Политический сыск. Часть 2. Главы из книги Александра Колпакиди и Александра Севера "Спецслужбы Российской Империи"

Глава 10
Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии
Децентрализованная структура обеспечения государственной безопасности, имевшая место при Александре I, себя не оправдала. Активно занятые собиранием различных сплетен и слухов, дублирующие друг друга органы политического сыска умудрились в значительной мере проглядеть крупномасштабный военный заговор офицеров-декабристов, вызревавший в недрах армии в течение девяти лет. Принципиальное его отличие от всех предыдущих военных заговоров заключалось в том, что целью его было не свержение очередного правителя и возведение на престол нового, а установление в России республики. Заговор декабристов угрожал уже не просто власти и жизни Николая I, а институту монархии в целом. Воспользовавшись неразберихой с присягой после смерти Александра I, декабристы начали вооруженный мятеж. Однако нерешительность их верхушки позволила вступившему на престол Николаю I собрать верные ему войска и разгромить восставших. Естественно, что после подавления мятежа началось следствие. По сравнению с петровским розыском о восставших стрельцах, оно велось в более мягких формах: к суду было привлечено 579 человек, из которых казнено было лишь пять руководителей.
Новому царю, правление которого началось с крупного военного мятежа, была очевидна необходимость создания действенного органа государственной безопасности взамен доказавших свою неэффективность старых структур. Для выполнения этой ответственной миссии требовался решительный и абсолютно надежный человек, и выбор Николая I пал на А.Х. Бенкендорфа. Тот еще в 1821 г. предупреждал Александра I о существовании заговора декабристов и предлагал проект организации единой системы «высшей» полиции в общероссийском масштабе. По невыясненным до конца причинам Александр I не придал значения этому и ряду других доносов о готовящемся мятеже. Во время восстания декабристов Бенкендорф командовал войсками на Васильевском острове и на деле доказывал преданность новому императору, а после разгрома восстания участвовал в работе Следственной комиссии. В январе 1826 г. он представил Николаю I проект организации политического сыска, который, в отличие от первого, оказался немедленно востребован властью. 12 апреля царь передал проект на рассмотрение близких ему генерал-адъютантов И.И. Дибича и П.А. Толстого. Предложенная в нем схема получила принципиальное одобрение и, после некоторых доработок, положена в основу устройства нового ведомства, организация и руководство которым были поручены инициатору проекта.
Но одно из предложений А.Х. Бенкендорфа Николай I отверг сразу же. В своем январском проекте Бенкендорф предлагал в качестве централизованного органа государственной безопасности использовать возрожденное Министерство полиции. Для царя, воспринимавшего себя как «отца народа» и испытывавшего после событий декабря 1825 г. потребность держать защищающее его власть ведомство, что называется, под рукой, подобный бюрократический подход оказался неприемлем. В одном из последних черновых вариантов проекта, явно отражавшем мнение Николая I, отмечалось: «...высшая полицейская власть в тесном, основном ее смысле должна проистекать от самого лица монарха и развиться по всем ветвям государственного управления. Посему и самый источник, в котором сосредоточиваются все сведения Высшей наблюдательной полиции, должен состоять при лице государя».
При реализации этой принципиальной установки происходит возврат к изначальной схеме еще царя Алексея Михайловича, совмещающей орган политического сыска с личной канцелярией царя. Последняя в 1826 г. реформируется, и интересующая нас структура органично включается в ее состав, получив официальное название Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии. Помимо кардинальной реорганизации политического сыска данное преобразование одновременно привело к существенному изменению властных полномочий в масштабах всей государственной структуры. Исследовавший этот вопрос И.В. Оржеховский так оценивает произошедшую перемену:
«Личная канцелярия царя, возникшая еще в 1812 г., с созданием 3 июля 1826 г. III отделения превратилась в орган верховной власти, концентрирующий в своих руках почти все стороны управления государством и, по существу, подменяющим ряд министерств. Как часть императорской канцелярии, III отделение, подчиняясь только Николаю I, стояло вне общей системы государственных учреждений, а в известной степени и над ними. Министры и главноуправляющие должны были выполнять все его указания по поводу беспорядков и злоупотреблений в их ведомствах, генерал-губернаторы и губернаторы по вопросам, входившим в сферу деятельности III отделения, доносили не министру внутренних дел, а непосредственно императору через главного начальника отделения».
Новый орган госбезопасности стал гораздо могущественнее своих предшественников и в этом отношении.
Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии под руководством А.Х. Бенкендорфа было образовано царским указом от 3 июля 1826 г. В качестве «нейтрального штаба по наблюдению за мнением общим и духом народным» этот орган официально наделялся весьма разнообразными функциями. По указу к их числу были отнесены:
«1) Все распоряжения и известия по всем случаям высшей полиции.
2) Сведения о числе существующих в государстве сект и расколов.
3) Известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и проч., коих розыскания и дальнейшее производство остаются в зависимости министров: финансов и внутренних дел.
4) Сведения подробные о всех лицах, под надзором полиции состоящих, равно и все по сему предмету расхождения.
5) Высылка и размещение людей, подозреваемых и вредных.
6) Заведывание наблюдательное и хозяйственное всех мест заключения, в коих заключаются государственные преступники.
7) Все постановления и распоряжения об иностранцах.
8) Ведомости обо всех без исключения происшествиях.
9) Статистические сведения, до полиции относящиеся».
Третье отделение разительно отличалось от учреждений политического сыска при Александре I по самому уже подходу к организации их деятельности. Прежняя децентрализация и дублирование ведомств заменялись жесткой централизацией. В проекте об устройстве «высшей полиции» А.Х. Бенкендорф недвусмысленно обозначил одно из важнейших условий ее эффективной деятельности:
«Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необходимо, чтобы она подчинялась строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника».
Исключительное значение Третьего отделения особенно возрастало за счет одной его важной функции, не упоминавшейся в официальном указе о его образовании. Оно обладало правом надзора и контроля за деятельностью всех государственных учреждений и местных органов, что было закреплено в секретных инструкциях по Корпусу жандармов. Третье отделение принципиально отличалось от своих предшественников чрезвычайно существенной чертой – из всех отечественных органов госбезопасности оно первым стало иметь под своим началом разветвленную территориальную сеть местных органов политического розыска в виде жандармских подразделений. Опираясь на них, оно смогло гораздо эффективнее выполнять стоящие перед ним задачи. На новом этапе развития повторялась принципиальная схема «интеллектуальный центр – вооруженные исполнители», появившаяся в зачаточной форме уже в деятельности Преображенского приказа. Сочетание деятельности небольшого гражданского органа, игравшего роль мозгового центра, со значительными по численности военизированными жандармскими подразделениями дало на первых порах ощутимые результаты.
Структура Третьего отделения была установлена на основе записки Бенкендорфа «О делении на четыре экспедиции» от 14 июля 1826 г., представленной царю. «Первая экспедиция в себе будет заключать, – писал глава госбезопасности, – все предметы высшей наблюдательной полиции... наблюдение за общим мнением и народным духом; направление лиц и средств к достижению этой цели; соображение всех поступающих в сем отношении сведений и донесений; составление общих и частных обозрений; сведения подробные о всех людях, под надзором полиции состоящих, равно и все по сему предмету распоряжения; высылка и размещение лиц подозрительных и вредных».
Первой экспедиции отводилось ведущее место в структуре создаваемого органа политического сыска. Ее задачи состояли в предупреждении «злоумышлений против особы государя императора»; обнаружении тайных обществ и заговоров; сборе информации о положении в империи и за границей, состоянии общественного мнения, настроениях в политических течениях в различных слоях населения, в тайном надзоре за государственными преступниками, «подозрительными лицами» и т.п. Помимо этого, к ведению первой экспедиции был отнесен общий контроль и наблюдение за деятельностью государственного аппарата, выявление злоупотреблений местных чиновников, беспорядков при дворянских выборах, рекрутских наборах и т.п.
На вторую экспедицию возлагался надзор за «направлением», «духом» и «действиями» всех существовавших в России религиозных сект и особенно раскольников. В нее же должны были поступать «известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам» и т.п., равно как и сведения об открытиях, изобретениях, усовершенствованиях, а также об учреждении и деятельности различных обществ в сфере науки, культуры, просвещения. В подчинение второй экспедиции перешли изъятые из ведения Министерства внутренних дел секретные политические тюрьмы – Алексеевский равелин Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, Шлиссельбургская крепость, Суздальский Спасо-Ефимьевский монастырь и Шварцгольмский арестный дом в Финляндии, «в коих заключаются государственные преступники». Помимо этого, в ее обязанности входило разбирательство жалоб, просьб и прошений по «тяжебным и семейным делам», поступавшим в Третье отделение на царское имя, она же ведала личным составом нового органа госбезопасности, вопросами определения, перемещения, награждения и увольнения чиновников отделения.
Третья экспедиция выполняла разведывательные и контрразведывательные функции. В этом качестве она надзирала за пропуском иностранцев через границу, осуществляла постоянный контроль за их пребыванием на территории Российской империи, вела негласное наблюдение за их поведением и образом жизни, высылала неблагонадежных иностранцев за пределы страны. Также ей подчинялись командированные за рубеж с секретными миссиями сотрудники и агенты Третьего отделения. Подробно об этом будет рассказано в главе, посвященной политической разведке.
Четвертая экспедиция должна была заниматься «всеми вообще происшествиями в государстве и составлением ведомостей по оным», т.е. сбором информации о пожарах, эпидемиях, грабежах, убийствах, крестьянских волнениях, злоупотреблениях помещиков властью над крепостными и т.п. Эту информацию предписывалось систематизировать и еженедельно обобщать в виде специальных сводных таблиц. Бенкендорф полагал, что экспедиции не должны были представлять собой некие обособленные, независимые друг от друга структурные звенья. Все имевшие важное значение (с точки зрения правительства) дела, независимо от их характера и принадлежности к сфере деятельности других экспедиций, в обязательном порядке подлежали рассмотрению в первой, самой главной экспедиции.
Таким образом, задачи, возлагавшиеся на вновь формируемое Третье отделение, были весьма широки и многогранны. Тем больше поражает то незначительное количество сотрудников этого центрального органа, которым предназначалось заниматься их решением. В той же записке Бенкендорфа, утвержденной Николаем I, приводится весь штат Третьего отделения по экспедициям:

Первая экспедиция
Экспедитор (начальник. — Прим. авт.) – титулярный советник П.Я. фон Фок
Старший помощник – титулярный советник A.M. Садовников
Младшие помощники:
коллежский секретарь– Н.Я. фон Фок губернский секретарь – Л. К. фон Гедерштерн

Вторая экспедиция
Экспедитор – титулярный советник В.И. Григорович
Старший помощник – титулярный советник Я.М. Смоляк
Младший помощник – титулярный советник С.Л. Леванда

Третья экспедиция
Экспедитор – титулярный советник барон Д. И. Дольет
Старший помощник – титулярный советник А.Г. Гольст
Младший помощник – титулярный советник А.А. Зеленцов

Четвертая экспедиция
Экспедитор – титулярный советник Н.Я. Лупицын
Старший помощник – титулярный советник Я.И. Никитин
Младший помощник – титулярный советник К.А. Зеленцов
Экзекутор – надворный советник К.Л. фон Гедерштерн
Журналист – губернский секретарь Я.П. Полозов
Помощник экзекутора и журналиста – губернский секретарь Ф.Ф. Элькинский.

Эти 16 чиновников руководили всем политическим сыском в Российской империи. Хотя численность Третьего отделения с течением времени росла, она всегда оставалась небольшой, ограничиваясь несколькими десятками человек даже в периоды высшего подъема революционного движения, и на момент его ликвидации в 1880 г. так и не перевалила за сотню.
Если в 1826 г. – в год образования Третьего отделения – в нем трудилось 16 человек, то в 1828 г. – 18, в 1841 г. – 27, в 1856 г. –31, в 1871 г. – 38, в 1878 г. – 52, в 1880 г. – 72 человека. При этом следует иметь в виду то обстоятельство, что возможность карьерного роста у сотрудников этого ведомства практически отсутствовала, а их жалованье достаточно долгое время было ниже, чем у чиновников других отделений императорской канцелярии. Так, в 1829 г. наивысший оклад чиновника Третьего отделения составлял 3 тысячи рублей ассигнациями в год, тогда как в других отделениях получали по 4,5–5 тысяч.
Третье отделение до 1838 г. размещалось в доме на углу набережной Мойки и Гороховой улицы, а затем переехало в дом № 16 на набережной Фонтанки у Цепного моста, на углу Пантелеймоновской улицы. Через это учреждение проходил гигантский объем документации. В первые годы его существования одних только жалоб о пересмотре решений местной администрации, суда, полиции, о служебных делах, о восстановлении прав, по поводу личных оскорблений, семейных дел и на правительственные учреждения поступало в год от 5 до 7 тысяч. Объем этот неуклонно рос, и только в одном 1869 г. Третье отделение представило царю 897 «всеподданнейших докладов», завело 2040 новых дел, получило 21 215 входящих бумаг и отправило 8839 исходящих – каждый день эта структура, по подсчетам исследователей, получала в среднем около 60 и отправляла более 24 документов.
Показательно и то, что с ростом численности сотрудников параллельно расширялась и без того громадная сфера деятельности Третьего отделения. После подавления восстания 1830–1831 гг. в Польше в Западной Европе появляется многочисленная польская политическая эмиграция. Для надзора за ее деятельностью создается заграничная агентурная сеть Третьего отделения, которая вскоре начинает следить и за обосновавшейся на Западе русской революционной эмиграцией. Систематические командировки чиновников государственной безопасности «как для изучения на месте положения дел, так и для приискания надежных агентов и организации правильного наблюдения в важнейших пунктах» начинаются с 1832 г. Объектами наиболее пристального интереса стали страны наибольшего сосредоточения революционной эмиграции – Франция и Швейцария. В феврале 1834 г. Россия заключает соглашение о взаимном сотрудничестве в сборе сведений о политических эмигрантах, о воздействии и гонениях на революционную печать с Австрией и Пруссией, также кровно заинтересованных в подавлении польского революционного движения.
Не ограничиваясь за границей слежкой за русско-польской эмиграцией, Третье отделение организует там пропагандистские кампании в поддержку русского самодержавия, а также собирает для Николая I сведения о внутриполитическом положении в европейских государствах, направлении и деятельности различных политических партий, об отношении иностранных правительств к России и т.п. Таким образом, оно частично выполняет функции внешней разведки. С течением времени эта сторона его деятельности постепенно развивается.
Огромное воздействие на умонастроения общества ХIХ в. оказывала передовая русская литература. Надзор за ней также начинает осуществлять Третье отделение, хотя первоначально эта сфера деятельности не входила в пределы его компетенции. Сразу после создания этого учреждения в 1826 г. Николай I поручает ему надзор за А.С. Пушкиным, и в том же году под надзором и следствием оказывается А.С. Грибоедов. С начала 30-х гг. и до своей смерти в поле зрения Третьего отделения попадает А.И. Герцен, с 1837 г.– М.Ю. Лермонтов, обративший на себя внимание стихотворением «На смерть поэта». С 1828 г. Третье отделение получает право на присылку ему из типографий по одному экземпляру всех издаваемых в России газет, журналов, разного рода альманахов, а также подчиняет себе цензуру всех драматических сочинений, предназначаемых для театральных постановок. Например, только за сентябрь 1842 г. им было рассмотрено 57 театральных пьес. Добившись фактически руководящей роли в области цензуры, Третье отделение стремилось закрепить ее за cобой и формально. Осенью 1842 г. А.Х. Бенкендорф, ссылаясь на резкий рост числа театров в стране, испросил у царя согласие на образование в подведомственном ему отделении Пятой экспедиции в составе цензора, его помощника и младшего чиновника. Императорский указ об этом последовал 23 октября 1842 г. Новой экспедиции была поручена цензура за драматическими сочинениями, предназначенными к театральной постановке на русском, немецком, французском, итальянском и польском языках и надзор за всеми выходящими в России периодическими изданиями. В обязанность чиновников входило сообщать «о статьях безнравственных, неприличных по обстоятельствам или по содержанию личностей и требующих почему-либо замечания, сообщать министру народного просвещения или тому главному начальству, от которого принятие надлежащих мер зависит».
Ведущими направлениями деятельности Третьего отделения в николаевскую эпоху были разветвленный и всепроникающий политический сыск и общий контроль за государственным аппаратом империи. Исследователи достаточно высоко оценивают эффективность данного ведомства на первом поприще в это время:
«Третье отделение было призвано подавлять в стране дух свободолюбия, который годом ранее проявился в потерпевшем неудачу восстании декабристов. Причем тайная полиция настолько преуспела в своей борьбе со свободомыслием, что Россию миновала волна революций, потрясших крупнейшие страны Западной Европы в начале 1830-х и в 1848 г.».
Однако приспособленное к борьбе с небольшими противоправительственными организациями и крестьянскими бунтами, это ведомство оказалось не в состоянии справиться с широкомасштабным революционным движением 60–70-х гг. XIX в., начавшемся после либеральных реформ Александра II. Разгромить тщательно законспирированную организацию революционеров, избравших путь индивидуального террора, Третьему отделению оказалось не по силам. В своей деятельности оно претерпевает внутреннюю реорганизацию, выразившуюся в перераспределении функций между его структурными подразделениями.
К ведению Первой экспедиции были отнесены дела, связанные с оскорблением особы императора и членов августейшей фамилии, равно как и следствие по государственным преступлениям, т.е. важнейшие для власти процессы.
Вторая экспедиция заведует штатом Третьего отделения и продолжает собирать сведения о религиозных сектах, изобретениях, усовершенствованиях, культурно-просветительных, экономических и страховых обществах, рассматривает дела, связанные с фальшивомонетничеством, и разбирает различные жалобы и прошения о пособиях.
Третья экспедиция утрачивает свою функцию контрразведки и начинает руководить карательными мерами по борьбе с массовым крестьянским движением, общественными и революционными организациями, наблюдением за общественным мнением. В этом качестве она отдавала распоряжения о высылке неблагонадежных элементов под надзор полиции, ссылке на поселение и заключении в крепость.
Четвертая экспедиция, существовавшая до 1872 г., продолжала собирать сведения о пожарах, грабежах и убийствах, сведения о «видах на продовольствие жителей», о состоянии различных отраслей торговли, руководила борьбой с контрабандой, злоупотреблениями властей и т. п.
Пятая экспедиция была упразднена в 1865 г., подведомственное ей руководство цензурой было передано в Главное управление по делам печати Министерства внутренних дел. Вместе с тем в составе Третьего отделения была создана специальная Газетная часть, которая не только анализировала содержание периодической прессы, но и вела активную антиреволюционную пропаганду в печати.
В связи с тем что после судебной реформы 1864 г. существенно возросло количество политических процессов, в 1871 г. при главном начальнике Третьего отделения была учреждена Юрисконсультская часть, преобразованная впоследствии в Судебный отдел МВД.
Подъем революционно-демократического движения в России в царствование Александра II привел к резкому расширению масштабов слежки. Современный исследователь пишет:
«Круг лиц, за которыми Третье отделение вело наблюдение, был очень велик и не поддается даже приблизительному подсчету. Студенты и профессора, литераторы и учителя, крестьяне и рабочие, мелкие чиновники и министры, губернаторы и высшие сановники – все, кто смел думать «не по шаблону Третьего отделения», находились под его надзором и наблюдением. Даже члены императорской фамилии – великие князья и сам наследник престола – не избежали внимания со стороны этого учреждения. Родной брат императора великий князь Константин Николаевич предупреждал своего адъютанта: «Будь, пожалуйста, осторожен: мы живем в Венеции – у стен, у каждого стула и стола уши, везде предатели и доносчики!» В делопроизводстве Третьего отделения сохранилось множество агентурных донесений о том, как проводили время наследник и другие члены царской семьи. Длительное время состоял под наблюдением военный министр Д.А. Милютин, курьер которого, как выяснилось впоследствии, был «по совместительству» тайным агентом Третьего отделения. По словам государственного секретаря Е.А. Перетца, шеф жандармов постоянно докладывал государю «о частной жизни министров и других высокопоставленных лиц». Как отмечали современники, эта сторона деятельности Третьего отделения была доведена «до совершенства».
Помимо секретных агентов, осуществлявших так называемое «внутреннее наблюдение», в распоряжении Третьего отделения имелись агенты «наружного наблюдения», получившие впоследствии название филеров. Число первых так и осталось неизвестным, однако один только член организации «Народная воля» Н.В. Клеточников сумел за 1879–1881 гг. выявить 385 таких агентов. Содержание этой многочисленной, но в массе своей малоэффективной агентуры довольно дорого обходилось казне. Так, из выделенных Третьему отделению в 1877 г. 307 454 рублей затраты на личный состав равнялись 30,5% (93 648 рублей); 8,7% (26 929 рублей) расходовалось на различные хозяйственные нужды, в том числе и на питание политических заключенных; львиная доля бюджета шла на борьбу с революционным движением и содержание внутренней и внешней агентуры – 60,8% всех средств (186 877 рублей).
Отслеживая практически все важнейшие стороны жизни государства и общества, Третье отделение было завалено информацией, частью совершенно ненужной, и при малочисленном штате служащих проблема сохранения документов, в том числе особой секретности, всегда была из острейших. Бумажный поток рос как снежный ком. В первый год работы Третьего отделения в одной только первой экспедиции было заведено 120 новых дел, зарегистрировано 198 входящих бумаг и 170 исходящих. В 1848 г. эти показатели соответственно составили 564, 4524 и 2818. Еще через два года в архиве Третьего отделения скопилось уже около 30 тысяч дел, число которых продолжало неудержимо увеличиваться – в одном только 1869 г. было заведено 2040 новых дел.
Длительное время архивом заведовал только один человек; условия хранения секретной документации оставляли желать много лучшего. Так, в январе 1849 г. из архива Третьего отделения пропало сразу 18 докладов его шефа с собственноручными резолюциями императора. Вырезки из них вместе с анонимной запиской были потом присланы по почте Николаю I. Служебное расследование установило, что повинен в этом был губернский секретарь А.П. Петров, сверхштатный сотрудник Третьего отделения, с корыстной целью выкравший секретные бумаги «для передачи частным лицам».
Но особенно значительный ущерб нанес внедренный в штат этого органа безопасности уже упомянутый народоволец Н.В. Клеточников. В начале 1879 г. он поступил на службу в секретную часть третьей экспедиции. Обладая каллиграфическим почерком и феноменальной памятью, Клеточников не только образцово исполнял порученные обязанности, но и с готовностью брался переписывать секретные бумаги за своих ленивых сослуживцев, а полученную информацию на протяжении двух лет систематически передавал своей организации. Благодаря ему «Народная воля» в эти годы стала неуловимой для политического сыска. Имея возможность оценивать ситуацию изнутри, Клеточников отмечал низкую эффективность работы агентуры Третьего отделения в последний период его деятельности. Он писал:
«Итак, я очутился в III отделении, среди шпионов. Вы не можете себе представить, что это за люди! Они готовы за деньги отца родного продать, выдумать на человека какую угодно небылицу, лишь бы написать донос и получить награду. Меня просто поразило громадное число ложных доносов. Я возьму громадный процент, если скажу, что из ста доносов один оказывается верным. А между тем почти все эти доносы влекли за собой аресты, а потом и ссылку».
Возможно, Н. Клеточников сознательно сгустил краски, но факт остается фактом – вплоть до самой ликвидации Третьего отделения его руководство так и не смогло разоблачить агента в своем учреждении, хотя по публикациям в демократической прессе имен некоторых секретных агентов и знало о его существовании.
Неудовлетворенные половинчатостью проводимых правительством реформ, народовольцы выносят начавшему их царю Александру II смертный приговор и, начиная с выстрела Каракозова 4 апреля 1866 г., неоднократно пытаются привести его в исполнение. К политике регулярного террора Третье отделение оказалось совершенно неготовым и так и не смогло его пресечь. Дело дошло до того, что в 1878 г. революционеры убили самого шефа Корпуса жандармов Н.В. Мезенцева. После покушения Каракозова тогдашний начальник Третьего отделения П.А. Шувалов представил императору доклад, в котором предлагал учредить особую «охранительную команду» для защиты от покушений августейшей особы в составе начальника, двух его помощников, 6 секретных агентов и 80 стражников (их численность была сокращена до 40). Идея встретила понимание Александра II, и 2 мая 1866 г. он утвердил проект. Но ни отряд личных телохранителей императора, ни Третье отделение, оказавшееся неспособным защитить даже собственного начальника, не смогли предотвратить новых попыток цареубийства. Все это закономерно породило глубочайшее недовольство Александра II деятельностью органа госбезопасности. Последней каплей, переполнившей чашу царского терпения, явился взрыв в Зимнем дворце, произведенный в феврале 1880 г. революционером-рабочим С.Н. Халтуриным.
По образному выражению одного из исследователей, динамит, предназначавшийся для императора, «взорвал» само Третье отделение. Окончательно удостоверившись в его недееспособности, Александр II в том же месяце создает Верховную распорядительную комиссию во главе с графом М.Т. Лорис-Меликовым, облеченным диктаторскими полномочиями. 3 марта 1880 г. последовал царский указ, временно отдававший под контроль «диктатора сердца» (так поначалу в обществе окрестили Лорис-Меликова за его взгляды и некоторые практические дела, имевшие явно либеральный оттенок) Третье отделение, до этого подчинявшееся лично императору. Ориентировавшийся в своей деятельности на либеральную часть общества, в глазах которого Третье отделение выступало оплотом крайней реакции и произвола, Лорис-Меликов в июле того же года предложил царю свой план административных реформ, предусматривавший одновременную ликвидацию этого учреждения вместе с Верховной распорядительной комиссией. План был одобрен Александром II, и 6 августа 1880 г. появился на свет соответствующий императорский указ. Третье отделение было упразднено, а его дела переданы Особому департаменту Министерства внутренних дел. С ликвидацией этого ведомства, просуществовавшего под одним и тем же названием целых 54 года (больше, чем какой-либо иной аналогичный орган), заканчивается целая эпоха в истории политического сыска в России.
Как уже отмечалось, исполнительным органом Третьего отделения являлся военизированный Корпус жандармов, благодаря чему политический сыск впервые стал надежно охватывать всю территорию Российской империи. Подобная двухзвенная структура была сохранена в неприкосновенности и при преемнике Третьего отделения – Департаменте полиции Министерства внутренних дел.

