А.Н. Янушкевич. Начало Ливонской войны 1558 - 1570 гг.

НАЧАЛО ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ 1558-1570 гг. И СТОЛКНОВЕНИЕ ИНТЕРЕСОВ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО И МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА
Начало Ливонской войны справедливо вызывает постоянный интерес исследователей. Неоднократно подчеркивался ее «странный» характер1. Особое внимание вызывало поведение московского правительства.

Ставилось множество вопросов, давалось множество ответов, но все равно нельзя сказать, что проблема окончательно решена По нашему мнению, одной с главных причин такого положения вещей является рассмотрение начальной фазы войны как факта только московско-ливонских отношений. Игнорирование «литовского» (разумеется, в историко-политическом, а не в современном этнополитическом смысле) фактора приводило исследователей в ловушки информационного вакуума, а значит, к заранее неверным выводам и хотя логически скроенным, но на самом деле не наилучшим образом аргументированным концептуальным построениям. А ведь именно война с Великим княжеством Литовским (BKJ1) стала для Московии2 главным моментом ее внешней политики в 60-е гг. XVI в.
В российской историографии за последнее десятилетие появилось несколько интересных научных работ, посвященных предпосылкам и событиям начальной стадии Ливонской войны 1558-1570 гг. Безусловно, значительным явлением стал выход первого обобщающего труда по истории внешней политики России. Большое место в нем отведено характеристике Ливонской войны. Однако разделы о предыстории и начале Ливонской войны, написанные А. Виноградовым, на наш взгляд, с концептуальной и аргументационной стороны не всегда достаточно удовлетворительны. Несмотря на имеющиеся удачные замечания, от внимания автора ускользают многочисленные факты, из- за ненадлежащей интерпретации источников часто устанавливаются необоснованные причинно-следственные связи событий3.
А. Филюшкин дал развернутую критику двух распространенных в историографии дискурсов Ливонской войны. Он обосновывает, что Московия вовсе не вела Ливонскую войну за выход к Балтийскому морю и не стремилась проявлять имперские амбиции по отношению к Европе. При этом А. Филюшкин дает развернутую характеристику дипломатических отношений и военных действий в начале Ливонской войны4.
Не так давно из печати вышла долгожданная монография А.Л. Хорошкевич, посвященная анализу внешней политики России в контексте международных отношений в Восточной Европе в середине XVI в. Ее критика дана нами в специальной рецензии5. Здесь только упомянем, что исследовательница в своих рассуждениях отталкивается от постулата о разногласиях между царем Иваном IV и боярами относительно развития внешней политики Московского государства и стремится открыть внешнеполитические факторы влияния на его внутриполитическое развитие 6.
Наиболее взвешенный подход к характеристике ливонской политики Московского государства и ВКЛ в середине XVI в. встречается в новейшей биографии Ивана Грозного, созданной Б.Н. Флорей. Он последовательно доказывает, что сущностью внешнеполитической программы Москвы в конце 50-х гг. XVI в. было стремление решить сразу две проблемы — ливонскую и крымскую. Поражение этого проекта вызвало втягивание Московии в широкомасштабную войну в Прибалтике и падение Избранной рады во главе с А. Адашевым и Сильвестром7.

* * *
В конце 1557 г. крымские татары неожиданно совершили нападение на земли Волыни и Подолья, принадлежавшие ВКЛ. Это нападение имело трагические последствия для местного населения. По информации московского летописца, татары захватили в плен более 40 тыс. человек8.
Поход крымских татар на Волынь был вовсе не случайным. В январе 1558 г. Москву посетил крымский посол Янбулдуй Мелдеш, изложивший предложения своего правителя. Крымский хан хотел заключить двустороннее соглашение с Московией. Оно имело бы четкую антилитовскую направленность — не случайно крымский посол, подтверждая серьезность намерений Крыма, ссылался на недавний поход татар на Украину9.
Для крымских властей характерна политика балансирования между двумя северными соседями, целью которой было обезопасить себя от ударов с их стороны и получение больших «поминок». Московия всю вторую половину 50-х гг. XVI в. демонстрировала агрессивную активность по отношению к Крымскому ханству, совершая успешные военные акции. В Бахчисарае хотели избавиться от этой проблемы, и в ситуации внутренних осложнений ставка была сделана на примирение с Москвой.
Источники свидетельствуют, что в это время татары целенаправленно искали примирения с силами, угрожавшими безопасности Крыма. Здесь уместно вспомнить неудачную попытку перетянуть на свою сторону Дмитрия Вишневецкого, на что указывает грамота Сигизмунда Августа к крымскому хану10. Подобные же мотивы определяли направление на союз с Московией, что не могло состояться без пересмотра отношений с Литвой.
В Кремле идею примирения с Крымским ханством категорически отвергли, выставляя причиной лицемерное поведение татар в отношениях с соседями и. Московиты не просто отбросили предложенный план примирения, но еще больше активизировали военные действия на крымском пограничье, воспользовавшись услугами перешедшего в ноябре 1557 г. на их сторону Д. Вишневецкого. Одновременно с приемом крымского посольства в январе 1558 г. Иван IV отправил его в поход против Крымского ханства12.
Очевидно, отказ от мира с Крымским ханством был связан как с общей антимусульманской внешнеполитической стратегией Московии, которой она придерживалась в 50-е гг. XVI в., так и с тем, что в Москве решили объединить свои силы с Литвой для борьбы с крымскими татарами. Заключив союзническое соглашение с ВКЛ против Крымского ханства, московское руководство хотело заставить литвинов отвернуться от ливонской проблемы. Судя по всему, в Москве были полностью уверены, что в Вильно не откажутся от антикрымского соглашения, имея перед собой результаты опустошительного набега крымских татар в конце 1557 г.
Получив отказ в Москве, крымский хан Девлет-Гирей был вынужден вернуться к политике союза с Литвой. Возможно, это решение далось ему не без трудностей, так как крымское посольство посетило Литву и Польшу только в начале 1559 г., через год после совершенного татарами нападения на земли ВКЛ.
Тем временем в январе 1558 г. походом московского войска вглубь Ливонии началась Ливонская война Непосредственной причиной начала военных действий стало невыполнение ливонцами своих обязательств по договору с Московией 1554 г. В историографии высказывалось мнение, что договор 1554 г. являлся своеобразной дипломатической подготовкой к войне|3. Однако логика событий свидетельствует в пользу мнения, что Москва видела и мирные альтернативы решения поставленных задач, главной из которых было подчинение себе Ливонии. Убедительную аргументацию на этот счет привел И.П. Шаскольский14. Ультимативный тон некоторых статей договора, на наш взгляд, должен был лишний раз подчеркнуть решимость Московии в достижении собственных целей. Правительство Ивана IV терпеливо ждало окончания трехлетнего срока перемирия и не занималось поиском новых поводов к войне, хотя таких при желании можно было найти предостаточно. Возможность войны, разумеется, не исключалась, но до 1558 г. московское руководство ограничивалось дипломатическими средствами для изменения статуса своих отношений с Ливонией.
В тексте договора, заключенного в 1554 г., имелся также пункт о запрете вступления Ливонии в военные союзы с Польшей, Литвой и Швецией. 14 сентября 1557 г. в местечке Позволь было подписано секретное соглашение о военной взаимопомощи между ВКЛ и Ливонией, которое должно было начать действовать после завершения в 1562 г. перемирия между ВКЛ и Московией. Если бы в это время Ливонское государство подверглось интервенции, ВКЛ не было обязано помогать своему северному соседу15.
На данный факт мало кто из советских и российских исследователей обращал внимание. В то же время нарушение данной статьи договора 1554 г. считалось в историографии непосредственным поводом для начала Ливонской войны. И. Шаскольский убедительно показал, что статья о запрете заключать военные соглашения с ВКЛ перехода ла с начала XVI в. из договора в договор, имея лишь формальное значение. Нигде в источниках, появившихся на свет накануне или в начале Ливонской войны, нет упоминаний о нарушении этого пункта как основании для развязывания войны. Официальные московские источники — летописи и посольские книги — ничего не сообщают о военном походе московской армии в январе 1558 г. на Ливонию как результате вмешательства ВКЛ в ливонские дела16. Очевидно, что связь между позвольскими событиями и началом Ливонской войны делается только из-за их хронологического соседства
По нашему мнению, на стыке 1557-1558 гг. в Москве вообще не знали ни об осеннем походе литовского земского ополчения («посполитого рушенья») на Ливонию, ни о заключенном в Позволе между ВКЛ и Ливонией соглашении. Это подтверждает позднейшая полемика руководства ВКЛ и Московского государства В грамоте от 6 сентября 1560 г., отправленной вместе с московским посланником Н. Сущевым, литовский господарь удивлялся, отчего Иван IV никак не отреагировал на позвольские события17.
Уже в ноябре 1557 г. большая московская армия была готова к походу на Ливонию18. Встает вопрос, почему эта армия сразу не двинулась с места зная о позвольских событиях? Вполне вероятно, что первоначально сбор данного войска задумывался лишь как демонстрация силы перед ожидавшимися ливонскими послами. Но прибывшее в Москву в декабре 1557 г. посольство из Ливонии не привезло нетерпеливо ожидаемой «юрьевской дани». В Москве решили, что целью посольства является банальное затягивание времени, стремление не допустить начала военных действий19.
Необходимо также учитывать, что собранное в ноябре 1557 г. московское войско требовало компенсации расходов, связанных с продолжительным простоем. В 1556-1557 гг. случился большой неурожай, вызвавший существенное ухудшение экономической и фискальной ситуации в Московии 20. Московские дипломаты сообщали ливонским послам о значительном росте цен на оружие21. Вполне возможно, что «юрьевская дань» должна была компенсировать расходы на содержание московской армии.
Посол германского императора Иероним Гофман, посетивший Московию в 1560 г. с целью остановить эскалацию военного конфликта, писал, что, узнав об отсутствии у послов денег для выплаты «юрьевской дани» и соответствующих полномочий для ведения переговоров, «великий князь разгневался на них и в великой ярости стал рвать на себе одежду и сказал обоим посольствам (речь идет о посольствах орденского магистра и дерптского епископа — А. Я.), не считают ли они его за дурака <...> и велел опустошать дерптское епископство и всю Ливонию огнем» 22 Возможно, именно эта вспышка ярости царя и привела к такому «странному» началу военных действий в Ливонии.
Б.Н. Флоря справедливо пишет, что в начале 1558 г. военная акция против Ливонии не рассматривалась в Москве как начало широкомасштабной войны23. По своему характеру этот поход напоминал тогдашние набеги крымских татар на «русские» земли, не имевшие видимой задачи захвата территории 24. В Москве, как и ранее, снова рассчитывали на приезд новых ливонских послов, которые наконец-то выполнят условия договора 1554 г. Конфликт на этом будет исчерпан, Московское государство окончательно укрепит свое влияние в Ливонии.
