Минеральные яды

Наряду с растительными ядами люди издревле применяли яды минеральные. Сначала это были природные соединения, содержащие токсические начала. А с развитием алхимии, а затем и химии стали появляться все более очищенные от примесей (а значит, и более мощные) ядовитые вещества, новые соединения, многокомпонентные смеси. Было разработано множество самых разнообразных рецептов, простых и сложных, но действующим началом продолжали оставаться мышьяк, сурьма, ртуть, медь, тяжелые металлы.
Особо нужно остановиться на мышьяке. Окись мышьяка, белый мышьяк (А52Оз) как нельзя более подходит для преступлений: при растворении в воде и обычных жидкостях он не дает окраски и запаха. Растворимость его мала, но достаточна для оказания вредного действия: 60 мг — смертельная доза, а симптомы отравления сходны с признаками заболевания холерой. При периодическом или длительном применении малых доз картина отравления может быть настолько разной, что в прошлом ее путали с различными
заболеваниями, вплоть до венерических. Это и не удивительно, так как мышьяк, кроме желудочно-кишечного тракта, поражает нервную систему, кровь и вызывает заболевания слизистых оболочек и кожи. В связи с тем, что отравление напоминает самые разные болезни, мышьяк как орудие  преступлений со временем почти вытеснил растительные яды древнего мира.
По-видимому, сведения о токсических свойствах сернистых соединений мышьяка (минералов) пришли в Древнюю Грецию с Востока. Возможно, что греки познакомились с ними во время походов Александра Македонского в Азию, где он, возможно, применялся для диверсий. Аристотель пишет: «Сандарак (древнее название минерала реальгара, А5454) убивает лошадей и скот. Его разводят водой и дают им выпить». Минерал аурипигмент (А$2$з) добывался в древности в Сирии. В римскую эпоху Плиний уже знал о возможности обжига природных сернистых соединений на углях и получении белой трехокиси мышьяка. Известно было, что это вещество вызывает боли в животе и понос.
Получение трехокиси мышьяка из минерала обходилось очень дорого, и врачи древнего мира применяли ее только как лекарство.
Мышьяк был известен еще галлам, он них его восприняли в Италии и во Франции, где он быстро вытеснил растительные яды, а затем мышьяк появляется во всех государствах и княжествах Западной Европы. В средние века свойства белого мышьяка были уже хорошо известны и характеризовались словами: «Если кто съест хотя бы горошину этого вещества или даже менее, — погибнет.
Способов лечения не существует». Хронисты, летописцы, историки и писатели оставили нам о событиях, связанных с приходом на сцену мышьяка как яда, богатейший материал, относящийся к периоду средних веков и новой истории.
Ведущее место в истории отравлений занимает Италия, сохранившая традиции древнего Рима.
В 1492 году на папский престол восходит испанец Родриго Борхи, в папстве принявший имя Александра VI. В Италии его назвали Борджа, и под этим именем Александр VI и его потомки вошли в историю. Разврат папского двора не поддается описанию. В блуде, кровосмешении, заговорах, убийствах,  отравлениях вместе с Александром VI принимали участие его сын Чезарс, впоследствии кардинал, и дочь Лукреция. Высокое положение Александра VI и преступления, творимые в его семье, нашли отражение в бесчисленных записях современников и последующих историков. Об отравлениях знатных лиц сообщают не только хронисты, но и преемник Александра VI на папском престоле папа Юлий II. Вот как об этом рассказывают старые хроники: «Как правило, использовался сосуд, содержимое которого в один прекрасный день могло отправить в вечность
неудобного барона, богатого служителя церкви, слишком разговорчивую куртизанку, излишне шутливого камердинера, вчера еще преданного убийцу, сегодня еще преданную возлюбленную. В темноте ночи Тибр принимал в свои волны бесчувственное тело жертвы «кантареллы»...»
«Кантареллой» в семье Борджа называли яд, рецепт которого Чезарс получил от своей матери Ваноцци Катанея, римской аристократки, любовницы отца. Яд содержал, по-видимому, мышьяк (самый частый ингредиент рецептов итальянской школы отравителей), соли меди и фосфор. Впоследствии миссионеры привезли из завоеванной в то время Южной Америки ядовитые местные растения, а папские алхимики готовили смеси столь ядовитые, что одна капля яда могла убить быка.
Предания гласят, что то ли Лукреция, то ли Александр VI владели ключом, рукоятка которого заканчивалась незаметным острием, «натираемым ядом».