Главные начальники Третьего отделения:
июль 1826 г. – сентябрь 1844 г. – гр. Бенкендорф А.Х.;
сентябрь 1844 г. – апрель 1856 г. – гр. Орлов А.Ф.;
июнь 1856 г. – апрель 1866 г. – кн. Долгоруков В.А.;
апрель 1866 г. – июль 1874 г. – гр. Шувалов П.А.;
июль 1874 г. – декабрь 1876 г. – Потапов А.Л.;
декабрь 1876 г. – август 1878 г. – Мезенцев Н.В.;
август–сентябрь 1878 г. – Селиверстов Н.Д. (и.д.);
сентябрь 1878 г. – февраль 1880 г. – Дрентельн А.Р.;
февраль–август 1880 г. – Черевин П.А. (и.д.).

Товарищи главного начальника Третьего отделения:
май 1871 г. – июль 1874 г. – гр. Левашов Н.В.;
август 1874 г. – декабрь 1876 г. – Мезенцев Н.В.;
апрель – август 1878 г. – Селиверстов Н.Д.;
октябрь 1878 г. – Мезенцев Н.В.;
ноябрь 1878 г. – август 1880 г. – Черевин П.А.

Управляющие Третьим отделением:
июль 1826 г. – июль 1831 г. – фон Фок М.Я.;
сентябрь 1831 г. – март 1839 г. – Мордвинов А.Н.;
март 1839 г. – август 1856 г. – Дубельт Л.В.;
август 1856 г. – август 1861 г. – Тимашев А.Е.;
август– октябрь 1861 г. – гр. Шувалов П.А.;
октябрь 1861 г. – июль 1864 г. – Потапов А.Л.;
июль 1864 г. – май 1871 г. – Мезенцев Н.В.;
декабрь 1871 г. – ноябрь 1878 г. – фон Шульц А.Ф.;
ноябрь –декабрь 1878 г. – Черевин П.А. (и.д.);
декабрь 1878 г. – май 1880 г.– Шмидт Н.К.;
июнь–август 1880 г. – Никифораки А.Н. (вр.и.д.).
Руководители Третьего отделения
БЕНКЕНДОРФ Александр Христофорович (1781, по другим данным, 1783–1844). Главный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф жандармов в 1826–1844 гг.
Предки Александра Бенкендорфа происходили из франконского дворянского рода. Один из них, Христофор Иванович (1749–1823), дослужился до чина генерала от инфантерии, в 1796–1799 гг. был рижским военным губернатором. Он был женат на баронессе Анне Юлиане Шиллинг фон Капштадт, прибывшей в Россию из Вюртемберга вместе с Марией Федоровной, вышедшей замуж за будущего императора Павла I. То обстоятельство, что мать А.Х. Бенкендорфа была подругой юности императрицы, имело решающее значение в начале его карьеры. Он воспитывается в иезуитском пансионе аббата Николя в Санкт-Петербурге. В 1798 г. поступает на службу в лейб-гвардии Семеновский полк унтер-офицером и вскоре зачисляется флигель-адъютантом императора Павла I.
С 1804 г. молодой офицер служит на Кавказе, проявляет себя с самой лучшей стороны в боевых действиях против горских племен. С 1805 г. принимает участие в войне с Наполеоном, сражается с французами под Увассельском, Маковом, Липштадтом, а в январе 1807 г. – под Прейсиш-Эйлау. В 1809 г. назначается в Молдавскую армию и во время очередной войны с Турцией участвует в осаде Браилова и Силистрии, в сражении под Рущуком.
В начале Отечественной войны 1812 г. Бенкендорф командует арьергардом корпуса генерала Винценгероде и 27 июля отличается в сражении при Велиже, за что производится в чин генерал-майора. Опытный и мужественный кавалерийский офицер участвует во многих сражениях. Как отмечает современный историк Д. Рац, за время войны с Наполеоном части под его командованием отбили у неприятеля более 200 орудий и взяли в плен более 30 тысяч человек. После того как русские войска в октябре 1812 г. освобождают от французов захваченную ими Москву, Бенкендорф короткое время исполняет обязанности коменданта старой столицы. Затем принимает участие в преследовании французской армии до Немана и Заграничном походе русской армии. В апреле 1816 г. назначается начальником 1-й уланской дивизии, в марте 1819 г. – начальником штаба Гвардейского корпуса и становится генерал-адъютантом императора; в сентябре 1821 г. ему присваивается чин генерал-лейтенанта.
В том же году Бенкендорф подает императору две записки. Первая представляла собой, по сути дела, донос о программе и структуре тайного «Союза благоденствия». Автор был достаточно осведомлен о деятельности этого конспиративного объединения, так как в 1816–1819 гг. сам состоял членом масонской ложи «Соединенные друзья», куда входили такие известные общественные деятели, как П.Я. Чаадаев, А.С. Грибоедов, П.И. Пестель и др. Но поскольку «Союз благоденствия» к моменту подачи записки был уже распущен, то А.Х. Бенкендорф подчеркивал насущную необходимость на будущее «решительных и немедленных действий» против возникновения подобного рода общественно-политических движений. Вторая записка содержала проект организации единой системы «высшей» полиции в общегосударственном масштабе для подавления могущих возникнуть антиправительственных заговоров. Однако по неизвестной причине Александр I не обратил никакого внимания на обе записки Бенкендорфа, а к их автору стал относиться весьма холодно. Под предлогом назначения начальником 1-й Кирасирской дивизии Бенкендорф 1 декабря 1821 г. покидает штаб Гвардейского корпуса.
В какой-то мере начальнику Кирасирской дивизии позволило реабилитировать себя в глазах Александра I страшное наводнение в Петербурге 7 ноября 1824 г. Царь приказал Бенкендорфу послать 18-весельный катер гвардейского экипажа, постоянно дежуривший у Зимнего дворца, для спасения тонувших в Неве людей. Вот как описывает события той жуткой ночи отнюдь не принадлежавший к апологетам официальной власти А.С. Грибоедов: «... Из окружавших его (императора. — Прим. авт.) один сбросил с себя мундир, сбежал вниз, по горло вошел в воду, потом на катере поплыл спасать несчастных. Это был генерал-адъютант Бенкендорф. Он многих избавил от потопления...» Александр I назначает храброго генерала временным военным губернатором наиболее пострадавшего от наводнения Васильевского острова. Эту должность Бенкендорф занимал с 10 ноября 1824 г. по 14 марта 1825 г.
Отношение Бенкендорфа к восстанию декабристов и его действия в этот критический для нового императора момент предопределили его будущую судьбу и на многие годы обеспечили ему признательность Николая I. 14–16 декабря 1825 г. Бенкендорф командует войсками, расположенными на Васильевском острове, и безоговорочно выступает на стороне самодержца. Непосредственно в разгроме декабристов он участия не принимал, находясь весь день 14 декабря рядом с Николаем I, и только вечером с шестью эскадронами кавалерии вылавливал прятавшихся на Васильевском острове участников восстания. 17 декабря Бенкендорф был назначен членом Следственной комиссии по делу декабристов. Практически все источники свидетельствуют, что во время следствия над декабристами Бенкендорф вел себя с арестованными вежливо и корректно. Видный член Северного общества М.А. Фонвизин отмечал, что у него даже вырывалось сердечное сочувствие и сострадание к узникам. Однако достойное отношение к подследственным декабристам, многие из которых были его боевыми товарищами, тем не менее не помешало ему настаивать на предании смертной казни пяти заговорщиков в назидание на будущее.
Во время работы в Следственной комиссии будущий глава Третьего отделения детально знакомится с идеями Пестеля из его «Русской правды» о создании могущественной жандармской организации для защиты революционной диктатуры, некоторые использует в своих проектах. Суммируя опыт французской тайной полиции при Наполеоне, идеи, почерпнутые у Пестеля, и собственные размышления на этот счет, Бенкендорф в январе 1826 г. подает Николаю I проект устройства «высшей полиции». Подвергнув резкой критике органы безопасности, существовавшие при прежнем императоре, которые не сумели предотвратить «страшный заговор, подготовлявшийся... более десяти лет», он обосновывает необходимость организовать тайную полицию, которая бы «обнимала все пункты империи», «подчинялась системе строгой нейтрализации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника». Главный начальник «должен был носить звание министра полиции и инспектора Корпуса жандармов в столице и в провинции» и «пользоваться мнением честных людей, которые пожелали бы предупредить правительство о каком-нибудь заговоре или сообщить ему какие-нибудь интересные новости». Все это «дало бы возможность заместить на эти места людей честных и способных, которые часто брезгуют ролью тайных шпионов, но, нося мундир, как чиновники правительства, считают долгом ревностно исполнять эту обязанность». 25 июля 1826 г. Николай I утверждает Бенкендорфа в должности главного начальника Третьего отделения собственной Его канцелярии, шефа жандармов и командующего Императорской главной квартирой.
Ко времени руководства Бенкендорфом политическим сыском Российской империи относится целый ряд различных, порой противоположных словесных портретов начальника Третьего отделения. Его личный адъютант А.Ф. Львов вспоминал: «...Я непременно вышел бы из службы, если бы не отличныя качества благородной души Бенкендорфа меня к нему не привязывали более и более. Он был храбр, умен, в обращении прост и прям; сделать зло с умыслом было для него невозможность, с подчиненными хорош, но вспыльчив, в делах совершенно несведущ... к производству дел совершенно неспособен, разсеян и легок на все... Государь любил его как друга». Адъютант старательно подмечал также слабые стороны своего шефа: «Я заметил, что Бенкендорф был совершенно чужд производству дел... Приказывал он всегда в полслова, потому что подробно и обстоятельно приказать не мог и не умел...» Государственный секретарь граф М.А. Корф отмечал: «Вместо героя прямоты и праводушия... он, в сущности, был более отрицательно-добрым человеком, под именем которого совершалось наряду со многим добром и немало самоуправства и зла. Без знания дела, без охоты к занятиям, отличавшийся особенно безпамятством и вечною разсеянностью, которая многократно давала повод к разным анекдотам... наконец, без меры преданный женщинам, он никогда не был ни деловым, ни дельным человеком и всегда являлся орудием лиц, его окружавших». Наконец представитель революционного лагеря А.И. Герцен, имевший все основания не замечать в своем противнике каких-либо положительных качеств, следующим образом отзывался о Бенкендорфе, которого видел в 1840 г.: «Наружность шефа жандармов не имела в себе ничего дурного; вид его был довольно общий остзейским дворянам... он имел обманчиво добрый взгляд, который часто принадлежит людям уклончивым и апатическим. Может, Бенкендорф и не сделал всего зла, которое мог сделать, будучи начальником этой страшной полиции, стоявшей вне закона и над законом, имевшей право мешаться во все, – я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица, – но и добра он не сделал, на это у него недоставало энергии, воли, сердца». Как видим, даже явные противники и недоброжелатели ставили в вину начальнику Третьего отделения не причиненное им кому-либо зло, а несовершенное добро.
Под руководством Бенкендорфа и непосредственными стараниями его ближайшего помощника Третье отделение развивает активную деятельность. Взяв на вооружение образную формулу фон Фока о том, что «общественное мнение для власти то же, что топографическая карта для начальствующего армией во время войны», шеф жандармов начинает эту карту тщательно составлять. Уже в «обзоре общественного мнения» на второй год своего существования Третье отделение дает довольно подробную картину отношения к правительству различных слоев общества.
В частности, констатирует Бенкендорф, чиновничество не внушает сколько-нибудь серьезных опасений, но «морально наиболее развращено». Он не закрывает глаза на отрицательные стороны жизни николаевской России и так характеризует бюрократию: «Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы». От армии как от целого также не следовало ждать какой-либо опасности: «если и нельзя утверждать, что она всем довольна», то, во всяком случае, она «вполне спокойна и прекрасно настроена». Единственную непосредственную угрозу на фоне всеобщего спокойствия представляет из себя интеллигентская дворянская молодежь, причем здесь корень бед Бенкендорф видит в дурном воспитании: «Молодежь, то есть дворянчики от 17 до 25 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродств мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, выливающийся в разные формы и чаще всего прикрывающийся маскою русского патриотизма... В этом развращенном слое общества мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ». Тем не менее страх удерживал далеко не всех. Так, в Москве Третье отделение раскрыло кружок братьев Критских, возбудило дело об антиправительственной деятельности студентов и преподавателей Нежинской «гимназии высших наук», пресекло попытку канцеляриста Д. Осинина во Владимире создать тайное общество, обнаружило в Оренбурге тайный кружок молодых офицеров и т.д.
Третье отделение стремилось установить тотальный (по тем временам) контроль за всеми недовольными элементами общества. Например, в 1828 г. Бенкендорф сообщал императору: «За все три года своего существования надзор отмечал на своих карточках всех лиц, в том или ином отношении выдвигавшихся из толпы. Так называемые либералы, приверженцы, а также и апостолы русской конституции в большинстве случаев занесены в списки надзора. За их действиями, суждениями и связями установлено тщательное наблюдение».
Пристальное внимание Третье отделение уделяет крестьянам (Бенкендорф писал: «Так как из этого сословия мы вербуем своих солдат, оно, пожалуй, заслуживает особого внимания со стороны правительства»). В обзоре говорилось: «Исследуя все стороны народной жизни, отделение обращало особенное внимание на те вопросы, которые имели преобладающее значение... Между этими вопросами в течение многих лет первенствующее место занимало положение крепостного населения. Третье отделение обстоятельно изучало его бытовые условия, внимательно следило за всеми ненормальными проявлениями крепостных отношений и пришло к убеждению в необходимости, даже неизбежности отмены крепостного состояния». То есть еще задолго до отмены крепостного права в 1861 г. на необходимости данного принципиального шага настаивали А.Х. Бенкендорф и его сотрудники. В отчете за 1839 г. Третье отделение снова напоминает власти, что степень недовольства низших слоев общества опасно повышается и «весь дух народа направлен к одной цели – к освобождению». В силу этого Бенкендорф и его единомышленники приходят к категоричному выводу: «Крепостное состояние есть пороховой погреб под государством».
Не упустило из поля своего внимания Третье отделение и зарождающееся рабочее движение, своевременно указав правительству на эту новую опасность. По данным этого ведомства, в 1837 г. в «нагорных заводах Лазаревых в Пермской губернии некоторые мастеровые заводские... составили тайное общество, имевшее целью уничтожение помещичьей власти и водворение вольности между крепостными крестьянами» и даже выпустили по этому поводу прокламации. Подавляя антиправительственные элементы, Третье отделение не забывало и о необходимости социальной профилактики. В результате не без его влияния в 1835 г. был издан первый фабричный закон, а в 1841 г. под председательством генерал-майора Корпуса жандармов графа Буксгевдена была учреждена особая комиссия для исследования быта рабочих людей и ремесленников в Санкт-Петербурге. Представленные ею сведения были доведены до соответствующих министров и вызвали некоторые административные меры, содействовавшие улучшению положения столичного рабочего населения. Между прочим, на основании предложений комиссии по инициативе Третьего отделения была устроена в Санкт-Петербурге больница для чернорабочих, послужившая образцом для создания подобного же учреждения в Москве. Необходимо отметить и другие инициативы главы Третьего отделения, имевшие общегосударственное значение. Так, в 1838 г. Бенкендорф выступил с предложением провести железную дорогу между Москвой и Петербургом и в феврале 1839 г. был назначен председателем комитета по ее строительству. Третье отделение указывало на всеобщее недовольство рекрутскими наборами, в 1841 г. отмечало необходимость улучшения здравоохранения.
Совсем не просто складывались отношения Бенкендорфа с виднейшими представителями литературы того времени, неусыпный надзор за которыми он должен был осуществлять. Еще во время следствия каждого декабриста спрашивали: «С которого времени и откуда заимствовали вы свободный образ мыслей?» Обычно участники восстания называли иностранных философов или публицистов, а из отечественных сочинений в первую очередь ссылались на вольнолюбивые стихи Пушкина. Понимавший истинное значение поэта и его влияние на российские умы, император с 1826 г. сам становится личным цензором Пушкина, а на долю не разбиравшегося в поэзии Бенкендорфа достается постоянный надзор за его повседневной жизнью и регулярные занудные поучения, когда поэт «переступал границы дозволенного». Принимая точку зрения императора, главный начальник Третьего отделения так писал ему о величайшем поэте: «Он все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно». За 11 лет «отеческих» отношений шеф жандармов писал Пушкину по различным вопросам 36 раз, а поэт ему – 54 раза. Перед ним он должен был оправдываться по поводу всевозможных обвинений. Совершенно иначе дело обстояло с П.Я. Чаадаевым, опубликовавшим в 1836 г. свое знаменитое «Философическое письмо». По этому поводу шеф жандармов получил рапорт начальника Московского округа жандармского генерала Перфильева, который сообщал, что чаадаевская статья «произвела в публике много толков и суждений и заслужила по достоинству своему общее негодование, сопровождаемое восклицанием: «как позволили ее напечатать?». В публике не столько обвиняют сочинителя статьи – Чаадаева, сколько издателя журнала – Надеждина». Бенкендорф приказал прислать Надеждина в Санкт-Петербург для допроса, а у Чаадаева было предписано взять «все его бумаги без исключения» и доставить в Третье отделение. Бенкендорф вместе с другими государственными деятелями входил в следственную комиссию по делу Чаадаева, которая провела быстрое, но подробное следствие. Автор «Письма» был объявлен сумасшедшим.
Когда в январе 1837 г. А.С. Пушкин погиб на дуэли, М.Ю. Лермонтов написал стихотворение «На смерть поэта». 22 февраля командующий Гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром прислал ходивший по рукам рукописный список этого стихотворения начальнику Третьего отделения. Уже 25 февраля Бенкендорф уведомил военного министра Чернышева, что император приказал корнета Лермонтова перевести в Нижегородский драгунский полк, а чиновника Раевского за распространение крамольного сочинения посадить под арест на один месяц, а потом сослать на службу в Олонецкую губернию. Помимо своей основной деятельности, Бенкендорф участвует в придворной жизни и неотлучно сопровождает Николая I в его поездках. В апреле 1829 г. ему присваивается чин генерала от кавалерии. 8 февраля 1831 г. руководитель Третьего отделения становится членом Государственного совета и Комитета министров, а в ноябре следующего года возводится, с нисходящим потомством, в графское достоинство Российской империи (ввиду отсутствия у шефа жандармов сыновей этот титул перешел к его племяннику). За свою военную и государственную службу А.Х. Бенкендорф был награжден орденами Св. Анны 3-й, 2-й и 1-й степеней, Св. Владимира 4-й, 2-й и 3-й степеней, Св. Георгия 4-й и 3-й степеней, Св. Александра Невского и золотой шпагой с алмазами и надписью «За храбрость».
С конца 1830-х гг. здоровье начальника Третьего отделения неуклонно ухудшалось. Много хлопот доставлял ему прогрессирующий склероз, дававший обильную пищу для анекдотов по этому поводу. По настоянию врачей Бенкендорф в апреле 1844 г. выехал за границу на воды. К осени ему стало лучше, и он морем через Ревель возвращался в Санкт-Петербург, намереваясь приступить к служебным обязанностям. Однако 11 сентября, находясь на пароходе «Геркулес», неожиданно скончался. Похоронен в своем имении – на мызе Фалль близ Ревеля в Эстляндской губернии.

