Грегори Фейфер. Большая игра. Война СССР в Афганистане. Часть 2

Категория: Россия Опубликовано 06 Май 2017
Просмотров: 1940

Грегори Фейфер. Большая игра.  Война СССР в Афганистане.  Часть 2Грегори Фейфер. Большая игра.
Война СССР в Афганистане.
Часть 2

 

Глава 5
Советы побеждают

I
Россия как великая держава заявила о себе в начале XIX века, когда царь Александр I, воодушевленный изгнанием вторгшейся в страну армии Наполеона, обратился к старым планам Петра Великого о продвижении на юг через Кавказские горы западнее Каспийского моря, и на восток в Среднюю Азию. К тому времени от империи Тимура (Тамерлана) в Средней Азии осталось лишь несколько враждующих между собой ханств, наиболее влиятельными из которых были Хива, Бухара и Самарканд. Генерал Алексей Ермолов, честолюбивый и прямолинейный артиллерийский офицер, отличившийся в наполеоновских войнах, возглавил экспансию России на Кавказ, на территорию нынешних Чечни и Дагестана и за Кавказский хребет, в Грузию. При царе-реформаторе Александре возобновилась давняя борьба против отживавшей свой век Османской империи. В 1828 году генерал Иван Паскевич, сменивший Ермолова, отразил нападение Персии и присоединил Армению, а в следующем году в ходе короткого конфликта одержал победу над турками.
Британия была первой среди держав, которые противились российской экспансии. Будучи главным соперником русских в борьбе за влияние в этом регионе, Британия с тревогой наблюдала за их растущими устремлениями к южным портам в Индийском океане. И хотя это беспокойство ведущей морской державы мира раздувалось мифом о тогдашних возможностях России и ее угрозе Индии, для этого были и действительные причины. После того, как Ост-Индская компания в 1830-е годы распространила британское владычество на весь индийский субконтинент, новая колония нуждалась в защите от угрозы вторжения русских войск на несколько тысяч миль на север. Для этой цели Лондон в 1837 году направил в Кабул смышленого молодого артиллерийского офицера Александра Бёрнса. [62]В 1832 году Бёрнс встретился с афганским правителем, князем Дост Мохаммедом. [63]Им удалось договориться, и Бёрнс сообщил генерал-губернатору Индии Джорджу Идену, первому графу Окленду, [64]что Дост Мохаммед согласен на альянс с Британией, если англичане поддержат его в войне против могущественного государства сикхов в Пенджабе. Лорд Окленд отклонил предложение, так как не желал ссориться с сикхским правителем Ранджитом Сингхом, договор с которым уже был заключен им ранее.
Бёрнс сообщил и еще кое-что о своем визите в Кабул, а именно о прибытии туда капитана царской армии. Эта новость возбудила беспокойство англичан. Хотя русские тоже не смогли договориться с Дост Мохаммедом, полный решимости перейти к активным действиям лорд Окленд приказал англо-индийской армии вторгнуться в Афганистан. Так началась «большая игра» между Россией и Британией — кровопролитная борьба за контроль над стратегически важной пограничной территорией в Центральной Азии, зажатой между границами двух растущих империй. Эта борьба была во многом похожа как на предыдущие, так и на более поздние кампании в Афганистане: быстрая победа, после которой следовали долгое и изматывающее сопротивление, затем жестокое сражение и ужасная резня.
Первая афганская война Британии продолжалась до 1842 года. Британские войска, стремившиеся к завоеванию, хотя и обремененные слугами и верблюдами (чтобы перевезти личное имущество одного бригадира требовалось шестьдесят верблюдов) поначалу не встретили сильного сопротивления. Захватив Кандагар и Газни в июле 1839 года, они двинулись дальше и в следующем месяце вступили в Кабул. Когда Дост Мохаммед сдался в плен, англичане посадили на трон своего марионеточного правителя Шаха Шуджу, [65]после чего вывели большинство своих войск назад в Индию.
Прошли два года, и гром британских побед стал стихать. Тем временем в Лондоне произошла целая череда событий. В августе 1841 года к власти пришел Роберт Пиль, [66]новый премьер-министр от партии тори, который объявил о сокращении огромных денежных средств, которые шли на содержание войск в Афганистане. В октябре британский посланник при дворе Шаха Шуджи объявил о сокращении ежегодных выплат некоторым вождям племен. Несколько дней спустя племя гильзаев напало на караван, шедший из Индии, перерезав жизненно важную линию снабжения британских войск.