В начале 1558 г. этот сценарий, казалось, полностью реализовывался. В марте 1558 г. ливонский магистр посылает в Москву гонца с просьбой остановить военные действия и принять посольство. В Москве соглашаются исполнить эту просьбу, разумеется, с безусловным выполнением своих условий25.
В феврале 1558 г. с миссией антикрымского союза из Москвы в ВКЛ был отправлен Роман Алферьев. В Вильно он прибыл 24 марта 1558 г.26. В посольской книге мотивы высылки данного посольства были охарактеризованы следующим образом: «А царь крымской был с королем в дружбе, а ныне королю досаду учинил великую: ино б в то время короля о дружбе задрати, доколе меж себя не помирились, чтоб в то время от крымского его отвести»21. Итак, в Москве хотели опередить намерения литвинов, предложив им антикрымский союз.
В «наказной памяти» Р. Алферьева отчетливо видны планы Московии по отношению к Крымскому ханству: «а и над перекопским ныне промышляти хочет, сколко ему государю нашему Бог помочи подаст, а на христьянство с ним заодин стояти не хочет, а хочет того, чтоб как ему христьянству избаву учинити от насилованья татарского»28. Из текста этого документа явно следует, что Иван IV озабочен высокой миссией освободителя христианства от татарской угрозы
Как всегда, в задачи московского посольства входили разведывательно-информационные цели. Среди них значилось и выяснение намерений литвинов в связи с событиями в Ливонии. Особо интересовал вопрос, будет ли Вильно оказывать ливонцам помощь29.
Заметим, что в Москве сообщение о нападении крымских татар на украинские земли, принадлежавшие ВКЛ, получили только в феврале 1558 г., т. е. уже после удара по Ливонии30. А это означает, что московитов особо не интересовала реакция Вильно на начало войны против Ливонского государства Вероятно, в Кремле были уверены, что BKJ1 не вмешается в ливонский конфликт после инертной политики во время московско-шведской войны 1554-1557 гг.
ВКЛ в начале 1558 г. очутилось перед сложной проблемой приоритета своей внешней политики. Крымский поход путал все карты, принуждая обратить пристальное внимание на положение вещей на южной границе. Почти одновременно приходит ошеломляющее известие о московском походе на Ливонию. В связи с этим делается вполне понятным, почему в Вильно с такой внимательностью отнеслись к московским предложениям, привезенным посольством Р. Алферьева. Антикрымский союз мог быть очень актуален.
Однако, заверяя московское посольство в своей заинтересованности в союзе против татар, руководство ВКЛ решило проверить, имел ли Крым санкции Стамбула на проведение антилитовских акций. Напомним, что Крымское ханство находилось в вассальной зависимости от Османской империи. Одновременно для выяснения причин нападения татар на украинские земли были налажены связи с Бахчисараем. Сигизмунд Август твердо стремился сохранить мирные отношен ния с Крымским ханством. Очевидно, что литовским политикам приходилось долгое время лицемерить, заверяя московитов в своей заинтересованности в союзнических отношениях.
Результаты посольства позволяли московскому руководству с уверенностью думать, что Литва пойдет на подписание антикрымского договора, а значит, не будет вмешиваться в московско-ливонские отношения. Ливонская проблема никак не была затронута даже в конфиденциальных разговорах. Казалось, в Вильно молчаливо согласились с тем, что кризис в отношениях Ливонии с Московией является их внутренним делом.
Хороший прием и обнадеживающие речи представителей политической элиты ВКЛ давали надежду на удачную реализацию московского плана. По отчету Р. Алферьева хорошо прослеживаются положительные отзывы литвинов на московские предложения31. Против выступал лишь один неназванный человек32. Позволим себе допустить с некоторой долей вероятности, что им являлся канцлер и Виленский воевода Николай Радзивилл Черный, известный своим скептическим отношением к перспективам антикрымского союза
Тот же Р. Алферьев сообщал в Москву о конфронтации верховного гетмана ВКЛ Николая Радзивилла Рыжего и Иеронима Ходкевича с Н. Радзивиллом Черным, который занимал первое место в должностной иерархии ВКЛ. По словам московского посла, он также не пользовался поддержкой общественного мнения. В Литве бытовало убеждение в том, что поход под Позволь в 1557 г. был бессмысленной затеей, выгоду от которой получил лишь виленский воевода Н. Радзивилл Черный.
Кнуд Расмуссен считает, что литовские политики умышленно показывали свое благожелательное отношение к московским предложениям, чтобы тем самым выиграть время для связи с Бахчисараем33. С этим мнением нельзя не согласиться. Трудно представить, чтобы в Вильно сразу отказались от своих планов относительно Ливонии и взялись за ликвидацию крымской угрозы. Однако до выяснения отношений с Крымским ханством предпринимать какие-либо активные действия на ливонском направлении было опасно, учитывая потенциальную возможность войны на два фронта. Поэтому интересным является упоминание в московской посольской книге о готовившемся походе литовской армии против Д. Вишневецкого34. Метрика BKJI ничего не сообщает о подобных военных приготовлениях Вполне вероятно, что данное упоминание могло быть своего рода фиктивным аргументом литовской стороны для Москвы, чтобы там еще больше поверили в искренность намерений литвинов.
Результаты посольства Р. Алферьева должны были только заверить московское правительство в правильности собственных внешнеполитических проектов. Особенно важным являлось то, что литвины вообще не обмолвились относительно ситуации в Ливонии. Это давало основание думать, что ввиду обострения отношений с Крымским ханством ливонское направление отходит в политике ВКЛ на задний план.
Р. Алферьев вернулся в Москву 3 мая 1558 г.35. А уже 11 мая 1558 г. произошел захват московской армией во главе с Алексеем Басмановым важного торгового города-порта Нарвы36. Возникает вопрос, не взаимосвязаны ли эти события? Вполне возможно, что это так, ибо литвины никак не среагировали на действия московских войск в Ливонии зимой 1558 г. Москва как бы получила санкцию на радикализацию собственной политики в Ливонии.
В то же время достаточно очевидно, что резкой перемены политики в отношении Ливонии в связи с событиями в Нарве в апреле-мае 1558 г. не состоялось. Переход к захвату замков на территории Ливонии имел достаточно прозрачные мотивы. Из поля исследовательского внимания обычно исчезает один существенный факт. В апреле 1558 г., после взаимных обстрелов из Ивангорода и Нарвы (возможно, спровоцированных московитами), посланцы из этого ливонского города «били челом государю о том, чтобы их взял в свое имя»37. Это означает, что московские власти получили обещание перехода Нарвы под свою юрисдикцию. Но жители Нарвы вели двойную игру, осуществляя в то же самое время переговоры с магистром Ливонского ордена об оказании помощи. Вскоре они отказались от своих обещаний, что в Москве было расценено не иначе как предательство. Московское руководство, таким образом, получило формальное обоснование своих принудительных действий по установлению контроля над Нарвой. Данное обстоятельство показывает, что в Москве не стремились к безоглядному захвату ливонской территории, стараясь подчинить ее, не выходя за рамки правового поля, по крайней мере, в собственной интерпретации Москвы. И только когда эти меры не срабатывали, дело доходило до военных акций.
А вот уже после взятия Нарвы во взглядах московского руководства на свою политику в Ливонии произошла существенная трансформация. Когда вскоре после этого события в Москву прибыло ливонское посольство, в Кремле потребовали не просто выплаты «юрьевской дани», а приезда с повинной самого орденского магистра и епископов, чтобы «сами за свои вины били челом и дань положили на всю свою землю»38. Теперь речь шла, по нашему мнению, о прямом подчинении Ливонского государства Московии.
Тем временем в Москву прибыли посланники из Литвы Ян Волкович и Лукаш Гарабурда. Они подтвердили намерения руководства ВКЛ заключить антикрымское соглашение с Москвой и попросили «опасные грамоты» для великих послов из ВКЛ39.
В середине 1558 г. в Вильно серьезно беспокоились за состояние дел на южной границе. Гетман Н. Радзивилл Рыжий предупреждал об опасности для украинских земель, призывая обратить на нее первоочередное внимание. Приходили сообщения, согласно которым турецкая армия выступила в Молдавию и ждала объединения с армией крымского хана Не переставали совершаться «шкоды» мирным жителям пограничья40.
Центральные власти делали необходимые шаги для обеспечения обороноспособности. В канцелярии Сигизмунда Августа летом 1558 г. были созданы некие «листы военные» (наверняка касающиеся созыва посполитого рушенья против Крымского ханства). Также в пограничные крепости на Украине было послано продовольствие и выделены средства для вербовки наемных солдат (в частности, на «почт немалый» для киевского воеводы)41.
Таким образом, в Литве всерьез были обеспокоены ситуацией на границе с мусульманскими государствами. Игнорирование московских предложений о союзе в данный период было бы непростительной политической ошибкой.
Не будем категорически утверждать, но вполне возможно, что приезд литовских посланцев послужил сигналом для отправления большого московского войска в Ливонию, при этом, в отличие от зимнего похода 1558 г., с явно оккупационными намерениями42. В результате этой военной операции 18 июля 1558 г. был захвачен один из крупнейших ливонских городов Дерпт.
Казалось, план московских политиков действует. Литва никак не ответила на действия московитов в Ливонии, более того, подтвердила свое благосклонное отношение к идее антикрымского соглашения и ведению дальнейших переговоров по данному вопросу.
Выяснение отношений ВКЛ с Крымским ханством затянулось. Крымские послы прибыли в Литву только в марте 1559 г. Однако к этому времени Сигизмунд Август сумел завязать контакты со Стамбулом и добиться гарантий с его стороны относительно безопасной для ВКЛ и Польши политики Крымского ханства43. Крымское посольство не нарушило надежд на удачный исход переговороа Окончательное урегулирование отношений между ВКЛ и Крымским ханством состоялось летом 1559 г.44. Как только крымский хан Девлет- Гирей прислал грамоту с подтверждением мира в Вильно сразу же обратились к ливонской проблеме.
Захват московитами Дерпта вызвал опасения у руководства ВКЛ Оккупация ливонской территории означала приближение угрозы для центральных земель княжества, особенно для столицы Вильно. Это в первую очередь беспокоило власти. Не в меньшей степени вызывало тревогу состояние государственной казны. Для обсуждения этих проблем на 28 октября 1558 г. было назначено совещание радных панов ВКЛ45.
Как результат, 28 ноября 1558 г. господарская власть издала грамоту о возобновлении сбора серебщины (специального чрезвычайного налога на военные нужды) за 1556 и 1557 гг., которая не собиралась в связи с продлением перемирия с Московией. Первая «рата» (часть выплаты) должна была быть собрана к 2 февраля 1559 г., вторая — ровно через год. Руководство страны так объясняло свое решение: «...от часу большие небезпечности примножають ся с тое ж стороны и от того суседа паньств наших...»46. Таким образом, инициирование московитами военных действий в Ливонии принудило руководство ВКЛ задуматься о материально-финансовом обеспечении обороны своих границ.
