Александр Колпакиди. ГРУ в Великой Отечественной войне. Часть 1

Александр Колпакиди. ГРУ в Великой Отечественной войне. Часть 1
Новая книга ведущего историка спецслужб. Энциклопедия лучших операций ГРУ в ходе Великой Отечественной войны. Глубокий анализ методов работы советских военных разведчиков. Рассекреченные биографии 300 лучших агентов Главного разведывательного управления Генерального штаба.

В истории отечественной военной разведки множество славных и героических страниц – от наполеоновских войн до противоборства со спецслужбами НАТО. Однако ничто не сравнится с той ролью, которую ГРУ сыграло в годы Второй Мировой. Нашей военной разведке удалось не только разгромить своих прямых противников – спецслужбы III Рейха и его сателлитов, но и превзойти разведку Союзников и даже своих коллег и «конкурентов» из НКВД-НКГБ. Главный экзамен в своей истории ГРУ выдержало с честью!

Вступление
О той огромной роли, которую сыграла советская военная разведка – ГРУ в годы Великой Отечественной войны, написано достаточно много достойных и интересных книг еще в советское время. В наши дни особенно следует отметить многочисленные и основательные работы военного историка В.И. Лоты и публикации В.Я. Кочика. В предлагаемой книге я не ставил перед собой цели рассказать об истории и структуре ГРУ в годы войны, об этом уже писано-переписано и не раз. Основной задачей было назвать имена и показать, пусть и кратко, биографии конкретных людей – советских разведчиков-оперативников и агентов стратегической разведки времен Великой Отечественной войны, на своих плечах, зачастую ценою собственной жизни, вынесших ее неимоверную тяжесть. Разведчиков, большинство из которых даже не было гражданами СССР, но которые тем не менее работали, а вернее сказать, сражались не за деньги, не за почести и награды, а потому, что считали Советский Союз своей второй Родиной и сделали все от них зависящее для того, чтобы спасти и защитить нашу страну в годы тяжелейших испытаний.
К сожалению, до сих пор многие (думаю, что подавляющее большинство!) из этих людей остаются неназванными. И не потому, что, как принято говорить у наших перестраховщиков, «время еще не пришло», а просто по лености и недомыслию тех, кому по должности положено заниматься этой работой – патриотическим воспитанием молодежи на конкретных примерах нашей героической истории. Укором для них могут служить такие энтузиасты-краеведы, как калининградский полковник милиции Юрий Ржевцев, раскопавший и обнародовавший колоссальный массив интереснейших материалов о деятельности наших войсковых разведывательных групп в 1944–1945 гг. в Восточной Пруссии, да и не только там. Тем не менее, несмотря на деятельность подобных энтузиастов, остается еще немало «белых пятен» в истории нашей военной разведки.
Одна из таких остающихся совершенно не изученных тем периода Великой Отечественной войны – это так называемые «парашютисты» стратегической разведки. То есть советские разведчики, заброшенные с самолетов в глубокие вражеские тылы в другие страны, в основном с целью восстановления потерянной с резидентурами или отдельными агентами связи. Большинство из них погибло, меньшая часть уцелела, но мало что смогла (успела) сделать. Забрасывались они с территории СССР или Великобритании в основном в Восточную Пруссию, Польшу, Чехословакию, Болгарию, Румынию, реже в другие страны. Некоторые имели задание пробраться в Германию. Судя по всему, их были сотни (!). Так, только в одной чрезвычайно интересной книге западногерманских авторов (Günther Nollau und Ludwig Zindel: Gestapo ruft Moskau. Sowjetische Fallschirmagenten im 2. Weltkrieg, 1.Auflage, Blanvalet Verlag, München, 1979), помимо прочего, рассказано о следующих забросках.
10 января 1942 г. в Бретань с английского самолета заброшена советская разведчица 36-летняя Анна Успенская.
3 марта 1942 г. в окрестностях Монтпелье с английского самолета десантирован француз Пьер Данден, 1911 г. р.
В ночь с 16 на 17 мая 1942 г. в окрестностях Алленштейна (Восточная Пруссия) были десантированы бывшие интербригадовцы, немецкие коммунисты – Эрвин Панндорф и Вилли Бернер, в ту же ночь десантированы интербригадовец Вилли Феллендорф и опытная разведчица, работавшая ранее в Германии и Китае, Эрна Айфлер.
В ночь с 18 на 19 мая 1942 г. с советского самолета юго-западнее Инстенбурга (Восточная Пруссия) были десантированы 3 разведчика. При приземлении один из них – Якоб Фройнд был убит, позднее схвачены и двое других – 27-летний Вальтер Герсманн и 36-летний бывший интербригадовец Вильгельм Трапп, в ту же ночь десантированы интербригадовец Франц Бергер, австриец «Руди» и неизвестный судетский немец.
В Голландию с английского самолета заброшен 22 июня 1942 г. 26-летний Никодемус (Нико) Круйт, а 24 июня того же года в Бельгию – его отец Ион Вильям Круйт.
23 октября 1942 г. десантирован Генрих (Хейнц?) Кеннен.
5 августа 1942 г. десантированы бывший интербригадовец Альберт Хесслер и Роберт Барт.
В ночь с 29 на 30 ноября в Голландии с английского самолета десантирован самый «крутой» из заброшенных бывший интербригадовец немецкий коммунист Бруно Кюн (Петр Кузнецов).
В ночь с 23 на 24 февраля 1943 г. под Фрайсбургом англичанами были десантированы Эльза Ноффке и Георг Титце.
В марте 1943 г. в Польшу заброшен бывший интербригадовец Франц Циласко.
14 марта 1943 г. или, по другим данным, месяцем позже в Польшу десантирован бывший радист легендарного Рихарда Зорге – Иозеф («Зепп») Вайнгардт.
27 апреля 1943 г. в Восточную Пруссию заброшены Винсент Поромбка, Отто Хеппнер и Адольф Кайм.
12 мая 1943 г. к северо-западу от Парижа десантирован Игорь Фельдман, 1922 г. р.
В июле 1943 г. в Восточной Пруссии десантирован некий «Граб».
14 сентября 1943 г. в окрестностях Авиньона десантировался 28-летний баск «Мишель Бельфорт».
7 октября 1943 г. заброшены Катя Нидеркирхнер и Тео Винтер,
5 ноября 1943 г. с английского самолета десантировались немцы «Отто Бах» и 33-летний «Зигфрид Шмидт».
7 ноября 1943 г. в Австрии десантированы Герман Келер и Эмилия Борецки.
6 января 1944 г. в Нижней Австрии десантированы бывший интербригадовец Иозеф Цеттлер и Альберт Хуттари.
5 февраля 1944 г. в окрестностях Лиона с английского самолета десантировался француз Марсель Стефан Симон.
5 марта 1944 г. западнее Монтпелье с английского самолета десантировался француз «Симон Валери Розьер».
В начале июня 1944 г. с советского самолета в Польшу заброшен Герман Гондерманн.
7 ноября 1944 г. с английского самолета десантированы Ойген Неспер и бывший интербригадовец Герман Крамер.
В том же ноябре 1944 г. заброшена группа парашютистов во главе с бывшим интербригадовцем Георгом Тиле.
В своей книге, основанной на архивах гестапо, Гюнтер Ноллау и Людвиг Циндель сообщают и о других «парашютистах» – 36-летнем интербригадовце Генрихе Росскампе, Курте Рёмлинге, Эрнсте Хельвиге, Рудольфе Гундермане, Викторе Кёнене, Эльвире Эйзеншнайдер и т. д. Этот список далеко не полон и основан только на одной немецкой книге.
И это только одно из многочисленных «белых пятен» истории ГРУ периода войны.

 

 

 

Раздел I Военная разведка против нацистской Германии, оккупированных ею стран, союзников и сателлитов
Германия
Главной страной, интересовавшей ГРУ со второй половины 30-х годов, была, конечно, Германия и ее союзники. Это не значит, что в других странах работа не велась, велась, и даже на первый взгляд более активно. В тех же Соединенных Штатах у ГРУ было гораздо больше агентов и источников, чем в Третьем рейхе, да и занимали они гораздо более высокие посты. Но объясняется это только одним – гораздо более легким контрразведывательным режимом. Понятно, что в Третьем рейхе работать было неимоверно труднее, чем в любой другой стране, тем ценнее была информация, поступавшая оттуда в Центр. В фашистской Германии накануне войны действовала крупная легальная резидентура Разведуправления, которой руководили помощник военного атташе по авиации полковник Николай Дмитриевич Скорняков («Метеор») и военный атташе генерал-майор Василий Иванович Тупиков («Арнольд»). В резидентуре в разное время работали военно-морской атташе капитан 1-го ранга Михаил Александрович Воронцов и его помощник Виктор Иустинович Смирнов (самостоятельная резидентура военно-морской разведки), помощники военного атташе Василий Ефимович Хлопов и Иван Григорьевич Бажанов, Николай Максимович Зайцев, действовавший под прикрытием должности коменданта советского торгпредства, шофер Виктор Иванович Бабакин и Алексей Павлович Дунаев и другие.
Также следует указать на чрезвычайно ценную и важную нелегальную группу в германском МИДе, возглавляемую групповодом Ильзой Штебе («Альта»).
Накануне Великой Отечественной войны, кроме нелегальной резидентуры «Альта», в Германии действовали еще несколько десятков ценных агентов Разведуправления. Среди них можно назвать имя Клары Шаббель и «семейную» группу Хюбнер – Везолек, которые работали на ГРУ с начала 20-х годов.
Информация, поступавшая из легальной берлинской резидентуры, была чрезвычайно важной и затрагивала широкий круг вопросов. Вот только некоторые из сообщений, посланных из Берлина:
«Сообщение «Арнольда» из Берлина от 27.02.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
1. О новом формировании 40 мотодивизий у меня данных нет, но сейчас идет штатно-организационная перестройка большого количества пех. дивизий в сторону увеличения мотомеханизации. В чем конкретно выражается реорганизация и каков облик новых дивизий, доложить не могу.
2. Общее количество моторизованных дивизий, по имеющимся у нас данным, сейчас 22.
3. Часть танковых дивизий также реорганизуется. В выборке новых штатов принимает участие генерал-майор Функ – командир дивизии, находящейся в Ливии. По имеющимся данным, реорганизация преследует цель – сделать более самостоятельными части и даже подразделения и обеспечить более широкое взаимодействие танков, пехоты и артиллерии в звене подразделения…»
«Записка советского военного атташе в Германии начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенанту Голикову.
25/26 апреля 1941 г.
За 3,5 месяца моего пребывания здесь я послал Вам до полусотни телеграмм и несколько десятков письменных донесений, различных областей, различной достоверности и различной ценности. Но все они являются крупинками ответа на основной вопрос:
Стоит ли, не в качестве общей перспективы, а конкретной задачи, в планах германской политики и стратегии война с нами; каковы сроки начала возможного столкновения; как будет выглядеть германская сторона при этом?
Я привел количество посланных донесений. Вы не заподозрите, что я плодовитость на донесения отождествляю с чем-то положительным в работе. Но изучение всего, что за 3,5 месяца оказалось допустимым, привело меня к определенному выводу, который и докладываю Вам.
Если окажется, что с изложением этих моих выводов я ломлюсь в открытую дверь, – меня это никак не обескуражит.
Если я в них ошибаюсь и Вы меня поправите – я буду очень благодарен…
Вывод:
Все эти данные приводят меня к убеждению, что:
1. В германских планах сейчас ведущейся войны СССР фигурирует как очередной противник.
2. Сроки начала столкновения – возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года…
3. Очередные, ближайшие мероприятия немцев мне представляются такими:
а) Оседлание Турции пактом трех или каким-либо ему аналогичным.
б) Присоединение к пакту трех Швеции, а следовательно, и Финляндии, так как последняя давно готова к нему присоединиться.
в) Усиление перебросок войск на наш театр.
г) Планируют ли немцы широкие операции на Ближнем Востоке и в Африке с применением такого количества войск, которое ослабило бы их европейскую группировку, сказать трудно, хотя официально прокламируются такие цели, как Суэц, Моссул, разгром англичан в Абиссинии.
Военный атташе СССР в Германии
генерал-майор В. Тупиков».
Безусловно, репрессии в аппарате Разведывательного управления отразились на работе берлинской резидентуры. Например, был потерян контакт с нелегальным резидентом в Берлине упомянутой выше Ильзой Штебе («Альта») и находящимся с ней на связи ценным агентом в МИДе Германии Рудольфом фон Шелия («Ариец»). Но уже в августе 1939 г. в Берлин возвращается из отпуска сотрудник военной разведки Н.М. Зайцев, который находился уже в Германии с марта 1937 г. и перед которым ставят задачу восстановить потерянные контакты. Вот что он об этом вспоминает:
«Когда была налажена связь с Ильзой, а она связалась с другими немецкими разведчиками, работавшими на нас, к нам потекла информация о военной промышленности, технике и даже о состоянии разработки атомной энергии. Через «Арийца»… поступала информация о дипломатической интриге немцев с западными европейскими странами, в том числе с англичанами и американцами».
Кроме того, Н.М. Зайцев упоминает о том, что ему поручили работу «по восстановлению связи с немецкими разведчиками, которая была прервана в 1933–1935 гг., потому что среди них оказались предатели». И хотя он не говорит конкретно, кто эти люди, с большой долей уверенности можно считать, что речь идет о сотрудниках нелегального Военного аппарата Компартии Германии, в начале 30-х гг. завербованных для работы на Разведывательное управление О.А. Стиггой (часть из них была провалена во время ареста в 1935 г. в Дании М.Г. Максимова – Фридмана).
Хотя согласно установке, принятой в середине 1930-х гг. еще Я.К. Берзиным, основная работа против Германии велась с территории сопредельных с ней государств, в самой Германии также действовало несколько нелегальных резидентур советской военной разведки. Одной из наиболее важных была резидентура «Альта», которой руководила Ильза Штебе.
И. Штебе родилась 17 мая 1911 г. в рабочей семье в Берлине. После окончания школы она поступила в торговое училище, где приобрела специальность секретаря-машинистки, а затем устроилась на работу в издательский концерн Моссе. Позднее она перешла на работу в газету «Берлинер тагеблат», и вскоре ее послали корреспондентом сначала в Чехословакию, а затем в Польшу. В 1928 г. в Варшаве она познакомилась с членом КПГ и агентом Разведупра Рудольфом Гернштадтом, работавшим в Польше в качестве журналиста одной из немецких газет. Вскоре Гернштадт с согласия Москвы привлек Штебе к работе на советскую разведку, и с 1931 г. она значилась в Разведупре под псевдонимом Альта.
Личность Гернштадта и его деятельность заслуживают того, чтобы рассказать о нем особо. Он родился в 1903 г. в Верхней Силезии в семье преуспевающего адвоката и члена социал-демократической партии Германии. Первоначально Гернштадт пошел по пути своего отца: изучал право в университетах Берлина и Гейдельберга, работал адвокатом в Бреслау. Но в 1924 г. его жизненный путь резко изменился – он вступил в Компартию Германии. После этого он некоторое время продолжал работать по специальности, а в 1925 г. перешел на работу в газету «Берлинер тагеблат», где и познакомился с И. Штебе.
В 1926 г. его как журналиста-международника и экономического обозревателя «Берлинер тагеблат» командируют в Прагу, где в 1930 г. он был завербован советской военной разведкой и в дальнейшем проходил в Разведупре как агент Арвид. Связь с ним поддерживал сотрудник ГРУ полковник Александр Каталов («Альберт»). В 1932 г. Гернштадт работал корреспондентом в Варшаве, а с 1933 г. – в Москве. Именно в это время он оформил советское гражданство. Тогда же по заданию Разведупра он стал на позиции крайнего антикоммунизма. Это позволило без всяких подозрений выслать его из СССР вместе с другими четырьмя немецкими журналистами в ответ на то, что представители советской прессы не были допущены в зал суда во время процесса над поджигателями Рейхстага.
Получив ореол мученика и героя, пострадавшего от большевиков, он вновь в качестве журналиста возвращается в Варшаву, где активно работает как агент-вербовщик. Так, в 1934 г. он завербовал Герхарда Кегеля, корреспондента бреслауской газеты «Последние известия», ставшего впоследствии важным информатором Разведупра в МИДе Германии [1] .
В 1937 г. Гернштадт завербовал советника посольства Германии в Варшаве Рудольфа фон Шелия. Фон Шелия родился в 1890 г. Он был единственным сыном крупного силезского помещика-дворянина и дочери министра финансов в кабинете Бисмарка фон Миккеля. В юности он изучал право в университетах Бреслау и Гейдельберга, во время Первой мировой служил в кавалерии, а потом поступил на дипломатическую службу и работал секретарем германского посольства в Праге и Константинополе, а затем вице-консулом в польском городе Катовицы. В 1932 г. по протекции посла Германии в Польше Г. фон Мольтке его переводят в Варшаву на должность секретаря посольства. В МИДе он крайне негативно относился к нацистскому министру иностранных дел И. фон Риббентропу и вообще недолюбливал пришедших к власти «мелких лавочников». Правда, понимая, что для дальнейшей карьеры ему необходимо членство в нацистской партии, он в 1933 г., находясь в отпуске в Берлине, становится членом НСДАП и вскоре получает чин действительного советника МИДа.
У Рудольфа фон Шелия были две слабости – азартные игры и женщины. Однако к середине 1930-х гг. его зарплата и доход его жены уже не позволяли ему предаваться своим страстям. Поэтому при его вербовке Москва рекомендовала Гернштадту установить с ним отношения на материальной основе, и фон Шелия (хотя и без особого энтузиазма) согласился сотрудничать с Гернштадтом. Поступающая от Арийца (псевдоним фон Шелия) информация была настолько ценной, что в феврале 1938 г. Разведуправление РККА перевело на его счет в швейцарском банке шесть с половиной тысяч долларов – одну из самых крупных сумм, выплаченную советской разведкой в период между двумя войнами.
Вот только некоторые выдержки из донесений, поступавших от фон Шелия во время его пребывания в Варшаве:
«20 декабря 1938 г.
В Министерстве иностранных дел в Берлине в настоящее время разрабатывается «германо-чехословацкий договор о протекторате». Здесь неизвестно, идет ли при этом речь о чисто германской инициативе или же между Берлином и Прагой уже имели место переговоры относительно «протектората». Во всяком случае, разработка «договора о протекторате» является новым признаком того, что Берлин считает, что нынешнее урегулирование в Чехословакии не может быть сохранено. Эту точку зрения разделяет и наше представительство в Праге. Оно сообщило несколько дней назад в Берлин, что огромное большинство населения решительно отвергает нынешних лидеров Чехословакии (Берана, Гаху, Хвалковского и других).
Для берлинских политиков такие и подобные донесения означают лишь подтверждение высказывавшейся ими со времен Мюнхена точки зрения. Мы убеждены в том, что богемский котел продолжает оставаться очагом сопротивления и что его настоящий разгром еще предстоит. Нельзя поэтому считать события на чехословацком участке законченными. Скорее всего, они находятся еще в начальной стадии. Согласно преобладающей в официальных кругах Берлина точке зрения, первая волна германской экспансии в 1939 г. будет иметь целью полное подавление Богемии».
«7 мая 1939 г.
За последние дни в Варшаву прибыли:
1) ближайший сотрудник Риббентропа Клейст с заданием определить настроение в Польше;
2) германский военно-воздушный атташе в Варшаве полковник Герстенберг, возвратившийся из информационной поездки в Берлин;
3) германский посол в Варшаве фон Мольтке, который по указанию Гитлера был задержан почти на целый месяц в Берлине и в настоящее время, не получив директив о дальнейшей политике в отношении Польши, вновь занял свой пост.
Сообщения Клейста и Герстенберга о нынешних планах Германии были идентичными. Мольтке в ответ на заданный ему вопрос заявил, что он также слышал в Берлине об отдельных частях этих планов.
Высказывания Клейста и Герстенберга свидетельствуют о следующем.
Нанесение удара Германии по Польше планировалось уже с 1938 г. В связи с этой акцией не препятствовали присоединению к Польше Тешинской области, в результате чего отношения между чехами и поляками на долгое время должны быть испорчены, что и удалось сделать. Равным образом в связи с предстоящим нанесением удара по Польше вначале отказывали в установлении общей польско-венгерской границы. Затем такую границу наконец пообещали, чтобы продемонстрировать Венгрии, что решение зависит не от Польши, а от Германии.
Германские меры в Словакии – создание протектората и военная оккупация – являются звеном в рамках осуществления широкого военного плана, преследующего цель охватить Польшу с севера и юга…
По мнению немецких военных кругов, подготовка удара по Польше не будет завершена раньше конца июля. Запланировано начать наступление внезапной бомбардировкой Варшавы, которая должна быть превращена в руины. За первой волной эскадрилий бомбардировщиков через шесть часов последует вторая, с тем чтобы завершить уничтожение. Для последующего разгрома польской армии предусмотрен срок в 14 дней…
Гитлер уверен, что ни Англия, ни Франция не вмешаются в германо-польский конфликт.
После того как с Польшей будет покончено, Германия обрушится всей своей мощью на западные демократии, сломает их гегемонию и одновременно определит Италии более скромную роль. После того как будет сломлено сопротивление западных демократий, последует великое столкновение Германии с Россией, в результате которого окончательно будет обеспечено удовлетворение потребностей Германии в жизненном пространстве и сырье.
Для правильной оценки этой информации необходимо сказать следующее: не может подлежать никакому сомнению то, что вышеуказанные мысли обсуждены руководящими берлинскими кругами в качестве руководства при предстоящем осуществлении германских планов. Может случиться также, что попытка осуществления целей Германии будет действительно предпринята в изложенной выше форме. Но, с другой стороны, необходимо учитывать, что концепции руководителей рейха, поскольку речь идет о тактике, как показывает опыт, быстро меняются и что каждая новая тактическая концепция излагается доверенными лицами как последняя и окончательная мудрость».
В августе 1939 г. фон Шелия переводят из посольства в Варшаве в информационный отдел МИДа Германии. Перед отъездом Гернштадт предупредил Арийца, что в Берлине связь с ним будет поддерживать Штебе, которую он знал по Варшаве [2] . Однако в Германии Штебе не смогла сразу устроиться на работу, и ей пришлось некоторое время жить в Бреслау. Именно там и установил с ней связь, как было упомянуто выше, ее новый оператор Николай Максимович Зайцев («Бине»).
Сотрудник Разведуправления капитан Н.М. Зайцев был командирован в Германию в марте 1937 г. под прикрытием должности дежурного коменданта советского торгпредства в Берлине. В августе 1939 г., когда он находился в Москве в отпуске, ему поручили восстановить связь со Штебе, а через нее с фон Шелия. Вернувшись в Берлин в конце сентября 1939 г., Зайцев немедленно приступил к выполнению задания. Вот что он вспоминает об этом:
«Мне предстояло через ее мать, жившую в Бреслау, узнать адрес Ильзы. Пароля для встречи установлено не было, и нужно было назвать несколько прежних паролей, чтобы убедить ее признать меня…
Задача была не из легких. Сильно волновался. Сначала несколько раз прошелся около дома, в котором проживала мать Ильзы. Затем раза два по лестнице мимо квартиры. И уже потом, успокоившись, смело подошел к двери, нажал кнопку звонка и на чистейшем немецком языке с берлинским произношением попросил фрау Штебе. Увидев пожилую женщину, открывшую мне дверь, понял, что передо мной мать Ильзы. Она мне сказала, что Ильза временно проживает в Бреслау, назвала ее адрес».
Однако первая поездка Николая Зайцева в Бреслау не увенчалась успехом. И только во второй раз ему удалось установить со Штебе связь:
«Когда я подошел к ограде сада и нажал кнопку звонка, из дома вышла Ильза, которую я сразу узнал. Но не было пароля, она могла отказаться разговаривать со мной. Я назвал ей пароль встречи с нашим человеком в Польше, она поверила, попросила подождать и вскоре вышла ко мне. Мы прошлись по пустынным окраинам Бреслау, она сообщила мне, что скоро получит разрешение на жительство в Берлине и приедет туда. Передал ей указания о строгой бдительности, снабдив деньгами на подбор соответствующей квартиры в Берлине, и мы расстались, условившись о встречах».
В начале марта 1940 г. при помощи фон Шелия Штебе была принята на работу в пресс-службу МИДа, что значительно облегчало их встречи. Помимо Н.М. Зайцева связь со Штебе поддерживал и еще один сотрудник ГРУ Анатолий Иванович Старицкий («Таль»). Тогда же она поселилась в Берлине в квартире на Виландштрассе, 37. Информация, поступавшая в то время от Арийца через Альту, по-прежнему носила исключительно важный характер: перемещение немецких войск, дипломатическая переписка, сведения об успехах немецких дешифровальных служб и т. д. О значимости получаемых от фон Шелия данных говорит тот факт, что в феврале 1941 г. Штебе передала ему 30 тысяч марок. Вот только некоторые донесения, полученные в Москве в 1940–1941 гг.
«Начальнику Разведуправления
Генштаба Красной Армии
29 сентября 1940 г.
«Ариец» провел беседу с Шнурре (руководитель хозяйственной делегации немцев в СССР). Шнурре передал:
1. Налицо существенное ухудшение отношений СССР с немцами.
2. По мнению многочисленных лиц, кроме Министерства иностранных дел, причинами этого являются немцы.
3. Немцы уверены, что СССР не нападет на немцев.
4. Гитлер намерен весной разрешить вопросы на востоке военными действиями.
Метеор ».
«Начальнику Разведуправления
Генштаба Красной Армии
29 декабря 1940 г.
«Альта» сообщила, что «Ариец» от высокоинформированных кругов узнал о том, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 г.
Дано задание о проверке и уточнении этих сведений.
Метеор ».
«Начальнику Разведуправления
Генштаба Красной Армии
4 января 1941 г.
«Альта» запросила у «Арийца» подтверждения правильности сведений о подготовке наступления весной 1941 г. «Ариец» подтвердил, что эти сведения он получил от знакомого ему военного лица, причем это основано не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам.
В подтверждение этого он приводит еще некоторые основные доводы:
1. Его беседы с руководителем Восточного отдела Министерства иностранных дел Шлиппе, который ему сказал, что посещение Молотовым Берлина можно сравнить с посещением Бека. Единомыслия не было достигнуто ни по одному важному вопросу – ни в вопросе о Финляндии, ни в вопросе о Болгарии.
2. Подготовка наступления против СССР началась много раньше, но одно время была несколько приостановлена, так как немцы просчитались с сопротивлением Англии. Немцы рассчитывают весной Англию поставить на колени и освободить себе руки на востоке.
3. Несмотря на то что Германия продает СССР военные материалы, предано забвению занятие Буковины, «не замечает» пропаганды СССР в Болгарии, Гитлером враждебные отношения к СССР не были изменены.
4. Гитлер считает:
а) состояние Красной Армии именно сейчас настолько низким, что весной он будет иметь несомненный успех;
б) рост и усиление германской армии продолжаются.
Подробное донесение «Альты» по этому вопросу – очередной оказией.
Метеор ».
Помимо фон Шелия на связи у Штебе находилось еще шесть источников в МИДе Германии, включая Герхарда Кегеля (о нем было выше). Кроме того, в начале 1941 г. она перешла на работу начальником отдела заграничной рекламы дрезденского химического концерна «Лингерверке» и сама имела возможность получать из первых рук важную информацию. Свидетельство тому – следующее ее донесение в Центр:
«28 февраля 1941 г.
…Посвященные военные круги по-прежнему стоят на той точке зрения, что совершенно определенно война с Россией начнется уже в этом году. Подготовительные мероприятия для этого должны быть уже далеко продвинуты вперед. Большие противовоздушные сооружения на востоке ясно указывают на ход будущих событий. («Ариец» не знал по этому поводу ничего конкретного. Он сообщил, однако, что бомбоубежища, которые расположены по всей Германии, на востоке могли бы быть предназначены, само собой разумеется, для защиты от русских, а не английских самолетов.) Сформированы три группы армий, а именно: под командованием маршалов Бока, Рундштедта и Риттера фон Лееба. Группа армий «Кенигсберг» должна наступать в направлении ПЕТЕРБУРГ, а группа армий «Варшава» – в направлении МОСКВА, группа армий «Позен» – в направлении КИЕВ. Предполагаемая дата начала действий якобы 20 мая. Запланирован, по всей видимости, охватывающий удар в районе Пинска силами 120 немецких дивизий. Подготовительные мероприятия, например, привели к тому, что говорящие по-русски офицеры и унтер-офицеры распределены по штабам…
Гитлер намерен вывезти из России около трех миллионов рабов, чтобы полностью загрузить производственные мощности… Он намерен разделить российского колосса якобы на 20–30 различных государств, не заботясь о сохранении всех экономических связей внутри страны…
Информация о России принадлежит человеку из окружения Геринга. В целом она имеет чисто военный характер и подтверждается военными, с которыми разговаривал «Ариец»…
Альта ».
Что же касается Кегеля, то, будучи назначенным в 1935 г. секретарем посольства Германии в Варшаве, он до сентября 1939 г. поддерживал связь с Москвой через Гернштадта, а после его отъезда в СССР – через Штебе. Благодаря своему положению он мог получать важную информацию. Так, в беседе с ним в марте 1939 г. сотрудник Риббентропа Клейст заявил, что «в ходе дальнейшего осуществления германских планов война против Советского Союза остается последней и решающей задачей германской политики». А германский военный атташе в Польше Хишер рассказал Кегелю о приеме у Гитлера и о его указаниях относительно тайной подготовки внезапного нападения на Польшу. Было у Кегеля немало доверительных бесед и с послом фон Мольтке. В сентябре 1939 г., после нападения немецких войск на Польшу, Кегель вместе с другими германскими дипломатами в Варшаве вернулся в Берлин и почти сразу был назначен представителем МИДа в торговой делегации Германии, направляющейся в СССР осенью 1939 г. О своем назначении он немедленно проинформировал Штебе, которая отправила в Москву следующее сообщение:
«Курт получил наконец приказ, который подтверждает его немедленный отъезд из Берлина в Москву. Там он будет звонить между 14.00 и 14.30 по телефону, номер которого получил…
К тому, кто снимет телефонную трубку, он обратится по-немецки со словами: «Это герр Шмидт… Я прошу к телефону господина Петрова…» В условленное место Курт придет с книгой в руке, в книге будет лежать газета…
Альта ».
Прибыв в Москву, Кегель установил контакт с сотрудником Разведуправления, представившимся ему Павлом Ивановичем Петровым (это был К.Б. Леонтьев), и поддерживал с ним связь до самого нападения Германии на СССР, информируя обо всем, что ему становилось известно в посольстве. Так, он сообщил о посещении Москвы под видом представителя химической промышленности Германии начальника отдела IVЕ (контрразведка) РСХА В. Шелленберга, который в одной из бесед рассказал о ходе подготовки войны с СССР, заметив, что она будет носить характер «блицкрига». Однако в результате внезапного нападения Германии на СССР Кегель чуть было не остался без связи в Берлине. Только в последний момент, когда поезд с немецкими дипломатами уже отошел от московского перрона, Петров, севший в вагон около Серпухова, сообщил ему условия связи со Штебе [3] .
Перед началом Великой Отечественной войны кроме нелегальной резидентуры Альты в Германии действовали еще несколько агентов Разведуправления. Среди них можно назвать К. Шаббель и Э. Хюбнера.
Клара Шаббель родилась 9 августа 1894 г. в Берлине в семье рабочих, членов социал-демократической партии. После окончания 8-летней народной школы она стала продавщицей, а потом машинисткой и стенографисткой, работала в Берлине и Бадене. В 1913 г. она вступила в молодежную социалистическую организацию, а в 1914 г. – в СДПГ. После начала Первой мировой войны она вошла в союз «Спартак», примкнув к леворадикальной группе, возглавляемой К. Либкнехтом и Р. Люксембург. В 1918 г. она становится секретарем Прусского Совета рабочих депутатов, в 1919 г. вступает в КПГ. В 1919–1920 гг. она работала в Западноевропейском секретариате Коминтерна в Берлине, а в 1920–1923 гг. – в КИМе [4] .
Во время подготовки вооруженного восстания в Германии в октябре 1923 г. Шаббель вместе со своим мужем Генри Робинсоном вела подрывную работу в Рурской области. А с 1924 г. она работала в Москве в центральном аппарате Разведупра РККА. Захват Гитлером власти застал ее в Берлине, где она жила со своим сыном Лео. Вместе со своими товарищами, с которыми она работала на Коминтерн с 1926 г., она включилась в борьбу с нацистами. В то же время ее квартира использовалась Разведупром как конспиративная и как «почтовый ящик».
Эмиль Хюбнер родился 26 марта 1862 г. в Берлине. С 1905 г. он был социал-демократом, а в 1919 г. стал членом Компартии Германии. Вместе с ним в партию вступили его сыновья Макс и Артур, дочь Фрида и зять Станислав Везолек. С середины 1920-х гг. семейство Хюбнер – Везолек начало активно сотрудничать с Разведупром РККА [5] .
Так, Артур Хюбнер, владелец магазина современной радиоаппаратуры в Берлине, в 1931 г. выехал в СССР, где окончил специальные курсы радистов РККА и несколько лет проработал в качестве радиста в резидентурах Разведупра в Румынии и Скандинавии. В конце 1930-х гг. он вернулся в СССР и до начала Великой Отечественной войны проработал инженером на Урале. В 1941 г. он был арестован, осужден на 15 лет лагерей и вернулся в ГДР только в 1958 г.
Его брат Макс, по специальности наладчик станков, занимался подготовкой документов и средств, необходимых для подпольной деятельности. А фотомастерская, которую он содержал, являлась явочной квартирой для антифашистов и агентов Разведупра. Бланки государственных учреждений, поддельные печати, штампы, фотографии, образцы подписей, всевозможные инструменты и различные приспособления для изготовления паспортов, иностранные паспорта и деньги хранились на квартире Э. Хюбнера, которая также использовалась как явочная и конспиративная агентами Разведупра.
22 июня 1941 г. посла СССР в Германии В.Г. Деканозова вызвали в Министерство иностранных дел и объявили о начале войны. Сотрудников советского посольства в Берлине лишили права перемещения по городу, и они были обязаны безотлучно находиться в здании посольства. Поэтому практически все агенты Разведуправления, работавшие в Германии и поддерживающие до этого контакты с Центром через советское посольство или торгпредство (так называемое метро), остались без связи.
Резидентура «Альта» имела в своем распоряжении радиопередатчик и радиста К. Шульце («Берг»). Первое время после начала войны, пока передатчик не вышел из строя, Шульце передавал информацию в Москву. Осенью 1941 г. он через своего старого товарища по КПГ В. Хуземана установил связь с Г. Коппи («Кляйн»), радистом нелегальной резидентуры ИНО НКВД, которой руководили А. Харнак («Корсиканец»), Х. Шульце-Бойзен («Старшина») и А. Кукхоф («Старик). Однако и у Коппи прервалась связь с Москвой, поскольку имевшиеся у него передатчики сломались, а возможности починить их не было [6] .
Москву крайне волновало молчание передатчика Шульце. Поэтому резидент нелегальной резидентуры Разведупра в Брюсселе А.М. Гуревич («Кент») получил задание отправиться в Берлин и выяснить причины отсутствия радиосвязи. 10 октября 1941 г. ему была послана следующая радиограмма, которую приводят практически во всех работах, посвященных «Красной капелле»:
«От Директора Кенту. Лично.
Немедленно отправляйтесь в Берлин по трем указанным адресам и выясните причины неполадок радиосвязи. Если перерывы возобновятся, возьмите на себя обеспечение передач. Работа трех берлинских групп и передача сведений имеет важнейшее значение. Адрес: Нойвестэнд, Альтенбурген аллее, 19, третий этаж справа. Коро. – Шарлоттенбург, Фредерициаштрассе, 26-а, второй этаж слева. Вольф. – Фриденау, Кайзерштрассе, 18, четвертый этаж слева. Бауэр. Вызывайте «Ойленшпигель». Пароль: Директор. Передайте сообщения до 20 октября. Новый план (повторяю – новый) предусмотрен для трех передатчиков».
В это же время ИНО НКВД, напрасно прождав более трех месяцев сообщений от Старшины, обратилcя за помощью в восстановлении связи к Разведупру. 11 сентября 1941 г. в Москве были подписаны приказы об установлении сотрудничества между НКВД и ГРУ. В связи с этим Гуревичу поручили установить связь и с берлинскими резидентурами ИНО НКВД. 11 октября 1941 г. ему отправили радиограмму, подписанную начальником ГРУ А. Панфиловым и его комиссаром И. Ильичевым и завизированную начальником ИНО НКВД П. Фитиным:
«Во время Вашей уже запланированной поездки в Берлин зайдите к Адаму Кукхофу или его жене по адресу: Вильгельмштрассе, дом 18, телефон 83–62—61, вторая лестница слева, на верхнем этаже, и сообщите, что Вас направил друг Арвида. Напомните Кукхофу о книге, которую он подарил Эрдбергу незадолго до войны, и о его пьесе «Тиль Уленшпигель». Предложите Кукхофу устроить Вам встречу с Арвидом и Харро, а если это окажется невозможным, спросите Кукхофа:
1) Когда начнется связь и что случилось?
2) Где и в каком положении все друзья – в частности, известные Арвиду: «Итальянец», «Штральман», «Леон», «Каро» и другие?
3) Получите подробную информацию для передачи Эрдбергу.
4) Предложите направить человека для личного контакта в Стамбул или того, кто сможет лично установить контакт с торгпредством в Стокгольме в [советском] консульстве.
5) Подготовьте конспиративную квартиру для приема людей.
В случае отсутствия Кукхофа пойдите к жене Харро Либертас Шульце-Бойзен по адресу Альтенбургеналлее, 19, телефон 99–58—47. Сообщите, что Вы пришли от человека, с которым ее познакомила Элизабет в Маркварте. Задание то же, что и для встречи с Кукхофом».
Берлинские группы были предупреждены о прибытии Гуревича следующей радиограммой от 13 октября 1943 г.:
«От Директора – Фреди, для Вольфа, который передаст Коро.
Кент прибудет из Брюсселя. Задача восстановить радиосвязь. В случае провала или новой потери связи переправить весь материал Кенту для передачи. Скопившиеся сведения также вручить ему. Попробуем возобновить прием информации 15-го. Центр на связи с 9.00».
Гуревич приехал в Берлин 26 октября 1941 г. За две недели пребывания там ему удалось установить контакт с Шульце и встретиться с Шульце-Бойзеном. В результате он выяснил, что Коппи и Шульце работают вместе – их свел общий знакомый коммунист Вальтер Хуземан. Совместными усилиями они пытались починить испортившиеся передатчики сети Старшины, а когда это не удалось сделать, безуспешно старались установить связь с Москвой через передатчик Шульце, пока тот тоже не сломался. Оказать техническую помощь радистам Гуревич не смог, поэтому он передал Шульце новые шифры и взял последние разведданные, полученные Старшиной и Корсиканцем, для передачи их через свой радиопередатчик. Находясь в сложных условиях, он блестяще справился с важнейшим заданием Центра. Казалось, что с этого времени перед советской разведкой открылась прекрасная перспектива получения ценной информации непосредственно из Берлина. Но на самом деле принятое Москвой решение оказалось роковым для берлинских подпольных групп.
Вернувшись в Брюссель, А. Гуревич в серии радиограмм, посланных 21, 23, 25, 26, 27 и 28 ноября 1941 г., доложил о выполнении задания и передал разведывательные сведения, полученные им в Берлине. Эти сообщения имели исключительную важность, о чем можно судить по выдержкам из них:
«Запасов горючего, имеющихся сейчас у немецкой армии, хватит только до февраля или марта будущего года. Те, кто отвечает за снабжение немецкой армии горючим, озабочены положением, которое может возникнуть в связи с этим после февраля – марта 1942 г., прежде чем немецкое наступление достигнет Кавказа, и прежде всего Майкопа, взять который предполагается в первую очередь. Немецкая авиация понесла серьезные потери и сейчас насчитывает только 2500 пригодных к использованию самолетов. Вера в быструю победу Германии испарилась. Эта потеря уверенности в наибольшей степени затронула высший состав офицерского корпуса».
«Несмотря на то что немцы еще не установили на своих самолетах приборы для ведения химической войны, крупные запасы показывают, что ведется подготовка к ведению химической войны.
Ставка Гитлера часто меняет свое местонахождение, и ее точное расположение известно лишь нескольким людям. Предположительно Гитлер сейчас находится в окрестностях Инстебурга. Ставка Геринга находится сейчас в районе Инстебурга.
У немцев есть дипломатический шифр СССР, который был захвачен в Петсамо; однако, по сообщениям, этот шифр не удалось разгадать настолько, чтобы это позволило расшифровать сколько-нибудь значительное количество советских документов. Начальник немецкой разведки адмирал Канарис за большую сумму денег завербовал французского офицера из штаба генерала де Голля для работы на немцев. [Его] вербовка была осуществлена в Португалии. [Он] был также в Берлине и в Париже и с помощью немцев вскрыл сеть шпионов де Голля во Франции, где произведены серьезные аресты, главным образом среди офицерского корпуса.
Немцы расшифровывают большую часть телеграмм, посылаемых британским правительством американскому. Немцы также вскрыли всю британскую разведывательную сеть на Балканах. Поэтому «Старшина» предупреждает нас, что опасно вступать в контакт с британцами для совместной работы в Балканских странах. Немцы имеют ключ ко всем шифрограммам, посылаемым в Лондон югославскими представителями в Москве».
Однако из-за передачи сообщений берлинских резидентур НКВД в дополнение к собственной информации радистам резидентуры Гуревича пришлось слишком часто выходить в эфир. Они были сильно перегружены и в последнюю неделю своей работы передавали более пяти часов в день, что делало их легкой добычей для немецких пеленгаторов. Кроме того, радисты не всегда успевали уничтожать зашифрованные тексты. Между тем немецкая контрразведка, обеспокоенная активностью нелегальных передатчиков в Бельгии, Франции и Берлине, усилила свою деятельность. В результате 13 декабря 1941 г. подразделение зондеркоманды «Красная капелла» во главе со штурмбаннфюрером СС Фридрихом Панцингером совершило налет на конспиративную квартиру резидентуры Кента в Брюсселе на улице Артебатов, 101, и арестовало радиста Михаила Макарова («Хеймниц»), шифровальщицу Софи Познански («Ферунден»), радиста-стажера из парижской резидентуры ГРУ, возглавляемой Леопольдом Треппером, Давида Ками («Деми») и хозяйку конспиративной квартиры Риту Арну («Джульетта»). Таким образом нелегальная резидентура ГРУ в Бельгии, руководимая Гуревичем, была разгромлена, а он сам чудом избежал ареста. Но что самое страшное, гестапо захватило шифрованные тексты передававшихся сведений, которые радисты не успели уничтожить. Теперь немцам требовалось только время и упорство, чтобы расшифровать сообщения передатчика Гуревича и выяснить имена и адреса, содержавшиеся в радиограммах от 10 и 11 октября 1941 г.
Тем временем ГРУ искало другие пути для установления связи с резидентурой Штебе. В апреле 1942 г. сотрудник стокгольмской резидентуры Адам выехал в Берлин и установил контакт с радистом Штебе Шульце. Во время встречи с Адамом Шульце известил его, что радиостанции не работают по причине их неисправности и отсутствия батарей питания. Кроме того, он передал Адаму сообщение для отправки в Москву через Стокгольм:
«У нас нет анодов. Пытаюсь достать батареи. Ганс вызывал вас – безуспешно. Стараемся сделать все возможное».
В результате полученных данных в ГРУ и ИНО НКВД приняли решение о заброске в Германию агентов-парашютистов с рациями, которым предстояло выйти на связь с группой Старшины и Альты и наладить радиопередачи.
5 августа 1942 г. в тыл немецко-фашистских войск в районе Брянска были сброшены с парашютами два агента: Альберт Хесслер («Франц»), старый член КПГ и боец испанских интербригад, прошедший обучение в разведшколе НКВД, и Роберт Барт («Бек»). Им следовало раздельно добраться до Берлина, где Хесслеру предстояло вступить в контакт с Шульце или членами сети Старшины Шумахерами, а Барту – установить связь с агентом НКВД в гестапо В. Леманом. Прибыв в Берлин, Хесслер установил контакт с Шумахерами, а через них – с радистом Старшины Коппи. Они вместе стали налаживать радиопередатчики, не подозревая, что гестапо уже вышло на их след.
Кропотливая многомесячная работа гестапо по расшифровке перехваченных радиосообщений и захваченных при аресте радистов Гуревича шифрограмм в августе 1942 г. увенчалась успехом. В результате были определены личности Харнака, Шульце-Бойзена и радиста Штебе – Пауля Шульце и их адреса и установлено постоянное наблюдение за ними. В конце августа член сети Шульце-Бойзена Хорст Хайльман, имевший связи в шифровальном отделе ОКВ, узнал о том, что гестапо подобрало ключи к радиопередачам советских подпольных агентов, и попытался предупредить его, но было уже поздно. Начались аресты подпольщиков. 31 августа 1942 г. арестовали Шульце-Бойзена, 3 сентября – Харнака и жену Шульце-Бойзена Либертас, 12 сентября – Штебе, затем взяли Кукхофа, Лемана и других членов агентурных сетей Корсиканца, Старшины и Старика. Воспользовавшись предательством Барта, согласившегося сотрудничать с гестапо, немецкая контрразведка начала сложную радиоигру «Функшпиль» с Москвой.
8 октября 1942 г. гестапо якобы от имени Альты послало в Москву сообщение с просьбой выслать деньги и новые инструкции для ее агента в Министерстве иностранных дел, чтобы активизировать его деятельность, ставшую в последнее время несколько пассивной. В ГРУ это сообщение не вызвало подозрений, и в середине октября агент ГРУ Генрих Кенен («Генри») был сброшен с парашютом в Восточной Пруссии. Ему надлежало под видом направляющегося в краткосрочный отпуск солдата-фронтовика прибыть в Берлин и установить контакт со Штебе и фон Шелия. В качестве вещественного доказательства у него имелась расписка Арийца о получении им в 1938 г. 6500 долларов. В Берлине Кенен сразу же попал в руки к гестапо, которое обнаружило у него передатчик, деньги и расписку. Немецкая контрразведка в конце октября немедленно арестовала только что вернувшегося из Швейцарии фон Шелия. Он подвергся допросу с применением пыток и рассказал все, что знал. Кроме того, ему устроили несколько очных ставок со Штебе, до этого категорически отрицавшей свою причастность к подпольной деятельности. Несмотря на жестокие пытки, она не выдала никого. Поэтому все остальные члены ее подпольной группы, в том числе и Кегель, избежали ареста и дожили до конца войны.
В ходе следствия по берлинским подпольным группам гестапо арестовало 130 человек. Немцы со свойственной им скрупулезностью подсчитали, что среди арестованных было:
29 % ученых и студентов;
21 % писателей, журналистов и художников;
20 % профессиональных военных, гражданских и государственных служащих.
17 % военнослужащих призыва времен войны;
13 % ремесленников и рабочих.
Говоря о деятельности берлинских подпольных групп, бывший начальник VI Управления (внешняя разведка) РСХА (Главного управления имперской безопасности) бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг в своих воспоминаниях писал:
«Русские благодаря регулярно поставленной информации были лучше осведомлены о нашем положении с сырьем, чем даже начальник отдела военного министерства, до которого такая информация не доводилась вследствие бюрократических рогаток и трений между различными ведомствами… Фактически в каждом министерстве рейха среди лиц, занимавших ответственные посты, имелись агенты русской секретной службы, которые могли использовать для передачи информации тайные радиопередатчики».
Гитлер, Геринг и Гиммлер лично следили за ходом следствия. Чтобы дело «Красной капеллы» не получило огласки, его объявили совершенно секретным. В ходе следствия от пыток погибли семь человек, а еще трое покончили жизнь самоубийством. Состоявшийся в декабре 1942 г. суд приговорил руководителей подполья к смертной казни. 21 декабря 1942 г. Гитлер подписал следующее распоряжение:
«Фюрер. Ставка фюрера, 21.21.1942 г.
I Я утверждаю приговор Имперского военного суда от 14 декабря 1942 г., вынесенный бывшему легационному советнику Рудольфу фон Шелия и журналистке Ильзе Штебе, а также приговор Имперского суда от 19 декабря 1942 г., вынесенный обер-лейтенанту Харро Шульце-Бойзену и другим, за исключением части приговора, касающейся жены Милдред Харнак и графини Эрики фон Брокдорф.
II В помиловании отказываю.
III
Приговоры в отношении Рудольфа фон Шелия, Харро Шульце-Бойзена, Арвида Харнака, Курта Шумахера и Иоганнеса Грауденца привести в исполнение через повешение. Остальные смертные приговоры привести в исполнение через обезглавливание.
Распоряжение о способе приведения приговора в отношении Герберта Гольнова оставляю за собой.
IV
Приговор Имперского военного суда от 19 декабря 1942 г., вынесенный жене Милдред Харнак и графине Эрике фон Брокдорф, отменяю. Поручить судопроизводство по их делу другому сенату Имперского военного суда.
Подлинный подписал: Адольф Гитлер .
Начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил: Кейтель ».
Всего по приговору суда казнили 49 антифашистов. Более 25 человек приговорены в общей сложности свыше чем к 130 годам каторги, а еще пятеро получили вместе 40 лет тюремного заключения. Восемь осужденных были направлены для «искупления вины» на фронт. Штебе, фон Шелия и Шульце вместе с другими приговоренными к смерти были казнены 22 декабря 1942 г. в тюрьме Плетцензее, и, как было принято, мужчин повесили, а женщин обезглавили.
Что касается К. Шаббель и группы Хюбнера, то и их судьба также сложилась трагически. Поскольку они были связаны с КПГ и поддерживали контакт с коммунистами, входившими в группу Харнака – Шульце-Бойзена, то их арест был неминуем. Шаббель арестовали 18 октября 1942 г., и по приговору Имперского военного суда от 30 января 1943 г. она была казнена 5 августа 1943 г.
Э. Хюбнер, его сын, дочь, зять и внуки после нападения Германии на СССР активно помогали советской разведке. Так, летом 1942 г. на квартире Э. Хюбнера укрывались двое парашютистов, заброшенных из Москвы. Арестовали Э. Хюбнера и его близких 18 октября 1942 г. Во время обыска в его квартире обнаружили бланки государственных учреждений, поддельные печати и штампы, фальшивые поспорта и продовольственные карточки, ничем не отличающиеся от настоящих, инструменты и приспособления для изготовления фальшивых документов. Кроме того, в тайнике нашли большую сумму денег в немецких марках, английских фунтах стерлингов и американских долларах.
10 февраля 1943 г. Имперский суд приговорил Эмиля Хюбнера и Станислава и Фриду Везолек к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение в тюрьме Плетцензее 5 августа 1943 г.
Примерно в 1932 г. в Берлин из Румынии приехал начинающий советский разведчик Ян Черняк, будущая легенда советской разведки (см. разд. «Румыния»). Ранее он учился в Берлине и теперь, по приезде, быстро устроился на работу, восстановил старые связи с антифашистами и вскоре создал свою первую разведывательную группу. Группа была небольшой, но действовала эффективно, передавая материалы по военной промышленности и вооруженным силам Германии. Черняк был человеком очень общительным, обаятельным… и очень осторожным. Для него было правилом: перед тем как сделать даже малейший шаг, тщательно продумать ситуацию. Что и помогло ему проработать на советскую разведку в сложных условиях целых 16 лет без провалов. В ответ на вопрос, как ему это удалось, он как-то ответил:
«Я не нарушал требований конспирации. Всегда помнил, чем может закончиться для меня встреча с контрразведкой. А поэтому никогда не посещал публичные дома, спортивные соревнования, где часто проводились облавы и проверки документов, не нарушал местных законов, чтобы не привлекать к себе никакого внимания. Этому учил и своих помощников».
В 1935 г. источник, работавший на Компартию Германии, попал в руки бельгийской контрразведки. К Черняку он отношения не имел, но знал его по партийной работе в Германии в начале 30-х гг. Черняк доложил об этом резиденту и получил приказ: немедленно выехать в Прагу. Но он желал учиться в Международной ленинской школе и поэтому вместо Праги отправился в Москву. Правда, попасть на учебу туда, куда он хотел, ему не удалось. Вместо этого он прошел в Москве курс в специальной разведшколе и вскоре снова был послан за границу, теперь в качестве резидента.
Весной 1936 г. в Берлин приехал Иван Крекманов («Шварц»). Официально он числился представителем одной из религиозных организаций Нью-Йорка (удобное прикрытие, поскольку подобных организаций было много, и они были вездесущи. Кстати, по воспоминаниям Крекманова, председатель этой организации также был сотрудником Разведупра). От этой организации он должен был наблюдать за строительством детской больницы под Берлином. С 1932 по 1935 г. на Разведупр работал сотрудник военно-политического отдела КПГ Вильгельм Баник.
С 1934 по 1938 г. в Западной Европе, в основном в Германии, работала Рут фон Майенбург, австрийская графиня-коммунистка, которую друзья называли «красной графиней».
Она родилась в 1907 г. в Богемии в семье аристократа, богатого шахтовладельца Макса Хейнсиуса фон Майенбурга. Она рано вышла замуж за такого же аристократа, как и она сама, однако уже тогда, кроме балов, интересовалась и левым рабочим движением. В 1929–1930 гг. Рут изучала архитектуру в Дрезденской высшей технической школе, затем училась в Высшей школе мировой торговли в Вене. В 1932 г. вступила в социал-демократическую партию Австрии, стала членом «Социалистического молодежного фронта» и вышла замуж во второй раз – за известного социалиста, а позднее коммуниста Эрнста Фишера. В феврале 1934 г. в Австрии произошло восстание рабочих, входивших в социал-демократическую военизированную организацию «Шуцбунд» (так называемое восстание шуцбундовцев). Рабочие протестовали против фашизации страны. Их протест был жестоко подавлен войсками. После поражения восстания Эрнст Фишер и его жена вошли в партию коммунистов.
Рут отправляется в Москву, участвует в знаменитом параде шуцбундовцев на Красной площади, затем уезжает в Прагу. Некоторое время работает в Коминтерне, потом переходит в Разведупр РККА, выполняет задания советской военной разведки. С 1934 по 1938 г. она, выполняя задания, разъезжает по всей Европе. К 1938 г. «Лена» (таков теперь ее псевдоним в разведке) уже носит звание полковника РККА.
Рут восстанавливает связи с коммунистическим подпольем, собирает информацию. Однако главное, что она смогла сделать, – внедриться в ряды оппозиционно настроенных кругов германской армии и военного министерства. Это ей удалось благодаря дружбе с семейством генерала фон Хаммерштейна-Экворда. (Кстати, дочь генерала, Хельга фон Хаммерштейн-Экворд, тоже была коммунисткой и информатором разведывательного аппарата Компартии Германии, а сам генерал и два его сына позднее входили в руководство антигитлеровского офицерского заговора.) Благодаря связям с генералом Рут смогла подготовить подробную информацию о планах немецкого руководства по развертыванию вооруженных сил на ближайшие три года, состоянии обороноспособности страны, темпах перевооружения германской армии новой техникой, о расширении военного сотрудничества Германии с Италией, о тайных военных заводах. Нарком Ворошилов лично благодарил Рут фон Майенбург за оказанные услуги.
В 1938 г. Рут возвращается в СССР и под именем Рут Виден снова работает в Коминтерне. Здесь же, в Москве, в Коминтерне, на руководящей работе находится и ее муж Эрнст Фишер под фамилией Питер Виден. После нападения Германии на СССР Рут фон Майенбург работает референтом отдела печати Исполкома Коминтерна, диктором радиостанции на немецком языке. После роспуска Коминтерна в 1943 г. ее направляют в распоряжение Главного политического управления Красной Армии. С осени 1943 г. она руководит фронтовой пропагандистской группой на Белорусском фронте, с января 1944 г. становится уполномоченным по работе среди австрийских военнопленных, затем работает в Институте № 99 при отделе международной информации ЦК ВКП (б). В июле 1945 г. Рут фон Майенбург возвращается в Вену, где становится секретарем австрийско-советского общества.
В марте 1945 г. в Германию был направлен, в качестве военного переводчика, военнопленный Рудольф Фей.