Сын Дост Мохаммеда, Акбар Хан, [67]возглавил восстание против Шаха Шуджи, начавшееся в следующем месяце. После того, как толпа афганцев взяла штурмом дом Александра Бёрнса и убила его, развернулась ожесточенная борьба. К декабрю афганцы сокрушили британские силы и вынудили старшего британского посланника Уильяма Макнотена [68]начать переговоры о выводе британских войск. Однако Акбар Хан обманул Макнотена, который также был убит. Генерал Уильям Элфинстоун, бездарный командующий британских войск в Афганистане, позже был взят в заложники и умер в плену. Британские войска начали отступление. По пути в Индию через обледеневшие, покрытые снегом горные перевалы, они неоднократно подвергались внезапным нападениям афганцев, за которыми обычно следовала жестокая резня. Один отряд, насчитывавший приблизительно 16 500 британских и индийских солдат, направился в сторону Джалалабада. Только один из них, тяжелораненый доктор выдержал этот девяностомильный путь. [69]Когда остатки британских войск окончательно покинули страну в декабре 1842 года, на трон Афганистана снова взошел Дост Мохаммед.
Однако этот разгром не убедил проигравших в первом туре «большой игры» англичан выбросить белый флаг…

II
Дост Мохаммед потребовал возвращения своих бывших владений, утраченных в ходе войны. К тому времени, когда он подписал мирное соглашение с Британской Индией в 1855 году, Британия была втянута в Крымскую войну. Этот конфликт начался в 1853 году из-за спора между Францией и Россией по поводу того, под чьей юрисдикцией находятся христианские места на Святой земле, в то время бывшей под властью Османской империи. [70]Когда Россия вторглась в дунайские княжества Молдавию и Валахию, британцы присоединились к французам из опасения, что русские захватят пролив Дарданеллы, служивший входом в Средиземное море и находившийся под контролем турок, и поддержали Османскую империю.
На этот раз пришел черед России перенести оскорбительный удар по своему престижу. Этим ударом стала капитуляция порта Севастополя и затопление кораблей Черноморского флота. Поражению предшествовала осада города англо-французскими войсками, которая продемонстрировала настоятельную потребность русской армии в модернизации. Несмотря на это, при Александре II, который взошел на престол во время войны в 1855 году, Россия скоро ввязалась в новый конфликт. Царь возобновил экспансию в Средней Азии, и в 1865 году его войска заняли Ташкент. Когда следом за ним пали Бухара и Хива, британцы снова забеспокоились по поводу вторжения русских в Индию из Средней Азии, теперь называвшейся Туркестаном.
Со смертью Дост Мохаммеда в 1878 году в Кабуле разгорелась борьба за власть между его сыновьями, которая закончилась только тогда, когда его преемником стал третий брат, Шер Али Хан. [71]В тот же год генерал-губернатор Туркестана генерал Константин Кауфман [72]направил миссию в Кабул, чтобы заручиться афганской поддержкой. Возмущенные российским присутствием, англичане потребовали, чтобы афганцы также допустили в Кабул и британских представителей. Когда это требование было проигнорировано, — вероятнее всего потому, что оно совпало со смертью любимого сына Шера Али, — британцы направили эмиру ультиматум. Шер Али принял его, но его послание дошло слишком поздно, чтобы предотвратить второе вторжение в Афганистан в ноябре того же года.
Во время Второй афганской войны британцы еще питали некоторые иллюзии относительно вторжения в Афганистан, а их решительному продвижению должны были помочь достижения военного и технического прогресса. Железная дорога, паровой двигатель и телеграф давали британским солдатам, которые теперь были одеты в униформу цвета хаки и пробковые шлемы вместо красных мундиров, огромное преимущество над плохо оснащенными афганскими войсками. Шер Али сбежал, когда британцы вновь вошли Кабул в октябре 1879 года. На его место британцы официально вели в должность Абдур Рахман Хана, [73]внука Дост Мохаммеда, который двенадцать лет прожил в Ташкенте, подвластном России. Очень скоро он прославился как «железный эмир» благодаря своим попыткам сломить влияние племенного строя на большей части территории Афганистана.
«Он не разочаровал меня, — писал из Кабула тщеславный начальник штаба британских войск полковник Чарльз Меткалф МакГрегор [74]своему командующему, — Это как раз то, чего я ожидал — подлый и порочный как сердце афганца».
Но несмотря на одержанную победу, британцы подвергались постоянным нападениям гильзаев и других племен. Они контролировали только ту территорию, которую могли защитить их солдаты. Именно из-за этого, равно как и из-за убеждения, что русским, точно так же, как и им самим, не удастся завоевать Афганистан, англичане ушли из Кабула, сохранив контроль над внешней политикой страны.
В 1885 году Россия и Британия пришли к соглашению считать северной границей Афганистана линию, протянувшуюся между реками Харируд и Амударья. Дальнейшая демаркация границ был произведена в 1893 году, когда секретарь по иностранным делам правительства Британской Индии сэр Мортимер Дюранд [75]начал наносить на карту восточную границу страны. «Линия Дюранда» прошла прямо через пуштунскую территорию, разделив ее между Афганистаном и Индией. Этот раздел оказал глубокое влияние на будущее страны, вызвав стремление пуштунов к объединению своей территории и в далеком будущем создав условия для серьезного пограничного конфликта с новым государством, Пакистаном. Правда, британцы также выделили Афганистану тонкую буферную полосу на северо-востоке между горами Памира и хребтом Гиндукуш — так называемый Ваханский коридор, который должен был служить тому, чтобы ни малейшая часть управляемой русскими территории не соприкасалась с границами Британской Индии.