Одновременно были высланы специальные грамоты в Витебск, Полоцк и Браслав к местным воеводам и старостам. В них предписывалось оставаться в замках и в случае необходимости быть готовыми созвать местное рушенье шляхты47. Известно, что московские загоны во время ливонских походов 1558-1560 гг. заходили на территорию ВКЛ.
Таким образом, руководство ВКЛ уже в конце 1558 г. не исключало обострения отношений с Московией и решило заранее готовиться к возможной войне. При этом, как видно, к военной опасности относились со всей серьезностью. Вряд ли это была обыкновенная перестраховка.
Вероятно, результаты октябрьского совещания радных панов по влияли на содержание грамоты и высказываний посольства Василия Тышкевича, отправленного в Москву 20 декабря 1558 г.48. Такой поздний визит литовского посла (напомним, что «опдсные грамоты» на приезд посольства были получены еще летом) можно объяснить, вероятно, также тем, что в Вильно ожидали результатов контактов со Стамбулом и Бахчисараем.
Посольство В. Тышкевича привезло в Москву предложение заключения вечного мира между обоими государствами как необходимого элемента перед подписанием антикрымского соглашения49. Это означало, что Москва должна была вернуть захваченный в начале XVI в. Смоленск и другие пограничные земли, а также отказаться от претензий на Киев и восточные земли ВКЛ. Короче говоря, ценой антимусульманского союза Вильно желало от Москвы отказа от ее главной внешнеполитической программы «собирания русских земель». В. Тышкевич заявил о перспективах совместной борьбы с Крымским ханством, что «и толко крымсково избыв, и вам не на ком пасти, пасти вам на нас»50. Тем самым ВКЛ показало свою заинтересованность в существовании татарского государства как сдерживающего фактора экспансионистских устремлений Московии.
В Москве не ожидали такого оборота событий. Реакция на литовские предложения была достаточно резкой. Их категорически отбросили, назвав «безлепицей». Литвины, в свою очередь, заявили, что без урегулирования двусторонних отношений заключение союза не имеет смысла Разумеется, под подобной формулировкой скрывалось желание отказаться от московского предложения по совместной борьбе против Крыма
11 марта 1559 г. литовское посольство впервые затронуло «ливонский вопрос». Обратим внимание на два момента Поводом для упоминания ливонской проблемы послужили акты насилия во владениях дальнего родственника Сигизмунда Августа рижского архиепископа Вильгельма, совершенные московскими войсками. Литовский господарь просил остановить военные действия, беспокоясь за безопасность Вильгельма и мир среди всех христиан51. Это свидетельствовало о неравнодушии Вильно к происходящему в Ливонии. Однако его проявление состоялось не в рамках межгосударственных отношений, а как забота о безопасности родственника Очевидно, в ВКЛ пока что не хотели выносить этот вопрос на официальный уровень.
Казалось, что в поведении литвинов произошла очевидная перемена. Но в Москве не хотели этого замечать, возможно, из-за их полуофициального подхода к делу. Литовские послы получили категорический ответ, в котором утверждалось, что, во-первых, ливонцы с давних пор подчинялись Московии, во-вторых, военные действия начались из-за нарушения обоюдных договоренностей и, в-третьих, московско-ливонские отношения больше никого не касаются. Не желая резкого обострения отношений с Литвой и вступления с нею в военный конфликт, Иван IV подтвердил обязательство сохранять перемирие до 1562 г.52. Однако проявленный послами интерес к ливонским делам вызвал обеспокоенность в Москве, хотя, скорее всего, там не были склонны думать, что в Вильно коренным образом изменят направление внешнеполитической активности.
Внимательное прочтение документальных текстов не оставляет сомнения в том, что на формирование внешней политики Московского государства в 1559 г. большее влияние оказывали причины идеологического свойства, чем прагматическое комбинирование в рамках реалий международных отношений. Иван IV чувствовал себя ответственным за исполнение миссии освобождения христиан от мусульманского притеснения. Знаки с небес уверяли царя в этом еще больше. Так, «видение» святого Николая-чудотворца в январе 1559 г. и последовавшее вслед за ним отступление крымского войска с московской территории (вскоре после получения сведений о присутствии Ивана IV в Москве, а не в Ливонии) связывались в единую логическую цепочку53. В Москве, наверное, в тот момент не ожидали набега крымских татар, поэтому во внезапном отходе неприятеля виделся результат заступничества небесных сил. Очевидно, это событие было рассмотрено в Москве как своеобразный символ, подтверждающий правильность активной антикрымской политики.
Погоня за крымскими татарами хоть и не принесла результатов, но выявила, что противник отступал в большой спешке. Пленные сообщили, что Крым не владеет достаточными силами для отпора внешним ударам. В Москве посчитали, что созрело время для решающего удара по ненавистному Крымскому ханству. На Крым были отправлены с войсками Д. Вишневецкий и Д. Адашев. Московское руководство даже не дождалось приезда литовских послов, чтобы выяснить, с чем они едут. Вероятно, в Кремле по-прежнему были уверены, что Вильно не откажется от идеи уничтожения «крымского гнезда».
Однако в марте 1559 г., во время переговоров с литовскими и датскими послами, оказалось, что расклад, сделанный в Кремле, несостоятелен. Литвины не только поставили невыполнимые условия для заключения антимусульманского союза, но и подняли «ливонский вопрос». Датские послы, прибывшие в Москву в марте 1559 г., выступили посредниками в этом деле54.
В Москве должны были понять, что ливонская проблема волнует не только ее, но и ближайших соседей. Оказавшись в новом для себя положении, московиты согласились принять предложение датчан, заключавшееся в следующем: царь останавливает войну на краткий срок, а в это время в Москву приедет магистр Ливонского ордена либо его доверенные лица с необходимыми полномочиями для признания своей «вины». При этом датчане являются гарантами приезда ливонцев. Заметим, что никакого официального перемирия с Ливонией не было заключено, как об этом часто повторяется в советских и новейших российских научных работах.
Любопытно, что предоставление перемирия ливонцам произошло уже после отъезда литовского посольства. Получается, что в Москве не учитывали возможность юридического подчинения Ливонии Литве.
Как-то не увязывается это «перемирие» с суждением, согласно которому оно было дано ливонцам в связи с обращением московитов к радикальному решению крымской проблемы. Отправление войска против Крымского ханства произошло в феврале 1559 г., когда еще не было отправлено назад посольство ВКЛ, а датские послы не прибыли в Москву. Заметим, о приезде датчан в Москве знали уже 29 января 1559 г.55. Почему в Москве решили воевать против Крымского ханства, не выслушав их предложений? Мыслится единственный ответ — там не осознавали, что ливонский конфликт постепенно перерастает в широкомасштабную войну с вмешательством третьих сторон. С прежним упрямством и упорством московские политики стремились покончить с крымской проблемой.
Уместным будет указать, что в начале 1560 г. московиты снова отказались от предложения крымского хана о примирении, заявив: «Толко царь (крымский хан. —А. Я.) оставит безлепицу, и будет чему верити (!), и царь и велики князь с ним помирится»56. Вскоре против Крымского ханства были возобновлены военные действия — заметим, в условиях непосредственного вмешательства Литвы в ливонский конфликт. Только 16 декабря 1561г. московское руководство высказало намерение пойти на примирение с южным соседом, выслав соответствующую царскую грамоту 57.
В историографии принято считать, что в решении остановить военные акции в Ливонии проявилась борьба различных политических группировок и внешнеполитических концепций58. Возможно, что это действительно так, но в любом случае московское руководство было недальновидно в своем решении. Это еще раз показало, насколько нездраво в Москве оценивали международную ситуацию вокруг Ливонии. Стремясь к ее подчинению, военные действия в первые годы Ливонской войны рассматривались как средство своеобразного дипломатического давления с целью принудить ливонское руководство признать московские правила двусторонних отношений.
После приезда В. Тышкевича в Москве начались предприниматься меры для выяснения действительных намерений своего западного соседа относительно Ливонии. В ВКЛ летом 1559 г. было отправлено посольство Романа Пивова. Оно имело, судя по его «наказной памяти», явные разведывательные цели. Московского царя интересовала внутриполитическая ситуация в соседней стране, и в особенности — намерения ВКЛ по отношению к Ливонии. Хорошо видно, что в Москве были обеспокоены отказом ВКЛ от антикрымского союза и требованием остановить войну в Ливонии.
Руководство ВКЛ оказало Р. Пивову крайне холодный прием. Московскому посольству не давали продовольствия, господарь не позвал посла на торжественный обед, привезенные подарки были возвращены назад. За три недели, проведенные в Вильно, московитов не выпускали за стены посольского двора. 31 июля 1559 г. Сигизмунд Август выдал московскому послу грамоту, давая тем самым понять, что его миссия завершена. Таким образом, поставленных задач это посольство не выполнило59.
Для московского правительства такой результат посольства был в определенной степени неожиданным. Делалось очевидным, что позиция литвинов является твердой и просто так они от Ливонии не отступятся. Заметим, что резкое обхождение с московским посольством состоялось незадолго до начала вального сейма ВКЛ. На наш взгляд, именно летом 1559 г. было принято окончательное решение активизировать политику в Ливонии. Холодный прием московского посольства стал тому прологом.
Приостановление в марте 1559 г. военных акций Московского государства в Ливонии дало ливонцам необходимое время для поиска внешней помощи. В Вильно решили изменить свое отношение к отчаянным просьбам ливонского руководства о помощи, учтя урегулирование своих отношений с Крымским ханством. Однако перед Великим княжеством стояли серьезные внутренние проблемы. Вмешательство в ливонский конфликт угрожало войной с Московией и требовало значительных военных и финансово-материальных ресурсов. Также важно было знать мнение шляхетской общественности о перспективах участия BKJ1 в борьбе за прибалтийские территории.
Для принятия решения в апреле 1559 г. Сигизмунд Август снова советуется с радными панами BKJI. Он сообщает, что орденский магистр соглашается передать под власть BKJI четыре замка на московской границе. Господарь просит взвесить все «за» и «против», так как вмешательство в ливонские дела может спровоцировать войну с Московией Беспокоясь за состояние казны, Сигизмунд Август в то же время основывается на мысли, что если сейчас княжество будет равнодушно наблюдать за событиями в Ливонии, то после окончания перемирия в 1562 г. Московия может ударить с северной стороны, воспользовавшись удобным ливонским плацдармом61. В этих обстоятельствах ввязывание в ливонский конфликт было предрешенным. Господарь требовал обсудить, как лучше обеспечить оборону Полоцка и Витебска — важнейших стратегических пунктов на северо-востоке ВКЛ, и ускорить выплату чрезвычайных налогов, которые надлежащим образом еще не были собраны.