ДОЛГОРУКОВ Василий Андреевич (1804–1868). Главный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф Отдельного корпуса жандармов в 1856–1866 гг.
Происходил из знаменитого в русской истории княжеского рода Долгоруковых, относящегося к черниговской ветви Рюриковичей. Будущий руководитель политического сыска получил разностороннее домашнее образование, 17-летним юношей поступил в 1821 г. на военную службу юнкером в лейб-гвардии Конный полк. Полком в тот период командовал А.Ф. Орлов, и это обстоятельство во многом предопределило дальнейшую судьбу Долгорукова. Во время восстания декабристов он находится во внутреннем карауле Зимнего дворца. В этот решающий момент на молодого корнета обращает внимание Николай I, с тех пор оказывавший ему свое монаршее благоволение. В январе 1826 г. производится в чин поручика, в 1829 г. – штаб-ротмистра. Когда в 1830 г. А.Ф. Орлов подавлял восстание в военных поселениях Новгородской губернии, Долгоруков состоял при своем командире и за участие в этой карательной акции был пожалован во флигель-адъютанты императора. В 1831 г. участвует в подавлении Польского восстания, проявляет усердие «при исполнении поручений и мужество в делах против польских мятежников, где под сильным ружейным и картечным огнем передавал приказы главнокомандующего», за что удостаивается наград, производится в ротмистры. В декабре 1835 г. выслуживает чин полковника.
В 1841 г. назначается начальником штаба инспектора резервной кавалерии и отбывает к новому месту службы в Чугуев, в 1842 г. производится в чин генерал-майора и включается в состав императорской свиты, в 1845 г. становится генерал-адъютантом императора. В ноябре 1848 г. назначается товарищем военного министра. В следующем году происходит его первое соприкосновение с областью политического сыска, когда он в ранге товарища военного министра вводится в состав следственной комиссии по делу петрашевцев. В 1849 г. Долгоруков становится генерал-лейтенантом, в 1852 г. занимает кресло военного министра, в котором сменил светлейшего князя А.И. Чернышева. Военным министром Долгоруков оказался никудышным, что со всей очевидностью показала Крымская война. «Во все время войны, – писал об этом этапе его биографии двоюродный брат шефа жандармов, эмигрантский публицист князь П.В. Долгоруков, – у Василия Андреевича было единственной мыслью скрывать от государя настоящее положение дел, не расстраивать его дурными вестями».
После поражения в Крымской войне даже весьма расположенный к нему новый император Александр II счел за благо уволить Долгорукова с поста военного министра, правда, не забыв ему пожаловать в утешение чин генерала от кавалерии. Когда с уходом А.Ф. Орлова освободилась должность руководителя тайной полиции, Александр II 27 июня 1856 г. назначает своего старого знакомого главным начальником Третьего отделения и шефом жандармов. Как отмечал П.В. Долгоруков, новый глава политического сыска это назначение принял «не только не морщась, но еще с восторгом от мысли, что будет иметь к государю постоянный, беспрепятственный доступ и право вмешиваться во все дела и дела каждого». Он же дал ему такую исчерпывающую характеристику: «Бездарность полная и совершенная; эгоизм, бездушие в высшей степени; ненависть ко всему, что умно и просвещенно; боязнь... всего, что независимо и самостоятельно». А так как со своим начальником ушел в отставку и Л.В. Дубельт, то на его место в день коронации Александра II был назначен генерал-майор свиты А.Е. Тимашев, «дотоле известный лишь замечательным дарованием рисовать карикатуры». Понятно, что с такими «толковыми» руководителями дела у Третьего отделения пошли отнюдь не на улучшение.
Поскольку первостепенной для нового императора после Крымской войны стала проблема отмены крепостного права, то в отчете за 1857 г. Долгоруков рисует подробную картину настроений в народе в связи со слухами о скором освобождении крестьян. Глава Третьего отделения в интересах государственной безопасности считал необходимым для правительства заручиться поддержкой дворянства при обсуждении условий предстоящих реформ. Логично утверждая, что «монархическая власть основана на власти дворянской», Долгоруков советовал императору «до некоторой степени» сохранить власть помещиков над крестьянами, поскольку такая власть является «иерархическим продолжением власти самодержавной». Состоя с октября 1857 г. по 1859 г. членом Особого комитета для рассмотрения постановлений и предложений о крепостном состоянии (с февраля 1858 г. – Главный комитет по крестьянскому делу), Долгоруков и там яростно выступал против полного освобождения крестьян и наделения их землей.
«По наследству» от своего предшественника Долгорукову досталась и «проблема» Герцена, который в своих статьях из Лондона призывал производить «преобразования по всем частям вдруг, тогда как правительство может допускать их не иначе как тихо и постепенно». Борьба с агитатором-революционером протекала трудно. На территории империи «Колокол» конфисковывался, а его распространители и читатели арестовывались и отправлялись в ссылку. Но репрессивные меры не приносили желаемого результата. Видя это, Третье отделение старалось внедрить своих агентов в ближайшее лондонское окружение А.И. Герцена и с их помощью установить адреса основных корреспондентов газеты. Уже осенью 1857 г. Г. Михайловский, один из служащих лондонского издателя герценовской литературы, был разоблачен как сотрудник царского политического сыска. В конце 50-х гг. Третье отделение направляет в Лондон своих лучших специалистов – А.К. Гедерштерна, В.О. Мейера, М.С. Хотинского, Г.Г. Перетца и других, – однако и им не удается приблизиться к заветной цели. В июне 1859 г. с секретной миссией в Париж отправляется управляющий Третьим отделением А.Е. Тимашев и добивается от французских властей запрета на пятую книжку «Полярной звезды» и на отдельные номера «Колокола», конфискованные на таможне. Русские революционные эмигранты постепенно берутся «под колпак», и в отчете за 1862 г. руководитель Третьего отделения с нескрываемым удовлетворением докладывает, что с начала года было организовано «самое близкое секретное наблюдение как за политическими выходцами, так и за их посетителями... в Лондоне... и в Париже». Сеть надзора становится все более плотной, и на основании сообщения своего лондонского агента Г.Г. Перетца летом 1862 г. Третье отделение арестовывает на пароходе при возвращении в Петербург отставного коллежского секретаря П.А. Ветошникова. При обыске у него были найдены письма А.И. Герцена, Н.П. Огарева и М.А. Бакунина к различным лицам в России, а также списки и адреса некоторых корреспондентов «Колокола». Хотя последние были записаны тайнописью, жандармы сумели разобраться в несложном шифре и нанесли мощный удар по всему русскому революционно-демократическому лагерю. Однако революционную газету погубил не этот провал, а поддержка Герценом Польского восстания 1863–1864 гг., после чего русская читательская аудитория отхлынула от «Колокола»; его тираж сократился в несколько раз, и в 1867 г. пропагандисты были вынуждены прекратить издание.
Однако с тех пор, как в 1855 г. Александр II значительно ослабил цензуру печатных изданий, беспокойство государственной безопасности стала доставлять не только эмиграционная, но и отечественная пресса. Долгоруков не уставал бить по этому поводу тревогу. В «нравственно-политическом обозрении» за 1860 г. он отмечал, что взгляды и суждения, высказываемые на страницах русских газет и журналов, «слишком свободны и даже опасны». Подчеркивая, что «журналистика подстрекает свойственное и без того настоящей эпохе брожение умов», начальник Третьего отделения убеждал императора, что «необузданность печати... есть величайшая опасность для сохранения существующего порядка». Врагом номер один стал для Долгорукова ведущий идеолог революционно-демократического лагеря Н.Г. Чернышевский. Руководимый им журнал «Современник» насчитывал 6 тысяч подписчиков – колоссальная цифра для того времени. Говоря об исключительной популярности публициста, Б.Б. Глинский отмечал: «На него и в обществе, и в правительственных кругах смотрели как на властителя тогдашних революционных дум, как на тайную пружину, которая приводит все окружающее в определенное движение, чей дух чувствуется в каждом проявлении тогдашней общественной оппозиции». С осени 1861 г. за Чернышевским устанавливается постоянное наблюдение. Не ограничиваясь этим, Третье отделение периодически перлюстрировало его корреспонденцию. Видя в демократической публицистике серьезную угрозу безопасности империи, Долгоруков посоветовал Александру II организовать специальную комиссию, наподобие той, которая рассматривала дело декабристов, для пресечения изданий антиправительственного направления. 19 июня правительство за «дурное направление» закрыло радикальные журналы «Современник» и «Русское слово», а 7 июля 1862 г. жандармский полковник Ракеев арестовал Чернышевского, который сначала был доставлен в Третье отделение, а оттуда по распоряжению начальника штаба Отдельного корпуса жандармов А.Л. Потапова препровожден в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Непосредственным предлогом для ареста писателя стало перехваченное у упомянутого выше П.А. Ветошникова письмо А.И. Герцена, в котором тот предлагал одному из сотрудников Чернышевского издавать «Современник» за границей. Тем не менее ни письмо Герцена, ни результаты девятимесячной слежки за Чернышевским, ни его статьи, опубликованные в «Современнике», поскольку в свое время все они были пропущены цензурой, не давали юридических оснований для его ареста. Это было вынуждено признать и само руководство Третьего отделения. Начавшийся политический процесс спасло то обстоятельство, что через месяц после ареста Чернышевского был схвачен его молодой сотрудник В.Д. Костомаров. Последнего обвинили в том, что в своей типографии он пытался напечатать революционную прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Чернышевский был объявлен основным автором воззвания и обвинен в политическом преступлении; в мае 1863 г. его дело было передано в Сенат. Хотя обвинение так и осталось недоказанным, тем не менее Чернышевский был признан виновным «в сочинении возмутительного воззвания, передаче оного для тайного печатания с целью распространения и в принятии мер к ниспровержению существующего в России порядка управления». Суд приговорил его к 14 годам каторги (Александр II смягчил срок до 7 лет) и пожизненному поселению в Сибири.
Десятилетняя карьера главы государственной безопасности окончилась неожиданно для него самого. Весной 1866 г. Долгоруков составлял отчет за предшествующий 1865 г., в котором отмечал укрепление позиций самодержавия за счет поддержки народа и патриотических чувств, проявленных русской армией при подавлении восстания в Польше. Большие надежды возлагал и на земства, в которых, по его мнению, успешно сочетаются местное самоуправление и монархическая власть; радовал его новый закон относительно прессы, позволяющий чиновникам закрывать политически вредное издание. Начальник Третьего отделения полагал, что эти факты привели к спаду «революционных и утопических настроений» в печати. Россия, заключал Долгоруков, твердо стала на путь реформ благодаря моральной силе правительства. Не успел он завершить свой оптимистический отчет, как 4 апреля 1866 г. бывший студент Московского университета Д.В. Каракозов стрелял в царя, и лишь случайность спасла жизнь Александру II. Этот выстрел открыл целую череду покушений на императора, предотвратить которые государственная безопасность оказалась не в состоянии. Хотя первая попытка цареубийства была неудачной, она не прошла бесследно ни для внутренней политики государства, ставшей поворачивать в сторону реакции, ни для императорского окружения, так или иначе связанного с прежним курсом. «Пуля Каракозова попала не в государя, но в целую толпу лиц, ему близких», – записал по этому поводу в своем дневнике А.А. Половцов. Одним из этих лиц оказался Долгоруков, который счел за лучшее подать в отставку через четыре дня после покушения. Александр II принял отставку. Впрочем, император не держал зла на него и уже через семь дней назначил Долгорукова обер-камергером своего двора. За десятилетия службы Долгоруков был награжден орденами Св. Владимира 4-й степени с бантом, Cв. Анны 2-й степени и высшим российским орденом – Св. Александра Невского.