Британцы продолжали субсидировать афганского эмира пока в мае 1919 года Аманулла, [76]внук Абдур Рахмана, не объявил им священную войну (джихад). Сильно истощенная Первой мировой войной, к тому же вынужденная бороться с растущим индийским освободительным движением, Британия, однако, нанесла ответный удар. Война закончилась новым англо-афганским договором, составленным в гарнизонном городе Равалпинди. Аманулла лишился британских субсидий, но обрел действительную независимость: Британия отказалась от контроля над внешней политикой Афганистана и признала афганский суверенитет. Поэтому многие считают 1919 год — годом рождения современного государства Афганистан. Спустя шесть лет Аманулла поменял свой титул и стал называться не эмиром, а королем.
Таким образом, британцы ушли, но с твердым убеждением, что именно они остались победителями в «большой игре», особенно после того как Россия потерпела другое унизительное поражение, на сей раз от Японии. После того, как считавшийся непобедимым Балтийский флот царя обогнул почти полсвета, чтобы достичь Тихого океана в 1905 году, японские пушки потопили или вывели из строя практически все корабли. Но российские устремления продолжали жить. Даже после большевистской Революции 1917 года Москва не отказалась от своих дипломатических интересов в Афганистане, предоставляя ему помощь и субсидии. Действительно, как уже упоминалось, Советский Союз был первой страной, признавший независимость Афганистана в 1919 году, прежде чем в том же году это сделали британцы. Однако шестьдесят лет спустя история обернулась злой шуткой, когда Москва — теперь уже в лице глубоко заблуждавшегося Политбюро во главе с Леонидом Брежневым — зашла настолько далеко, чтобы уничтожить то немногое, что еще оставалось от афганской государственности.

III
Пока советские войска сражались с бойцами Ахмад Шаха Масуда в Панджшерской долине, разведка устанавливала прямой контакт с командиром повстанцев. В январе 1983 года полковник разведки Анатолий Ткачев встретился с Масудом в Панджшерской долине. Во время первой встречи с лидером моджахедов Ткачев был удивлен, увидев перед собой скромно одетого, дружелюбного человека в традиционном афганском костюме. Ничего общего с тем звероподобным Масудом со злобным оскалом врага, каким его изображала советская пропаганда. Советы предложили Масуду прекращение огня в Панджшере. Со своей стороны, Масуд казался удивленным готовностью Советов идти на переговоры, что было внове после двух лет строгих ультиматумов, призывавших сдаться правительству Карма ля. В свою очередь, Ткачев увидел в Масуде серьезного политика, который думал стратегически и знал, что делал. «Я не противник Советского Союза или советских людей», — сказал Масуд Ткачеву. По его словам, настоящим врагом было афганское правительство. Переговоры продвигались. В 1983 году Советы заключили перемирие с Масудом в Панджшерской долине. Обе стороны обещали воздерживаться от крупных наступлений, согласившись на патовую ситуацию с боевыми действиями малой интенсивности. Затишье способствовало обострению территориальных споров между моджахедами и других междоусобиц. Соперничающие группировки все чаще нападали на караваны своих конкурентов, следовавшие из Пакистана. Вновь вошел в моду один из старейших афганских способов наживы — требование пошлины за проезд по тому или иному транспортному пути. Растущий арсенал нового оружия также способствовал обострению борьбы.
Сеть снабжения моджахедов, через которую осуществлялось пополнение запасов оружия, по мере своего расширения становилась все более и более коррумпированной. Перспектива получить прибыль от американских и саудовских фондов поощряла некоторые страны сбывать в Афганистан свои излишки устаревшего и ненужного оружия. В то время как Вашингтон заплатил Израилю за огромное количество трофейного советского оружия, Египет посылал в Афганистан сломанные автоматы АК-47, а Турция продавала оружие времен Второй мировой войны. Даже британцы пожертвовали устаревшие, переносные зенитно-ракетные комплексы «Блоупайп». [77]Выросла коррупция в низших звеньях цепи поставок оружия. Офицеры пакистанской И СИ наживались, продавая моджахедам оружие, которое было закуплено Вашингтоном и Эр-Риядом, и некоторые мятежники не возражали платить больше, поскольку сами перепродавали то же самое оружие ради собственной прибыли. Из-за этого к началу 1984 года пакистанский диктатор генерал Зия решил установить более жесткий контроль над афганскими операциями.