Окончательно дело участия ВКЛ в Ливонской войне сдвинулось с места в августе 1559 г. На вмешательство в ливонский конфликт было получено согласие вального сейма ВКЛ. Он целиком поддержал инициативу правительства, согласившись на сбор новых земских налогов. Энтузиазм шляхты был вызван прежде всего возможностями приобретения новых земельных владений в Ливонии62. На сейме также было выражено согласие на участие шляхты в военных походах для защиты Ливонии. Таким образом, литовская шляхта позитивно оценила инициативы руководства страны.
Летом 1559 г. Вильно посетил магистр Ливонского ордена Готард Кеттлер. Результатом этого визита стало заключение 31 августа 1559 г. договора, по которому территория Ливонского ордена переходила под личную защиту Сигизмунда Августа. Литвины обязывались оборонять Ливонию от нападений московского неприятеля и отобрать захваченные им ливонские земли на северо-востоке страны. Взамен они получали в качестве залога юго-восточную часть территории Ливонии с замками Бовска, Розитен, Люцен, Динабург и Зельбург. После окончания войны орден имел право выкупить эти земли за большую денежную сумму. До окончания срока московско-ливонского перемирия в октябре 1559 г. литвины должны были выслать в Москву посольство с уведомлением о переходе Ливонии под протекторат ВКЛ и требованием прекратить военные действия. В этот же срок в переданных замках должны были разместиться литовские гарнизоны. Определение границ между BKJT и Ливонией откладывалось до окончания войны. На таких же условиях через две недели к Виленскому договору присоединился рижский архиепископ Вильгельм, отдав в качестве залога замки Мариенгаузен и Леневард, а также дворы Лобань и Бирзен63.
Когда в ноябре 1559 г. Москву посетил гонец из ВКЛ Андрей Иванович м, в Кремле уже знали о подписанном между ВКЛ и Ливонией договоре. Любопытно, что литовский гонец был встречен согласно дипломатическому церемониалу: его подарки были приняты, царь позвал его к столу и т. д. Очевидно, в Москве не хотели испортить отношения с ВКЛ, не выяснив его намерений.
В официальной господарской грамоте упоминались лишь «порубежные обиды». Пересчитывая нарушения границы, совершенные московитами, Сигизмунд Август предлагал 1 февраля 1560 г. встретиться на границе судьям и комиссарам обоих государств для обсуждения этих жалоб.
Ливонский вопрос поднимался только на полуофициальном уровне. 7 декабря 1559 г. А. Иванович встречался с руководителями российской внешней политики И. Висковатым и А. Адашевым. Литовский гонец передал слова канцлера ВКЛ Н Радзивилла Черного с просьбой к боярам, чтобы «государей сводили на добрую склонность к любви, доколе лихо не начнетца» 65. При этом Радзивилл подчеркивал миролюбивые намерения Сигизмунда Августа В Москве с недоверием отнеслись к словам посла66. А. Адашев, передавая позицию Ивана IV, высказался следующим образом: «Король ныне вступился государя нашего в данную землю Ливонскую; и толко король того дела не оставит, и за то без кровопролитья быти не может» 67. Таким образом, литовской стороне предлагалось отказаться от участия в решении ливонской проблемы ради сохранения нормальных отношений с Московией.
Скорее всего, руководство ВКЛ через посольство А. Ивановича желало выяснить позицию московитов в связи с изменением ситуации в Ливонии. Возможно, этим шагом оно хотело выиграть время для размещения своих гарнизонов в Ливонии.
Не дождавшись возвращения А. Ивановича, руководство ВКЛ послало в Москву Мартина Володковича68. В грамоте Сигизмунда Августа была конкретно определена позиция ВКЛ по ливонскому вопросу. Ее кратко характеризует следующая фраза обращенная к Ивану Грозному: «Што колвек против Ифлянтом почнеш, то нам, брату своему и панству нашому чинити будешь, кгды в той земли на певных замъкох гетьманы, старосты и люди наши розсказують, и ты бы брат наш правячи нам по доконъчанью, войск своих в тое панство нашо не всылал» 69. Литовские власти делали акцент на том, что ливонцы добровольно и по собственной инициативе перешли под опеку ВКЛ. В то же время отмечалось, что о «данничестве» Ливонии раньше ничего не было известно, что развязывание военных действий в Ливонии является несправедливой акцией, не имеющей ни морального оправдания, ни юридическо-документального обоснования. Литвины ссылались на события 1557 г.: когда Сигизмунд Август выступил против Ливонского ордена и заключил с ним Позвольский договор, Москва никак не отреагировала на этот факт. Вообще, события 1557 г. под Позволем выставлялись как акт подданства ливонцев Литве. Сигизмунд Август в грамоте предлагал Ивану IV вывести войска и «не воевать больше ливонские земли», не нарушая тем самым перемирие с ВКЛ. При этом он заверял, что данное перемирие, обязующее стороны до 1562 г., будет сохранено. Более того, руководство ВКЛ не отказывалось от идеи совместной борьбы с «неверными»70.
Официальные позиции сторон отличались категоричностью и неуступчивостью. Однако в неофициальной части переговоров проводился поиск компромиссных решений. Этот поиск был, вероятнее всего, инициирован радой ВКЛ. На следующий после царского приема день М. Володкович заявил А. Адашеву и И. Висковатому, что имеет к ним устное послание от О. Воловича, и попросил о конфиденциальной встрече. Вмешательство ВКЛ в ливонские события объяснялось давлением поляков (!), что послужило даже причиной острого конфликта канцлера и виленского воеводы Н. Радзивилла Черного с политической элитой Польши. Позиция поляков, по словам литовского посланника, была категорически воинственной. Они даже не видели необходимости высылать посольство в Москву для ведения переговоров. В отличие от них, Н. Радзивилл Черный предлагал московитам найти миролюбивый компромисс, а именно «зговор учинити»71. Обратим внимание на данное высказывание. Возможно, в нем крылось предложение о разделе ливонской территории на взаимовыгодных условиях. Наверное, если бы московиты согласились рассмотреть это предложение, то литвины ознакомили бы их со своим конкретным планом. Однако позиция московского двора была абсолютно бескомпромиссной72.
Руководство ВКЛ совершило хитроумный дипломатический маневр, прикрывая давлением поляков активизацию собственной политики в Ливонии. Известно, что первоначально в Польской Короне вполне равнодушно отнеслись к ливонской проблеме. Там считали, что Сигизмунд Август должен сосредоточиться на внутриполитических проблемах Польши. Но нельзя полагать, что акция литвинов была целиком успешной. Как справедливо считает И. Граля, подобная интерпретация могла стать поводом для суждений в Москве о нерешительности литвинов, которых остановит от участия в ливонском конфликте угроза широкомасштабной войны с Московским государством73.
Тем временем руководство ВКП начало заниматься обустройством своего присутствия в Ливонии. Наемный контингент был отправлен в Ливонию лишь в середине ноября 1559 г. Об этом мы узнаем из грамоты Сигизмунда Августа к жителям ВКЛ с сообщением о движении войска и призывом содействовать солдатам в обеспечении продовольствием. Во главе войска находились стольник Ян Ходкевич и староста чечерский и пропойский Юрий Зенович. Первый командовал драбами (воинами-пехотинцами), а Ю. Зенович — всадниками. Местом первоначальной дислокации была определена Друя. После вывода из ливонских крепостей местных гарнизонов ставкой Ю. Зеновича должен был стать замок Розитен, а Я. Ходкевича — Люцен. Всего контингент насчитывал 500 конных и 500 пеших солдат74.
Что касается количества рот, то тут дело выглядит несколько запутанным. В вышеупомянутой грамоте сообщается только о роте Ю. Зеновича. В другом источнике сказано, что во время движения войска «справовати» драбами будет «пан столник, и к тому свою роту ездных»75. Данная фраза означает, что под непосредственным командованием Я. Ходкевича находилась еще его собственная конная рота Также в перечне ротмистров, которые находились «под справою» Ю. Зеновича, встречаются имена державцы кревского Николая Остика, назначенного вскоре на должность старосты в Розитене, державцы оршанского Петра Корсака и Каленика(Каленицкого) Тышкевича76.
В полученных Я. Ходкевичем и Ю. Зеновичем инструкциях основной целью пребывания литовского контингента определялось недопущение неприятеля в границы района, отданного под контроль литвинам, и информирование руководства ВКЛ о местных событиях для оперативного реагирования на них При намерениях неприятельского войска проводить осаду замков литовские гарнизоны должны были запереться в них и ожидать помощи из Литвы. Если же малые отряды противника перейдут границу с целью опустошения ливонской территории, то литовским воинам рекомендовалось совершить необходимые действия по изгнанию московитов за границы Ливонии. В любом случае строго запрещалось переходить границу с Московским государством и предпринимать против неприятеля какие-либо активные действия наступательного характера Очевидно, для руководства BKJT было важным сохранить перемирие с Московией, не дать оснований для его срыва. Секретной статьей являлось предписание оставаться в замках в том случае, если магистр будет просить солдат двинуться вглубь Ливонии для ведения боевых действий против московитов77.
Литовские солдаты должны были корректно вести себя по отношению к местному населению, добывая пропитание только через покупку продовольствия по рыночным ценам. «Пицованье» разрешалось только в границах ВКЛ, там же можно было купить продукты по регламентируемым ценам, определенным специальной «уставой»78.
Примерно в конце декабря 1559 — первой половине января 1560 г. литовские гарнизоны разместились в ливонских замках. Об этом мы узнаем из господарского листа к Ю. Зеновичу и Н. Остику от 19 января 1560 г. Поход в Ливонию состоялся не без происшествий. Рота П. Корсака в нарушение приказа двигалась отдельно и неожиданно столкнулась с московитами. В результате этого столкновения «люди московские у роте его шкоду учинили и у поручника его возницу и сестренца взяли» 79. Размещение в ливонских замках сопровождалось конфликтами с местными солдатами, с которыми ливонские власти не рассчитались за службу.
Несмотря на прибытие литовских войск, московская армия сумела вновь достичь весомого успеха. 2 февраля 1560 г. был взят замок Мариенбург. В Вильно считали, что это событие произошло в немалой степени благодаря медлительности и оплошности наемников из ВКЛ В господарском листе это прямо ставили в вину литовскому командованию: «кгды бы ты, пане Зеновевичу, до мистра за писаньем нашим перво стягнул, могли бысте ратунок вчинити, якобы се таковая шкода через взяте замку Мариенборку не стала»80. Действительно, в ноябре 1559 г. Ю. Зеновичу было приказано направляться к магистру для объединения с ливонской армией81. Но уже через месяц это решение в Вильно было изменено. Подобные перемены происходили в начале 1560 г. и в отношении татарской военной группировки во главе с А. Полубенским82. Поэтому некоторая доля вины за потерю Мариенбурга лежит и на руководстве ВКЛ.
