впрыскивание различных веществ — в основном детям;
— доведение до шокового состояния в ходе проведения операций без обезболивания, в том числе ампутации конечностей;
— частое выкачивание у детей крови вплоть до наступления смерти;
— применение огнестрельного оружия и массовые расстрелы;
— пытки;
— смерть от рваных ран, нанесенных собаками охраны, которых натравливали на узников;
— тяжелый бесполезный труд, в виде переноса земли с места на место, сопровождаемый побоями;
— изнуряющий физический труд, дополнительно сопровождаемый взятием крови, доводимый до обморока;
— казнь через повешение;
— смерть в душегубках — специальных газовых камерах, установленных в автомашинах;
— закапывание заживо в землю;
— убийство путем раздробления голов прикладами — способ, прямо предписанный инструкцией по лагерю для убийства детей «в целях экономии боеприпасов»;
— с матерями-узницами в лагере дети находились недолго. Немцы выгоняли всех из бараков и отбирали детей. От горя некоторые матери сходили с ума. Детей в возрасте до шести лет собирали в отдельном бараке, где не заботились о лечении заболевших корью, а усугубляли болезнь купанием, после чего дети умирали за 2–3 дня.
Победу в Риге и Латвии принесли воины 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов. Собранные военными контрразведчиками — как оперативниками, так и следователями СМЕРШа фронтов — сведения о злодеяниях немецких и латышских фашистов в Латвии легли на стол военного трибунала Прибалтийского военного округа.
Согласно «Акту об истреблении детей в Саласпилсском лагере» от 5 мая 1945 года, среди методов «трудового воспитания» практиковалось наказание ударами дубинками по спине: «За удовлетворительную работу раз в неделю наказывали десятью ударами по голой спине, за плохую — десятью ударами ежедневно. Оценка «очень плохо» означала смерть через повешение.
Пока люди не были слишком истощены, редко бывали даже телесные наказания. Понемногу положение менялось. Тяжелая работа, сильные морозы, плохая одежда, голод брали свое. Скоро многие заключенные едва держались на ногах, шли на работу, шатаясь.
Вытаскивая бревна из воды, люди падали и там же оставались. Их безжалостно пристреливали.
Комендант лагеря Краузе занимался следующими развлечениями: когда у него было плохое настроение, он садился на окно своего кабинета и стрелял в проходивших заключенных. Так в 1944 году им были застрелены заключенная Реут и многие другие, в том числе Тоня Федорова из Москвы…»
В лагере смерти Саласпилс только в период с 18 мая 1942 года по 19 мая 1943 года мученической смертью погибли около трех тысяч детей в возрасте до пяти лет. Тела их были сожжены и захоронены на старом гарнизонном кладбище недалеко от лагеря. Большинство детей подвергались выкачиванию крови.
На судебном следствии Еккельн, давая показания, признал: «В Саласпилсский концлагерь прибывало по два-три эшелона с евреями каждую неделю. По мере поступления эти партии ликвидировались. Так беспрерывно продолжалось с декабря 1941-го по середину 1942 года. В каждом эшелоне насчитывалось не менее тысячи человек. Я предполагаю, что всего нами было расстреляно до восьмидесяти семи тысяч евреев, прибывших в Саласпилсский лагерь из других стран».
В начале 1946 года военный трибунал Прибалтийского военного округа рассмотрел дело 7 представителей немецких вооруженных сил — генералов Еккельна, Руфа, фон Монтетона, Киппера, Вертера, Павела и полковника Бекинга. За совершенные злодеяния против человечности, глумление над мирным населением и особую жестокость суд всех семерых фашистов приговорил к высшей мере наказания — повешению. Рижские газеты того времени опубликовали, что 3 февраля 1946 года приговор был приведен в исполнение.
Что же касается судьбы другого палача — Арайса, то он еще до момента капитуляции Германии сумел пробраться в американскую зону оккупации, где осел под фамилией жены как участник войны. Некоторое время проживал в США после того, как 1 сентября 1950 года Вашингтон заявил, что более не считает латышских эсэсовцев военными преступниками и не будет их преследовать. Несмотря на это, ряд подручных «команды Арайса» были разысканы израильскими спецслужбами в Латинской Америке, арестованы и казнены. Палача напугала настойчивость Тель-Авива, и он перебрался в ФРГ. Вскоре он был и там установлен. После неоднократных требований представителей СССР и Израиля власти ФРГ 10 июля 1975 года все-таки арестовали бандита и он предстал перед судом. На суде своей вины он не признал и в содеянном не раскаялся. Однако под тяжестью улик был приговорен к пожизненному заключению и умер в тюрьме Кассау.
Несмотря на окончание войны, армейским чекистам СМЕРШа, территориальным органам ГБ и милиционерам приходилось воевать с открытым «вторым потайным фронтом» недобитых приверженцев гитлеризма, выпестованных на идеях махрового национализма. Именно в первые послевоенные месяцы в ходе агентурно-опера-тивных мероприятий на территории Латвии было обнаружено 38 тайных складов с оружием и боеприпасами. Из этих мест хранения изъято:
— 38 пулеметов;
— 101 автомат;
— 6 минометов;
— 357 мин;
— 2750 гранат, а также большое количество винтовок, пистолетов и боеприпасов.
В Прибалтике еще долго стреляло необнаруженное оружие непойманных «лесных братьев».

 

Немецкая берлога для «крота»
Начало 1944 года ознаменовалось новыми победами Красной Армии. От врага было освобождено почти три четверти оккупированной советской земли. Наша армия окончательно похоронила планы вермахта удержать Восточный фронт на «голубом рубеже» Днепра. И все же теснимый на Запад, в сторону Третьего рейха, враг был еще силен. Именно в этот период спецслужбы фашистской Германии, понимая остроту момента и стратегическую несостоятельность руководства вермахта, с новой силой активизировали заброску разведчиков, диверсантов и террористов. В тылы наступающих наших войск направлялись, как говорится «по воздуху и посуху», тысячи вражеских агентов, представляющих серьезную угрозу полкам, дивизиям и армиям…
Начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ НКО СССР Виктор Семенович Абакумов был непоседой, а если четче и правильнее — человеком действия. На фронтах бывал часто, а вот в кабинете засиживаться не любил, хотя нравилось читать за большим столом с зеленым абажуром настольной лампы докладные записки и шифровки с успехами своих подчиненных на фронтах невидимой войны.
Здесь, на бумаге, она, эта война, проступала явственней, показывая в коротких, отточенных фразах замысловатые ходы армейских чекистов по розыску и обезвреживанию шпионов, диверсантов и террористов. Горечь промахов военных контрразведчиков также близко принималась к сердцу, и вместе с сотрудниками Центра готовились рекомендации, как их избежать в будущем. Прямых виновников срыва операций, особенно начальствующего состава, шеф СМЕРШа не жалел — наказывал по всей строгости законов военного времени, рядовой оперативный состав уважал и никогда не повышал голоса.
В годы войны начальник контрразведки не раз рисковал жизнью, выезжая на фронт, где предпочитал лично знакомиться с работой подчиненных — в боевой обстановке.
Его машину однажды атаковал «мессершмитт» в районе Великих Лук. И только чудо спасло Абакумова и его охрану от неминуемой гибели. Немецкий воздушный стервятник вел себя, как коршун, гоняющийся за полевкой, то взмывал вверх, то закладывал крутые виражи, то стремительно падал с поднебесья в пике. Машина была в буквальном смысле изрешечена. К счастью, все обошлось благополучно.
В 1944 году «виллис» Виктора Семеновича обстреляли бандеровцы. Это случилось в тылу тринадцатой армии 1-го Белорусского фронта на Ровенщине. Но в этот раз бандиты ранили адъютанта начальника контрразведки. И снова Виктора Семеновича спасло какое-то чудо.
Примерно то же самое событие произошло с генералом Ватутиным 29 февраля 1944 года. Командующий фронтом, отработав в штабе 13-й армии, выехал с охраной в 8 человек и членом Военного Совета генералом Крайнюковым в соседнюю 60-ю армию. Около восьми часов вечера недалеко от села Милятын на колонну штабных автомашин напал отряд бандеровцев. В ходе боестолкновения генерал армии Ватутин получил смертельное ранение, и, несмотря на срочную доставку раненого в Киевский госпиталь, врачи не спасли ему жизнь — произошло заражение крови.
В этом же году от рук повстанцев погиб и командующий бронетанковыми и механизированными войсками 1 — го Украинского фронта генерал-лейтенант А. Штевнев.
В одну из «инспекционных» поездок в Управление КР СМЕРШ Абакумов буквально учинил разнос руководству и потребовал в короткий срок очистить тылы фронта от бандитов.
На сетования начальника УКР СМЕРШ фронта генерал-майора Осетрова Николая Алексеевича о недостаточности сил Абакумов прореагировал резко. Он заявил, что к операциям надо тщательно готовиться и проводить их немедленно вместе с войсками, пока они не двинулись на Запад. Вскоре эта задача по зачистке тылов и коммуникаций частично была выполнена силами одной кавалерийской дивизии, усиленной 20 бронеавтомобилями и 8 танками. Она была проведена в марте 1944 года на территории Киевской, Житомирской и Ровенской областей. В начале 1944 года СМЕРШ 1-го Украинского фронта вскрыл ряд подпольных организаций, арестовав до 150 их участников.


***
В этот теплый по-весеннему день 1944 года Абакумов сидел в своем кабинете, периодически погружаясь в воспоминания недавнего вояжа к Осетрову.
«Толковый начальник, — рассуждал Виктор Семенович, — но учиненную ему встряску заслужил. Понимаю, ему на этом участке трудно, а кому сегодня легко. В Прибалтике разве спокойно, а в войсках Ленинградского фронта — у Быстрова легко?»
Его взгляд скользнул по кипе непрочитанных шифровок, от чего глаза прищурились, а усталое лицо поморщилось. Рядом с этой горкой бумаг лежала тонкая стопка директивных документов: приказы, директивы, указания, ориентировки. Он принялся работать с ними. Первым документом оказалось Указание НКГБ СССР № 49 от 18 апреля 1944 года «О мероприятиях по выявлению и изъятию агентуры немецкой разведки на освобожденной от противника территории», подписанное народным комиссаром государственной безопасности СССР, комиссаром ГБ 1-го ранга Меркуловым. Абакумов его недолюбливал за собачью преданность Берии и откровенную зависть, что не он — народный комиссар госбезопасности — стоит ближе к Сталину, а начальник СМЕРШа. Меркулову казалось, что он — нарком стоит ниже начальника Главка. Он никак не мог уразуметь, что Абакумов не столько начальник Главка, сколько заместитель наркома обороны СССР. А им в то тяжелое время был Верховный Главнокомандующий, руководитель Ставки Иосиф Сталин.
«На наших материалах построено указание Меркулова, — проворчал Виктор Семенович. — Быстрое мне уже докладывал об этом шпионе. Молодцы ребята — быстро вычислили «крота», для которого немцами была построена роскошная «берлога».
В документе говорилось, что германская военная разведка при отступлении немецких войск в последнее время практикует оставление в тылу наступающих частей Красной Армии своей агентуры с разведывательными и диверсионными заданиями в специально оборудованных и хорошо замаскированных землянках. Сооружаются они в лесистой местности, вблизи основных коммуникаций, по которым передвигаются наши войска и идет снабжение фронта.
В марте на Ленинградском фронте при попытке легализоваться в одной из частей Красной Армии органами ВКР СМЕРШ совместно с сотрудниками НКГБ был арестован активный германский шпион М.А. Полищук-Бойко.
На допросе лазутчик показал, что 20 февраля 1944 года он при отступлении немцев был оставлен в районе деревни Васьково, что в 12 км от города Дно, для проведения шпионской работы в тылу советских войск.
До ареста Полищук-Бойко скрывался в специально подготовленной для него немцами землянке, вырытой в лесу в километре от деревни Васьково.
Землянка состояла из двух комнат размером 5 на 3 метра и высотой в два метра. Имела деревянный настил и такое же перекрытие, засыпанное сверху толстым слоем грунта до уровня земной поверхности. Освещалась через маленькое окно, выходившее наружу под ствол сосны, которое на ночь закрывалось деревянной рамой. Отапливалась землянка железной печкой. В одной из комнат стояло две кровати, под одной из которых имелся потайной, хорошо замаскированный подземный ход длиной в 65 метров, выходивший в густую заросль. По этому ходу можно было быстро и свободно передвигаться под землей, слегка согнувшись.
Землянка тщательно замаскирована, и с двух-трех метров ее обнаружить нельзя.
При аресте Полищука-Бойко в землянке изъяты:
— радиостанция;
— оружие;
— шестимесячный запас продовольствия;
— фиктивные документы;
— крупная сумма денег.
Оставленные германской военной разведкой агенты в подобных землянках выявлены и в других освобожденных от противника районах.
Другим программным документом, который взял в руки Виктор Семенович, была Директива Главного управления войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии № 15/10-002196 от 22 апреля 1944 года начальникам войск НКВД по охране тыла фронтов — «Об улучшении руководства боевыми операциями по борьбе с бандитизмом».
В ней говорилось, что части войск по охране тыла 1 — го Украинского и 2-го Белорусского фронтов при выходе на освобожденную от противника территорию западных областей Украины столкнулись с активно действующей «Организацией украинских националистов» (ОУН) и многочисленными вооруженными бандами так называемой «Украинской повстанческой армии» (УПА).
Дальше давались подробные рекомендации по организации и проведению борьбы с воинствующим крылом украинских националистов.
Он внимательно прочел документ, наложил короткую резолюцию, адресованную исполнителям, и позвонил начальнику Управления КР СМЕРШ 1-го Украинского фронта генерал-майору Осетрову.
— Николай Алексеевич, что нового по розыску агентуры и результатам борьбы с оуновскими бандитами?
— Виктор Семенович, работа продвигается. Армейские чекисты с помощью частей Красной Армии, войск НКВД и при поддержке местного населения, думается, скоро покончат с террористическим нацподпольем, — прозвучал короткий рапорт руководителя СМЕРШа фронтового масштаба.
— Нет, ты мне соловьем не заливайся и не делай розовых прогнозов. Скажи конкретней, что сделано за последние месяцы? — на сей раз у Абакумова появились стальные нотки в голосе.
Осетров, однако, быстро нашелся. То ли ждал он этого звонка, то ли случайно на столе лежали нужные документы.
— В полосе 1 — го Украинского фронта только за март — апрель 1944 года органы СМЕРШа с приданными им войсковыми подразделениями провели сто шестьдесят шесть боевых операций против оуновского подполья в районах, освобожденных от гитлеровских захватчиков. В этих операциях было разгромлено сорок семь бандитских групп, убито и захвачено девятьсот тридцать бандеровских головорезов, обнаружен шестьдесят один склад с оружием и боеприпасами, — трубка на мгновение сделала паузу, которую прервал добродушным одобрением начальник.
— Ну вот, это другое дело — приятно слышать. Что ж — молодцы! Поработали славно, — голос стал мягче, а потом и совсем бархатным. — Только не зазнавайтесь. Как говорится в народе — у насмешливого человека всегда зубы белы. У вас фронт очень, очень ответственный! Радоваться будем после Победы, а теперь надо потеть.
В ответ Осетров стал посылать коротенькие заверения, что его коллектив готов «так держать», но Абакумов перебил:

— До свидания, желаю дальнейших успехов.
Начальник ГУКР прекрасно понимал, что после выхода этих и других аналогичных документов за подписями Берия и Меркулова обстановкой будет интересоваться Сталин. А вызвать он может в любую минуту. Завтра тоже назначена встреча на 12.00.
По 1-му Украинскому он получил приятные сведения. Теперь его голову просверлила другая мысль — а что там делается и все ли сделано из запланированного на 1-м Белорусском. Опять заработала «вертушка». Сквозь шум и треск он услышал знакомый, немного хрипловатый голос генерал-майора Вадиса.
— Приветствую вас, Александр Анатольевич. Чем меня можете порадовать?
— По какой линии? — несколько стушевавшись, ответил Вадис.
— По одной из главных теперь — борьбе с лесными и хуторскими бандитами.
— Понял…
— Если понял, прошу доложить.
— Товарищ генерал-полковник, в зоне 1 — го Белорусского фронта, в северных районах Ровенской и Волынской областей за последние два месяца сего года армейские чекисты ликвидировали свыше двадцати националистических бандитских групп. Разгромлена крупная банда в окрестностях Луцка. В одной из директив, захваченных у бандеровцев, главари ОУН-УПА предлагали вести борьбу против мобилизации в Красную Армию путем подачи фальшивых списков, массовой неявки в военкоматы, организации побегов и т. д.
В отношении местных жителей, поддерживающих мероприятия советской власти, директива требовала ликвидации их всеми доступными методами, а дальше перечисляла эти методы: расстрел, повешение, четвертование… — докладывал генерал-майор Вадис.
— А как насчет розыска немецких шпионов и диверсантов?
— В зоне ответственности 65-й армии выявлено несколько потайных мест — погребов, схронов, землянок со следами явного пребывания посланцев из-за линии фронта. За этими местами установлено скрытое наблюдение силами оперативного состава.
— О задержании шпионов и диверсантов в этих местах докладывайте немедленно, — приказал Абакумов. — И еще помните случай с Ватутиным, делайте все, чтобы сохранить жизни полководцев. Одна беда не ходит: беда беду водит…
На этом разговор прервался.
Вскоре Вадис шифровкой доложил о захвате немецких разведчиков, а также о чудовищном злодеянии бандеровцев. Ими было замучено и расстреляно более 100 военнопленных. Трупы погибших палачи бросали в реку Горынь, привязав к шеям камни. В январе 1944 года в Березновском районе на Ровенщине бандеровские бандиты зарезали и зарубили топорами 15 красноармейцев. Все эти сведения легли на стол Абакумову.
Он читал, порой тяжело вздыхал, а потом подумал: «Сколько же бед обрушилось на Украину. «Свои» бьют своих. Но, какие это свои? Бандиты галицийские и только. Одним словом, на бедную Настю все напасти. Надо что-то делать с этими зарвавшимися бандюками».
Из состояния погруженности в мысли его вывел телефонный звонок. Звонил секретарь вождя Поскребышев. Абакумову надлежало прибыть в Кремль к Сталину в 12.00.


***
Оуновцы и упавцы воевали не только советским оружием, но и немецким.
Задержанный сотрудниками СМЕРШа прятавшийся в землянке от справедливого возмездия с мыслью пересидеть огненный вал советского наступления сотрудник абвера капитан Лазарек Юзеф, будучи допрошенным в качестве военнопленного, сообщил: «На протяжении марта — апреля 1944 года я лично из Львова через лейтенанта Винтгансена направлял в «черный лес» для банд УПА трижды по две грузовые машины с оружием».
Об обеспечении фашистскими оккупантами оружием и боеприпасами банд УПА рассказал и захваченный весной 1944 года в схроне оуновский эмиссар Юрий Стефюк: «Я являюсь живым свидетелем того, как немцы вооружали наших боевиков. Я лично видел, как весной 1944 года немцы везли на подводах (а их было около 20) вооружение: автоматы, винтовки, патроны, несколько станковых пулеметов, даже две противотанковые пушки со снарядами, военное снаряжение, и все это передали в распоряжение куреня УПА «Тена».
Для постоянной связи с гитлеровцами в распоряжение крупных националистических банд абвер выделял радистов с рациями, а также специальные группы курьеров.
Как и с кем воевали банды ОУН и УПА очевидно, комментарии, как говорится, излишни.

 

В борьбе с эстонской «Омакайтсе»
В ходе Таллинской наступательной операции, проведенной с 17 по 26 сентября 1944 года войсками левого крыла Ленинградского фронта (8-й и 2-й Ударной армиями) и при поддержке кораблей и морской пехоты Балтийского флота, была разгромлена крупная войсковая группировка гитлеровцев. Территория Эстонии была очищена от немецких оккупантов, и освобождена ее столица город Таллин.
Как и везде после ликвидации фашистского оккупационного режима, подавляющее число граждан встречали на улицах и площадях городов и сел своих освободителей искренними улыбками и живыми цветами. Но были и такие, которые уходили в леса, чтобы оттуда вести борьбу с армейцами и возвратившейся советской властью. Бандиты себя называли «лесными братьями».
Это были в основном сторонники и члены созданных в 1917–1918 годах эстонской буржуазией, напуганной размахом революционного движения в России, националистических организаций «Кайтселийт» — «Союз защиты» и «Омакайтсе» — «Самозащита». Всего в составе «самозащитников» перед войной было 13 дружин, составленных из 64 территориальных батальонов — 43 757 человек.
В феврале 1944 года по распоряжению «эстонского самоуправления» была проведена мобилизация в «Ома-кайтсе» лиц мужского пола в возрасте от 17 до 60 лет. После освобождения Эстонии часть их ушла в подполье, где они становились «лесными братьями».
Для простого народа они, конечно, не являлись братьями. Понятие прижилось только в отрицательном смысле. Отряды «Омакайтсе», действовавшие во время Второй мировой войны на стороне Германии, занимались ловлей и уничтожением евреев, сторонников советской власти, несли караульную и конвойную службу, проводили облавы и другие карательные операции против партизан и окруженных советских военнослужащих, поступали в карательные полицейские батальоны. Но в конце концов пришел им конец, в том числе и в результате активных действий оперативников-разыскников СМЕРШа.
***
Благодарные эстонцы в честь освобождения своей столицы от немецких оккупантов поставили 22 сентября 1947 года монумент — «Бронзового солдата» на холме Тынисмяги в центре Таллина. Памятник воздвигли рядом с братской могилой, в которой 14 апреля 1945 года были перезахоронены тринадцать советских воинов, павших под эстонской столицей в ходе Таллинской операции 1944 года. В 1980 году каждую могилу украсили бронзовые плиты. В ночь на 1 сентября 1994 года эти плиты были похищены неизвестными вандалами. А через несколько лет по указанию новых властей из центра города власти убрали «Бронзового солдата» и останки наших воинов. Они были отправлены на Воинское кладбище, что на окраине города. Не буду развивать эту тему, о вандализме «новых эстонцев» написано уже много.
А мы вернемся к теме розыска тех, кто стрелял в спины нашим воинам, проводил шпионскую деятельность, совершал диверсии и другие преступления. Они, эти «лесные братья», называли себя освободителями.
В связи с этим хочется привести слова, сказанные недавно скончавшимся эстонским патриотом, Героем Советского Союза, полковником в отставке Арнольдом Константиновичем Мери. Он вспоминал: «В период с 1945 по 1949 год, когда я был первым секретарем ЦК комсомола Эстонии, то встречал свыше пятнадцати случаев, когда «лесные братья» убивали пионеров при сборе ягод в лесах только за то, что у них были красные галстуки. Так какие же это освободители? Это ж подумать только!»
Для охранной службы и борьбы с партизанским движением в тылу гитлеровской группы армий «Север» (командующий фельдмаршал фон Лееб) с сентября 1941 года немецкое командование занималось формированием эстонских батальонов вспомогательной полиции. Всего было сформировано 26 таких батальонов. Как показатель особого доверия немцев к эстонским полицейским батальонам, в них были введены воинские звания вермахта.
Эстонская полиция и «силы самообороны» ликвидировали сторонников советской власти, к которым зачастую причислялись все русские жители некоторых городов и сел, а также эстонцев, придерживавшихся левых взглядов. После занятия вермахтом Тарту летом — осенью 1941 года в противотанковом рву под городом, в населенном пункте Лемматси, эстонскими националистами было убито более 12 тысяч мирных жителей и советских военнопленных.
Эстония во время оккупации была покрыта сетью концлагерей, охрану которых несли полицейские батальоны, сформированные из местных граждан. Масштабы уничтожения людей в этих лагерях можно продемонстрировать на одном из них — концлагере Клоога. Сюда в 1943–1944 годах было доставлено несколько тысяч евреев из гетто Вильнюса и концлагеря Саласпилс в Латвии для использования их на торфоразработках и различных стройках. Когда 19 сентября 1944 года советские воины неожиданно для немцев прорвались к самому лагерю, фашисты приказали расстрелять всех узников. В казнях принимала активное участие и эстонская охрана. В день казни евреев погнали на близлежащую железнодорожную станцию, куда накануне привезли дрова. Узникам было приказано взять по одному полену и нести к месту расстрела, где потом из трупов разжигали костры.
А если умножить эту цифру на все лагеря (а их, по данным интернет-портала «Свободная пресса», на территории Эстонии было более 140), то получится, что проводился элементарный этнический и политический геноцид. Как писал Александр Дюков на одном из сайтов в Интернете, «…беззастенчиво завышая количество жертв «советской оккупации», эстонские историки попутно преуменьшают число жертв нацистской оккупации. Доходит до того, что число убитых нацистами и их пособниками на территории определяют в 10 тысяч человек, хотя советская сторона после освобождения Эстонии насчитала около 125 тысяч уничтоженных мирных жителей и военнопленных…».
По воспоминаниям выживших очевидцев, эстонские отряды «Омакайтсе» и «полицаи» из «Остланд» убивали всегда с особой жестокостью. Только в Тартуском лагере было уничтожено 12 тысяч человек, в концлагере в Клооге было убито около 8 тысяч. Всего, по разным данным, с 1941 по 1944 год здесь было убито от 120 до 140 тысяч евреев, русских, украинцев, белорусов и людей других национальностей, из них около 70 тысяч за зиму 1941-го и весну 1942 года.
В 1942 году по приказу Гитлера был срочно создан Эстонский легион СС, который с января 1944 года больше известен как 20-я дивизия ваффен СС.


***
Огромную работу по борьбе с «лесными братьями» из военно-фашистских организаций, эстонской «Омакайтсе» и латвийской «Айсарги», провели военные контрразведчики — смершевцы Ленинградского фронта во главе с генерал-лейтенантом Александром Семеновичем Быстровым и 2-го Прибалтийского фронта под руководством генерал-майора Николая Ивановича Железникова.
Армейским чекистам приходилось участвовать вместе с войсковыми подразделениями в подавлении бандитских отрядов, документировании преступной деятельности конкретных «повстанцев», ловле и передаче «лесников» в руки правосудия. Не стоит идеализировать, как это делал Ющенко на Украине. Запад им — пособникам фашистов — в то время помогать отказывался, боясь общественного мнения. Страшась ответственности за свои злодеяния, бандиты в теплое время года сидели в землянках и схронах, а зимой прятались по хуторам и тихо жили у родственников на чердаках и в подвалах, а с наступлением тепла выползали на прокорм. Днями эти пламенные борцы за свободу в стройных рядах СС рыбачили, ставили силки, капканы, а ночами увлекались налетами, грабежами, убийствами.
В связи с военными поражениями Германии и продвижением частей Красной Армии с 1944 года члены «Омакайтсе» начали подвергаться арестам как сотрудниками СМЕРШа, так и территориальными органами государственной безопасности. В своих показаниях задержанные под воздействием многочисленной свидетельской базы вынуждены были признаваться в чудовищных преступлениях, совершенных вместе с немецкими адептами «нового порядка».
Для наглядности рекламируемой властями сегодняшней Эстонии «степенности борцов за свободу» есть смысл привести показания некоторых из них.
Задержанный Видрик Паргмэ, работавший надзирателем тюрьмы города Выру с 15 июля 1941 года по август 1944 года, подтвердил, что «…члены «Омакайтсе» принимали самое непосредственное участие в расстрелах мирных граждан. Приезжали они обычно на машинах в ночное время в количестве до 30 человек. Выводили заключенных и на машинах увозили их за город, где и расстреливали. По сколько, сказать точно не могу, но мне известно, что был случай, когда за один раз было расстреляно сорок человек. Расстрелы производились в лесу Редо — это по шоссе в пяти километрах за город Выру».
Опрошенный один из эстонских «лесников» Рихард Ярвамаа, рассказывая о своих сослуживцах Ребане, Мооритс, Оси, Аннманн, Лехапау, Веси и командире Йоханнесе Ныммике, заявил: «Когда в Тарту пришли первые немецкие части, пришел и он (Ныммике. — Авт.) и вступил в «Омакайтсе». Их обязанностью было снимать одежду с людей, уводимых на расстрел, завязывать им руки за спиной и сопровождать машину, выставлять вокруг посты и расстреливать. Кроме того, они насиловали перед уводом на расстрел молодых женщин из еврейской нации. Кто же сопротивлялся, их держали за руки и ноги.
Ныммик был героем того времени, он не имел ни жалости, ни пощады к арестованным. Был такой случай в концлагере, когда во время увода на расстрел одна девочка бросилась на землю и не хотела идти добровольно в автомашину, тогда Ныммик вывернул у нее пальцы из суставов, и девочка, крича, пошла к машине, где ей связали руки за спиной…»
О фельдфебеле Тойво Валгеристе задержанный говорил, что тот «…будучи в 3-й роте старшиной взвода, где все время вспоминал о днях, проведенных в «Омакайтсе» и о тех моментах, когда люди погибали от его выстрелов. По его словам, он чувствовал самое большое удовольствие, когда мог кого-нибудь убить. Еще говорил, как однажды вел на расстрел еврея, у которого руки были связаны за спиной и на нем была веревка, за которую он тащил его, как собаку. Так привел на окраину города и там застрелил…»
Бывший руководитель «Омакайтсе» в городе Калли-сте Рихард Тяте в конце июля 1941 года с группой «Омакайтсе» задержал председателя Каллистского горсовета М. Феклистова, которого подвергли пыткам: «Ему вырвали нос железными крючками, прострелили плечо, а на второй день полуживого закопали в землю».
Из показаний бойца «Омакайтсе» и 36-го полицейского батальона Рахумеель Юханес-Овальда Юхановича: «В 36-й полицейский батальон я вступил добровольно в начале февраля 1942 года 2-я рота формировалась в городе Курессааре, и она состояла только из добровольцев и членов организации «Омакайтсе». 4 августа 1942 года весь 36-й полицейский батальон, в том числе и я, был погружен в эшелон и направлен в Белоруссию, где нас на станции Новоельня выгрузили и маршем направили в город Новогрудок с задачей задержания советских граждан, в основном евреев, и впоследствии конвоирования их на расстрел. Приблизительно 10 августа 1942 года ночью нас погрузили на машины и поехали в село Дятлово, где в то время находился еврейский лагерь. Там находилось около 1000–1500 евреев. После того как мы выгнали их из домов на одну площадь, приказали лечь на живот, не разрешая подняться. К утру подъехали грузовые машины и одна газовая машина-«душегубка». Мы все начали евреев сгонять в автомашины, я лично сажал их в «душегубку». Потом отвозили на автомашинах на место расстрела, которое находилось в нескольких сотнях метров от села Дятлово…»
Аналогичная операция была проведена эстонскими фашистами в районе города Новогрудок и станции Новоельня. Там было расстреляно около 1000 человек, в основном евреев. На вопрос об участии в боях против частей Красной Армии Рахумеель ответил: «Осенью 1942 года 36-й полицейский батальон был переброшен на Сталинградский фронт, где я участвовал в боях. 12 декабря 1942 года был ранен. За участие в Сталинградских боях и за показанную смелость немецким командованием был награжден Железным крестом 2-го класса».