Созвав на встречу в Пешаваре семерых лидеров афганских повстанцев, Зия призвал их сформировать альянс. Самый молодой и самый жестокий из них, фундаменталист Гульбеддин Хекматьяр, был безжалостным и твердокаменным исламистом с изменчивым характером, но пакистанцы считали его опытным и влиятельным лидером и продолжали отдавать его «Исламской партии» львиную долю американской и саудовской помощи, распределявшейся среди моджахедов. Уже тогда Хекматьяр презрительно относился к Соединенным Штатам, о чем свидетельствовал его отказ встретиться с Рональдом Рейганом в Вашингтоне. Позже он стал одним из заклятых врагов Запада и провозгласил джихад против Соединенных Штатов после организованного США вторжения в Афганистан в 2001 году. Хекматьяр и Масуд были непримиримыми соперниками. После вывода советских войск их вражда привела к тому, что Кабул и остальная часть страны были разорваны на части ожесточенной борьбой.
Другой фундаменталист, Расул Сайяф, поддерживал тесные связи с Саудовской Аравией. Юнис Халес, пожилой мулла из пуштунского племени на востоке Нангархара, некогда отделился от Хекматьяра и возглавил свою группировку, в которую входил и связанный с ЦРУ полевой командир Абдул Хак, организовывавший смелые операции в окрестностях Кабула. В отличие от некоторых других лидеров, которые проводили большую часть своего времени за границей, у Халеса была репутация непримиримого борца.
Кроме таджикского лингвиста Бурхануддина Раббани и его «Исламского общества» умеренными лидерами среди моджахедов считались Мохаммед Наби Мохаммеди и Сайед Ахмад Гейлани, происходивший из богатой семьи и имевший связи с королевской семьей. Западные журналисты окрестили группу Гейлани «Гуччи мадж» («Gucci muj») за его всем известную страсть к дорогой одежде. Еще один из умеренных, Себхатулла Моджаддеди, был главой ордена Накшбанди — религиозно-мистической исламской суфийской секты в Афганистане. Группировка Моджаддеди считалась малоэффективной на поле боя. В отличие от своих более радикальных исламистских коллег, четверка умеренных лидеров моджахедов мечтала создать в Афганистане конституционное правительство, а Гейлани даже хотел восстановить монархию. Но, несмотря на резкие разногласия и глубокое взаимное недоверие, лидеры моджахедов все же сформировали хрупкий альянс, который стал известен как «Пешаварская семерка».
Хотя ЦРУ было с самого начала недовольно тем, что вся его помощь моджахедам шла через пакистанскую ИСИ, это было более практично, чем иметь дело непосредственно с несколькими дюжинами враждующих между собой группировок мятежников, и к тому же помогало завуалировать роль Вашингтона в их поддержке. Тем более, что роль эта приобрела новый характер с назначением на пост нового шефа ЦРУ Уильяма Кейси. Этот непреклонный воин «холодной войны», решительно настроенный на борьбу против Советского Союза, настаивал на расширении американской помощи и других аспектов вмешательства США в афганский конфликт. Одной из таких операций, инициированных Кейси, была контрабандная пересылка экземпляров Корана, напечатанных на узбекском языке, в советскую Среднюю Азию. Кроме того, доставлявшие их контрабандой моджахеды организовали несколько актов саботажа на советской территории.
Члены Конгресса США с энтузиазмом поддерживали джихад в Афганистане. Главным среди них был техасский представитель от партии демократов Чарли Уилсон, бывший морской офицер и алкоголик, часто появлявшийся на публике в сопровождении молоденьких топ-моделей, в числе которых была одна бывшая обладательница титула «Мисс Мира» из США, в том числе и во время своих вылетов на оплаченные правительством пикники, некоторые из которых проводились на территории Афганистана.
Провозгласив афганский конфликт решающей борьбой добра против зла, Уилсон сумел протолкнуть через Конгресс ряд решений об увеличении ассигнований на поставки оружия моджахедам. Со временем к нему присоединился растущий хор голосов со стороны консерваторов в Вашингтоне, которые обвиняли правительство в том, что оно недостаточно помогает афганским борцам за свободу, противостоящим государству, которое президент Рейган называл «империей зла».
В результате сумма в 50 миллионов долларов, выделенная Вашингтоном на поддержку моджахедов в 1984 году, выросла в следующем году до 250 миллионов долларов, включая суммы из фондов ЦРУ, неподконтрольных Пентагону. В апреле 1985 года президент значительно расширил американское вмешательство в конфликт, издав директиву, в которой говорилось, что ради изгнания Советов из Афганистана необходимо использовать «все доступные средства».