Вероятно, условия наемной службы были достаточно тяжелыми, потому что уже в марте 1560 г. многие литовские солдаты проявляют намерение покинуть службу. Господарская власть в достаточно жесткой форме, опасаясь полного оголения границы, предписывает Ю. Зеновичу задержать солдат на службе еще хотя бы на четверть года Однако предписание господаря не возымело действия. Роты П. Корсака и К. Тышкевича оставили ливонские замки, роту самого Ю. Зеновича покинуло большинство солдат83. Вина за это положение вещей возлагается на Ю. Зеновича, которому Сигизмунд Август угрожает строгим наказанием. Одновременно в господарском листе сообщалось, что в Динабург направлена необходимая сумма денег для оплаты службы наемников84.
Из текста господарских листов видно, что причиной ухода наемников со службы были не задержки выплаты «заслужоного». Более того, перед выходом на службу солдаты получали аванс85. Однако, согласно подсчетам М. Плевчыньского, выплачиваемых государством денег не хватало воинам для прожития86. Особенно напряженной была ситуация в зимнее время, когда лошади не могли найти пропитания на пастбищах. К примеру, ротмистр Н. Остик жаловался на дороговизну продуктов в Ливонии87. Вероятно, не самым лучшим образом относилось к литвинам местное население. При этом солдатам определялись очень строгие рамки поведения. Наемникам, которые привыкли к известной вольности и безнаказанности, было не очень удобно в этих стесненных рамках.
Можно сделать вывод, что на первоначальном этапе миссия литовских наемников осуществлялась не совсем удачно. Ливонцы вполне могли быть разочарованы результатами деятельности войска ВКЛ: Мариенбург был захвачен московитами, а сами литвины не проявляли ожидаемой активности по защите Ливонии.
Дипломатические отношения между Литвой и Московией в 1560 г. не прекращались. Грамота для нового московского посла Н. Сущева была подготовлена в апреле, но в дорогу он отправился лишь в июне 1560 г. Почему? Наверное, это можно объяснить одновременным отправлением большой армии в Ливонию.
Чрезвычайно показательным является присылка вместе с Н. Сущевым грамоты для литовских великих послов, снова напоминавшей
об антикрымском союзе88. В Москве таким образом стремились оторвать внимание руководства ВКЛ от ливонских дел. Дипломатический маневр московского двора, как будет видно дальше, в достаточной степени был удачным.
Посольство Н. Сущева разминулось с литовским гонцом Андреем Станиславовичем Люлей, который вез в Москву господарский лист с требованием остановить войну в Ливонии89. Когда в июле 1560 г. он прибыл в Москву, то было понятно, что смысла в ведении дальнейших переговоров нет. Московское руководство уже успело отправить в Ливонию свою армию и возвращать ее назад не собиралось.
Уже через четыре дня после приема Н. Сущева в Москву из Вильно был отправлен с господарской грамотой писарь Михайло Гарабурда. Сигизмунд Август этим шагом пытался спасти мир, уже зная о походе московской армии на Ливонию. В Вильно ухватились за грамоту для великих послов, привезенную Н. Сущевым, как аргумент в пользу готовности московитов дальше искать компромисс. Господарь призывал Ивана Г розного прекратить военные действия в Ливонии до 1 апреля 1561 г. После этого шага можно будет приступить к переговорам. М. Гарабурда должен был передать царю, что в связи с прибытием Н. Сущева Сигизмунд Август приказал отойти посполитому рушенью ВКЛ назад, надеясь на мирный исход противостояния90. Однако господарская грамота была доставлена московскому царю только 17 сентября 1560 г., когда боевые действия в Ливонии уже закончились, а в Вильно было отправлено посольство Ф. Сукина.
Видя безуспешность своей дипломатической акции, Сигизмунд Август в посланной вместе с Н. Сущевым грамоте еще раз требует от московитов остановить войну против Ливонии. Он напоминает, что местные жители теперь являются его подданными. Двухсторонний вывод войск из Ливонии является первоочередным условием для продолжения переговорного процесса91.
Для Сигизмунда Августа главной задачей ливонской политики в 1560 г. было дальнейшее расширение зоны влияния. Руководство ВКЛ не спешило вступать в противоборство с московитами, под различными предлогами уклоняясь от активного участия в военных действиях. На переговорах с ливонскими послами недвусмысленно намекалось, что расширение помощи будет оказано лишь после размещения в местных замках литовских гарнизонов.
Летом 1560 г. действия руководства ВКЛ по сбору войска для отпора потенциальным ударам противника на Ливонию были активизированы. Это было обусловлено предварительным согласием ливонского руководства на размещение в ливонских крепостях литовских солдат92. Войско BKJI должно было собираться в двух пунктах В Бовске под команду Иеронима Ходкевича был назначен сбор посполитого рушенья с жемайтских поветов. В Метрике ВКЛ сообщается, что другой частью вооруженных сил будет командовать наивысший гетман Николай Радзивилл Рыжий, но конкретных сведений об этом сборе не приводится93. Контингент наемных солдат увеличивался до 2 тыс. человек. Во главе его стояли Ян Ходкевич и Юрий Тышкевич. В Зельбурге он должен был объединиться с группировкой И. Ходкевича. Сигизмунд Август писал в своем письме к нему, что этой акцией «тым людем земъли Инфлянтское серца додаси, а неприятель теж будеть ведати о людех прибылых»94. Вряд ли господарь имел в виду активные военные действия. Это скорее означало моральную поддержку ливонцам, а также могло послужить фактором устрашения неприятеля. Несмотря на военные приготовления, в Вильно стремились сохранить мир с Москвой и не идти на эскалацию конфликта
Как уже говорилось, летом 1560 г. в Ливонию очередной раз была отправлена большая московская армия. Она состояла из пяти полков, что свидетельствует о масштабности операции. В идеологическое обоснование этого похода добавились новые мотивы: «за их за многие неправды и за порушение крестианскые веры и за позжение образов Божих и святых всех и за всех их неисправленье пред государем и за то, что королю городки многые позакладывал и поздавал и сам к королю ездил и со всею землею прикладывался и против государевы рати помочь емлет и из заморья наймует»95. Следует обратить внимание, что на первом месте стоят аргументы религиозного характера
В августе 1560 г. московиты осадили Вейсенштейн и Феллин — мощные крепости в центральной Эстонии. Если первая из них сумела выдержать осаду, то феллинский гарнизон 19 августа 1560 г. сдался. В плен был взят бывший магистр Ливонского ордена Вильгельм Фюрстенберг. В целом летняя военная операция 1560 г. была для московитов успешной.
Посполитое рушенье ВКЛ во время осады московитами ливонских замков бездействовало. На призывы Г. Кеттлера как можно быстрее объединиться с орденским войском и нанести совместный удар по неприятелю литвины не ответили необходимыми активными действиями96. 2 августа 1560 г. орденское войско потерпело окончательный разгром в битве под Эрмесом97. Литвины заняли традиционную для себя выжидательную позицию. В это время И. Ходкевич находился со своей группировкой в Пебальзе, т. е. продвинулся на север от Зельбурга всего лишь на 50 км 98.
Но, несмотря на это, в августе 1560 г. все-таки состоялись первые боевые столкновения московитов и литвинов. В грамоте Сигизмунда Августа, посланной с Н. Сущевым, есть упоминание о том, что «некоторие офочие люди и под войско твое приходили, поторжки с тобою мели» ". Согласно хронике М. Стрыйковского, передовой отряд А. Полубенского в количестве 400 человек два раза встретился около Вендена, под Мариенбургом (?) 10°, с московским авангардом. В боевых стычках победа была целиком на стороне литвинов. В плен был взят воевода — некий Иван. Само же войско во главе с А. Курбским, насчитывавшее 50 тыс. человек (!), как только услышало о литвинах, ушло на московскую территорию101. Разумеется, число в 50 тыс. воинов сильно преувеличено, неконкретными являются сведения про пленного воеводу и место столкновений. Поэтому к информации хрониста нужно относиться с необходимой осторожностью.
Сам А. Курбский позднее в своей «Истории» описывал свои успехи в борьбе с литвинами в 1560 г. Его информации также особенно доверять нельзя, так как он, безусловно, является заинтересованным лицом. Констатация победы московского войска есть еще только в Псковской летописи102.
Никоновская летопись не сообщает о столкновениях московитов с литовскими солдатами в 1560 г. Это косвенно может свидетельствовать о том, что московиты не получили в них победы, потому что в обратном случае вряд ли летописец замолчал бы такой позитивный факт. Иван Грозный подчеркивал боязнь московских военачальников вступать в бой с литвинами: «Потом послахом вас с начальником вашим Олексеем со многими зело людьми; вы же едва един Вильян (Феллин) взясте, и туто много наряду нашего погубисте. Како уже убо тогда от литовское рати детскими страшилы устрашистеся!» шз. Как видим, московский царь в своем мнении солидаризуется с М. Стрыйковским. Этот факт, на наш взгляд, свидетельствует о большей вероятности литовской победы.
Таким образом, идея примирения, предложенная Литвой, не была воспринята в Москве. Московское государство целенаправленно, с помощью военной силы, стремилось подчинить себе Ливонию. Никакие поиски компромиссов при этом не предусматривались. Однако после первых столкновений с литвинами московские воины больше не заходили в зону, контролируемую ВКЛ.
Свою роль в этом сыграли не только результаты боевых действий На дипломатическом поле появилась новая возможность примирения В августе 1560 г. Иван IV высылает в ВКЛ посольство во главе с Федором Сукиным. Оно имело необычную миссию. Ф. Сукин должен был проинформировать литовскую элиту о желании царя жениться на одной из сестер Сигизмунда Августа. Это сватовство имело тайный характер. Разумеется, главным следствием царской женитьбы было бы полное урегулирование политического конфликта между государствами. Заманчивая, казалось бы, идея имела в то же время множество возражений со стороны правящих кругов ВКЛ. Основным из них была опасность распространения московской власти на Литву в ближайшем будущем 104.
Литвины не отказывались от переговоров о женитьбе, но, судя по всему, рассчитывали с их помощью потянуть время. Это могло гарантировать временный мир в Ливонии, а значит, задача организации обороны здесь переставала быть такой актуальной в сложный зимний период. С другой стороны, полученное время могло быть использовано литовскими политиками для укрепления своих позиций в Ливонии, а тем самым появлялась возможность отстранения московитов от ливонских дел. Впрочем, «наказная память» московского посольства показывает, что в Москве не питали особых надежд на положительное решение относительно царского предложения, помня о лицемерной дипломатии Литвы в 1558-1559 гг.105.