А вот показания другого птенца «Омакайтсе» — Рудольфа Мязорга, принимавшего участие в зверствах на территории Белоруссии в составе 36-го эстонского полицейского батальона: «В начале февраля 1942 года поступил добровольно в 36-й полицейский батальон, сформированный на острове Сааремаа. 11 февраля 1942 года нас погрузили в поезд и тогда поехали в Тарту. Там нам дали обмундирование. После наша 2-я рота ушла в город Псков, где нас обучали. В августе 1942 года поехали в Белоруссию. Главной нашей задачей было убийство евреев…»
Из показаний Эверхарда Микельсона: «В начале 1942 года я совершенно добровольно вступил в немецкую армию в 36-й карательный полицейский батальон. Из Тарту батальон убыл в Белоруссию в район города Новогрудок. В местечке Дятлово нами было расстреляно около 1500 человек евреев. Личное участие в боях против Красной Армии я принимал в конце 1942 года под Сталинградом и осенью 1943 года под Невелем. На службе в немецкой армии находился до 1945 года…»
В конце допроса он назвал контрразведчикам более полутора десятков участников 36-го карательного полицейского батальона.
Из показаний Александра Куузика — участника карательных операций в составе 40-го эстонского полицейского батальона на территориях Псковской, Ленинградской, Калининской и других областей России: «1 апреля 1942 года я добровольно поступил в 40-й полицейский батальон. В мае 1942 года наш батальон выехал в город Псков, где находился в Иркутских казармах. Временно наш 40-й батальон был направлен на оккупированную советскую территорию Калининской и Псковской областей для борьбы с советскими партизанами. В районе городка Новоржев Калининской области мы совершили налет на штаб партизанского отряда…»
Далее каратель рассказал о своем сослуживце Оскаре Мардинсоне, который из пулемета застрелил советского летчика, приземлившегося на парашюте. Когда пилот снял парашютные ремни и стал удаляться в лесной массив, Мардинсон открыл огонь на поражение, а затем побежал в сторону упавшего советского офицера. Рядом с убитым он обнаружил пистолет «ТТ», который был изъят вместе с документами. В этот же период группа вместе с Мардинсоном в ходе облавы задержала русскую женщину, которую заподозрили в разведке их позиций. Несмотря на ее пояснение, что она шла к стогу сена, где хранила картошку, несчастную отвели в сторону и тут же расстреляли, предварительно изнасиловав.
Из показаний легионера 20-й эстонской дивизии ваффен СС Вяйно Вызу, участвовавшего в военных преступлениях фашистской организации «Омакайтсе», 33-го и 287-го полицейских батальонов: «Находясь на службе в «Омакайтсе», я нес вооруженную патрульную службу военных объектов. Кроме этого, я лично нес охранную службу лагеря на площади «Няйтузе» в Тарту. В лагере содержались только политические заключенные — советские граждане, а позднее и советские военнопленные, которых содержали в отдельных бараках. Большая часть заключенных указанного лагеря была уничтожена. На расстрел жертвы возились на грузовых машинах обычно в ночное время. Расстреливать ходила специальная команда «Омакайтсе», состоявшая из личного состава взвода, руководимого Соовяли Яном.
Организацию «Омакайтсе» в городе Тарту осенью 1941 года возглавлял капитан Саар Людвиг. Под его личным руководством в 1941 году происходили массовые аресты, а впоследствии и массовые расстрелы советских граждан».
Дополнительно Вяйно Вызу показал, что в конце войны члены «Омакайтсе» из Тарту казнили заключенных путем поджогов бараков, в которых они содержались. Бывали случаи, когда «лагерники» — заключенные, пытаясь избежать быть заживо сожженными, вырывались из бараков и бежали к лесу в надежде спастись. Но по ним тут же открывался огонь из автоматов и пулеметов. Все они погибали. Трупы расстрелянных узников лагеря сжигались на кострах.
Из показаний свидетельницы Япас, проживавшей недалеко от лагеря: «Поздно вечером из леса поднялось пламя, а потом я увидела, как загорается барак. В то же время горели костры, от которых неслись стоны и крики людей…»


***
Контрразведчики СМЕРШа в ходе проведения чекистско-войсковых и агентурно-оперативных мероприятий не только уничтожали несдавшихся бандитов, но и собирали улики на тех, кто совершал кровавые злодеяния, для дальнейшего расследования преступлений с последующим направлением материалов в суды и военные трибуналы.
После освобождения Эстонии многие «лесные братья» были арестованы, осуждены и отправлены в места не столь отдаленные. Немалая часть их бежала за обозами своих недавних хозяев — отступающих нацистов. Они жили шкурными интересами — уйти от справедливого возмездия. Их пришлось буквально годами «выцарапывать» оттуда, ссылаясь на постановление Нюрнбергского Международного военного трибунала о преступных организациях всех СС и Конвенции о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечности. Одним из таких примеров может быть проведенная работа контрразведчиков по делу Карла Линнаса — офицера СС и коменданта нацистского концлагеря в городе Тарту, виновного в уничтожении в годы Второй мировой войны более 3,5 тысячи человек.
В 1944 году в связи с продвижением частей Красной Армии в глубь территории Эстонии Линнас вместе с родителями и сестрой бежал на Запад и обосновался в США, скрыв от иммиграционных властей свое нацистское прошлое. Советская внешняя разведка установила его место обитания — он проживал в Лонг-Айленде, где в одной из школ руководил духовым оркестром.
11 октября 1961 года руководство СССР направило властям США просьбу об экстрадиции Линнаса на Родину. В ноте было сказано, что на проходившем в Таллине с 16 по 20 января 1962 года судебном процессе по делу Юхана Юристе, Карла Линнаса и Эрвина Викса Линнас был заочно приговорен к расстрелу. Его обвиняли в организации лагеря смерти и участии в уничтожении 12 тысяч человек. Но, как известно, «холодная война» в то время находилась в разгаре, и было ощутимым действие двойных стандартов. Против депортации Линнаса в течение ряда лет выступали многие эстонские эмигранты, среди которых была ставшая позднее депутатом Эстонского и Европейского парламентов Мари-Анн Келам (в девичестве Доценко). Однако, несмотря на эти «подводные камни», Линнаса все же удалось получить в руки советского правосудия.
Следует заметить, что делом Линнаса в США занимался прокурор Рудольф Джулиани, избранный в конце девяностых мэром Нью-Йорка. Суд принял решение о лишении Линнаса гражданства США и его экстрадиции в СССР.
Карл Линнас стал первым военным преступником, переданным американскими властями Советскому Союзу.
20 апреля 1987 года военный преступник был отправлен из нью-йоркского аэропорта имени Кеннеди авиарейсом в Прагу, а оттуда спецрейсом «Аэрофлота» в Москву. 22 апреля 1987 года авиарейсом Линнас был доставлен в Таллинский аэропорт.
Палач понял, что за злодеяния против эстонского народа его ждет виселица или пуля. Не дожив до суда, он скончался в тюремной больнице в Ленинграде. Ходили слухи, что ему помогли это сделать свои, дабы он не смог потянуть за собой кого-то, стоявшего тогда близко к власти.


***
Сегодня в Эстонии и Латвии оккупантами называют освободителей — воинов Красной Армии, а эсэсовцев — «освободителями». Дело в том, что в лихие и окаянные девяностые годы к власти в молодой стране пришли дети и внуки тех, кто рукоплескал приходу фашистов и всячески им помогал. Это они поделили страну пополам — на граждан и «не граждан», чего нет, кроме Латвии, ни в одной цивилизованной стране мира. Они нынче хорохорятся, отмечают вчерашнее время — мрачные годы нацизма. Но разве можно жить таким грязным былым? Ведь прошлое для нормальных людей — это будущее, с которым они разминулись в пути.
Совсем недавно, 26 июля 2009 года, — как писал «Русский обозреватель», — близ эстонского местечка Синимяэ состоялся традиционный слет легионеров 20-й дивизии ваффен СС и их сподвижников из Прибалтики, Австрии, Германии, Бельгии, Голландии, Норвегии, Дании, Грузии и других стран Европы. Таким образом, Эстония подтвердила свой статус страны, наиболее трепетно чтящей память нацизма и привечающей наиболее одиозных пособников гитлеровцев.
Около полутысячи эстонских эсэсовцев прошли парадом в честь 65-й годовщины боев с Красной Армией под знаменами со свастикой, эстонскими, латышскими и, что примечательно, грузинскими государственными флагами, с музыкальным сопровождением в виде нацистских маршей и патриотических песен. В рядах празднующих было много молодежи — участники «Клуба друзей Эстонского легиона», одетые в черные рубашки с сине-черно-белыми галстуками, и молодые нацисты из Латвии.
Член Евросоюза Эстония в очередной раз в открытую бросает вызов странам антигитлеровской коалиции. В Европе нацистским недобиткам не позволяется проводить мероприятия, даже отдаленно напоминающие копошение бывших эсэсовцев. Но власти Эстонии и Латвии к манифестациям бывших вояк из элитных подразделений Гитлера относятся более чем лояльно. Получается так, что эти уродства — позор, бесславие и бесчестие — стали длиннее самой жизни. Вот уж действительно позорно не чувствовать позора, но у каждого народа есть вариант очиститься от него.
Вся возвышенность Синимяэ была ограждена лентой. За нее пропускали только по специальным приглашениям со свастикой и эмблемой 20-й дивизии ваффен СС. К тому же от ветеранов Великой Отечественной, сражавшихся против гитлеровцев и неонацистов, бережно защищали полицейские кордоны. При малейшей опасности «стражи порядка» бросались на тех, кто пытался мешать проведению марша.
Так, во время проведения утреннего пикета против шествия ветеранов эстонских ваффен СС были задержаны полицией пять человек, в том числе один из лидеров движения «Ночной дозор» Максим Рева. Позже эстонские «правоохранители» арестовали еще двух эстонских антифашистов и двух их товарищей из Латвии. Только вечером того же дня все участники пикета были освобождены из-под стражи.
«Мы успели простоять у Гренадерской горки, где проходил слет, около 20 минут, — рассказал член правления «Ночного дозора» Максим Рева. — Мы были в полосатых тюремных робах с фотографиями из нацистского лагеря Клоога и надписями на эстонском языке, напоминающими об ужасах концлагерей. После этого нас забрала полиция и доставила в Йыхвиское отделение».
На нацистский шабаш не допустили и многих активистов антифашистского движения, в том числе представителя «Антифашистского комитета» Финляндии Йохана Бэкмана.
«То, что происходит здесь, — это самая настоящая пропаганда нацизма, узаконенная государством, — заявил Бэкман. — В цивилизованной европейской стране такое невозможно. Особую тревогу у меня вызывает привлечение к этому шабашу молодежи».
Выступая на эсэсовском митинге рядом с отдававшими им почести представителями эстонских властей, бывшие участники разгромленных в 1944 году Красной Армией подразделений СС без стеснения рассказывали о своих совместных с гитлеровцами «подвигах».
«Мы остановили русские оккупационные войска почти на полгода», — гордо заявлял Хиндерг Пивер перед телекамерой российского «Первого канала». «Я сражался с русскими в составе элитного батальона, — вторил ему бывший эстонский легионер СС Койо Якобе. — Нужно, чтобы правительство страны закрепило за нами официальный статус борцов за освобождение Эстонии».
Ветеран бельгийских ваффен СС Паули Тонн гордился тем, что один из его соратников за бои под Синимяэ получил Железный крест.
«Мы счастливы, что можем собраться здесь, в Эстонии, открыто, — радовался бельгийский эсэсовец. — В других странах, например в Германии, это невозможно».
Следует заметить, что ожесточенные бои в районе Синимяэ в 1944 году, получившие название «битвы с европейскими силами ваффен СС», считаются самым кровавым сражением, когда-либо происходившим на территории материковой Эстонии.
2 февраля 1944 года части Красной Армии форсировали реку Нарва и создали на берегу несколько плацдармов. 11 февраля гитлеровцы и их союзники — эстонцы, датчане, бельгийцы, фламандцы, норвежцы из ваффен СС — отступили к линии «Танненберга», оборудованной примерно в двадцати километрах западнее Нарвы в пересеченной местности Синимяэ. Гитлеровские войска, в составе которых были и бойцы Эстонского стрелкового корпуса, сдерживали наступление советских войск до 10 августа. По оценкам историков, в тех боях потери с обеих сторон составляли около 200 тысяч человек. В том же году легион ваффен СС был разгромлен — и немцы, и легионеры, те, кто не погиб, разбегались в страхе отправиться к праотцам, как тараканы. Таким образом, бывшие эсэсовцы отмечали скорее памятную дату в истории Красной Армии, чем триумф гитлеровских войск.

Спецсообщение № 58
Интерес начальника отдела контрразведки 3-й Ударной армии полковника Андрея Селиверстовича Мирошниченко к этому спецсообщению, адресованному руководителю Управления КР СМЕРШ 2-го Прибалтийского фронта генерал-майору Железникову Николаю Ивановичу, продиктован уже упоминаемыми отрядами ваффен СС в Эстонии.
В Латвии их основу составляли националистические организации так называемых «айзсаргов». Для успешного розыска их активистов армейские контрразведчики решили глубоко вникнуть в историю зарождения этой националистической боевой организации.
Но прежде, чем переходить к документу, мне хочется немного остановиться на личности полковника А.С. Мирошниченко.
Как известно, 30 апреля 1945 года пятидесятишестилетний рейхсканцлер покончил с собой в бункере имперской канцелярии на берлинской улице Вильгельм-штрассе № 77–78. В тот же день оборвалась жизнь и его двойника Густава Велера.
4 мая 1945 года подчиненные полковника Мирошниченко — контрразведчик СМЕРШа 3-й ударной армии Алексей Панасов вместе с рядовыми Иваном Чураковым и Ильей Сероухом обнаружили обгоревшие останки Адольфа Гитлера и Евы Браун недалеко от последнего пристанища фюрера.
Но это будет потом, а пока шли упорные бои в Латвии.
26 июля 1944 года полковник Мирошниченко А.С. в совершенно секретном спецсообщении № 58 «О возникновении военно-фашистской организации «Айзсарги» в Латвии» писал:
«Военно-фашистская организация в Латвии организована в 1920 году на базе бело-латышских охранных батальонов. Свое организационное развитие она получила после фашистского переворота в Латвии в 1934 году и стала во главе политической жизни Латвии.
Организация «Айзсаргов» охватывала все слои населения Латвии общей численностью около 30 тысяч — 19 полков. Члены организации имели у себя оружие и являлись прямыми помощниками полиции — задерживали подозрительных лиц с оружием, пресекали революционные настроения среди населения.
Во время советской власти в Латвии ответственные руководители «айзсаргов» и все ее активные члены были изолированы, и сама организация «айзсаргов» была парализована и подпольной деятельности против советской власти вести не пробовала, за исключением одиночек, которые вступили в организацию по своим собственным убеждениям и классовой принадлежности.
В целях личной выгоды одни занимали выжидательную позицию, некоторые из них быстро переключились на советскую политику.
В 1941 году во время оккупации Латвийской ССР немецкими войсками командованию Латвии было предоставлено самоуправление, и бургомистром Латвии был назначен полковник латышской армии, видный член организации «айзсаргов» Данкерс.
После восстановления организации «айзсаргов» последняя послужила базой, откуда брались кадры для государственных должностей самоуправления — бургомистры, старшины, полицейские и другие ответственные государственные служащие.
Наряду с этим из «айзсаргов» были созданы карательные отряды, проводившие борьбу с советскими партизанами, расстреливающие еврейское население, а некоторые выезжали проводить карательные экспедиции против партизан в Белоруссию, Ленинградскую и Калининскую области.