IV
Несмотря на пропагандистские заявления об американской угрозе в Афганистане, Советский Союз еще не мог знать тогда, что благодаря американской и саудовской помощи моджахеды очень скоро станут еще более страшной силой. Солдаты уже были измотаны ежедневными боями, которые приходилось вести в изнурительных условиях Афганистана только ради того, чтобы пройти через тот или иной район. «Песок в глазах, песок во рту, песок бежит по венам», как пелось в одной из множества песен-жалоб, которые пели под аккомпанемент гитары в своих казармах советские солдаты, чтобы скоротать свободное от боевой подготовки время.
Солнце садилось за горизонт, когда Борис Кузнецов прибыл к своему новому месту службы на юго-востоке провинции Кандагар в 1982 году. Раскинувшаяся вокруг пустыня Регистан казалась ему почти красной, будто из толченого кирпича. Возможно, если бы он задумался об этом, то красный цвет показался бы ему хорошим предзнаменованием, потому что, хотя Кузнецов и получил высшее образование как военный пилот двумя годами ранее и добровольно пошел служить в Афганистан, теперь он был политическим офицером, то есть политруком, работа которого состояла в том, чтобы проводить в жизнь линию партии среди военнослужащих 280-го особого вертолетного полка.
Двадцатипятилетнего лейтенанта разместили вместе с двумя другими офицерами в трейлере около ряда вертолетных ангаров. Жара была почти невыносимой. Установленные наконец-то советские кондиционеры часто не могли справиться с высокими температурами, поэтому офицеры закладывали открытые окна одеялами и матрацами, которые периодически поливали целыми ведрами воды. Испарение охлаждало лучше, чем советская техника.
В первую же ночь после прибытия Кузнецова, как только стемнело, вдруг началась стрельба. Она звучала все ближе и ближе, пока он не смог различить даже звук падавших на землю патронных гильз. Несмотря на огражденный периметр безопасности с часовыми и минными полями, моджахеды подкрадывались к базе насколько можно близко, прежде чем открыть огонь из автоматов Калашникова и минометов. Когда Советы открывали ответную стрельбу, афганцы переходили на новые позиции и оттуда возобновляли обстрел, который некоторыми ночами продолжался по нескольку часов. Так как огни посадочных полос аэродрома были идеальной мишенью, ночные вылеты вертолетов и самолетов были строго запрещены. Если же все-таки случались чрезвычайные ситуации, когда приходилось поднимать в воздух авиацию, большинство пилотов предпочитали идти на большой риск, взлетая в полной темноте.
Позже, когда Кузнецов служил в Ваграме, произошел один случай. Двое солдат покинули казарму, чтобы выйти в туалет, который находился снаружи. Но еще в течение ночи оба были найдены убитыми, а их головы были наколоты на воткнутые в землю палки. Либо моджахеды смогли проникнуть на территорию базы, либо это была диверсия изнутри.
Кроме вертолетных вылетов в разные регионы Афганистана, Кузнецов должен был бывать на других авиабазах, чтобы обсуждать со старшими офицерами положение на них. Он делился с ними кое-чем из того, что узнал из опубликованной в 1985 году секретной брошюры под названием «Политическая работа в условиях войны в Демократической Республике Афганистан». Но, в то же время, его вниманием владели другие проблемы. Когда в 1983 году его перевели в город Шинданд на западе провинции Герат, он столкнулся с сексуальными отношениями между военнослужащими и медсестрами, секретаршами и другим женским персоналом, причем в таком масштабе, что одной из его первоочередных задач стало добиться создания отдельных жилых помещений для женщин, окруженных заборами и охраняемых часовыми. Подобные «укрепления» были выстроены повсюду и на других базах в Афганистане.
Представляя собой глаза и уши партии, политрукам было поручено убедиться в том, что никто не забыл о своем интернациональном долге — помогать афганским товарищам в укреплении коммунистической революции. Кузнецов полагал, что победа в войне была необходима и для советской безопасности. Если бы американцы проникли в Афганистан, они смогли бы разместить в горах Гиндукуша свои ракетные установки, способные поражать цели в любой части Советского Союза (неважно, что американские межконтинентальные баллистические ракеты могли сделать то же самое).
Двадцатипятилетний пилот вертолета Владимир Костюченко был гораздо менее убежден в справедливости этой борьбы. Он родился в Иркутске и попал в Кандагар вместе со второй волной, пришедшей на смену тем, кто принимал участие в начальной фазе войны. Когда он прибыл в Афганистан в июне 1981 года, первый полученный им инструктаж по сути сводился к заявлению, что все их предыдущее обучение значит очень мало.
«Вы знаете, куда вы прибыли? — рявкнул при встрече его закаленный в боях командир эскадрильи, пыхнув на него едким дымом советской папиросы «Беломор», свисавшей с его нижней губы. — Вы можете быть первоклассными пилотами у себя дома, но здесь вы просто дети! Насколько я могу судить, нет такой вещи как звание! Вы или ветеран, или ребенок. Забудьте свои военные учебники. Все, что мы знаем здесь, написано кровью».