Будучи приглашенным открыть этим ключом покои, где хранились произведения искусства, гость слегка оцарапывал кожу руки, и этого было достаточно для смертельного отравления. Лукреция имела иглу, внутри которой был канал с ядом. Этой иглой она могла в толпе погубить любого человека. Чезарс Борджа владел кольцом с незаметно открывающимся тайником, где хранился яд, который можно было внести в бокал вина. Описывают также кольцо гладкое с наружной стороны пальца, а с тыльной стороны имевшее приспособление из металла в виде львиных когтей. В них были проделаны желобки, через которые яд при рукопожатии попадал под кожу. Чезарс, скрытый под маской, в толпе, на празднике, на балу хватал руку человека, которого задумал убить, прижимал ее и незаметно сбрасывал кольцо.
Смерть Александра VI была вызвана случайностью. Он решил отравить неугодных ему кардиналов, но, зная, что они опасаются его трапез, попросил кардинала Адриона ди Карнето уступить на день его дворец для устройства пира. Предварительно он послал туда своего камердинера с отравленным вином и наказал подавать его тем, на кого он укажет. Но в силу роковой для Александра VI ошибки он осушил бокал этого вина, в то время, как Чезарс разбавил его водой. Папа скончался после четырех дней мучений, а двадцативосьмилетний Чезарс остался жив, но долго страдал от последствий отравления.
Во Франции благодаря ядам прославились королева Екатерина Медичи, маркиза де Бренвилье, жизнь которой описал Гофман в повести «Мадемуазель де Снюдери», и простая женщина Катерина Ла Вуазьен, сумевшая создать целое общество отравителей, услугами которого пользовалась добрая половина королевского двора.
Многие ядовитые соединения вышли из лабораторий алхимиков, где поиск философского камня шел рука об руку с отравлениями. В 1602 г. Сапожник и алхимик Винченцо Касциароло в горах Болоньи нашел камень, который был настолько тяжел, что Касциароло заподозрил в нем наличие золота. С тех пор тяжелый шпат (сернокислый барий) стал объектом химических операций и в 1774 году был выделен, наконец, чистый металл — барий. Сам сернокислый барий не ядовит, потому как в воде не растворяется. Сейчас его применяют в больших дозах как контрастную массу при рентгенологическом исследовании желудочно-кишечного тракта. Но растворимые соли бария: хлористый барий, азотнокислый барий, взрывчатая хлорновато-бариевая соль, уксуснокислый
барий — чрезвычайно токсичны. Углекислый барий сам по себе в воде не растворяется, но, принятый внутрь, под влиянием соляной кислоты желудка переходит в хлористый барий, который быстро всасывается и оказывает сильное отравляющее действие. Смертельная доза его составляет 2—4 грамма. Честь открытия токсичности соединений бария во многом принадлежит алхимикам.
Излюбленным металлом алхимиков была ртуть. Сама по себе металлическая ртуть не оказывает токсического действия, но пары ее чрезвычайно ядовиты — уже 2,5 г ртути при нагревании вызывают смерть. Большой ядовитостью отличаются также соли ртути, особенно сулема (НдСЬ). Особенно сильным токсическим действием обладают растворы сулемы, главным образом  спиртовые. Сулема, принятая внутрь в аморфном виде, дает более слабовыраженную картину отравления, так как обычно быстро выводится из желудка с рвотными массами. Более других органов при отравлении сулемой страдают почки — больной может погибнуть при нарастающих явлениях уремии на 5—14 день
отравления. В отдельных случаях смерть может наступить в первые сутки при явлениях сердечной недостаточности.
Любимым лекарством алхимиков была сурьма. Они мечтали получить из нее средство для лечения всех болезней, что не мешало, однако, использовать ее соединения в качестве яда. Смертельная доза тартрата сурьмы, так называемого «рвотного камня» составляет от половины до одного грамма. Благодаря своему сходству с мышьяком сурьма дает сходную с ним картину отравления: жжение во рту, глотке, желудке, слюнотечение, рвота, жажда, обильный липкий пот, падение температуры, коллапс.
Благодаря парализующему действию на периферические нервные окончания в сосудах, а также связыванию с гемоглобином крови в качестве яда  использовались нитриты натрия или калия. Внешне очень похожие на обычную поваренную соль, поданные к столу, они нередко делали привычку к «солененькому» роковой. Уже 0,5 грамма азотистокислого натрия вызывает у взрослого человека отравление, а для ребенка эта доза вообще смертельна.
С развитием судебной химии использование минеральных ядов стало опасным для отравителей благодаря тому, что, накапливаясь в организме в концентрациях в десятки раз превышающих физиологические, минеральные яды оставляют достаточно заметный след, который достаточно просто обнаружить современными средствами науки. Таким образом, утрачивалось главное преимущество ядов — скрытность.