В 1942 году на базе таких карательных отрядов были созданы латышские легионы, которые несли охрану важных государственных объектов и частично использовались в экспедициях против партизан. Эти легионы уже были созданы по структуре немецкой армии — вооружались, обмундировывались, снабжались наравне с немецкими частями, из которых впоследствии, после проведения тотальной мобилизации в 1943 году, были созданы латышские национальные части с довольно большой прослойкой бывших легионеров и латвийские пограничные отряды, которые заменяли ушедшие на фронт легионы по охране объектов и борьбе с партизанами.
Будучи национал-шовинистически настроенными, многие члены «айзсаргов» начали проявлять недовольство немцами и готовиться к борьбе с помощью Англии после истощения в войне Германии и СССР за свободную Латвию, и уже имелись некоторые национально-партизанские отряды с запасом оружия и боеприпасов, припрятанных в лесах.
При наступлении войск Красной Армии и приближении к территории Латвии видные немецкие пособники и государственные деятели (они же являлись руководителями немецких очагов организации «айзсаргов») ушли б территории Латвии, а рядовой состав полиции и групп «В» и «С» из полицейских отрядов с оружием ушли в леса. Часть из них присоединилась к партизанам и ушла с ними, сдав оружие органам советской власти. Многие скрывались в лесах и проживали на хуторах, дезертировав из немецкой армии, — все они имеют оружие.
Ушедшие в лес и скрывающиеся у себя на хуторах бывшие члены вспомогательных полиций «В» и «С», а также дезертиры из немецкой армии из леса не выходят, главным образом по той причине, что боятся репрессий со стороны советской власти как лица, скомпрометировавшие себя во время немецкой оккупации.
В целях недопущения возможного формирования террористических групп этими лицами, а также в целях предотвращения их морального разложения нами проводятся следующие мероприятия:
— задержанные в полках и дивизиях, а также заградотрядами и опергруппами для проверки скрывающиеся до этого в лесах лица нами после соответствующей беседы освобождаются, чтобы убедили других прийти и сдать оружие и что они никем и никаким репрессиям подвергаться не будут;
— посланные с такой задачей «айзсарги» Иссакович, Петровский, Лунде возвратились, и вместе с ними добровольно пришли и сдали оружие еще 19 человек, скрывавшиеся в лесах;
— таким образом, из лесов были выведены добровольно — Иссакович Петр, Ярош Тимофей, Бежбукий Родион, Лапик Иван, Данилов Михаил, Малошенко Браним, Шибаев Дмитрий, Лунды Владимир, Чета Дмитрий, Осадич Федор, Исаков Александр, Григорьев Александр, Григорьев Илья, Пенюш Иосиф, Радчук Иван, Петровский Оверьян, Семененко Владимир;
— Лендер Борислав, Гусач Павел и другие также отпущены нами по домам, чтобы агитировать за добровольный переход к нам и сдачу оружия.
Начальник ОКР СМЕРШ 3-й Ударной армии
Полковник Мирошниченко».


***
Возникновение «айзсаргов» как вооруженного националистического движения восходит к началу двадцатых годов. В конце 1923 года в Риге возникает идея сплочения разрозненных националистических групп. В начале следующего года создается товарищество «Фонд полковника Бредиса», учредителями которого стали 18 всевозможных организаций активного национал-патриотического толка. Для пропагандистской деятельности нужно было очертить круг героев, кому можно подражать, на кого следовало равняться, и врагов, с кем надо бороться.
Легендарными героями объявили полковников царских латышских стрелков Бриедиса и Калпакса, а символом освободительной борьбы стал генерал Янис Балодис — командующий армией Латвии с 1919 по 1921 год, а с 1931 по 1940 год — военный министр Латвии.
И все же официальной датой основания организации «айзсаргов» в Латвии принято считать 20 марта 1919 года, когда Временное правительство издало «Правила об отделах айзсаргов в волостях». Именно там предписывалось образовать отряды самообороны под названием «айзсарги» — «защитники».
При тогдашнем высоком уровне бандитизма и слабости центральных органов власти такие отряды вооруженных крестьян хоть как-то гарантировали безопасность в волостях и на дорогах. По сути, добровольцы-«айзсарги» не только защищали близких, но и выполняли функции полевой жандармерии — вылавливали дезертиров, мародеров и грабителей, обеспечивая порядок в прифронтовой полосе.
Сразу после ввода войск Красной Армии в 1940 году генерал Балодис был арестован и депортирован в СССР. По суду приговорен к 25 годам лагерей, но содержался в специальной тюрьме во Владимире. Жена — Элвира Юльевна сидела там же. Здесь Балодис с женой были «номерными заключенными». Их просто содержали без имени и фамилии. Оба были известны по номерам «9» и «10». Сам факт нахождения их в тюрьме являлся тайной.
После смерти Сталина Балодис был освобожден из тюрьмы, и только в 1960 году ему хрущевская власть разрешила вернуться в Латвию. Проживал в комнате коммунальной квартиры по соседству с алкоголиком. Умер в 1965 году.
Но вернемся ко времени образования «айзсаргов». Герои Бриедис, Калпакс и Балодис определились.
Врагов же нашли быстро — они были на виду: во-первых — местные левые (социал-демократы и коммунисты), во-вторых — большевики в России и русские вообще, в-третьих — евреи.
Несмотря на третью строчку в табеле о степени враждебности, именно от них, по утверждениям пропагандистов воинствующего латышского национализма и только что зародившегося фашизма, исходило все мировое зло.
Гитлер пропагандировал свои оценки еврейства такими словами: «Многие евреи не сознают деструктивного характера своего бытия. Но тот, кто разрушает жизнь, обрекает себя на смерть, и ничего другого с ним не может случиться!.. Мы не знаем, почему так заведено, что еврей губит народы. Еврей чует, где зреет конфликт, и использует его в своих целях…»
Чем не руководство к действию?!
В боевом органе латышских националистов, газете «Выбирай», был целый раздел — «Красный Мордухай бесчинствует», где обывателя пугали растущей еврейской опасностью.


***
15 мая 1934 года в Латвии устанавливается власть профашистского диктатора Карла Улманиса. Активную помощь диктатору в приходе к власти оказали одетые в зеленую форму «айзсарги». В ходе государственного переворота были ликвидированы все либеральные партии и организации, упразднена Конституция, разогнан парламент — Сейм и избранные местные органы самоуправления, закрыты 31 газета и многие журналы прогрессивного толка, усилились аресты инакомыслящих граждан. В годы правления Улманиса фашизм укрепился в армии и среди «айзсаргов», а русский народ был превращен во второсортный. А ведь проживало в то время в Латвии около 15 % русских.
Вот поэтому в 1940 году именно русские в первую очередь встречали Красную Армию цветами и улыбками, ничего не зная о сталинских репрессиях конца тридцатых годов. Вместо того чтобы проводить разумную политику, сообразуясь с обстановкой в Европе, представители советской власти наломали немало дров как на Украине в 1939-м, так и в Латвии в 1940 году. Стали массово вывозить латышей, поляков и даже русских в Сибирь. Не поэтому ли в списках «айзсаргов» встречались и русские имена? Все эти драконовские меры прямо-таки взбесили «молодую гвардию Улманиса».
В 1941 году в Прибалтику пришли немцы и сразу же на местах отдали власть «айзсаргам», которые в отместку за вывезенных латышей стали жестоко мстить ни в чем не повинному местному русскому беспартийному населению.
20 июля 1941 года — это первый день массовых арестов русских, многие из них были тут же расстреляны «айзсаргами» без суда и следствия с единственным обвинением — русские.
Со слов генерал-лейтенанта Н.И. Железникова, оперативниками СМЕРШа, занимающимися розыском преступников в Латвии, было установлено, что накануне войны нацисты готовили восстание в Прибалтике. Так, в одном из документов «Абвер-2» — восточно-прусское управление военной разведки — от 21 мая 1941 года говорилось: «Восстания в странах Прибалтики подготовлены, и на них можно надежно положиться. Подпольное повстанческое движение в своем развитии прогрессирует настолько, что доставляет известные трудности удержать его участников от преждевременных акций.
Им направлено распоряжение начать действия только тогда, когда немецкие войска, продвигаясь вперед, приблизятся с тем, чтобы русские не могли участников восстания обезвредить».
3 июня 1941 года группы местных националистов «айзсаргов» получили задание от «Абвер-2» — после нападения Германии на СССР захватить и охранять (или испортить, но не уничтожать) 16 важных военных объектов на территории Советской Латвии, в том числе радиостанции Риги, Кулдиги, Мадонны, Лиепаи, железнодорожные и шоссейные посты в Даугавпилсе и Екабпилсе, главпочтамт в Лиепае, а в Приекуле почтамт, телеграф и телефонную станцию.
Органы госбезопасности СССР отреагировали на это упреждающе, раскрыв несколько ультранационалистических подпольных организаций. В ходе допросов некоторых членов «айзсаргов» были получены материалы, свидетельствующие о подготовке восстания. И вот в ночь с 13 на 14 июня 1941 года началась первая активная фаза депортации с целью обезвредить подполье, ту самую «пятую колонну». Среди задержанных оказались и многие организаторы так называемой «турпоездки» для захвата радиостанций. Однако в условиях культа личности Сталина были допущены и серьезные просчеты и даже преступления — выселение невинных детей, стариков, женщин. Общее число высланных по политическим мотивам составило 13 669 человек. Некоторые, даже служившие власти, были репрессированы без оснований. Такая участь постигла, в частности, командира 24-го территориального корпуса генерал-лейтенанта Кливинь-ша и командира 181-й стрелковой дивизии этого же корпуса генерал-майора Лепинья, которые спустя многие годы были посмертно реабилитированы.
По данным полиции безопасности и СД, в оккупированной Латвии «советами» в первые дни этой операции было арестовано и выслано около 5000 участников сопротивления советской власти. А всего борцов за свободу Латвии насчитывалось тогда более 40 000 человек.
В ходе войны были созданы вооруженные отряды Латвии численностью около 12 000 человек. В основном «айзсаргам» удалось в 1941 году арестовать 7944 советских активиста, пытавшихся эвакуироваться в советский тыл, — учет расстрелянных на месте не велся.
Как ни больно это утверждать сегодня, виновниками латвийской политической ошибки были власти обеих сторон, но отдуваться пришлось простым гражданам — одураченным гражданам Латвии и воинам Красной Армии вместе с военными контрразведчиками СМЕРШа, а также после войны сотрудникам территориальных органов госбезопасности Латвийской ССР.
В советские годы, естественно, «айзсарги» были распущены. И вот после развала СССР в 1992 году в Латвии было объявлено о восстановлении «айзсаргов», которые не скрывают и по сей день своего антисемитизма и антирусскости, а также крайнего национализма. Они признают идеи диктатуры периода правления Улманиса и латышского легиона СС.
«Айзсарги» сегодня официально зарегистрированы как общественная организация. В ней ныне насчитывается около 5000 членов, из которых более тысячи человек активны и вооружены стрелковым оружием. Нынешние «айзсарги» добиваются от властей принятия их в оборонные структуры. Они стремятся монополизировать патриотическое воспитание молодежи. Недаром в народе говорится: у кого молодежь, у того и будущее страны.
Вместе с тем власти Латвии продолжают заигрывать с потомками тех, кто вкупе с нацистами строил «новый порядок» на латвийской земле. Так, бывший президент Латвии В. Вике-Фрейберги с неприкрытым цинизмом заметила в 2005 году — в 60-летний юбилей Победы: «Конечно, мы не переубедим, не изменим сознание тех пожилых россиян, которые 9 мая будут класть воблу на газету, пить водку и распевать частушки, а также вспоминать, как они геройски завоевывали Балтию».
Видимо, она считает настоящим освобождением Латвии тот период, когда ее страна, да и вся Прибалтика с Литвой, Эстонией и частью Белоруссии были включены в 1941 году в состав Восточных провинций Рейха под наименованием «Остланд» и управлялась через рейхскомиссариат во главе с германским нацистом X. Лозе.

 

По следу палачей
Надо оказать, что авторитарный режим, близкий к фашистскому, в Литве был установлен еще в 1926 году, когда после государственного переворота у власти стали Сметона и профессор Вольдемаре.
В этот период на политический подиум выходят националисты — разных мастей провокаторы и нечистоплотные политиканы, которые намеренно решили втянуть народы маленькой страны в большой будущий кровавый омут. Как грибы после дождя растут националистические с военными претензиями так называемые общественные организации: «Литовский национальный фронт», «Национальная трудовая гвардия», «Литовская самооборона» и другие, составившие в будущем основу полицейских батальонов.
22 марта 1939 года гитлеровская Германия предъявила Литве ультиматум с требованием передать ей район Клайпеды. С немецким требованием Литва вынуждена была согласиться.
После разгрома вермахтом Польши и ее деления 17 сентября 1939 года Вильно заняли части Красной Армии, и город вошел в состав Советской Белоруссии. Однако через месяц, несмотря на то что численность литовцев в Вильно составляла лишь несколько процентов, по Договору о передаче Литовской Республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой от 10 октября 1939 года часть юго-восточной Литвы и Вильно были переданы Литве. 27 октября в город вошли части литовской армии.
Этот акт литовцы восприняли со спокойной благодарностью. 3 августа 1940 года Литва стала частью СССР. В сентябре — октябре 1940 года была проведена земельная реформа, по которой землю получили около 75 ООО безземельных и малоземельных крестьян. Устанавливалась максимальная норма землепользования — 30 гектаров. Но надо признать, что на действие советской власти возникало противодействие со стороны тех, кто не хотел мириться с большевизмом. Возникали литовские вооруженные отряды, которые не только мешали внедрению новой аграрной политики, но и стали лишать жизни советских активистов. Сталин отреагировал репрессиями, под каток которых попало много ни в чем не виновных граждан.
Несмотря на то что Гитлер не считал Литву полнокровным государством, а литовцев считал нацией, у которой «…нет ничего арийского», профашистская ориентация верховных и местных властей с первых же дней оккупации немцами страны была очевидной. Уже на второй день войны «Фронт литовских активистов» (ФЛА) по радио (опередили даже Бандеру и Стецко, провозгласивших «незалежной» Украину во Львове — 30.6.1941 г.) объявил о создании независимого государства литовского и составе временного правительства Литвы с премьер-министром Ш. Казисом. Однако у немецкого командования и германской гражданской администрации были совсем другие планы — территория всей Прибалтики должна входить в колониальное объединение под названием «Остланд». В составе Остланда Литва превращалась в так называемый генеральный округ, безраздельная власть в котором принадлежала рьяному исполнителю гитлеровской политики колонизации Литвы А. фон Рентельну, разместившемуся со своей штаб-квартирой в Каунасе.
В своих воспоминаниях сотрудник СМЕРШа литовец Евсей Яковлевич Яцовскис, уроженец Каунаса, писал о событии лета 1941 года:
«Петров (заместитель начальника особого отдела НКВД 179-й стрелковой дивизии. — Авт.) привез мне из разведотдела дивизии целую кипу немецких писем, обнаруженных у убитых вражеских солдат.
— Разберись, пожалуйста, со всей этой макулатурой. Если обнаружишь что-либо ценное для нашей работы или войсковой разведки — сообщишь.
Большинство писем было отправлено из Германии и носило сугубо семейный характер. Лишь в нескольких письмах содержались призывы из пропагандистского арсенала Геббельса. В юношеские годы я одно время увлекался филателией, и мне бросилась в глаза одна гашеная почтовая марка на конверте: обычная, красноватого оттенка, серийная. Она принадлежала почтовому ведомству Германии, достоинством 8 пфеннигов, с изображением Гитлера и надписью «Дойчес райх». Однако в верхней части черной краской допечатка: «Остланд». На почтовом штемпеле видно, что место отправления письма — Кауэн. Все ясно! Значит, уже не существует Литвы! Есть колония гитлеровского рейха Остланд, то есть Восточный край, а мой родной город уже не литовский Каунас, а немецкий Кауэн!