ДРЕНТЕЛЬН Александр Романович (1820–1888). Главный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф Корпуса жандармов в 1878–1880 гг.
Происходил из старинного немецкого дворянского рода, известного с XVI в. Воспитывался в Александровском сиротском кадетском корпусе в Царском Селе, после которого был определен в Первый кадетский корпус в Петербурге. Окончив учебу, в 1838 г. начинает военную службу прапорщиком карабинерской роты лейб-гвардии Финляндского полка. Начинается его последовательное восхождение по ступеням военной карьеры. Ее будущий глава Третьего отделения сделал лишь благодаря своему замечательному усердию безо всякой протекции, что было достаточно большой редкостью для того времени. Как отмечали современники, это был военный человек по страсти, знакомый со всеми мелочами армейской службы, непреклонный по части дисциплины, но при этом замечательно справедливый и беспристрастный. Даже его полнота («он был сравнительно небольшого роста, чрезвычайно полный, почти совсем без шеи») не мешала его подвижности и распорядительности. В годы службы в лейб-гвардии Дрентельн близко познакомился с будущим императором Александром II, что сыграло заметную роль в его последующей судьбе.
После Крымской войны, активным участником которой он являлся, в 1859 г. назначается командиром лейб-гвардии Измайловского полка, в сентябре того же года производится в чин генерал-майора. К этому периоду относится его активная работа в комиссиях по различным армейским вопросам. Когда в 1863 г. вспыхнуло восстание в Польше, командует войсками в Виленской губернии, пользуется особым доверием М.Н. Муравьева. В августе 1864 г. назначается в императорскую свиту. Помимо придворных обязанностей в столице, активно работает по подготовке военных реформ в рамках Главного комитета по устройству и образованию войск. Председателем его был великий князь Николай Николаевич старший; с февраля 1865 г. Дрентельн становится вице-председателем комитета. В августе этого года ему присваивается чин генерал-лейтенанта. В июле 1867 г. становится генерал-адъютантом Александра II. Состоит в ряде комиссий при Главном штабе – по перевооружению армии, ее материальному и продовольственному снабжению. С 1867 по 1869 г. преподает военные науки великим князьям Александру и Владимиру Александровичам, заслуживает особое расположение будущего императора Александра III, называвшего его «одним из самых честнейших и благороднейших слуг Отечества».
В августе 1872 г. назначается командующим Киевским военным округом, является членом комиссий по организации войск и о воинской повинности, в преддверии войны с Турцией успешно проводит мобилизацию войск своего округа. В апреле 1878 г. производится в чин генерала от инфантерии. Дрентельн был награжден орденами Св. Анны 3-й и 1-й степеней, Св. Станислава 2-й и 1-й степеней, Св. Владимира 3-й и 2-й степеней, Св. Александра Невского и Св. Андрея Первозванного.
Гибель Н.В. Мезенцева поставила перед Александром II вопрос о новом руководителе ведомства государственной безопасности, и его выбор пал на сторонника жестких мер Дрентельна. 15 сентября 1878 г. он был официально назначен главным начальником Третьего отделения и шефом Корпуса жандармов. На новом посту Дрентельн прежде всего распорядился прекратить попытки убедить правительство Швейцарии выдать террористку В.Засулич, понимая бесперспективность этой акции, способной лишь вызвать волну демонстраций протеста в России и за рубежом. В конце 1878 г. в правительственных кругах обсуждался вопрос о централизации полиции и замене Третьего отделения, оказавшегося неспособным обеспечить безопасность ни императора, ни собственного начальства, новым органом, например, Министерством полиции. Между тем волна террора продолжалась. В феврале 1879 г. в Харькове был убит губернатор князь Д.Н. Кропоткин, 13 марта студент Медико-хирургической академии Мирский стрелял в карету нового начальника Третьего отделения на набережной Лебяжьего канала. Не успел улечься шум от этого дерзкого покушения, как 2 апреля член тайной организации «Земля и воля» А.К. Соловьев трижды стрелял из револьвера в императора на Дворцовой площади, и только неисправность прицела револьвера террориста спасла жизнь Александру II.
Тем временем сторонники террора в августе 1879 г. выделились в особую подпольную организацию «Народная воля», благодаря чему этот крайне опасный процесс приобрел качественно новые черты. У нового объединения было неизмеримо больше сил, чем у любой из тайных организаций предшествовавшей поры. По самым осторожным подсчетам историков, «Народная воля» объединяла в своих рядах 80–90 местных, 100–120 рабочих, 30–40 студенческих, 20–25 гимназических и 20–25 военных кружков по всей стране, вплоть до высших армейских сфер. Оперативно справиться с таким мощным противником Третье отделение оказалось явно не в состоянии.
26 августа 1879 г. Исполнительный комитет «Народной воли» вынес Александру II смертный приговор (один из лидеров организации А.И. Желябов по этому поводу прямо заявил: «Честь партии требует, чтобы он (император. — Прим. авт.) был убит») и энергично приступил к подготовке его исполнения.
Три предпринятые попытки цареубийства путем взрыва императорского поезда – под Одессой, в Екатеринославской губернии и под Москвой – закончились ничем. Однако Александр II мог благодарить за это случайность, но отнюдь не Третье отделение и его начальника, оказавшихся бессильными предотвратить покушения. Организационных выводов на сей раз не последовало, и Дрентельн временно остался на своем посту вплоть до следующего покушения. Долго ждать оно себя не заставило. Устроившийся столяром в Зимний дворец рабочий Степан Халтурин беспрепятственно пронес на свое место службы 2,5 пуда динамита. Непрофессионализм государственной безопасности был вопиющим, поскольку она знала о готовящемся покушении. Третье отделение арестовало члена Исполнительного комитета «Народной воли» А.А. Квятковского, при котором нашли план Зимнего дворца с помеченной крестиком царской столовой, которую Халтурин собирался взорвать. Проведенные ночные обыски среди дворцовых служащих и установленный постоянный жандармский надзор были настолько поверхностными, что террорист смог безбоязненно проносить динамит во дворец и держать его в своей комнате в сундуке. В намеченное время Халтурин запалил фитиль и скрылся с места преступления; жизнь Александру II вновь спасла чистая случайность. Видя, что руководимое им учреждение неспособно обеспечить личную безопасность императора даже в его собственной резиденции, начальник Третьего отделения 28 февраля 1880 г. подал в отставку.
После отставки остался императорским генерал-адъютантом и членом Государственного совета. В мае 1880 г. был назначен временным одесским генерал-губернатором и командующим войсками Одесского военного округа, в январе 1881 г. – киевским, подольским и волынским генерал-губернатором и командующим войсками хорошо знакомого ему Киевского военного округа. Одновременно он состоял членом Особой комиссии для обсуждения вопросов об улучшении устройства военного управления. Восшедший на престол после убийства народовольцами Александра II Александр III не забыл своего наставника в военной науке, продолжал возлагать на него все новые государственные поручения. Последний руководитель Третьего отделения скоропостижно скончался в Киеве во время парада в день празднования 900-летия крещения Руси.