 

 

 

Австрия
Рут фон Майенбург была гражданкой Австрии, но работала в основном по Германии. О работе ГРУ в самой Австрии известно очень мало. Тем не менее многие австрийцы служили в советской военной разведке. Многие из них при этом оказались далеко за пределами самой Австрии, в прямом смысле этого слова разбросанными по всему миру. Некоторые из них погибли, некоторые из застенков гестапо прямиком угодили в советские лагеря. За редким исключением, они неизвестны в нашей стране, поэтому будет не лишним хотя бы привести составленный нами список тех австрийцев – советских разведчиков, которые известны на сегодняшний день. Список, разумеется, далеко не полон и не точен и нуждается в дальнейшей проработке.
Ангерман Иозеф (25.10.1912—8.01.1944). Австриец. Типограф. После событий февраля 1934 г. в Австрии находился в 1934/1935 гг. в заключении. Эмигрировал в СССР. В 1936 г. учился в Международной Ленинской Школе. Направлен руководством КПА в Париж. Затем находился в Праге, где организовал транспортировку партийной газеты в страну. В 1938 инструктор ЦК КПА в Вене. Спасаясь от ареста, бежал во Францию.12.12.1940 арестован полицией безопасности Метца (Франция) и направлен в концлагерь Дахау. 10.06.1941 освобожден. Позднее с 28.06.1941 по 18.10. 1941 в заключении в Вене. Призван в вермахт и в апреле 1942 направлен на Восточный фронт – убивать своих братьев по классу. Но не кругло вышло у фашистов, в сентябре того же года товарищ Ангерман перешел на сторону Красной Армии. В мае 1943 с рацией заброшен в Австрию. 15.06.1943 арестован. При аресте оказал вооруженное сопротивление. Покончил с собой в заключении в гестапо Вены.
Бергер Франц (16.09.1911 —?) Монтер. Как шуцбундовец эмигрировал в СССР в 1934. Жил в Москве. Работал в Московском областном институте физкультуры. Принимал участие во Всесоюзных чемпионатах профсоюзов по лыжному спорту. Активно и плодотворно работал в альплагерях Кавказа и школе инструкторов. Своей работой активно способствовал становлению и развитию альпинизма в СССР. В начале Великой Отечественной войны пошел добровольцем в Красную Армию. Служил в спецподразделении (его псевдоним – Макс Штарк), состоявшем из иностранцев (40 % —австрийцы), из которых готовили разведчиков, радистов, парашютистов и забрасывали в тыл противника. Одно время был в партизанском отряде, где и погиб.
Борецки Эмилия («Берта») (1.07.1904 —?). Австрийская коммунистка. Модистка. В феврале 1943 г. вместе с Германом Колером направлена в Австрию. Была арестована в Вене. Содержалась в концлагере Равенсбрюк. После войны за участие в радиоигре с Центром в мае 1945 г. арестована СМЕРШем и вывезена в СССР, где осуждена.
Диттрих Ганс (15.12.1913). Австриец. Ювелир. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад под именем «Отто Шик». С 1941 в СССР. Сотрудник ГРУ. В годы Второй мировой войны выполнял задание на Дальнем Востоке.
Диттрих Леопольд (1.06.1912—?). Австриец. Гравер. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Сотрудник ГРУ. В годы Второй мировой войны под именем Альфред Нойман выполнял задание на Дальнем Востоке, в Шанхае.
Дицка Йозеф (пс.: Курт Денис)
(21.02.1904—10.09.1941?)
Чех. Родился в Вене в семье переплетчика. По профессии зубной техник. Начал работать с 14 лет. В 1918–1920 член Союза рабочей социалистической молодежи. С 1920 член Компартии Австрии. Сотрудник (инструктор по военным вопросам) КИМа и Коминтерна. Работник ГРУ. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Погиб в Польше.
Керше Грегор (Георг, Франц Вальтер) (11.05.1892—?). Австриец. Машинный техник. В 1920–1932 руководитель организации Компартии Австрии в Каринтии. После событий февраля 1934 в Австрии, спасаясь от ареста, в 1935 выехал в СССР. В конце июня 1943 направлен в Австрию. Вместе с Хильдегард Мрац и Алоизией Соусек десантирован над территорией Польши. В начале 1944 группа была арестована в Вене. После войны за участие в радиоигре с Центром в апреле 1945 г. арестован СМЕРШем и вывезен в СССР, где осужден. В 1956 г. освобожден из заключения. Остался жить в СССР.
Колер Герман (23.04.1906—17.04.1945) (Гермес, Конрад). Австриец. Один из создателей и руководителей Союза Коммунистической Молодежи Австрии. Представитель КСМА в Москве при Коммунистическом Интернационале Молодежи. Учился в 1931–1933 гг. в Международной Ленинской Школе. После возвращения в Вену секретарь ЦК КСМА и член ЦК КПА. В эмиграции в СССР. В феврале 1943 г. вместе с радисткой Эмилией Борецки направлен в Австрию. Был арестован через месяц в Вене. Содержался в концлагере Маутхаузен, где убит.
Ленхарт Отто (8.01.1914—?). Австриец. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Советский разведчик. Погиб в Словакии в партизанском отряде.
Лешль Франц (3.06.1913—21.04.1942). Австриец. Типограф. После событий февраля 1934 в Австрии через Чехословакию выехал в СССР. С ноября 1936 в Испании. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад под именем «Макс Ригер». В 1938 во Франции, затем в СССР. Советский разведчик. В конце 1941 направлен в Англию. Вместе с Лоренцем Мрацем погиб при десантировании с английского самолета в Кройтер Таль/Альгау (Германия).
Мадер Андреас (29.10.1904—?). Австриец. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Советский разведчик. Погиб под Ленинградом.
Мрац Хильдегард (Хильда) (урожденная Бойнтингер) (5.09.1911—?). Австрийская коммунистка. В конце июня 1943 направлена в Австрию. Вместе с Грегором Керше и Хильдегард Мрац десантирована над территорией Польши. В начале 1944 группа была арестована в Вене. После войны за участие в радиоигре с Центром в мае 1945 г. арестована СМЕРШем и вывезена в СССР, где осуждена к 8 годам лагерей. В 1956 г. вернулась в Вену.
Мрац Лоренц (16.06.1908—21.04.1942). Австриец. Типограф. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Советский разведчик. В конце 1941 направлен в Англию. Вместе с Францем Лешлем погиб при десантировании с английского самолета в Кройтер Таль/Альгау (Германия).
Мюллер Хуго (30.10.1910 —?). Австриец. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Советский разведчик. Погиб в годы Второй мировой войны.
Ракветц Теодор (14.09.1901—15.10.1944). Австриец. Член Республиканского шуцбунда. После событий февраля 1934 в Австрии, в которых принимал активное участие, через Чехословакию выехал в СССР. Вместе с сыном Теодором десантирован для работы в Австрии. Оба были арестованы. Погиб в концлагере Маутхаузен.
Ракветц Теодор-младший (25.01.1925—14.10.1944). Австриец. Рабочий. После событий февраля 1934 в Австрии, в которых принимал активное участие его отец, через Чехословакию выехал в СССР. Вместе с отцом Теодором десантирован для работы в Австрии. Оба были арестованы. Погиб в концлагере Маутхаузен.
Саттлер Карл (11.02.1914 —?). Австриец. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Погиб в рядах партизан на Сауалпе (Каринтия) в декабре 1944.
Соусек Алоизия (8.02.1908–1950). Австрийская коммунистка. Бухгалтер. В конце июня 1943 направлена в Австрию. Вместе с Грегором Керше и Хильдегард Мрац десантирована над территорией Польши. В начале 1944 г. группа была арестована в Вене. После войны за участие в радиоигре с Центром в мае 1945 г. арестована СМЕРШем и вывезена в СССР, где была осуждена и умерла в заключении в 1950 г.
Тесар Франц (1912—?). Австриец. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад под именем «Эрнст Вагнер». После 1939 в СССР. В годы Второй мировой войны сотрудник ГРУ. Работал в Шанхае.
Труккер Карл (29.04.1911—?). Австриец. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Советский разведчик. Погиб под Брянском.
Фюрбас Эрнст (29.10.1907—26.08.1944). Австриец. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Советский разведчик. Погиб под Брянском.
Шарш Клемент (27.10.1916—21.04.1945). Австриец. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. Погиб в рядах партизан в Каринтии.
Штайнитцер Франц. Австриец. После событий февраля 1934 в Австрии через Чехословакию выехал в СССР. Участник Гражданской войны в Испании в рядах интербригад. В 1939 во Франции, затем в СССР. Советский разведчик. В 1944 десантирован в тыл врага. Погиб в годы Второй мировой войны.
Как видно из приведенного списка, большинство австрийцев – советских разведчиков прошло через интербригады, получило там бесценный опыт не только военной, но и разведывательной деятельности. Почти все они были коммунистами и считали СССР своей второй Родиной.

 

 

 