Прибывшее в начале 1561 г. в Москву ответное посольство Яна Шимковича не привезло никаких новых конкретных предложений Переговоры, проведенные им, со всей очевидностью показали, что московско-литовские отношения зашли в тупик. Литвины выставили невыполнимые политические условия для заключения брака царя с сестрой Сигизмунда Августа Катариной. Новостью для московитов стало предложение литвинов собрать пограничный съезд литовских радных панов и московских бояр, где будет заключен «вечный мир» и утверждены окончательные условия брака В Москве посчитали данную инициативу литовской стороны за проявление нежелания соглашаться на московские предложения. Снова камнем преткновения стал ливонский вопрос. Московиты соглашались на продление перемирия, если оно не будет касаться Ливонии. Но такое решение вопроса не удовлетворяло литвинов, которых более всего волновало восстановление мира на прибалтийских землях. Московское руководство не собиралось безучастно смотреть на переход ливонских замков под контроль литвинов: «...а промышляти бы ныне безпрестанно над теми Ливонскими шроды, в которых городех литовские люди» ш. Литовским послам было прямо заявлено: «...а похочет за Ливонскую землю стояти, и он [Иван IV] за нее стоит, как хочет» 107. Так и не договорившись, посольство Я. Шимковича отправилось в обратный путь. В дальнейшем, в течение всего 1561 г., переговорный процесс между обеими сторонами был фактически заморожен.
Тем временем руководство ВКЛ последовательно стремилось к расширению своего влияния в Ливонии. Осенью 1560 г. оно добилось передачи под свою власть очень важных со стратегической точки зрения замков в центральной Ливонии: Кокенгаузен, Роннебург, Венден, Трикатен, Гельмет, Эрмес и Каркус. ВКЛ, таким образом, получило контроль над территорией приблизительно до границы между современной Латвией и Эстонией. В конце 1560 — начале 1561 г. произошло комплектование ливонских замков гарнизонами, оружием и провиантом108. В начале 1561 г. там находилось примерно 1500-1900 драбов и 1200-1400 конников109.
В Ливонии выражали серьезную озабоченность характером действий литвинов. Несмотря на постоянные декларации, литовское войско не предпринимало адекватных мер для отвоевания захваченной врагом территории Ливонии. Стремясь не потерять доверие высших ливонских сословий, руководство ВКЛ решило активизировать деятельность по организации обороны Ливонии. Принятию этого решения способствовало окончательное понимание того, что урегулирование отношений с Московским государством вряд ли состоится.
11 марта 1561 г. татарским хоругвям был выдан приказ собираться через две недели в Вильно, откуда они должны были двинуться в Роннебург под начало А. Полубенского п0. Позднее срок прибытия в Роннебург был перенесен на 29 апреля 1561 г.111. Это было первое свидетельство военных приготовлений Литвы 21 марта 1561 г. ко всем старостам пограничных замков на востоке ВКЛ были направлены листы, «абы до замкох своих ехали и у осторожности мешкали» 112.
8 апреля 1561 г. был инициирован сбор посполитого рушенья ВКЛ. Он назначался на 24 мая 1561 г. в Зельбурге. В отличие от прошлого года, в военные ряды должны были становиться все поветы западной и центральной части ВКЛ. Идеологическим обоснованием войскового сбора служили обязательства по защите Ливонии согласно договору 1559 г. и опасность новых ударов со стороны Московии.
В середине мая 1561 г. сбор посполитого рушенья из-за недостатка пропитания для лошадей был перенесен на 15 июня 1561 г.113. В войско планировал приехать сам господарь Сигизмунд Август. Вероятно, это было связано со стремлением показать серьезность намерений литовской стороны по защите Ливонии и реализовать затем с участием великого князя полное подчинение Ливонского государства Зная характер Сигизмунда Августа, вряд ли стоит предполагать, что инициатива участия в военном походе была вызвана его желанием управлять армией в боевых действиях В любом случае, господарь ВКЛ так и не прибыл в военный лагерь в 1561 г.
В начале июля 1561 г. оказалось, что к гетману Н. Радзивиллу Рыжему «еще нихто не поспешил ся, яко ж маем ведомост, же многие за сплошеньством и недбалостью своею и до сего часу з домов своих не выехали»114. Чтобы как-то исправить положение, властями была предпринята такая мера как объявление о сборе посполитого рушенья на рынках городов и местечек. Как можно судить по косвенным данным, эта мера возымела положительный результат.
Согласно М. Стрыйковскому, 108-тысячное московское войско (!) сразу же отступило из Ливонии, как только узнало о выступлении посполитого рушенья ВКЛ. Передовой отряд во главе с Ю. Тышкевичем и Г. Трызной количеством 5 тыс. человек опустошил московские волости вплоть до самого Дерпта. Он же взялся первым за осаду Тарваста115. Другие источники не подтверждают подобную реакцию московитов на действия армии ВКЛ. Заметим, что вновь информация М. Стрыйковского не заслуживает достаточного доверия из-за гиперболизации фактов.
Апогеем военного противостояния литвинов и московитов в 1561 г. стала осада и захват литвинами замка Тарваст. Этой операцией литовское войско начало действия по отвоеванию ливонской территории у московитов. Причины этой активизации лежат на поверхности. Литвины нуждались в доброжелательном отношении к себе со стороны ливонцев, так как на повестке дня стояла задача присоединения Ливонии к ВКЛ. Лучше всего было бы, чтобы это произошло на добровольной основе. К тому же переход Ревеля под контроль Швеции показал, что литвины могут потерять инициативу в этом деле и должны принять соответствующие меры для улучшения впечатления
о своей ливонской политике.
Согласно М. Стрыйковскому, пассивная осада Тарваста группировкой наемников под руководством Ю. Тышкевича и Г. Трызны продолжалась три недели. В конце августа 1561 г., после подхода основных сил во главе с гетманом Н. Радзивиллом Рыжим, был совершен подрыв крепостных укреплений. Благодаря проделанной дыре Тарваст 31 августа 1561 г. был захвачен литвинами116. При этом они потеряли одного ротмистра — Модревскош. Хронист подчеркивает, что победа была достигнута благодаря тому, что шляхтичи спешились и приняли непосредственное участие в штурме117. Такое поведение было несвойственно для шляхетского конного посполитого рушенья.
Московские источники, в свою очередь, сообщают, что, несмотря на подрыв оборонительных укреплений, штурм крепости был неудачным: «И как взорвало и Литовские люди взошли на город и царя и великого князя люди их с стены збили». Московиты согласились сдаться, получив обещание быть отпущенными на волю. Но литовские воины, не сдержав до конца своего слова, ограбили пленных118. Р. Скрынников приводит информацию, согласно которой московские воеводы сами сдали Тарваст после уговоров Н. Радзивилла Рыжего перейти на службу к литвинам. Как известно, московиты не сделали этого, что, однако, не спасло их от подозрений в предательстве со стороны Ивана Грозного и заключения в тюрьму на один год119.
Для литовского войска осада Тарваста проходила непросто. 22 августа 1561 г. Радзивилл писал господарю, что войско не сможет находиться в Ливонии больше чем две недели из-за недостатка провианта120. Через неделю гетман сообщал, что радные паны и шляхта, находящиеся в посполитом рушеньи, категорически высказываются за роспуск войска после взятия Тарваста. Сигизмунд Август настойчиво требовал, чтобы литовское войско осталось в Ливонии до прихода польского военного контингента121.
Вскоре после захвата литвины покинули Тарваст, решив не оставлять там гарнизон. В скором времени туда вернулись московиты, которые сожгли город. Им удалось отомстить за потерю Тарваста: осенью 1561 г. они перехватили отряд литвинов, двигавшийся в Пернаву, разбили его и взяли литовских солдат в плен122.
Переход Ревеля летом 1561 г. под юрисдикцию Швеции, ставшей последним участником ливонского конфликта, принудил руководство ВКЛ ускорить реализацию более тесного юридического подчинения контролируемой территории Ливонии123. Эти планы появились уже в июле 1561 г. Роль их непосредственной реализации возложил на себя канцлер ВКЛ Н. Радзивилл Черный. В августе 1561 г. состоялся его визит в Ригу. На переговорах с ливонской стороной Радзивилл изложил предложения своего господаря, включавшие в себя, между прочим, переход Риги и правобережной Ливонии под непосредственный протекторат Сигизмунда Августа. Ливонцы подали список условий, на которых они соглашались перейти в состав ВКЛ. Они просили сохранить свободу протестантского вероисповедания, подтвердить привилегии и льготы прежних времен, защитить их перед возможными обвинениями германского императора в нарушении своих вассальных обязательств, гарантировать назначение на государственные должности в Ливонии для местного немецкого населения, вести войну за полное освобождение оккупированной московитами ливонской территории. Магистр ордена Г. Кеттлер и рижский архиепископ Вильгельм желали сохранить власть в качестве вассалов Сигизмунда Августа124.
Переговоры продолжились в Вильно осенью 1561 г. Ливонцы стремились перейти под протекторат сразу и ВКЛ, и Польской Короны. Их не удовлетворяли объемы и эффективность военной помощи со стороны ВКЛ. Позиция ливонской стороны расходилась с позицией радных панов ВКЛ во главе с Н. Радзивиллом Черным, не желавшим делиться с поляками выгодами от подчинения Ливонии. Польский сейм, в свою очередь, занял индифферентную позицию по отношению к ливонским проблемам, призывая Сигизмунда Августа обратиться к внутриполитическим делам. На некоторое время переговоры в Вильно зависли в воздухе. В конце концов, учтя близкую угрозу нанесения московитами новых ударов по Ливонии, компромисс был найден. В заключенном 28 ноября 1561 г. договоре (в историю он вошел под названием Pacta Subiectionis) Ливония формально переходила под персональную юрисдикцию (протекторат) Сигизмунда Августа как правителя Польши и ВКЛ|25. Необходимо отметить, что рижские послы отказались, в конечном счете, поставить свои подписи под договором, мотивируя свое решение отсутствием полномочий и необходимостью согласовать позиции с высшим руководством города126.
Договор между ВКЛ и Ливонией от 28 ноября 1561 г. предусматривал ликвидацию Ливонского государства в его старом виде и создание на его территории новых государственных структур, подчиненных польско-литовскому господарю. На левобережной части Ливонии было создано Курляндское герцогство во главе с новоиспеченным герцогом Г. Кеттлером. По правую руку от течения Двины образовывалось Задвинское герцогство, формально принадлежащее Сигизмунду Августу как верховному правителю. Властные полномочия здесь также получил Г. Кеттлер127. Статьи соглашения включали в себя основные просьбы ливонцев. К ним добавились: разрешение чеканить собственную монету, номинал которой не отличался от литовского гроша, придание автономного статуса судебным органам, освобождение от налогов на неопределенный срок по поводу военных опустошений, запрет торговли для евреев.