ДУБЕЛЬТ Леонтий Васильевич (1792–1862). Начальник штаба Отдельного корпуса жандармов с 1835 г.; в 1839–1856 гг. одновременно управляющий Третьим отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии.
Происходил из лифляндского дворянского рода, известного в Прибалтике с начала XVIII в. Получив домашнее образование, в 1801–1807 гг. обучался в Горном кадетском корпусе и по его окончании поступил на службу в Псковский пехотный полк в чине прапорщика. В течение последующих семи лет юный офицер участвует во всех войнах с Наполеоном: русско-французской войне 1806–1807 гг., Отечественной войне 1812 г. (во время Бородинского сражения был ранен), в заграничных походах русской армии. Во время последних состоял адъютантом при генералах Д.С. Дохтурове и Н.Н. Раевском, благодаря чему оказался близок к декабристским кругам. Служебная карьера складывалась успешно: в 1817 г. дослужился до чина подполковника; с 1821 г. состоял дежурным штаб-офицером 4-го пехотного корпуса, на следующий год был произведен в чин полковника и получил под командование Старооскольский пехотный полк.
В этот период Дубельт являет собой пример вольнодумца, состоит членом двух масонских лож и считается «одним из первых крикунов-либералов Южной армии». Хотя и продолжает поддерживать связи с декабристами, однако в тайное общество не вступает, предпочитая ограничиваться одними разговорами. Тем не менее после 14 декабря 1825 г. Дубельт попадает под следствие, его фамилия заносится в «Алфавит» декабристов, но к суду он не привлекается и продолжает военную службу. Остатки вольнодумства, по всей видимости, сохранились у него и в 1828 г., когда он поссорился с начальником дивизии и подал в отставку «по домашним обстоятельствам».
В 1830 г. по рекомендации своего родственника, видного государственного деятеля адмирала Н.С. Мордвинова, определяется в Корпус жандармов. Обладая минимальными связями, но зато недюжинным умом и исключительной работоспособностью, Дубельт всего за пять лет делает стремительную карьеру. Начав свою деятельность как губернский жандармский штаб-офицер, он уже на следующий год становится дежурным офицером Корпуса жандармов, а в 1835 г. уже занимает пост начальника штаба Корпуса жандармов. В характеристике, данной Дубельту, начальник II жандармского округа генерал-лейтенант А.А. Волков подчеркивал, что он «трудами постоянными, непоколебимою нравственностью и продолжительным прилежанием оказал себя полезным и верным, исполнительным в делах службы». Сохранилось немало различных отзывов о нем и со стороны идейных противников самодержавия, соприкасавшихся по разным делам с начальником штаба Корпусов жандармов, и со стороны более или менее нейтральных наблюдателей, не вовлеченных в борьбу правительства и революционеров. Сталкивавшийся с ним Герцен дал такую характеристику: «Дубельт – лицо оригинальное, он, наверное, умнее всего Третьего и всех трех отделений собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу, ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил или, лучше, накрыл все, что там было. Черты его имели что-то волчье и даже лисье, т.е. выражали тонкую смышленость хищных зверей, вместе уклончивость и заносчивость. Он был всегда учтив». Н.И. Костомаров, встретившийся с Дубельтом при допросе, вспоминал, что тот выражался в высшей степени мягко и все приговаривал: «мой добрый друг», «ловко цитировал в подтверждение своих слов места из Священного писания, в котором был, по-видимому, очень сведущ, и искусно ловил на словах». Но если Герцен сумел раскусить лицемерие Дубельта, то на некоторых революционеров обходительное обращение жандармского начальника производило поистине чарующее впечатление. Попавший в Третье отделение по делу петрашевцев Ф.М. Достоевский назвал Дубельта «преприятным человеком». Хотя фактический руководитель Корпуса жандармов и очень искусно носил маску доброго человека и обожал, чтобы к нему обращались со ссылками на «всем известную его доброту», случалось, эта маска спадала, и из-под нее появлялось его истинное лицо. И.В. Селиванов в своих записках приводит следующий характерный эпизод: «вслед за упоминанием им имени Герцена... Дубельт вспыхнул как порох; губы его затряслись, на них показалась пена.
– Герцен! – закричал он с неистовством. – У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его повесил».
Не пользовался его расположением и А.С. Пушкин. Охотно соглашаясь с утверждениями о гениальности поэта, Дубельт всегда замечал, что он идет по ложному пути и «прекрасное не всегда полезно». После смерти Пушкина в обществе бытовало мнение, что, прекрасно осведомленные о предстоящем поединке с Дантесом, Бенкендорф и Дубельт специально послали «не туда» жандармов, обязанных предотвратить дуэль. Когда же великого поэта не стало, Дубельт сделал все, от него зависящее, для ограничения влияния его произведений на умы людей и, в частности, при случае ласково сказал издателю А.А. Краевскому: «Что это, голубчик, вы затеяли, к чему у вас потянулся ряд неизданных сочинений Пушкина? Э-эх, голубчик, никому-то не нужен ваш Пушкин... Довольно этой дряни, сочинений-то вашего Пушкина, при жизни его напечатано, чтобы продолжать и по смерти его отыскивать «неизданные» его творения да и печатать их. Нехорошо, любезнейший Андрей Александрович, нехорошо...»
Следует отметить, что умный жандармский офицер не был расположен безоговорочно верить всем доносам своих многочисленных информаторов и в ряде случаев тщательно их перепроверял. Когда, например, литератор Ф.В. Булгарин подал донос на своего конкурента, упомянутого Краевского, Дубельт распорядился его проверить, в результате чего стало ясно, что весь донос построен на недобросовестно подобранных цитатах: «Г-н Булгарин хорошо знает, что нет книги в свете, не исключая и самого Евангелия, на которых нельзя было бы извлечь отдельных фраз и мыслей, которые отдельно должны казаться предосудительными». Вообще отношение Дубельта к доносчикам было двойственным. Регулярно пользуясь их услугами по долгу службы, он, с другой стороны, выражал к ним явную брезгливость и неизменно оплачивал их доносы денежными суммами, кратными трем «в память тридцати серебренников», за которые Иуда предал Иисуса Христа.
Помимо повседневной, что называется, оперативной работы, Дубельт принимал активное участие в структурных преобразованиях государственной безопасности Российской империи. В 1836 г. под его руководством разрабатывается Положение об учреждении Отдельного корпуса жандармов, впервые законодательно формулирующее должностные обязанности жандармских чинов. После смерти М.Я. фон Фока ближайшим помощником начальника Третьего отделения А.Х. Бенкендорфа на некоторое время стал Мордвинов. Однако последний вскоре провинился в том, что пропустил в печать (в альманахе «Сто русских литераторов») портрет декабриста Бестужева-Марлинского, после чего был отправлен в отставку, а правой рукой главы политического сыска стал Дубельт. С 1839 г. он долгие годы одновременно был начальником штаба Отдельного корпуса жандармов и управляющим Третьим отделением.
Л.В. Дубельта можно считать творцом жандармской системы в том виде, в каком она существовала при нем и впоследствии. Руководитель государственной безопасности очень быстро оценил своего умного и энергичного нового помощника. О том, до какой степени Бенкендорф дорожил своим заместителем, свидетельствует следующий эпизод. Когда Николай I еще мало знал Дубельта, он поверил какой-то жалобе на него и выразил свое неудовольствие. Начальник штаба Отдельного корпуса жандармов подал прошение об отставке. По этому случаю Бенкендорф явился к императору с двумя бумагами. Одна из них была прошением Дубельта об отставке, а на вопрос о содержании второй глава политического сыска ответил Николаю I: «А это моя отставка, если вы ту подпишете». Нечего и говорить, что государь не пожелал расстаться со своим преданным начальником Третьего отделения и Дубельт остался на службе.
Пока во главе Третьего отделения находился Бенкендорф, которого признательный подчиненный называл «человеком ангельской доброты», Дубельт мог ничего не опасаться, но когда после его смерти место главы политического сыска империи занял А.Ф. Орлов, его положение, по мнению многих, пошатнулось. М.А. Корф отмечает, что начальника штаба Отдельного корпуса жандармов новый руководитель Третьего отделения «накануне своего назначения называл всегда подлецом, плутом и мерзавцем». Однако, к удивлению многих, ничего не произошло, и новый начальник Третьего отделения попал под влияние своего подчиненного, быстро поменял о нем мнение и проработал вместе с ним все время своего пребывания на посту главы государственной безопасности. «Орлов по свойственной ему лени и нелюбви к труду, – вспоминал баварский посол О. де Брэ, – более чем кто-либо нуждался в помощнике, который отличается ловкостью, деятельностью и знанием дела». Действительно, Дубельт идеально отвечал всем этим требованиям, и новый его начальник, часто вынужденный отлучаться из своего ведомства с дипломатическими миссиями или для сопровождения императора в его поездках, скоро это понял.
Благодаря этому обстоятельству карьера управляющего Третьим отделением продолжала развиваться безоблачно, и в декабре 1844 г. он получает чин генерал-лейтенанта. Занимаясь политическим сыском в Третьем отделении и Отдельном корпусе жандармов, Дубельт в 1852–1855 гг. одновременно являлся еще товарищем министра внутренних дел, исполняя должностные обязанности и в этом ведомстве. Помимо этого, был членом Главного управления цензуры и Комитета о раскольниках. За свою службу он был награжден многими высшими орденами Российской империи, в том числе и орденом Св. Александра Невского. Когда в 1856 г. в отставку ушел А.Ф. Орлов, за ним вскоре последовал и Дубельт.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ Михаил Тариелович (1824, по другим сведениям, 1825–1888). Главный начальник Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия в феврале—августе 1880 г. Царским указом от 3 марта 1880 г. ему было «временно» подчинено Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии вплоть до его ликвидации в августе 1880 г.
Происходил из дворянского рода, представители которого были наследственными меликами (правителями) Лорийской долины в Армении. Обучался в пансионе Арзановых в Тифлисе и армянском Нерсесовском училище, где обнаружил незаурядные лингвистические способности, в совершенстве выучил к 10 годам русский, немецкий, французский, грузинский и азербайджанский языки. С обозом армянских купцов Михаил был отправлен в Москву. Учился в Лазаревском институте восточных языков, овладел турецким и персидским языками. Затем поступает в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в Санкт-Петербурге. В 1841 г. знакомится с молодым Н.А. Некрасовым, тогда начинающим поэтом, несколько месяцев живет вместе с ним на одной квартире. По окончании военной школы в 1843 г. производится в чин корнета и определяется на службу в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк. Через три года, будучи поручиком, подает прошение о переводе на Кавказ, где шла война с горскими племенами, возглавлявшимися имамом Шамилем.
Лорис-Меликов состоит офицером для особых поручений при кавказском наместнике генерале от инфантерии графе (будущем фельдмаршале и светлейшем князе) М.С. Воронцове. Последний обратил внимание на способного поручика, и своей быстрой последующей карьерой тот во многом был обязан ему. За время военной службы Лорис-Меликов, по подсчетам его биографов, участвовал в 180 боях и стычках. В Крымскую войну Лорис-Меликов сражается против турецких войск на Кавказском фронте. В январе 1854 г. производится в чин полковника. После взятия крепости Карс, как знаток местных условий, назначается управлять городом и прилегающей территорией. Первый административный опыт Лорис-Меликова оказался удачным: он быстро сумел найти общий язык с местным населением, восстановить нормальную жизнь и предотвратить угрозу голода и эпидемий. В августе 1856 г. получает чин генерал-майора. С апреля 1858 г. становится исправляющим должность начальника войск в Абхазии. Весной 1860 г. направляется в Турцию для переговоров с султанским правительством о принятии в пределы азиатской части этой страны тех горцев из Терской области, которые категорически не желали признавать над собой власть Российской империи. Переговоры прошли успешно, Турция согласилась принять единоверцев, а выселение за пределы России непримиримой части горцев, безусловно, способствовало быстрейшему умиротворению Кавказа.
В конце мая 1860 г. Лорис-Меликов был назначен исправляющим дела военного начальника Южного Дагестана и градоначальником Дербента, в марте 1863 г. – исправляющим дела начальника Терской области и командующим находящимися там войсками с присвоением звания генерал-лейтенанта. В течение 12-летнего руководства Терской областью (до апреля 1875 г.) он получает звания генерал-адъютанта, наказного атамана Терского казачьего войска; в феврале 1870 г. ему присваиваются права генерал-губернатора Терской области. На этом посту он проявил себя умелым и энергичным администратором.
В апреле 1875 г. Лорис-Меликов был назначен состоять при наместнике Кавказа великом князе Михаиле Николаевиче с производством в чин генерала от кавалерии. В 1875 и 1876 гг. дважды находится в продолжительных отпусках ввиду необходимости лечения. В немецком курортном городе Эмсе знакомится с вышедшей в Берлине брошюрой «Наше положение» либерального земского деятеля А.И. Кошелева, критиковавшего недостатки российской бюрократической системы. Там же, в Эмсе, встречается с автором брошюры и историком-славянофилом М.П. Погодиным. Идейные воззрения всех троих были довольно близки, и, по всей видимости, к этому периоду относится оформление умеренно-либеральных взглядов самого Лорис-Меликова. Вскоре он принимает посильное участие в разработке новой брошюры Кошелева «Общая земская дума», в которой намечались пути «восстановления утраченной связи народа и государя» без нарушения основополагающих принципов самодержавной монархии. Для этого, по мысли разработчиков, следовало создать Думу из депутатов от земских губернских собраний с правом законосовещательного голоса. Именно из этого концептуального проекта черпал Лорис-Меликов идеи в области политических реформ в период высшего взлета своей карьеры.
В 1876 г. Лорис-Меликов назначается командующим отдельным Кавказским корпусом, в ходе Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. он проявляет себя талантливым военачальником, одерживает крупные победы над неприятелем. В апреле 1878 г. был удостоен графского титула Российской империи. За более чем 30-летнюю военную службу Лорис-Меликов награждается орденами Св. Анны 4-й, 3-й и 2-й степеней, Св. Владимира 4-й, 3-й и 1-й степеней, Белого Орла, Св. Александра Невского, Св. Георгия 1-й и 2-й степеней, золотой саблей «За храбрость» и целым рядом иностранных орденов: мекленбург-шверинским «За военные отличия» 2-й степени, прусским «За заслуги» и черногорской медалью.
В апреле 1879 г. назначается временным харьковским генерал-губернатором, а вслед за этим и командующим войсками Харьковского военного округа. На новом месте стремится соединить жесткую линию по отношению к революционному подполью с привлечением к сотрудничеству с властью умеренной оппозиции. В последнем Лорис-Меликову значительно помогало его личное обаяние, умение завоевать популярность людей. Биограф оставил такой отзыв о нем в харьковский период его деятельности: «Доступность, простота в обращении, ласковость графа быстро расположили к нему массу. Он действительно имел способность привлекать к себе людей; его мягкие, вкрадчивые манеры, веселость, магнетическое влияние красивых умных глаз очаровывали многих...» Даже в выполнении прямых служебных обязанностей по подавлению революционного движения проявил недюжинные дипломатические способности, чтобы, с одной стороны, своими энергичными действиями заслужить одобрение правительства, а с другой – провести их осмотрительно, не вызывая к себе чрезмерной ненависти революционеров. О том, насколько это ему удалось, красноречиво свидетельствует уже тот факт, что Лорис-Меликов умудрился стать единственным среди генерал-губернаторов, не включенным Исполнительным комитетом «Народной воли» в список приговоренных им к смерти.
Пока граф проводил свою хитроумную политику в Харькове, революционный террор в общероссийском масштабе продолжал усиливаться, и именно это обстоятельство в конечном итоге вознесло его к вершинам государственной власти. Как известно, народовольцы вынесли смертный приговор самому Александру II и осуществили в общей сложности семь покушений на жизнь царя-освободителя. Взрыв, произведенный Халтуриным, высветил всю неспособность как Третьего отделения, так и бюрократического аппарата в целом обеспечить безопасность главы государства, не говоря уже о более масштабной задаче – подавлении революционного движения в стране. Сложившаяся ситуация побудила царя и его ближайшее окружение срочно искать нетрадиционный выход. Его указал проправительственный публицист и издатель М.И. Катков, подавший мысль учредить диктатуру, способную придать расшатанному административному организму единство и силу. Организационной формой задумывавшейся диктатуры должна была стать Верховная распорядительная комиссия по охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Решение о ее создании было принято 9 февраля 1880 г. Естественно, встал вопрос о кандидатуре главы вновь создаваемого органа. Военный министр Д.А. Милютин и граф Адлерберг указали царю на харьковского генерал-губернатора как на человека, способного взять в руки и крепко держать власть. Судя по всему, и сам Александр II понимал необходимость нового курса в деле борьбы с революционерами, в связи с чем ловкий и умный Лорис-Меликов, уже зарекомендовавший себя на этом поприще в Харькове, был наиболее подходящей фигурой из всей правительственной элиты того времени. Законодательно это решение было оформлено императорским указом от 12 февраля 1880 г., провозглашавшим создание Верховной распорядительной комиссии во главе с Лорис-Меликовым для «положения предела беспрерывно повторяющимся в последнее время покушениям дерзких злоумышленников поколебать в России государственный и общественный порядок». Указ прямо подчеркивал, что комиссия создается «в видах объединения действий всех властей» «по охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Данный законодательный акт предоставлял главному начальнику Верховной распорядительной комиссии право принимать любые решения, безусловно обязательные для исполнения всеми «генерал-губернаторами, губернаторами и градоначальствами», всеми чиновниками Российской империи, «не исключая военного», т.е. фактически Лорис-Меликов наделялся всей полнотой государственной власти. Действующий монарх на время уходил в тень и официально передавал главе вновь созданного органа неограниченные полномочия – случай беспрецедентный в русской истории. Военный министр Д.А. Милютин так суммировал в своем дневнике впечатление от его назначения: «Граф Лорис-Меликов понял свою новую роль не в значении только председателя следственной Комиссии, а в смысле диктатора, которому как бы подчиняются все власти, все министры». М.Н. Катков назвал его «диктатором сердца», что чрезвычайно понравилось Лорис-Меликову, пожелавшему, чтобы это определение высекли на могильном камне после его смерти как высшую награду за труды при жизни.
Получив, по сути дела, неограниченные диктаторские полномочия, глава Верховной распорядительной комиссии свою первоочередную задачу видел в преодолении революционной ситуации с помощью комбинированной политики уступок либеральной части общества для изолирования собственно революционеров, с которыми следовало расправляться путем репрессий. 15 февраля 1880 г. Лорис-Меликов опубликовал воззвание «К жителям столицы», в котором просил поддержки общества и, заигрывая с либералами, обещал «приложить все старание и умение к тому, чтобы, с одной стороны, не допускать ни малейшего послабления и не останавливаться ни перед какими строгими мерами для наказания преступных действий, позорящих наше общество, а с другой – успокоить и оградить законные интересы его здравомыслящей части».
Чтобы выиграть битву за общественное мнение, «диктатор сердца» провозгласил целый ряд либеральных шагов, сопровождавшихся шумной рекламой. Лорис-Меликов публично обещал расширить права земств, назначил сенаторские ревизии для расследования чиновничьих злоупотреблений, создал комиссию для пересмотра закона о печати, уволил с поста министра просвещения Д.А. Толстого, ненавидимого интеллигенцией как самого ярого реакционера в правительстве, что сопровождалось некоторым увеличением свободы в учебном деле. В чисто демагогических целях было ликвидировано Третье отделение, ставшее притчей во языцех у либералов, сделана попытка хотя бы частично упорядочить институт административной ссылки. По заданию Верховной распорядительной комиссии сенатор М.Е. Ковалевский разработал проект, ограничивающий право местных властей на внесудебную высылку, а для решения вопроса об административной ссылке было создано Особое присутствие.
Однако все широковещательные обещания Лорис-Меликова об установлении строгой законности были мигом забыты, когда революционный террор коснулся его лично. После его назначения на пост диктатора Исполнительный комитет «Народной воли» начал готовить на него покушение, однако отказался от этого замысла ввиду легко прогнозируемой отрицательной реакции общественного мнения. Но не во власти высшего органа народников было не допустить выступления террориста-одиночки. Им оказался И.О. Млодецкий, молодой крещеный еврей из г. Слуцка Минской губернии. 20 февраля 1880 г. у подъезда канцелярии Министерства внутренних дел он в упор стреляет в Лорис-Меликова, но промахивается. Незадачливого террориста приговорили 21 февраля к смерти, а уже 22 февраля повесили. Подобная поспешность объяснялась категорическим требованием «диктатора сердца», чтобы преступник был казнен в 24 часа. Неоднократно и далее прибегая к жестким мерам, Лорис-Меликов заботился лишь об одном: чтобы они не были преданы гласности в отечественной и зарубежной прессе. Только с 18 марта по 21 июля 1880 г. Верховная распорядительная комиссия рассмотрела 453 дознания о «государственных преступлениях», при этом в подавляющем большинстве случаев революционеры подверглись наказанию в административном порядке. «Если мы будем ставить на суд множество людей, – поучал в этой связи Лорис-Меликов жандармского генерала В.Д. Новицкого, – то напишут, что у нас в России революция». По подсчетам исследователей, за 14 месяцев диктатуры состоялось 32 судебных процесса (в основном закрытых), по итогам которых было вынесено 18 смертных приговоров.
Понимая, что для подавления путем репрессий непримиримой части революционного лагеря необходимо объединение усилий всех карательных органов, «диктатор сердца» добился от Александра II издания указа от 3 марта о временном подчинении Третьего отделения Верховной распорядительной комиссии. Учитывая, что Третье отделение было высшим органом политической полиции и подчинялось непосредственно императору, это официальное решение явилось большой победой Лорис-Меликова в деле дальнейшей концентрации власти в своих руках. Логически завершая начавшийся процесс, на другой день, 4 марта 1880 г., последовало высочайшее повеление «о временном подчинении Отдельного корпуса жандармов главному начальнику Верховной Распорядительной Комиссии», которому предоставлялись «все права и круг действия, присвоенные законом шефу жандармов». Лишь напрямую подчинив себе все органы политического сыска, Лорис-Меликов смог наконец обрести всю полноту диктаторской власти. По данным на 1 января 1880 г., Отдельный Корпус жандармов насчитывал 521 офицера и 6287 «нижних чинов», а штат Третьего отделения составляли 72 чиновника (данные на август 1880 г.).
Став временным главой этих ведомств, Лорис-Меликов для установления единства действий жандармских и полицейских органов в Санкт-Петербурге в конце марта 1880 г. предложил вывести из ведения Третьего отделения «Секретное отделение по охране общественного порядка и спокойствия» и поручить его ведению столичного градоначальника, правами которого он обладал по указу от 12 февраля. За Третьим отделением временно сохранялась организация агентурного наблюдения «в различных слоях общества для уяснения общего политического настроения». Следующим шагом «диктатора сердца» стало установление четкой координации действий местных органов власти с губернскими жандармскими управлениями. Осуществив эти первоочередные меры, Лорис-Меликов начинает намечать подходы к решению других неотложных задач общероссийского масштаба. На мартовских заседаниях Верховной распорядительной комиссии он предлагает объединить действия всех административных и судебных органов, «призванных к обнаружению и преследованию преступных замыслов и действий». Усматривая трудности в борьбе с революционным терроризмом в «крайней медленности производства дознаний и дел о государственных преступлениях», он считал необходимым в кратчайшее время упорядочить вопросы об административной ссылке и организации гласного и негласного полицейского надзора. Поскольку революционное подполье в России было тесно связано с революционной эмиграцией, осевшей в других странах, Лорис-Меликов предпринял ряд мер по усилению политического сыска и за границей.
По поручению Лорис-Меликова летом 1880 г. член Верховной распорядительной комиссии сенатор И.И. Шамшин провел тщательную ревизию деятельности Третьего отделения. Это было первое (и единственное) независимое расследование за всю историю этой могущественной спецслужбы. Итоги оказались на редкость неутешительными. И.И. Шамшин изучил около 1500 дел преимущественно о лицах, высланных за политическую неблагонадежность. Результатом этого труда было освобождение очень многих невинных людей. По словам Шамшина, дела велись крайне небрежно. Хранились следственные дела в чрезвычайном беспорядке, часто отсутствовали в них весьма важные документы, на которых было основано обвинение. Были вскрыты также крупные финансовые упущения. Значительная часть денежных средств, выделенных на борьбу с революционным подпольем, была выплачена «агентам, наблюдавшим преимущественно за высокопоставленными лицами...». Неудивительно, что при подобной организации работы Третье отделение часто не выполняло своей основной задачи. Доклад Шамшина укрепил зревшую у Лорис-Меликова решимость в первую очередь в пропагандистских целях ликвидировать Третье отделение, превратившееся в глазах общества в самое непопулярное, жестокое и неразборчивое в средствах учреждение.
Еще до начала ревизии Лорис-Меликов 11 апреля 1880 г. представил Александру II всеподданнейший доклад, в котором сформулировал программу дальнейших действий Верховной распорядительной комиссии. В докладе указывалось, что для вывода страны из кризиса необходимы реформы, касающиеся различных сторон общественной жизни Российской империи. Ключевую роль в их проведении «диктатор сердца» отводил самому себе. В области «охранения государственного порядка и общественного спокойствия», т.е. сфере своей прямой компетенции, Лорис-Меликов предлагал царю «идти твердо и решительно в деле преследования злоумышленников, но не смешивать с ними людей, виновных лишь в проступках, не имеющих прямого отношения к социально-революционным проявлениям», т.е. сузить сферу необходимых репрессий. «Либеральный диктатор» специально подчеркивал, что необходимо «стремиться к возвращению от чрезвычайных мер к законному течению дела», и перечислял конкретные меры по нормализации общественных отношений. В этой связи в докладе говорилось о пересмотре паспортной системы, облегчении крестьянских переселений, преобразовании губернских административных учреждений, установлении отношений нанимателей к рабочим и т.п. То есть Лорис-Меликов предлагал сочетать ограниченные репрессии с назревшими преобразованиями в либеральном направлении.
Доклад был одобрен Александром II. Однако осуществить даже эту довольно скромную программу Верховная распорядительная комиссия не успела, так как ее глава неожиданно подал императору идею об упразднении самого этого органа. 26 июля 1880 г. Лорис-Меликов в очередном всеподданнейшем докладе отметил «некоторые благоприятные признаки, свидетельствующие о заметном успокоении умов», но при этом подчеркнул, что «вредные для государственного строя проявления социальных учений... могут быть парализованы не в короткий срок», что сама ликвидация почвы для развития крамолы возможна только в результате объединения усилий правительства и общества». Поэтому деятельность Верховной распорядительной комиссии, «как и всякой исключительной власти, не должна быть продолжительною». А так как с марта по июль 1880 г. не произошло ни одного террористического акта, Лорис-Меликов считал
«...настоящую минуту... наиболее удобным временем» для ликвидации самой Верховной распорядительной комиссии, равно как и Третьего отделения, с одновременной концентрацией всех жандармско-полицейских функций в одном из центральных государственных учреждений. При этом явно подразумевалось, что «создание прочного порядка» потребует нахождения во главе этого ведомства неординарного человека наподобие автора проекта. Царь одобрил доклад. 6 августа 1880 г. на свет появился императорский указ «О закрытии Верховной Распорядительной Комиссии, упразднении III отделения с. е. и. в. канцелярии и об учреждении Министерства почт и телеграфа». Согласно указу комиссия, как выполнившая свою ближайшую задачу, ликвидировалась, Третье отделение упразднялось, а функции политического сыска переходили к Департаменту государственной полиции – новому учреждению, создаваемому этим указом в составе Министерства внутренних дел. Новым министром внутренних дел, являвшимся одновременно и шефом Отдельного корпуса жандармов, был назначен, естественно, Лорис-Меликов. К немалому изумлению окружающих, директором вновь созданного Департамента государственной полиции он назначил И. О. Велио, много лет руководившего Департаментом почт и телеграфа в рамках МВД, преобразованного последним указом в самостоятельное министерство.
Реорганизованному МВД в этот период сопутствовал некоторый успех в борьбе с террористами «Народной воли». Во время беседы Лорис-Меликов лично завербовал Г. Гольденберга, и по его наводке в ноябре 1880 г. был арестован виднейший член Исполнительного комитета «Народной воли» Александр Михайлов. В январе 1881 г. был арестован активный член подпольной организации Иван Окладский. Приговоренный к смертной казни, он обещанием помилования был без особого труда перевербован начальником Петербургского жандармского управления генералом А.В. Комаровым. Окладский оказался ценным источником информации и немедленно выдал две конспиративные квартиры, типографию и мастерскую по производству динамита. Как личный агент министра внутренних дел он встречался с Лорис-Меликовым, верно служил полиции на протяжении следующих 37 лет. Пиком удачи «диктатора сердца» на полицейском поприще стал арест руководителя и главного стратега «Народной воли» А. Желябова в конце февраля 1881 г.
Все это породило у Лорис-Меликова настоящую эйфорию, крайне опасную для руководителя политической полиции. Дело дошло до того, что накануне 1 марта Александр II радостно говорил окружающим: «Поздравьте меня вдвойне: Лорис мне возвестил, что последний заговорщик схвачен и что травить меня уже не будут!» Вместо выполнения прямых повседневных обязанностей министр внутренних дел продолжал ощущать себя вершителем судеб России и 28 января 1881 г. подал Александру II проект реформ, с помощью которых надеялся окончательно выйти из политического кризиса. Смысл проекта сводился к образованию из представителей чиновников и от земства совещательного органа при Государственном совете, который и сам был совещательным органом при императоре. Суть этого достаточно умеренного проекта, получившего название «конституции Лорис-Меликова», сводилась к постепенному переходу к околопарламентской форме правления при незыблемости самодержавия. Тем не менее и такой урезанный вариант показался излишне радикальным Александру II, который по прочтении проекта возмущенно воскликнул: «Да ведь это Генеральные штаты!» Однако, чувствуя поддержку либеральной части общества, «диктатор сердца» упорно настаивал, и, по странной иронии истории, царь за несколько часов до своей смерти 1 марта 1881 г. одобрил предложенную «конституцию» и назначил на 4 марта заседание Совета министров для того, чтобы согласовать правительственное сообщение о предстоящей политической реформе.
Когда министр государственных имуществ П.А. Валуев передавал Лорис-Меликову эту важную для него весть, на улице прогремело два взрыва. «Возможно, покушение», – по-французски сказал Валуев. «Невозможно», – ответил министр внутренних дел. Однако собеседник Лорис-Меликова оказался прав. Гибель Александра II от бомбы террористов означала крах всей стратегии Лорис-Меликова по предотвращению революционного террора путем осуществления мелких либеральных реформ и обещания в будущем реформ крупных. Хотя новый император Александр III и отклонил предложение обер-прокурора К.П. Победоносцева немедленно уволить Лорис-Меликова, дни временщика были уже сочтены. Политический курс его с треском провалился. Несмотря на траур, обсуждение «конституции» Лорис-Меликова состоялось 8 марта 1881 г. в Совете министров. Не оправившийся еще от удара новый царь колебался, большинство участвовавших в совещании были сторонниками либерального курса «диктатора сердца», однако ситуацию переломил К.П. Победоносцев, произнесший громовую речь о том, что Лорис-Меликов навязывает России конституцию, а конституция погубит Россию. Взывая к личным чувствам царя, он протягивал руки к портрету Александра II, восклицая: «Кровь его на нас!» Хотя Александр III так и не высказался на этом совещании, всем наблюдателям стало ясно, что карьере Лорис-Меликова пришел конец. Не помогло ему и то, что уже к 17 марта все участники цареубийства были арестованы полицией и 3 апреля казнены. Решающее политическое влияние на нового императора приобрел Победоносцев, который сумел убедить Александра III подписать 29 апреля 1881 г. написанный им манифест о незыблемости самодержавной власти и готовности царя «утверждать и охранять» ее «от всяких на нее поползновений». Официально провозглашенный курс на «твердую власть» представлялся либералам страшной реакцией, и в знак протеста Лорис-Меликов вместе с несколькими единомышленниками подал в отставку. 4 мая 1881 г. Лорис-Меликов был уволен с поста министра внутренних дел.
В 1883 г. Лорис-Меликов уехал во Францию, где жил в Ницце в фактической эмиграции. Там он сблизился со многими представителями либеральной интеллигенции (М.Е. Салтыков-Щедрин, юрист А.Ф. Кони, редактор газеты «Общее дело» Н.А. Белоголовый). После его смерти в Ницце, в декабре 1888 г., прах генерала был перевезен в Тифлис и погребен в Ванхском кафедральном соборе.