Бельгия и Голландия
Как уже говорилось, сеть нелегальных резидентур Разведупра перед Второй мировой войной, кроме Германии, охватывала и всю Западную Европу. В конце 30-х гг., понимая, что война может начаться в любой момент, руководство военной разведки предприняло меры для организации сбора информации в военное время. С этой целью в середине 1938 г. в Бельгию был направлен нелегал Разведупра Леопольд Треппер («Отто»), ставший позднее известным как Большой шеф «Красной капеллы».
Л. Треппер родился 23 февраля 1904 г. в галицийском городке Новы-Тарг в семье еврея-коммивояжера. Его семья жила бедно, но он сумел поступить в Краковский университет и проучиться там около года, пока нужда не заставила бросить учебу и устроиться на работу каменщиком. В 1918 г. Л. Треппер примкнул к еврейской молодежной организации «Хашомер хацаир», сотрудничавшей с Компартией Польши, а в 1920 г. вошел в состав ее руководства. В 1923 г. его арестовала польская полиция за участие во всеобщей забастовке, и восемь месяцев он провел в тюрьме. Понимая, что в Польше ему не дадут жить спокойно, Л. Треппер в апреле 1924 г. при помощи сионистской организации «Гехалуц» эмигрировал в Палестину. Там в 1925 г. он вступил в Коммунистическую партию Палестины и принял активное участие в подпольной работе против английских оккупантов. В апреле 1928 г. его вместе с группой еврейских активистов арестовали и заточили в тюрьму Хайфы. Несмотря на то что вскоре арестованных освободили, оставаться в Палестине Л. Трепперу больше было нельзя – англичане грозили ему депортацией на один из британских островов. Поэтому в конце 1929 г. он нелегально переправляется во Францию.
Во Франции первое время он работал посудомойщиком в одном из марсельских ресторанов, а потом перебрался в Париж, к другу детства Альтеру Штрому, который свел его с представителями Компартии Франции. Вскоре Треппера назначают представителем еврейской секции при ЦК ФКП, и он вновь включился в партийную работу. В конце 1930 г. Треппер женился на Любе Бройде, с которой познакомился еще в Палестине, а 3 апреля у них родился сын Мишель. Однако Л. Трепперу вскоре пришлось срочно покинуть Францию. Дело в том, что в июне 1932 г. его приятель Альтер Штром был арестован французской полицией. Оказалось, что он являлся помощником нелегального резидента Разведупра во Франции Исайи Бира, контролировавшего сеть так называемых рабкоров газеты «Юманите» и прозванного французской полицией за свою неуловимость Фантомасом. Арест Штрома и И. Бира мог стать угрозой для свободы Л. Треппера и дать властям повод для начала кампании против еврейских иммигрантов. Поэтому руководство компартии по согласованию с Коминтерном отправило Л. Треппера в Москву.
В Москве Л. Треппер поступает в Коммунистический университет национальных меньшинств Запада им. Ю.Ю. Мархлевского. По окончании его в 1935 г. он начинает работать редактором отдела культуры в газете «Эмес», издававшейся для евреев, проживающих в СССР. В 1936 г. в Москву возвратился отбывший свой срок во французской тюрьме А. Штром и поставил перед руководством Разведупра вопрос о невиновности журналиста «Юманите» Рикье, которого обвиняли в провале Бира. По рекомендации Штрома начальник Разведупра Я. Берзин направляет Треппера во Францию с целью установить имя настоящего предателя и добыть доказательства непричастности ФКП к работе военной разведки. В декабре 1936 г. Л. Треппер нелегально выезжает во Францию, где успешно справляется с заданием. Он установил, что провал произошел по вине нелегала Разведупра Роберта Гордона Свитца, до 1932 г. работавшего в США и перевербованного там ФБР. Прибыв по приказу Разведупра во Францию, Р. Свитц выдал полиции И. Бира, а сам при помощи военного атташе США скрылся.
После возвращения в Москву в мае 1937 г. начальник Разведупра Я. Берзин предложил Л. Трепперу стать сотрудником военной разведки. Треппер ответил согласием, и уже в июле 1937 г. его посылают в Бельгию для организации работы по добыванию паспортов, необходимых для легализации в зарубежных странах. В Брюсселе Треппер привлек к работе Лео Гроссфогеля, с которым познакомился в Палестине. Гроссфогель родился в 1901 г. в Страсбурге. После возвращения Франции Эльзаса и Лотарингии он принял французское гражданство, но в 1925 г., не желая служить в армии, уехал в Палестину, а затем в Бельгию. Там он вместе с членами своей семьи основал фирму «Король каучука» и стал ее коммерческим директором. Через Л. Гроссфогеля, получившего псевдоним Андре, Л. Треппер связался с крупным дельцом по скупке и продаже документов Абрахамом Райхманом («Фабрикант») и договорился с ним о постоянной работе по добыванию паспортов для советской разведки.
Вернувшись в Москву в мае 1938 г., Л. Треппер предложил Центру план создания в Бельгии паспортной резидентуры. По этому плану опорной базой резидентуры должна была стать фирма «Король каучука» во главе с Гроссфогелем, а для легализации вновь прибывающих нелегалов и пункта связи с Москвой следовало организовать фирму «Форин экселент тренч-коут» по экспорту-импорту индустриальных отходов. Руководство Разведупра приняло предложение Л. Треппера и поставило перед ним задачу – создать резидентуру связи, надежно работающую в военное время. Резидентом назначили Л. Треппера, а его заместителем Л. Гроссфогеля. В сохранившихся документах Треппер характеризовался следующим образом:
«Несмотря на ряд отрицательных анкетных данных, основания для политического недоверия нет… По деловым качествам – способный разведчик, энергичен, инициативен, находчив, умеет подходить к людям. Недостаток – не всегда хватает терпения и настойчивости, чтобы довести начатое дело до конца, чтобы каждый шаг закрепить огранизационно».
Л. Гроссфогель характеризовался также положительно:
«Мы, конечно, не можем рассматривать его как полностью «нашего» человека, но он относится к той категории иностранных товарищей, которым можно доверять. Он для нас является надежным агентом, работающим, правда, и по материальным соображениям, но у которого, несомненно, превалируют идейные мотивы. Активный, инициативный человек. Имеет опыт конспиративной работы и в то же время весьма сведущ в коммерческих делах. Сочетание этих двух качеств делает Андре ценным агентом».
Осенью 1938 г. Л. Треппер с паспортом на имя канадского промышленника Адама Миклера, снабженный крупной суммой в 10 000 долларов, прибывает в Брюссель. С помощью Л. Гроссфогеля он в скором времени открывает фирму «Форин экселент тренч-коут», директором которой становится известный гражданин Бельгии Жюль Жаспар, чей брат одно время занимал пост премьер-министра. Следующим шагом стала организация отделений фирмы в Скандинавских странах. Одновременно Л. Треппер создает сеть конспиративных и радиоквартир, для чего в апреле 1939 г. привлекает к работе на идейных началах Германа Избуцкого («Боба»). С его помощью в качестве хозяев конспиративных квартир были завербованы: Морис Пепер («Вассерман»), голландец, проживающий в Антверпене; Безицер («Собственник»), поляк-портной; Вилли Малек («Колонист»), еврей-портной; Турист (фамилия неизвестна), моряк.
В апреле 1939 г. из Центра в помощь Л. Трепперу посылают двух кадровых сотрудников Разведупра – А.М. Гуревича («Кент») и М.В. Макарова («Хемниц»).
Анатолий Маркович Гуревич родился 7 ноября 1913 г. в Харькове. После революции его семья переезжает в Ленинград, где он заканчивает школу и начинает работать сначала разметчиком на заводе «Знамя труда», потом участковым милиционером и заместителем начальника штаба ПВО района. Со второго курса института, готовящего кадры для «Интуриста», Гуревича в 1937 г. под псевдонимом Антонио Гонсалес отправляют в Испанию. Там старший военный советник генерал Григорович (Григорий Штерн) направляет его переводчиком-адъютантом к командиру подводной лодки С-4 капитану-лейтенанту Ивану Бурмистрову. Воевал Гуревич успешно и даже был представлен к ордену, который, правда, так и не получил. По возвращении из Испании лейтенант Гуревич получил назначение в Разведупр.
Весной 1939 г. после полугодичного обучения он был командирован в Бельгию в резидентуру Треппера в качестве помощника и радиста. 15 апреля 1939 г. Гуревич, получивший псевдоним Кент, через Финляндию, Швецию и Норвегию прибыл в Брюссель, имея при себе уругвайский паспорт № 4643, выданный уругвайским консульством в Нью-Йорке на имя Винсента Сьерра, родившегося 3 ноября 1911 г. и проживающего в Монтевидео на улице Колумба, 9. В Брюсселе он снял роскошную квартиру на авеню Беко, поступил в столичный Свободный университет, где начал изучать бухгалтерское дело и торговое право, завел знакомства в крупных коммерческих кругах.
Несколько раньше А. Гуревича в Бельгию приехал Михаил Варфоломеевич Макаров, также кадровый офицер Разведупра, воевавший в Испании в качестве переводчика при авиаэскадрилье. Он тоже легализовался в качестве уругвайского гражданина Карлоса Аламо и при помощи Л. Треппера стал директором магазина фирмы «Король каучука» в городе Остенде.
Как уже говорилось, основной задачей резидентуры Л. Треппера была работа по добыванию документов и организация связи с Центром во время войны. Поэтому прямой разведывательной деятельности сотрудники резидентуры не вели. Кроме того, организация радиосвязи с Москвой затягивалась, и контакты с Центром приходилось вести через легальную резидентуру в Бельгии, руководимую И.А. Большаковым. Вторым слабым местом Л. Треппера оказалась паспортная группа А. Райхмана.
Райхман, по национальности еврей, родился в 1902 г. в Польше, прибыл в Бельгию в 1925 г. из Австрии, не имея юридического права проживать в этой стране. Здесь он стал заниматься скупкой и перепродажей документов, что грозило ему арестом, который и произошел в июле 1938 г. Выпущенный из тюрьмы при содействии Г. Избуцкого, он не оставил своего занятия, а Центр, вопреки здравому смыслу, приказал Трепперу передать его на связь сначала Бобу (Избуцкий), а потом Кенту (Гуревич). В октябре 1939 г. Райхмана арестовывают во второй раз, а после его освобождения в ноябре Треппер передает Фабриканта на связь Макарову. Таким образом, вместо того чтобы полностью изолировать Райхмана от резидентуры, его в течение года сводят с Гуревичем, Макаровым, Избуцким, не говоря уже о том, что ранее он был знаком с Треппером и Л. Гроссфогелем. Эта ошибка Центра впоследствии очень дорого стоила бельгийской резидентуре.
В мае 1940 г. фашистская Германия внезапным ударом оккупировала Бельгию. Несмотря на то что война застала резидентуру Л. Треппера в стадии становления, он смог, используя знакомство с болгарским консулом Дуровым, перевезти из города Кнокке в Брюссель спрятанный там радиопередатчик и побывать 18–28 мая в полосе наступления немецкой армии. Полученные сведения он через советское посольство передал в Москву, но оставаться в Бельгии Л. Трепперу больше было нельзя. В связи с началом войны бельгийские власти попытались его интернировать, и он с трудом избежал ареста.
К тому же агентурная сеть Треппера состояла в основном из коммунистов и лиц еврейской национальности и работать в условиях немецкой оккупации не могла. Поэтому Л. Гроссфогеля спрятали на территории советского посольства, а позднее переправили во Францию. Туда же были отправлены его жена и помощница Жанна Пезани и некоторые другие агенты Треппера. Несмотря на введенный мораторий, Трепперу удалось снять со счета «Форин экселент тренч-коут» 300 000 франков и перевести их в Париж. После этого по приказу И. Большакова он передал бельгийскую резидентуру А. Гуревичу, а сам с документами на имя бельгийского промышленника Жана Жильбера 16 августа 1940 г. на машине советского посольства выехал во Францию [7] .
Приняв резидентуру, А. Гуревич, по существу, начал налаживать работу в Бельгии заново. В его распоряжение перешли арестованный бельгийцами в начале войны и освобожденный немцами Г. Избуцкий («Боб») и не сумевший выехать во Францию М. Макаров («Хемниц»). Более того, фирма «Форин экселент тренч-коут» попала под немецкий секвестр, так как ее владелец Л. Гроссфогель был евреем. Поэтому в первую очередь перед Гуревичем встала задача по организации «крыши». С помощью дочери чешского миллионера Маргариты Барча, с которой у него завязались близкие отношения, он организовал акционерное общество «Симэкско» и стал его президентом, о чем вскоре сообщил «Королевский вестник» Бельгии. Филиалы фирмы открылись в Париже, Берлине, Праге, Марселе и других городах Европы. «Уругваец» Винсент Сьерра стал вхож в самые высокие деловые круги, а кроме того, у него сложились прекрасные отношения с немецкими военными властями. При их содействии он получил пропуск, дающий право на круглосуточное передвижение по оккупированным Бельгии и Нидерландам за подписями комендатуры и гестапо с предложением оказывать его владельцу содействие в передвижении на автомашине.
Одновременно Гуревич проводил большую работу по привлечению новых источников. Так, он завербовал Исидора Шпрингера («Ромео») – бельгийца, передававшего ему информацию по дислокации немецких войск в Бельгии. К началу войны Германии с СССР резидентура А. Гуревича имела в своем составе радиста Макарова («Хемниц»), шифровальщицу Софи Познански (Ферунден, Йозеф), содержательницу радиоквартиры в Брюсселе Риту Арну («Джульетта»), информаторов И. Шпрингера («Ромео») и Г. Избуцкого («Боб»), руководителя паспортной группы А. Райхмана («Фабрикант»). Кроме того, резидентура имела конспиративные квартиры в Брюсселе и Кнокке и поддерживала с помощью курьеров (многие из них работали в фирме «Симэкско») связь с Л. Треппером в Париже и подпольными группами Сопротивления в Голландии.
Не следует забывать, что благодаря своему положению Гуревич сам добывал важнейшие сведения. Его невольными информаторами были не только представители военно-промышленной буржуазии Бельгии и оккупационного командования, но и руководство тыла гитлеровских войск, которое через «Симэкско» размещало в оккупированных странах заказы для нужд армии. Кроме того, в марте 1940 г. Гуревич выезжал в Швейцарию, где встречался с нелегальным резидентом Разведупра Шандором Радо («Дора»). Во время этой поездки он передал Радо новые шифры, инструкции по принципам организации радиосвязи и ее маскировки, что значительно облегчило работу Радо в дальнейшем.
После начала Великой Отечественной войны резидентура А. Гуревича активизировала работу по сбору военно-политической и экономической информации. Однако по-прежнему слабым местом резидентуры оставалась связь с Центром. Для организации постоянной и надежной радиосвязи руководство Разведуправления пошло на вынужденный шаг – в июне 1941 г. поручило радисту нелегальной резидентуры «Паскаль» в Бельгии установить контакт с А. Гуревичем и оказать помощь ему и Л. Трепперу.
Резидентуру «Паскаль» возглавлял капитан ГРУ Константин Лукич Ефремов. Он родился в 1910 г. в крестьянской семье в деревне Заводский Хутор Тульской области. После окончания школы-семилетки и рабфака в Туле он поступил в Московский химико-технологический институт, который вскоре преобразовали в Военно-химическую академию. В 1937 г., окончив академию, он получил звание воентехника 1-го ранга (старший лейтенант), и его направили на работу в Разведуправление. Надо отметить, что Ефремов был единственным из всех находившихся в то время в Европе военных разведчиков-нелегалов, кто имел высшее военное образование.
После интенсивной подготовки Ефремова в качестве нелегального резидента командировали в Бельгию для развертывания работы против Германии. 6 сентября 1939 г. Ефремов прибыл в Бельгию через Швейцарию. У него был паспорт № 20268, выданный в Нью-Йорке 22 июня 1939 г. на имя Эрика Йернстрема, финского студента, родившегося 3 ноября 1911 г. в городе Ваза и с 1932 г. проживающего в США. В Брюсселе он поступил в Политехнический институт и вел жизнь прилежного студента. Радистом резидентуры Ефремова назначают И. Венцеля («Герман»).
Иоганн Венцель родился 9 марта 1902 г. в Данциге в рабочей семье. Увлекшись идеями коммунизма, он вступает в КПГ и становится одним из ее активных членов. Он был хорошо знаком с Э. Тельманом, в качестве работника Антивоенного аппарата КПГ (Военная секция Коминтерна) принимал участие в Гамбургском восстании в октябре 1923 г., вел активную пропагандистскую и партийную работу, в чем ему помогло отличное знание французского и испанского языков.
В 1930 г. по решению ЦК КПГ Венцеля посылают в Москву для учебы на военно-политических курсах Коминтерна. В 1931 г. после их окончания он выехал из СССР в Германию в распоряжение КПГ. Дело в том, что в Германии приближались выборы в рейхстаг, и специалисты его профиля могли потребоваться руководству компартии. Однако на выборах победили нацисты, и Венцель был вынужден перейти на нелегальное положение.
В 1934 г. Разведупр РККА вербует Венцеля в качестве агента. Ему предложили временно прервать связи с КПГ и назначили руководителем подпольной группы № 446, действующей на военных заводах Рура в Германии. До 1937 г. «Макс» (таков был псевдоним Венцеля в то время) передавал в Москву данные о новых образцах оружия, технологии производства и т. д. В 1937 г. его отзывают в СССР и направляют на курсы радистов.
В сентябре 1937 г. Венцель выезжает в Бельгию, где ему поручалось создать нелегальную радиоточку для связи с Москвой в случае начала войны. Но первый раз легализоваться в Брюсселе Венцелю не удалось – бельгийские чиновники отказались продлевать ему визу, и в октябре 1937 г. он выехал в Голландию, а оттуда в Москву. Однако в начале 1938 г. Венцель вновь приехал в Бельгию, но на этот раз нелегально, и поселился в Брюсселе на квартире Германа и Франца Шнейдеров. С помощью голландских коммунистов ему удалось выполнить задание Центра и создать радиоточку. А в сентябре 1939 г. Венцель получил приказ войти в состав нелегальной резидентуры «Паскаль» в качестве радиста и заместителя резидента.
Обустроившись в Брюсселе, Ефремов при помощи Венцеля приступил к организации резидентуры и поиску источников информации. К 1940 г. ему удалось создать агентурную сеть в Бельгии и Голландии, а также три линии связи с Центром: две Брюссель – Москва и одна Амстердам – Москва. В Брюсселе его радистами были Венцель и А. Винтеринк («Тино») [8] , а в Амстердаме – В. Воегелер.
Кроме них, в агентурную сеть резидентуры «Паскаль» входили Адам Нагель («Вело»), фотограф, член Компартии Голландии; Якоб Хилболлинг, выполнявший обязанности владельца конспиративной квартиры в Амстердаме и курьера; Хендрик Смит, Иоганн Лютеран, Элизабет Депельсинер, Ирма Сально, Жан и Жанна Оттены, Марти Ванденхоек, Эдуард Ван дер Ципен, Жозефина Ферхимст и некоторые другие. Информация, направляемая Ефремовым в Москву, касалась дислокации и передвижения немецких войск в Бельгии и Голландии, а также экономического и политического положения в этих странах и в Германии. После начала Второй мировой войны А. Винтеринк получил указание вернуться в Голландию, где объединил находившихся там агентов резидентуры «Паскаль» в группу «Хильда». Кроме того, Ефремов с помощью Венцеля наладил контакт с подпольной группой Компартии Голландии, возглавляемой Д. Гаулозе, и группой немецких эмигрантов во главе с А. Кнохелем [9] .
Выполняя приказ Центра, Ефремов через М. Пепера установил связь с Отто (Треппер) и Кентом (Гуревич). Но здесь необходимо отметить, что данный приказ был грубым нарушением правил конспирации, оправдать которое можно лишь крайне сложной обстановкой. К тому же, отдавая указания Ефремову о сотрудничестве с Треппером и Гуревичем, в Центре полагали, что их контакт будет непродолжительным и ограничится только помощью в организации радиосвязи. Однако этого не произошло, хотя в августе 1941 г. он привлек к работе в качестве радистов супругов Герша и Миру Сокол (Руэско и Мадлен), в свое время рекомендованных ему советским военным атташе в Виши генерал-майором И. Суслопаровым. (О действиях Л. Треппера во Франции чуть позже.) Из-за свойственной Трепперу самоуверенности и переоценки своих возможностей резидентуры Гуревича, Ефремова и самого Треппера переплелись между собой и образовали рыхлую, плохо законспирированную сеть, в которой Треппер пытался играть роль Большого шефа. Однако все эти ошибки сказались позже, а пока в Центр регулярно направлялась важная информация:
«Верховное командование предлагает перед зимовкой немецкой армии к началу ноября занять позиции по линии Ростов – Изюм – Курск – Орел – Брянск – Дорогобуж – Новгород – Ленинград. Гитлер отклонил это предложение и отдал приказ о шестом наступлении на Москву с применением всей имеющейся в резерве техники. Если операция захлебнется, отступающие немецкие части окажутся без материально-технического обеспечения».
«Немцы потеряли отборные части своей армии на Восточном фронте. Превосходство русского вооружения бесспорно. Штаб обескуражен постоянными изменениями, которые вносит Гитлер в стратегические и тактические планы».
«Общий потенциал немецкой армии: 412 дивизий, из них 21 дислоцирована сейчас во Франции – большей частью резервисты. Численность личного состава постоянно сокращается из-за частых перебросок войск. Войска, находящиеся на юге и в окрестностях Бордо у «Атлантического вала», отправлены на Восток. Это примерно 3 дивизии. Личный состав люфтваффе – примерно миллион человек, включая персонал наземных служб».
«Немецкий офицер сообщает о нарастающей враждебности итальянских военнослужащих к нацистской партии. Серьезные инциденты в Риме и Вероне. Военные власти саботируют партийные инструкции. Возможность государственного переворота не исключена, но в ближайшее время маловероятна. Немцы группируют войска между Мюнхеном и Инсбруком для возможного вмешательства».
В конце сентября 1941 г. А. Гуревич получает радиограмму из Центра, в которой ему предписывается отправиться в Берлин и вступить в контакт с неким Куртом Шульце, радистом нелегальной резидентуры ГРУ «Альта». А 11 октября 1941 г. он принял радиограмму, где говорилось, что во время поездки в Берлин он должен встретиться с А. Харнаком и Х. Шульце-Бойзеном, узнать причины, по которым с ними отсутствует связь, и получить информацию для передачи в Москву. О причинах, заставивших Центр поступить таким образом, уже говорилось. Хочется только еще раз отметить, что сообщение нескольких адресов в одной радиограмме привело в конце концов к разгрому берлинской сети ГРУ и НКВД.
26 октября Гуревич прибывает в Берлин и устанавливает контакт с К. Шульце и Х. Шульце-Бойзеном. Выяснив, что связь с Москвой отсутствует по причине неисправности передатчиков, он передал К. Шульце и радисту Шульце-Бойзена Г. Коппи новую систему шифрования и взял для передачи через свой радиопередатчик информацию, собранную берлинскими группами. 5 ноября Гуревич выехал из Берлина и благополучно вернулся в Брюссель, блестяще выполнив поставленную перед ним задачу. В Брюсселе, как мы уже писали, А. Гуревич известил Центр о результатах поездки и передал подробные разведданные, полученные от сетей Корсиканца, Альты и Старшины, в серии радиограмм, посланных 21, 23, 25, 26, 27 и 28 ноября 1941 г.
В Центре высоко оценили поступающую от Гуревича информацию. В одной из радиограмм Кенту сообщили:
«Добытые вами сведения доложены Главному хозяину (то есть Сталину. – Авт .) и получили его высокую оценку. За успешное выполнение задания вы представлены к награде».
Но немецкую контрразведку уже давно беспокоила активная работа подпольных передатчиков в Европе. Как пишет в своих мемуарах В. Шелленберг, «уже к концу 1941 г. Гитлер приказал принять меры по борьбе с быстро распространявшейся русской шпионской деятельностью в Германии и оккупированных странах. Гиммлеру было вменено в обязанность контролировать обеспечение тесного взаимодействия между моим управлением секретной службы за границей, гестапо, подчинявшимся Мюллеру, и военной контрразведкой Канариса. Координация действий по операции, которой было присвоено кодовое наименование «Красная капелла», была возложена на Гейдриха» [10] .
В Главном управлении имперской безопасности (РСХА) была создана зондеркоманда под началом штурмбаннфюрера СС Фридриха Панцингера и гауптштурмфюрера СС Карла Гиринга, в задачу которой входила борьба с нелегальными передатчиками. В Бельгии пеленгацией и поиском передатчиков руководил капитан абвера Гарри Пипе.
Между тем передатчик Гуревича в ноябре – декабре 1941 г. был перегружен передачей сообщений, как поступающих от своих источников, так и полученных от берлинских подпольных групп. В последние недели своей работы радистам приходилось выходить в эфир по пять часов в сутки, поэтому их легко было запеленговать. Кроме того, они не всегда успевали уничтожить зашифрованные тексты передаваемых сообщений, что тоже сыграло свою роковую роль.
В начале декабря 1941 г. группа пеленгации абвера установила, что передачи ведутся из Брюсселя, а передатчик находится в одном из трех домов (99, 101 или 103) по улице Артебат. Рано утром 13 декабря 1941 г. подразделение зондеркоманды под руководством капитана Г. Пипе устроило облаву по указаным адресам. В результате в доме 101 были арестованы шифровальщица С. Познански, содержательница радиоквартиры Р. Арну и радист-стажер парижской резидентуры Треппера Д. Ками («Деми»). Через несколько часов арестовали М. Макарова, попавшего в организованную в доме засаду. Л. Трепперу, также зашедшему в дом (в этот день он собирался по старой памяти устроить выволочку Макарову за нарушение правил конспирации), удалось уйти, предъявив документы «Организации Тодта».
Избежав ареста, Треппер немедленно предупредил о провале Гуревича. Вместе они приняли меры по локализации провала. Вся агентура была законсервирована, а Треппер немедленно выехал в Париж. Туда же вскоре уехала и Маргарита Барча («Блондинка»), ставшая в июне 1941 г. женой Гуревича. Из Парижа она отправилась в Марсель, где к ней присоединился А. Гуревич. Но локализовать провал не удалось – сказались ошибки, допущенные ранее. К тому же ни Центр, ни Треппер не придали провалу серьезного значения. Центр, не дожидаясь выяснения возможных последствий ареста Макарова, принял решение о передаче оставшихся членов резидентуры Гуревича на связь Ефремову. Треппер же поручил следить за развитием ситуации в Бельгии самому ненадежному агенту – А. Райхману. Кроме того, он сообщил марсельский адрес Гуревича его преемнику Ефремову, который переслал по нему часть вещей Гуревича, оставшихся в Брюсселе.
Тем временем зондеркоманда, допросив арестованных, и прежде всего Р. Арну, установила истинный масштаб работы подпольных групп. В руках гестапо оказались зашифрованные радиограммы, передававшиеся через брюссельский передатчик. Их расшифровка приведет к полному разгрому в сентябре 1942 г. берлинских резидентур Старшины, Корсиканца и Альты. А пока провалы продолжаются во Франции и Бельгии. В ночь с 9 на 10 июня 1942 г. во время передачи были арестованы радисты Л. Треппера Герш и Мира Сокол. 30 июня в Брюсселе при передаче сообщений в Центр арестовали радиста Ефремова Венцеля. Узнав об аресте Венцеля, Ефремов 15 июля известил Центр о его провале и захвате немцами рации и шифров. В ответ Центр потребовал локализовать провалы, но было уже поздно.
Принимая меры предосторожности, Ефремов решил сменить документы и обратился за помощью к Райхману. Это стало роковой ошибкой. Гестапо давно подозревало Райхмана в связях с подпольщиками и для подтверждения подозрений подослало к нему полицейского инспектора Матье, который предложил Райхману добывать для него настоящие бланки документов. Выполняя поручение Ефремова, Райхман обратился к Матье с просьбой достать документы для одного финского студента. В результате 7 августа 1942 г. во время встречи с Матье Ефремова арестовали, поскольку после этого надобность в Райхмане отпала, его также арестовали и подвергли допросу. На первом же допросе Райхман выразил желание сотрудничать с немцами. В результате его предательства 10 августа были арестованы Г. Избуцкий и М. Пепер, осуществлявший связь с агентурой в Голландии.
Это положило начало разгрому голландских групп Винтеринка и Гаулозе. 20 августа 1942 г. в Амстердаме арестовали Винтеринка. Вот как описывается арест Винтеринка в отчете секции III F (контрразведка) абвера от 24 марта 1943 г.:
«Вассерман («Пепер») заговорил. Его показания доказывают, что он был курьером для группы в Голландии. Он также показал, что через несколько дней у него состоится встреча с руководителем голландской группы [Антоном Винтеринком]. Старший офицер III F [Гарри Пипе] и другие сотрудники отвезли Вассермана в полицейской машине в Амстердам в день встречи. Встреча состоялась днем в заранее определенном месте на оживленной улице в Амстердаме. При соблюдении строжайшей безопасности Вассерман был выпущен и направлен на встречу. Лидер группы, однако, не появился. Вассерман вернулся. Дальнейшие расспросы Вассермана обнаружили, что он знал фамилию семьи, с которой лидер группы поддерживал связь. Следовательно, было решено послать Вассермана в ту семью, чтобы организовать встречу в тот же вечер. Опять при соблюдении строгих мер безопасности Вассерман был послан в дом и вернулся с новостями, что встреча состоится вечером между 8.00 и 8.30 в ресторане в Амстердаме. Вассерман сел один за столиком в ресторане, недалеко от него сидели сотрудники безопасности. Около 9 часов появился человек, направился к Вассерману и сел за его столик. По заранее согласованному сигналу этот человек был схвачен и арестован. По пути к ожидавшей полицейской машине он оказал существенное сопротивление, и имела место короткая драка. Будучи арестованным, этот человек выкрикнул имя в собравшуюся толпу, так что можно предположить, что он был послан убедиться в безопасности встречи и предупреждал своих товарищей, которые были там. Найденные при нем документы не сообщали его адрес. Следовательно, было необходимо арестовать голландскую семью, упомянутую выше. Это была пара по фамилии Хилболлинг. Через них удалось установить кличку арестованного лица.
Это был «Тино» (Винтеринк), коммунистический функционер, уже известный гестапо. С помощью четы Хилболлинг стало возможным обнаружить нелегальную квартиру Тино, которая была найдена следующей ночью. Обыск квартиры показал, что «Тино» был не только лидером голландской группы, но и ее радистом. Его любовница, которая жила вместе с ним, сбежала, предупрежденная арестом. На квартире был захвачен полный набор радиооборудования, включая все технические данные».
Всего из группы Винтеринка арестовали семнадцать человек, а сам он в скором времени был доставлен в Брюссель, где в течение двух недель подвергался интенсивным допросам. В результате уже 22 сентября 1942 г. его рация начала посылать сообщения в Москву под контролем гестапо. Однако группы Гаулозе и Кнохеля арест Винтеринка не затронул, так как они были предупреждены о нем и «легли на дно».
Тем временем арестованных Ефремова и Венцеля отправили в форт Бреендонк, превращенный немцами в застенок, где подвергли жестоким пыткам. От Венцеля требовали согласия на участие в радиоигре с Москвой, задуманной с целью дезинформации советского командования. В конце концов он согласился, но только после того, как Ефремову удалось передать ему записку с известием, что он предупредил Центр о провале Венцеля. В первом послании, отправленном в августе 1942 г. под диктовку гестапо, Венцель сообщил, что долго не выходил в эфир из-за провала радиоквартиры и поиска нового пригородного помещения.
Посылая подготовленные гестапо радиограммы, Венцель был уверен, что в Центре знают о его аресте. Но он ошибался. В Москве, несмотря на предупреждение Ефремова от 15 июля 1942 г. и Г. Робинсона от 25 сентября 1942 г. (об этом эпизоде несколько позднее), продолжали активный радиообмен с ним, считая, что он находится на свободе. Более того, 4 февраля 1943 г. Центр направил Ефремову телеграмму, в которой указывалось, что он дезинформировал Москву относительно Венцеля. «Вашу июльскую информацию о положении Германа считаю несерьезной, – говорилось в ней, – а потому вредной». Положение изменилось только в конце 1943 г.
Вечером 18 ноября 1943 г. конвоир, как всегда, доставил Венцеля на радиоквартиру, расположенную в Брюсселе. Открыв дверь, он почему-то оставил ключ в замке, а не положил в карман. Более того, не обращая внимания на Венцеля, повернулся к нему спиной, присел к печке и стал ее растапливать. Решение Венцеля было мгновенным – он схватил табурет и ударил им конвоира по голове. Тот молча повалился на пол, а Венцель, выйдя на улицу и закрыв за собой дверь на ключ, направился к своей давней подруге Марте, о которой никто не знал. У нее он скрывался до освобождения Брюсселя союзниками в сентябре 1944 г.
Судьба Ефремова оказалась более трагичной. Его жестоко пытали, требуя рассказать об известных ему нелегалах в Бельгии и Франции. В одной из записок, переданных Венцелю во время прогулок, он написал: «Я прошел через ад Бреендонка и испытал все. У меня есть только одно желание – увидеть свою мать». Но, несмотря на пытки, он не выдал известных ему агентов, и в 1943 г. военный трибунал Германии приговорил его к смертной казни. На его вопрос: «Как будет приведен в исполнение приговор?» председатель трибунала ответил: «На открытый солдатский вопрос последует открытый солдатский ответ – расстрел».
Кроме К. Ефремова, были расстреляны немцами М. Макаров, Д. Ками и многие другие. С. Познанска, не выдержав пыток, повесилась в тюремной камере. После войны ГРУ пыталось установить место захоронения погибших разведчиков, но безуспешно. Более того, как К. Ефремова, так и М. Макарова стали считать предателями, выдавшими гестапо известную им агентуру. Исправить создавшееся положение попытался в середине 1970-х гг. генерал-майор ГРУ В.А. Никольский, близко знавший К. Ефремова. Он написал письмо начальнику Главпура Советской Армии генералу армии А.А. Епишеву, в котором изложил обстоятельства гибели Ефремова и просил восстановить его честное имя. Но ответа от А.А. Епишева не последовало. Тогда Никольский через товарищей по службе попытался навести неофициальные справки. Вот что он пишет о причинах молчания Епишева.
«В конце концов, дело прояснилось.
– Понимаешь, – сказали мне, – Константина сильно очернили, замазали такой жирной грязью, что от нее трудно отмыться. И сделал это не кто иной, как Леопольд Треппер, парижский резидент «Отто».
Действительно, после ареста советской контрразведкой СМЕРШ «Отто» показал на допросах, что Ефремов предатель, выдал всех известных ему участников разведывательной организации. Правда, свои показания «Отто» не подтвердил конкретными фактами, за исключением того, что «Паскаль» раскрыл гитлеровцам свой шифр.
Обвинения в отношении Ефремова Треппер в развернутом виде бездоказательно повторил и в своей книге «Большая игра», которую написал после освобождения из заключения…
Сейчас… я полагаю, есть возможность и необходимость сказать правду о том, что было с Константином Ефремовым, снять наговоры и клевету с его доброго имени и воздать ему должное за отважную и результативную работу на благо нашей Родины в экстремальных условиях».

 

 

 