Таким образом, ливонцы сохранили полную самостоятельность во внутриполитических делах. Фактически Ливония получила статус «государства в государстве». Благодаря военным гарнизонам руководство ВКЛ имело возможность контролировать политическую ситуацию здесь. Сигизмунд Август не мог пойти на реальное присоединение (инкорпорацию) ливонской территории к ВКЛ из-за нежелания портить отношения со Священной Римской империей германской нации, чьим вассалом номинально считалась Ливония. Важным было также позитивное отношение к ливонской политике BKJI со стороны европейского общественного мнения. В компромиссном характере решения «ливонской проблемы» хорошо видно использование методов, свойственных политике Сигизмунда Августа, не очень любившего обращаться к военным средствам. Стоит при этом отметить, что вскоре, в 1566 г., Ливония все-таки была присоединена к ВКЛ, перестав пользоваться широкой внутриполитической автономией128.
С внешней стороны ВКЛ достигло больших успехов в своей ливонской политике, распространив влияние на большую часть территории бывшего Ливонского государства Однако политические элиты ВКЛ не получили возможность занимать в Ливонии высокие должности в структуре управления и приобретать земельные владения. Вместо этого на плечи Литвы была возложена задача обороны Ливонии от ударов Московского государства Содержание значительного контингента наемных солдат дорого обходилось государственной казне. ВКЛ было вынуждено максимально напрягать собственные финансово-материальные ресурсы для поддержания своего присутствия на прибалтийской территории. Уже в начале 60-х гг. XVI в. обнаружился недостаток средств для организации эффективной защиты Ливонии. Кроме того, появилась угроза широкомасштабной войны с Московским государством.
Политика ВКЛ в рассматриваемый период вызывала у исследователей справедливый вопрос, какие же цели преследовало его руководство, соглашаясь на оказание военной помощи Ливонии? Среди большинства историков преобладает мнение, что ВКЛ тем самым реализовывала свои геополитические интересы, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами. Помощь ливонцам простиралась до тех пределов, пока этого требовали интересы литвинов. Ливонская политика ВКЛ имела явный прагматический оттенок. Мнение об искреннем и благородном стремлении ВКЛ помочь погибающей от нападений московитов Ливонии является, на наш взгляд, обычной историографической проекцией идеологического обоснования вступления ВКЛ в войну, делавшегося руководством страны и сохранившегося в актовых материалах и нарративных источниках
Внешняя политика ВКЛ была направлена на защиту в первую очередь собственных государственных интересоа Объективные обстоятельства функционирования государственного организма не могли позволить руководству ВКЛ положить в основу стратегической инициативы активную наступательную политику. Для сосредоточения внимания на ливонском направлении необходимо было обеспечить стабильные мирные взаимоотношения с другими соседями, прежде всего с Крымским ханством. ВКЛ приходилось приводить свою политику в соответствие с реальными возможностями реализации собственных внешнеполитических планов. Несмотря на большие обещания, сделанные ливонцам в заключенных с ними соглашениях, ВКЛ не могло дать больше, чем это было возможно. И данная ситуация руководством ВКЛ хорошо осознавалась.Именно отсюда вытекала склонность правительства ВКЛ к оборонительным действиям в Ливонии, постоянное внимание к сохранению перемирия и акцентирование собственного миролюбия на дипломатических переговорах с московитами.
Очередная попытка сохранить мир была обречена на неудачу. Посольство Б. Корсака, которое находилось в Москве в начале 1562 г., ничего, по сути, изменить уже не могло. По замыслу руководства ВКЛ, оно должно было оттянуть начало военных действий. Но в Москве, судя по всему, разгадали намерения литвинов и нарочно задержали посла, чтобы использовать фактор неожиданности при нападении на восточные территории ВКЛ. Масло в огонь подлил перехват литовских послов в Крым, которые везли хану господарскую грамоту с просьбой напасть на Московию в случае, если она начнет военные действия против ВКЛ В ответ Иван Грозный послал Сигизмунду Августу грамоту, в которой обосновывал начало войны с ВКЛ, не преминув особо отметить факт двойной игры литовских политиков129.
Таким образом, московская сторона не видела оснований для продолжения перемирия. Зато поводов для развязывания войны было предостаточно. Это и отказ в руке сестры Сигизмунда Августа Катарины, и захват Тарваста, и заключение Pacta Subjectionis с Ливонией. Литвинам удалось перехватить инициативу в ливонском конфликту и Иван Грозный жаждал взять реванш за это внешнеполитическое поражение. В начале 1562 г. его ничто не сдерживало от начала новой широкомасштабной войны с Литвой.

1 Впервые это определение употребил И.Б. Греков: Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV-XVI вв. М., 1963. С. 309-310.
2 Автор статьи вслед за западными источниками употребляет понятия «Московия» и «московиты». Следует заметить, что самоназвание государства и его жителей в XVI в. — Россия (Российское государство) и русские {Прим. ребкол.).
3 История внешней политики России. Конец XV-XVII век (От свержения ордынского ига до Северной войны). М., 1999. С. 144-191.
4 Филюшкин А.И. Дискурсы Ливонской войны// Ab Imperio: Теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве 2001. № 4. С. 43-80.
5 Беларускі гістарычны агляд. 2002. Т. 9. Сш. 1/2 (16/17). С. 221-232.
6 Хорошкевич A.JI. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2002.
7 Флоря Б.Н. Иван Г розный. М., 2002.
8 Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 13: Патриаршая, или Никоновская летопись. М., 1965. С. 289; Сборник императорского Русского исторического общества (далее — РИО). СПб., 1887. Т. 59. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским (1533-1560 годы). С. 550.
9 «А сказывал Федор (Фёдор Загряжский, московский посол в Крымском ханстве. — А. Я.), што царь правду учинил, что быти в дружбе и в братстве, и царевичя сына своего на короля Литовского отпустил...» (ПСРЛ. Т. 13. С. 288); см. также: РИО. Т. 59. С. 541.
10 Книга посольская Метрики ВКЛ / Ред. М.А. Оболенский, И.Н. Данилович. М., 1843. Т 1.№ 101. С. 158.
11 «Поминки емлет и правду дает, а вселды изменяет» (ПСРЛ. Т. 13. С. 288).
12 Там же. С. 286-288.
13 Королюк В.Д. Ливонская война: Из истории внешней политики Русского централизованного государства во второй половине XVI в. М., 1954. С. 27-28; Коротков И.А. Иван Грозный: Военная деятельность. М., 1952. С. 44—45.
14 Шаскольский И.П. Русско-ливонские переговоры 1554 г. и вопрос о ливонской дани// Международные связи России до XVII в. М., 1961. С. 376399. С.О. Шмидт убедительно заявил, что сторонником дипломатического решения ливонской проблемы был руководитель «Избранной рады» А. Адашев. См.: Шмидт С.О. А.Ф. Адашев и Ливонская война// Спорные вопросы отечественной истории X1-XVIII вв. М., 1990. 4.2. С. 303-306. Это мнение поддержал и конструктивно развил А. Виноградов, см.: История внешней политики России... С. 158-161.
15 Karwowski S. Wcielenie Inflant do Litwy i Polski 1558-1561. Poznan, 1873. S. 42; JasnowskiJ. Mikolaj Czarny Radziwill (1515-1565): Kanclerz i marszalek ziemski Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego, wojewoda wilenski. Warszawa, 1939. S. 184-185.
16 Первая информация о позвольском походе прослеживается в отчете посольства Р. Алферьева, прибывшего в Москву из Вильно лишь в мае 1558 г.: РИО. Т. 59. С. 549.
17 «И коли твои („Инфлянты“, Ливония) были, чому еси в тот час на оборону им сил и справедливости своее не оказал, альбо им в подданьство нам поддаватисе не забронил?» (Книга посольская... № 126. С. 193-194).
18 «О рати в Немцы. Того же месяца (ноябрь 1557 г.) царь и великий князь отпустил ратию на маистра Ливонского и на всю землю Ливоньскую за то, что целовали крест государю дань привести по гривне с человека с Юрьевские области и в ыных земьских делех да не исправили по перемирным грамотам ни в чом и дани не привезли и, на чом целовали, в том в всем солгали» (ПСРЛ. Т. 13. С. 286-287)
19 Ход переговоров отражен в дневнике Т. Хернера: Дневник ливонского посольства к царю Ивану Васильевичу, веденный Томасом Хернером// Чтения в обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1886. Кн. 4. Отд. 4. С. 5-17.
20 Скрынников Р.Г. Начало опричнины. Л., 1966. С. 127-128.
21 Дневник ливонского посольства... С. 15-16.
22 Посольство И. Гофмана в Ливонию и Русское государство в 1559-1560 гг. // Исторический архив. 1957. № 6. С. 137.
23 Флоря Б.Н. Иван Г розный. С. 128.
24 Любопытно, что основную массу войска составили лица татарского происхождения. См.: ПСРЛ. Т. 13. С. 287; Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966. С. 170-171.
25 ПСРЛ. Т. 13. С. 290.
26 Книга посольская... № 89. С. 140-141.
27 РИО. Т. 59. С. 539.
28 Там же. С. 542.
29 Там же. С. 544.
30 Там же. С. 538-539.
31 В московской посольской книге сохранилась просьба литвинов: «бейте челом о том государя своего ближним людем, чтобы государя на то приводили и о том у него молили, чтобы меж государей был мир вековой христьянский; а мы о том безпрестанно молим и просим у государя своего, чтобы со государем с вашим был мир вековой; да государь наш того хочет, и толко бы ваш государь хотел» (Там же. С. 549).
32 В частности, Михайло Козинский так говорил Р. Алферьеву: «...и государю и паном всем та говоря полюбилася, и хотят того все, чтобы меж государей был мир вековой; один у нас не хотел, ино того Бог на добро приводит; а не захочет, ино и его самого не будет» (там же. С. 549).
33 Rasmussen К. Die livlandische Krise 1554—1561. Kobenhavn, 1973. S. 103-105.
34 РИО. Т. 59. С. 549.
35 Там же. С. 545.
36 ПСРЛ. Т. 13. С. 295-296.
37 Там же. С. 293.
38 Там же. С. 297.
39 РИО. Т. 59. С. 551-561.
40 Listy Zygmunta Augusta do Radziwillow / Oprac. I. Kaniewska. Krakow, 1999. № 196. S. 334-335.
41 Национальный исторический архив Беларуси (далее — НИАБ). Ф. КМФ-18 (Метрика ВКЛ). Ед. хр. 37. Л. 264—265.
42 В Никоновской летописи сообщение о приезде литовских гонцов стоит сразу же перед сообщением об отправлении московского войска в Ливонию. См.: ПСРЛ. Т. 13. С. 300.
43 Флоря Б.Н. Проект антитурецкой коалиции в середине XVI в. // Россия, Польша и Причерноморье в XV-XVIII вв. М., 1979. С. 80-81.