МЕЗЕНЦЕВ Николай Владимирович (1827–1878). Главный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф Корпуса жандармов в 1876–1878 гг.
Происходил из дворянского рода, известного со второй половины XVII в. По матери был правнуком великого русского полководца А.В. Суворова. В 1845 г. начал военную службу в лейб-гвардии Преображенском полку. В чине подпоручика встретил начало Крымской войны 1853–1856 гг. Принимал участие во многих боевых операциях, в отступлении Южной армии к Севастополю. В качестве адъютанта главнокомандующего Южной армией М.Д. Горчакова в 1855 г. участвовал в обороне Севастополя, был произведен в штабс-капитаны. В 1860 г. получает очередной чин капитана с переименованием в подполковники армии, в ноябре 1861 г. становится флигель-адъютантом Александра II и на следующий год посылается инспектировать подразделения Корпуса внутренней стражи в губернии Поволжья. В августе 1863 г. прикомандировывается к управлению шефа Отдельного корпуса жандармов.
Дальнейшая карьера Мезенцева все в большей степени связывается со сферой политического сыска. С ноября 1863 г. по май 1871 г. состоит членом Следственной комиссии в Санкт-Петербурге, принимает участие в расследовании покушения Каракозова на императора Александра II в 1866 г. В июле 1864 г. назначается исправляющим делами начальника штаба шефа Корпуса жандармов и управляющего Третьим отделением. В апреле 1865 г. производится в чин генерал-майора и утверждается в должности начальника штаба Корпуса жандармов и управляющего Третьим отделением.
В мае 1871 г. пожалован в звание генерал-адъютанта Александра II с отчислением от занимаемой должности. Однако этот перерыв в карьере по сыскной части был непродолжительным. В августе 1873 г. производится в чин генерал-лейтенанта, а спустя год назначается товарищем шефа жандармов и главного начальника Третьего отделения. Когда в конце декабря 1876 г. А.Л. Потапов в связи с болезнью был уволен со своего поста, назначается главным начальником Третьего отделения и шефом Отдельного корпуса жандармов, одновременно становится членом Государственного совета и комитетов по делам Кавказа и Царства Польского. Был награжден орденами Св. Анны 3-й, 2-й и 1-й степеней, Св. Владимира 4-й, 3-й и 2-й степеней, Св. Станислава 2-й и 1-й степеней, орденом Белого Орла.
Хотя на некоторых знавших его людей новый руководитель государственной безопасности производил впечатление «сонного тигра», а в советскую эпоху неизменно характеризовался в исторической литературе как жестокий каратель, военный министр и прогрессивный реформатор, Д.А. Милютин воспринимал его совершенно иначе. По его словам, «Мезенцев вел дела гуманно, не имел личных столкновений с преступниками. Мне даже всегда казалось, что он, по своей натуре, совсем непригоден для своего поста. С молодых лет он был повеса и в то же время набожен».
Понимая, что одними арестами революционное движение не победить, глава Третьего отделения в январе 1878 г. предложил Александру II развернуть по всей стране систему правительственной контрпропаганды: «в простонародье» – распространение книг и брошюр благонамеренного содержания, а «в обществе» – через «кружки, имеющие целью препятствовать дальнейшему развитию революционных замыслов». Однако этот план показался императору слишком смелым и был отвергнут. Для выработки стратегии борьбы с народничеством летом 1878 г. было образовано Особое совещание, в которое вошли шеф жандармов, министр юстиции и помощник министра внутренних дел. На нем Мезенцев предложил расширить штат секретных агентов, полагая, что лучшим способом борьбы явится их проникновение в подпольные организации. Эти агенты не только смогут раскрыть планы заговорщиков, но, войдя к ним в доверие, спровоцировать действия, которые вызовут общественное негодование и будут способствовать их изоляции. Такие агенты должны находиться в полном распоряжении Третьего отделения. На эти цели правительство немедленно выделило 400 тысяч рублей в дополнение к бюджетным ассигнованиям.
Пока царские сановники обсуждали стратегию борьбы, народники перешли к новой тактике. Разочарованные тем, что агитация не привела к немедленному народному восстанию, и озлобленные репрессиями власти, они становятся на путь индивидуального террора. Начало положила Вера Засулич, стрелявшая в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова и оправданная судом присяжных. Вскоре последовали террористические акты в Киеве. Быстро оценивший поворот тактики народников жандармский полковник В. Д. Новицкий предупредил начальника Третьего отделения, что следует ожидать покушений на высшее руководство его ведомства, ненавистного для противников самодержавного режима. В ответ Мезенцев самоуверенно заявил: «Власть шефа жандармов так еще велика, что особа шефа недосягаема, обаяние к жандармской власти так еще сильно, что эти намерения стоит отнести к области фантазий и бабьих сплетен, а не к действительности». Эта самоуверенность стоила ему жизни. 4 августа 1878 г. он был убит на Михайловской площади в Петербурге народником С. Кравчинским, через два дня после расстрела в Одессе по приговору военно-полевого суда революционера И. Ковальского, оказавшего вооруженное сопротивление при аресте. Виновником гибели одесского народника революционеры считали Мезенцева.
Это убийство, по свидетельству князя В.П. Мещерского, «повергло в ужас правительственные сферы». Военный министр в своем дневнике зафиксировал собственное видение этого события, которое разделяли многие: «Убийство подобного человека не может быть иначе объяснено, как сатанинским планом тайного общества навести террор на всю администрацию. И план этот начинает удаваться». По Северной столице поползли настойчивые слухи о том, что революционеры готовят «варфоломеевскую ночь» своим противникам. В обстановке паники, охватившей высшее общество Петербурга, Третье отделение продемонстрировало потрясающую беспомощность, оказавшись не в состоянии даже схватить убийцу, который, бежав за границу, ушел от преследования и под псевдонимом Степняк потом описал покушение на шефа жандармов в брошюре.

ОРЛОВ Алексей Федорович (1786–1861). Главный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф Корпуса жандармов в 1844–1856 гг.
Будущий глава ведомства государственной безопасности Российской империи имел не совсем прямое отношение к прославленному графскому роду Орловых – он был внебрачным сыном генерал-аншефа Федора Григорьевича Орлова и вдовы камер-фурьера Л.С. Попова Елизаветы Михайловны Гусятниковой (по другим данным – полковницы Татьяны Федоровны Ярославовой) и официально числился «воспитанником» своего отца. Незадолго до своей смерти в апреле 1796 г. Ф.Г. Орлов уговорил Екатерину II даровать своим «воспитанникам» потомственное дворянство и фамилию Орловых, однако графского титула своего отца они не унаследовали.
Алексей Федорович Орлов получил домашнее образование, воспитывался в пансионе аббата Николя в Санкт-Петербурге, по окончании которого с января 1801 г. служил юнкером в Коллегии иностранных дел, где и приобрел дипломатические навыки, так пригодившиеся ему впоследствии. В мае 1804 г. был переведен в лейб-гвардии Гусарский полк. В 1805 г. молодой корнет принимает участие в кампании против Наполеона, где отличается в знаменитом сражении под Аустерлицем. В 1807 г. проявляет незаурядное мужество и отвагу в сражениях под Гейльсбергом и Фридландом. В 1809 г. в чине штабс-ротмистра переводится в лейб-гвардии Конный полк, в списках которого числится до конца жизни. Нашествие Наполеона на Россию в 1812 г. Орлов встречает в чине ротмистра, участвует в сражениях под Витебском, Смоленском, Красным и в знаменитой битве под Бородино, во время которой он получил шесть сабельных ран в голову и удар пики в бок. В начале 1813 г. Орлов назначается адъютантом к великому князю Константину Павловичу и участвует в Заграничном походе русской армии. В августе 1813 г. ему присваивается чин полковника. Заслуживает упоминания тот факт, что именно внебрачный сын Федора Орлова, Михаил Орлов, брат Алексея, был тем офицером, который подписал предварительные условия сдачи Парижа русским войскам. По окончании войны с Наполеоном Алексей Орлов увольняется с военной службы в отставку. Однако уже через год подает прошение о возвращении на военную службу и вновь зачисляется в кавалерию. В апреле 1816 г. становится флигель-адъютантом императора Александра I, в 1817 г. производится в чин генерал-майора, в начале 1819 г. назначается командиром своего лейб-гвардии Конного полка, в июне 1820 г. – генерал-адъютантом императора.
14 декабря 1825 г. становится переломным в судьбе Орлова. В те напряженные часы восстания декабристов, когда не только корона, но и сама жизнь Николая I висела на волоске, он первым из полковых командиров привел к новому императору свой лейб-гвардии Конный полк, также его полк стал первым присягнувшим на верность Николаю I. Во главе своего полка Орлов несколько раз в тот день ходил в атаку на мятежников. По делу декабристов был арестован его родной брат генерал-майор Михаил Орлов, герой Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. Этот факт, однако, не помешал дальнейшему продвижению А.Ф. Орлова по службе, но, напротив, еще более оттенил твердость его убеждений и непоколебимую верность престолу. Новый император запомнил преданность командира Конного полка и сохранил чувство благодарности к нему до конца своей жизни, неоднократно отзываясь об А.Ф. Орлове как о «надежном, умном и истинно русском человеке». 25 декабря 1825 г. императорским указом А.Ф. Орлов был возведен в графское достоинство. В знак признания его заслуг Николай I избавил его брата Михаила Орлова от неминуемой каторги.
В апреле 1828 г. А.Ф. Орлов сопровождает Николая I в поездке в действующую армию в связи с начавшейся войной с Турцией. В ходе Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. вновь демонстрирует свое мужество, во главе особого отряда берет штурмом крепости Мачин и Гирсово, командует 1-й конно-егерской дивизией и во главе ее участвует в сражениях при Шумле; производится в чин генерал-лейтенанта. Он назначается представителем (вместе с графом Ф.П. Паленом) на мирных переговорах с Турцией. Во многом благодаря его стараниям между воюющими сторонами был заключен Адрианопольский договор (сентябрь 1829 г.), чрезвычайно выгодный для России.
В 1831 г. Николай I посылает Орлова с рядом поручений к главнокомандующему русскими войсками в Польше генерал-фельдмаршалу И.И. Дибичу, затем назначается руководить подавлением «холерного бунта» в Петербурге и восстаний в Новгородском и Старорусском военных поселениях, успешно справляется с этими задачами. В 1833 г. он вновь подтверждает свои блестящие способности дипломата, подписав с Турцией Ункяр-Искелесийский договор о вечном мире, дружбе и оборонительном союзе. В этом же году производится в чин генерала от кавалерии. В декабре 1835 г. Орлов назначается членом Государственного совета. Государственный секретарь М.А. Корф отмечал, что удачливый дипломат и генерал от кавалерии с конца 1830-х гг. XIX в. становится «едва ли не ближайшим к государю человеком». Как близкого своего друга император назначает его попечителем своего сына и наследника престола великого князя Александра Николаевича (будущего императора Александра II). Орлов был награжден орденами Св. Георгия 4-й степени, Св. Анны 4-й, 2-й и 1-й степеней, Св. Владимира всех степеней, Св. Александра Невского и Св. Андрея Первозванного.
Когда встал вопрос о новом главе ведомства государственной безопасности, то для Николая I не существовало сомнений, кому именно доверить этот чрезвычайно ответственный и важный и для государства, и для его личной власти пост. Официально Орлов стал главным начальником Третьего отделения, шефом жандармов и командующим Императорской Главной квартирой 17 сентября 1844 г., однако фактически приступил к исполнению этих обязанностей уже в апреле, после отъезда А.Х. Бенкендорфа на лечение за границу. Орлов принял назначение руководителем политического сыска довольно неохотно и с готовностью переложил основной объем работ по Третьему отделению и жандармерии на своего помощника Л.В. Дубельта.
Согласно официальным отчетам ведомства государственной безопасности за 1840-е гг., наиболее опасную угрозу «общественному порядку» в России Третье отделение видело, во-первых, в активизации деятельности журналов «Отечественные записки» и «Современник», фактически выступавших органами революционной демократии, во-вторых, в подъеме студенческого движения в крупнейших вузах страны (Петербургском и Московском университетах, Училище правоведения, Горном институте) и, в-третьих, в возникновении общественно-политического движения на Украине. Последнее проявилось в том, что в конце 1845 г. в Киеве возникло Украино-Словенское общество Св. Кирилла и Мефодия. В начале 1847 г. это общество было обнаружено Третьим отделением, и участие в нем окончилось достаточно печально для Н.И. Костомарова, Т.Г. Шевченко, П.А. Кулиша и других его членов. Донесший на них студент Киевского университета Петров из-за бойкота товарищей был вынужден покинуть учебное заведение, но был без экзаменов удостоен звания действительного студента и по инициативе Орлова вызван в Северную столицу и определен «соответственно его способностям» чиновником в Третье отделение. Характеризуя совокупность негативных явлений, орган государственной безопасности заверял царя, что все они носят поверхностный характер, не имеют определенной теоретической основы и затрагивают только незначительные круги общества.
Резкий всплеск революционной активности в Западной Европе в 1848 г. вызвал у Николая I и руководства Третьего отделения стремление надежно изолировать Российскую империю от революционного Запада. Как им было хорошо известно, «умственная зараза» проникала тремя путями: «путешествиями наших по Европе, просвещением и ввозом к нам иностранных книг». Нечего и говорить, что правительство постаралось как можно плотнее перекрыть эти каналы. С началом революций 1848 г. Николай I распорядился вызвать на родину всех находившихся в Западной Европе русских подданных, и Третье отделение бдительно следило за неукоснительным исполнением этого указа. Сверх того, от русских дипломатических представительств в Европе оно получало необходимую информацию для проверки «политической благонадежности» этих «путешественников». Но, несмотря на все старания политического сыска, революционные идеи проникали на территорию империи. Возросло количество политических дел, связанных с чтением запрещенных книг, порицанием существующих порядков, одобрением событий в Западной Европе, «вольномыслием» в учебных заведениях и т.п. Хотя большинство этих дел были незначительными, а подчас и просто надуманными, отдельные были достаточно громкими по меркам того времени. Так, например, стараниями Третьего отделения был пресечен «мятежный заговор в Вильно, ставивший целью освободить бывшие польские провинции от русского владычества», а в Училище правоведения, среди учащихся которого были обнаружены «преступные замыслы» относительно правительства, был «наведен порядок». Особняком стоит знаменитое дело петрашевцев, по которому под следствие попало 123 человека. Сам кружок сложился вокруг М.В. Петрашевского в 1844 г., а с осени следующего года стал регулярно собираться по пятницам. Своей целью участники кружка ставили пропаганду идей демократии и утопического социализма, однако под влиянием революционного взрыва в Западной Европе в 1848 г. начали задумываться над более радикальными действиями. В преддверии ожидаемого начала крестьянской революции М.В. Петрашевский и Н.А. Спешнев разработали план руководства восстанием, которое по их замыслу должно было закончиться свержением царя. В конце 1848 г. – начале 1849 г. на «совещаниях пяти» (Петрашевский, Спешнев, Момбелли, Львов и К. Дебу) ставился вопрос о создании тайного общества, его программе и тактике. Однако кружок петрашевцев первым обнаружило не Третье отделение, а его давний конкурент – Министерство внутренних дел, что, разумеется, свидетельствовало о не очень высоком профессионализме специализированного органа политического сыска. Об этом деле царю доложил министр внутренних дел Л.А. Перовский, который, по словам А.И. Герцена, не желал упустить «отличный случай доказать царю, что тайная полиция состоит из ничтожеств». В минуту гнева Николай I сказал Орлову, что «у его ищеек нет нюха, что это – сопливые собаки». А.И. Герцен так описывает начало следствия: «Как только первые подсудимые, в числе 48, были приведены утром в канцелярию графа Орлова, он имел удовольствие убедиться собственными глазами в том, что доклады Перовского были не вполне точны, по крайней мере, в смысле личной значительности заговорщиков. Среди обвиняемых, на которых падали самые тяжелые подозрения, был мальчик 14–15 лет, жандармы разбудили его рано утром, и он мирно доканчивал свой сон в зале канцелярии, пока его не разбудил внезапно громкий голос графа Орлова: «Что заставило вас устроить заговор, а?.. Вас слишком хорошо кормили, сукины сыны, вы с жиру беситесь!» Этот взрыв гнева не был притворством знатного графа: он был искренен, потому что видел перед собой молодых людей, при помощи которых министр внутренних дел чуть было не подставил ему знатную подножку». Промах, допущенный Третьим отделением, не отразился на положении его начальника. Что же касается петрашевцев, то из 123 человек 22 предстали перед военным судом, который приговорил почти всех из них, за исключением одного, к расстрелу. На Семеновском плацу Санкт-Петербурга все уже было приготовлено к смертной казни, однако в последний момент Николай I заменил расстрел каторгой или арестантскими ротами.
Не успел руководитель Третьего отделения избежать негативных для себя последствий дела петрашевцев, как возникла новая неприятность, на этот раз в недрах его собственного ведомства. В январе 1849 г. из архива ведомства государственной безопасности пропало сразу 18 докладов Орлова императору с резолюциями последнего. Вырезки из них вместе с анонимной запиской потом были отправлены по почте самому Николаю I. Специально образованная по этому случаю следственная комиссия быстро установила, что виновником был бывший доносчик А.Петров. Взятый секретарем «сверх штата» в Третье отделение, он похитил секретные бумаги и продал их частным лицам. Ввиду сложившихся обстоятельств Орлов в апреле 1849 г. проводит реорганизацию архивного дела: архивом политического сыска стали ведать три человека вместо одного – заведующий и два его помощника, и они теперь подбирались из «самых надежных и не из молодых» чиновников с проживанием в самом здании Третьего отделения, чтобы он даже ночью был «готов в случае дел для справок».
На время руководства Орлова Третьим отделением приходится и начало революционной деятельности А.И. Герцена в эмиграции. В 1847 г. Герцен с семьей выезжает за границу и в 1850 г. отвечает отказом на требование русского правительства вернуться на родину. В 1853 г. он основывает в Лондоне Вольную русскую типографию для идеологической борьбы с самодержавием и крепостничеством. В конкретных исторических условиях середины XIX в., по словам самого Герцена, «основание русской типографии в Лондоне является делом наиболее практически революционным, какое русский может сегодня предпринять в ожидании исполнения иных, лучших дел». В том же году он публикует свое первое обращение к русскому обществу «Юрьев день! Юрьев день!» и рассылает по почте разным лицам в России. Один экземпляр воззвания получил граф Потемкин, передавший его императору. Николай I, в свою очередь, отослал его Дубельту в Третье отделение с весьма примечательной припиской: «Получено по почте из Лондона к Потемкину, это сочинение известного Герцена и, вероятно, прислано ко многим; любо читать! – пришли мне назад». Развернутая Герценом агитация набирает силу, с 1855 г. он начинает издавать альманах «Полярная звезда», посвященный запретным политическим темам и получивший в России широкое распространение. С 1 июля 1857 г. Герцен вместе с Огаревым выпускает в Лондоне «Колокол» – первую русскую революционную газету. Развернутая из-за границы агитация оказала колоссальное революционизирующее воздействие на русское общество, справиться с которым Третье отделение было не в состоянии.
Наряду с руководством политическим сыском Орлов неоднократно выполняет поручения императора; в сентябре 1844 г. становится членом Комитета по делам Закавказья, в октябре того же года – председателем Совета о военно-учебных заведениях, затем – «главноначальником» над Лазаревским институтом восточных языков в Москве, председателем комитета Общества попечения о тюрьмах и т.д. В последующие годы руководитель Третьего отделения сопровождает Николая I в его поездках по империи и в зарубежные страны. После начала Крымской войны Орлов в 1854 г. вел в Вене окончившиеся неудачей переговоры о сохранении нейтралитета Австрийской империи в этом конфликте. Перед своей смертью в феврале 1855 г. Николай I долго беседовал «с самым близким другом» и поручил его особому вниманию своего наследника. 24 февраля Орлов был назначен исполнителем духовного завещания покойного императора.
Отсталая крепостническая Российская империя, несмотря на героизм ее войск, потерпела в этой войне тяжелое поражение. Представляя в качестве руководителя Третьего отделения отчет за 1855 г. о положении в стране, Орлов настоятельно советует новому императору Александру II заключить мир. Он писал: «Война чрезвычайно тягостна для России: рекрутские наборы, ополчение, остановившаяся торговля умножают нужды и бедность, и хотя русские готовы переносить и дальнейшие бедствия, но если бы правительство, сохраняя твердость и свое достоинство, достигло мира на условиях честных, то это было бы общею радостью в империи». Проблема выхода из проигранной войны с наименьшим уроном была неотложнейшей задачей для Александра II, и ее решение было возложено на опытного дипломата и старинного друга прежнего императора. Орлов в феврале–марте 1856 г. возглавляет русскую делегацию на Парижском конгрессе и, используя противоречия между союзниками, добивается некоторого смягчения для России условий мира. За выполнение этой своей последней дипломатической миссии Орлов возводится в княжеское достоинство, а французское правительство награждает его орденом Почетного легиона.
Хотя в царствование Александра II Орлов пользовался не меньшим доверием императора, чем в правление его отца, и в первый же год пребывания его на престоле был удостоен новых высоких назначений, однако годы брали свое. 9 апреля 1856 г. оставляет посты главного начальника Третьего отделения, шефа жандармов и командующего Императорской Главной квартирой, но одновременно назначается председателем Государственного совета и Комитета министров. 3 января 1857 г. он становится председателем Особого комитета для рассмотрения постановлений и предположений о крепостном состоянии (16 февраля 1858 г. переименован в Главный комитет по крестьянскому делу). В отличие от своего предшественника Бенкендорфа Орлов был убежденным противником немедленного освобождения крестьян и, находясь с 1857 по 1860 г. во главе комитета, стремился по мере возможности затормозить этот процесс, а если уж предстояло осуществить освобождение, то только в самых ограниченных размерах.
В конце жизни здоровье бывшего начальника Третьего отделения значительно ухудшилось. В январе 1861 г. Орлов увольняется от всех своих должностей. В отставке прожил всего четыре месяца и скончался в Петербурге.