Болгария
После установления дипломатических отношений между СССР и Болгарией в 1934 г. первым легальным резидентом Разведупра стал военный атташе полковник В.Т. Сухоруков. Опытный разведчик, он начал службу в разведке в 1921 г. при Военном совете Народно-революционной армии Дальневосточной республики. Затем, закончив в 1924 г. основное и восточное отделения Военной академии РККА, работал в Китае под прикрытием должности сотрудника советских консульств в Харбине, Мукдене и Ханькоу. По работе в Китае он был знаком со знаменитым разведчиком Иваном Винаровым и, готовясь к работе в Болгарии, обратился к нему за сведениями о некоторых болгарских государственных деятелях. Сухоруков начал создавать агентурную сеть Москвы в этой стране, которую немецкий посол в Турции фон Папен назвал лучшей организацией Москвы по сбору разведывательной информации. Возможно, нацистский политик несколько преувеличивал, но агентурная сеть в Болгарии в то время действительно была очень сильна и охватывала все Балканские страны. От Сухорукова поступали весьма важные сведения. В частности, как вспоминал сам Сухоруков, «с помощью болгарских офицеров и других специалистов, связанных с «ИГ-Фарбениндустри», мы получали ценную информацию о состоянии промышленности гитлеровской Германии».
Начав работать, сотрудники легального разведывательного аппарата сразу же попали под плотную слежку полицейских сыщиков. Хотя иной раз из-за нехватки людей и автомобилей у них не было такой возможности. Эта работа все военные и предвоенные годы велась 2–3 группами, одну из которых возглавлял русский эмигрант А.А. Браунер.
Но, несмотря на все усилия, работа сыщиков далеко не всегда оказывалась результативной. И даже в 1942–1943 гг., когда полиция разгромила целый ряд советских разведывательных организаций, отмечались широкие связи легальных разведчиков с агентурой.
К тому же Департамент полиции (отделение «А») в 1935–1937 гг. пять раз пытался внедрить своих агентов в окружение советских представителей (Сухоруков, Григоренко и др.), но каждый раз они отвергались советской стороной.
В марте 1937 г. Сухоруков был отозван в Москву и вскоре арестован. На смену ему прибыл полковник Александр Иванович Бенедиктов («Хикс»), новый военный атташе, по совместительству резидент. Непосредственно же работой резидентуры перед войной руководил помощник военного атташе в Софии майор Л.А. Середа («Зевс»). Имея в своем распоряжении неплохую агентуру (Й. Берберов – «Маргарит», Т. Берберов – «Бельведер», Д. Георгиев – «Гюго » и др.), он снабжал Центр весьма обстоятельной информацией.
К началу Второй мировой войны в результате деятельности болгарской полиции две чиновницы этого департамента были осуждены на 12 лет каждая, 22 человека были высланы, болгарские граждане в провинцию, а иностранцы – из страны, 1 человек передан в прокуратуру и 1 чиновник уволен. Смертных приговоров пока еще не было.
Из Болгарии, как и из других стран, шли предупреждения о готовящемся нападении Германии на СССР. Приведем некоторые из них.
«Сообщение «Зевса» из Софии от 27.04.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
Митрополит Стефан сообщил Гюго, что 25 апреля на обеде в Кюстендиле он имел разговор с одним немецким генералом, который сказал:
1. Немцы готовят удар против СССР, используя сперва положение в армии и внутри страны.
2. Офицеры армии Листа, знающие русский язык, отзываются в Берлин для специальной подготовки, затем они будут назначены на границу СССР. В помощь им будут прикомандированы белогвардейцы, знающие Украину.
3. Немецкая разведка в СССР дает полные информации по всем вопросам.
4. Германия не допустит заключения договора СССР с Турцией».
«Сообщение «Зевса» из Софии от 9.05.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
8 мая Маргарит сообщил сведения, полученные от офицеров:
1. Из Западной Македонии через Турцию идут в Ирак официальным порядком немецкие войска.
2. На советско-польской границе 60 немецких дивизий.
3. Германия готовится начать военные действия против СССР летом 1941 г. до сбора урожая. Через 2 месяца должны начаться инциденты на советско-польской границе. Удар будет нанесен одновременно с территории Польши, с моря на Одессу и с Турции на Баку.
4. В Добрудже и на Дунае сосредоточены торпедные катера и подводные лодки немецкого флота.
Данные о нахождении немецких войск в Турции уже получал от Боевого.
Считаю первый пункт правдоподобным. Остальные пункты проверить трудно».
«Сообщение «Зевса» из Софии от 14.05.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
12 мая от Бельведера получил следующие сведения:
1. В первых числах мая в Солуне состоялась встреча Царя (Бориса II. – Авт .) с Браухичем, обсуждались вопросы: о поведении Болгарии в случае возникновения военного конфликта между Германией и СССР, о мероприятиях по укреплению Черноморского побережья и о помощи Финляндии. По первому вопросу подробности неизвестны. По второму вопросу – мероприятия начнут проводиться в конце мая. По третьему вопросу – решено все оставшиеся в Болгарии русские винтовки передать Финляндии.
2. Генерал Книтель командует 42 пд, которая расположена в Штип. 42 пд. 14 мая выступает из Штип и идет в Деде Агач.
3. Мотодивизия с опознавательным знаком «голова козла», расположенная в районе Драгоман, Перник, Банин, получила приказ уйти в Румынию на границу с СССР. Выступление – в 6 часов 13 мая […]
9. Бельведер утверждает, что в Турции немецкие войска есть. Он считает, что минимум 3–4 дивизии находятся в Турции по пути в Сирию. Бельведер находился в 30 км от греческо-турецкой границы в районе Деде Агач и сам наблюдал движение больших колонн войск в течение трех дней в направлении к турецкой границе […] После Вашей телеграммы я не настаиваю на правдивости данных сведений, но считаю необходимым донести, так как сведения о проходе немецких войск в Турцию я получаю от третьего источника. Сосед по своей линии имеет аналогичные данные».
Многие болгары сочувствовали Советскому Союзу и были настроены антифашистски. Это позволило советской разведке иметь на территории Болгарии несколько действующих нелегальных резидентур. Работой многих из них руководил в 1940–1942 гг. вице-консул СССР в Варне, сотрудник военно-морской разведки Константин Флегонтович Винокуров (в этой стране действовал под именем К.Ф. Виноградова).
Кое-что мы знаем о группах Зиновия Христова (действовала в 1940–1944 гг.), Антона Прудкина (1939–1941), Георгицы Карастояновой (1934–1944), Пантелея Сидерова (1937–1942). Больше известно о деятельности некоторых групп, связанных с арестами и громкими судебными процессами в Болгарии.
Одной из крупных фигур советской разведки в Болгарии был болгарский армянин Каприел Саркиз Каприелов.
Он родился в Варне в 1904 г. Окончил Варненскую гимназию, где впервые познакомился с популярными брошюрами социал-демократов. Увлечение политикой привело Саркиза в ряды БКП, в которую вступил в 1922 г. Его первым партийным поручением стала работа в разведывательной сети Григора Чочева Билярова, обеспечивавшей функционирование нелегальных каналов связи Варна – Одесса, Варна – Севастополь, Варна – Константинополь.
В 1923 г. к Каприеловым приехал дальний родственник из Армении, член партии «Дашнакцутюн». Задачей этой партии, основанной в 1890 г., было добиться автономии Западной Армении в составе Турции. В феврале 1921 г. дашнаки подняли мятеж в Советской Армении, который был разгромлен Красной Армией. Оставалось надеяться на турок. Но в Турции в то время правил просоветски настроенный президент Мустафа Кемаль, который, естественно, не поддержал бы автономию. Дашнаки решили ликвидировать Кемаля и привести к власти новое правительство, которое действовало бы в их интересах. Они тщательно готовили заговор, засылали эмиссаров в Турцию. Но все погубила случайность. Одним из участников заговора как раз и был гость семьи Каприеловых. Саркиз, воспользовавшись отлучкой родственника, внимательно изучил находившиеся в его комнате бумаги. Узнав из них о подготовке покушения на Кемаля, он тут же сообщил эту ценнейшую информацию в партячейку, а болгары передали ее в Москву. Предупрежденный о заговоре, президент жестоко расправился с заговорщиками.
В 1924 г. Каприелов стал членом Варненского окружного комитета комсомола, в 1925 г. – членом военной комиссии БКП. После кровавых апрельских событий 1925 г. он в числе других коммунистов был арестован и приговорен к смертной казни, но в связи с несовершеннолетием (ему оставалось несколько месяцев до 21 года) смертную казнь заменили 15 годами тюрьмы. В 1932 г. по амнистии вышел на свободу и снова активно включился в партийную работу. Был секретарем окружного комитета БКП в Варне, затем – в Стара Загоре вошел в состав Центрального комитета партии, являлся уполномоченным ЦК при окружкоме в Пловдиве. В 1935 г. был вновь арестован по делу ЦК БКП и осужден на 10 лет тюремного заключения, но освобожден в 1939 г. Тогда же у него завязываются контакты с советской военной разведкой.
Выйдя на волю, Саркиз женится на Йорданке Андреевой, которую немедленно привлекает к работе на Разведупр, а вскоре к ним присоединяется ее брат Михаил Янев Андреев, поручик Военно-воздушных сил. По заданию Каприелова Андреев создает в своей воинской части разведгруппу, состоящую из офицеров летного состава. Все доступные им военные тайны через Михаила передаются его сестре – Йорданке Каприеловой.
К декабрю 1940 г. Михаил Андреев был переведен на связь с группой «Дро» Гиню Стойнова, засланной Разведотделом штаба Черноморского флота, и продолжал работать на советскую разведку. В 1943 г. он был арестован, но никого не выдал. Из тюрьмы его освободило Сентябрьское восстание 1944 г. Уже 22 сентября Андреев был назначен на должность помощника командующего ВВС Болгарской армии по политчасти. За заслуги в 1966 г. был награжден орденом «9 сентября 1944 года» (только болгарским, поскольку в СССР его считали предателем).
Саркиз Каприелов также вел активную борьбу на невидимом фронте. К 1940 г. он заканчивает формирование резидентуры в Варне, ставит во главе ее бывшего члена окружкома Стояна Мураданларски, а сам переезжает в Софию. Связь поддерживает Йорданка Каприелова. От варненской агентуры поступают сведения о передвижениях германских войск, ремонте и строительстве военных судов, возведении оборонительных сооружений на Черноморском побережье. Подразделение организации Каприелова создается также в Бургасе – крупном транспортном узле.
В ноябре 1941 г. полиция арестовывает Стояна Мураданларски, супругов Каприеловых и других агентов. Доказательств у полиции нет почти никаких. Все же Мураданларски приговаривают к смертной казни – за прошлую борьбу с режимом. Приговор приводится в исполнение в марте 1944 г. Йорданку Каприелову приговаривают к пожизненному заключению, Саркиза отправляют в концлагерь «Гонда вода», но вскоре в числе других заключенных за недостаточностью улик отпускают на волю. Опытный арестант, обученный за долгие годы подполья строгой конспирации, он отделался легче других.
Каприелов проверяет состояние резидентур в Софии и Бургасе и находит, что они неплохо сохранились, многие агенты на свободе и вне подозрений. Существует даже радиосвязь со штабом Черноморского флота! Все было бы хорошо, но вскоре Саркиза Каприелова как коммуниста и антифашиста вновь арестовывают и заключают в концлагере «Крысто поле».
Чету Каприеловых освобождает Сентябрьское восстание 1944 г. Саркиза назначают заместителем директора Управления Госбезопасности при МВД Болгарии, потом – заведующим отделом внешнеполитической информации ЦК БКП. Йорданка тоже занимает ответственные посты в Министерстве информации, Комитете государственного контроля, Министерстве внешней торговли. С 1954 по 1963 г. Каприелов в звании генерал-майора занимает ответственный пост в аппарате МВД НРБ. В 1966 г. он награждается орденом Ленина «за успешное выполнение заданий Главного Командования Советской Армии во время Великой Отечественной войны», а Йорданка Каприелова – орденом Отечественной войны I степени. В 1974 г. супруги были удостоены звания Героя социалистического труда Народной Республики Болгарии. Саркиз Каприелов был одним из основателей и бессменным председателем Культурно-просветительной организации армян Болгарии «Ереван», созданной по его инициативе в 1944 г., фактически являлся главой армянской диаспоры в Болгарии. Он умер 9 апреля 1978 г. в Софии.
Расскажем теперь о группе «Дро», которую возглавлял Гиню Стойнов. Все основные члены этого отряда были политэмигрантами, нашедшими приют в Советской России.
Гиню Стойнов был болгарином, но родился в Турции. Он служил в армии топографом, затем в торговом флоте. В 1930 г. в Стамбуле был привлечен к сотрудничеству и обучен советским разведчиком С.И. Ульяновым. С 1932 г. был членом военной комиссии Варненского окружкома БКП, что заставило его весной 1935 г. искать политического убежища в СССР. В Советском Союзе Стойнов окончил Международную Ленинскую Школу и школу военной разведки.
Его жена, Свобода Михайлова Анчева, попала в СССР значительно раньше – в 1928 г. Она родилась в 1912 г. в болгарском городе Гевгели. В 1925 г. ее отца арестовали за революционную деятельность, и дочь коммуниста по линии МОПРа была переправлена сначала в детский дом в Германии, а в апреле 1928 г. – в Москву. В СССР окончила школу, рабфак, работала токарем на заводе «Самоточка», поступила в Станкоинструментальный институт. На последнем курсе, в 1936 г., она познакомилась с Гиню и в 1938 г. вышла за него замуж.
Супруги вместе прошли спецподготовку, которая завершилась в Симферопольской школе при Разведотделе штаба Черноморского флота. Там же они встретились с членом разведгруппы «Дро» – Зиновием Зиновьевичем Христовым, родившимся в 1918 г. в селе Ботево под Одессой в семье болгарских эмигрантов. Эти трое образовали костяк разведгруппы, которая в ноябре 1940 г. была отправлена в Болгарию.
По документам разведчики значились как супруги Петр и Милка Мирчевы и Никола Иванов Добрев, переселенцы из Южной Добруджи, области, отошедшей к Болгарии от Румынии по Крайовскому соглашению 1940 г. Они и образовали группу «Дро».
Зиновий Христов обосновался в Варне, где организовал свою агентуру, которой руководил до сентября 1944 г., затем служил в Болгарской Народной Армии, демобилизовался в 1946 г., работал учителем в школе г. Николаева Одесской области.
Супружеская чета «Мирчевых» работала не только в Варне, но и в Добриче, и в Пловдиве, где Разведупр дал им агентурные связи. Свобода Анчева была радисткой, свою первую шифровку она передала 15 февраля 1941 г.
Вскоре в группе появились еще три человека, знавших радиодело. В частности, из Варны передачи вела Зара – жена брата Гиню. Более двух лет с вражеской территории поступали ценные сведения. Как сказано в служебной аттестации Анчевой, носившей оперативный псевдоним «Вера » :
«На протяжении всей войны находится в тылу противника, выполняя задания особой государственной важности. Своей честной и безупречной работой, сопряженной ежедневно с исключительным риском, своевременно и регулярно информируя командование по интересующим вопросам, активно помогает разгрому немецко-фашистских захватчиков».
20 февраля 1943 г. варненский передатчик Зары был запеленгован контрразведкой, и она с мужем была арестована. 22-го пришли за Свободой Анчевой. 17 июня 1943 г. всех троих (Гиню Стойнова – заочно) приговорили к смертной казни. Муж Зары, Стойно, был приговорен к двум годам тюрьмы «за сокрытие антигосударственных деяний супруги». Однако исполнение приговора было отложено до поимки Гиню. Из Варненской тюрьмы Анчеву перевели в Шуменскую, потом – в Софийскую и, наконец, в Сливенскую тюрьму, откуда она, как и Зара, была освобождена Сентябрьским восстанием 1944 г. Гиню Стойнов избежал ареста и ушел к партизанам, погиб в бою в мае 1944 г. В 1966 г. он был посмертно награжден орденом Ленина.
Свобода Анчева после войны работала в системе Министерства путей сообщения Болгарии, в 1966 г. также была награждена орденом Ленина, в 1970 г. – орденом Георгия Димитрова, в 1973 г. ей было присвоено звание Героя социалистического труда НРБ, в 1983 г. была награждена еще одним орденом Г. Димитрова.
Расскажем теперь о ценном агенте советской военной разведки «Красном генерале» Владимире Заимове. Работу этого человека в Москве оценивали очень высоко. Достаточно сказать, что ему присвоили звание Герой Советского Союза. Даже кадровые сотрудники Разведупра этого звания удостаивались крайне редко, а что говорить о гражданине иностранного государства. Если мы посмотрим списки военных разведчиков – Героев Советского Союза, получивших это звание в годы Великой Отечественной войны, то большинство награжденных – военнослужащие войсковой разведки или бойцы разведывательно-диверсионных групп.
Владимир Заимов родился в 1888 г. в Кюстендиле в семье видного деятеля болгарского освободительного движения Стояна Заимова и русской дворянки, москвички Клавдии Поликарповны Корсак. Стоян Заимов был сподвижником борцов против турецкого ига Василя Левского и Христо Ботева, участником подготовки Апрельского восстания 1876 г. Его дважды приговаривали к пожизненному тюремному заключению. Первый раз он бежал из крепости Диарбекир, через Румынию вернулся на родину и стал организатором восстания во Врачанском округе. После второго ареста из крепости его освободили русские войска. После Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Стоян Заимов стал членом комитета по увековечиванию боевой славы русских воинов, благодаря его заботам во многих городах и селениях появились музеи русско-болгарской дружбы, установлены мемориальные доски и памятники героям.
Владимир Заимов учился в военной гимназии, потом в училище, которое окончил в 1907 г., став офицером-артиллеристом. Участвовал в балканских войнах 1912–1913 гг., затем в Первой мировой. В 1913 г. поручик Заимов был тяжело ранен в голову шрапнелью, однако, не долечившись до конца, снова отправился на фронт. Его портрет появился в газете с подписью «Владимир Заимов – герой Калиманце», а главнокомандующий направил его родителям телеграмму: «Склоняюсь перед теми, кто вырастил нашего героя». Однако после нового тяжелого ранения со строевой службой для него было кончено. Заимов стал офицером службы артвооружения.
В 1923 г. он открыто выразил симпатии к левым, отказавшись выдать фашистским властям 70 находившихся под его охраной арестованных членов Болгарского земледельческого народного союза. На открытые репрессии власти не решились, но, едва правительство Цанкова пришло к власти, Заимова признали негодным к строевой службе по состоянию здоровья и назначили на инспекторскую должность. Из армии его не уволили, но от командования войсками отстранили. Однако в 1927 г., после очередной смены политического режима в Болгарии, Владимир Заимов вернулся в строй на должность командира артиллерийского полка.
В 1934 г., будучи генерал-майором, Заимов вступил в Военный союз, объединявший офицеров болгарской армии, недовольных существующим в стране режимом, и 19 мая принял участие в очередном военном перевороте, приведшем к власти правительство полковника Кимона Георгиева, однако быстро в нем разочаровался. В ноябре 1935 г. был арестован по обвинению в государственной измене – подготовке переворота с целью свержения царя Бориса III. На суде генерал не скрывал своих республиканских убеждений, однако неопровержимые доказательства его вины отсутствовали. Заимова освободили, а в феврале 1936 г. снова уволили из армии. За связи с коммунистами и сотрудниками советского посольства его называли «Красным генералом».
Выйдя в отставку, Заимов не считал больше нужным даже символически скрывать свои убеждения. Он был членом Болгаро-югославского и Болгаро-советского обществ, ездил в Югославию, Германию, Чехословакию, где устанавливал контакты с антифашистами, в первую очередь представителями компартий. От Народного фронта он участвовал в парламентских выборах 1938 г., но, узнав, что по одному с ним округу баллотируется коммунист, отвел свою кандидатуру в его пользу. Полгода издавал газету «Воля», в которой печатались коммунисты, пока издание не было запрещено. Но членом Коммунистической партии Заимов не стал.
Первый советский военный атташе в Болгарии полковник В.Т. Сухоруков получил информацию о Заимове от его друга детства, резидента советской военной разведки в Европе Ивана Винарова, и начал его разработку [11] . Возможно, Заимов выполнял отдельные поручения военного атташе еще в 1935–1937 гг., но к работе на постоянной основе его привлек в начале 1939 г. преемник арестованого в Москве Сухорукова полковник Бенедиктов. Новому советскому агенту дали псевдоним «Азорский». Примеру Заимова последовали другие оппозиционно настроенные офицеры запаса, в том числе племянник генерала – Евгений Чемширов.
«Смирившись» с отставкой, Заимов открыл собственную картонажную фабрику с патриотическим названием «Славянин», служившую прикрытием его агентурной сети. Созданная им организация поставляла военно-политическую информацию не только по Болгарии, но также Германии, Румынии, Турции, Югославии, Греции. В июле 1939 г. Заимов выехал через Белград и Будапешт в Германию и провел там две недели. Как представители картонажной фабрики, ездили туда и его сотрудники. Когда началась Вторая мировая война, у работников «Славянина» сразу появилось множество «служебных дел» в оккупированных гитлеровцами странах. Наметанным глазом они примечали множество мелких, но исключительно важных деталей, а затем, по докладам подчиненных и собственным наблюдениям, опытный аналитик Заимов составлял доклады о боевой технике вермахта, тактике и передвижении воинских частей.
Вот некоторые из них (нетрудно заметить, что они довольно существенно отличаются от донесений других агентов):
«В Югославии немецкие танковые части наступали в шахматном порядке. Пехота шла за танками. С нею действовали саперы, минометчики и огнеметчики. Огнеметы били на дистанцию в десятки метров. В боях за Царево Село командир дивизии находился в одном из головных танков, штаб – в боевых порядках. Командир корпуса Штимме находился в танке во главе одной из дивизий. Взаимодействие организовано хорошо. Даже командиры мелких танковых подразделений имеют непрерывную связь с авиацией. Пехота идет в бой налегке, имея при себе запас патронов и шанцевый инструмент. Ранец, шинель, палатки и прочий груз остаются в машинах, следующих за наступающими».
«15—20-мм орудия применяются немцами на дистанции 400–500 м по амбразурам и щелям. При разрыве снарядов разливается зажигательная смесь высокой температуры. Орудия отличаются точностью огня и скорострельностью».
«При штурме дотов в Греции немцы заливали их водой, которая подавалась специальными помпами из ручьев и рек».
«Переброска немцев в Болгарию продолжается, наша территория может стать опорной базой Германии для осуществления плана похода на Восток».
Все эти разведданные были высоко оценены Москвой. В Разведупре Владимира Заимова заслуженно считали «крупным нелегальным разведчиком, серьезным, рассудительным и правдивым». Отставной генерал обзавелся весьма влиятельными знакомыми: в их число входили командир берлинского полка штурмовиков Сент Дитрих, личный зубной врач Геринга болгарин Магарлиев, доктор Кноте из ведомства Геббельса, немецкий генерал в отставке барон Хитикхов и другие.
До вступления в войну СССР связь с Центром поддерживалась через легальную резидентуру в Софии. Связным был секретарь военного атташе лейтенант Яков Семенович Савченко. Позднее связь осуществлялась по радио через штаб Черноморского флота. Радистами у Заимова были Тодор Лулчев Прахов и Никола Белопитов, уцелевшие в безжалостной гестаповской чистке.
В июне 1941 г. группа генерала Заимова передавала информацию о политике болгарского правительства по отношению к СССР, а после нападения Германии на Советский Союз – сведения о движении на Восточный фронт вражеских частей. Четкие, глубокие, оперативные военно-политические обзоры Заимова оказали большую помощь советскому командованию. В августе 1941 г. с его группой связались «подводники» Цвятко Радойнова (о них речь впереди).
Но вскоре агентурную сеть накрыло гестапо. Произошло это так. В Чехословакии были арестованы подпольщики Генрих Фомферра, Ганс Шварц и его жена Стефания Шварц, которая в качестве курьера приезжала к Заимову в Софию (см. разд. «Чехословакия»). Под пытками она выдала гестапо адрес и пароль. Гестапо направило в Софию криминального инспектора Отто Козловского и его сотрудника Эрнста Флориана. 20 марта 1942 г. Флориан вышел на связь с Заимовым: явился к нему на квартиру и произнес условленную фразу: «Вам большой привет от Карола Михальчика». «Азорский» поверил гестаповскому агенту и вступил в сотрудничество с Флорианом. Через два дня он был арестован. Доказательств вины генерала для вынесения смертного приговора хватило с избытком. Схватило гестапо и многих других членов его организации, но часть сети осталась неизвестной фашистам, в частности остался на воле Димитр Ананиев («Мими»).
Заседание военного трибунала открылось 27 мая 1942 г. В обвинительном заключении было сказано:
«Владимир Стоянов Заимов, генерал в отставке, имел связь с советским посольством в городе Софии еще с 1935 г., когда состоял на действительной службе. Тогда он познакомился с советским военным атташе полковником Сухоруковым, перед которым подчеркнул свои добрые чувства к советской России. В дальнейшем он продолжал поддерживать связи с Советским посольством через заместителя Сухорукова полковника Бенедиктова, с которым разговаривал у него дома, излагая ему борьбу и разлад среди офицеров, принимавших участие в перевороте 19 мая (1934 г. – Авт .), также знакомя его с общим политическим положением в стране. Полковника Бенедиктова сменил полковник Дергачев, с которым Заимов продолжал встречи и разговоры. Так как Дергачев пожелал чаще информироваться об общем положении Болгарии и об отношениях народа к Германии и России, и с тем, чтобы их не смущали третьи лица и не преследовали власти, по требованию Дергачева они сняли специальную квартиру. Квартиру арендовал Генчо Попцвятков в доме № 42 по улице Гурко, арендная плата – 900 левов. Здесь Заимов и Дергачев встречались несколько раз. Позже Евгений Хр. Чемширов снимает квартиру у госпожи Ас. Златаровой. Здесь Заимов встречается с Дергачевым и его помощником Середой. По их распоряжению на входной двери квартиры установлен почтовый ящик, в который по определенным дням известное лицо опускало сведения, которые Чемширов или Заимов передавали Дергачеву. В одном из писем сообщалось, что Прудкин требует денег на моторную лодку. После Дергачева Заимов продолжал встречаться с генералом Иконниковым лично или посредством его секретаря Савченко. Встречи Заимова с сотрудниками советского посольства проходили еще на снятых Чемшировым квартирах на бульваре Тотлебена, 2; на бульваре Паскалева, 52; на улице Парчевича, 21».
И далее в обвинительном акте подробно перечислялись встречи Заимова, даты и адреса этих встреч – все то, что полиция собрала за месяцы наружного наблюдения, вытянула из племянника Заимова – Евгения Чемширова. На допросах и на судебном слушании генерал держался твердо. Он сумел представить деятельность Попцвяткова и Белопитова как выполнение его мелких поручений, взяв всю вину на себя.
1 июня 1942 г. был оглашен приговор. Владимир Стоянов Заимов был приговорен к расстрелу, Евгений Чемширов – к пожизненному заключению, Никола Белопитов и Генчо Попцвятков – освобождены за отсутствием в их действиях состава преступления. Заимова поместили в камеру смертников и вскоре отвезли в Софийскую школу офицеров запаса, в подвалах которой находился тир и приводились в исполнение смертные приговоры. Через несколько недель после казни его именем был назван партизанский отряд.
После Сентября 1944 г. Заимову посмертно было присвоено звание генерал-полковника. Его останки были перевезены из Софии в Плевен и захоронены рядом с могилой его отца. В Советском Союзе подвиг Заимова был оценен несколько позднее – в 1966 г. он посмертно был награжден орденом Красного Знамени. 30 мая 1972 г. Владимиру Заимову также посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Расскажем теперь о группе «Дубок» (группа Белева – Пеева).
В 1932 г. начал сотрудничество с Разведупром болгарский писатель Крыстю Белев («Август»). Он родился в Греческой Македонии. В 1914 г. семья переехала на жительство в Болгарию. В 1925 г. Белев вступил в БКП. В 1927 г. был приговорен к смертной казни за нелегальную коммунистическую деятельность, в связи с несовершеннолетием замененной 15 годами тюремного заключения. Через шесть лет был амнистирован. Вскоре Белев эмигрировал во Францию, и вовремя – в Болгарии он был заочно осужден на 12 лет за литературную деятельность. В Болгарию вернулся в 1934 г. и сразу же был арестован, но спустя два года освобожден под давлением мировой общественности. Все это время (кроме тюремных отсидок) он сотрудничал с советской разведкой. Выезжал в Вену, Стамбул, Бухарест. В 1938 г. посетил СССР, где встречался с Георгием Димитровым и был принят Сталиным.
Некоторое время Белев под руководством сначала Сухорукова, потом Бенедиктова выполнял отдельные поручения и наконец получил задание создать собственную разведорганизацию. Помогал Белеву и руководил его работой новый военный атташе и резидент полковник И.Ф. Дергачев, но недолго – до тех пор, пока группа не установила радиосвязь с Москвой (радистами в группе были Эмиль Попов («Пар») и Иван Джаков). Главным информатором и заместителем руководителя стал известный софийский адвокат Александр Пеев («Боевой»), старый знакомый Белева, защищавший его на судебном процессе в 1927 г.
Расскажем подробнее о Боевом. Он родился в 1886 г. в г. Пловдиве в семье городского головы. Еще в школе начал изучать марксизм и в 1904 г., поступив в военное училище, организовал в нем марксистский кружок. Обучение в училище впоследствии пригодилось Пееву в разведывательной работе – бывшие соученики снабжали его ценной информацией. В 1910 г. он становится членом партии «тесных» социалистов. Несмотря на военное образование, Пеев выбрал штатскую работу, изучал юриспруденцию в Брюсселе. Был депутатом болгарского парламента от компартии. В 1939 г. побывал в Советском Союзе. Вероятно, тогда получил предложение сотрудничать с Разведупром.
Итак, Пеев был включен в разведгруппу «Дубок», руководимую Крыстю Белевым, в конце 1939 г. В марте 1941 г. Крыстю Белев, как неблагонадежный, был арестован и отправлен в концлагерь. Александр Пеев возглавил группу.
Резидентура передавала в Москву сведения о действиях немцев в Болгарии, о дислоцированных в Болгарии и проходящих через страну немецких войсках. Одним из особо ценных информаторов был старый друг Пеева еще по военному училищу генерал Никифор Никифоров, начальник военно-судебного отдела и член высшего военного совета («Журина»). Еще один его старый друг, экономист Александр Георгиев, присылал шифровки из Берлина. Янко Пеев («Тан»), двоюродный брат Александра, посланник Болгарии в Египте и Японии, сообщал сведения о намерениях этих стран и ситуации в них. Важную информацию присылали чиновник болгарского посольства в Румынии Тодор Константинов, театральный деятель Боян Дановский из Стамбула и другие.
«Сообщение «Боевого» из Софии от 12.05.1941 г. Немецкие моторизованные колонны, идущие из Греции, продолжают двигаться на север. На границе с Турцией остаются незначительные подразделения».
«Сообщение «Боевого» из Софии от 27.05.1941 г. Германские войска, артиллерия и амуниция непрерывно переправляются из Болгарии в Румынию через мост и Ферибот у Русе, через мост у Никополя и на баржах около Видина. Войска идут к советской границе».
«Сообщение «Боевого» из Софии от 27.05.1941 г. Болгарские власти не готовятся к войне между Советским Союзом и Болгарией. О предстоящей войне на Балканах говорит прибытие немцев, а маневры на границе и есть подготовка к ней. Под ружье призываются все новые контингенты солдат. Саботажная деятельность усиливается».
Самым важным в то время был вопрос: вступит ли Болгария в войну? Никифоров узнал: этого не будет. Руководители государства опасаются, что болгарская армия, будучи отправленной на Восточный фронт, перейдет на сторону русских.
Всего группа Пеева отправила в Центр около 400 радиограмм.
Обнаружив подпольную радиостанцию, немецкая контрразведка выписала из Берлина пеленгаторные машины и стала квартал за кварталом обследовать Софию. 15 апреля 1941 г. во время сеанса был арестован радист Эмил Попов. Через два дня арестовали Пеева. Следствие длилось сто дней. Боевой никого не выдал. Он заявил, что всю работу выполнял один. Александр Пеев, Эмил Попов и Иван Владков были приговорены к смертной казни. Никифор Никифоров на допросах ничего не сказал, а улик против него не было. Кроме того, болгарские власти не хотели скандала с еще одним генералом-шпионом – им хватило истории с Заимовым. Поэтому Никифоров не был арестован, а отправлен в отставку. Но на этом его злоключения не закончились. В 1949 г. его вновь арестовали, теперь уже новые власти. От него требовали показаний против бывшего советского разведчика Стефана Богданова, который в 1944 г. стал руководителем контрразведки НРБ. Но показаний добиться не удалось, и Никифоров был заключен в концлагерь. Он был реабилитирован в 1959 г.
Трагически сложилась судьба Янко Пеева. Получив от советской разведки после ареста Александра Пеева сигнал опасности, он скрылся сначала в Китае, а потом в Турции. Но после войны новая власть Болгарии отказала ему в возвращении на родину и конфисковала его имущество. Янко Пеев умер в Стамбуле в 1947 г. [12] .
Расскажем теперь о группе Стефана Богданова («Арбатова»). Он родился в 1910 г. в болгарском городе Травна. В 1927 г. вступил в БКП, в 1934 г. окончил Международную Ленинскую Школу в Москве. Затем, до ареста в 1936 г., находился на подпольной работе в Болгарии. После выхода из тюрьмы по амнистии получил предложение от советской военной разведки о сотрудничестве. Владел ценной для разведчика профессией – был фотографом.
В 1939 г. Богданов получает задание сформировать разведгруппу. Однако начал он не с Софии, а с Варны, где инженер Васил Попов под его руководством создает группу «Пан». Вскоре «Пан» переходит на связь с легальной резидентурой, работавшей под прикрытием советского консульства в Варне. Радистом группы был Борис Игнатов («Бор»). После того как Попов был мобилизован в болгарскую армию, его сменил Никола Василев, затем Петр Богоев.
Наладив работу «Пана», Богданов обращает свой взгляд в сторону болгаро-румынской границы. По его заданию бывший партийный работник Иван Ковачев, также имеющий самостоятельную связь с легальной резидентурой, изучает военные объекты в пограничном районе. В Русе действует подразделение группы Богданова под руководством архитектора Нейчо Йорданова («Дол»), в Северной Болгарии работает адвокат Христо Павлов («Дуб»), о передвижениях воинских эшелонов информирует железнодорожник Георги Рибаров («Коран»). В Пловдиве работает Павел Нончев. Информации столько, что ее приходится передавать по трем рациям. Радистами Богданова были Петр Попниколов, Стефан Габровский и Димитр Терзиев.
15 сентября 1942 г. в ходе полицейского налета на советское консульство в Варне были захвачены некоторые документы, содержащие сведения о деятельности группы «Пан». Последовали аресты. Суд приговорил Стефана Богданова, Васила Попова, Петра Богоева и Бориса Игнатова к пожизненному заключению. Относительно мягкие приговоры объясняются тем, что начальником военно-судебного отдела военного министерства был уже упоминавшийся генерал Никифор Никифоров, сам действующий советский разведчик и заместитель руководителя разведгруппы «Боевой».
Агентурная сеть Богданова не была разгромлена полностью. Часть ее уцелела и продолжала работать до конца войны.
После окончания войны Стефан Богданов работал в центральном аппарате госбезопасности НРБ. Он был арестован по сфабрикованному делу Трайчо Костова и в 1951 г. приговорен к 12 годам тюремного заключения; спустя пять лет был освобожден и реабилитирован. Однако в дальнейшем неоднократно допускал «отклонения от генеральной линии». В 1968 г., будучи болгарским торгпредом в Швейцарии, он выразил протест против ввода советских войск в Чехословакию, за что получил партийное взыскание. В 1976 г. вновь «отличился» – передал на Запад воспоминания товарища Димитрова по Лейпцигскому процессу 1933 г. Благоя Попова, который был репрессирован в СССР. За это Богданова исключили из партии. Умер Богданов в 1986 г. в ФРГ [13] .
Расскажем теперь еще об одной группе – Павла Шатева – Элефтера Арнаудова. Софийский радиотехник Элефтер Арнаудов («Аллюр») с советской военной разведкой начал сотрудничать летом 1939 г. Он родился в г. Силистра в семье учителя. Электротехнику изучал в Германии, в Софии работал в филиалах немецких фирм «СКФ» и «Сименс», в железнодорожных мастерских. В 1932 г. вступил в БКП. Вскоре после вербовки, летом 1940 г., был включен в группу Павла Шатева («Штиле», «Коста»), который сотрудничал с советской разведкой с начала 20-х гг. Арнаудов, как опытный электротехник, стал радистом группы. Постепенно ему стали поручаться и разведывательные задания.
30 октября 1941 г. Шатев был арестован. Но, как выяснилось, арест Шатева был связан с его активной революционной деятельностью и участием в македонском национально-освободительном движении; как разведчик он не был раскрыт. В 1942 г. дело Шатева было пересмотрено, и за участие в работе подпольного ЦК БКП он был осужден на 15 лет тюремного заключения. Шатев остался жив, из тюрьмы был освобожден Сентябрьским восстанием 1944 г. После войны был членом правительства Македонии, входившей в состав Югославии. После разрыва отношений между СССР и Югославией в 1948 г. оказался в отставке, а затем был арестован и умер в тюрьме.
После выяснения судьбы Шатева в декабре 1941 г. руководителем разведгруппы был назначен Арнаудов. Но свою группу он должен был создать сам, из группы «Коста» ему передали лишь одного человека. Арнаудов блестяще справился с задачей. Его группа передавала данные о состоянии болгарских и немецких ВВС, самолетостроении, немецких войсках в Болгарии и др.
Но передатчик Арнаудова был запеленгован, и 2 апреля 1943 г. он был арестован. Вскоре контрразведка захватила и других членов его группы. «Аллюра» пытались использовать в радиоигре, однако он сумел передать Центру сигнал о провале. В июле 1943 г. Элефтер Арнаудов и еще два члена его группы были приговорены к расстрелу, 14 октября приговор был приведен в исполнение [14] .
В 1939 г. получил задание легализоваться в Болгарии работавший в Италии советский разведчик Семен Яковлевич Побережник. Его специализация – военно-морская разведка.
Под именем англичанина Альфреда Мунея Семен Побережник прибыл в Софию осенью 1939 г. по туристской визе. В поезде познакомился с Марином Желю Мариновым, болгарским представителем немецкой фирмы по продаже и ремонту пишущих машинок «Адлер». Они быстро стали приятелями. Маринов попросил «Мунея» обучать его сына Стояна немецкому языку, а тот, в свою очередь, знакомил нового друга семьи с достопримечательностями болгарской столицы и попутно учил болгарскому языку. (Семен знал болгарский, но обнаруживать это не имел права и теперь «учил» язык «заново».)
Побережник часто бывал дома у Маринова, где по субботам собирались солидные деловые люди, к тому же сведущие в «большой политике». Стоян знакомил Семена со своими друзьями – профашистски настроенными молодыми людьми, среди которых были и военные, и просто достаточно осведомленные люди. Все разговоры велись вокруг войны, все сильнее разгоравшейся в Европе, и предполагаемого участия в ней Болгарии. Побережник предпринял поездку на побережье, где увидел много интересного. Так, в Варне спешно углублялся канал, ведущий к судоремонтному заводу. В Бургасе, проведя несколько часов в припортовой корчме, узнал, что в порту оборудуются новые причалы и монтируются мощные портальные краны.
В Софии «Муней» перебрался из гостиницы на частную квартиру, купил хороший радиоприемник, который пока использовал лишь для приема сообщений из Центра. Постепенно начал осторожно приобретать детали, чтобы собрать специальную приставку, позволяющую превратить радиоприемник в передатчик.
Однако нерешенной оставалась проблема легализации. Между тем госпожа Маринова познакомила молодого холостого англичанина со Славкой, кузиной одного из друзей ее сына. Молодые люди поженились. Семен получил болгарское гражданство и весьма влиятельного родственника: дед Славки – известный в Болгарии священник Тодор Панджаров – был председателем церковного суда софийской митрополии. Главная проблема была решена, и разведчик-одиночка приступил к работе. Медовый месяц молодожены провели в Варне, где Славка наслаждалась семейным счастьем, а Семен совмещал семейное счастье с наблюдением за портом.
В декабре 1939 г. Семен, собрав наконец передающую приставку, вышел на связь с Центром. Он имел позывной «Волга» и регулярно снабжал «Каму» (станцию Разведупра) информацией. Передачи велись из дома № 35 по улице Кавала, где поселились «Альфред Муней» с супругой. Для шифрования англичанин пользовался книгой Киплинга «Свет погас». Он по-прежнему оставался агентом-одиночкой, действуя по собственному усмотрению, сам находил источники информации. Контактный и общительный, Побережник легко знакомился с людьми, добывая информацию по интересующим «Каму» вопросам: об экономическом, военном и политическом сотрудничестве фашистской Германии и Болгарии.
Так, он сообщил о строительстве в Русе нефтехранилища, которое вела немецкая «организация Тодта», о переброске по Дунаю подводных лодок. Все шло к тому, что в будущей войне Болгария будет служить для Рейха стратегическим плацдармом на Черном море и тыловой базой снабжения вермахта. Предупредил он заранее и о готовящемся присоединении к Тройственному (Берлинскому) пакту 1940 г., в результате чего Болгария официально становилась союзницей Германии.
Не прошла незамеченной для Побережника и подготовка к войне против Советского Союза. Весной 1941 г. он передал:
«К румынской границе по железной дороге непрерывно перевозятся немецкие войска и снаряжение. По всем шоссейным дорогам прошли моторизированные части. Кроме того, на юг все время движутся грузовики, легковые машины, танки, артиллерия, перевозятся катера и мостовые фермы». 12 июня он сообщил: «Во вторник, 24 июня, Германия нападет на СССР».
После нападения Германии на СССР «Альфред Муней» продолжал радировать в Центр. Один из самых главных вопросов, которые он должен был выяснить, – это пошлет ли Болгария войска на Восточный фронт. В результате множества встреч и разговоров «Кама» пополнилась еще одним ручейком. «Болгарское командование не имеет намерения посылать свои войска на Восточный фронт, так как опасается народного восстания. В стране развернулось такое мощное движение против участия в войне, что правительство решило аннулировать прежние обещания немцам. Царь Борис срочно вызван к фюреру для объяснений», – радировал Побережник. Сведения были проверенными.
Два военных года Побережник передавал в Центр ценную и разнообразную информацию. Например, о новой тактике действий немецких подводных лодок: выяснилось, что они пристраиваются в кильватер советским эсминцам и сторожевым кораблям, пробираясь у них «на хвосте» через минные заграждения. Это донесение спасло немало жизней советских моряков. Или: «Германская авиация разместила свои подразделения на всех 16 военных аэродромах Болгарии. На них удлиняются взлетно-посадочные полосы. В офицерском клубе болгарские летчики высказывают предположение, что вскоре прибудут «мессершмитты» – для «юнкерсов» и «дорнье» достаточно старых полос». «Для карательных акций против партизан в помощь полиции и армейским подразделениям мобилизуются члены фашистских организаций «Ратник», «Национальный легион», «Бранник», «Отец Паисий» и ряда других».
Поражение немецких войск под Сталинградом вызвало народное ликование в охваченной смутой Болгарии, и разведчик передает:
«В стране растет саботаж. Новобранцы скрываются от призыва».
«Значительно увеличилось число эшелонов с ранеными, прибывающими в Софию».
От «Волги» для «Камы» шли сведения о дислокации, перемещении, количестве и вооружении войск, строительстве военных объектов в Болгарии, положении дел в портах и действиях немцев на Черном море, о политической и экономической ситуации в стране и многом другом.
С началом войны резко активизировали работу болгарские спецслужбы. Присланный из Берлина им в помощь доктор Делиус (настоящее имя этого полковника абвера – Отто Вагнер) решил создать тотальную контрразведывательную сеть. Шли облавы и обыски, проверялся буквально каждый дом. Число агентов в Софии превысило все мыслимые пределы. Из Берлина прислали пеленгаторную установку. Но никакие ухищрения немцев не помогли им обнаружить местоположение «Волги». Ровно в полночь Побережник начинал передачу из своей квартиры (кстати, Славка так ничего и не узнала о деятельности мужа – в десять-одиннадцать часов она засыпала, а муж делал вид, что страдает бессонницей). Передача длилась одну-полторы минуты (Побережник работал ключом с феноменальной скоростью), каждый раз на другой волне, к тому же во время передачи волна дважды менялась. За все время гестаповские пеленгаторы, засекавшие неизвестный передатчик, не сумели хотя бы приблизительно определить его координаты.
И все-таки Побережник провалился. Хотя в этом его вины не было. Осенью 1943 г. по заданию Центра он должен был выйти на связь с болгарином Димитром Минковым. Минков оказался полицейским агентом, и вскоре Семена арестовали. Сначала улик против него не было, но затем при тщательном обыске в его квартире контрразведчикам удалось найти приставку к радиоприемнику. Теперь отпираться было бесполезно, и он согласился на радиоигру.
Надо сказать, что Центр, наученный к тому времени горьким опытом, предвидел такой вариант. Незадолго до ареста Москва, узнав, что Семен находится на грани провала, передала ему инструкцию: в случае осложнений действовать по варианту «игрек», а в крайнем случае в силу вступает вариант «но пасаран». Первое означало: все отрицать, ни в чем не признаваться. Второе – согласиться на «перевербовку». Несмотря на пытки, Побережник держался стойко, выжидая время, и только когда ему пригрозили расстрелом, «сломался» и согласился на участие в радиоигре.
Вскоре «Волга» снова вышла на связь. Но Побережник сумел передать условный сигнал о работе под контролем – точка в конце радиограммы. Да и сообщение, составленное болгарской военной контрразведкой РО-3, было настолько примитивным, словно его кураторы специально задались целью сделать все, чтобы им в Москве не поверили. «Муней» известил Центр, что лежал в больнице с воспалением легких, а в среду, в следующий сеанс связи, передаст важную информацию. В Разведупре все правильно поняли.
Побережника перевели из тюрьмы на конспиративную квартиру – в маленький домик, обнесенный глухим забором. Оттуда разоблаченный агент около года радировал в Центр. По вечерам приходил шифровальщик и внимательно наблюдал за его работой. Но война уже шла к концу, и в начале августа 1944 г. шифровальщик перестал приходить. «Волга» умолкла. А в ночь на 9 сентября, когда в Софии началось восстание, сбежали и охранники, да так поспешно, что даже не заперли входную дверь, и Семен Побережник естественным образом очутился на свободе. На всякий случай он на некоторое время перешел на нелегальное положение – вдруг контрразведка вспомнит о нем и решит ликвидировать! Когда советские войска вошли в Болгарию, он, через командование одной из воинских частей, сообщил о себе «Каме». Ему ответили: «Ждите, за вами придут». Вскоре его посадили на торпедный катер, присланный из Севастополя.
Побережник думал, что его ждет как минимум отдых и лечение. А случилось совсем другое. В Севастополе он был арестован местным отделением СМЕРШ. От него добивались признания в том, что он немецкий шпион. Аргумент был совершенно «неотразимым»: «Почему тебя не расстреляли?» Несмотря на все его просьбы, контрразведчики отказались запросить Разведупр. А сам Центр о нем не вспомнил. Больше года просидел вернувшийся к своим разведчик в одиночной камере. Наконец осенью 1945 г. последовал приговор: 10 лет лагерей и 2 года спецпоселения.
Он отбыл срок от звонка до звонка: строил дороги в районе Братска, прокладывал железную дорогу под Тайшетом, возводил нефтеперегонный завод под Омском. Два года ссылки проработал на шахте в Караганде. В ссылке он еще раз женился. В 1957 г. Побережнику разрешили вернуться на малую родину – в село Клишковицы. Он приехал туда с женой и грудным ребенком. Мать и младший брат не пустили его на порог, пришлось снимать угол у чужих людей. С работой тоже были проблемы. Семен Яковлевич пришел к председателю колхоза, сказал, что он – классный шофер (профессия на селе дефицитная). «Завод еще не собрал ту машину, на которой ты будешь ездить», – ответил председатель и отправил в садоводческую бригаду подсобником.
Как-то один знакомый, которому Побережник кое-что рассказал о себе, посоветовал ему попытаться найти того военного советника, Пабло Фрица, которого возил в Испании и которому спас жизнь. Он написал письмо в газету «Правда», и, вопреки чаяниям, «правдисты» нашли Пабло Фрица – генерала армии Батова. В тот же вечер Побережник написал ему письмо. Коротко напомнил о себе, так же коротко изложил свою историю после Испании (разведработа за границей, плен, возвращение в Советский Союз, репрессии, жизнь после освобождения), попросил, если не затруднит, ответить. Через некоторое время пришел ответ вместе с почтовым переводом. Командующий Прибалтийским военным округом генерал армии Батов приглашал его к себе в гости и выслал деньги на дорогу. Вот как вспоминал о встрече, состоявшейся в Риге, сам Побережник:
«Не успел я снять полушубок и вытереть с мокрых валенок грязь, как в дверях появился в полной генеральской форме военный. С трудом узнал в нем испанского Пабло. Прямо в передней мы бросились в объятия друг другу. Троекратно расцеловались. И тут к горлу у меня что-то подступило, сдавило как клещами, – ни откашляться, ни проглотить. По моему лицу потекли слезы. «Ну что ты, Семен! Успокойся, друг, не нужно!» – говорит Батов, а я никак не могу взять себя в руки. Внутри словно что-то порвалось».
Узнав о судьбе Побережника, Батов, как депутат Верховного Совета СССР, обещал помочь восстановить справедливость и свое обещание выполнил. В 1959 г. Семену Яковлевичу вручили новый «чистый» паспорт и справку о том, что Военный трибунал МВО отменил постановление ОСО «за отсутствием состава преступления». Материальную компенсацию ему тоже выплатили – 120 дореформенных рублей, вскоре превратившихся в 12. Зато наград выдали много: «Участник национально-революционной войны в Испании 1936–1939 гг.», польскую «За нашу и вашу свободу», итальянскую медаль Гарибальди, орден Отечественной войны и пригоршню юбилейных – награды нашли героя. По выслуге лет Семену Яковлевичу установили персональную пенсию местного значения в размере шестидесяти рублей. Приняли его и в ряды КПСС. Вскоре Побережник переехал в город Черновцы, где получил скромную двухкомнатную квартирку, в которой и жил до самой смерти [15] .
Одна из самых трагических страниц истории советской разведки в годы войны связана с так называемыми «подводниками» и «парашютистами», т. е. заброской наших (собственно говоря, в основном болгар по национальности) разведчиков в Болгарию. Во время Великой Отечественной войны подводные лодки типа «Щ», которых моряки называли «Щуками», были незаменимы для скрытной высадки десантных групп. Один из таких отрядов августовской ночью 1941 г. приняла на борт субмарина Щ-211. Их было 14 человек: 13 болгар – командир группы – Цвятко Колев Радойнов; врач – Иван Маринов Иванов; разведчики – Димитр Илиев Димитров, Иван Петров Изатовски, Трифон Тодоров Георгиев, Васил Цаков Йотов, Кирилл Рангелов Видински, Сыби Димитров Денев, Ангел Георгиев Ников, Антон Петков Бекяров, Коста Лагодинов, Тодор Димов Гырланов, Симеон Филипов Славов и радист-шифровальщик – чех Иосиф Бейдо-Байер.
…Катер с провожавшим группу заместителем начальника разведки ЧФ полковником Семеном Львовичем Ермашом отвалил от корпуса субмарины и понесся к берегу. Командир капитан-лейтенант Девятко стал размещать гостей. Для небольшой подводной лодки с экипажем в 40 человек 14 десантников были чувствительной добавкой. К мысу Эмине лодка подошла 7 августа, однако шторм помешал десантированию группы. Ждали четыре дня. Только ночью 11-го ветер стих, и тяжелые тучи заволокли небо. В полумиле от берега Щ-211 всплыла в позиционное положение. Накачали резиновые лодки, и диверсанты покинули моряков. Сначала три, а через некоторое время еще две лодки отчалили в темноту. Все, кто был на мостике «двести одиннадцатой», напряженно прислушивались. Было тихо, и, выждав положенное время, «Щука» скрылась в глубинах. Мастера подрывной работы высадились на лесистом берегу, южнее устья реки Камчии, и спрятали лодки в глубоком овраге. В группе боевой опыт был у восьмерых. Полковник Цвятко Радойнов был опытным бойцом.
Он родился в 1895 г. в с. Крын Старозагорского округа в многодетной крестьянской семье. Отец решил дать способному мальчику образование, и Цвятко окончил педагогичекое училище в г. Казанлыке. В 1913 г. он вступил в партию «тесняков». В старших классах училища руководил марксистским кружком. В 1914 г. был призван в армию. Подпоручик Радойнов воевал вплоть до 1918 г., пока не был демобилизован после тяжелого ранения. До 1921 г. работал учителем. Затем, уволенный из школы из-за неблагонадежности, посвятил себя партийной работе. После Сентябрьского восстания 1923 г. эмигрировал в Советский Союз. Некоторое время работал в сельскохозяйственной коммуне. К нему приехала из Болгарии семья. В 1926 г. он был направлен слушателем в Военную академию имени М.В. Фрунзе. После окончания академии он служил в РККА. Во время войны в Испании был военным советником в республиканской армии по линии Разведупра.
23 июня 1941 г. полковники Красной Армии Иван Винаров, Цвятко Радойнов и Христо Боев были вызваны к руководителю Коминтерна Георгию Димитрову. Перед ними поставили задачу – сформировать разведывательно-диверсионные группы из политэмигрантов для работы в Болгарии. В первую группу, как мы уже знаем, вошло 14 человек. Вторая группа, во главе с Мирко Станковым, насчитывала 9 человек. В задачи группы входили антифашистская агитация, вовлечение патриотов в партизанские отряды, крупные саботажные акции, нападения на вражеские коммуникации, дезорганизация тыла и уничтожение живой силы противника.
Отряд будущего руководителя военной комиссии ЦК БКП Цвятко Радойнова должен был стать руководящей структурой для других групп, которые намечалось забросить в Болгарию морем или по воздуху. Планировалось, что вместе эти группы образуют костяк партизанского движения, куда примкнут добровольцы, поэтому первыми отрядили лучших, героев испанской войны: Димитра Димитрова – командира артиллерийского дивизиона, Сыби Денева – комиссара бригады, Симеона Славова (знаменитый «капитан Рак»), да и другие агенты превосходно зарекомендовали себя не только на боевой, но и на нелегальной работе. Курировал группу заместитель начальника разведывательного отдела штаба Черноморского флота полковник Семен Львович Ермаш.
Однако группу Радойнова с самого начала преследовали неудачи. Согласно плану после высадки на болгарском берегу десантники разделились. Радойнов с четырьмя бойцами остался ждать группу Станкова. Но встретиться им не удалось. Из-за шторма вторая группа сразу же ушла с побережья в лес. Двое суток Радойнов с бойцами ждали на побережье, пока их не окружили полицейские. После схваток с полицией вырваться удалось лишь командиру. Несколько дней он добирался до родного села Крын, где укрылся у своей племянницы Пенки. Ему удалось связаться со Сливеном. 15 сентября 1941 г. он встретился с прибывшим на второй подводной лодке Авраамом Стояновым. Около месяца они нелегально жили в Сливене – искали связь с ЦК компартии, пытались узнать о судьбе товарищей, искали в горах радиопередатчик, оставленный там второй группой «подводников». Наконец Радойнов связался с ЦК и в начале ноября отправился в Софию.
В целом десантников ждала печальная судьба. Их снаряжение было тяжелым и громоздким, продуктов мало. Подготовлены бойцы тоже были не лучшим образом – на них была необычная одежда, иной раз они говорили по-русски. Несколько человек были арестованы, когда пытались достать продовольствие в деревнях. Полиция узнала о высадке «подводников» от предателя в бургасской партийной организации. Через год из 56 высадившихся бойцов в живых и на свободе осталось лишь семеро.
Поскольку от прибывших групп практически никого не осталось, не было и речи о самостоятельной работе. Радойнов, получивший партийный псевдоним Васил, возглавил Центральную военную комиссию ЦК БКП. «Основные задачи ЦВК, – пишет болгарский автор Е. Валева, – создание крепкой организационной основы вооруженной антифашистской борьбы, окружных военных комиссий по всей стране, надежной конспиративной сети каналов, подбор курьеров и явок, формирование новых и укрепление уже существующих боевых, саботажных и диверсионных групп и отрядов, снабжение их оружием, боеприпасами и взрывчаткой, выявление объектов, работающих в пользу гитлеровцев».
Деятельность антифашистских групп в столице была успешной: постоянно следовали акты саботажа, срыва железнодорожных перевозок, поджоги. В результате производство на крупных предприятиях упало на 40–50 %. Только в течение осени в Софии было предпринято 30 актов саботажа, в Варне боевая группа сожгла 7 цистерн с бензином и совершила несколько нападений на гитлеровские военные объекты, в Русе партизаны произвели налеты на охрану концлагерей «Св. Никола» и «Гонда вода». Самой острой проблемой для подполья было оружие. Радойнов рекомендовал выносить оружие со складов, покупать у офицеров, искать в бункерах разрушенной греческой оборонительной линии «Метакса». Опытный диверсант, он сам разрабатывал рецепты изготовления взрывчатки. Цвятко Радойнов встретился с генералом Владимиром Заимовым и передал по радио немало стратегически важной информации. «Сильный и глубоко человечный. Ясность цели. Сила идей», – так охарактеризовал его Заимов.
Для связи с группой Радойнова была открыта специальная радиовахта на ПДРЦ штаба Черноморского флота. Однако радист группы Бейдо-Байер редко выходил на связь, и о работе диверсантов их куратор полковник Ермаш судил в основном… по вражеским газетам, которые доставлялись в разведотдел. Вскоре «подводники» получили обещанное подкрепление – парашютистов. Пять диверсионно-разведывательных групп были доставлены по воздуху с середины сентября до первой половины октября 1941 г. Самолеты поднимались с аэродромов в Симферополе, пролетали над Черным морем и сбрасывали десанты в заранее намеченных районах.
Развернуться как следует парашютистам не позволяла болгарская контрразведка, имевшая богатый двадцатилетний опыт борьбы с нелегальными революционными организациями. Тайной полиции помогало гестапо. Весной 1942 г. были арестованы около 100 видных деятелей БКП. Радойнова арестовали 25 апреля 1942 г. Власти решили организовать два процесса. Один – так называемый «процесс подводников», где главным обвиняемым должен был выступать Радойнов, и второй – процесс актива ЦК БКП. Прокурор Софийского военно-полевого суда капитан Костайчинов говорил: «Каждый из прибывших на болгарскую территорию эмигрантов, которые по своим убеждениям были фанатиками-коммунистами, горел желанием до конца выполнить возложенную на них задачу, заключавшуюся в том, чтобы совершать акты диверсии – подрывать железные дороги, мосты…»
Военно-полевой суд приговорил к смертной казни: Радойнова, Георгиева, Байера, Славова, Йотова, Димитрова, Изатовски, Бекярова, Гырланова, «подводников» второй группы и подпольщиков – всего 18 человек из 27 подсудимых. 26 июня 1942 г. они были расстреляны в подземельях тира Софийской школы офицеров запаса.
Из 14 диверсантов отряда Цвятко Радойнова уцелели трое – Иванов, Видински и Лагодинов. Коста Лагодинов до 9 сентября 1944 г. участвовал в партизанской борьбе против фашизма. Иван Иванов и Кирил Видински вместе с секретарем окружного комитета партии Данчо Дмитриевым руководили подпольной работой в Шумене.
Видински и Лагодинову приходилось пересекать Черное море на катере, спасаясь от полицейского преследования после июньского восстания 1923 г. Потом они проделали обратный путь – на «Щуке» – в августе 1941 г. В декабре 1964 г. генералы Иванов, Видински и полковник Лагодинов снова по Черному морю приплыли в Советский Союз – на этот раз в качестве почетных гостей, на борту сторожевого катера в составе отряда кораблей военно-морского флота Болгарии, прибывших с дружественным визитом в Севастополь. Из старых знакомых их встретили вышедший на пенсию Семен Львович Ермаш и бывший старший помощник командира Щ-211 Рядов. А сама «Щука» ушла в конце 1941 г. в боевой поход и не вернулась…