Индейцы Южной Америки, проживавшие в районе рек Амазонки и Ориноко, издавна применяли для охоты и войны яд, называемый кураре, урари или воорари, которым они намазывали концы стрел. По внешнему виду это комочки серовато-бурого цвета или темная блестящая масса. Яд сохраняется разными племенами в специальных тыквенных фляжках, бамбуковых трубках или маленьких глиняных горшочках. Способ приготовления кураре держится туземцами в большом секрете и не только в каждом племени, но и в каждой семье может быть свой рецепт, часто известный только одному члену семьи. Яд получают длительным и трудоемким способом, соблюдая при этом ряд
церемоний, в основном из двух видов растений: одно из семейства лотапиевых
(51гусЬпо5 *охКега), а другое из семейства хондродендронов (СЬопс1готепс1гоп тоглеНтозигл). При поступлении кураре в кровь наступает паралич двигательных мышц и гибель от остановки дыхания. Индейцы знают дозу кураре, нужную для охоты или для войны. Если они хотят взять врага живым, то применяют дозу, которая вызывает временное обездвиживание.
Во время второй экспедиции в Южную Африку английский путешественник и миссионер Давид Ливингстон в 1859 г. был свидетелем тому, как аборигены свои стрелы и заграждения для охоты смазывали экстрактом из растения, которое они называли «комба». Спутник Ливингстона известный ботаник Джон Кирк отнес это растение к семейству строфантов. Влияние яда на сердце было обнаружено членами экспедиции неожиданно, при случ*Гь;ом загрязнении зубной щетки этим стрельным ядом. Только много лет спустя служащим английской фактории в Нигерии удалось достать яд для исследования. Было выявлено в 5тгорЬапти$ КотЬе, а затем и в других видах строфантов действующее начало — ядовитый гликозид, получивший название строфантина, в большой дозе останавливающий работу сердца в стадии системы (сокращения). Как и другие сердечные гликозиды, строфантин является чрезвычайно ценным лекарственным
средством при лечении сердечных заболеваний.
Ливингстон писал, что бушмены Африки, живущие в основном в пустыне Калахари, употребляют, кроме растительных, яды животного происхождения, как например, внутренности ядовитой гусеницы, по местному называемой снгуа». У бушменов нгуа считается ядом мести, так как раненый такой стрелой враг испытывает страшную боль и умирает в тяжелых мучениях.
Некоторые племена получают смеси растительных и животных ядов. Мощным ядом служит млечный сок растения из семейства молочайных, смешанный с ядом змей, черного паука или ядовитого жука. Стрельный яд пигмеев Центральной Африки, содержащий примесь красных муравьев, так силен, что одна стрела убивает слона. Известно, что многие яды бушменов хорошо сохраняются: немецкий токсиколог Луи Левин нашел, что яд,  пролежавший в Берлинском музее 90 лет, не потерял за это время своей активности.
По мере развития этических представлений у античных цивилизаций (греческой и римской) взгляды на поведение воина претерпели коренные изменения — отравленная стрела стала применяться исключительно на охоте.
Древняя цивилизация римлян не признавала тайного убийства врага во время боя. Писатели, философы и историки этой цивилизации осуждали использование ядов в бою, говоря о том, что человеческое достоинство и добродетель требуют честного боя, а не скрытого убийства отравленной стрелой.
Отравление воды или даже лишение врага воды рассматривалось греками как поступок недостойный. Когда македонский царь Филипп II (отец Александра Великого) хотел прибегнуть к этому, ему было указано, что «нельзя нарушать закон богов и нужно уважать клятвы старых граждан» (имелись в виду законы Солона IV в. до н. э.).
То, что греки, а затем и римляне считали признаком трусости и вероломства, было обычной практикой у «варварских» народов. Кельты, германцы, скифы и многие другие племена, с которыми воевали римляне, делали свои стрелы очень опасными благодаря ядовитым веществам, которые они применяли. При этом употреблялись разные растения, содержащие ядовитые алкалоиды, в зависимости от природных условий и знания их свойств, а также яды змей. Обычай использования ядовитых стрел для охоты на дикого зверя сохранился до средневековья. Так, например, известно, что в 1143 г. византийский император Иоанн II Комнен был случайно ранен на охоте отравленной стрелой и погиб.
Пигмеи-мбути в Центральной Африке до сих пор подстреливают птиц и обезьян отравленными стрелами.

Е. В. Наместников
Журнал «Боевые Искусства планеты»