ПОТАПОВ Александр Львович (1818–1886). Главный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф Корпуса жандармов в 1874 – 1876 гг.
Происходил из семьи богатого воронежского помещика. В 10-летнем возрасте был определен пажом к императорскому двору. В 1835 г. поступает на службу в лейб-гвардии Гусарский полк с одновременным зачислением в Школу гвардейских подпрапорщиков. В декабре 1838 г. оканчивает это учебное заведение и в чине корнета возвращается в полк. В 1846 г. в чине ротмистра увольняется в бессрочный отпуск, но уже в 1848 г. восстанавливается на военной службе и назначается адъютантом главнокомандующего действующей армией генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевича. Во время Крымской войны 1853–1856 гг. принимает участие в боевых действиях в составе Дунайской армии.
В ноябре 1855 г. производится в чин полковника и в мае 1856 г. жалуется званием флигель-адъютанта императора. Он продолжает воинскую службу, выполняет ряд поручений военно-следственного характера. В июне 1860 г. назначается исправляющим обязанности обер-полицмейстера Санкт-Петербурга, а в августе производится в генерал-майоры и зачисляется в императорскую свиту. В ноябре 1860 г. Александр II назначает его обер-полицмейстером Москвы, но уже в июле следующего года он командируется в Варшаву с задачей проведения реорганизации местной полиции.
В октябре 1861 г. Потапов назначается исправляющим должность начальника штаба Корпуса жандармов и управляющего Третьим отделением (утвержден в ней 15 декабря). Главной заслугой его на этом посту являлось дело Н.Г. Чернышевского, окончившееся осуждением писателя. Карьера Потапова в Третьем отделении была временно прервана в июле 1864 г. в связи с назначением его помощником по гражданской части виленского генерал-губернатора М.Н. Муравьева. Карательные меры последнего против поляков вызвали сначала тайное, а затем и явное противодействие со стороны его помощника, должность которого 17 апреля следующего года была упразднена, а сам он уволен. Видя, что с Муравьевым Потапов не ужился, Александр II командирует его на Дон для ревизии положения бывших крепостных крестьян, а затем назначает наказным атаманом Войска Донского. Через год он жалуется в звание генерал-адъютанта императора, производится в чин генерал-лейтенанта и назначается войсковым атаманом Войска Донского с правами генерал-губернатора и командующего войсками военного округа.
2 марта 1868 г. следует новое назначение – виленским генерал-губернатором и командующим войсками Виленского военного округа. Эту должность Потапов занимал до июля 1874 г. и в короткий срок добился смещения с важнейших административных постов сторонников репрессивной политики своего предшественника Муравьева. Когда император решает избавиться от опеки «Петра IV» – П.А. Шувалова, то на его место 22 июля 1874 г. назначает Потапова, учитывая как его опыт работы в Третьем отделении и полиции обеих столиц, так и успешно завершенное дело Чернышевского.
От своего предшественника Потапову досталось большое количество арестованных участников «хождения в народ». Наученные неудачным опытом суда над участниками нечаевского общества, жандармы и следователи вели расследование чрезвычайно осторожно, в силу чего дело пропагандистов продвигалось крайне медленно. 267 молодых революционеров, которых следствие привлекло по этому делу, в ожидании суда провели в предварительном заключении целых три года. За этот срок многие из обвиняемых умерли или сошли с ума, в итоге перед судом предстали 193 человека, трое из которых скончались во время процесса. Это обстоятельство широко комментировалось в отечественной и зарубежной прессе, часть которой прямо обвиняла правительство в намерении уморить своих политических противников в тюрьме без суда. Тем не менее ореол мученичества за правое дело оказался весьма притягателен, и в 1874 г. новые массы студенчества устремились «в народ». Для выработки мер, способных уменьшить влияние революционной пропаганды, в декабре 1874 г. было образовано Совещание начальника Третьего отделения и семи министров, однако никаких кардинальных решений оно предложить не смогло.
Понимая, что все-таки надо что-то делать, Потапов 14 февраля 1875 г. разослал начальникам губернских жандармских управлений секретный циркуляр № 17. По сути, это была новая инструкция «по наблюдательной части», содержавшая «общие разъяснения по этому предмету». Циркуляр содержал требования к чинам жандармерии наблюдать «за духом всего населения и за направлением политических идей общества», раскрывать и преследовать любые попытки «к распространению вредных учений, клонящихся к колебанию коренных основ государственной, общественной и семейной жизни». В силу этого объектами постоянного жандармского наблюдения должны были стать «школы, публичные лекции и чтения для народа, дабы верно знать их направление и иметь возможность всегда указать вредных деятелей на этом поприще»; «книжная торговля, особенно вразнос, кабинеты для чтения и вообще все подобного рода заведения, имеющие возможность сбыта книг преступного или вредного содержания», и «лица, путешествующие для собирания разных сведений с научной целью, которой можно иногда прикрывать другую, преступную цель».
Усиление надзора дало некоторые результаты. Осенью 1875 г. в Москве была раскрыта «Всероссийская социально-революционная организация», ставившая целью революционную пропаганду среди рабочих крупных центров европейской части империи. 50 членов этой подпольной организации были схвачены жандармами, и впервые среди арестованных значительное число составили рабочие (14 человек) и женщины (16 человек). На состоявшемся в феврале–марте 1877 г. судебном процессе («Процессе пятидесяти») оправдано было только 3 человека, в сибирскую ссылку было отправлено 26 человек, на каторгу – 10, еще 10 приговорены к тюремному заключению и один – к заключению в смирительном доме. Однако праздновать заслуженный триумф главе Третьего отделения не довелось – еще до начала процесса у него открылось «разжижение мозга», перешедшее вскоре в «буйное помешательство», и 30 декабря 1876 г. Потапов был уволен от должности в связи с явно выраженным «умственным расстройством». За время своего пребывания на посту шефа жандармов и главного начальника Третьего отделения он по занимаемой должности стал членом Государственного совета, был произведен в чин генерала от кавалерии. Был награжден орденами Св. Владимира 4-й и 2-й степеней, Св. Анны 1-й степени, Св. Александра Невского, австрийскими орденами.

СЕЛИВЕРСТОВ Николай Дмитриевич (1830–1890). Временно исправляющий должность начальника Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шефа Отдельного корпуса жандармов в 1878 г.
Имя этого жандармского генерала, руководившего тайной полицией в течение двух месяцев после убийства главного начальника Третьего отделения Н.В. Мезенцева, было мало знакомо современникам и сегодня плохо известно даже специалистам (историки часто неправильно пишут его фамилию – Селивестров, Сильвестров). А между тем он был неординарным человеком среди жандармов.
Происходил из богатой дворянской семьи Симбирской губернии. По наследству получил обширные имения в Тульской, Саратовской, Тамбовской и Симбирской губерниях, мериносовый и конный заводы. В Карсунском уезде Симбирской губернии ему принадлежали суконная фабрика, производившая ежегодно 500–700 тыс. аршин сукна, механическая мастерская, чугуноплавильный, кожевенный и клеевой заводы. Это был один из самых состоятельных людей на посту руководителя высшего органа безопасности России.
С 1843 г. учился в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге (его соучеником был знаменитый впоследствии географ П.П. Семенов-Тян-Шанский, ставший близким другом, а затем и душеприказчиком Селиверстова). По окончании школы в августе 1847 г. начал службу в чине корнета лейб-гвардии Гусарского полка. В апреле 1849 г. участвовал в походе к западной границе, предпринятом в связи с интервенцией русской армии в Венгрию. В 1852 г. был произведен в штабс-ротмистры и в 1854 г. назначен адъютантом генерал-адъютанта Николая I графа Ф.В. Редигера, в 1855 г. занявшего пост главнокомандующего Гвардейским и Гренадерским корпусами. В 1856 г. был переведен в лейб-гвардии Кирасирский полк в чине подполковника и назначен чиновником по особым поручениям при шефе жандармов и начальнике Третьего отделения В.А. Долгорукове; с конца 1861 г. состоял в чине полковника для особых поручений при министре внутренних дел, бывшем управляющем Третьего отделения А.Е.Тимашеве. В 1864 г. «исполнял должность» начальника штаба войск в Самарской, Казанской и Саратовской губерниях. Был награжден орденами Св. Анны 2-й и 1-й степеней, Св. Станислава 1-й степени. В июле 1867 г. Селиверстов был произведен в чин генерал-майора и назначен пензенским губернатором. Губернией управлял около пяти лет, был уволен в отставку «согласно его прошению, по расстроенному здоровью», получил «высочайшее соизволение» на присвоение звания почетного гражданина 12 городов Пензенской губернии. Являлся почетным мировым судьей по уездам Саратовской и Пензенской губерний.
Спустя несколько лет возвращается на службу в Отдельный корпус жандармов. В апреле 1878 г. становится товарищем главного начальника Третьего отделения и шефа Корпуса жандармов Н.В. Мезенцева, а после его убийства в августе 1878 г. назначается императором Александром II исполняющим должность главного начальника Третьего отделения и шефа Корпуса жандармов. По инициативе Селиверстова (совместно с министром внутренних дел Л.С. Маковым) дела о революционных террористах были переданы по подсудности в военно-полевые суды, что привело к резкому ужесточению наказаний за государственные преступления. Но наряду с этим в конце сентября новый руководитель тайной полиции издал секретный приказ о запрете расширительно толковать принятые 1 сентября 1878 г. временные правила о производстве арестов, и без того предоставлявшие жандармам исключительно широкие полномочия для арестов «подозрительных лиц», поскольку полагал, что подобные меры могут настроить против правительства общественное мнение.
Селиверстов не оправдал надежд императора и в октябре 1878 г. был уволен с должности товарища главного начальника Третьего отделения и шефа Корпуса жандармов. Выйдя в отставку, подолгу жил за границей, последние годы – в Париже, где 17 октября 1890 г. был убит выстрелом из револьвера в номере в гостинице польским социалистом Сигизмундом Падлевским, ранее отбывшим четырехлетнее заключение в варшавской тюрьме.
Существуют разные версии этого убийства. Жандармский генерал В.Д. Новицкий, в своих записках характеризовавший Селиверстова как «полнейшего самодура, крайне невоздержанного характера и скупости», считал, что убийство было организовано известными польскими социалистами С. Мендельсоном и М. Янковской, посчитавшими факт присутствия Селиверстова на процессе по делу русских эмигрантов-народовольцев, проходившем в парижском суде, свидетельством выполнения им специального задания русского правительства, – «чего в действительности вовсе и безусловно не было», по утверждению Новицкого.
Бывший чиновник Департамента полиции Л.П. Меньшиков, порвавший со своим ведомством, и другие современники из либерально-революционного лагеря, утверждали, что Селиверстов действительно выполнял специальную миссию в Париже – ревизию деятельности руководителя заграничной агентуры Департамента полиции П.И. Рачковского, и последний руками польского эмигранта (затем бесследно исчезнувшего) подстроил убийство нежелательного для себя генерала.
Незадолго до смерти в Петербурге Селиверстов составил завещание, по которому в собственность г. Пензы переходили 300 тысяч рублей (а также другие денежные суммы) и коллекция собранных им книг и картин для организации художественной школы, которая должна была носить имя дарителя. Коллекция Селиверстова, в которую входили полотна таких мастеров, как Коро, «барбизонцы», А. ван Остаде и другие «малые голландцы», была перевезена из имения генерала в с. Румянцево Карсунского уезда Симбирской губернии в Пензу, и при активном участии П.П. Семенова-Тян-Шанского на ее основе была создана Пензенская картинная галерея имени Н.Д. Селиверстова (1892–1897). После Октябрьской революции музей носит имя первого директора училища художника К.А. Савицкого.

ЧЕРЕВИН Петр Александрович (1837–1896). Исправляющий должность начальника Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шефа Отдельного корпуса жандармов в 1880 г.
Происходил из старинного рода костромских дворян, известного с XV в. После окончания Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров с 1855 г. служил корнетом в лейб-гвардии Кавалергардском полку. В 1860 г. в чине капитана переводится на Кавказ командиром роты, участвует в боевых действиях против горцев в составе Лабинского, Ичкерийского, Аргунского и Алхаловского отрядов. В 1861 г. был произведен в чин майора и в 1862 г. назначен командиром батальона Севастопольского пехотного полка.
С конца 1863 г. Черевин состоит «для особых поручений» при виленском генерал-губернаторе М.Н. Муравьеве, участвует в подавлении Польского восстания. В 1865 г. откомандировывается в распоряжение военного министра Д.А. Милютина; в 1866 г. в чине подполковника входит в состав следственной комиссии по делу Д.В. Каракозова, стрелявшего в императора Александра II. В ходе расследования дела Черевин производит в Петербурге арест профессора Михайловской артиллерийской академии полковника П.Л. Лаврова, впоследствии известного идеолога революционного народничества.
В 1867 г. в карьере Черевина происходит важный поворот– он становится флигель-адъютантом Александра II, а в 1869 г. – командиром «Собственного Его Величества конвоя». В 1877 г. вместе с императором Черевин отправляется в действующую армию, временно командует Кавказской бригадой, вместе с которой в составе Западного отряда генерала И.В. Гурко участвует в сражениях под Дольным Нетрополем, Горным Дубняком, в переходе через Балканы и в последующих сражениях под Ташкисеном, Горном Бугарове, Филиппополем (Пловдивом), преследовании разгромленной турецкой армии Сулеймана-паши в Родопских горах. За отличную службу производится в чин генерал-майора с назначением в императорскую свиту, оставаясь при этом начальником императорского конвоя. Был награжден орденами Св. Анны 3-й степени, Св. Станислава 2-й и 1-й степеней, Св. Георгия 4-й степени.
В 1878 г. назначается начальником штаба Отдельного корпуса жандармов с оставлением в списках «лейб-гвардии казачьих эскадронов Собственного Его Величества Конвоя»; 5 ноября того же года – товарищем главного начальника Третьего отделения и 16 ноября по совместительству занимает пост управляющего Третьим отделением: до августа 1880 г. исправляет должность начальника Третьего отделения и шефа Корпуса жандармов. Он являлся членом Верховной распорядительной комиссии, а после ее ликвидации и реорганизации Министерства внутренних дел был назначен товарищем министра М.Т. Лорис-Меликова, сохранив этот пост и при его преемнике Н.П. Игнатьеве. Был одним из разработчиков «Положения о чрезвычайной охране», принятого в августе 1881 г.
3 ноября 1881 г. на жизнь Черевина покушался акцизный чиновник, бывший волонтер в Черногории Н.М. Санковский, явившийся к нему на прием и выстреливший в него из револьвера. Санковский промахнулся, впоследствии на суде раскаялся, был приговорен к смертной казни, замененной вечной каторгой; покончил самоубийством в тюрьме в 1890 г. По свидетельству генерала В.Д. Новицкого, первым желанием Черевина после покушения было высечь Санковского розгами, но этому воспрепятствовал начальник Санкт-Петербургского жандармского управления генерал Оноприенко. Новицкий характеризовал Черевина как «добрейшего человека и очень умного, пользовавшегося особым доверием и любовью императоров Александра II и Александра III, коими отнюдь не злоупотреблял».
С 1883 г. после отставки министра Игнатьева, к чему и сам Черевин приложил немало стараний (Новицкий называет Черевина «ненавистником графа Игнатьева»), уходит из Министерства внутренних дел и остается «главнозаведывающим охраной Его Императорского Величества», т.е. начальником личной охраны императора Александра III. С императором у Черевина сложились дружеские отношения (по воспоминаниям современников, они вместе пьянствовали). Также активно участвует в деятельности так называемой «Священной дружины», ультрамонархической организации, созданной представителями аристократических кругов для борьбы с «Народной волей».
С 1882 г. Черевин – генерал-адъютант императора Александра III, в 1886 г. производится в чин генерал-лейтенанта. В мае 1894 г. Александр III назначает Черевина дежурным генералом «при своей особе», эту должность он сохраняет и при новом монархе Николае II.