 

 

 

Венгрия
В Венгрии легальным резидентом Разведывательного управления с июня 1940 г. был военный атташе полковник Николай Григорьевич Ляхтерев («Марс»). О той информации, которую он направлял в Центр, можно судить по следующим сообщениям:
«Сообщение «Марса» из Будапешта от 14.03.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
1. 13 марта я был приглашен начальником 2-го бюро Уйташи, который сообщил: среди дипкорпуса распространяются ложные слухи о подготовке Германией, Венгрией и Румынией нападения против СССР, о мобилизации в Венгрии и посылке большого количества войск на советско-венгерскую границу. Это английская пропаганда. Если Вы желаете, Вы можете сами убедиться, что в Карпатской Украине все спокойно. Венгрия желает жить в мирных условиях с СССР. Германии достаточно войны с Англией, и она экономически заинтересована в мире с СССР.
2. Венгерская печать также сделала сегодня опровержение о мобилизации и концентрации войск на границе.
3. Я договорился с военным министерством о поездке в Карпатскую Украину с 17 марта по 20 марта. Выезжаю с помощником. Проверю личным наблюдением эти слухи».
«Сообщение «Марса» из Будапешта от 15.03.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
1. По моим сведениям и данным югославского и турецкого военных атташе, в Румынии и Болгарии на 14 марта немецких войск имеется 550 тысяч человек, из них около 300 000 в Болгарии. Всего переброшено 26–30 дивизий, из них 15 в Болгарию. Немцы сосредоточили в районе Люта – Радомир – София до 7 дивизий, остальные на границе, в Австрии расположена армия генерала Дити – 6 дивизий. Она предназначена для переброски в Италию. В Италии 2 германские дивизии. В Румынии остались: 5 дивизий в Молдавии, три в Галац-Браила, две в Бухаресте и две в Арад-Тимишоара.
2. С 12 марта в Румынию перебрасывается до 50 немецких эшелонов с войсками в сутки, с людским составом и конным транспортом, из них до 10 эшелонов в сутки проходят через Деж на Яссы.
3. Мобилизации в Венгрии нет. В Карпатской Украине и Трансильвании усиленно идет подготовка резервистов и лиц, ранее не бывших в армии.
4. Для обеспечения германских армий на Балканах венгерское продовольствие и фураж в количестве 1500 поездов должно быть направлено в марте – апреле в Румынию и Болгарию.
5. Считаю, что вдоль западной границы СССР немцы имеют до 100 дивизий, включая Румынию».
«Сообщение «Марса» из Будапешта от 30.04.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
1. Часть германских войск, действовавших против Югославии с Венгрией (из района Сегед-Печ), возвращаются на автомашинах через Будапешт в Вену.
Немецкие солдаты говорят, что они получат несколько дней отдыха, затем будут отправлены в Польшу к границе СССР. Другая часть немецких войск из Югославии направляется в Румынию. В Будапеште и Бухаресте имеется много слухов о предстоящей войне между Германией и СССР…»
«Сообщение «Марса» из Будапешта от 23.05.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
1. Венгерские газеты сообщают, что в Польше прекращено вновь пассажирское движение. В Германии сокращено 20 пассажирских поездов. Турецкий посол говорит, что на линии Вена – Берлин прекращено пассажирское движение.
2. Словацкий посол и военный атташе считают войну между Германией и СССР неизбежной. Нападение должно быть произведено исключительно мотомеханизированными и моторизованными частями в ближайшее время. Американский военный атташе в Румынии сказал словаку, что немцы выступят против СССР не позднее 15 июня…»
В работе резиденту помогали его сотрудники: помощник майор А.З. Арзамасцев, секретарь капитан И.Д. Кочегаров, шофер военный инженер 3-го ранга А.И. Квоков.

 

 

 

Италия
В годы Второй мировой войны в Италии действовала группа агентов советской военной разведки, которой руководил нелегал Херманн Лео Марлей (Фриц Шнайдер («Паоло»). Расскажем подробнее об этих людях.
Херманн Лео Марлей приехал в Италию 16 июня 1940 г. с документами на имя швейцарского подданного Фрица Шнайдера. Официальная цель визита – отдых на море. Он действительно поселился в отеле «Мирамаре» на курорте Лидо-ди-Езоло. После окончания курортного сезона он переехал в дом владелицы бара Джины Кардамоне. Именно из этого дома он руководил разведсетью, которая охватила различные области Италии.
В июле 1940 г. в Италию приехал второй нелегал – Хольгар Тарвонен (Эрнест Ган). Его основная задача – обеспечение нелегальной резидентуры устойчивой радиосвязью с Москвой.
Также в Италию прибыла нелегал Разведупра «Берг». Ее секретная миссия изначально была обречена на неудачу. Только чудом ей удалось избежать ареста и благополучно вернуться в Советский Союз. Согласно «легенде» разведчица «родилась на Кубе, жила в Испании, ездила в Америку, Францию, жила в Бельгии, затем через Голландию, Норвегию попала в Швецию, пожила в Стокгольме, а оттуда, направляясь в Кубу через Италию, приехала в Советский Союз и наконец через Румынию и Югославию прибыла в Рим». Понятно, что она не смогла рассказать подробности своего вояжа по странам Западной Европы. Хотя хуже было другое – она почти ничего не знала о Кубе. Гавану и кубинскую жизнь она описывала своим знакомым на основе песен и фильмов об этой стране. Кроме этого, «Берг» заранее не сообщили способ ее легализации в Италии, поэтому ей пришлось импровизировать на месте. Разведчица попыталась устроиться на учебу в одну из консерваторий Рима. Из Москвы ей срочно выслали необходимые документы, но «на печати кубинского музыкального учебного учреждения в документах было написано русское «к». Кроме того, «документ имел дату, хронологически не совпадающую с ее легендой». И это еще не все. «Письма, направленные ей Главразведупром с целью подтверждения ее легенды, были оформлены настолько небрежно, что, кроме вреда, ничего принести не могли. Они были с грамматическими ошибками и пропусками букв. Адрес на конверте был написан по образцу, принятому в Советском Союзе, т. е. сначала город, улица, фамилия, имя, а не наоборот».
Начальник отдела министерства сельского хозяйства Италии Джорджо Конфорто стал агентом советской разведки еще в 1932 г. При этом он занимался разведработой против Советского Союза (он даже входил в состав Comitato di studi anticomunisti, секретной организации, созданной итальянскими спецслужбами для сбора информации о Советском Союзе).
Журналист и писатель Руджеро Дзангранди был близким другом сына Бенито Муссолини и вращался в высших правительственных кругах. В 1939 г. он познакомился с пресс-секретарем советского посольства в Риме Леонидом Бондаренко. Также активно интересовался происходящими в СССР событиями. С согласия итальянских властей он организовал журналистское агентство, которое специализировалось на сборе информации о Советском Союзе.
Через несколько дней после начала Великой Отечественной войны Леонид Бондаренко вместе с супругой был вынужден покинуть Италию. Москва и Рим разорвали дипломатические отношения. В октябре 1941 г. к Дзангранди явился Шнайдер, который заявил, что прислан Москвой восстановить связь. Резидентура успешно и эффективно работала до июня 1942 г., пока все члены группы не были арестованы итальянской полицией. В октябре 1943 г. все арестованные были переданы немецким спецслужбам. Не всем советским разведчикам и агентам повезло, не все выжили в немецкой тюрьме и дожили до мая 1945 г. Так, были казнены атташе по культуре немецкого посольства в Риме Курт Штацер и Ольга Шамке.
После окончания Великой Отечественной войны Конфорто продолжал активное сотрудничество с советской разведкой. Только теперь итальянец работал на внешнюю разведку. Известно, что он получал информацию как минимум от восьми сотрудниц итальянского МИДа. Их подлинные имена до сих пор не установлены. Известны лишь кодовые имена: Дарья, Анна, Мышка, Инга, Марта, Сюза и Венецианка.
Следует рассказать и о советском разведчике Леониде Бондаренко. На самом деле звали его Леон Ильич Элиович. Родился в 1912 г. в городе Никополь на Украине. В 1933 г. поступил на учебу на факультет коммерции Академии внешней торговли. Во время учебы на 3-м курсе был зачислен в военную разведку. С января по ноябрь 1936-го «слушатель Центральной школы подготовки командиров штабов». С ноября 1936 г. по март 1939 г. «в распоряжении 5-го Управления РККА». Чем именно он занимался в этот период – неизвестно, но среди наград Леона Элиовича – памятная медаль «Участнику национально-освободительной войны в Испании 1936–1939 гг.». С марта по декабрь 1939 г. – «старший консультант Наркомвнешторга». С декабря 1939 по март 1940 г. – «инструктор Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта». Затем снова в распоряжении Разведупра, и в декабре 1940 г. он выехал в командировку в Италию. В июле 1941 г. вернулся в Москву. В ноябре того же года, но теперь под прикрытием должности корреспондента ТАСС, выехал в Англию. В июле 1943 г. его внезапно отзывают обратно и увольняют из военной разведки. До ноября 1943 г. он заведующий английским отделом ТАСС. А затем трудится в редакциях нескольких газет и старшим редактором в различных государственных учреждениях.

 

 

 

Польша
С 1934 по 1936 г. в Польше успешно работал, по словам наркома обороны К.Е. Ворошилова, нелегал Семен Николаевич Чернухо. Военным атташе был Николай Александрович Семенов (1933–1936). В Варшаве действовала разведгруппа, которую возглавлял Рудольф Гернштадт (см. разд. «Германия»). В 1935 г., в год смерти Юзефа Пилсудского, в Варшаву, в свою третью командировку, прибыла молодая, но уже достаточно опытная разведчица Урсула Кучински («Соня»), вместе со своим первым мужем, также советским разведчиком, Рудольфом Гамбургером (см. разд. «Китай»). После смерти диктатора мало что изменилось. Правительство занимало враждебную по отношению к СССР позицию, коммунистическая партия была запрещена или находилась на полулегальном положении. Экономика страны была в плачевном состоянии.
Первым и главным заданием Урсулы была работа в качестве радистки советского резидента в Польше Николы Попова, вторым – работа с группой нелегалов в Данциге. Урсула не раз ездила к ним, а зимой 1936 г. получила задание на несколько месяцев переехать в Данциг, чтобы лучше помогать группе. В том же 1936 г. в Данциг в качестве генерального консула и резидента Разведупра был назначен В.А. Михельс.
В конце 1936 г. Данциг еще имел официальный статус «вольного города», однако к этому времени его «вольность» была чисто символической. Немцы хозяйничали в городе как хотели. Данцигский сенат возглавлял нацист Грайзер, подчинявшийся нацистскому гауляйтеру Форстеру. На общественных зданиях появились флаги со свастикой, в учреждениях красовались портреты Гитлера. Нацисты терроризировали польское население, запугивали евреев, преследовали, арестовывали, если они не проявляли готовности «добровольно» покинуть Данциг. Хозяин кафе в Лангфуре у себя в заведении вывесил объявление: «Здесь не желают видеть евреев, поляков и собак». Правительство Польши согласно конституции также имело право голоса в Данциге, но ничего не делало для защиты даже польского населения, не говоря уж о евреях. Лига Наций, официальный патрон Данцига, предпочитала «не вмешиваться во внутренние дела Данцига». СС, СА, полиция и союзы бывших фронтовиков готовились к предстоящей войне. Немецкие и польские коммунисты действовали в подполье.
У Урсулы была связь с группой из 6 человек, которым она должна была помогать советами и обеспечивать радиосвязь. Все члены группы были рабочими. Они готовились к серьезной борьбе против нацистов, а пока занимались сбором информации. Руководителем группы был член Коммунистического союза молодежи Карл Хоффман. В дальнейшем группа получила новое задание – обеспечить взрыв транспортных узлов в случае нападения Германии на СССР. В 1939 г., незадолго до начала Второй мировой войны, в результате предательства подпольщики были арестованы. Четверо из них, в том числе Карл Хоффман, были казнены, а остальные приговорены к длительным срокам заключения.
Ко времени работы Урсулы Кучински в Данциге относится случай, вошедший в число анекдотов советской разведки.
Разведчица с семьей жила в многоквартирном доме и вела радиопередачи из своей квартиры. Этажом выше жил высокопоставленный функционер нацистской партии с женой, которая считала себя ее приятельницей и любила при встрече на улице или в магазине с ней поболтать. Однажды утром, выйдя за покупками, Урсула встретилась с супругой нациста.
– Мой муж сейчас в командировке, – сразу же сообщила женщина.
Они поговорили о холодной погоде и – неисчерпаемая тема – перешли на милых соседей. Между прочим, соседка спросила:
– Ваш радиоприемник тоже часто барахлит? Прошлой ночью у нас опять ничего не было слышно!
– Я ничего такого не заметила, – ответила Урсула, внутренне напрягшись. – А в котором часу это было?
Соседка назвала время.
– Ну, так поздно я никогда не слушаю радио. В этот час я давно уже сплю.
Но соседка знала некую жгучую тайну и не могла утерпеть, чтобы не поделиться. Чуть наклонившись, она сказала полушепотом:
– Мой муж говорит, кто-то тайком работает на передатчике, где-то совсем недалеко от нас. Он позаботится, чтобы в пятницу оцепили и обыскали наш квартал. К тому времени он как раз вернется.
Никогда, ни до того, ни после, Урсула не была так близка к провалу. Если бы не случайный разговор с глупой женой нациста, в пятницу она была бы схвачена полицией, а затем, вероятно, передана гестапо. Центр, получив сообщение о происшедшем, без промедления отозвал разведчицу из Данцига, а вскоре и из Польши, так как объем работы для нее резко уменьшился.
С 1936 г. в Кракове действовала нелегальная резидентура «Монблан» во главе с болгарским коммунистом, которого долгое время называли Стояном Владовым (даже на мемориальной доске на доме, где он жил, выбито это имя). У него было много имен – Иван Петров, Янко Музыкант, Станко Кукец, Стоян Владов. Впервые в нашей стране об этом человеке и его работе рассказал московский историк Валерий Яковлевич Кочик в статье, опубликованной в еженедельнике «Секретные материалы» (СПб., 2000, № 6).
Настоящее имя разведчика – Зидаров Никола Василев. Родился в 1888 г. в Бургасском округе, Болгария, в семье священника. В 1906 г. окончил Русенское военное училище машинистов Дунайской флотилии, служил машинистом на железной дороге и в армии во время балканской войны. В годы учебы стал членом социал-демократического кружка в Русе, затем активно участвовал в социал-демократическом движении в Болгарии. После ареста и увольнения с работы ему пришлось сменить профессию – работал музыкантом в кинотеатрах и в оркестре.
Во время Сентябрьского восстания 1923 г. командовал отрядом, после поражения перешел болгаро-турецкую границу. С помощью руководителей резидентур Коминтерна и Региструпра в Стамбуле Семена Мирного и Николы Трайчева Зидаров в числе шестидесяти болгарских эмигрантов на советском корабле «Эльбрус» прибыл в октябре 1923 г. в Одессу. Под руководством Христофора Салныня занимался транспортировкой оружия в Болгарию, затем, получив военную подготовку в Тамбовской спецшколе, находился на нелегальной работе в Югославии, потом во Франции. В 1931 г. выехал в СССР, работал в аппарате ИККИ, учился в Военной академии имени М.В. Фрунзе, по окончании которой в 1935 г. был направлен в Разведупр.
Зидаров получил задание легализоваться и работать в Кракове, организовав там нелегальную резидентуру, которая бы отслеживала события в Польше и Германии. Но сначала он направился в Париж, а затем в Вену для промежуточной легализации. Он взял себе новое имя. Теперь его звали Стоян Владов Николов, богатый болгарский фермер из Русы, который возвратился из Америки вместе с племянницей. Его «племянницей» и помощницей была Петрана Иванова.
Итак, в марте 1935 г. Стоян Владов и Петрана Иванова отправились в Вену. Там они наладили отношения с Обществом садоводов и наконец переехали в Краков, где поселились на улице Пражновского, в доме 9, купили большой участок земли, на котором занялись выращиванием плодовых деревьев, и начали свою основную работу. Информацию они получали в первую очередь от земляков: сотрудников болгарского посольства в Варшаве Димитра Икономова и Трифона Пухлева, от секретаря болгарского торгпредства в Берлине Алексия Икономова, сотрудников болгарских представительств в Праге, Вене, Будапеште и, конечно, от товарищей по обществам садоводов, которые существовали тогда во многих странах Европы.
Помощником Стояна Владова был советский разведчик Леон Пуйдок, который числился в его садоводческом хозяйстве механиком. Радисткой его в то время была Урсула Кучински («Соня»). А Петрана Иванова в 1938 г. вернулась в Париж, где работала до 1960 г., поставляя ГРУ ценную информацию. В 1960 г. она вместе с мужем Димче Ивановым вернулась в Болгарию, где была удостоена высоких правительственных наград. Умерла Петрана в Софии.
После нападения Германии на Польшу связи Владова расширились. Краков – штаб-квартира польской резидентуры Разведупра – стал столицей генерал-губернаторства. В условиях фашистской оккупации Владов сумел наладить контакты с ответственными работниками гитлеровской администрации и даже гестапо. Его не смущали доносы людей, завидовавших преуспевающему бизнесмену. В своей традиции, «нарушая конспирацию», коммерсант Владов совершенно официально переводил в Софию деньги, которые затем использовались на нужды подполья. Впрочем, он действовал смело, но осмотрительно.
После начала Великой Отечественной войны связь Владова с Москвой прервалась. В августе 1942 г. к нему была направлена радистка, вместе с которой он активно работал до самого конца войны. От него поступала информация о перемещении немецких войск на маршруте Краков – Катовице – Ченстохова и в ближайших районах; он организовывал заброску советских разведчиков в Чехословакию, помогал агентам в приобретении легализационных документов.
Он доработал почти до самой Победы и пропал без вести в апреле 1945 г. В Центре предполагали, что Владов ушел вместе с немецкими беженцами в глубь Германии. Больше о нем никто ничего не слышал. Возможно, разведчик попал в руки гестаповцев или случайно погиб.
6 сентября 1977 г. в Кракове на доме № 9 по улице Юлиана Мархлевского в память о нем была открыта мемориальная доска. На ней надпись:
«С конца 1939 по 1943 г. в этом доме жил и отсюда руководил антифашистской деятельностью болгарских патриотов в Кракове Стоян Владов, верный сын своей Родины и герой польского и болгарского народов, погибший в лагере смерти Освенцим. От краковской общественности».
Агент Разведупра и после смерти продолжал соблюдать конспирацию.
С началом Великой Отечественной войны перед лицом общего врага неожиданно оказались два исторических противника – Россия и Польша. Новая ситуация способствовала их некоторому политическому сближению. 30 июля 1941 г. был подписан союзнический договор между Советским правительством и польским правительством в эмиграции, находившимся в Лондоне. Начались и переговоры о сотрудничестве Разведупра РККА со службами разведки польского штаба верховного главнокомандующего и Главного командования Союза вооруженной борьбы (СВБ).
14 августа 1941 г. в Москве бригадный генерал З. Шишко-Богуш и генерал-майор А. Василевский подписали конвенцию, предусматривавшую создание военных миссий при верховных командованиях обеих стран.
2-м отделом штаба верховного главнокомандующего Польши руководил полковник Леон Миткевич, а представителем польской разведки в составе военной миссии стал майор Леон Бортновский. Любопытно, что до июля 1941 г. 2-й отдел вел разведдеятельность против СССР, теперь же нужно было резко переходить к сотрудничеству.
Впрочем, представления о сотрудничестве у сторон были разными. Советская сторона предложила, чтобы информация о немецких войсках и пр. передавалась без посредников, непосредственно в наш Центр, а также чтобы была установлена прямая связь между Центром и главным командованием СВБ в Польше. Но, несмотря на то что прямая связь требовалась в интересах общего дела, лондонское правительство никак не соглашалось на то, чтобы оно осталось в стороне. Согласно его предложениям обмен развединформацией должен был происходить в польском штабе в Лондоне, а для передачи информации особой важности, если возникнет такая необходимость, короткое время использовать прямую радиосвязь между Центром польской разведки в Польше и польской миссией в Москве. Польский штаб принимал на себя организацию сети разведки в немецком тылу на восток от польско-советской границы, при этом СССР должен был помогать ему в заброске агентов, радистов и технического снаряжения. Эти требования хотя и удлиняли пути прохождения информации, но в целом устраивали советское командование.
Но тут начались дебаты внутри польского лондонского штаба. Сначала генерал К. Соснковский, начальник 4-го отдела штаба, занимавшегося в числе прочих вопросов передачей информации разведки СВБ в Лондон, выдвинул требование, чтобы вся разведка против немцев в тылу германского Восточного фронта организовывалась поляками. Кроме того, генерал С. Ровецкий и полковник Ю. Смоленьский воспротивились советским предложениям о том, чтобы польские разведгруппы сотрудничали с советскими. Они требовали, чтобы обмен информацией происходил лишь на уровне главных штабов. Начались поиски компромисса, и наконец договорились на следующих условиях:
«1. Основной обмен всей информацией с советским штабом будет проходить в Лондоне (генерал Соснковский не соглашался на Москву или Варшаву).
2. В исключительных случаях будет сохраняться связь между Варшавой и Москвой (полковник Смоленьский заверил, что Лондон будет предоставлять сведения так же быстро, как и Варшава).
3. Майор Бортновский должен был передавать разведывательные задания из Советского Союза в Варшаву и Лондон.
4. Сеть разведки, организованная Главным штабом СВБ под кодовым названием «Вахлаж» («Веер»), будет продвинута на восток в немецкий тыл.
5. Польская сторона будет пользоваться помощью советского штаба в переброске до Польши через Восточный фронт.
6. К разведывательной деятельности можно будет привлекать солдат польской армии в СССР».
В середине сентября 1941 г. началось официальное сотрудничество разведок, хотя и до этого советская военная миссия достаточно регулярно получала от поляков разведывательные сведения.
Разведупр интересовали данные о силах вермахта на оккупированной территории, их перемещениях, организации командования, духе войск, сведения об авиации, флоте, транспорте и т. п. В свою очередь Разведупр передавал сведения, которые могли бы быть интересны польским военным, хотя и делал это нечасто.
Польские эмигрантские круги с самого начала были вынужденными союзниками, и удовлетворения от этого они не испытывали. Уже 10 октября 1941 г. генерал В. Сикорский, премьер-министр и военный министр Лондонского правительства, передал в Польшу следующие указания относительно организации разведки:
«1. Организованная сеть разведки должна охватить все тылы немецких войск от Балтики до Черного моря, особенно пути сообщения, этапные центры.
2. Работу проводить не только под углом зрения потребностей настоящей войны, но и прежде всего восстания. Кроме этого, необходимо создавать постоянные основы нашей разведки на востоке после войны.
3. С существующей сетью советской разведки польская сеть ни при каких условиях не должна общаться.
4. Целостность организационных работ нужно как можно сильнее законспирировать, чтобы исключить проникновение НКВД в разведывательные сети СВБ».
В общем, неясно, кого больше опасались наши польские союзники – немцев или русских, абвера или НКВД. При этом польские разведсети должны были продвинуться как можно дальше на восток, вслед за немцами. Но вот вопрос: с какой целью?
Сотрудничество продвигалось с большим трудом. Так, если представители СССР предлагали взять на себя организацию связи с группами в Варшаве, то польские военные не соглашались. Этот вопрос был урегулирован только в феврале 1942 г., и в Серебряном Бору под Москвой был открыт пункт радиосвязи, получивший кодовое название «Висла». Руководителем его стал подполковник Леон Бортновский. Первый сеанс связи между «Вислой» и радиостанцией Главного командования Армии Крайовой «Ада» состоялся 11 апреля 1942 г.
До этого времени разведывательные сводки передавались через Лондон. 28 апреля поступил наконец первый прямой радиоотчет о перемещениях частей вермахта, 29 апреля – еще один. Сведения, содержавшиеся в этих и других сообщениях, подтверждали уже имеющиеся данные, полученные из других источников, о подготовке немецких войск к наступлению на юго-востоке. В мае «Ада» передала 24 разведсообщения, которые были высоко оценены в Москве. В одном из исследований, посвященных этому вопросу, говорится следующее:
«Очередные отчеты польской разведки включали в себя важные данные о составах боевых газов, авиабомб и газового вооружения… На химических заводах в Силезии было установлено увеличение производства артиллерийских снарядов и газовых гранат, которые обозначались желтой двухсантиметровой полосой…
В середине мая 1942 г. советская военная разведка обратилась за помощью к Четвертому отделу Штаба главнокомандующего в предоставлении сведений, касавшихся районов танковых группировок, входивших в состав ударных войск, а также о сосредоточении пехоты и немецкой авиации в районе Двинска, Риги, Каунаса, Гомеля, Барановичей, Киева, Первомайска, Николаева и Одессы. ГШ КА просил также обозначить цели, предназначенные для бомбардировок советской авиацией на территории Польши и Восточной Пруссии. Разведка Армии Крайовой обратила внимание на малую эффективность советских воздушных атак, о чем и сообщила в Москву. В отчете, переданном «Адой» 29 мая 1942 г., содержались сведения о тактике маскировки немецких аэродромов, которая основывалась на размещении около каждого из них ложной посадочной площадки. Немцы во время налетов зажигали там бочки со смолой, которые имитировали горящие бензобаки. Так, например, они делали в Лиде».
Однако стали возникать проблемы. С 6 по 17 июня не было связи между Варшавой и Москвой, поскольку немцы ликвидировали одну из-подпольных радиостанций «АК», и связь оставалась только с Лондоном. Но это была частная неприятность. Хуже было то, что вскоре сотрудничество ослабло, сведения стали поступать с большим опозданием. Так, информация о движении немецких составов в южном направлении в июне 1942 г. была передана лишь в конце июля. В чем же были причины? Возможно, после интенсивного начала польские партнеры несколько расслабились, но вероятней всего, стало сказываться негативное отношение офицеров Армии Крайовой к Советскому Союзу. К тому времени отношения между польским правительством в Лондоне и советскими властями резко похолодали. После эвакуации польской армии Андерса из СССР радиопункт в Серебряном Бору был закрыт. Впрочем, обмен разведданными пока продолжался. Всего в 1942 г. советская военная миссия получила 170 разведсообщений, и с января по март 1943 г. – еще 35.
После разрыва дипломатических отношений с польским эмигрантским правительством сотрудничество разведок на уровне главных штабов прекратилось. Однако «внизу» оно продолжалось – действовавшие в немецком тылу партизаны как польской, так и советской стороны имели свое мнение о том, кто им враг, а кто союзник…
Советская военная разведка не ограничивалась только обменом разведданными с польской разведкой, но и сама посылала разведывательно-диверсионные группы на территорию Польши.
Уже в начальный период Великой Отечественной войны советская военная разведка стала готовить и забрасывать в немецкий тыл разведгруппы. Посылаемые в Польшу группы формировались из поляков, в том числе из польских офицеров, оказавшихся после 1939 г. в Советском Союзе. Самой известной и результативной была группа «Михал». Командовал ею капитан Войска Польского Миколай Арцишевский, который в числе 150 интернированных польских офицеров подписал «Меморандум высшему руководству Красной Армии», в котором они просили предоставить им возможность сражаться с общим врагом. Группа «Михал» была заброшена в Польшу 17 августа 1941 г.
Расскажем подробнее о ее руководителе. Миколай родился в 1908 г. в Вильно в дворянской семье, происходившей по прямой линии от Кшиштофа Арцишевского, знаменитого путешественника. Мать его была дочерью наместника в Финляндии, отец – из познанских помещиков. После гимназии Миколай два года учился на юридическом факультете Познанского университета, затем занимался журналистикой, сотрудничал в газетах Познани, Быдгоща, Гдыни. В начале Второй мировой войны был призван в армию. После поражения Польши сумел с несколькими другими офицерами добраться до Литвы, где был интернирован.
В группу, кроме самого Арцишевского, вошли его заместитель Збигнев Романовский, радист Игорь Мицкевич, сапер Станислав Винский и Ежи Зюлковский – все бывшие офицеры польской армии в звании поручиков. Они прошли ускоренную подготовку, как практиковалось в первые месяцы войны. При выброске на территорию Польши летчики «немного промахнулись», и разведчики приземлились примерно в 150 км от назначенного места. С помощью местного населения они добрались до города Петркува, южнее Лодзи, там обосновались и начали работу. Главным заданием группы была организация сети войсковой разведки. Члены группы разъехались по разным местам, отыскивая родственников и друзей. Некоторые имели контакты с подпольными группами Сопротивления – с этими организациями группа установила связь.
20 сентября 1941 г. группа «Михал» приступила к регулярным радиопередачам. В одном из первых же сообщений содержалась информация о том, что гитлеровцы накапливают химические отравляющие вещества на складах в районе Петркува, – информация чрезвычайно важная. Вскоре группа перебазировалась в Варшаву, оставив на прежнем месте лишь радиста. Она организовала наблюдательные пункты на нескольких железнодорожных узлах: в предместье Варшавы Праге, в Радоме, Люблине, Седльце, Пшемысле, Лукове, Бресте и других, – работники которых отслеживали передвижения немецких воинских частей и военных грузов. Арцишевский в Варшаве обрабатывал результаты, которые затем передавались в Центр.
Арцишевский расширял круг знакомств, постепенно группа пополнялась. Бывшая актриса Люцина Брацкая помогла ему выправить легальные документы, а затем стала выполнять его поручения. Так, она установила связь с семьей Арцишевского, после чего две его сестры, Ирэна и Мария, работавшие в Познани на почтамте, тоже стали информаторами: они передавали номера полевой почты и воинских частей, которые узнавали у себя на почтамте. Домработница Брацких Ирмина Крупович также стала членом группы. Ей доверили хранение шифров и документации – Ирмина держала их в мусорном ящике, возле которого всегда стояла наготове бутылка с горючей смесью. Старые знакомые Миколая – художники Униховский, Детке и Чеховский – снабжали группу искусно изготовленными поддельными документами.
«В один из дней, приехав с донесениями, я застал Арцишевского в приподнятом настроении, – вспоминал один из членов группы Ежи Зюлковский. – Оказалось, ему удалось подобрать группу молодых людей из Гдыни, которые охотно согласились принять участие в борьбе с оккупантами. Вскоре я познакомился с этими юношами. В группу входили: энергичный и внешне очень обаятельный Анджей Жупанский, необыкновенно серьезный и уравновешенный Франек Камровский, интеллигентный, с изящными манерами Ежи Томашунас и брюнет с буйной растрепанной шевелюрой Богуслав Копка. Несколько позже к ним присоединились спокойный и сдержанный Тадеуш Жупанский и худенький Збышек Сас-Гошовский. Все они знали Арцишевского со времени его журналистской работы в Гдыне. Как и в нашей группе, Миколай не вводил у них ни жесткой военной дисциплины, ни каких-либо форм муштры, и тем не менее группа представляла собой сплоченный дисциплинированный боевой коллектив. Задания каждому из членов этой группы Миколай ставил персонально и лишь в случае проведения групповых операций назначал старшего. Поскольку мне часто доводилось участвовать с ними в различных операциях, я довольно быстро убедился в их исключительных боевых качествах. Не было случая, чтобы кто-нибудь из них хоть раз на миг заколебался при выполнении боевого задания».
Энергичные и ненавидевшие фашистов поляки охотно помогали разведчикам. С началом Великой Отечественной войны их отношение к русским улучшилось, хотя, может быть, они предпочли бы работать не на русских, а на англичан. Так, хозяйка одной из радиоквартир, узнав, что подпольщики работают не на Лондон, в ультимативном порядке потребовала очистить квартиру.
И все-таки они находили самую широкую поддержку среди населения. Случаи бывали просто потрясающие. Тот же Ежи Зюлковский в своих мемуарах привел рассказ одного из-подпольщиков о том, как тот перевозил рацию с одной квартиры на другую. Подпольщик рассказал следующее: «Я взял два чемодана, в которые запихал все хозяйство, сел с ними в трамвай и поехал на явку. У вокзала в трамвай натолкалось столько народу, что меня в вагоне буквально зажали – ни назад, ни вперед. На углу Свентокшиской и Маршалковской (дело происходило в Варшаве. – Авт. ), у почты, я хотел выйти. Кое-как задом протолкнулся – сам уже на мостовой, а чемоданы вытащить никак не могу. Трамвай трогается, я дергаю чемоданы, вырываю их, но один раскрывается, и все содержимое высыпается на мостовую. И здесь варшавяне сдали экзамен на гражданственность. Сообразив, в чем дело, люди выпрыгнули из трамвая и окружили меня тесным кольцом, прикрыв разбросанное по земле имущество. Те, кто стоял поближе, пытались засунуть обратно выпавшее: наушники, провода, всякое оборудование. С трудом упаковал я чемодан, из которого все же торчали в разные стороны всякие провода, и бросился к ближайшей подворотне…»
Приятель Анджея Жупанского Юрек Чаплицкий работал в Варшавской дирекции Восточной железной дороги и смог раздобыть копии секретных документов, содержавших сравнительный анализ обстановки на железных дорогах Восточного фронта. Франек Камровский установил связь с Поморьем. В Торуне он наладил контакт со старыми знакомыми Арцишевского – семьей адмирала Стейера. Два сына адмирала, Дональд и Владжимеж, занялись установлением дислокации немецких войск в районе Торуня. Они сообщали о системе ПВО, оборудовании аэродромов, переброске войск на Восточный фронт. Арцишевский пользовался большим доверием Центра – будучи военным, он настолько грамотно обрабатывал донесения, что Центр просил его даже оценивать общую военно-политическую обстановку в Польше. Официальные советские источники пишут, что он «полнее и шире, чем другие, освещал переброски немецких войск через Польшу. В этой области «Михал» оказался важнейшим источником, данные которого принимались за основу при оценке передислокации войск».
Вскоре разведчикам стало трудно обходиться одной рацией, и 1 ноября 1941 г. им на помощь был сброшен еще один парашютист – поручик польской армии Ян Мейер, который доставил две рации. Кстати, именно группе «Михал» принадлежит рекорд непрерывной радиопередачи из вражеского тыла. После перерыва в радиосвязи донесений у группы накопилось столько, что радисту пришлось без перерыва работать… 36 часов. Невероятно, но факт, что за это время немцы не обнаружили радиостанцию. Засекли ее позже, в начале 1942 г. Только за два месяца 3-я рота подслушивания и радиоперехвата абвера перехватила 538 радиограмм, но не сумела их расшифровать.
Между тем положение группы становилось все более трудным. Она сильно разрослась, и не исключена была опасность случайных арестов. В Варшаве арестовали Ежи Томашунаса, в Петркуве схватили Юзефа Клуфа. После каждого из арестов приходилось ликвидировать известные арестованным явки и менять документы всем людям, которых они знали. Все же они продолжали работу, несмотря на провалы, пока 27 июля 1943 г. на радиоквартире не были арестованы Арцишевский, радист Мицкевич и Ирмина Крупович. Вскоре произошло еще несколько серьезных провалов.
Миколай Арцишевский после длительных интенсивных допросов в гестапо, на которых он никого не выдал, был приговорен к смерти и расстрелян 11 мая 1943 г. Радист Мицкевич был расстрелян в концлагере Бухенвальд. Ирмину тоже отправили в Бухенвальд, но она незадолго до освобождения лагеря американскими войсками сумела бежать.
Не только Центр, но и сами немцы давали высокую оценку деятельности группы «Михал». Так, бывший офицер абвера Флике, издавший в 1957 г. книгу «Агенты радируют в Москву», писал:
«Оказалось, что радиограммы образуют безошибочную картину всей перегруппировки немецких войск к летнему наступлению 1942 г. Арцишевский в середине марта 1942 г. на каждом железнодорожном узле, перевалочной базе и в управлениях дорог имел своих людей – мужчин и женщин, – которые регулярно снабжали его текущей информацией… Советы делали с достойной удивления быстротой выводы из поступающих донесений. 12 мая армии Тимошенко (тогда командующего Юго-Западным фронтом. – Авт .) нанесли удар по войскам фон Бока (группа армий «Юг». – Авт .). Немецкое наступление на Кавказ не могло начаться в установленный срок – Тимошенко нанес слишком чувствительный удар по нашим исходным позициям. Ему удалось этого добиться только и исключительно благодаря данным, сообщенным Арцишевским и другими антифашистскими разведгруппами во Франции, Бельгии, Германии и Швейцарии. Вместо 25 мая немецкие армии смогли начать наступление только 4 июля, т. е. на полтора месяца позже».
А Пауль Карелл (Пауль Шмидт, бывший начальник одного из отделов пропагандистского ведомства Германии) в своей книге «Сгоревший мир» отмечал, что абвер, узнав о работе группы «Михал», был настолько растерян, что генерал Эрих Феллгебельх предпочел даже не докладывать о нем Гитлеру, чтобы не волновать фюрера.
Расскажем теперь кратко о других группах, которые действовали на территории Польши в годы Второй мировой войны.
Почти два года действовала в районе г. Кельце разветвленная разведывательная организация, которую создал и возглавил польский профсоюзный деятель Станислав Давидович.
Родился он в 1911 г. С 15 лет работал на металлургических заводах, несколько раз его увольняли за организацию забастовок. В 1937 г. избран начальником отдела профсоюза металлистов в Кельце. Тесно сотрудничал с компартией.
В сентябре 1939 г., во время наступления гитлеровцев, Давидович эвакуировался во Львов. В октябре 1939 г. дал согласие работать на советскую разведку и прошел краткосрочное обучение. Вернувшись в Кельце, он приступил к созданию разветвленной разведывательной организации. Он должен был собирать информацию о военной промышленности, военных объектах, перевозках войск. Сведения к нему стекались с заводов и фабрик, мастерских и других предприятий, имевших отношение к немецкому военному производству, с крупных железнодорожных узлов, из кельцского филиала Эмиссионного банка, который обслуживал немецкие воинские части. Связь с Центром он поддерживал с помощью курьеров, а с августа 1940 г. и по радио. Последний раз связной пересек границу за несколько недель до нападения гитлеровцев на Советский Союз. Он принес во Львов микрофильмы с фотографиями и планами военных объектов в Кельце, Ченстохове, Лодзи и Скаржиско. Вернувшись обратно в Кельце, он доставил инструкции на случай начала войны.
Радиосвязь продолжалась до конца июня 1941 г., когда слышимость стала ухудшаться, а затем и вовсе пропала. В одной из последних радиограмм Станислав Давидович и его радист Станислав Пендык были уведомлены о награждении их медалью «За отвагу». Некоторое время рация группы еще продолжала передачи в пустоту, не получая ответа, а потом, осенью 1941 г., Давидович и его группа перешли к акциям саботажа.
Разведработа была возобновлена в 1944 г., когда разведчикам удалось установить контакт с командованием Гвардии Людовой, а затем и Армии Людовой и через их радиостанцию наладить передачу информации. Сразу же после освобождения Кельце в январе 1945 г. Станислав Давидович сдал свою рацию советскому военному коменданту подполковнику Куприну.
В январе 1942 г. в Польшу из СССР была переправлена инициативная группа польских коммунистов с заданием восстановить польскую компартию и развернуть антифашистскую деятельность. Один из них, Якуб Александрович, получил задания не только от Коминтерна, но и от Разведупра Генштаба Красной Армии.
Шестнадцати лет Александрович в поисках работы отправился в Аргентину, где участвовал в рабочем движении, вступил в компартию. За коммунистическую деятельность в 1936 г. был арестован и выслан из страны. Вернувшись на родину, вступил в Компартию Польши. В 1936–1939 гг. воевал в Испании, после падения Республики был вместе с другими интербригадовцами интернирован во Францию. В 1940 г. приехал в СССР. Окончил школу ИККИ в Пушкино под Москвой, где не только велось преподавание партийных дисциплин, но и обучение разведывательно-диверсионному делу.
Созданная Александровичем в районе Люблина и в Подлясе подпольная организация передавала сведения о дислокации и составе немецких гарнизонов, переброске войск и вооружений на Восточный фронт, об оперативных намерениях оккупантов и др. Пользуясь интербригадовскими связями, Александрович получал информацию из Италии, Франции и Германии. Так, например, из Берлина ему были переданы подробные данные о новейшем оборудовании для зенитных орудий. Он был арестован в ноябре 1942 г. и освобожден партизанами из Армии Крайовой в мае 1943 г., после чего продолжал прежнюю работу. По иронии судьбы, погиб он в декабре 1943 г. в столкновении с отрядом той же Армии Крайовой.
Примерно в одно время с Александровичем в район Кракова был заброшен Леонид Четырко («Колька», «Чарный»), в чине подхорунжего принимавший участие в боях 1939-го с немцами. Потом он служил в Красной Армии, где прошел разведывательную подготовку как радист. В своей работе он опирается на людей из Польской рабочей партии и Гвардии Людовой. Они передают ему информацию, а «Чарный» обучает их военному делу. В январе 1943 г. раненый Четырко был захвачен немцами и брошен в тюрьму Монтелюпих. Казнен в Освенциме 6 августа 1944 г.
1939–1942 гг. в районе города Жешув (Юго-Восточная Польша) руководил разведгруппой Генрик Левицкий («Габриэль»). Сначала он переправлял донесения через границу с помощью связных, а после того как в октябре 1940 г. в группу прибыла радистка Нина Царенко – радиосвязью. От численно увеличившейся группы отделилась еще одна, во главе с Петром Когутом. В начале 1942 г. связь была прервана из-за малой мощности рации.
Группой военных разведчиков в Кракове с лета 1944 г. до освобождения Кракова в январе 1945 г. руководил капитан Евгений Степанович Березняк (история группы «Голос» описана самим Березняком в его воспоминаниях и показана – весьма неточно – в фильме «Майор Вихрь»).
В Польше при командовании 1-й армии Войска Польского во время Варшавского восстания находился представитель советской военной разведки генерал-майор Н. М. Молотков. Это восстание, которое Армия Крайова (АК) начала, не известив советское военное командование, было не только преждевременным, но изначально обреченным на поражение. Помощи от англичан и американцев, которые были предупреждены о планах польского лондонского правительства, восставшие почти не получили. Для Советского Союза это выступление было полностью неожиданным и шло вразрез с советскими стратегическими планами. Тем не менее была сделана попытка помочь повстанцам, но войска 1-го Белорусского фронта, измотанные 500-километровым наступлением, с невероятно растянутыми коммуникациями, встретив свежие немецкие части, смогли выйти на правый берег Вислы и там остановились, так и не сумев преодолеть этот последний рубеж. И хотя 15 сентября 1944 г. маршал Рокоссовский отдал приказ о форсировании Вислы, но 1-я армия Войска Польского, переправившаяся на левый берег, вынуждена была с большими потерями отойти обратно за Вислу.
В дни Варшавского восстания ситуация осложнялась тем, что практически не было координации между повстанцами и советскими войсками. Правда, в распоряжение Армии Людовой был передан советский разведчик капитан Кароль Венцковский, заброшенный на территорию Польши в 1943 г., но его рация не имела питания. Когда же штаб Армии Крайовой района Жолибож разрешил ему воспользоваться штабной рацией, ему не удалось установить связь. Тогда, в ночь на 17 сентября, Венцковский вместе со связисткой АК Хеленой Моцарской переплыли Вислу. Они передали советскому командованию письмо командующего АК в Жолибоже капитана Недзельского. В ночь на 20 сентября капитан Венцковский вернулся в Варшаву вместе с тремя бойцами и радиостанцией. В другой варшавский район, Мокотув, переправился майор Александр Чернухин, бывший партизан Армии Людовой (АЛ).
В сентябре – октябре 1944 г. в Средместье, еще одном очаге сопротивления, в течение 10 дней находился офицер связи разведотдела штаба 1-го Белорусского фронта лейтенант Иван Андреевич Колос («Олег»). Он был выброшен на парашюте 22 сентября. Радист Дмитрий Сенько, сброшенный на парашюте вместе с ним, погиб при приземлении, опустившись на острые железные прутья разрушенного балкона. Колос был ранен. Он встретился с группой Армии Людовой, которая помогла ему установить связь с руководителями восстания. Повезло ему и с радиосвязью: в Варшаве отыскалась советская радистка «Виктория», заброшенная в немецкий тыл еще в 1942 г.
Менее удачно складывались отношения с руководством восстания. И.А. Колос вспоминал:
«Три раза встречался с генералом Монтером. Полагаю, что на первой встрече был Бур, хотя мне его и не назвали. (Генералы Монтер и Бур-Коморовский – руководители Варшавского восстания. – Авт. ) Я поставил три вопроса: в какой помощи нуждаются повстанцы, как наладить взаимодействие, по каким целям вести огонь? Монтер сказал: «Мы благодарим советское командование за помощь», но подробного ответа не дал. Затем состоялась следующая встреча. Когда я шел на нее, адъютант Монтера капитан Кораб предупредил: «Вам дадут отрицательный ответ, но мой генерал просил вас передать вашим просьбу сбрасывать грузы». Действительно, Монтер мне сказал: «Наше командование от Советов помощи не ждет. Лондон нам окажет помощь…»
Какую помощь оказал Лондон и чем закончилось Варшавское восстание, хорошо известно. А капитан Колос, получив сведения о том, что готовится капитуляция, по приказу командования ушел к своим, переплыв Вислу с рацией и радисткой.
Трагическое Варшавское восстание обошлось полякам в 200 тыс. убитых, в том числе 16 тыс. бойцов-повстанцев; еще 17 тыс. попали в плен. Несколько сот тысяч человек покинули город, многие попали в концлагеря. Около половины городских зданий было уничтожено. При этом фашисты целенаправленно разрушали исторические здания, памятники культуры, архивы, библиотеки. Гитлер отдал приказ сровнять Варшаву с землей, и только наступление советских войск, завершившееся освобождением города 17 января 1944 г., остановило разрушение.