Эскадрилья Костюченко состояла из четырех боевых вертолетов Ми-8 и четырех Ми-24. Во время первого испытательного полета на следующий день его второй пилот из числа «стариков» сказал ему, что контрольные приборы почти бесполезны при особенно рискованных операциях в опасной горной местности. Чтобы выжить в Афганистане, надо верить инстинктам, сказал он. Расстояние нужно было определять на глаз, вытянув ногу к нижнему окну вертолета и оценив его в отношении к размеру ступни; этот метод помогал компенсировать недостаточный обзор и обеспечивал более быструю реакцию.
Вертолетчики и их машины работали на пределе сил, пролетая до 150 миль за час. В районе боевых действий приходилось летать на достаточно большой высоте, чтобы не попасть под пулеметный или ракетный огонь с земли. Но при заходе на цель нужно было снижаться и подлетать так близко, насколько возможно. Пилоты, доставлявшие грузы в район боевых действий, должны были взлетать немедленно после выгрузки, наклоняя винт под углом более крутым, чем позволяли инструкции. На подлете к месту боя вертолеты должны были лететь в направлении от солнца, чтобы его лучи слепили врага, и при этом расстреливать все, что двигалось, включая и свидетелей возможных военных преступлений.
В течение войны Советы совершенствовали конструкцию своих вертолетов, как, впрочем, и бронетранспортеров, и другого вооружения. На смену стандартной модели вертолета Ми-8Т, который мог взять на борт двадцать четыре человека, пришли новые модификации, в том числе вертолет Ми-8МТ, который был мощнее и нес больше вооружения, включая те же ракеты, которыми были вооружены боевые вертолеты Ми-24, а кроме того мог действовать в условиях жары и высокогорья. Также новая модель была оснащена инфракрасными глушителями и «ушами» — специальными приспособлениями, которые отражали в сторону выхлоп двигателя, чтобы сбивать с курса ракеты с головками теплового наведения. Но Костюченко и другие пилоты предпочли обходиться без этих устройств, которые увеличивали вес машины и снижали ее маневренность.
Хотя нарушение инструкций было строго запрещено и часто наказывалось, правила все равно регулярно нарушались. В конце 1981 года эскадрилья Костюченко приняла участие в особенно опасной операции, в ходе которой им нужно было эвакуировать убитых и раненых из предгорий Гиндукуша вблизи Шинданда. Несколько вертолетов Ми-8 было сбито. Когда врач на борту сообщил Костюченко, что один из раненных может умереть, если вертолет будет лететь на обычной высоте, он нарушил процедуру и снизился. Солдат выжил, а вертолет Костюченко не пострадал. Но из-за потерь, понесенных нарушившими инструкции вертолетчиками, пусть даже во время сложных боевых действий, полковое командование охарактеризовало их действия как «непродуманные» и подвергло жесткой критике.
Одним из первых заданий Костюченко был ночной вылет с целью бомбардировки заданного района в пустыне Регистан, в южноафганской провинции Гильменд. Возвращаясь на базу, пилоты двух Ми-8 заметили внизу цепочку светящихся фар, которая двигалась вдоль Гильмендского бассейна в сторону Кандагара. Запросив по радио инструкции, экипаж получил приказ открыть огонь по машинам. Они дали пулеметную очередь, отметили положение, и продолжили путь на базу. На следующий день на то же самое место вылетела другая пара вертолетов Ми-8, чтобы осмотреть нанесенный ущерб. Они следовали стандартной процедуре, то есть открыли огонь по двум неподвижным автомобилям, стоявшим внизу посреди поросшей кустарником равнины. Когда они снизились, чтобы приземлиться и все осмотреть, из одной машины вдруг появился пожилой афганец и открыл стрельбу по вертолетам из древнего ружья «бора». Вертолеты ответили огнем, но, к их удивлению, одинокий человек внизу продолжал стрелять и ухитрился даже попасть в один из турбовальных двигателей [78]вертолета прежде, чем был убит. Приземлившись и осторожно выйдя из машины, чтобы обыскать окружающий кустарник, члены экипажа увидели мрачную картину: перед ними лежало несколько мертвых гражданских, большинство — женщины и дети. Только теперь летчикам стало ясно, что тот пожилой мужчина, которого они только что убили, по всей видимости, пытался защитить свою семью. Живой была найдена только маленькая девочка приблизительно трех лет с тяжелым ранением в руку.
Вскоре на место прибыл и вертолет Костюченко, доставивший запчасти для поврежденного Ми-8. Привыкший наблюдать картину боя лишь на расстоянии, он был потрясен, увидев вблизи тела убитых мирных жителей. Пытаясь успокоить перепуганную девочку, он нервно помог перевязать ее руку, чтобы остановить кровотечение. Несколько минут спустя, какой-то десантник, прилетевший на одном из вертолетов, держа у ее головы пистолет Макарова, отвел ее в сторону и выстрелил. Ее маленькое тело резко упало, на пыльную землю полилась кровь. Десантники подняли ее тело и положили рядом с другими в один из прошитых пулями автомобилей, потом залили их бензином и подожгли. Полученный позже Костюченко строгий приказ хранить молчание об этом инциденте только усугубил шок. Даже после того, как его вертолет дважды был сбит, картина убийства маленькой девочки преследовала его в течение многих лет как самое худшее из его военных испытаний.