Что касается провозглашения независимой Литвы, Гитлер резко отреагировал на самоуправство литовцев — было объявлено о немедленном роспуске временного правительства и созданных ФЛА вооруженных отрядов.
Но авантюристы от политики решили прогнуться перед фюрером. В подготовленном меморандуме ФЛА под пышным названием: «Великому Вождю Империи А. Гитлеру и главнокомандующему германскими войсками В. Браухичу о положении в Литве в связи с созданием немецкой гражданской власти» от 15 сентября 1941 года говорилось:
«Фронт литовских активистов» создался во время большевистской оккупации как военная организация, задачей которой было восстановление независимости Литвы с помощью вооруженного восстания. «Фронт литовских активистов» для этой цели завязал контакт с немецким военным командованием. Основой сотрудничества ФЛА и немецкого военного командования являлось то, что последнее признавало главную цель фронта — борьбу за независимость Литвы.
В присяге литовских добровольцев, которую они давали немецкому военному командованию, говорится:
«Принимая добровольно на себя задание по освобождению моей Родины Литвы, обязуюсь перед Богом и моей совестью выполнять это задание сознательно, не жалея своего здоровья и жизни…»
Под текстом пространного меморандума поставили подписи Л. Прапуолянис, М. Мачекас, А. Дамушис, И. Веб-ра, Н. Таутвилас, И. Дикснис, И. Янкауская, П. Баронис и др. будущие палачи литовского народа. Они подписали, по существу, смертные приговоры своим молодым в основном гражданам, которые стали пушечным мясом в угоду гитлеровцам.
Многие из них, обманутые и преданные своими правителями, погибли на фронтах. Смерть находила литовских солдат и офицеров под Москвой и в Белоруссии, под Сталинградом и на Украине, в литовских лесах и в тюрьмах ГУЛАГа. Верхушка же политических авантюристов после освобождения Литвы Красной Армией от нацизма бежала на Запад, где еще несколько лет лаяла из подворотен на Советскую Россию. Что же, надо признать, что у каждого народа есть свои каины и свои заблудшие овцы!


***
Главное управление контрразведки СМЕРШ НКО СССР через свои фронтовые подразделения собрало обильный материал о враждебной деятельности литовских пособников германского фашизма. Литва в период немецкой оккупации превратилась в «фабрику смерти». За время немецкой оккупации только евреев было убито более 200 тысяч человек. Ревностными работниками этой «фабрики» были члены военизированных, составленных из гражданского населения батальонов. Первые пять были сформированы в Каунасе по 400–500 человек в каждом. Потом они стали возникать в Вильно, Паневежисе, Шавли, Мариямполе и других местах. Всего было сформировано 20 батальонов. При формировании их простые литовцы надеялись, что будут всего лишь сторожами — нести охранную службу, но немцы их быстро оприходовали для борьбы с евреями, партизанами и частями Красной Армии.
Каунасскому батальону под № 13 была отведена особая роль — палачей. Его так называли и немцы, и литовцы — расстрельный батальон. Сформирован он большей частью из городских жителей, любящих легкую наживу, всякого рода проходимцев и людей с темным прошлым — уголовников. Командовал подразделением майор Шимкус, а потом капитан Гасенас. Личный состав батальона занимался уничтожением евреев, представителей советского актива, партизан, больных и раненых военнопленных. Мародеры, спекулирующие одеждой, обувью и драгоценностями, снятыми с жертв перед расстрелами. За деньги, вырученные от продажи вещей расстрелянных, покупались спиртные напитки, и начинались ночные оргии.
Немецкое командование испугалось дальше сотрудничать с «каунасскими бандитами» и отправило батальон «проветриться» на фронт, где он почти целиком погиб. Как говорится, нет людей, нет и проблем.
Грабежи и садизм, презрение и позорное равнодушие к людям другой веры, иного миропонимания не могут быть оправданием. Объяснять, почему такие поступки, а вернее, проступки и преступления, живут в темных углах личного и народного сознания, бесполезное занятие, потому что они от лукавого. Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации; ей нужен лишь повод.
В связи с этим автора занимала одна проблема — причина жестокости населения Литвы по отношению к евреям и русским. Ни в советские времена, ни теперь об этом не хотели и не хотят говорить, но народ без знания истории — не народ. Кто-то из великих людей говорил, что, если приходится выбирать между неправдой и грубостью, выбери грубость; но если приходится выбирать между неправдой и жестокостью, выбери неправду. Литовские националисты выбрали жестокость.
Стремление партийных идеологов, особенно в годы перестройки, таких как Горбачев, Яковлев, Медведев и других, лишний раз не затрагивать тему масштабов соучастия приспешников нацизма на Украине и в Прибалтике в кровавых преступлениях против своих народов — мирных жителей разных национальностей — привело к тому, что начиная с середины 80-х годов всплеск национализма был окрашен в русофобские цвета.
То, что творилось в маленькой стране под названием Литва, было большой бедой.
Для многих жертв в Литве смерть выглядела благим избавлением на фоне мучений и истязаний в годы немецкой оккупации.
Что же такого сумела «натворить» советская власть в Литве за один год — с 1940 по 1941 год? Почему литовцы организовали бойню евреев и русских с приходом первых немецких солдат? Да, были репрессии, аресты, выселение, национализация земли и собственности, конфискация имущества у зажиточных фермеров, рыбаков, ремесленников и других производственников. Возникшее желание поквитаться с носителями прошлой власти у обиженных людей можно понять, но нельзя уразуметь форму мести. То, что происходило в Литве, находится за границей понимания, оно не поддается никакой логике, смысловой закономерности. Элементарно шла ежедневная охота на людей — жажда наслаждений делает людей жестокими.
Истреблялись не только ненавистные советские и партийные работники, а также военнослужащие — виновники в установлении советской власти в Литве, не только евреи, виновные в том, что они евреи, но и поляки, душевнобольные, старики и даже грудные дети. Все они были представителями другой крови. Копаться в этом должны, наверное, не историки, а психиатры. В войну и сразу же после ее окончания с этим позорно-преступным явлением со стороны литовских нелюдей разбирались правоохранительные органы СССР и, в частности, сотрудники военной контрразведки СМЕРШ.
И все же коллаборационистов было меньше, чем людей вставших на защиту поруганной фашистами родной земли — военных и партизан. С первых дней войны в боях с неприятелем участвовали полнокровные литовские соединения: 179-я стрелковая дивизия и 16-я Краснознаменная Кпайпедская стрелковая дивизия. Что касается партизанского движения, то оно в Литве разворачивалось в сложных условиях. Ведь боевые действия приходилось вести на два фронта — против немецких оккупантов и местных националистов — вооруженных бандитов, пособничавших гитлеровским захватчикам. В основном в их составе были скрывавшиеся бывшие полицейские, сотрудники охранки, члены военизированной фашистской организации «Шаулю саюнга». Они нападали из засад на новоселов, военных, коммунистов и комсомольцев, земляков, получивших от новой власти землю. И все же с каждым месяцем сопротивление врагу росло.
26 ноября 1942 года ГКО образовал штаб литовского партизанского движения, который возглавил А. Снечкус. Партизаны стали смелее применять активные наступательные действия. В период немецкой оккупации в Литве действовало 92 отряда. Участвуя в «рельсовой войне», партизаны пустили под откос 577 железнодорожных составов противника с живой силой и техникой. Вывели из строя 400 паровозов, более 3000 вагонов, взорвали 125 мостов и 48 казарменных построек, разгромили 18 гитлеровских гарнизонов, повредили линии связи на многие километры, истребили более 14 000 немецких солдат, офицеров и гитлеровских пособников. В сражениях погибло около полутора тысяч народных мстителей. За проявленную отвагу и доблесть в партизанской борьбе семь ее участников стали Героями Советского Союза.
В рядах военных контрразведчиков воевало тоже немало литовцев. Об одном из них и пойдет речь в этой главе.


***
Офицер ГБ Евсей Яковлевич Яцовскис, сначала сотрудник особого отдела НКВД 179-й литовской стрелковой дивизии, а потом ОКР СМЕРШ 16-й, прошел дорогами войны от начала до Победы со своими друзьями-земляками. Славный боевой путь в рядах Красной Армии и военной контрразведки, в том числе и СМЕРШа, прошли В. Виткаусас, В. Карвялис, А. Урбшас, П. Пятронис, В. Мотека, С. Гайдамаускас, А. Шуркус, В. Луня, В. Ри-мас, Ю. Барташюнас, Й. Чебялис, Й. Жибуркус, В. Каволюнас, П. Симорайтис и многие другие побратимы Яцовскиса по оружию.
Они сражались с агрессором за единую Отчизну, в составе которой была и их страна — Литва. В одном из весенних номеров газета «Красная Звезда» в 1944 году опубликовала небольшую повесть Ильи Эренбурга «Сердце Литвы», посвященную двум воинам литовской 16-й дивизии — Йонасу Даунису и санитарке Зосе Денинай-те, погибшим в бою с гитлеровцами на орловской земле. Он писал:
«Нет маленьких народов. Нет маленькой земли. Любовь меняет пропорции… В Литве жили три миллиона человек. Но разве арифметикой определишь сердце? Литовцы любят свой край, зеленую тишину лесов, цветы и сугробы, широкие реки и ручьи. Испокон веков Литва сражалась против жадных и жестоких тевтонов. В боях против тевтонских рыцарей Литва обрела волю, душу, историю…
Йонас Даунис умел жить только во весь рост. Когда немцы напали на Советский Союз, Даунис узнал большое горе: немцы убили его жену и двух дочерей… В один день Даунис потерял счастье. Он спас сына. Он спас также честь. Он ушел на восток не за тем, чтобы спастись. Он ушел на восток за тем, чтобы спасти Литву. Он стал солдатом Красной Армии…
Это было в разгаре боя. Немцы открыли ураганный огонь. Даунис вплотную подполз к проволочным заграждениям на верхушке холма, бросил гранату и поднялся во весь рост. Рота услышала голос своего любимца: «За Родину! За свободу!»
Все видели, как из рук Дауниса упал автомат. Увидела это и Зося Денинайте. Хрупкая девушка, за два дня боев она вынесла более шестидесяти раненых. Под огнем она бросилась к товарищу. Даунис еще стоял, еще кричал: «Вперед!» Потом он упал. Зося наклонилась над ним. Пуля пробила грудь девушки. Тяжело раненная, она нашла в себе силы перевязать Дауниса.
Немцы не выдержали натиска. Тактически важная высота была занята литовцами.
На холме лежали два бездыханных тела: Дауниса и Зоси. Кто взял высоту? Йонас Даунис, который, умирая, крикнул «Вперед!»? Зося, поспешившая ему на помощь? Бойцы командира Ласаускаса? Они не спасли двух погибших, но они отвоевали у жадного врага кусок русской земли. Они сделали шаг на запад — к родной Литве…
Даунис и Зося не только говорили о свободе Литвы, они за нее умерли. Слова верности написали кровью, и нет во всех чернильницах мира чернил, которые могли бы перечеркнуть такую присягу».
И таких героев рождала война каждый день сотни, тысячи. А все потому, что они воевали с исчадием ада — озверелым фашизмом, который поддерживали всякого рода проходимцы от политики, человеконенавистники и одураченные националисты. Надо отметить, что генерал армии К.К. Рокоссовский не раз ставил в пример это соединение.
Сокрушительные удары Красной Армии побуждали фашистов еще шире использовать оружие идеологических диверсий — провокаций, лжи, клеветы, обмана, шантажа и угроз, пытаться рассчитывать на низменные инстинкты человеческих ничтожеств.
Вот о каком случае вспоминал сотрудник СМЕРШа Яцовскис:
«14 августа (1944 г. — Авт.) штаб дивизии остановился на привал в деревне Кошелево… Здесь из 224-го артиллерийского полка в отдел контрразведки дивизии принесли вскрытый пакет, на котором стоял гриф «Секретно». Мне было поручено расследовать обстоятельства утери этого пакета. Выяснилось, что почтальон полка красноармеец Е. Рабиновичюс, следуя на велосипеде по делам службы, обнаружил на обочине дороги запечатанный конверт с грифом «Секретно».
«Ну и раззява», — в сердцах мысленно обругал он неизвестного коллегу, утерявшего служебный пакет. Офицеры штаба полка, вскрыв конверт, обнаружили отпечатанный на пишущей машинке секретный приказ командования Красной Армии по вопросам борьбы с фактами членовредительства среди личного состава действующей армии.
При чтении этого документа мне прежде всего бросилось в глаза то обстоятельство, что в приказе самым подробным образом описывались способы совершения над собой членовредительства в целях уклонения от участия в боевых действиях на фронте, а главное, излагались детальные сведения, а по существу, советы о том, каким способом скрывать факт членовредительства. При более внимательном изучении этого документа стало ясно, что отпечатанный на машинке текст был размножен типографским способом и распространялся в расположении наших войск. Очередная гитлеровская фальшивка! Этот экземпляр «приказа» был, видимо, сброшен с самолета».
После ожесточенных боев с фашистами 16-я дивизия была выведена с передовой на доукомплектование во второй эшелон. Штаб соединения оказался в Туле, куда прибыл Председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР Ю. Палецкис, который 14 сентября на Собрании партийного актива соединения сказал такую фразу, которую запомнил контрразведчик: «После битвы под Грюнвальдом литовскому народу не приходилось участвовать в таких серьезных боях, в каких теперь отличились литовские подразделения Красной Армии. В этих боях вы сдали экзамен на мужество и удостоились бессмертной славы…»
Сегодня эту славу пытаются затоптать новые политиканы, потомки тех, кто прислуживал фашистам. Они теперь называют оккупантами советских солдат и офицеров, в том числе и своих земляков, освободивших Литву от коричневой нечисти. Будем считать, мягко говоря, что они заблуждаются.


***
Разыскная работа отдела КР СМЕРШ соединения велась интенсивно. Немецкие спецслужбы, отступая вместе с вермахтом, всячески пытались через свою агентуру внедриться в подразделения и части дивизии с целью ведения разведки, совершения диверсионных и террористических актов. После «прохладного душа» под Москвой и Сталинградом в плен стало попадаться все больше и больше «тевтонских вояк», с отдельными из них занимались военные контрразведчики. Так, во время боев под Полоцком в ближнем тылу противника наши разведчики из засады разгромили немецкий обоз, и среди захваченных в плен военнослужащих оказался также старший лейтенант — ветеринарный врач.
«Привели его в штаб дивизии, — вспоминал Евсей Яковлевич, — щеголеватого, при всех регалиях, причем с чемоданом в руках. При допросе он пытался создать о себе впечатление как о личности интеллектуальной, культурной, не причастной к совершенным нацистами преступлениям. Он то и дело повторял:
— Мое дело только лошадей лечить…
Однако, когда для досмотра был открыт его чемодан, все ахнули: рядом с аккуратно сложенным бельем и предметами личного туалета красовались изделия из фарфора, старинные шкатулки искусной работы, столовое серебро, старательно свернутые в трубку, снятые с подрамников, исполненные маслом картины — два пейзажа и один натюрморт, а также наручные часы разных марок, серьги с драгоценными камнями, золотые обручальные кольца и другие вещи…»
Следы мародерства были налицо. Вот уж действительно, краденая вода сладка, а тайно съеденный хлеб — приятен, а поэтому доброму вору всякая петля впору. Но перед смершевцами стоял навытяжку совсем не добрый вор — добрых не бывает. Стоял и дрожал за свою судьбу оккупант, захватчик, фашист…
Ну как тут не вспомнить слова Льва Толстого, сказанные в «Войне и мире» о наполеоновских вояках:
«Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые казались ему ценны и нужны».