 

 

 

Румыния
Перед Второй мировой войной легальную резидентуру Разведуправления в Румынии возглавлял Григорий Михайлович Еремин («Ещенко»), работавший под прикрытием должности 3-го секретаря посольства СССР в Бухаресте. Его заместителем был Михаил Сергеевич Шаров («Корф»). На связи резидентуры находились ценные агенты, в том числе Курт Велкиш («АВС») и Марта Велкиш («ЛЦЛ»), служащие германского посольства в Румынии. В числе информаторов можно также назвать Бернардо Длугач-Кауфмана («Купец»), адвоката Сокора, журналиста Немеша, хирурга Самуила Шефера и др.
Вот несколько донесений, отправленных Г.М. Ереминым в Центр в последние месяцы перед нападением гитлеровской Германии на СССР:
«Сообщение «Ещенко» из Бухареста от 1–2.03.1941 г.
«АБЦ» в своем докладе о поездке в Берлин сообщает, что… много в Берлине говорили о предстоящем выступлении Германии против СССР. В русском отделе немецкого верховного командования интенсивно работают. Однако на ближайшее время немецкое продвижение на восток якобы исключается, и что слухи о немецких планах войны против СССР распространяются сознательно с целью создать неуверенность в Москве и заставить политику СССР и впредь служить для реализации немецких военных целей. Возможность выступления немецких войск, сконцентрированных в Румынии против СССР, в Берлине решительно исключают».
«Сообщение «Ещенко» из Бухареста от 13 марта 1941 г.
12 марта Купец вызвал Корфа на внеочередную встречу, на которой врач сообщил: «…11 марта ко мне явился неизвестный немец. Он имел мундир СС, знак «Обергруппенфюрер» и «кровавый орден». Его фамилию я не расслышал. Войдя, он приветствовал меня «Хайль Гитлер» и «Камрад». Я ответил ему тем же… В разговоре этот немец на мои вопросы: «Когда мы идем на Англию?» – заявил следующее: о марше на Англию нет и речи. Фюрер теперь не думает об этом. С Англией мы будем продолжать бороться авиацией и подводными лодками. Но мы сейчас имеем 10 миллионов парней, которые хотят драться и которые подыхают от скуки. Они жаждут иметь серьезного противника. Наша военная машина не может быть без дела. Более 100 дивизий сосредоточено у нас на восточной границе. Теперь план переменился. Мы идем на Украину и на Балтийский край. Мы забираем под свое влияние всю Европу. Большевикам не будет места и за Уралом, фюрер теперь решил ударить и освободить Европу от сегодняшних и завтрашних врагов. Мы не можем допустить в Европе новых порядков, не очистив Европу от врагов этого порядка. Наш поход на Россию будет военной прогулкой. Губернаторы по колонизации уже назначены в Одессу, Киев и другие города. Уже все зафиксировано. Я заметил немцу, мол, фюрер сказал нам, что мы друзья с СССР и что мы не будем иметь два фронта. На это он ответил: так было раньше, но теперь мы не имеем двух фронтов. Теперь положение изменилось. Англичан мы постепенно сломим авиацией, подводными лодками. Англия теперь уже не фронт. Между нами и русскими не может быть никакой дружбы. Что касается Болгарии, то там 150 тысяч солдат, этого пока хватит. С Турцией мы решим вопрос постепенно. Теперь главный враг – Россия…»
«Сообщение «Ещенко» из Бухареста от 15.03.1941 г.
14 марта Корф имел встречу с адвокатом Сокор, который сообщил:
1) Один немецкий майор, который живет на квартире друга Сокора, в беседе с этим другом заявил: «Мы полностью меняем наш план. Мы направляемся на восток, на СССР. Мы заберем у СССР хлеб, уголь, нефть. Тогда мы будем непобедимы и можем продолжать войну с Англией и Америкой».
2) Полковник Риошану, бывший товарищ министра, друг Антонеску, в личной беседе с Сокором заявил: «Главштаб румынской армии вместе с немцами занят сейчас разработкой плана войны с СССР. Что эту войну следует ожидать через три месяца».
3) Из ряда мнений Сокор делает следующий вывод: «Немцы опасаются выступления СССР в тот момент, когда они пойдут на Турцию. Желая предупредить опасность со стороны СССР, немцы хотят проявить инициативу и первыми нанести удар, захватив наиболее важные экономические районы СССР, и прежде всего Украину…»
«Сообщение «Ещенко» из Бухареста от 26.03.1941 г.
Немеш сообщает:
1. Мои приятели, бывшие офицеры, имеющие связи в румынском генеральном штабе, мне сообщили: «Румынский генеральный штаб имеет точные сведения о том, что готовится в Восточной Пруссии и на территории бывшей Польши 80 дивизий для наступления на Украину через 2–3 месяца. Немцы одновременно вступят и в Балтийские страны, где они надеются на восстание против СССР.
Румыны примут участие в этой войне вместе с немцами и получат Бессарабию».
2. В Молдавии военные части переброшены на строительство стратегических шоссе. Строительство этих дорог было начато немцами, но теперь их продолжают румыны из тех соображений, чтобы СССР не имел никаких претензий.
3. В Молдавии до реки Тротуш из всех местечек началась эвакуация военных организаций. Вывозятся склады, архив и т. д., при этом говорят, что через 2–3 месяца здесь будет начинаться операция на Украину».
«Сообщение «Ещенко» из Бухареста от 5.05.1941 г.
«АБЦ» сообщил:
…Становится все более очевидным, что немецкие войсковые соединения перевозятся с Балкан на театр румынского фронта. Один штабной офицер расположенного в Румынии восьмого немецкого авиационного корпуса, который несколько дней назад приехал из Берлина, заявил, что раньше для начала немецких военных акций против СССР предусматривалась дата 15 мая, но в связи с Югославией срок перенесен на середину июня. Этот офицер твердо уверен в предстоящем конфликте…»
3 июня 1941 г. в Бухарест на должность советника посольства прибыл военный разведчик Михаил Андреевич Кочетков, но до начала войны оставалось уже около трех недель.

 

 

 

Франция
Во Франции легальную резидентуру Разведуправления возглавлял военный атташе СССР при правительстве Виши генерал-майор Иван Алексеевич Суслопаров. Его помощником был Макар Митрофанович Волосюк («Рато»), официально занимавший должность помощника военно-воздушного атташе. Донесения нелегального резидента Разведуправления во Франции Л. Треппера («Отто»), которые он посылал в Центр через И.А. Суслопарова, достаточно хорошо известны. Но вот о сообщениях легальной резидентуры известно гораздо меньше, хотя они заслуживают внимания, как, например, такое:
«Сообщение «Рато» от 3.04.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
Сведения, полученные в результате поездки источников по стране, сводятся к следующему:
1. Франция в данное время разделена на три зоны: запретную, оккупированную и неоккупированную зоны.
2. После перегруппировки немецких войск в конце февраля и начале марта в оккупированной ими зоне остались 20–25 немецких дивизий.
3. Снятые с оккупированной зоны немецкие войска отправлены в основном на восток и частично в запретную зону, на восток направлена также авиация летом, а имущество авиабаз продолжает следовать по жел. дороге.
4. Из поступающих сведений видно, что на всем побережье оккупированной Франции проводятся мероприятия оборонительного характера, как то: установка береговой и зенитной артиллерии и большая концентрация войск.
5. Что касается запретной зоны, то из-за двух установленных границ, тщательно охраняемых немцами, пока проникнуть не могли, но известно, что в запретной зоне войск много, туда прибыли части из оккупированной зоны. Граница между оккупированной и запретной зонами проходит по линии: Абвиль, Амьен, Перон, Шони, по реке Сомме и далее по реке Эн, Ретель, Вузьер, Сэн Менец, Вар Ле Дюк, Шомон и далее на юг по демаркационной линии у города Доль.
6. Все жел. дор. транспорты из Франции получают назначение на жел. дор. станцию Сен-Кантен, главный передаточный пункт в запретной зоне жел. дор. линии Париж – Брюссель, где эшелоны получают дальнейшее назначение до конца.
7. Замечены на вооружении резервных немецких полков французские винтовки.
8. Все больше подтверждаются сведения о недостатках резины для колес и масла для моторов.
9. Места расположения частей, убывших в запретную зону и на восток, содержатся готовыми для размещения войск, видимо, в зависимости от событий на Балканах, возможно, ожидаются большие изменения в существующей группировке сил».
Как уже говорилось выше, территория Франции использовалась и для ведения разведки против других стран. Так, в ноябре 1936 г., после начала Гражданской войны в Испании, в Париж прибыл нелегал Разведупра И. Винаров, получивший задание создать ориентированную на Испанию агентурную сеть. Находясь в Париже, Винаров действовал под «крышей» торговой фирмы «Александр и Макс Баучер и Ко», владельцы которой давно сотрудничали с советской разведкой. Именно на парижский адрес этой фирмы приходили «торговые» телеграммы от агентурных групп резидентуры, работавших в Гибралтаре, Лиссабоне, Неаполе, Генуе, Киле, Гамбурге и других портовых городах Европы, в которых содержалась информация о поставках оружия войскам генерала Франко. В Центр собранная информация передавалась по радиосвязи. Первый передатчик, расположенный в Париже, вышел в эфир в ноябре 1936 г. Позднее, в связи с увеличением количества информации, Винаров увеличил число радиостанций до четырех: три из них находились в Париже и одна в Тулузе [16] .
Перед началом Второй мировой войны на территории Франции действовали две крупные нелегальные резидентуры Разведуправления РККА. Одной из них руководил Генри Робинсон («Гарри»), а второй – Вольдемар Озолс («Золя»).
Генри Робинсон, настоящее его имя – Арнольд Шнее, родился 6 мая 1897 г. в Брюсселе. Позднее он переехал во Францию, получил французское гражданство и в 1920 г. вступил в ФКП. Он изучал юриспруденцию в Цюрихском университете, свободно владел английским, немецким, итальянским, французским и русским языками. Он был женат на Кларе Шаббель, немецкой коммунистке и позднее агенте Разведупра, и имел от нее сына Лео. Но так как она постоянно жила в Берлине, то виделись они чрезвычайно редко. Его первые контакты с советской военной разведкой относятся к 1923–1924 гг. В результате за деятельность в Рурской области его заочно осудил французский суд на 10 лет тюремного заключения. А с 1930 г. его фамилия фигурирует в немецком «Бюллетене розысков».
В 1933 г. Робинсон по личному указанию начальника Разведупра Я. Берзина был завербован резидентом военной разведки в Германии О. Стигга и с этого времени официально числился в агентурной сети: сначала заместителем резидента, а потом нелегальным резидентом во Франции. В период с 1937 по 1939 г. ему удалось создать большую и хорошо законспирированную агентурную сеть, добывавшую исключительно важную информацию. Агенты Робинсона работали в Англии, Франции, Италии и других странах. Из них можно, например, назвать ученого Андре Лабарта («Жером»), Мориса Ойнис-Хенцлина (Робин), Эрнста Вайса (Жан), Ганса Лубчинского («Профессор»), Хайнца Кальмана [17] .
Здесь необходимо отметить, что Робинсон не всегда сообщал в Центр фамилии своих источников. Так, однажды из Москвы ему прислали сообщение, в котором говорилось: «Вы ни разу не написали нам, от кого получаете эти материалы. Неясность вокруг этого вопроса нас несколько беспокоит». Ответ Робинсона был категоричен: «В отношении источника… могу сообщить следующее: этот друг сделает безвозмездно все, что сможет, я знаю его в течение 20 лет и сообщу его имя только устно».
До начала Второй мировой войны резидентура Робинсона была ориентирована в основном на добывание военно-технической информации, которая носила, как правило, документальный характер. Вот только одно из заданий, полученное Робинсоном из Москвы:
«…Желательно было бы получить описание каждого из заводов в отдельности: его фото и планы, площадь пола отдельных цехов, описание оборудования и силовых установок, новое строительство, организация поточного производства, численность рабочих и число смен, месячная производительность (возможная и действительная), численный и персональный состав конструкторского бюро, связь с другими заводами, получение сырья, полуфабрикатов».
Выполняя задания, Робинсон посылал в Центр материалы о производстве новых орудий, магнитной торпеде, разрывных снарядах, кислородных приборах для летчиков, образцы брони новых французских танков и новых немецких противогазов и т. п. Кроме того, его информаторы достали доклад о частичной мобилизации в Англии в сентябре 1938 г., материалы о мероприятиях в области авиационных вооружений и подготовке английских вооруженных экспедиционных сил к переброске во Францию, документы о создании во Франции «министерства экономического ведения войны» из 500 офицеров, имеющих доступ к материалам разведки, и т. п.
После начала Второй мировой войны резидентура Робинсона была переориентирована на работу против Германии. Теперь его сообщения в Центр касались прежде всего переброски немецких войск и начавшейся в Германии подготовки к войне против СССР. Помимо этого, в его задачу входило информирование Москвы о том, в какой мере Германия использует французскую промышленность, людские и сырьевые ресурсы Франции. Вот только некоторые из сообщений, отправленных Робинсоном в Москву в этот период:
«11.11.1940 г. 4/5 моторизованных сил Германии переброшены в Польшу. На прошлой неделе 12 поездов инженерных войск проследовали с вокзала Ромилли в Германию. В течение двух дней все железнодорожное движение вдоль французского побережья Ла-Манша было приостановлено, доставлено 6 тысяч вагонов снаряжения. Источник: дирекция железнодорожной немецкой военной администрации и летчики».
«5.04.1941 г. По железным дорогам Франции на восток отправляется большое количество санитарных машин».
«17.04.1941 г. Ближайшие помощники Гитлера считают, что завоевание Украины – одна из задач готовящейся войны».
«27.04. 1941 г. 70-тонные танки заводов Рено перебрасываются в Катовице (Польша). С 21 по 23 апреля на восток отправлено 800 легких танков».
«7.05.1941 г. В Польшу отправлено 350 французских 12-тонных танков с заводов Гочкис».
«10.06.1941 г. Знакомый полковник имел беседу с одним из высших немецких офицеров, который заявил, что не позднее чем через два месяца часть территории СССР будет захвачена немцами… По мнению немцев, СССР превосходит их в численности личного состава и техники, но они считают своих солдат лучше подготовленными к войне, а генштаб более квалифицированным».
К началу Великой Отечественной войны резидентура Робинсона была полностью готова к работе в условиях военного времени. Ее агенты были хорошо законспирированы, а для связи с Москвой имелось два радиопередатчика.
Вольдемар (Владимир Антонович) Озолс родился 17 октября 1884 г. в Выдрее под Витебском в семье рабочего. В 1891 г. его семья переехала в Ригу, где он закончил городскую школу им. Империатрицы Екатерины II и в 1904 г. поступил в Виленскую пехотную школу. В это же время он вступает в Латвийскую социал-демократическую рабочую партию. В 1911 г. Озолс поступает в Николаевскую военную академию в Петербурге, которую заканчивает в мае 1914 г. с дипломом первой степени.
Во время Первой мировой войны Озолс участвовал в боях на Кавказском фронте, где проявил себя храбрым и инициативным офицером. В ноябре 1915 г. его переводят на Западный фронт и назначают начальником штаба 55-й дивизии, а в феврале 1916 г., после завершения формирования латышских частей – начальником штаба 2-й латышской стрелковой бригады.
После Февральской революции Озолса избирают председателем Исполнительного комитета съезда латышских стрелков (Исколастрел), и на этом посту он остается до августа 1917 г. Когда произошла Октябрьская революция, Озолс встал на сторону большевиков и в декабре 1918 г. был направлен в Латвию для организации там партизанского движения. Однако в скором времени его арестовали как «красного шпиона», посадили в лиепайскую тюрьму, а потом выслали из Латвии. Но уже летом 1919 г. он возвращается в Ригу и назначается начальником оперативного отдела генштаба латвийской армии.
В последующие годы Озолс играл видную роль в политической жизни Латвии, являясь одним из руководителей оппозиционного «Рабочего союза». По некоторым свидетельствам, именно тогда, в конце 1920 – начале 1930-х гг., он впервые вступил в контакт с представителем Разведупра РККА О. Стиггой. В мае 1934 г. после государственного переворота, совершенного К. Улманисом, Озолс был арестован, а 18 июня 1935 г. выслан из Латвии и обосновался в Литве.
В 1936 г., после начала Гражданской войны в Испании, республиканское правительство пригласило Озолса в испанскую армию. Там он в звании генерала работает в штабе интербригад. А после поражения республиканцев он выезжает во Францию. Здесь его застало известие о вхождении Латвии в состав СССР. Он немедленно обращается в советское посольство с просьбой о возвращении на родину, но военный атташе предлагает ему работать на благо родины в другом качестве. Так Озолс становится резидентом нелегальной резидентуры, получившей название «Золя».
Его предложения о составе резидентуры были рассмотрены и одобрены в Центре, и к 1941 г. он уже имел источники во Франции и Германии. В июне 1941 г. ему передали радиопередатчик для связи с Центром, но освоить его он не успел. После нападения Германии на СССР его связь с Москвой прервалась на долгие два года.
Как уже говорилось, в августе 1940 г. во Францию из Брюсселя приехал Треппер («Отто»). Обосновавшись в Париже, он принялся налаживать работу новой нелегальной резидентуры. Первым делом он взялся за организацию надежного прикрытия – коммерческой фирмы «Симэкско», основными акционерами стали Лео Гроссфогель, Альфред Корбен и Роберт Брейер. Вскоре «Симэкско» становится одним из поставщиков «Организации Тодта» во Франции, которая ведала выполнением всех строительных и фортификационных работ по заданиям вермахта. Благодаря этому обстоятельству у Треппера появилась возможность получать пропуска в Бельгию, Германию и оккупированную зону Франции, а главное – собирать важную информацию по военно-экономическим вопросам. К началу 1941 г. французская резидентура Треппера закончила организационный период, укрепила свое прикрытие и привлекла к работе ряд ценных источников. Из их числа можно отметить следующих агентов:
Гилель Кац (Андрэ Дюбуа, Рене) – польский еврей, знакомый с Треппером по Палестине. Его жена работала в резидентуре связной, а сам Кац вскоре стал одним из ближайших помощников Треппера;
Джени Лерой («Пфегерин») – француженка, руководитель группы Красного Креста в Париже, имевшая связи среди офицерского состава вермахта;
Люсьен Раппель («Директор») – директор крупного коммерческого банка, имевший широкие связи в деловых кругах.
Несколько позднее на связь Трепперу были переданы Василий Максимович («Профессор») и его сестра Анна («Врач»), завербованные легальным резидентом Разведупра генералом Иваном Алексеевичем Суслопаровым, официально занимавшим должность советского военного атташе при французском правительстве в Виши. Максимович, русский эмигрант, барон, являлся близким знакомым полковника Г. Куприана, возглавлявшего немецкое бюро труда. Немаловажно и то, что в Максимовича была влюблена секретарша Куприана Маргарет Хофман-Шольтц, имевшая доступ к важнейшей информации. Сестра Максимовича Анна работала врачом-психиатром в доме отдыха в Бийероне. С ее помощью была завербована Кете Фелькнер, работавшая секретаршей директора парижского отделения так называемой «Организации Заукель», занимавшейся перемещением рабочей силы в Германию.
Опираясь на прикрытие и используя завербованных информаторов, Треппер стал посылать через Суслопарова материалы, касающиеся численности и дислокации немецких войск во Франции. Весьма важным было сообщение Треппера, переданное в середине мая 1941 г. В нем говорилось, что немцы через Швецию и Норвегию перебросили в Финляндию около 500 тысяч солдат, а все высшие руководители «Организации Тодта» переведены в Польшу. В заключение сообщалось о перемещении немецких войск из Франции к границам СССР и называлась дата возможного нападения Германии – 20–25 мая 1941 г. Последнее сообщение о начале войны с точной датой немецкого вторжения Треппер передал через Суслопарова 21 июня 1941 г.
После нападения Германии на СССР все нелегальные резидентуры Разведупра активизировали свою работу. Но так как Суслопаров отбыл в Москву и официального советского представительства во Франции больше не существовало, то резидентуры Озолса и Треппера остались практически без связи. В этой ситуации Центр пошел на вынужденный шаг – приказал в июне 1941 г. К. Ефремову, резиденту бельгийской резидентуры «Паскаль», оказать помощь в налаживании связи с Москвой Трепперу и Гуревичу. К чему это привело, уже говорилось. Однако по непонятным причинам в сентябре 1941 г. Москва дала указание Трепперу установить связь и с Робинсоном. Это было еще одним ошибочным решением Центра. Отдавая указание Трепперу о сотрудничестве с К. Ефремовым и Г. Робинсоном, в Москве рассчитывали, что их контакт будет минимальным и ограничится лишь помощью Трепперу в организации радиосвязи с Центром. Но на деле получилось иначе. Треппер не только сохранил связь с Робинсоном, но и свел его с Кацем и Гроссфогелем и, более того, сообщил о нем Райхману. Кроме того, в августе 1941 г. он привлек к работе в качестве радистов супругов Герша и Миру Сокол (Руэско и Мадлен), завербованных в свое время генералом Суслопаровым, а позднее – Давида Ками («Деми»). Причиной этого стало непомерное тщеславие Треппера, желание играть гораздо более значительную роль, чем это было на самом деле, и, вполне возможно, стремление как-то приуменьшить свою вину за неудачу в Бельгии.
Последствия такого положения дел не заставили себя ждать. Первым ударом стал, как мы уже говорили, арест в Брюсселе 13 декабря 1941 г. радиста Гуревича М. Макарова, шифровальщицы С. Познански, содержательницы радиоквартиры Р. Арну и радиста-стажера парижской резидентуры Треппера Д. Ками.
Тем временем Гуревич закрепился в Марселе, где у него была надежная «крыша» – марсельский филиал бельгийской фирмы «Симэкско». Его усилия увенчались успехом, и вскоре он мог посылать через Треппера в Москву информацию, носящую военно-политический характер. Основными источниками Гуревича в Марселе были:
директор марсельского филиала «Симэкско» Жюль Жаспар и его окружение – влиятельные политические деятели, близкие к правительству Виши;
чех Эрлих, имевший большие связи и, возможно, работавший на английскую разведку;
жена брата М. Барча фрау Арманн, работавшая, по собственному признанию, на разведку правительства Виши и на разведку лондонского комитета де Голля.
При этом никто из них не подозревал, что уругвайский коммерсант В. Сьерра является сотрудником советской разведки.
Но ошибки, совершенные ранее, продолжали сказываться. Как мы уже писали, в ночь с 9 на 10 июня 1942 г. в Париже арестовали радистов Треппера супругов Сокол. 30 июня 1942 г. в Брюсселе во время передачи сообщений в Центр схватили радиста Ефремова Венцеля, 7 августа 1942 г. был арестован сам Ефремов, а с 20 августа начались аресты в Голландии, приведшие к разгрому голландской группы резидентуры «Паскаль».
Но главной целью зондеркоманды «Красная капелла» был арест А. Гуревича и Л. Треппера. К ноябрю 1942 г. гестапо уже располагало достаточными сведениями, чтобы приступить к ликвидации резидентуры Треппера во Франции. Зондеркоманде удалось расшифровать большую часть переписки между Центром и Кентом, а также получить при допросах арестованных ранее агентов необходимые сведения о французской агентурной сети. 9 ноября 1942 г. в Марселе были арестованы А. Гуревич, М. Барча и все сотрудники марсельского отделения «Симэкско». 18–20 ноября 1942 г. в Париже арестовали всех сотрудников парижского отделения компании.
Узнав об этом, Л. Треппер принимает решение отправить своего помощника Г. Каца в Тулузу, где тот должен ждать дальнейших указаний. Л. Гроссфогелю надлежало разорвать все свои связи, оставить квартиру и поддерживать контакты только с Треппером через связника Жиро. Сам Треппер собирался устроить ложные похороны Жана Жильбера, сообщить о его кончине через газеты и перейти на нелегальное положение. Но никто из них не успел выполнить эти решения. 24 ноября 1942 г. в Париже в зубоврачебном кабинете арестовали Л. Треппера, 30 ноября – Гроссфогеля (при его задержании были захвачены шифр и радиограмма из Центра), а 1 декабря – Каца. 21 декабря гестапо схватило Г. Робинсона, в конце декабря 1942 г. были арестованы Максимович и его сестра Анна, а в январе 1943 г. взяты все их агенты. Таким образом, французские резидентуры Треппера, Робинсона и Гуревича фактически были разгромлены. Всего же во Франции, Бельгии и Голландии арестовали более 100 человек, из которых около 70 принимали участие в работе на советскую разведку.
Ликвидируя подпольные группы в Бельгии, Голландии и Франции, руководство немецких спецслужб ставило перед собой несколько задач. Первая – арестовать всех советских агентов на территории Западной Европы. Вторая – посредством радиоигры дезинформировать советское командование относительно положения в Германии и оккупированных ею странах, а также снабжать его ложными данными о перемещениях немецких войск и их оперативных планах. Третья: вбить клин между СССР и его союзниками по антигитлеровской коалиции с целью заключения сепаратного мира. Последняя задача считалась наиболее важной. Начальник VI Управления РСХА В. Шелленберг объясняет это следующими причинами:
«По нашим сведениям, в это время, в августе 1942 г., Сталин был недоволен западными союзниками… Обстановка в 1942 г. характеризовалась борьбой за выигрыш времени. Англия была слишком слаба, чтобы действовать самостоятельно, и ждала прибытия стратегических материалов из Америки. Сталин ожидал не только поставок, но и эффективной помощи в виде открытия реального второго фронта. Пока западные союзники воздерживались от вторжения – все равно, по каким мотивам, – имелся весьма реальный шанс завязать переговоры о сепаратном мире. Германия в то время обладала настолько превосходящей мощью, что это обеспечивало ей выгодное положение для переговоров с обеими сторонами. Поэтому было важно установить контакт с Россией одновременно с началом переговоров с Западом. Все усиливающееся соперничество между союзными державами должно было укрепить наши позиции. Однако к реализации этого плана следовало приступать с величайшей осторожностью».
Для выполнения указанных задач руководство зондеркоманды «Красная капелла» использовало радиостанции Венцеля, Гуревича и Треппера. Из восьми радиопередатчиков, захваченных в течение 1941–1942 гг. в Бельгии, Голландии и Франции, в радиоигре было задействовано шесть. Руководил ею гауптштурмфюрер СС К. Гиринг, которого в июне 1943 г. сменил криминальный советник гестапо Хайнц Паннвиц. Гуревичу и Трепперу, находившимся в безвыходном положении, пришлось подыгрывать гестапо. Однако в июне 1943 г. Треппер, уже будучи арестованным, сообщил в Центр через своего связника с ФКП о том, что передатчики французских и бельгийских резидентур работают под контролем гестапо. Центр получил эту информацию по линии Коминтерна 7 июня 1943 г. Кстати, сообщения о провалах и работе радиопередатчиков под контролем немцев Центр получал и раньше. Еще 15 июля 1942 г. Ефремов известил его, что гестапо арестовало радиста его резидентуры И. Венцеля. 25 сентября 1942 г. Г. Робинсон передал в Центр, что немцами арестован Ефремов и радист-голландец. 1 ноября Треппер сообщил о провалах в Бельгии сотрудников резидентуры Ефремова, а 20 ноября подтвердил сведения об аресте 29 июня Венцеля, а 7 августа – Ефремова.
После получения известия Треппера Центр с июня 1943 г. начал вести радиоигру с немцами в своих интересах. Хотя методы, которые при этом использовались, нельзя назвать гуманными. Для того чтобы убедить гестапо в том, что оно владеет ситуацией, Центр 14 марта 1943 г. передал указание Трепперу установить через Гуревича связь с французской резидентурой В. Озолса («Золя»). Это решение Центра фактически подписывало Озолсу смертный приговор, и объяснить его довольно трудно. Вполне возможно, что после того, как Озолс в июне 1941 г. потерял контакты с Центром и все это время не выходил на связь, доверие к нему было потеряно.
Так или иначе, но гестапо уже в июле 1943 г. установило адрес В. Озолса, а 1 августа 1943 г. состоялась его встреча в парижском кафе «Дюпон» с Гуревичем, который находился под неусыпным контролем сотрудников гестапо. Во время встречи Озолс рассказал Гуревичу о своей деятельности за прошедший период, а тот, в свою очередь, дал ему указание активизировать работу агентов и установить контакты с французским Сопротивлением.
После встречи с Гуревичем Озолс приступил к выполнению его указаний и уже в декабре 1943 г. наладил связь с отставным капитаном французской армии Полем Лежандром. С конца 1940 г. он руководил подпольной группой французского Сопротивления «Митридат», действовавшей в районе Марселя. Лежандр согласился сотрудничать с Озолсом, считая, что они борются против общего врага. В январе 1944 г. Лежандр встретился с Гуревичем и передал ему полный список своих агентов в Марселе, что помогло гестапо взять под контроль сеть «Митридат» и использовать ее для получения информации о военных планах союзников.
Интересные воспоминания о группе Озолса – Лежандра оставил американский летчик Мозес Гатвуд, сбитый летом 1944 г. над Францией и нашедший убежище у членов организации Озолса. В конце 1944 г. он составил для Управления стратегических служб (УСС) США отчет, из которого следовало, что уже в июне 1944 г. группа В. Озолса полностью находилась под контролем гестапо. Естественно, возникает вопрос: почему гестапо не арестовало членов групп Озолса и Лежандра? Думается, что этого не случилось по нескольким причинам. Во-первых, к середине 1944 г. Гуревич завербовал начальника зондеркоманды во Франции Паннвица, и тот не был заинтересован в аресте людей Озолса и Лежандра. Во-вторых, во время одной из встреч с Озолсом Гуревич приказал ему перевести всех его людей на нелегальное положение. Благодаря этому все они благополучно дожили до победы [18] .
Но вскоре все ухищрения гестапо пошли прахом. 13 сентября 1943 г., воспользовавшись случаем, Л. Треппер совершает побег. Начавшаяся на него охота не приносит результата, и до самого освобождения Парижа войсками союзников в августе 1944 г. Треппер остается на свободе. Более того, с помощью боевика французского Сопротивления Алекса Лесового он пытался организовать захват парижской зондеркоманды «Красная капелла», но безуспешно.
Совершает побег из застенков гестапо и И. Венцель. 18 ноября 1943 г. он, оглушив охранника, бежит из радиоквартиры и до сентября 1944 г. прячется в Брюсселе. В октябре 1944 г. он явился к советскому уполномоченному по делам репатриации в Бельгии и, назвав себя, попросил связать его с представителями ГРУ. Сообщение о появлении Венцеля было передано в Москву, откуда поступило указание поместить его под предлогом написания отчета о проделанной работе в «карантин», что означало фактический арест. В январе 1945 г. Венцеля под конвоем офицеров военной контрразведки СМЕРШ перевезли в Париж, откуда с его согласия под видом репатрианта на самолете отправили в Москву. Он вылетел 5 января вместе с Треппером и нелегальным резидентом ГРУ в Швейцарии Ш. Радо.
Что касается Гуревича, то он оставался в плену до самого конца войны. Но и там он продолжает работу. В результате случилось невероятное – арестованный разведчик завербовал сотрудника контрразведки. Безусловно, для этого были объективные причины. Во-первых, приближающееся поражение Германии в войне. Во-вторых, Паннвиц, как бывший помощник начальника РСХА Г. Гейдриха в Чехословакии, запятнал свои руки кровью при уничтожении Лидице и расстреле английских парашютистов. Поэтому попадать в руки союзников ему явно не хотелось, и работа на советскую разведку стала для него спасительным выходом. Продолжительное время Паннвиц под видом радиоигры передавал в Москву интересующие ее сведения, а когда к Парижу начали подходить войска союзников, уехал в альпийскую деревушку, прихватив с собой парижский архив зондеркоманды «Красная капелла». Вместе с ним покинули Францию Гуревич, радист Паннвица Г. Стлука и его секретарша Э. Кемпа.
После окончания военных действий Гуревич прибыл в расположение французских частей, представился майором Красной Армии Виктором Соколовым, осуществляющим вместе с сопровождающими его людьми специальное задание в немецком тылу, и потребовал связать его с советской военной миссией в Париже. Его требование выполнили, и в июне 1945 г. он, Паннвиц, Стлука и Кемпа, захватив с собой архив, на советском самолете вылетели в Москву [19] .
Но далеко не все агенты, работавшие вместе с Л. Треппером и А. Гуревичем, дожили до Победы. Так, в 1944 г. был казнен Анри Робинсон, арестованный гестапо во многом по вине Треппера. Первые сведения о его судьбе после ареста в Центре получили в конце сентября 1944 г., когда неизвестный передал в советское представительство в Софии следующую записку:
«Французский товарищ Анри Робинсон «Гарри» был арестован гестапо в декабре 1942 г. в своем доме. Он был выдан лицом, которое получило его адрес в Москве. Его жена и сын были подвергнуты пыткам и заключены в тюрьму, а затем казнены. Сам «Гарри» был заключен в одиночку и впоследствии отвезен в Берлин, Гауптзихерхайтсат (РСХА), Принц-Альбрехтштрассе, где содержится в большом секрете в камере 15 в ожидании смертного приговора. Пишущий настоящие строки видел его последний раз 20 сентября 1943 г. в день выхода из соседней камеры 16 и обещал передать его сообщение… (Далее следует описание подробностей ареста и поведение отдельных лиц.)
…Все связи к французскому министерству и генштабу в безопасности, так как были известны только Га…
Отрубят голову или расстреляют, победа будет все равно наша. Ваш «Гарри».
Долгое время о дальнейшей судьбе Робинсона ничего не было известно. Ходили даже слухи, что он жив и продолжает работать на советскую разведку. И лишь много лет спустя точно установили, что он погиб в 1944 г.
Были также казнены Д. Ками, Л. Гроссфогель, Г. Кац и многие другие. Под страшными пытками погибли радисты супруги Герш и Мира Сокол. А жена А. Гуревича М. Барча до конца войны находилась в концлагере вместе с только что родившимся сыном.