Все же Костюченко со временем привык к убийствам гражданского населения. Многие из них случались во время грабительских рейдов, обычно, когда пара вертолетов Ми-8 расчищала дорогу для транспортных колонн с грузами. Как только в поле зрения появлялась неизвестная автомашина, один из вертолетов останавливал ее, в то время как другой кружил над ними, обеспечивая прикрытие. Водителей и пассажиров обычно расстреливали, после чего их машины обыскивались в поисках всего, что могло быть снято и унесено, включая даже радио. Во время одного из первых рейдов задачей Костюченко было остановить машину, намеченную для грабежа, дав пулеметную очередь рядом с ней. Случайно он промахнулся и попал в бензобак автомобиля, который взорвался. Все находившиеся внутри погибли. По возвращении в Кандагар он еще несколько дней старался не попадаться никому на глаза, так как разъяренные «старики» грозились избить его до потери сознания за то, что он уничтожил их добычу и лишил многообещающей прибыли.
Во время другого полета над пустыней Регистан экипаж Костюченко убил трех человек на мотоциклах, после чего их мотоциклы через запасной выход были погружены в вертолет, чтобы затем продать их в Кандагаре. «Свободная охота», как называли подобные широко распространенные рейды, позволяла советским пилотам и другим членам экипажей разжиться наличными и улучшить свое скудное денежное содержание и питание, хотя значительная часть этих денег уходила на проституток. Поскольку бояться наказания было практически нечего, убийства местных жителей и грабеж их имущества скоро стали казаться почти нормальным явлением. У офицеров сухопутных сил было больше возможностей для подобных рейдов, чем у летчиков. Костюченко заметил, что даже некоторые рядовые жили богаче него. Насмотревшись за эти годы на стольких афганцев, убитых ради их имущества, Костюченко, как и многие другие участники подобных рейдов, пришел к убеждению, что именно грабежи повернули ту войну против Советского Союза.

V
Пыльный город Гардез [79]стоит на склоне долины Шах-и-Кот, в шестидесяти милях к югу от Кабула. Над ним возвышаются заснеженные Гардезские горы, вблизи которых расположен обширный комплекс подземных укрытий и туннелей моджахедов. Сергей Салабаев прибыл туда 30 декабря 1984 года, чтобы присоединиться к 56-й десантно-штурмовой бригаде. До призыва он учился на рабочего-станкостроителя в профессионально-техническом училище в родном Новокуйбышевске — городе в Самарской области Поволжья, знаменитом своим нефтеперерабатывающим заводом. Вскоре после того, как он получил повестку о призыве в армию, в городе произошла стычка между несколькими молодыми людьми. Тут появилась полиция [80], один офицер начал стрелять и убил одного из участников драки. Остальные набросились на полицейских и подожгли их автомашину. Поэтому всех недавно призванных на службу из Новокуйбышевска в наказание отправили в Афганистан.
Когда Салабаев прибыл в Гардез, весь следующий день офицеры его бригады были заняты поисками провианта по случаю кануна Нового года. Прием новой партии новобранцев был гораздо менее важным делом, чем подготовка к самому большому празднику года. Тридцать молодых солдат были размещены в палатке, где был только обогреватель с небольшим запасом угля и больше ничего. На следующий день им выдали немного хлеба и консервированной говядины в качестве новогоднего подарка. В тот вечер пьяная гулянка вокруг базы закончилась стрельбой с несколькими смертельными случаями.
Вновь прибывших вскоре окружила группа солдат второго года службы — «деды», игравшие роль главного инструмента принуждения в Красной Армии. Они заявили новобранцам, в числе которых был и Салабаев, что те должны уважать своих начальников и выполнять любой их приказ. Одним из первых приказов было постирать их носки. Салабаев отказался, за что был избит. От тирании «дедов» фактически были свободны только так называемые «штатские», то есть солдаты, которые еще не получили приказа о демобилизации, хотя их срок службы уже истек. Они были освобождены от всех обязанностей, как и от приказов и наказаний, поэтому им оставалось только есть и спать.