ШУВАЛОВ Петр Андреевич (1827–1889). Главный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф Отдельного корпуса жандармов в 1866–1874 гг.
Происходил из старинного дворянского рода, уже давшего России одного руководителя государственной безопасности – Александра Ивановича Шувалова, возглавлявшего Канцелярию тайных розыскных дел при императрице Елизавете Петровне. Характеризуя преемника В.А. Долгорукова, хорошо знавший его статс-секретарь А.А. Половцов писал: «Шувалов был далеко недюжинный человек. При чрезвычайно статной, красивой, изящной наружности он отличался редким умом, сметливостью, уменьем схватывать существенные стороны вопросов и оценивать общее их значение. Проведя раннюю молодость в стенах Зимнего дворца, где отец его был обер-гофмаршалом императора Николая, получив весьма поверхностное образование, прослужив сначала в Конногвардейском полку, а потом в свите государя, он выделялся из толпы товарищей в 60-х годах при покойном государе (Александре II. — Прим. авт.)». В августе 1844 г. был произведен в камер-пажи, через год оканчивает Пажеский корпус и в звании корнета поступает в лейб-гвардии Конный полк, который благодаря А.Ф. Орлову становится как бы кузницей руководящих кадров для Третьего отделения. В декабре 1846 г. получает чин поручика, в 1852 г. становится ротмистром и в апреле–июле 1854 г. состоит в отряде, предназначенном для обороны побережья Балтийского моря в период Крымской войны.
В августе 1854 г. П.А. Шувалов назначается адъютантом военного министра В.А. Долгорукова и возвращается в Петербург. По поручению министра занимается отправкой резервов для действующей армии, обеспечения ее боеприпасами, в июне 1855 г. командируется в Севастополь «в помощь свиты Его Императорского Величества генерал-майору Чернышеву для наблюдения за введением в Крымской армии нарезного оружия». В августе–сентябре 1855 г. П. Шувалов вновь в Севастополе, участвует в обороне города, удостаивается звания флигель-адъютанта императора. В феврале–марте 1856 г. сопровождает графа А.Ф. Орлова на мирных переговорах в Париже. В это же время производится в чин полковника. А.А. Половцов свидетельствует: «Сопровождая князя Орлова в 1856 г. на Парижский конгресс, он изучил полицейское устройство Парижа и вскоре был назначен петербургским обер-полицмейстером, начав здесь обновление прежних кулачных и взяточнических порядков...» 3 февраля 1857 г. Шувалов становится исправляющим дела обер-полицмейстера Северной столицы, 6 декабря официально утверждается в должности главного полицейского Петербурга, производится в генерал-майоры и зачисляется в императорскую свиту. В ноябре 1860 г. оставляет должность обер-полицмейстера в связи с назначением директором Департамента общих дел Министерства внутренних дел, заняв второй по важности пост в этом ведомстве.
Назначенный в августе 1861 г. начальником штаба Корпуса жандармов и управляющим Третьего отделения, он, только вступив в должность, сумел печально прославиться «усмирением» студенческих волнений в Северной столице, по словам П.В. Долгорукова, «приказал ударить в штыки на студентов». Он же руководил арестом и ссылкой поэта-демократа М.Л. Михайлова. На этом закончилось его первое пришествие в сферу государственной безопасности, и 15 декабря 1861 г. он увольняется от должности начальника штаба Корпуса жандармов и управляющего Третьего отделения. Затем участвует в подавлении Польского восстания 1863–1864 гг., в бою с мятежниками под Свенцянами. В декабре 1864 г. производится в чин генерал-лейтенанта, после чего стремительно идет на повышение. В марте 1866 г. становится генерал-адъютантом государя, а в апреле, после отставки В.А. Долгорукова, назначается шефом жандармов и главным начальником Третьего отделения, входит в состав Государственного совета. Был награжден орденами Св. Владимира 4-й и 3-й степеней, Св. Александра Невского и офицерским знаком французского ордена Почетного легиона.
Напуганный покушением на свою жизнь, Александр II искал опытного в сыскном деле человека, способного обеспечить его безопасность и которому ради этого он был готов предоставить самые широкие, почти диктаторские полномочия. Моментально оценив сложившуюся ситуацию, новый руководитель государственной безопасности использовал ее для практически неограниченного усиления своего влияния. Об этом свидетельствуют многие современники. Так, сенатор Е.М. Феоктистов писал, что, используя подозрительность Александра II, Шувалов «стращал его, стараясь убедить, что только неутомимой деятельности Третьего отделения обязан государь своей безопасностью»; «указывая беспрерывно государю на опасность со стороны революционного движения и преувеличивая его размеры, он стоял на весьма твердой почве, выставляя себя человеком, необходимым для борьбы с ним». В результате глава политического сыска очень скоро добился полного доверия императора и стал «первым лицом в государстве», практически прибрав к рукам всю внутреннюю политику.
Вскоре после назначения руководителем государственной безопасности Шувалов представляет царю записку с анализом положения дел в империи и предложением мер по выходу из кризиса. Такие меры он видит в необходимости «восстановить власть, преобразовать полицию, изменить направление Министерства народного просвещения и поддержать органы землевладения, а следовательно, и дворянство». Главная цель преобразований, по его мнению, заключалась в создании «по мере возможности» политических полиций «там, где они не существуют», и в сосредоточении «существующей полиции в Третьем отделении». «Революционная зараза», распространяющаяся из высших учебных заведений, утверждал шеф жандармов, «скрывается главнейше в политических и нравственных убеждениях тех личностей, в руках которых (находится) воспитание молодого поколения», и поэтому «личный состав как преподавателей, так и учебного начальства должен быть... значительно изменен». Такая мера представлялась ему столь насущной, что, как он писал в своей записке, «лучше на некоторое время приостановиться на пути просвещения, чем выпускать тот недоучившийся уродливый слой, который в настоящее время обратил на себя внимание правительства». А поскольку «правительство одно не будет в состоянии открыть повсеместную борьбу с вредными началами», то ему необходимо опираться на дворянство, которое «представляет собою лучшее орудие для противопоставления демократии... социализму и революционным стремлениям, как консервативный элемент», для чего требуется «поставить этот класс снова на ту ступень, которая подобает для поддержания равновесия государства». Записка Шувалова была обсуждена на первом же заседании Особой комиссии 28 апреля 1866 г., т. е. через две недели после его назначения на новый пост, и получила одобрение. В результате идеи шефа жандармов легли в основу нового правительственного курса, первым проявлением которого стал императорский рескрипт от 13 мая того же года, ознаменовавший начало перехода от реформ к реакции.
П.А. Шувалов не удовольствовался одним лишь «концептуальным изменением» курса правительства, а произвел целую «кадровую революцию», проталкивая всюду, куда было только можно, своих ставленников. Военный министр Д.А. Милютин так характеризовал положение: «Граф Шувалов брался за все, судил и рядил в делах всех ведомств; в совещаниях высказывался с самоуверенностью человека, имеющего за собой могущественную опору... Голос его получил преобладающее влияние в вопросах о личных назначениях на должности. Конечно, он воспользовался этим влиянием, чтобы выдвигать своих друзей и товарищей и чтобы занять сколь можно более видных мест людьми своей партии. ...Под предлогом сохранения личности государя и монархии граф Шувалов вмешивается во все дела, и по его наушничеству решаются все вопросы. Он окружил государя своими людьми; все новые назначения делаются по его указаниям».
Констатируя, что всесильного временщика «в публике... называли даже вице-императором», А.А. Половцов в январе 1867 г. дает такую оценку ситуации: «Полновластие Шувалова безгранично. Его называют не Петром Андреевичем, а Алексеем Андреевичем (Аракчеевым)». Сходство с последним бросалось в глаза многим, и по отзывам лиц, близко знавших начальника Третьего отделения, «в нем под лоском навыка светского, под блеском мишуры салонной много свойств аракчеевских: бездушие, жестокость, алчная жажда к власти неограниченной, бесконтрольной...» Стоит добавить, что большой популярностью в обществе пользовалась эпиграмма Ф.И. Тютчева на Шувалова:
«Над Россией распростертой
Встал внезапною грозой –
Петр, по прозвищу Четвертый,
Аракчеев же – второй».

Подобной безграничной властью могущественный временщик пользовался все восемь лет своего пребывания во главе государственной безопасности.
Активно занимаясь внутренней политикой Российской империи, Шувалов проводит реорганизацию и собственного ведомства. Прежде всего он расширяет 5-й секретариат Третьего отделения, сотрудники которого должны были реагировать на общественные события. Вслед за этим добивается строгой централизации полиции и Отдельного корпуса жандармов. Для обеспечения полного контроля положения дел на местах страна была разбита на жандармские округа и была создана сеть из 31 наблюдательного пункта. В секретной инструкции от декабря 1866 г. шеф жандармов приказывает подчиненным «доводить до сведения начальства о всяком покушении взволновать умы изустными проповедями с помощью речей», не передоверять политические дела судебному разбирательству, если существует возможность провести расследование собственными силами. Наконец, руководитель Третьего отделения обращает внимание на организацию наружного наблюдения и секретной агентурной сети. В Петербурге и Москве устанавливалась слежка за всеми подозрительными лицами при помощи сотрудников, которые негласно были приняты на службу еще при прежнем руководителе государственной безопасности; значительные надежды Шувалов возлагал на добровольных осведомителей из числа верноподданных граждан. В сентябре 1867 г. император узаконил предложения начальника государственной безопасности. Жандармерия объявлялась национальной полицией, которая обязана была действовать в соответствии с Уголовным кодексом и принципами проводившейся судебной реформы. Хотя по новому закону жандармы должны были только наблюдать за обществом, а не наводить в нем порядок, Шувалов предусмотрительно обговорил лазейку из этого общего правила, благодаря которой его ведомство имело право заниматься преступниками, когда местной полиции «не оказывалось на месте» или когда последняя самостоятельно «не могла справиться» с беспорядками и т.п.
Реорганизация была проведена Шуваловым в 1870-е г. и в Третьем отделении. Ее главная суть состояла в ужесточении карательных мер против массовых крестьянских выступлений и надзора за общественным и революционным движением. Вынужденное приспосабливаться к новым правовым условиям, сложившимся в ходе судебной реформы, и увеличению числа политических процессов в судах, Третье отделение с 1871 г. обзаводится собственной юрисконсультативной частью. Помимо общего архива, при нем создается Секретный архив, где сосредоточиваются дела по политическим преступлениям и данные перлюстрации корреспонденции. Систематически обновляются картотека, носившая название «Алфавит лиц, политически неблагонадежных», и альбомы с их фотографиями. Поскольку политический сыск плохо вписывался в новые правовые условия, по инициативе шефа жандармов Александр II 19 мая 1871 г. издал закон, значительно расширивший полномочия этого ведомства. Согласно ему, Отдельный Корпус жандармов официально наделялся «полицейскими» функциями, а его сотрудники получили право задерживать как «политических», так и «гражданских» предполагаемых преступников. При рассмотрении политических преступлений новый закон предписывал жандармам в обязательном порядке проводить предварительное дознание.
Наиболее крупным делом, которым пришлось заниматься Шувалову в бытность его начальником Третьего отделения, была организация «процесса нечаевцев», названного так по имени С.Г. Нечаева, автора знаменитого «Катехизиса революционера». Появившись в Москве в сентябре 1869 г., Нечаев представился местной демократически настроенной молодежи как доверенный русского отдела «Всемирного революционного союза» (никогда не существовавшего в реальности) и, действуя от его имени, создал тайное общество «Народная расправа», в которое завербовал около 80 человек. Целью общества, якобы имевшего свои отделения повсеместно, была «народная мужицкая революция», которую глава «Народной расправы» наметил на 19 февраля 1870 г. Столкнувшись с тем, что студент И.И. Иванов, вступивший в тайное общество, отказался верить его россказням о «Всемирном революционном союзе» и пытался публично поставить их под сомнение, Нечаев обвинил его в предательстве и 21 ноября 1869 г. организовал его убийство, в которое втянул еще четверых членов «Народной расправы».
Обнаружив труп Иванова, полиция в ходе следствия вышла на след тайного общества. Когда начались аресты, Нечаев бежал за границу. Всего по делу «Народной расправы» было задержано в Москве и Петербурге около 300 предполагаемых членов общества и им сочувствующих, однако за отсутствием улик половина из них была сразу отпущена. Поскольку ложь и коварное убийство «во имя революции» были налицо, то правительство решило организовать открытый судебный процесс над обвиняемыми. Но дело стало разваливаться с нарастающей скоростью, и в соответствии с действующими законами прокуратура нашла основания для привлечения к судебной ответственности только 77 из 148 арестованных. На суде по этому громкому делу обвинение старалось представить подсудимых опасными государственными преступниками и опытными конспираторами, сплотившимися для ниспровержения существующего строя, тогда как адвокаты характеризовали их как молодых, наивных и горячих радикалов, чье членство в тайном обществе нельзя приравнивать к участию в политическом заговоре. Аргументы адвокатуры были признаны судьями более убедительными, вследствие чего только 34 человека были приговорены к различным срокам тюремного заключения, каторжных работ и ссылки. Крупномасштабного процесса, дискредитирующего в глазах общества революционную идею, на который рассчитывали император и шеф жандармов, не получилось. Негодующему на «необъективность» суда Шувалову пришлось утешиться тем, что почти всех оправданных по суду он в административном порядке отправил в ссылку. Он также приложил большие усилия для того, чтобы поймать за границей виновника всей этой истории и доставить его для суда на родину. Поскольку Нечаев был виновен в уголовном преступлении, то правительство Швейцарии, где он скрывался, арестовало его и выдало России. В 1873 г. он был судим в Москве и приговорен к 20 годам каторжных работ.
Однако, справившись с нечаевским кружком, Третье отделение оказалось совершенно неподготовленным к борьбе с массовым антиправительственным движением народников. Хотя «хождение в народ», как форму ведения революционной агитации, государственная безопасность и предусматривала заранее (еще 31 мая 1869 г. Шувалов циркулярно предписал местным властям брать под «усиленный надзор» студентов, отъезжающих в разные места на каникулы, поскольку они «намереваются распространять ложные понятия между фабричными рабочими и бывшими помещичьими крестьянами»), но она явно была захвачена врасплох масштабами начавшегося движения. Весной 1874 г. после окончания занятий тысячи студентов, скромно одетых и снабженных фальшивыми паспортами и прокламациями, отправились агитировать народ за социализм и свержение самодержавия. «Хождение в народ» захлестнуло страну, и жандармские власти первоначально растерялись перед лицом революционной пропаганды, одновременно развернутой более чем двумя сотнями подпольных кружков в 50 губерниях Российской империи. Лишь случайность помогла жандармерии сохранить лицо. 31 мая во время рейда в одной мастерской сапожника в Москве, оказавшейся достаточно неумело законспирированной явкой, жандармы арестовали нескольких народников, у которых при себе оказалась не только революционная литература, но и десятки адресов и шифров. Благодаря этому Третье отделение напало на след нелегальной типографии в Москве и многих тайных кружков, разбросанных по различным губерниям. Проведя широкомасштабную операцию, жандармы арестовали большое число народнических пропагандистов (различные источники оценивают количество арестованных от одной до восьми тысяч).
Однако этот крупный успех уже не смог спасти репутацию начальника Третьего отделения. Хотя надежды народников на всеобщую революцию не оправдались, их деятельность имела один важный побочный результат. Сам факт начала охватившей всю страну революционной агитации, в которой участвовали многие тысячи человек, наглядно показал тщетность восьмилетней диктатуры начальника Третьего отделения. К этому объективному обстоятельству примешивались еще и субъективные факторы. Очевидно, весьма близко к истине объяснение А.А. Киреева: «Шувалов действительно надоел государю постоянной своей опекой». Относительно последней капли, переполнившей монаршее терпение, Б.Н. Чичерин пишет: «Княжна Долгорукая... бывшая уже тогда в фаворе, сообщила государю все толки, ходившие тогда в обществе, о всемогуществе Шувалова, о том, что его зовут Петр IV. Государь... был очень щепетилен на счет своей власти и своего авторитета. Он не терпел, чтобы кто-нибудь его затмевал». Так или иначе, Александр II неожиданно для многих 22 июля 1874 г. уволил Шувалова с поста главного начальника Третьего отделения и шефа жандармов и назначил своего недавнего любимца послом в Лондон. По сути дела, для него это была почетная ссылка.
В отличие от А.Ф. Орлова, его предшественника на посту начальника Третьего отделения, дипломатическая деятельность Шувалова была далеко не столь успешной. Что, в частности, проявилось во время работы Берлинского конгресса летом 1878 г., на котором он возглавлял русскую делегацию в качестве второго уполномоченного (первым был престарелый канцлер А.М. Горчаков). Подписанный в итоге трактат лишил Россию почти всех преимуществ, достигнутых в победоносной войне с Турцией 1877–1878 гг. В октябре 1879 г. Шувалов был уволен от должности чрезвычайного и полномочного посла в Великобритании.
Подводя итог его политической карьеры, нельзя не согласиться с мнением, высказанном о бывшем начальнике Третьего отделения сенатором Е.М. Феоктистовым:
«Обладал он, кажется, умом блестящим, но поверхностным, не способным к серьезному мышлению; если о каждом государственном человеке следует судить по его делам, то Шувалов, сойдя с поприща, не оставил по себе ровно ничего, что могло бы быть поставлено ему в заслугу».