Мародеры фюрера, оказывается, своим грабительским аппетитом ничем не отличались от бонапартовских предшественников.
Кстати, в усадьбе великого гения мировой литературы варвары двадцатого века приходили в бешенство от факта существования русской культуры. Они планомерно уничтожали все, что было связано с именем Льва Николаевича — печи топили разбитой уникальной мебелью и книгами, в одной комнате сделали туалет, здание школы для крестьянских детей превратили в развалины, унесли с собой ценные картины, ковры, другие экспонаты, хранившиеся в музее. Рассказы местных жителей были полны ужасных подробностей о грабежах, разбоях, убийствах и действиях специальных команд поджигателей домов.
Все эти данные были собраны военными контрразведчиками 16-й стрелковой дивизии.
«Любопытный случай, — писал Яцовскис, — произошел в апреле 1943 года в нашей чекистской практике. Вернувшись в один из вечеров из 167-го стрелкового полка, я увидел в отделе задержанного красноармейца.
Поздней ночью пришлось разбудить начальника отдела и доложить о результатах допроса. Полковник Барташюнас, внимательно выслушав меня, приказал немедленно под личную ответственность отконвоировать задержанного в Особый отдел армии.
Как сейчас вижу перед собой этого рослого, статного, смуглого украинца. Когда его ввели в комнату, он тут же вытянулся по стойке «смирно» и, как бравый солдат, щелкнул каблуками.
«Прошел хорошую муштру», — мелькнула у меня мысль. Предложил ему сесть, а сам принялся рассматривать изъятую у него при личном обыске красноармейскую книжку.
Я спрашиваю, он отвечает, записываю, опять спрашиваю:
— Профессия и специальность?
— Тракторист.
— Место службы и должность или род занятий?
— Агент немецкой разведки…
Мне показалось, что я ослышался. Ничего не стал записывать и еще раз переспросил. А он в ответ:
— Я уже сказал, агент немецкой разведки. Прошлой ночью был переброшен в тыл Красной Армии.
Я поспешно кончил заполнять анкету и принялся писать протокол допроса подозреваемого.
— Вы запишите, пожалуйста, в протокол, что я явился с повинной, с тем чтобы во всем чистосердечно признаться, — попросил допрашиваемый.
— Но ведь вас задержал патруль, — возразил я.
— Не моя вина, что весь день пришлось искать Особый отдел.
И тут он мне поведал из ряда вон выходящую историю. Еще задолго до получения задания от гитлеровской разведки этот агент твердо про себя решил: «Поручение фашистов выполнять не буду и сразу после выброски добровольно явлюсь в Особый отдел НКВД».
После приземления на парашюте в нашем тылу он штыком заколол своего напарника-радиста, который намеревался выслужиться перед врагом, спрятал рацию, оружие, другое выданное немцами снаряжение и направился в сторону фронта на поиски Особого отдела. Повстречавшиеся на рассвете красноармейцы указали ему на землянки возле опушки леса. Он приблизился к одной из них и спросил у часового, здесь ли находится Особый отдел.
Красноармеец недружелюбно спросил:
— А тебе какое дело?
— Я немецкий шпион.
— Я тебе покажу «шпиона»! Давай катись-ка отсюда, — зло прокричал часовой и направил на него ствол автомата.
— Что ж мне оставалось делать? — продолжал свой рассказ задержанный. — От того места весь день петлял по дорогам, пока не встретил ваши патрули.
Приблизительно месяц спустя в отдел заезжал руководящий работник Особого отдела армии, от которого мы узнали, что все показания задержанного полностью подтвердились: был обнаружен убитый немецкий агент-радист, парашюты, радиоаппаратура. Разобрались и с ротозеем-часовым, прогнавшим прочь немецкого агента. Он, видите ли, думал, что, называя себя шпионом, красноармеец над ним подшучивает, издевается.
— Не встречал таких шпионов, которые сами приходят в НКВД, — пытался оправдаться незадачливый боец взвода охраны Особого отдела.
Но на фронте случалось всякое!»
Тепло военный контрразведчик отзывался о командующем Калининского фронта генерале армии Андрее Ивановиче Еременко, который в 1940 году был командиром механизированного корпуса и являлся одновременно начальником Вильнюсского гарнизона. На одном из совещаний он сообщил, что войска фронта готовятся к новым наступательным операциям, и настало время освобождения Белоруссии и Литвы. Затем Еременко приказал построить офицеров. Когда это было сделано, скомандовал:
— Кто имеет одно ранение, шаг вперед! Кто ранен дважды, два шага вперед! Кто ранен трижды и более, три шага вперед — марш!
Генерал армии вручил ордена офицерам, которые были ранены на фронтах Великой Отечественной войны, но не имели правительственных наград. Он придерживался правила сразу же после боя прямо на передовой — в окопах, землянках, блиндажах, на артиллерийских позициях — вручать ордена и медали наиболее отличившимся воинам.


***
В конце октября 1943 года батальон 249-го стрелкового полка, успешно выполнив боевое задание, занял круговую оборону. В полдень бойцы боевого охранения задержали слоняющуюся без дела у опушки леса девушку. Когда о ней стало известно старшему оперуполномоченному полка капитану Й. Юргайтису, у него возникло подозрение о возможной причастности девушки к немецкой агентуре. Она назвалась Аннушкой. В ходе беседы задержанная рассказала, что в 1942 году она добровольно вступила в отряды народных мстителей. Работала в партизанском отряде, действовавшем в окружении Полоцка, радисткой. Неделю назад каратели окружили отряд. В завязавшемся бою лишь немногим удалось спастись. Она все время шла на восток — к своим…
На посланный запрос сотрудники СМЕРШа вскоре получили ответ — Аннушка действительно служила в отряде радисткой. Связь с отрядом прервалась полгода назад. Все как будто соответствовало показаниям радистки, кроме периода ее ухода из отряда. Допросили девушку еще раз. На этот раз она была не так уверена, начала путаться и нервничать. Все больше возникало противоречий. Тогда сотрудник СМЕРШа попытался склонить задержанную девушку к откровенной беседе.
Аннушка вздохнула и, опустив голову, заявила:
— Боюсь сознаться…
И вот полился рассказ искреннего раскаяния.
Полгода назад гитлеровцы разгромили партизанский отряд, и она оказалась в плену. Однако затем начались совершенно неожиданные и непонятные для нее события: немцы ее не пытали, не собирались вешать, как они обычно делали с партизанами, даже не допрашивали ее.
Спустя некоторое время ей разрешили свободно прогуливаться по двору дома, в котором располагался немецкий штаб, а командир воинской части, хорошо говоривший по-русски капитан по фамилии Штефан, был с Аннушкой изысканно вежлив, ни разу не расспрашивал ее ни о партизанах, ни о родственниках. Так прошел месяц, потом другой. Затем Штефан начал ей давать невинные, на первый взгляд, поручения. У Аннушки был красивый почерк, и ей велели переписывать какие-то списки. После этого Штефан поручил ей выписать из списков советских военнопленных каждого десятого, которых эсэсовцы вскоре расстреляли в отместку за якобы совершенный кем-то побег из лагеря. Очередная просьба Штефана была такова — ее послали с повесткой к местному жителю. Ничего не подозревая, он явился в немецкий штаб, и его на глазах у Аннушки повесили.
«Хитрый и коварный немецкий разведчик, — как писал Евсей Яковлевич, — незаметно опутал Аннушку липкой прочной паутиной, из которой она не сумела вырваться. Выполнение этих «невинных» поручений оказалось равносильным сотрудничеству с врагом. Она это поняла слишком поздно, а Штефан убедил, что дороги назад у нее нет.
Аннушка встала на путь предательства. Дважды она ходила в разведку в партизанский край, и оба раза доставляла фашистам необходимые сведения. На этот раз Штефан послал ее разведать, что там за большая группа хорошо вооруженных людей оказалась в тылу у немецких войск — партизаны или регулярные части Красной Армии. Бдительность красноармейцев помешала Аннушке выполнить это последнее задание немецкой разведки.
Закончив следствие, я доложил об этом начальнику отдела и получил приказание отправить Аннушку в отдел контрразведки СМЕРШ армии.
До разоблачения Аннушки нашими органами еще не было известно о существовании немецкой разведывательной группы капитана Штефана. 14 декабря 1943 года, вручая мне орден Красной Звезды, начальник отдела контрразведки СМЕРШ 4-й Ударной армии полковник Василий Федорович Смышников сказал:
— Помимо всего прочего, это вам за разоблачение первой ласточки капитана Штефана!
Уже после войны я узнал, что Аннушка искупила вину перед Родиной, она помогла нашим чекистам в роли агента-опознавателя обезвредить не одну группу вражеской агентуры, засылавшейся капитаном Штефаном в тыл Красной Армии».


***
Сегодня все те, кто сражался за освобождение Литвы с коричневой чумой, в том числе воины 16-й литовской стрелковой дивизии и многочисленные отряды партизан, в Литве обозваны «оккупантами», а сторонники гитлеровского режима из отрядов ваффен СС — освободителями. Переписчики истории спешат выхолостить из памяти потомков правду о войне, а молодежи влить в души свою «правду», выстроенную на мифологемах. А вообще каждый народ имеет то правительство, которого он заслуживает. Этим правителям следует напомнить одну вещь — став министром, Геббельс исключил Генриха Гейне из энциклопедического словаря. Как говорится, одному дана власть над словом, другому над словарями. Прошло немного времени, и жизнь поставила всех на свои места — гения на пьедестал, преступника сожгла и пустила прах по ветру.
Что касается понятия «освободители» в современной трактовке литовских властей, то здесь уместны герценовские слова — я вижу слишком много освободителей, g не вижу свободных людей. Литва разделена сегодня на своих и чужих, на граждан и неграждан страны, хотя класть декларирует свободу слова и личности. Но как говорил Марк Твен — милостью Божьей мы имеем три драгоценных блага: свободу слова, свободу совести и благоразумие никогда не пользоваться ни тем, ни другим.

 

Зафронтовой агент
Разыскники СМЕРШа считали, что самый надежный способ выйти на агента противника — внедрить его в то гнездо, где лупятся яйца, высиженные абвером или РСХА, и появляются, таким образом, лазутчики, готовые шпионить, взрывать, терроризировать население.
Ярким примером поиска предателей может служить операция, проведенная контрразведчиками СМЕРШа 3-го Белорусского фронта. Документ с грифом «Совершенно Секретно» назывался:
«Докладная записка СМЕРШ 3-го Белорусского фронта № 2/32937 в Главное управление контрразведки СМЕРШ НКО СССР о выполнении задания зафронтовым агентом «ГОРЯНОВЫМ». 21 ноября 1944 г.
При этом представляю доклад зафронтового агента Горянова», переброшенного нами в тыл противника 20 июня с.г. с задачей внедрения в разведпункт противника, дислоцирующегося в д. Будилово Витебского рай-рта, и сбора контрразведывательных данных о деятельности и агентуре этого пункта.
Одновременно «Горянов» являлся прикрытием для второго нашего агента — «Вестового», который, являясь Агентом германской разведки… был перевербован нами, направлен в Будиловский разведпункт 113-й агентурно-разведывательной группы «Гирш» с заданием вербовки работницы кухни этого пункта в нашу пользу. Агентурная комбинация мною была представлена в Главное управление контрразведки СМЕРШ №/ 2/17137 от 14 июня с.г.
Приложение: доклад зафронтового агента «Горянова».
Начальник Управления контрразведки СМЕРШ 3-го
Белорусского фронта генерал-лейтенант Зеленин».
В этих скупых строчках докладной записки с непродолжительным временным параметром втиснут огромный объем работы как военных контрразведчиков, так и самих наших агентов. Готовилась агентурная пара оперативниками 2-го отдела Управления контрразведки СМЕРШ во главе со старшим оперуполномоченным Молчановым и его коллегами.
К докладу был приложен список выявленной «Горяновым» и «Вестовым» агентуры «абвергруппы 113» и преподавательского состава. На агентуру из числа советских военнослужащих давались их установочные данные, псевдонимы и сведения о прошлой службе в рядах Красной Армии. Эти данные нужны были для предметной работы по поиску вражеской агентуры, заброшенной в тыл Красной Армии.
Из доклада зафронтового агента «Горянова»: «В ночь на 20.06.1944 г. на участке 159-й стрелковой дивизии в районе дер. Рублево Витебского района Витебской области я вместе со своим напарником «Вестовым» был направлен через линию фронта в расположение германских частей для выполнения задания советского командования по выявлению агентуры противника, подготавливаемой в разведпункте в дер. Будилово, и сбора данных о деятельности этого пункта…»
До нейтральной полосы их сопровождали наши военнослужащие, указавшие путь следования к немецким позициям. А дальше они шли одни. При приближении примерно метров за тридцать до переднего края немецкой обороны «Горянов» стал вполголоса кричать: «Алло! Алло!»
Сразу же немцы запустили осветительные ракеты. Поднялась ружейно-пулеметная стрельба с обеих сторон. Фашисты при свете ракет их заметили и тут же прекратили стрельбу.
«Горянов» вновь крикнул несколько раз: «Алло! Дойч агент!» Вскоре один немецкий солдат поднялся из окопа и крикнул по-немецки:
— Ком! Ком!
После чего два наших разведчика с поднятыми руками побежали в сторону немецких траншей. Стоило им впрыгнуть на дно окопа, как они тут же были разоружены и переданы офицеру вермахта.
— Кто вы такие? — удивленно спросил он.
— Немецкие агенты и возвращаемся после выполнения задания из тыла Красной Армии, — ответили почти хором «перебежчики».
— Гут! Гут! Карашо! — улыбнулся фашист, говоривший по-немецки, и стал детально интересоваться: где образовалось скопление советских войск с танками и артиллерией, не готовятся ли русские наступать или на каких вероятных участках можно ожидать наступления?
Разведчики тоже отвечали на его родном языке.
После завершения беседы офицер констатировал — молодцы, дайте им по стакану водки. На столе появилось сало, лук, хлеб.
Перекусив, разведчики немного расслабились. После выпитой водки уставшие люди считали, что им дадут передохнуть. Но их под конвоем повели в глубь оборонительных позиций. Углубившись в тыл километра на два, разведчиков завели в землянку, где повторился характер опроса очередным немецким офицером. Через несколько часов их отвезли на автомашине в штаб разведпункта…
Встретил их переводчик в звании зондерфюрера по фамилии Регер. Первый его вопрос был жестким:
— Почему вы нарушили срок пребывания за линией фронта?
— Да, вместо семи суток мы пробыли в стане противника двадцать дней. Но в этом нет нашей вины, — пояснил один из агентов. — Дело в том, что германские войска не отступили в предполагаемое время, и мы только на пятые сутки сумели проникнуть в расположение частей Красной Армии. (Эти данные соответствовали разработанной легенде. — Авт.)
— А еще, — вставил «Горянов», — мы оказались в затруднительном положении, то есть вынуждены были или опоздать, но выполнить задание, или возвратиться вовремя, не достигнув цели.
Он понимал, что в минуты нерешительности надо действовать быстро и стараться сделать первый шаг.
— Я вас не виню, но своим длительным молчанием вы заставили изрядно поволноваться наше руководство. Кроме того, я признаю и свою вину в неудачной переброске…
Через два дня в деревню Будилово прибыл начальник разведгруппы 113 капитан Генрих Темерис. Он от лица службы поблагодарил своих «агентов» за проявленную находчивость при выполнении задания и вручил обоим лазутчикам медали…
***
После отхода немцев в результате наступления советских войск разведгруппа уходила вместе с войсками на запад. С ней пришлось перемещаться и нашим разведчикам. За этот период они углубили свои знания о задачах этого подразделения фашистской военной разведки, собрали данные на весь личный состав, установили условное наименование группы — «Hirsch» — «Олень» и ее принадлежность к 3-й армии вермахта, а также техническую оснащенность группы.