 

 

 

Финляндия
Легальную резидентуру Разведуправления в Хельсинки возглавляли военный атташе полковник Иван Васильевич Смирнов («Оствальд») и майор Михаил Дмитриевич Ермолов («Бранд»). В их сообщениях достаточно полно раскрывалась картина подготовки Финляндии к войне.
«Сообщение «Оствальда» из Хельсинки от 15.06.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
Точно установлено: в период 5—15 июня в портах Вааза, Оулу, Кеми выгрузились не менее двух моторизованных дивизий, следующих железнодорожными эшелонами, темп 12–16, и походным порядком в районы Северной Финляндии. Выгрузка в портах и транспортировка с конечных районов выгрузки в Рованиеми продолжается.
Одновременно с этим проводится мобилизация резервистов финской армии, усилен полицейский режим населенных пунктов Финского и Западного заливов, объявлены запретные зоны.
Личным наблюдением установлено. Рованиеми и прилегающие районы: не менее 2000 транспортных, легковых и специальных машин, не менее 10 000 мотопехоты и спецчасти. Большое количество офицеров. Установлено: солдаты и офицеры с номерами 6, 17, 80».
«Сообщение «Бранда» из Хельсинки от 17.06.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
1. Проведение всеобщей мобилизации в Финляндии подтверждается. Повсюду отмечается большое количество резервистов, следующих по назначению. Мобилизация началась 10–11 июня. В Турку, в приходе Коски, Пернио и по деревням долины реки Вуокси проводится мобилизация. 12 июня в Таммисаари объявлено осадное положение, все приводится в боевую готовность.
2. В Хельсинки отмечены признаки эвакуации населения. 16 июня на станции Хельсинки отмечен эшелон с женщинами и детьми, готовый к отправке в Торнио.
3. В частях отпуска прекращены, находящимся в отпуске приказано немедленно явиться в часть».
В разведработе принимали участие также сотрудники аппарата военного атташе Иван Демьянович Бевз и Николай Каленикович Кулибаба.

 

 

 

Чехословакия
Летом 1934 г. между Чехословакией и СССР были установлены дипломатические отношения. Постепенно началась кооперация в разных областях военного дела обоих государств. В мае 1935 г. между Советским Союзом и Чехословакией был подписан договор о взаимной помощи. После первых встреч представителей разведывательных служб обоих государств начал свою деятельность разведывательный центр ВОНАПО (аббревиатура от Военного наблюдательного пункта), общий или смешанный, как для чехословацких, так и для советских работников разведки.
Работой Центра руководили майор К. Палечек из 2-го отделения Генерального штаба чехословацкого Министерства обороны и майор Кузнецов из Разведупра. Разместился ВОНАПО на вилле К. Палечека. ВОНАПО приобрел свою агентуру и внедрил своих резидентов на территорию Австрии и Германии. Но образование этой структуры не исключило встречи экспертов двух государств.
В том же 1936 г. гости из Чехословакии дважды (летом и в октябре) побывали в СССР. Помимо обсуждения текущих проблем, разведчики обменялись опытом дешифровки немецких кодов. В связи с этим гостям показали оборудованную по последнему слову техники станцию радиоперехвата в Ленинградской области. А в Москве, помимо руководства Разведупра, их принял маршал М. Тухачевский. Тогдашний начальник группы планирования и исследований 2-го отдела Ф. Гавел вспоминал впоследствии:
«Когда я изучал в Москве предоставленные нам разведывательные материалы, я был поражен обилием данных о немецкой армии и частях СС. Мы договорились, что советские разведчики будут присылать нам свои материалы по гитлеровской Германии, а мы в Праге займемся составлением итоговых документов и специальных разработок. Так началось непрерывное сотрудничество моей группы с Москвой».
В декабре 1936 г. в Праге вновь побывала делегация из Советского Союза во главе с заместителем начальника Разведупра комдивом А. Никоновым. Его сопровождали заместитель начальника 1-го отдела полковник А. Мазалов и капитан Н. Ляхтеров.
Участвовали чехословацкие военные и в некоторых операциях советской разведки. Так, например, когда началась Гражданская война в Испании, Прага помогала переправлять туда советских военнослужащих, которые ехали с фальшивыми документами. Но сотрудничество 2-го отдела и Разведупра было отнюдь не безоблачным. И одним из моментов, серьезно омрачавших взаимодействие, стали массовые репрессии в СССР и деятельность Коминтерна. Правда, несмотря на все сложности, взаимодействие спецслужб успешно продолжалось до 1945 г.
В начале весны 1940 г. по линии советской военной разведки на территорию Чехословакии было направлено несколько разведывательных групп. Они были укомплектованы военнослужащими чехословацкой военной группы.
Пять разведчиков – Селуцкий, Бобак, Гула, Выцпалек и Лонек – после успешного перехода советско-венгерской и словацко-протекторатной границы установили связь с советской военной разведкой в Праге. Затем им удалось создать мощную и эффективно работающую агентурную сеть, которая охватывала территорию Чехии и Моравии. Добытая с ее помощью информация через советское посольство в Праге передавалась в Москву. Сеть просуществовала до конца весны 1941 г., пока не была полностью ликвидирована немцами [20] .
В годы Великой Отечественной войны по линии советской военной разведки на территорию Чехословакии было заброшено несколько десятков разведчиков – бывших граждан этой страны. Об их боевой деятельности и судьбе почти ничего не известно.

В феврале 1945 г. в Чехословакии был высажен Венделин Рабличка, участник знаменитого Сещинского подполья на Брянщине. Но связь с Центром ему удалось наладить только в мае, во время восстания в Праге.

 

 

 

Югославия
Важное место в планах советской разведки в предвоенный период занимала Югославия, игравшая крупную роль в политической жизни Балканского региона. В конце 1940 г. легальную резидентуру в этой стране возглавил военный атташе СССР в Белграде генерал-майор Александр Георгиевич Самохин («Софокл»). Его заместителем по резидентуре был Виктор Захарович Лебедев («Блок»), официально занимавший пост советника советского полпредства в Югославии, помощником – полковник Михаил Степанович Маслов, ранее возглавлявший в Разведупре отделение связи и общий отдел. Секретарем военного атташе стал капитан Андрей Андреевич Васильев, перед тем работавший в Эстонии. Шофером военного атташе и сотрудником резидентуры был будущий Герой Советского Союза Петр Михайлович Коваленко. Агентом Софокла был сын югославского генерала, журналист, один из редакторов югославской газеты «Время» Миша Брашич, работавший на советскую разведку с 1932 по 1941 г., когда он был арестован гестапо. Через Софокла передавал информацию Драгутин Чолич. Также сотрудничал с резидентурой Владислав Рыбникарь, директор газеты «Политика». На его вилле проводились заседания Политбюро ЦК КПЮ.
«Сообщение «Софокла» из Белграда от 14.02.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
По данным югославского генштаба, Германия имеет сейчас 250 дивизий, из которых находятся: в Восточной Пруссии 15, Генерал-губернаторстве 70, протекторате 14, Румынии 20, Словакии 6, Венгрии 2, всего в восточном секторе 127 дивизий, при этом в Генерал-губернаторстве войска имеют крупную группировку: Варшава-Люблинская 16, Тарновская 18, Краковская (Бласковица) 14, Лодзинско-Познанская 22 дивизии. В Румынии войска сгруппированы: Молдавии 5, Добрудже Банате и Трансильвании 3, Валахии 8 дивизий. Остальные части немецкой армии группируются: Скандинавские страны 5, английский фронт (побережье Ла-Манша) 50, оккупационная армия (мюнхенская группа) 11, в Италии 5, и общий резерв – Центральная Германия 24 дивизии. Словацкая армия имеет 5 дивизий, около 100 000, венгерская 18 дивизий, около 300 000, румынская 28 дивизий, около 500 000. В Болгарии немецких единиц нет, есть инструктора в количестве 5000 чел. Состав дивизий в восточном секторе неизвестен, считается, что немцы всего имеют 30 моторизованных, 15 бронетанковых, а остальные пехотные. В Румынии зафиксированы 3 бронетанковые, 4 моторизованные и 13 пехотных дивизий. Нумерация дивизий и место высших штабов неизвестны».
«Сообщение «Софокла» из Белграда от 9.03.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
Рыбникарь сообщил сведения, исходящие от министра двора:
1. Германский генштаб отказался от атаки английских островов, ближайшей задачей поставлено – захват Украины и Баку, который должен осуществиться в апреле – мае текущего года, к этому сейчас подготавливаются Венгрия, Румыния и Болгария.
2. Через Берлин, Венгрию идет усиленная переброска войск в Румынию.
Важный доложил, что с 7.03 фактически власть в Югославии принадлежит генштабу, без него министерский совет ничего не предпринимает».
«Сообщение «Софокла» из Белграда от 4.04.1941 г.
Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии
Блок сегодня беседовал со Смеляничем, последний высказал большую тревогу, сообщив ему следующие сведения:
1. Немцы перебрасывают в Финляндию войска.
2. По сообщению военного атташе Югославии в Берлине, немцы перебрасывают из Австрии в Венгрию 10 пехотных и 3 бронетанковых дивизии в район Печуй-Сегедин, он же сообщает, что немцы готовятся в мае напасть на СССР, исходным пунктом для этого будет требование к СССР присоединения к тройному пакту и оказывать экономическое содействие.
3. Против СССР немцы имеют три группировки:
Кенигсбергская – генерал Рундштедт.
Краковская – генерал Бласковиц или Лист.
Варшавская – генерал Бек.
4. Румынские мониторы на Дунае имеют немецкие экипажи.
5. В Праге немцы изготовляют большое количество тракторов, предназначаемых для Украины».
Софокл отправлял в Москву сообщения до апреля 1941 г., т. е. до тех пор, пока Белград не был захвачен немцами. Дальнейшая судьба его сложилась печально. По возвращении из Югославии генерал Самохин работал в Разведупре Генштаба РККА, возглавлял 2-е управление ГРУ Красной Армии. В апреле 1942 г. он был назначен командующим 48-й армией, но из-за ошибки летчика попал в плен к немцам, где находился до конца войны. 26 мая 1945 г. доставлен сотрудниками «СМЕРШ» из Парижа в Москву вместе с другими генералами, находившимися в немецком плену. Содержался во Внутренней тюрьме на Лубянке, в Лефортовской и Сухановской тюрьмах. 25 марта 1952 г. был приговорен к 25 годам заключения. После смерти Сталина 28 июля 1953 г. приговор был отменен, но спустя два года Самохин умер.
На советскую военную разведку, так сказать, по совместительству работал и сотрудник Коминтерна Йосип Копинич («Вальдес», «Вокшин», «Глумчев», «Н.Н.», «Антун Кадич»). Родился он в 1911 г. В 1934 г. по решению ЦК Компартии Югославии был направлен в СССР на учебу, окончил Коммунистический университет нацменьшинств Запада и Ленинскую школу. В Москве он познакомился с Иосифом Броз Тито. С сентября 1936 г. воевал в Испании, откуда в 1938 г. вернулся в СССР. В Югославии Копинич появился лишь в 1940 г. – Исполком Коминтерна направил его в Загреб в качестве руководителя радиотелеграфного пункта связи Коминтерна с КПЮ и семью другими компартиями европейских стран. В работе Копиничу помогали его жена Стелла Копинич («Роза»), адвокат Владимир Велебит. Круглосуточная стабильная связь с Москвой была налажена уже в июне 1940 г. На пункте связи работали шифровальщик Павле Савич и радист В. Драгичевич. В начале 1942 г. Копинич помогает организовать и работу радиостанции Верховного штаба Народно-освободительной армии, с помощью которой с 9 февраля 1942 г. Тито поддерживал прямую связь с Москвой. Что касается центра радиосвязи Коминтерна, то он просуществовал до 1944 г. За годы Второй мировой войны через него было передано в СССР около 6 тыс. телеграмм.
После войны Копинич находился в Турции в качестве торгового атташе, выполняя в то же время и разведывательные функции, в том числе, как он утверждал, и в пользу СССР. В начале 1949 г. он вернулся в Югославию, работал в министерствах внешней торговли и транспорта, затем был генеральным директором судоверфи, других предприятий. В 1971 г. вышел на пенсию.
Руководителем балканского центра советской военной разведки в Югославии, расположенного в Загребе, в 1940–1942 гг. был Иван Сребреняк («Антон», «Доктор», «Иванчич»). Сребреняк, несмотря на то что кадровым сотрудником советской военной разведки стал только в 1932 г., имел богатый разведывательный опыт: работал в Маньчжурии, Бельгии, Франции и Испании, в 1936 г. возглавлял советский разведцентр в Париже. При этом он с 1932 по 1935 г. находился в распоряжении НКВД. По крайней мере, так указано в справке о нем, датированной 1942 г., подготовленной сотрудниками центрального аппарата Разведупра. Был награжден орденом Красного Знамени.
В 1939 г. он находился в Белграде, поддерживал связь с ЦК КПЮ. Его штаб-квартира в Югославии располагалась в Белграде, а после оккупации Югославии – в Загребе. Также было известно, что в 1940–1941 гг. он создал «значительную диверсионную сеть в ряде пунктов Югославии». Был арестован в феврале 1942 г. и в том же году расстрелян.
После ареста Сребреняка разведцентр с февраля 1942 г. возглавлял Иван Краячич («Стево», «Директор»), впоследствии Народный Герой Югославии. Он называл себя советским представителем, в чем отчасти соперничал с Копиничем. Краячич чрезвычайно успешно работал до освобождения Югославии от фашистских оккупантов. После войны он был министром внутренних дел Хорватии, до 1967 г. – председателем Сабора (Национального собрания) Хорватии.
Вместе с Сребреняком в разведцентре работал Матия Видакович («Роман»), хорват, 1907 г. рождения, участник Гражданской войны в Испании. В 1939 г. он прошел разведывательную подготовку в СССР и в 1940 г. направлен в Югославию. В июле 1941 г. от Тито пришло сообщение, что при испытании взрывчатки «Роман» был тяжело ранен и попал в руки гестапо.
Руководителем крупной разведгруппы в Белграде в 1940–1941 гг. был Мустафа Голубич («Исмет», «Кларич», «Костич», «Феликс», «Брегович», «Дубрович», «Ненадович») – младобосниец, участник покушения на австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда в 1914 г., активный деятель революционного движения в ряде стран Европы.
С 1923 г. один из резидентов ИНО в Вене. С 1923 по 1926 г., а также в конце 1926 – начале 1927 г. работал в нелегальном аппарате Компартии Югославии. В начале 1928 г. зачислен на службу в советскую военную разведку. Первая командировка – Берлин. С января 1930 г. – в Москве. В апреле 1930 г. перешел на работу в Орготдел Коминтерна инструктором по спецработе. За три года службы на новом месте (а он продолжал числиться в кадрах военной разведки) успел поработать в Греции, Германии и во Франции. Чем же он занимался? Так, в Германии вместе с Генри Робинсоном под руководством Бронислава Бортновского участвовал в операции по созданию разведывательно-диверсионных резидентур в ряде центрально– и восточноевропейских стран. Их планировалось активизировать в случае, если последние нападут на Советский Союз. С 1934 г. Голубич «вернулся» в военную разведку и в качестве нелегала несколько лет провел во Франции и США.
Арестован гестапо 7 июня 1941 г. в Белграде, а 26 июня, через три недели пыток, расстрелян.
Среди людей, работавших в тот период на советскую разведку, можно назвать Александра Ранковича, члена ЦК КПЮ и Верховного штаба Народно-освободительной армии Югославии, С. Стефановича и многих других.
Известно также о донесении Центра, в котором сообщалось о крупной резидентуре Разведупра в Сербии. Так, 15 января 1942 г. заместитель начальника Разведупра И.А. Большаков передавал:
«…Дирекция имеет организацию в Сербии с большими информационными возможностями. Она базируется на Белград и Чачак. Связь с ней прервана в октябре месяце 1941 г. Для восстановления организации и установления связи с ее руководителями необходима посылка человека от Вас, явки и адреса которому можно сообщить…»
В 1943–1944 гг. большой объем информации поступал в Центр от разведслужб Народно-освободительной армии Югославии и партизанских отрядов. Вместе с тем шла подготовка разведывательных кадров для НОАЮ в самой Югославии и в СССР. Обучение прошли десятки, если не сотни, ее разведчиков. В разведработе и подготовке кадров для союзной армии принимали участие сотрудники ГРУ, в том числе и находящиеся в составе Советской военной миссии во главе с Н.В. Корнеевым. Среди них: представитель СВМ в Главном штабе войск НОАЮ в Словении – Н.К. Патрахальцев, начальник штаба СВМ – И.Г. Старинов, старший помощник начальника СВМ и инструктор РО Верховного штаба НОАЮ – А.Н. Мельников, участник боевых действий в этой стране – В.А. Троян, помощник начальника СВМ по радиосвязи – Л.Н. Долгов и др.

 

 

 

Япония
Работа советской военной разведки в Японии связана с деятельностью, пожалуй, самого знаменитого за всю историю советской разведки резидента – Рихарда Зорге, «Рамзая». В 1932 г. он вернулся из Шанхая, откуда был отозван ввиду угрозы разоблачения. Жил в Москве, писал книгу о Китае, собирался жениться на Екатерине Максимовой, женщине, с которой повстречался еще до отъезда в Китай и которую любил. Но у Берзина на его счет были иные планы. Начальник Разведупра был очень внимателен к своим работникам, особенно нелегалам, но не знал жалости и компромиссов, когда дело касалось работы. Необходимость иметь действенную резидентуру в Японии Зорге объяснять не требовалось – он несколько лет уже проработал на зарубежном Дальнем Востоке и прекрасно понимал ее важность. Начальник Разведупра сам дал и позывные для группы Зорге. Оба слога слова «Рамзай» начинались с инициалов разведчика.
Зорге предстояла очень рискованная миссия. Япония разительно отличалась от Китая. Она располагала сильной контрразведкой, в стране царила атмосфера шпиономании. К тому же и в Германии, и в Шанхае репутация Зорге была небезупречной. В архивах спецслужб Третьего рейха содержалась информация о коммунистическом прошлом разведчика, его прежней деятельности в Германии по линии Коминтерна. Если бы речь шла о немецкой контрразведке, то коммунистическое прошлое можно было бы при необходимости списать на «грехи молодости». Но в Японии подобная информация неизбежно повлекла бы постоянную слежку, что полностью парализовало бы работу разведчика. Наконец, и в Шанхае Зорге совершал ошибки и мог быть взят на учет как сочувствующий коммунистам и в немецкой колонии, и в японской контрразведке. Он сам не раз напоминал Центру о «тяжелой опасности, грозящей ему из Шанхая». Как бы то ни было, но назначение состоялось, и разведчик дал согласие на эту опасную работу.
Должно быть, промахи Зорге в Шанхае были достаточно серьезны, и поэтому его куратором Разведупр назначил опытнейшего разведчика Льва Боровича («Алекса»). Борович хорошо знал Зорге еще по Германии 20-х гг., а в начале 1933 г., работая в Бюро международной информации, обсуждал с ним различные внешнеполитические проблемы в период подготовки разведчика к командировке в Токио. В своих «Тюремных записках» в главе «Посещение Москвы в 1933 г.» Зорге так писал об этом: «Радек из ЦК партии с согласия Берзина подключился к моей подготовке. При этом в ЦК я встретился с моим старым приятелем Алексом. Радек, Алекс и я в течение долгого времени обсуждали общие политические и экономические проблемы Японии и Восточной Азии… Ни Радек, ни Алекс не навязывали мне своих указаний, они только излагали свои соображения». В апреле 1936 г. Борович был назначен резидентом в Шанхай, где основной его задачей была связь с группой «Рамзай».
Борис Гудзь, работавший в Восточном отделе с 1936 по 1937 г., отмечал в своих воспоминаниях:
«Алекс был в курсе принципиальных установок в руководстве разведки по операции, обладал большим опытом в разведывательной работе и поэтому мог бы совместно с Зорге обсуждать те или иные неотложные проблемы и принимать те или иные решения. Он имел полномочия… корректировать работу Зорге в рамках поставленных перед ним задач. На него была возложена не просто живая связь как бы транзитного характера, но и роль ответственного руководителя, рекомендации которого имели силу указаний Центра».
В мае 1933 г. Зорге на несколько месяцев приехал в Германию. Ему удалось наладить отношения с редакцией газеты «Франкфуртер цайтунг», и хотя он не вошел в число штатных сотрудников, тем не менее получил право представлять этот респектабельный орган в Японии, а также обзавелся рекомендательным письмом редактора. За короткое время он получил право представлять еще и берлинские газеты «Теглихе рундшау» и «Берлинер берзен-курир», мюнхенский журнал «Цайтшрифт фюр геополитик», «Дойчер фольксвирт» и амстердамскую газету «Алхемеен ханделсблад». Но «Франкфуртер цайтунг» из всех была самой респектабельной. Основную часть ее читателей составляли бизнесмены и правительственные чиновники, а за ее спиной, и это было известно всем, стоял промышленный гигант «ИГ Фарбен» – колоссальный химический концерн. Все редакции газет, с которыми Зорге договорился о сотрудничестве, были обозначены на его визитной карточке – в то время в Японии была просто мания собирать визитки, и они имели огромное значение.
В 1933 г. в одном из берлинских кафе Зорге встретился с товарищем, направленным на работу в Шанхай. Это был назначенный на его место в Китае Яков Бронин. «Ему хорошо известны были исключительные трудности нелегальной работы в Японии, – вспоминал Бронин. – Он знал, что в те времена, например, японская контрразведка к любому иностранцу прикрепляла шпиков для постоянной слежки. Но эти трудности, видимо, только «возбуждали аппетит» Рихарда. Как о чем-то само собой разумеющемся он говорил о том, что подобные представления об «особых трудностях» весьма относительны, что в любой обстановке можно добиться успехов, если правильно сориентироваться и уметь использовать представляющуюся возможность. «Конечно, – добавил он с задумчивой улыбкой, – нужно немного и везения».
Пока что Зорге везло. Через Францию он добрался до США, благополучно избежав дотошных проверок на границе Третьего рейха. В Вашингтоне заручился рекомендательным письмом японского посла Кацуи Дебуси. Затем через Канаду на пароходе добрался до Иокогамы, куда прибыл 6 сентября 1933 г.
Нанеся необходимые визиты, в том числе и в посольство Германии, Зорге снял маленький домик в японском квартале и принялся за работу. Со стороны он казался действительно преданным своей работе журналистом и ученым-исследователем. Недели и месяцы проводил в поездках по стране, в библиотеках и за рабочим столом, изучая Японию. Дома у него время от времени проводились негласные обыски, в стены вмонтировались подслушивающие устройства, но тщетно – встречи разведчик назначал в многолюдных переполненных кафе, перед этим умело отрываясь от «хвостов». С точки зрения политической благонадежности все тоже было превосходно – 1 октября 1934 г. он еще раз доказал свою лояльность новому правительству Германии, вступив в НСДАП.
Почти сразу же после приезда Зорге познакомился с работавшим в Японии офицером рейхсвера полковником Ойгеном Оттом. Это был кадровый разведчик, начинавший свою службу в разведке под руководством самого полковника Николаи. Одно время был помощником генерала Курта фон Шлейхера, занимавшего до Гитлера пост рейхсканцлера Германии – при этом Отт работал и на Гитлера. После прихода нацистов к власти он был направлен в Токио в качестве военного атташе, а до того некоторое время служил офицером-посредником, занимаясь налаживанием сотрудничества между германской и японской армиями. Позднее, в 1938 г., он был назначен чрезвычайным и полномочным послом Третьего рейха.
Однако сведения Отта о Японии, получаемые им исключительно от военных, были несколько односторонними. Поэтому он был очень рад, когда в его окружении появился немецкий журналист доктор Зорге, который много ездил по стране, знал японский язык и прекрасно разбирался в обстановке. Фридрих Зибург, писатель и публицист, вспоминал: «Если… в мире происходило что-то особенное – будь то в Европе, в Японии или в зонах ее влияния, Отт обычно тут же вызывал Зорге… Зорге являлся не только очень близким личным другом посла: он представлял собой важнейший для Отта источник информации. Последний ранее даже командировал его за свой счет на Азиатский континент, где Зорге изучал развитие японской экспансии и анализировал шансы Японии в войне с Китаем».
Очаровал разведчик и супругу Отта Хельму, с которой, как оказалось, был знаком еще по Германии. Уезжая летом 1936 г. в отпуск в Германию, Отт даже предложил Зорге включить его в штат посольства в качестве «вольнонаемного сотрудника» – для работы в роли «помощника Отта по линии промышленно-экономического изучения страны». Но, опасаясь того, что по ходу официального согласования кандидатуры в Берлине наружу выйдет информация о его коммунистическом прошлом, Зорге отказался от столь заманчивого предложения, ссылаясь на занятость корреспондентской работой. Но, несмотря на отказ, сотрудничество с атташе, естественно, продолжалось. Безусловно, Зорге снабжал Отта информацией, но думается, что от него получал куда больше.
С доверием к «Рамзаю» относился и посол Дирксен, который, видимо, тоже пользовался его сведениями для своих докладов в Берлин.
Позже Отт скажет:
«Дело Зорге просто ошеломило меня. В течение всех этих лет я ни секунды в нем не сомневался… Как бы там ни было, я по сей день не могу понять, как у него хватало сил на эту игру».
Между тем не совсем понятно, почему, так широко пользуясь помощью Зорге и сделав его своим доверенным лицом, ни Дирксен, ни тем более профессиональный разведчик Отт не предприняли всесторонней проверки этого человека. Но, с другой стороны, это было не так уж и просто, учитывая, что хваленый немецкий порядок, как и многое другое, относится больше к области мифов. Шелленберг вспоминал, что, когда в 1940 г. поступил запрос о Зорге от главы Германского информационного бюро в Берлине фон Ритгена, была предпринята попытка устроить ему проверку. Проверка не дала ничего, выяснив, что – да, Зорге в свое время симпатизировал германской компартии и был связан с множеством людей, известных в качестве агентов Коминтерна, но в то же время он имел и множество других связей – с влиятельными немецкими националистами, крайне правыми. Поскольку он был журналистом, ничего удивительного в этом не нашли.
Комментируя высказывания Шелленберга, российский исследователь М.И. Сироткин пишет: «Указания на какие-то связи с немецкими националистами, крайними правыми и национал-социалистами вообще не соответствовали подлинным биографическим данным «Рамзая». Деятельность его в качестве инструктора Коминтерна в странах Скандинавии и в Англии (где он даже был слегка скомпрометирован), как видно, вообще не попала на учет гестапо. Не исключена возможность, что справочные данные на Зорге столь неопределенного, «запутанного» содержания были наскоро состряпаны чиновниками гестапо в ответ на запрос Шелленберга за отсутствием подлинных материалов, которые, возможно, еще не были вскрыты в обширных архивах догитлеровской полиции.
Единственный конкретный факт, который упоминает Шелленберг и который он оценивает как «подозрительный», – это связь Зорге с советником Чан Кайши Стиннесом – бывшим руководителем штурмовых отрядов, бежавшим из Германии в 1934 г.
Однако ссылка и на этот факт может вызвать лишь недоумение, так как, судя по всем материалам, которыми мы располагаем, «Рамзай» не имел никакой связи со Стиннесом. Если бы даже во время одной из поездок в Китай он и имел с ним случайную встречу, то это не имело никакого отношения к разведывательной деятельности «Рамзая».
Основную информацию Зорге получал через немецкое посольство. До конца 30-х гг. он даже имел возможность в больших количествах фотографировать документы, однако потом, с ужесточением режима, эта возможность была потеряна. Тем не менее он продолжал посылать ценную информацию, хотя из Центра иной раз и выражали недовольство тем, что точных фотокопий стало меньше. Например, Зорге сумел заблаговременно сообщить Центру точные данные о готовящемся нападении на Польшу, а затем и предупредить о нападении на СССР.
Число контактов этого человека было просто поразительным. Так, например, среди его знакомых одних американцев (далеко не главное направление работы) было 120 человек, не говоря уже о немцах или тем более японцах.
19 мая 1941 г. Зорге сообщил Центру об общем плане войны Германии против СССР, направлениях главных ударов и боевом составе первого эшелона вторжения. 15 июня сообщил точную дату начала войны. Огромное значение имели его донесения о внешнеполитических планах японского правительства летом 1941 г., когда решался вопрос, вступит ли Япония в войну против СССР или нет. А всего за несколько месяцев весны – лета 1941 г. он послал в Центр более 40 шифротелеграмм такой важности, что они были доложены Сталину, Молотову и Ворошилову, и еще более 20, переданных наркому обороны Тимошенко и начальнику Генштаба Жукову.
Постепенно Зорге сформировал в Японии разведгруппу. К 1941 г. в ее состав входило 40 человек: 32 японца, 4 немца, 2 югослава и 1 британский подданный. Сам Зорге поддерживал контакты лишь с девятью из них. Это были доктор Ходзуми Одзаки, Иотоку Мияги, Бранко Вукелич, Гюнтер Штайн, Бернхардт, Макс Кристиансен-Клаузен и жены его товарищей – Эмма Бернхардт, Анна Кристиансен-Клаузен и Эдит Вукелич.
Главным помощником Зорге был знакомый его еще по Китаю Ходзуми Одзаки («Отто»). В 1932 г. он возвратился из Шанхая в Японию и в 1933 г. жил в городе Осака, работал в иностранном отделе редакции газеты «Осака Асахи» и в институте социальных проблем «Охара». Вскоре он стал советником князя Коноэ, трижды занимавшего пост премьер-министра, затем работал в научно-исследовательском обществе Южно-Маньчжурской железной дороги – колоссальной экономической империи, через которую проходила важнейшая информация. Друзьями Одзаки были такие люди, как внешнеполитический советник кабинета министров Кинкадзу Сайондзи, секретарь канцелярии премьер-министра Томохико Усиба, другие чиновники, журналисты. Он держал связь с 17 агентами, не считая информаторов, которых использовал «втемную».
Иотоку Мияги («Джо») – по профессии художник, родился в Японии в 1903 г. С 1919 г. жил в США (в Калифорнии), где в 1925 г. окончил художественную школу в Сан-Диего. В 1926–1933 гг. в компании с другими японцами содержал ресторан в Лос-Анджелесе. В 1929 г. вступил в организацию коммунистического фронта – Общество пролетарского искусства, а в 1931 г. – в Компартию США. Вернувшись в Японию, Мияги активно включился в работу группы. Он анализировал для «Рамзая» специальный журнал «Гунзди то джитсу» («Военное дело и военная техника»), кроме него самого, в его группу входило 13 агентов.
Бранко Вукелич («Жиголо»), сербский дворянин и профессиональный революционер, родился в 1904 г. в Сербии. Окончил университет в Загребе, еще студентом вступил в компартию. В 1924 г. был арестован как член марксистского студенческого кружка. В 1926 г. он уехал во Францию, поступил на юридический факультет Парижского университета, в 1932 г. вступил во Французскую компартию. В марте 1932 г. завербован советской разведчицей «Ольгой» (псевдоним Лидии Сталь). В феврале 1933 г. по указанию Центра стал корреспондентом французского иллюстрированного журнала «Обозрение» («La Vue») и югославской газеты «Политика» и прибыл в Японию с женой Эдит и сыном.
Зорге он поначалу не очень понравился. В письме Центру от 7 января 1934 г. он дал Вукеличу следующую характеристику: «Жиголо», к сожалению, очень большая загвоздка. Он очень мягкий, слабосильный, интеллигентный, без какого-либо твердого стержня. Его единственное значение состоит в том, что мы его квартиру, которую мы ему достали, начинаем использовать как мастерскую. Так что он в будущем может быть для нас полезен лишь как хозяин резервной мастерской».
Однако время внесло свои коррективы. Вскоре Бранко познакомился со многими журналистами, с британским военным атташе и начал добывать важную информацию. Особенно ценными стали его связи с французским и британским посольствами после начала Второй мировой войны, когда все связи немецкого посольства и немецкой колонии с представителями этих стран были прерваны. Кроме того, Вукелич, прекрасный фотограф, переснимал секретные документы.
Радистами «Рамзая» были сначала немец Бруно Виндт («Бернгард»), бывший моряк, который впоследствии работал в Испании от Разведупра. После поездки Зорге в СССР в 1935 г. в Токио по его просьбе был направлен Макс Кристиансен-Клаузен («Фриц»), его старый товарищ еще по Шанхаю. В 1933 г. его вместе с женой Анной отозвали из Китая в Москву. Несколько месяцев он проработал инструктором в радиошколе Центра, затем был отчислен и отправлен на поселение в Республику немцев Поволжья, где работал механиком Краснокутской МТС. В отчете за 1946 г. он писал, что был в натянутых отношениях с неким сотрудником Центра Давыдовым. Официальная версия – его отчислили из состава Разведупра, так как он был женат на эмигрантке. Однако Зорге вспомнил о своем старом товарище и забрал его к себе в Токио.
Группа «Рамзая» была раскрыта в октябре 1941 г. К провалу привела цепь случайностей. Еще в ноябре 1939 г. тайная государственная полиция «Токко» арестовала некоего Ито Рицу, о котором было известно, что в студенческие годы он был членом коммунистической молодежной организации. После двух лет тюрьмы его выпустили, но за ним стали следить. Когда выяснилось, что он не порвал с компартией, его арестовали вторично, и под пытками он назвал несколько имен. Потянулась ниточка, которая в итоге привела к художнику Мияги. Спустя два дня после ареста во время допроса Мияги выбросился из окна, однако остался жив и тогда, сломленный, заговорил.
Он знал много, и вскоре арестовали Ходзуми Одзаки, который тоже начал говорить. Затем пришла очередь Зорге, Клаузена, Вукелича. Всего же по этому делу в руки полиции попало 35 человек. Следствие длилось долго: лишь в 1943 г. состоялся суд. Рихард Зорге и Ходзуми Одзаки были приговорены к смертной казни, Макс Кристиансен-Клаузен и Бранко Вукелич – к пожизненному заключению, остальные получили разные тюремные сроки, которые все закончились в одно время – осенью 1945 г. Смертные приговоры были приведены в исполнение осенью 1944 г. Бранко Вукелич и двое японцев погибли в тюрьме в 1945 г., остальные были освобождены после поражения Японии.
Об этом мало кто знает, но формально до сентября 1945 г. Москва и Токио соблюдали нейтралитет. Так, в апреле 1941 г. был подписан японо-советский пакт о ненападении. Несмотря на союзнические обязательства перед Германией, японское правительство хотело самостоятельно решить вопрос о вступлении в войну и о направлении главного удара – на север или на юг. Пакт давал Японии некоторые гарантии мира, при этом ни к чему не обязывая, ибо в обычаях японских милитаристов было начинать боевые действия без объявления войны.
Был разработан дальневосточный аналог плана «Барбаросса» – план «Кантокуэн» («Особые маневры квантунской армии»). Вскоре после начала германской агрессии против Советского Союза, 2 июля 1941 г., «императорское совещание» приняло «Программу национальной политики Империи в соответствии с изменением обстановки». В ней говорилось: «Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для нашей империи, мы, прибегнув к силе, разрешим северную проблему и обеспечим безопасность северных границ». (Уже 3 июля об этом совещании информировал Москву Рихард Зорге.)
Наступление на Владивосток, Хабаровск и Сахалин должно было начаться, как выяснилось уже после войны, 20 августа 1941 г. Однако того, на что рассчитывали японцы, не произошло – Сталин не снял войска с Дальнего Востока, чтобы направить их против Германии. Возможно, еще и поэтому на совещании 6 сентября было принято решение перенести нападение на СССР на весну 1942 г., хотя японцы и планировали в случае падения Москвы тут же оккупировать Дальний Восток и Сибирь. Но в конце концов они решили ударить в другом направлении и приняли решение о нападении на США.