44 Книга посольская... № 102. С. 161-163.
45 Listy Zygmunta Augusta do Radziwillow. № 198. S. 337-339.
46 Lietuvos Metrika. Vilnius, 1996. Kn. 564 (1553-1567). P. 29-31.
47 «Абы 3 замку нигде не зъездъчал и у острожности был», «о рушенье земли Полоцкое и повету Витебского и Браславского, естли бъ потреба вказапа» (Ibid. Р. 28-29).
48 Этой датой помечен господарский лист для посла В. Тышкевича. См.: Книга посольская... № 96. С. 147-150.
49 Как недоразумение выглядит утверждение А. Виноградова о том, что московиты, а не литвины предложили идею «вечного мира»: История внешней политики России... С. 156.
50 РИО. Т. 59. С. 577.
51 Там же. С. 577-578.
52 ПСРЛ. Т. 13. С. 317.
53 «Ни царя нашего близ собя слышавше, ни полков царскых видевше, но токмо имя его слышав, иже пребывает на свом престоле во царьствующем граде Москве, и спасение имеюще ото окрестных враг, и врази смешися и победишася и въснять вовратишася и на бегство устремишася, никимже гоними, гневом Божиим и именем царя нашего благоверного...» (там же. С. 315).
54 РИО. СПб., 1897. Т. 16. Русские акты Копенгагенского государственного архива. С. 41-52.
55 Там же. С. 39-40.
56 ПСРЛ. Т. 13. С. 324.
57 Там же. С. 339.
58 Лурье Я. С. Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV // Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951. С. 485-488; Королюк В.Д. Ливонская война. С. 27-28; Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений. С. 230-231.
59 РИО. Т. 59. С. 580-591.
60 Витебский воевода С. Збаражский сообщал информацию разведки о том, что московская армия, находящаяся на ливонской границе, готова ударить по Витебску в случае оказания помощи ливонцам. См.: Любавский М. Литовско-русский сейм. СПб., 1900. № 35. С. 95-97 с прил.
61 «А естли не тепер, тогды вборзде, того Боже не дай, з болшою небеспечностью на тое ж прыйдет по выйстью перемерья, звлаща, где бы землю Ифлянтскую опановал» (Там же. № 35. С. 96 с прил.).
62 Об этом свидетельствует «просьба» участников вального сейма о наделении землевладениями и назначении на руководящие должности в Ливонии исключительно выходцев из ВКЛ, а также их собственная инициатива утвердить сбор серебщины для обороны Ливонии. См.: Русская историческая библиотека. Юрьев, 1914. Т. 30: Литовская Метрика, отделы первый-второй.
Ч. 3. Книги публичных дел / Ред. И.И. Лаппо. С. 270-271, 273-274.
63 Jasnowski J. Mikolaj Czarny Radziwill. S. 250-251.
64 В московской посольской книге его фамилия ошибочно дается как «Хоружич». Очевидно, произошла путаница фамилии с должностью (урядом) хоружего. По посольской книге Метрики ВКЛ можно установить его настоящую фамилию — Иванович. См.: Книга посольская... № 105. С. 165-167.
65 РИО. Т. 59. С. 594.
66 «Писма к нам от панов рады королевские ни от одного нет, и нам тому вериги нечему» (ПСРЛ. Т. 13. С. 322).
67 РИО. Т. 59. С. 594.
68 Грамота М.Володковича датирована 12декабря 1559г. См.: Книга посольская... № 114. С. 176-178. (8 декабря 1559 г. — РИО. Т. 59. С. 605). А. Иванович уехал из Москвы только 17 декабря 1559 г. (Там же. С. 595). Это значит, что на содержание грамоты М. Володковича никак не повлиял ход посольства А. Ивановича. Таким образом, эти две дипломатические акции между собой не связаны. Скорее всего, на решение так быстро послать в Москву М. Володковича повлияло начавшееся размещение литовских солдат в ливонских замках.
69 Книга посольская... № 115. С. 180. См. также: РИО. Т. 59. С. 607.
70 Книга посольская... № 115. С. 180.
71 В «Выписке с посольских книг» встречаем другой вариант: «о Ливонской земле договор учинить» (Памятники истории Восточной Европы: Источники XV-XV1I вв. М.; Варшава, 1997. Т. 2: «Выписки из посольских книг» о сношениях Российского государства с Польско-Литовским 1488-1572 гг. С. 213). Намерение раздела ливонской территории встречается в послании, отправленном в июне 1560 г. с А. Люлей: «И што перед перемиръем у Ифлянтьской земли посел еси, о том бы брат наш, объсылаючисе с нами, намовлял и становил, ижъбы за такими незгодами кровопролитье большое не сталося» (Книга посольская... № 121. С. 185).
72 Вполне возможно, что в Москве восприняли речь М. Володковича всего лишь как его личное мнение. На это косвенно указывает Никоновская летопись: «И Мартин говорил Олексею [Адашеву] от собя, а не от панов» (ПСРЛ. Т. 13. С. 323). Кстати, описание посольства М. Володковича в московской посольской книге обрывается как раз на устном послании посла См.: РИО. Т. 59. С. 607.
73 Граля И. Иван Михайлов Висковатый: Карьера государственного деятеля в России XVI в. М., 1994. С. 228-229.
74 Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1848. Т. 3. № 25. С. 107-108.
75 Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией (далее — АЮЗР). СПб., 1863. Т. 1. С. 148-149.
76 Российская Национальная библиотека (далее — РНБ). Ф. 293. On. 1. Д. 162; НИАБ. Ф. КМФ-18 (Метрика ВКЛ). On. 1. Ед. хр. 37. Л. 453^53 об.
77 АЮЗР. Т. 1. С. 147-148; НИАБ. Ф. КМФ-18 (Метрика ВКЛ). On. 1. Д. 37. Л. 388 об.-390.
78 См. «уставу» в: РНБ. Ф. 293. On. 1. Д. 156.
79 Там же. Д. 162.
80 Там же. Д. 164.
81 АЮЗР. Т. 1.С. 150-151.
82 Tiberg Е. Zur Vorgeschichte des Livlandischen Krieges. Die Beziehungen zwischen Moskau und Litauen 1549-1562. Uppsala, 1984. S. 172-173.
83 «Ротмистрове Петр Корсак и Каленицкий з ротами своими с тое службы нашое зъехали, а и твои товарыши толко старшие зостали, а иншие также стягнули...» (РНБ. Ф. 293. On. 1. Д. 166).
84 Там же.
85 «Вземъши даток с скарбу нашого» (РНБ. Ф. 293. On. 1. Д. 166). Вероятно, наемная служба оплачивалась с собственного господарского скарба
86 Plewczynski М. Zotnierz jazdy obrony potocznej za czas6w Zygmunta Augusta: Studia nad zawodem wojskowym w XVI wieku. Warszawa, 1985. S. 58-63.
87 АЮЗР. Т. 1. С. 151-152.
88«ГТохочешь и ныне о добре хрестьянском промышляти с нами заодин, и ты б брат наш прислал к нам своих великих послов...» (РИО. Т. 59. С. 611).
89Там же. С. 620-624.
90Книга посольская... № 124-125. С. 189-191.
91 Там же. № 126. С. 192-195; См. также; РИО. Т. 59. С. 619.
92Jasnowski J. Mikolaj Czarny Radziwill. S. 263-264.
93НИАБ. Ф. КМФ-18 (Метрика ВКЛ). On. 1. Д. 37. Л. 443 об.-445.
94Там же. Л. 453-453 об.
95ПСРЛ.Т. 13. С. 327.
96Tiberg Е. Zur Vorgeschichte des Livlandischen Krieges. S. 183-184.
97История Латвийской ССР / Ред. К.Я. Страздиня. Рига, 1952. Т. 1. С. 163.
98Tiberg Е. Zur Vorgeschichte des Li vlandischen Krieges. S. 185-186.
"Книга посольская... № 126. С. 194.
100Дело в том, что Мариенбург находится на значительном расстоянии от Вендена.
101Stryjkowski М. Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. T. 2. S. 411.
102«Князь Андреи [Курбский] Литву побил под Кесью (Венденом), што король присылал изгоном Полубенского на князя Андрея Курбского» (Псковские летописи / Ред. А.Н. Насонов. М., 1955. Вып. 2. С. 240).
103Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Ред. Д.С. Лихачев. М., 1993. С. 89.
104Детальный анализ сватовства Ивана Грозного проделан в: Sucheni-GrabowskaA. Starania Iwana Groznego о r?k§ Katarzyny Jagieeeonki a konflikt z Rosj^o Inflanty (1560-1561) // Homines et societas. Czasy Piastow i Jagieeeonow. Poznan, 1997. S. 213-223.
105 РИО. СПб., 1892. T. 71: Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским (1560-1571 годы). С. 4-23.
106Там же. С. 41.
107Там же. С. 44.
108НИАБ. Ф. КМФ-18 (Метрика ВКЛ). On. 1. Д. 37. Л. 397 об.-402, 504-504 об.
109Lietuvos Metrika. Kn. 564. № 14, 18. P. 38, 40.
,10Ibid.№ 19. P. 41.
111 Ibid. №25. P. 48.
ll2Ibid. № 20. P. 41.
113 Ibid. № 29. P. 49-51.
114lbid. № 32. P. 53-54.
115Stryjkowski M. Kronika polska... S. 411-412.
п6Согласно Псковской летописи, это событие произошло 1 сентября 1561 г. (Псковские летописи. С. 241).
117Stryjkowski М. Kronika polska... S. 412.
118ПСРЛ. Т. 13. С. 339.
119Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 156-157. Он ссылается на: РИО. Т. 71. С. 235.
120Listy Zygmunta Augusta do Radziwill6w. № 205. S. 345-346.
121 Ibid. № 206. S. 346-348. Дата этого письма (30 августа 1561 г.) показывает, что поляки не успели подойти к Тарвасту до его сдачи московитами, а значит, не участвовали в его захвате.
122Псковские летописи. С. 241.
123Czaplinski IV. Stanowisko paristw skandynawskich wobec sprawy inflanckiej w latach 1558-1561 // Zapiski Historyczne. 1963. T. 28. Z. 3. S. 404-405.
124 Jasnowski J. Mikolaj Czarny Radziwitl. S. 280-288.
125 Оригинал договора напечатан в: Dogiel М. Codex diplomaticus regni Poloniae et magni ducatus Lithuaniae. Vilnae, 1765. T. 5. S. 238-243.
126 Jasnowski J. Mikolaj Czarny Radziwitl. S. 289-291.
127История Латвийской ССР. Т. 1. С. 175-177.
128Dogiel М. Codex diplomaticus regni Poloniae et magni ducatus Lithuaniae.
S. 269-278.
129РИО. T. 71. C. 46-67.