Немцам хотелось быстрее задействовать своих «агентов» в деле. Отступая, офицеры разведгруппы 113 готовили и забрасывали свою агентуру в тыл Красной Армии. Пришел черед и нашим молодцам, горевшим желанием как можно быстрее оказаться в кругу своих. Тем более, багаж собранной информации о противнике требовал «освободиться» от нее.
В районе местечка Рагниш (Восточная Пруссия) немцы наконец-то отдали приказ на вылазку в тыл Красной Армии. Сначала их переодели, выдали документы прикрытия и продовольствие. «Горянова» экипировали в форму лейтенанта Красной Армии, а его напарника — в форму сержанта. Лейтенант, согласно легенде, являлся офицером связи 87-й стрелковой дивизии.
«Горянов» вспоминал:
«Мне были выданы фиктивные документы: удостоверение личности на имя Орлова Филиппа Михайловича, кандидатская карточка ВКП(б) № 720 3654, временное удостоверение о награждении медалью «За отвагу», расчетная книжка, продаттестат, 4 командировочных предписания в разных вариантах. Легендой предусматривалось, что я, как офицер связи, следую за получением Имущества на военскладе № 1056, а на обратном пути к линии фронта я должен был легендировать, что иду в подразделение со склада, где сдавал имущество связи.
Мой напарник «Вестовой» имел документы на имя Максакова Николая Васильевича, согласно легенде, следовал вместе со мной как подчиненный. Нам также было Выдано оружие: мне — револьвер системы «Наган», а напарнику — автомат. Продуктов дали из расчета на 2 суток. Задание заключалось в том, чтобы в районе переброски севернее Рагниша собрать данные о наличии и Наименовании советских частей, углубившись не больше как на 6–8 км в тыл… 16–17 октября 1944 г. мы должны были вернуться обратно к немцам по паролю «Дойч агент».
Инструктировал и выдавал документы старший лейтенант — литовец. Присутствовал при этом переводчик Стефаний. При инструктаже нам рекомендовали смело двигаться по дорогам в советском тылу, не обходить стороной и контрольно-пропускные пункты, так как имеющиеся у нас фиктивные документы «не вызывают никаких подозрений». На случай проверки документов рекомендовали предъявлять проверяющим вначале один какой-либо документ и лишь по требованию показывать остальные…»
Кроме того, им ставилась задача собирать необходимые сведения о нумерации и дислокации советских воинских частей и соединений путем наблюдения и расспросов идущих по дорогам бойцов, главным образом, одиночек. При этом им рекомендовалось в разговоре с конкретным солдатом поинтересоваться, из какой он дивизии, и тут же назвать место своей службы — 87-я стрелковая дивизия. Они должны были пояснить, что дивизия их переместилась в ходе наступления и теперь приходится разыскивать свою часть. В случае задержания рекомендовалось оказывать вооруженное сопротивление, ни в коем случае не признаваться в связях с немецкой разведкой.
14 октября 1944 года офицер-литовец и переводчик Стефаний доставили «агентов» в легковой машине на передний край немецкой обороны. Затем с наступлением темноты два немецких солдата указали им путь следования в сторону советских войск. Вскоре разведчики оказались в расположении одной из частей и, согласно паролю, были переданы в отдел военной контрразведки.
Дальнейшая судьба наших героев неизвестна. Но когда исчезают герои, на арену выходят клоуны…

 

Предатели из Туркестанского легиона
Вопрос об использовании против Советской России подразделений вермахта, состоящих из тюркских народов СССР и Центральной Азии, был поставлен Гитлером еще в 1933 году, сразу же по приходе бывшего ефрейтора к власти. В советской исторической литературе указывалось, что идея проекта создания Туркестанского легиона, как части большого Восточного легиона, принадлежала некому Мустафе Шокаю. Однако сегодня обнаружены другие данные — ему, видному антисоветскому эмигранту, осенью 1941 года лишь предлагалось возглавить Туркестанский легион. Но он отказался и вскоре Скоропостижно скончался. Есть подозрение, что он был отравлен немецкой спецслужбой. Первым руководителем легиона в марте 1942 года был назначен узбек по национальности Вели Каюм.
Источником пополнения Туркестанского легиона, созданного 15 ноября 1941 года при 444-й охранной дивизии, являлись советские военнопленные, а также эмигранты и беженцы, осевшие в европейских странах и Турции. В подразделениях легиона служили казахи, узбеки, туркмены, киргизы, уйгуры, татары и другие народности, исповедующие ислам. Сначала легион назывался «Туркестанским полком», состоявшим из четырех рот.
В зиму 1942 года он обрел название «Туркестанский легион», состоявший уже из батальонов. База формирования батальонов находилась в Польше. Весной 1942 года на советско-германский фронт были отправлены первые два батальона — 450-й и 452-й, за ними еще четыре — с 781-го по 784-й, весной 1943 года — 8 батальонов. Уже к началу 1944 года на фронте действовало 24 туркестанских батальона.
И все же из-за относительной малочисленности личный состав легиона чаще использовался не в ходе активных боевых действий, а был занят во вспомогательных и тыловых военных, в основном — карательных операциях. Задействовали его также в охране стратегических военных объектов. Большинство батальонов было приписано к 6-й армии генерал-полковника Ф. Паулюса.
В мае 1943 года в городе Нойхаммере была сформирована экспериментальная 162-я туркестанская пехотная дивизия, которая воевала в Словении и Италии. Солдатам и офицерам легиона и дивизии германское командование обещало создание Туркестанского государства — Большого Туркестана под протекторатом Германии. Большой Туркестан, в который бы входили помимо Средней Азии и Казахстана еще Башкирия, Поволжье, Азербайджан, Северный Кавказ и Синьцзян.
Руководство вермахта и спецслужб фашистской Германии не оставляло надежд поднять против советской власти восстание в Центральной Азии. Для этой цели активно работала гитлеровская резидентура в Афганистане. Именно из этой страны немцами планировалась операция по прорыву госграницы. В 1943 году фашисты сформировали специальное подразделение под кодовым названием «Алаш». Руководителем его назначили А. Агаева с задачей заброски отряда в Казахстан и проведения там серии враждебных актов. Группа должна была проникнуть на территорию Жилокасинского района Гурьевской области. Кроме того, диверсантам ставилось следующее конкретное задание: установить связи с враждебно настроенными к существующей власти элементами и дезертирами из числа местного населения для организации диверсий как в глубоком тылу Красной Армии, так и в местах расположения эвакуированных заводов, связанных с оборонной промышленностью, для проведения диверсий на нефтепромыслах и железнодорожном транспорте.
Для ведения профашистской агитации и пропаганды в тылу группа располагала 3000 листовок на казахском языке, типографским станком, набором шрифтов, красками, готовыми клише антисоветских карикатур, а для легализации на территории Казахстана имелось 130 чистых бланков и свыше 120 печатей различных государственных учреждений.
Немецкие самолеты дважды выбрасывали диверсантов — 3 и 6 мая 1944 года. Полеты транспортников, на которых летели разведывательно-диверсионные группы, были вовремя замечены средствами ПВО. Об этом военные быстро сориентировали местное управление НКВД, яичный состав которого был задействован в поиске диверсантов. Вскоре пришельцев с неба чекистам удалось обнаружить. Операция завершилась тем, что пять человек из парашютного десанта были уничтожены в ходе боевого столкновения, а девять диверсантов пленены. Оставшийся в живых радист группы до окончания войны работал на военную контрразведку СМЕРШ, передавая немцам ложную информацию. Приятно было отметить, что дезинформация по группе Агаева достигла цели — абвер, а потом и РСХА до последних дней войны считали, что получают от «алашистов» объективную информацию.


***
О результатах разыскной работы сотрудников военной контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта на территории Болгарии и Югославии свидетельствует один документ, фрагменты которого есть смысл привести, чтобы показать масштабы этой деятельности армейских чекистов.
Так, в докладной записке УКР СМЕРШ фронта № 29342/3 от 14 декабря 1944 года в ГУКР СМЕРШ НКО СССР о результатах розыска на упомянутых территориях активных карателей, служивших в Туркестанском легионе, говорилось:
«Со времени вступления войск 3-го Украинского фронта на территорию Болгарии и Югославии органами контрразведки СМЕРШ в результате проводимых мероприятий установлено и арестовано 116 карателей, служивших в так называемых «туркестанских легионах», принимавших активное участие в вооруженной борьбе против частей Красной Армии и в карательных экспедициях против Местных партизан.
13 октября с.г. в отдел контрразведки СМЕРШ 93-й Стрелковой дивизии, входящей в состав 57-й армии, поступили данные о том, что в населенном пункте Шабурь (Югославия) скрываются добровольцы немецкой армии, отставшие при отступлении. Принятыми мерами розыска в указанном пункте были обнаружены и задержаны:
1. Матякубов Базарбай, в Красной Армии служил с декабря 1941-го до мая 1942 года, с мая 1942-го по октябрь 1944 года — в немецкой армии в звании ефрейтора.
2. Нагиметов Толеу, в Красной Армии служил с 1939-го по сентябрь 1941 года, с мая 1944-го по октябрь служил в немецкой армии, унтер-офицер.
3. Мирзаев Тимур, в Красной Армии служил с июня по август 1941 года, с октября 1942 по октябрь 1944 года служил в немецкой армии, унтер-офицер.
Произведенным расследованием установлено, что указанные лица в разное время и на различных участках фронта, проявив трусость в боях с немцами, добровольно перешли на сторону противника, а спустя некоторое время также добровольно поступили на службу в немецкую армию. Из показаний арестованных видно, что все трое находились на службе в 785-м туркестанском батальоне легионеров, который на разных участках фронта принимал участие в боевых действиях против частей Красной Армии.
До мая 1944 года батальон располагался в городе Речице Белорусской ССР и Миньске-Мазовецком, где нес гарнизонную службу и охрану от нападения партизан. В августе с.г. батальон был направлен на германо-советский фронт и занимал оборону по реке Висла, откуда в начале октября был переброшен в Югославию, где добровольцы принимали участие в боях с Красной Армией в районе Белграда.
В октябре отделом контрразведки СМЕРШ 244-й стрелковой дивизии от осведомителя «Стороженко» было получено донесение, в котором указывалось, что находящийся на службе рядовой «Андрей» ранее служил в туркестанском батальоне в должности командира взвода и зверски относился к мирным жителям. В процессе дальнейшей разработки было установлено, что «Андрей», о котором сообщил осведомитель «Стороженко», есть — Рахимов Хайдар, в Красную Армию вторично призван в августе 1944 года на территории Бессарабии. На основании указанных данных и показаний свидетеля Хамраева Рахимов 22 сентября был арестован.
На допросе он показал, что, находясь в плену у немцев, в марте 1943 года добровольно поступил на службу в формируемый германским командованием 244-й туркестанский батальон легионеров, где был вначале рядовым солдатом, затем командиром отделения и в последнее время командиром взвода в чине унтер-офицера. Одновременно Рахимов показал, что вместе с ним в батальоне служили и принимали участие в грабежах населения находящиеся на службе:
1. Оразов Туак, в Красную Армию мобилизован в ноябре 1941 года, а в июне 1942 года добровольно перешел на сторону немцев. Вторично в Красную Армию мобилизован в августе 1944 года.
2. Джумаев Коленжар Кули, в Красную Армию призван в 1941 году, был в плену противника с 1942 по 1944 год, служил в немецкой армии.
Оразов и Джумаев также арестованы, и показаниями последних установлено, что 244-й туркестанский батальон во время отступления немцев на территории СССР использовался в карательных целях, занимался поджогами населенных пунктов, отбирал у населения скот и угонял его в тыл немецких войск, а также насильственно угонял мирных советских граждан, проводил облавы на Партизан и коммунистов. Солдаты этого батальона творили массовые злодеяния и насилия над советскими Людьми. Кроме грабежей и насилий, легионеры в составе батальона в 1943 году принимали участие в боях против Красной Армии в районе г. Славянска и по реке Северский Донец. Из показаний арестованных видно, что немецкое командование среди солдат батальона проводило усиленную пропаганду под лозунгом «Борьба за создание самостоятельного туркестанского государства».
В ноябре с.г. отделом контрразведки среди военнослужащих агентурным путем было вскрыто 3 группы изменников. Они служили в немецкой армии и принимали активное участие в боях против частей Красной Армии и партизан на оккупированной немцами территории.
6 ноября по подозрению в причастности к Туркестанскому легиону было задержано 34 человека.
Все арестованные в ходе следствия показали, что в 789-й туркестанский батальон они вступили добровольно под влиянием антисоветской пропаганды, проводимой среди военнопленных немецким командованием и изменниками Родины, бывшими командирами Красной Армии из числа среднеазиатских национальностей. В составе этого «батальона» они в конце 1942 года были направлены на Украину, где вели бои с регулярными частями Красной Армии, несли охрану складов, мостов, железнодорожных путей и принимали участие в операциях по борьбе с партизанами.
В декабре 1943 года, после того как одна из рот «легионеров» перешла на сторону Красной Армии, 789-й батальон был разоружен и направлен в Германию. Там добровольцы в течение двух месяцев проходили обучение, а затем снова были вооружены и направлены в Грецию для борьбы партизанами.
Находясь в Греции, принимали участие в вооруженной борьбе, занимались грабежом мирного населения и разрушениями населенных пунктов.
1 ноября с.г. отделом контрразведки СМЕРШ 9-го района авиабазирования 17-й воздушной армии на территории Югославии была задержана, а впоследствии арестована группа изменников Родины в количестве 29 человек, среди которых:
1. Синкенов Байнияз.
2. Курчиев Абас.
3. Алтабаев Козикбай.
4. Салмапаев Имаш и другие лица, являвшиеся военнослужащими Красной Армии, в разное время в 1941 —
1942 годы в боевой обстановке, с оружием в руках, добровольно сдались в плен противнику.
Будучи в составе туркестанского батальона, Синкенов, Курчиев, Алтабаев и другие изменники в течение всего времени службы принимали непосредственное участие в борьбе против Красной Армии; до августа 1944 года несли службу по охране немецких коммуникаций в Польше, в августе — сентябре с.г. принимали участие в строительстве укреплений немцев на р. Висла и там же держали оборону, в сентябре — октябре участвовали в боях против частей народно-освободительной армии Югославии, несли службу по охране немецких коммуникаций в Югославии.
Отделом контрразведки СМЕРШ 34-го стрелкового корпуса 10 ноября с.г. была арестована группа изменников Родины в количестве 9 человек: Ачилова Мухтара, Минбаева Конлибая и других лиц, служивших в 789-м туркестанском батальоне, проводивших активную вооруженную борьбу против греческих партизан и принимавших участие в грабежах мирного населения. Следствием установлено, что все арестованные в преобладающем своем большинстве в первые месяцы Отечественной войны сдались в плен противнику и некоторое время содержались в лагерях военнопленных, а затем весной
1943 года добровольно поступили на службу в 789-й туркестанский батальон.
Отделом контрразведки СМЕРШ 295-й стрелковой дивизии, входящей в состав 37-й армии, 31 ноября с.г. арестовано 20 военнослужащих, проникших на службу в дивизию, разоблаченных агентурным путем как изменники Родины, состоявшие на службе у немцев. В процессе следствия установлено, что все арестованные по делу, находясь в плену противника, добровольно поступили на службу в сформированный немцами «11-й туркестанский батальон легионеров». В этом подразделении они под командованием немецких офицеров обучались навыкам боевых действий в условиях горной местности, несли охрану железнодорожных сооружений, а затем принимали участие в карательных экспедициях против польских и греческих партизан, поджогах сел и участвовали в грабежах мирных жителей.