Впрочем, позицию японского правительства и без всяких разведданных ощущали на себе советские граждане, жившие в Японии. После 22 июня обстановка в стране изменилась. Изменилось отношение к русским. Незадолго до рокового июня 1941 г. в Токио приехал в свою первую командировку в Японию полковник Михаил Иванович Иванов.
Много лет спустя он вспоминал:
«Еще вчера многие держались дружески, улыбались нам, оказывали услуги, приглашали нас и принимали наши приглашения. С началом войны их будто подменили. Проходя мимо зданий посольства и консульства, домов, где мы жили, служебных машин, простые японцы сквернословили, школьники, как по команде, отворачивали головы и дружно выкрикивали ругательства. Служанки самовольно оставляли наши квартиры, кроме тех, конечно, кто служил в полиции. Нам, советским дипломатам, отказали в выдаче разрешений на поездки к лечебным источникам вокруг Фудзиямы, в продаже железнодорожных билетов. Работникам советских консульств в Хакодате и Цуруге ограничили выход в город за продуктами питания… Третьего секретаря посольства М.Я. Шаповалова во время его поездки в Хакодате японские железнодорожники вытолкали из вагона и оставили ночью на перроне в городе Сендае…
Когда посол К. А. Сметанин через несколько дней после начала войны посетил японский МИД и просил Мацуоку осветить позицию правительства Японии в связи с началом германо-советской войны, министр, полулежа, ерничая и зубоскаля, заявил ему: «Япония будет действовать в новой обстановке, исходя только из своих национальных интересов».
Планы японского правительства менялись в зависимости от состояния дел на главном фронте Второй мировой войны. Впрочем, островная империя так и не решилась напасть на СССР. Но так называемая «необъявленная война» велась вовсю: японцы топили советские суда, задерживали советских граждан, занимались мелкими провокациями. Японское генконсульство во Владивостоке жило постоянно в ожидании войны и не забывало активно заниматься разведкой.
Однако решение было принято. Рихард Зорге передал, что Япония не собирается нападать на СССР, а выбрала объектом агрессии США. Вскоре последовало нападение на Пёрл-Харбор.
С Японией связана уникальная операция по сбору (в прямом смысле этого слова) образцов результатов применения ядерного оружия американцами. В августе 1945 г. США испытали атомную бомбу на людях – сбросили ее на два практически не представлявших никакого интереса с военной точки зрения японских города – Хиросиму и Нагасаки. Эффект от применения нового оружия превзошел все ожидания.
Разумеется, не только в США, но и в СССР были крайне заинтересованы в получении достоверных сведений о последствиях взрыва атомной бомбы. Уже 6 августа 1945 г. начальник Генштаба Советской Армии генерал армии А.И. Антонов поставил перед ГРУ задачу: добыть всевозможные пробы в районе взрыва. Выполнение приказа было поручено сотрудникам токийской резидентуры ГРУ Михаилу Иванову и Герману Сергееву, которые находились в Японии как работники генконсульства СССР. Они прибыли в Нагасаки через день после взрыва. Вот как описал свои впечатления от увиденного М. Иванов:
«Собирали, что требовалось, среди пепла, руин, обугленных трупов. Видели ли когда-нибудь отпечатанный миллионы лет назад на геологических отложениях папоротник? А вот когда от людей, еще сутки назад пребывавших в здравии, только след на камне… Страшно вспоминать, но мы взяли с собой наполовину обугленную голову с плечом и рукой».
Чемодан со страшным грузом был доставлен в советское посольство, а исполнители этого приказа заплатили за его выполнение дорогой ценой. Сергеев вскоре умер от лучевой болезни, а Иванову перелили в общей сложности 8 литров крови. При этом сами врачи удивлялись, как он остался жив.
В связи с атомной бомбардировкой японских городов бытует одна несколько необычная история, о которой впервые поведали московские журналисты С. Козырев и И. Морозов. По их мнению, американцы сбросили на Японию не две, а три атомные бомбы. Но одна не взорвалась и в конце концов была доставлена в СССР. При этом авторы ссылаются на письмо бывшего сотрудника ГРУ Петра Титаренко начальнику ГРУ П.И. Ивашутину, написанное в 1970-х гг. В нем Титаренко, в 1945 г. находившийся в качестве переводчика при штабе командующего Забайкальским фронтом Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского, писал, в частности, следующее:
«…А теперь приступаю к рассказу о том, ради чего, собственно, и пишу Вам.
Как только началось разоружение Квантунской армии, в Чаньчунь из Токио 23–24 августа 1945 г. прилетел представитель императорской ставки. Его представил генералу Ковалеву начальник разведотдела Квантунской армии полковник Асада, сказав, что он прибыл в Чаньчунь в целях наблюдения за ходом выполнения приказа императора о безоговорочной капитуляции. Это был богатырского и роста и телосложения молодой офицер в чине полковника. (Он очень мало был в Чаньчуне, и фамилии его я не помню.) Как впоследствии выяснилось, действительной целью его прибытия в Чаньчунь было не наблюдение за ходом выполнения приказа императора, а передача Советскому Союзу третьей, невзорвавшейся, атомной бомбы, сброшенной на город Нагасаки в августе 1945 г., и он в одной из бесед со мной предложил мне взять у него эту бомбу. Я хочу подробно рассказать Вам содержание нашей беседы во время сделанного им предложения.
Как только полковник Асада и представитель ставки покинули штаб, Ковалев дал мне указание – принимать представителя ставки вне очереди. Дело в том, что в эти дни в штаб потоком шли различные японские делегации, считавшие своим долгом представиться советскому командованию, а поэтому в штабе с 10 до 14 часов всегда было многолюдно, и именно в это время в течение нескольких дней штаб посещал представитель ставки. Он, видимо, рассчитывал на нормальную работу штаба, которая позволит ему беспрепятственно встретиться с Ковалевым и выполнить свое секретное задание, но в эти дни у Ковалева и у меня в приемной были люди, и тогда, видя, что срок передачи атомной бомбы истекает, так как на 28 августа была назначена высадка американских войск в Японию, он изменил время посещения штаба и пришел к нам 27 августа 1945 г., уже после официального приема, примерно часов в 15–16. В это время в штабе никого из посторонних не было: я сидел один в приемной. А напротив, в кабинете генерала Ямады, находились только генерал Ковалев и генерал-лейтенант Феденко из ставки маршала Василевского – он возглавлял общее руководство разведкой на Дальнем Востоке. Вдруг появился представитель ставки. Я доложил о его приходе Ковалеву, который сказал мне: «Мы сейчас пишем одно срочное донесение, принять его не можем. Попроси, чтобы он подождал минут 30». Когда я уже выходил из кабинета, Ковалев крикнул мне вслед: «Ты займи его там разговорами, чтобы он не скучал».
Поскольку в то время в памяти были свежи атомные бомбардировки городов Хиросима и Нагасаки, то у меня возникла мысль поинтересоваться, как у них в ставке оценивают это новое американское оружие и какую роль сыграли бомбардировки японских городов в деле капитуляции Японии, а потому, когда мы остались с полковником наедине, я и задал ему эти два вопроса.
Отвечая на мой первый вопрос, он сказал, что атомные бомбы действительно мощное оружие, тут ничего не скажешь, они обладают огромной разрушительной силой, он назвал число жертв и охарактеризовал масштабы разрушений. Что же касается причин нашей капитуляции, то основную роль в ней сыграли не атомные бомбардировки, а неожиданное и быстрое поражение Квантунской армии; это, сказал японец, лишило нас тыла и сделало дальнейшее сопротивление невозможным. Американцы, сбрасывая на нас бомбы, продолжал японец, не достигли той цели, какую они ставили перед собой: во-первых, это новое оружие пока еще является дорогостоящим даже для такой страны, как Америка, и во-вторых, нам хорошо известно, что в их распоряжении находится очень незначительное количество этих бомб – вот они сбросили на нас эти три бомбы и на этом полностью исчерпали все свои запасы. Я поправил его, сказав, что американцы сбросили на Японию две, а не три бомбы: одну на Хиросиму и другую на Нагасаки. «Нет, – ответил полковник, – они сбросили на нас три бомбы: одну на Хиросиму и две на Нагасаки, но одна у них не взорвалась». Это было неожиданным для меня, и я как-то сразу спросил его: «И что же вы сделали с этой бомбой?» – «А что мы можем с ней сделать при нынешнем нашем положении? Лежит она у нас, придут американцы, возьмут ее, и на этом все будет закончено». Затем, сделав небольшую паузу и внимательно посмотрев на меня, добавил: «Знаете, мы бы с большим удовольствием передали ее вам». Это было так неожиданно, что я не принял всерьез его слова и с нескрываемой усмешкой сказал: «Это интересно знать, почему Япония вдруг решила передать нам американскую атомную бомбу, да еще с большим удовольствием?» «Видите ли, в чем дело, – начал пояснять полковник, – наши острова будут оккупировать американские войска, и если Америка будет обладать монополией на атомное оружие, то мы пропали: она поставит нас на колени, закабалит, превратит в свою колонию, и мы никогда не сможем вновь подняться. А если атомная бомба будет и у них и у вас, то мы глубоко уверены, что в самом недалеком будущем мы вновь поднимемся и займем подобающее нам место среди великих держав».
Мне эти доводы показались убедительными, и я спросил его: «А как вы практически мыслите осуществить передачу нам атомной бомбы?» «Да это очень просто сделать, – ответил полковник, – пока у нас с Токио есть прямая связь, пойдемте с вами к аппарату, вы получите подтверждение о передаче вам атомной бомбы, затем сядем, ну, хотя бы с вами, в самолет, полетим в Токио, там вы получите атомную бомбу и привезете ее сюда».
Участие в этом деле Токио вызвало некоторые сомнения, и я спросил его: «И вы думаете, что Токио даст свое согласие на передачу нам атомной бомбы?» «Я по этому поводу не думаю, – ответил полковник, – я знаю, что Токио даст его: я гарантирую вам это. Связь с Токио я устраиваю не для себя, а для вас, чтобы вы были уверены в вашем полете».
Но мне как-то все еще не верилось, что Япония передаст нам атомную бомбу, и я, стремясь получить еще какие-то подтверждения, задал ему каверзный вопрос: «А как вы будете отчитываться перед американцами, что вы им скажете, куда делась третья, невзорвавшаяся бомба?» Но полковник махнул рукой и сказал: «Это вы не беспокойтесь, перед американцами мы отчитаемся, мы найдем, что им сказать». Я почувствовал, что говорить нам больше не о чем: бомба передается, обо всех деталях передачи мы договорились, осталось действовать – идти к прямому проводу, получить подтверждение и лететь в Японию за получением атомной бомбы.
Я поблагодарил полковника за сделанное им предложение и сказал, что о нашем разговоре доложу своему командованию. «Доложите, – ответил полковник, – только имейте в виду, что для передачи вам атомной бомбы в нашем распоряжении остались уже не дни, а часы. И если только вы решите взять у нас атомную бомбу, то нам надо действовать как можно быстрее, пока еще не высадились на наших островах американцы и мы еще являемся на них полными хозяевами». Я заверил его, что с докладом своему командованию не задержусь.
Вскоре Ковалев пригласил его к себе. Сначала, поскольку полковник торопил меня с докладом, я хотел тут же, при нем, сообщить о его предложении, но в последний момент решил, что надо дать возможность нашим генералам наедине обсудить этот вопрос. И как только он ушел, я сразу рассказал, что сейчас, во время разговора с полковником, мне удалось выяснить, что на Японию сброшено не две, а три атомные бомбы, но одна из них не взорвалась, и он предлагает нам взять у них эту бомбу.
Выслушав меня, генерал-лейтенант Феденко воскликнул: «Да этого не может быть, это невероятно, чтобы он предложил нам взять у них атомную бомбу! Не пошутил ли он?» Я ответил, что на шутку не похоже: он предлагает идти к прямому проводу и заверяет, что Токио подтвердит его предложение, и просит, если мы только решим взять у них атомную бомбу, действовать как можно быстрее, так как для передачи бомбы остались, по его словам, не дни, а часы, поэтому нам надо что-то срочно ему ответить: он ждет нашего ответа. После моих слов Феденко быстро встал и, направляясь к двери, повторил: «Это невероятно, это чудовищно, что Япония предлагает нам взять у нее атомную бомбу!» С этими словами он вышел из кабинета.
Дальнейшее мне неизвестно: у Феденко был свой переводчик, и он практическую сторону дела взял в свои руки. Но мне известно, что полковник сразу же после этого посещения штаба прекратил свои наблюдения за ходом выполнения приказа императора и исчез, причем так быстро, что даже не нанес Ковалеву прощального визита, который он должен был нанести …
…Рассказал Вам это потому, что, возможно, я остался единственным живым свидетелем тех сверхсекретных переговоров, а подробности этих переговоров Вам могут в Вашей работе как-то пригодиться».
Кроме письма Титаренко Ивашутину, авторы этой версии приводят две радиограммы, причем первая из них, направленная начальником штаба Квантунской армии генералом Хато, сохранилась и в японских архивах:
«Радиограмма № 1074
27 августа 1945 г.
Заместителю начальника Генштаба от начальника штаба Квантунской армии
Неразорвавшуюся атомную бомбу, доставленную из Нагасаки в Токио, прошу срочно передать на сохранение в советское посольство. Жду ответа».
Вторая радиограмма была послана заместителю наркома иностранных дел С. Лозовскому из советского посольства в Токио:
«Товарищу Лозовскому
Следуя достигнутой с японской стороной договоренности, направляем неразорвавшуюся атомную бомбу и материалы к ней в распоряжение советского правительства».
По прочтении этих документов может создаться впечатление, что таинственную неразорвавшуюся атомную бомбу Япония действительно передала Советскому Союзу. Однако И. Морозов, проведя дальнейшее расследование, был вынужден признать, что так называемой третьей бомбой оказался американский радиозонд. А тайная миссия члена императорской семьи Мия Такэда и майора Сигэхару Асаэда (это он разговаривал с Титаренко) заключалась в том, чтобы заставить командующего Квантунской армией генерала Ямада применить против советских войск бактериологическое оружие [21] .
Впрочем, эта история показывает, какие проблемы подчас возникали перед военными разведчиками в связи с задачами добывания материалов по атомной бомбе.
В легальном аппарате РУ-ГРУ в Японии работали военный атташе Иван Васильевич Гущенко, его помощники Александр Михайолвич Алексеев, Михаил Афанасьевич Сергеев и др.

 

 

Примечания
1
Герхард Кегель родился в 1907 г. в селе Пройсиш-Херби под Бреслау в семье железнодорожников. В 1926 г. сдал экзамен на аттестат зрелости, затем успешно закончил курсы при филиале Дрезденского банка и поступил в университет, где изучал государственно-правовые науки. Тогда же он начал работать в качестве репортера в бреслауских «Последних известиях». В 1930 г., будучи еще студентом, он вступил в немецкий комсомол, а в 1932 г. становится членом КПГ. После окончания университета Кегель зачисляется в штат «Последних известий», а в 1933 г. назначается заведующим экономическим отделом газеты. После прихода к власти Гитлера и начала преследования коммунистов Кегель уцелел благодаря отлично налаженной конспирации. Более того, в скором времени он становится корреспондентом в Варшаве. Там он встретился с Гернштадтом, которого знал как товарища по партии. Рудольф и привлек его к работе на Разведуправление, где Кегель с этого времени проходил под псевдонимом «ХВС». В мае 1934 г. Кегель вступает в НСДАП, после чего при помощи Гернштадта в начале 1935 г. становится сотрудником немецкого посольства в Варшаве.
2
После начала Второй мировой войны Гернштадт по решению ЦК КПГ был направлен в Москву и до 1943 г. работал в аппарате Разведупра и Коминтерна. Он являлся политическим руководителем групп парашютистов, состоящих из немецких эмигрантов, проживающих в СССР. В 1943 г. он участвовал в создании комитета «Свободная Германия», а после победы в 1945 г. вернулся в Берлин, где стал шефом-редактором газеты «Берлинер цайтунг», а с 1949 г. – газеты «Нойес Дойчланд». В июле 1950 г. он избирается членом ЦК и кандидатом в члены Политбюро ЦК СЕПГ. Но 26 июня 1953 г. вместе с В. Цайссером Гернштадт был исключен из Политбюро и ЦК партии, а 23 января 1954 г. – из СЕПГ. После этого он работал в отделении Центрального архива ГДР в Мерзебурге.
3
Вернувшись в июне 1941 г. из Москвы в Берлин и продолжив работу в МИДе, Кегель восстановил связь со Штебе и передавал ей разведывательную информацию вплоть до ее ареста. Так как Штебе не назвала его имени во время допросов, он остался вне подозрений и даже был награжден крестом «За военные заслуги» 2-го класса. В ноябре 1944 г. он был направлен на Восточный фронт, где при первой возможности перешел на советскую сторону.
После войны Кегель работал в МИДе ГДР, служил в бюро президента ГДР, возглавлял издательство «Берлинер ферлаг». Был награжден орденом Карла Маркса.
Умер Герхард Кегель 16 ноября 1989 г. в день своего 82-летия от разрыва сердца, увидев по телевизору, как толпа громит здание госбезопасности в Берлине.
4
Воспрянет род людской. – М., 1960. С. 480; Бирнат К.Г., Краусхаар Л. Организация Шульце – Бойзена – Харнака в антифашистской борьбе. – М., 1974. С. 139.
5
Бирнат К.Г., Краусхаар Л. Указ. соч. С. 109–110.
6
Нелегальная резидентура ИНО НКВД в Берлине, условно называемая «Красная капелла», на самом деле представляла собой несколько независимых друг от друга резидентур, объединенных по воле случая и обстоятельств. Общее число агентов, работавших в этой объединенной сети, превышало 60 человек.
Арвид Харнак (Корсиканец) родился 24 мая 1901 г. в городе Дармштадте в семье известных ученых. Учился в университетах Йены и Граца, в 1924 г. получил ученую степень доктора юриспруденции. В 1931 г. основал ассоциацию «АР-ПЛАН» для изучения советской экономики, а в 1932 г. посетил Москву.
В августе 1935 г. завербован ИНО НКВД, где проходил под псевдонимом Балт, а потом Корсиканец. Организовал в Германии агентурную сеть, в которую входили многие видные промышленники, чиновники и военные. Информация, поступавшая от него, носила исключительно важный характер. В декабре 1940 г. для работы на советскую разведку им был привлечен Х. Шульце-Бойзен.
Харро Шульце-Бойзен (Старшина) родился 2 сентября 1909 г. в Киле в аристократической семье потомственного военного. Он был сыном капитана ВМФ, внучатым племянником и крестником адмирала фон Тирпица, создателя военного флота Германии в Первую мировую войну. Он преподавал право в университетах Фрайбурга и Берлина, а в начале 1930-х гг. стал симпатизировать рабочему движению и даже издавал журнал «Противник».
После прихода к власти нацистов Х. Шульце-Бойзен был арестован, но вскоре выпущен на свободу по ходатайству Геринга – друга его семьи. Однако арест сделал его противником Гитлера, что, впрочем, он не афишировал. По рекомендации Геринга он окончил авиашколу в Варнемюнде и был зачислен в контрразведывательный отдел люфтваффе. В это же время он установил контакты с членами КПГ и сам организовал подпольную группу, задачей которой стала борьба против Гитлера. В его сеть в основном входили высокопоставленные военные. Материалы, передаваемые им в Москву, носили исключительно важный характер.
Адам Кукхоф (Старик) родился 30 августа 1887 г. в Аахене и был единственным сыном известного рейнского фабриката. Учился в университете Галле, изучал политэкономию, германистику и философию, в 1912 г. получил ученую степень доктора философии. Симпатизировал коммунистам.
После прихода к власти Гитлера возглавил антифашистский кружок, в состав которого входили представители творческой интеллигенции. В апреле 1941 г. был завербован сотрудником берлинской резидентуры ИНО НКВД А. Коротковым.
7
В справке от 27 октября 1945 г., составленной сотрудником контрразведки СМЕРШ генерал-лейтенантом Москаленко после допросов Л. Треппера, А. Гуревича и других нелегалов ГРУ, арестованных в Москве, и направленной начальником СМЕРШ генерал-полковником В. Абакумовым начальнику ГРУ генерал-лейтенанту Ф. Кузнецову, говорится:
«Гуревич… показал:
Когда «Отто» принял решение передать мне бельгийскую резидентуру и стал ее передавать в присутствии представителя ГРУ Большакова, я отказался ее принимать и указал, что «Отто» неправильно информирует ГРУ о работоспособности бельгийской организации, и попросил Большакова по прибытии его в Москву доложить начальнику ГРУ о действительном положении дел в Брюсселе. Я обрисовал Большакову полную картину бельгийской организации, которая должна была привести, по моему мнению, к провалу.
Кроме того, мною также было послано в ГРУ письмо, в котором я указывал, что принцип вербовки, допущенный «Отто» для нашей организации, является ошибочным, что не следует полностью вербовать наших работников за счет еврейской секции Коммунистической партии Бельгии, что наличие в нашей организации людей, которые по их личному положению должны уже нелегально проживать в стране, увеличит только возможность провала. Это я подтвердил и Большакову…». (Решин Л. Кто погубил «Красную капеллу»? // Совершенно секретно. 1996. № 1. С. 25.)
К этому следует добавить, что, когда Треппер передавал в присутствии Большакова резидентуру Гуревичу, последний сказал, что не достиг уровня резидента. На что Треппер заявил, что Гуревич достоин этой должности и прекрасно справится с новыми обязанностями. (Беседа Д. Прохорова с А.М. Гуревичем, 22 апреля 1997 г.)
8
Антон Винтеринк родился 5 ноября 1914 г. в городе Арнеме (Голландия). Принимал активное участие в рабочем и коммунистическом движении. Был лидером голландской организации «Красная помощь», являвшейся филиалом МОПРа. В 1938 г. был завербован И. Венцелем в качестве радиста.
9
Даниэль Гаулозе родился 28 апреля 1901 г. в Амстердаме. Начав работать плотником, он в 1925 г. вступил в Компартию Голландии, а в 1930 г. стал менеджером издательства «Pegasus», специализирующегося на издании коммунистической литературы. В 1936 г. он создает так называемую «Голландскую информационную группу», занимающуюся сбором информации и передачей ее в СССР. В 1937 г. Гаулозе посетил Москву, где получил разведывательную подготовку в Разведуправлении РККА. Вернувшись домой, он налаживает регулярную радиосвязь с Москвой. Его радистами были подготовленные в Москве члены Компартии Голландии Август Иоханнес ван Проозди и Жан де Лаар. Кроме того, радиопередатчики группы Гаулозе использовались и Компартией Голландии.
В 1939 г. Гаулозе вновь приехал в Москву, где получил инструкции на случай начала войны и запасной шифр. Вернувшись в Амстердам, он оказал значительную помощь Ефремову и Венцелю, обеспечивая их агентурой и связью с Москвой. В 1942 г. он использовался как связной для двух агентов-парашютистов, заброшенных в Голландию.
Первым был Ян Вильгельм Круйт, заброшенный 22 июня 1942 г. с помощью английской службы специальных операций. Гаулозе первое время укрывал его на конспиративной квартире, а потом предоставил радиопередатчик и радиста де Лаара. Вторым был Петр Кузнецов, заброшенный 30 ноября 1942 г. и получивший документы на имя Франца Кунха. Его послали для усиления группы Круйта. Они создали агентурную сеть в Голландии и Германии, успешно действовавшую до их ареста 28 июля 1943 г. Во время ареста Кузнецов успел покончить жизнь самоубийством.
Альфред Кнохель возглавлял группу немцев-эмигрантов в Голландии, созданную в 1940 г. Группа имела агентурную сеть в Германии, информация от которой доставлялась при помощи курьеров, а потом через радиопередатчики Гаулозе посылалась в Москву. В начале 1942 г. Кнохель при помощи ван Проозди попытался наладить радиосвязь с германской агентурой, но безуспешно. Вторая попытка ван Проозди наладить радиосвязь с Германией, куда он отправился как сотрудник фирмы Квастенберга в Берлине, закончилась его арестом в мае 1943 г.
По: The Rote Kapelle. The CIA’s History of Soviet Intelligence and Espio– nage. Networks in Western Europe. 1936–1945. Washington, 1979.
10
В уже упоминавшейся справке СМЕРШ от 27 октября 1945 г. по этому поводу говорится:
«Следует также указать, что ГРУ требовало беспрерывной и продолжительной работы радиостанций, что облегчало иностранным контрразведывательным органам пеленгацию и ликвидацию радиостанций».
11
Винаров И. Бойцы на тихия фронт. – София, 1969. С. 20–21.
12
Кочик В. Некоторые аспекты деятельности советской военной разведки в предвоенный период (1936–1941) // Военно-исторический архив. 2001 г. № 1 (16).
13
Кочик В. Разведчики и резиденты ГРУ. – М., 2004. С. 403–407.
14
Кочик В. Резидент – радист «Алюр» // «Звезда» вызывает Центр. – М., 2005. С. 105–114.
15
Демкин С. Альфред Муней – англичанин // Вокруг света. – 1990. № 9—11.
16
О работе резидентуры Винарова см.: Винаров И. Бойцы тихого фронта. – М., 1971. С. 299–336.
17
Андре Лабарт – ученый, до 1938 г. работал в Министерстве авиации Франции. Позднее он возглавлял несколько государственных научно-исследовательских лабораторий, а в июле 1940 г. одним из первых вступил в образованное в Лондоне генералом де Голлем общество «Свободная Франция».
Мориц Ойнис-Хенцлин родился 20 февраля 1893 г. во Франции. Функционер ЦК Компартии Швейцарии. Работал в качестве инженера в торговой фирме «Унипектин». Использовался как курьер между резидентурами Робинсона и Дюбендорфер. Позднее перебрался во Францию и организовал в Париже небольшое предприятие, деньгами которого пользовались члены западноевропейских компартий. Снабжал деньгами и Робинсона, по его поручению он снял в Париже роскошную квартиру, ставшую конспиративной. 12 апреля 1943 г. арестован гестапо, приговорен к смертной казни, но освобожден по ходатайству швейцарского правительства.
Эрнст Давид Вайс родился в 1902 г. в Бреслау, Германия. В 1927 г. окончил Бреслауский университет. Завербован Разведупром РККА в 1932 г. неким Демицем, с которым учился в университете. Работал в 1932 г. в Англии, в 1933–1935 гг. – в США, а в 1936 г. передан на связь Робинсону. Руководил группой агентов в Англии, в которую предположительно входили Х. Кальвин, Г. Лубчинский, В. Вернон, В. Мередит. В 1941 г. Вайс был подвергнут допросу сотрудниками МИ-5 и после этого прекратил контакты с советской разведкой.
Хайнц Эрвин Кальман родился 10 марта 1904 г. в Берлине. По профессии физик. С 1929 по 1934 г. жил в Берлине и работал инженером-исследователем в акционерном обществе Лоренца в Берлин-Темпельхолле. В марте 1934 г. переселился в Лондон, где вместе с Г. Лубчинским работал инженером в электро– и музыкальной индустрии. В 1939 г. переехал в США.
Ганс Герхард Лубчинский родился 30 августа 1904 г. в Берлине. Был членом Компартии Германии и работал в фирме «Телефункен». В 1934 г. уехал в Англию, где работал радиотехником.
По: The Rote Kapelle. The CIA’s History of Soviet Intelligence and Espionage. Networks in Western Europe. 1936–1945. Washington, 1979.
18
После освобождения Франции Озолс и Лежандр 7 ноября 1944 г. были арестованы французской контрразведкой (DST) по обвинению в шпионаже. Но уже в скором времени по требованию сотрудника советской военной миссии во Франции полковника Новикова они были освобождены. В. Озолс до 17 мая 1945 г. оставался в Париже и работал в советском торгпредстве, а потом вернулся в СССР.
Прибыв в Москву, он написал подробный отчет о своей работе во Франции и, что удивительно, в отличие от многих других вернувшихся в СССР нелегальных резидентов, не был арестован. Отказавшись от престижной должности преподавателя в Военной академии, Озолс в июле 1945 г. вернулся вместе с женой в Ригу. Там он долгое время работал доцентом в Латвийском государственном университете, где преподавал военную географию и геодезию. Умер В. Озолс 5 июня 1949 г. в Пиебалге.
См.: The Rote Kapelle. The CIA’s History of Soviet Intelligence and Espionage. Networks in Western Europe. 1936–1945. Washington, 1979.
19
По свидетельству Гуревича, почувствовав угрозу ареста, Треппер бросил свою жену и сына Эдгара на произвол судьбы и спрятался у своей любовницы Джорджии де Винтер. Поэтому отправкой семьи Треппера в СССР занимался Гуревич. (Беседа Д. Прохорова с А.М. Гуревичем 22 апреля 1997 г.)
20
Гебгард Я. Чехословацкое движение Сопротивления и советская разведка перед 22 июня 1941 года // Сб.: Россия в XX веке: Историки мира спорят. – М., 1994. С. 439–440.
21
Морозов И. Тайная миссия принца Такэды // Литературная газета. 1997. № 34. 20 авг.