Одновременно отделом контрразведки СМЕРШ 34-го стрелкового корпуса 17 ноября с.г. было арестовано 14 военнослужащих, находившихся на сборно-пересыльном пункте. В отношении этих лиц имелись данные об их службе в том же батальоне и участии в борьбе против партизан, поджогах населенных пунктов и грабежах мирных жителей, в особенности на территории Греции.
Отделом контрразведки СМЕРШ 259-й стрелковой дивизии 11 ноября с.г. арестовано 6 человек, ранее изменивших Родине, а затем служивших в 769-м туркестанском батальоне легионеров, в составе которого принимали участие в борьбе против греческих партизан. Также установлено, что все они, как и другие добровольцы 789-го батальона, являлись активными карателями, проводившими грабеж мирного населения и поджоги населенных пунктов. Из материалов следствия по всем делам изменников-карателей видно, что батальоны, в которых они служили, осенью 1944 года, в ходе боевых действий были разбиты частями Красной Армии на территории Югославии. Остатки недобитых легионеров бежали с немцами, а часть их была взята в плен.
В ходе следствия выявлен ряд новых изменников Родины — карателей, в отношении которых проводим дальнейшие мероприятия по розыску и аресту.
Список выявленных и арестованных изменников Родине, служивших в «туркестанском легионе», прилагаем.
Начальник Управления контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта Генерал-лейтенант Ивашутин».
— Эти предатели получили по заслугам. Одних приговорили военные трибуналы к расстрелу, других ожидали, как правило, 10-летние сроки лагерного содержания.


***
Военные контрразведчики СМЕРШа провели серию интересных операций и на территории Чечено-Ингушской АССР против немецкой агентуры и гитлеровских пособников в лице руководителей и организаторов повстанческого движения в Чечне Хасана Исраилова и Майр-бека Шерипова.
Начиная войну с нашей страной, — как писал известный историк и публицист Игорь Пыхалов, — немцы среди прочего рассчитывали разыграть «националистическую карту». Частично это им удалось. Ряд народностей СССР, в частности чеченцы и ингуши, фактически встали на путь массового предательства.
Во-первых, с их стороны отмечалось массовое дезертирство. За первые три года войны из рядов РККА дезертировало около пятидесяти тысяч чеченцев и ингушей — точнее, 49 362 человека, уклонилось от призыва — 13 389, что в сумме составляло 62 751 человек.
Во-вторых, организация бандитизма. Сегодня деятельность «борцов с Советами» часто героизируется, а по сути «повстанцы» были элементарными бандитами. Их обычная тактика — ограбить, украсть, убить, а потом скрыться при появлении опергрупп или воинов РККА. За период с начала войны по 1944 год органами госбезопасности было уничтожено около двухсот банд.
В-третьих, на территории Чечено-Ингушетии произошло три крупных восстания: в конце октября 1941 года — в Галанчожском, Шатоевском и Итум-Калинском районах, в августе 1942 года — в Итум-Калинском и Шатоевском районах и в октябре 1942 года в Введенском и Чеберлоевском районах.
С приближением фронта к Кавказу немцы стали забрасывать свою агентуру и диверсионные группы с целью максимального усиления бандитско-повстанческих формирований.
Есть смысл остановиться на совместной работе военных контрразведчиков вместе с отдельными территориальными органами НКВД Чечено-Ингушской АССР. Почему отдельными, будет сказано чуть ниже. ГУКР СМЕРШ нужны были сведения о степени участия местного населения в оказании помощи немецким оккупантам и состоянии повстанческого движения в Чечне.
В начале 1943 года советской военной контрразведкой был арестован резидент немецкой разведки Осман Сайднуров (агентурный псевдоним — «Губе»), получивший от руководства абвера звание оберста (полковника).
Он был выброшен с германского самолета в районе селений Аршты-Берешки Гапашкинского района ЧИ АССР в 1942 году вместе с четырьмя пособниками. Перед ними были поставлены следующие задачи: разведдеятель-ность, проведение диверсий на железнодорожном транспорте в расчете на срыв передвижения частей Красной Армии, формирование бандитских групп и организация восстания на Кавказе.
На допросах «Губе» показал, что немецкое командование требовало подбивать местное население на участие в саботаже, срывать продовольственные поставки воюющей Красной Армии, проводить теракты против местного чиновничества и военнослужащих, сеять панику и слухи. Гитлеровцы в ответ на лояльность и помощь оккупационным властям заявляли, что дадут после войны независимость всем кавказским народам. Большое внимание уделялось влиянию на призывную молодежь для склонения ее к дезертирству и пополнения банд, особенно в гористых местностях.
На одном из допросов он показал:
«Среди чеченцев и ингушей я без труда находил нужных людей, готовых предать, перейти на сторону немцев и служить им. Меня удивляло: чем недовольны эти люди? Чеченцы и ингуши при советской власти жили зажиточно, в достатке, гораздо лучше, чем в дореволюционное время, в чем я лично убедился после 4 месяцев с лишним нахождения на территории Чечено-Ингушетии. Чеченцы и ингуши, повторяю, ни в чем не нуждаются, что бросалось в глаза мне, вспоминавшему тяжелые условия и постоянные лишения, в которых обреталась в Турции и Германии горская эмиграция.
Я не находил иного объяснения, кроме того, что этими людьми руководили шкурнические соображения, желание при немцах сохранить хотя бы остатки своего благополучия, оказать услугу, в возмещение которой оккупанты им оставили бы хоть часть имеющегося скота и продуктов, землю и жилища».
25 августа 1942 года группа обер-лейтенанта Ланге в количестве 30 человек, укомплектованная в основном чеченцами, ингушами и осетинами, десантировалась в районе селений Чишки, Дачу-Борзой и Дуба-Юрт Ата-гинского района ЧИ АССР тоже для организации диверсионно-террористических актов и организации повстанческого движения. Для этого руководитель группы установил связь с одним из главарей чеченских банд Хасаном Исраиловым, а также с предателем Эльмурзаевым, который, будучи начальником Старо-Юртовского райотдела НКВД, в августе 1942 года перешел на нелегальное положение вместе с районным уполномоченным заготовительной конторы Гайтиевым и четырьмя милиционерами, забрав 8 винтовок и несколько миллионов рублей. Однако развернуть преступную затею в полной мере им не удалось. Вскоре бандиты были обнаружены. Не выполнив указаний немцев, обер-лейтенант с остатками группы с помощью проводников-чеченцев во главе с Хамчиевым и Бельтоевым перешли линию фронта и оказались снова у фашистов.
В октябре 1942 года группа, возглавляемая унтер-офицером Гертом Реккертом, забрасывается в горную часть Чечни в составе 12 человек — в основном это были Чеченцы. Им была поставлена конкретная задача — встретиться с одним из руководителей повстанцев горных территорий Расулом Сахабовым и подтолкнуть население селений Введенского района к массовым выступлениям. Его группа в течение непродолжительного времени привлекла в свои ряды около полутысячи человек. Всем завербованным чеченцам и ингушам тут же было вручено немецкое оружие, сброшенное с самолетов во время десантирования группы Реккерта, который уже в октябре того же года сумел организовать восстание в ряде аулов Введенского и Чеберлоевского районов. Однако принятыми оперативно-войсковыми мерами это вооруженное выступление было ликвидировано. Реккерт в одном из боестолкновений был убит, а примкнувший к нему главарь другой диверсионной группы Дзугаев арестован органами военной контрразведки.
Но в борьбе с немецкой агентурой органами СМЕРШа в конце 1943 года были вскрыты недоработки, ошибки и факты предательства со стороны местных сотрудников НКВД. Возглавлявший НКВД ЧИ АССР капитан госбезопасности Султан Албогачиев, ингуш по национальности, всеми путями отмежевывался от участия в борьбе с террористами.
На одном из заседаний бюро Чечено-Ингушского обкома ВКП(б), а конкретно 9 ноября 1941 года, говорилось: «Наркомат внутренних дел (нарком т. Албогачиев) не выполнил постановления бюро Чечено-Ингушского обкома ВКП(б) от 25 июля 1941 года. Борьба с бандитизмом до последнего времени строилась на пассивных методах, в результате бандитизм не только не ликвидирован, а наоборот, активизировал свои действия».
На вопрос, откуда такая пассивность у наркома ЧИ АССР, ответ нашли военные контрразведчики. В ходе очередной операции военнослужащими 263-го полка Тбилисской дивизии войск НКВД лейтенантом Аникеевым и старшиной Нециковым был обнаружен вещмешок одного из главарей чеченских бандитов Исраилова-Терлоева с его дневником и перепиской. В этих документах находилось письмо от Албочагиева следующего содержания:
«Дорогой Терлоев! Привет тебе! Я очень огорчен, что твои горцы раньше положенного времени начали восстание. Я боюсь, что если ты не послушаешь меня, и мы, работники республики, будем разоблачены. Смотри, ради Аллаха, держи присягу. Не назови нас никому. Ты разоблачился сам. Ты действуй, находясь в глубоком подполье. Не дай себя арестовать.
Знай, что тебя будут расстреливать. Связь держи со мной только через моих доверенных пособников. Ты пиши мне письмо враждебного уклона, угрожая мне, а я тоже начну преследовать тебя. Сожгу твой дом, арестую кое-кого из твоих родственников и буду выступать везде и всюду против тебя. Этим мы с тобой должны доказать, что будто мы непримиримые враги и преследуем друг друга.
Ты не знаешь тех орджоникидзевских агентов гестапо, через которых, я тебе говорил, нужно послать все сведения о нашей антисоветской работе.
Пиши сведения об итогах настоящего восстания и пришли их мне, я их сразу сумею отослать по адресу в Германию. Ты порви эту записку на глазах моего посланника. Время опасное, я боюсь.
10 октября 1941 г.».
Не отставали от милиционеров и чекистов также и партийные чиновники. При приближении линии фронта в августе — сентябре 1942 года бросили работу и бежали в горы к повстанцам около сотни членов ВКП(б), в том числе шестнадцать первых секретарей райкомов, восемь руководящих работников райисполкомов и четырнадцать председателей колхозов. С учетом того, что в описываемое время ЧИ АССР включала в себя двадцать четыре района и город Грозный, вырисовывается картина — со своих постов дезертировали ровно две трети первых секретарей райкомов.
Когда ГУКР НКО СМЕРШ получил обильный материал, свидетельствующий о массовом сотрудничестве местного населения с гитлеровцами, начальник ГУКР НКО СССР генерал-полковник B.C. Абакумов доложил обобщенной справкой Верховному Главнокомандующему. В феврале 1944 года по указанию Иосифа Сталина органы НКВД СССР провели спецоперацию под кодовым названием «Чечевица», в результате которой из Чечено-Ингушской Автономной Республики спешно выселили в районы Средней Азии, особенно на территории Казахстана и Сибири, почти всех чеченцев и ингушей, а саму республику упразднили. Покарали, таким образом, и невиновных. Хотя с позиций сегодняшнего дня многим исследователям показалось, что можно было решить эту задачу другим способом, но каким — никто не может ответить. Но война есть война, у нее жестокий нрав, и она не делает мягче ни солдат, ни офицеров, ни политиков.
— Надо честно признаться, — писал Д.М. Кураев на одном из сайтов в Интернете, — что эффективность данной акции, жертвой которой стали главным образом ни в чем не повинные старики, женщины и дети, оказалась непродуманной и иллюзорной. Вооруженные противники советской власти, озлобленные и доведенные до отчаяния, продолжали мстить русскоязычному населению, устремившемуся на Кавказ после окончания войны.
Операция же по выселению чеченцев и ингушей в Среднюю Азию — в основном в Казахстан и Киргизию, получившая, как известно, кодовое название «Чечевица», началась 23 февраля 1944 года в 2 часа ночи.
Были оцеплены все населенные пункты, устроены дозоры и засады, отключены радиотрансляционные станции и телефонная связь. В 5 часов мужчин созвали на сходы, где им объявили решение правительства и тут же разоружили.
Со слов уже упоминаемого знатока этой темы И. Пыхаяова, пока проходил сход, в это время в двери чеченских и ингушских домов уже стучались опергруппы (ОГ). Каждая ОГ, состоявшая из одного оперативного работника и двух бойцов войск НКВД, должна была произвести выселение четырех семей. По прибытии в дом выселяемых проводился обыск, в ходе которого изымалось огнестрельное и холодное оружие, валюта, антисоветская литература.
Главе семьи предлагалось выдать участников созданных немцами отрядов и лиц, помогавших фашистам. С собой выселяемым разрешалось брать продовольствие, мелкий бытовой и сельскохозяйственный инвентарь из расчета 100 кг на каждого человека, но не более полутонны на семью. Деньги и бытовые драгоценности изъятию не подлежали. На сельскохозяйственное оборудование, фураж, крупный рогатый скот выдавалась квитанция для восстановления хозяйства по новому месту жительства. Оставшееся движимое и недвижимое имущество переписывалось представителями приемной комиссии. Все подозрительные лица подвергались аресту. В случае сопротивления или попыток к бегству виновные расстреливались на месте без каких-либо окриков и предупредительных выстрелов.
Следует отметить, что подавляющее большинство «воинственных горцев» послушно отправилось к сборным пунктам, даже не помышляя о сопротивлении. При сопротивлении или попытках к бегству было убито всего лишь 50 человек. В ходе выселения оперсостав совместно с солдатами НКВД изъяли — 20 072 единицы огнестрельного оружия, в том числе 4868 винтовок, 479 пулеметов и автоматов.
Что касается сознательного уничтожения чеченцев и Ингушей, как об этом уверяют обличители «преступлений тоталитаризма», то его не было, а был жестокий послевоенный голод. В этих условиях государство должно было в первую очередь заботиться о лояльных гражданах, а чеченцы и прочие поселенцы во многом оказались предоставлены сами себе. Естественно, традиционное отсутствие трудолюбия и привычка добывать пропитание разбоем и грабежом отдельных из них отнюдь не способствовали выживанию. Тем не менее постепенно переселенцы обжились на новом месте, и перепись 1959 года дает уже большую цифру чеченцев и ингушей, чем было на момент выселения…
Ошибки в национальной политике Сталина, Хрущева, Горбачева и Ельцина дорого обошлись нашему народу. В ходе первой и второй чеченской войн практически все русскоязычное население из Чечни было выдавлено. Более 500 000 русскоговорящих граждан, исповедующих христианство, под воздействием угроз и совершения преступлений покинули пределы республики. Их выбрасывали из квартир, убивали, захватывали имущество, делали заложниками для получения выкупа.
Кто ответит уже за это современное головотяпство, если не сказать жестче — преступление? А мы хотим разобраться со сталинским произволом во время такой непредсказуемой войны. Сегодняшние политики молчат вместе с ангажированными властью журналистами. Но отвечать все же жизнь заставит! Иногда лишь кара пробуждает чувство вины, ибо если виновных нет, их назначают.