Первое задание Салабаева заключалось в том, чтобы охранять один из бригадных оружейных складов, находившийся в небольшом каменном здании неподалеку от палатки, которую он делил с тремя другими солдатами. Не получив вовремя зимние шинели, солдаты были вынуждены в течение двадцати морозных ночей стоять в карауле в легких полевых куртках. Салабаеву удавалось спать только стоя, прислонившись к стене и для тепла натянув рукава на кисти рук. Когда ноги начинали неметь от холода, он подпрыгивал на месте. Позже солдаты смастерили себе «портянки» (в советской армии ими оборачивали ноги вместо носков), отрезав несколько кусков материи от изолированной палатки, в которой обычно проходили лекции по политической подготовке. Из-за дежурств Салабаев был лишен и еды. Поскольку оставить пост означало нарушить устав, что грозило военным трибуналом и серьезным наказанием, солдаты ели только время от времени, если удавалось прокрасться в столовую и стащить то, что удастся найти. Салабаев до того ослабел, что однажды просто свалился от истощения. В бессознательном состоянии его перенесли в палатку, где он очнулся два дня спустя и обнаружил, что потерял голос. Он не мог говорить в течение двух недель, но в конце концов восстановил силы. Через некоторое время жизнь на базе так надоела ему, что он стал мечтать о том, чтобы его отправили на задание в горы.

VI
Несмотря на неумелое правление президента Бабрака Кармаля, его правительству удалось полностью изменить положение первых лет и вернуть себе контроль над страной. Начала расти даже численность армии, которая к 1983 году упала, пожалуй, до двадцати тысяч человек. Отчасти это произошло благодаря введению более строгой воинской повинности, но в немалой степени и из-за растущей гражданской оппозиции к беспощадным моджахедам, в результате террористических атак которых погибло или было ранено множество невинных граждан. Служба безопасности ХАД под руководством Мохаммеда Наджибуллы выросла до восемнадцати тысяч человек. Однако, несмотря на все эти достижения, по словам французского журналиста Эдвара Жирарде, посетившего Панджшерскую долину в середине 1984 года, он наблюдал от 10 до 15 случаев дезертирства солдат Афганской армии за день.
В Кабуле кампания за освобождение женщин от некоторых из самых деспотичных ограничений, способствовала их приему на учебу и службу, причем даже в вооруженных силах. «Фотографии того времени, на которых изображены молодые женщины в элегантной униформе ХАД, выполняющие ответственные обязанности в столице, — пишет историк Стивен Таннер, — позволяют увидеть единственный в своем роде этап в культурной истории Афганистана, который с тех пор больше так и не повторился».
В некоторых частях страны, находившихся под контролем Советов, строились школы и центры социального обслуживания. Советские власти также обеспечивали помощь фермерам, а потом щедро платили за их продукцию. Но гражданская помощь подобного рода была лишь слабой компенсацией за все больше количество жестокостей, совершавшихся советскими войсками в других сельских районах страны. Большинство афганцев жило в постоянном страхе перед нападением. В этом полном ужасов конфликте, пожалуй, не было более устрашающего звука, чем шум приближающегося советского боевого вертолета Ми-24. Сначала в небе появлялось несколько неясных точек, затем постепенно вырисовывались силуэты вертолетов, а звук двигателей становился все громче. И вот уже небо оглашает их рев: они несут груз бомб и ракет, чтобы сбросить его на базы повстанцев, или же на деревни, оставляя их лежать в руинах.
Хотя Советы не предпринимали крупных наступлений в 1983 году, они продолжали атаковать гражданские поселения и инфраструктуру. Так как некоторые из жителей обеспечивали мятежников убежищем и провизией, это делалось с целью уничтожить их базы снабжения, но иногда и из чистой мести или садизма. (Во время чеченской войны десять лет спустя, против гражданского населения — причем на этот раз это были граждане самой России — использовалась та же самая стратегия выжженной земли). Уничтожение гражданских лиц было также одной из форм идеологической войны, применявшейся и в прошлом. Политика коллективизации Иосифа Сталина помогла создать голод, который привел к гибели миллионов людей на Украине в 1930-х годах [81]. Насильственное вытеснение людей с их земель представлялось удобным способом разобраться с «реакционерами», будь то зажиточные землевладельцы или древние племена Афганистана.
Большая часть сельского населения Афганистана была сведена до уровня натурального хозяйства или полной гибели. К середине 1984 года 3,5 миллиона афганцев нашли убежище в Пакистане, еще миллион беженцев перешли границу с Ираном и осели там. До двух миллионов человек стали вынужденными переселенцами, в основном перебираясь в большие города, население которых все больше разрасталось. Постоянно прибывавшие беженцы из провинций слонялись среди пыльных, забитых людьми улиц и шумных базаров Кабула, вместе с мятежниками, шпионами и всевозможными советскими военными и гражданскими служащими.

VII
В начале 1982 года, после нескольких месяцев операций по поиску и уничтожению и спасательных миссий, вертолетная эскадрилья Владимира Костюченко вместе с несколькими другими эскадрильями и воздушно-десантными частями была направлена для обучения ведению атак в условиях пустыни. В апреле был получен приказ закрасить красные звезды и другие опознавательные знаки на вертолетах, убрать все знаки отличия с униформы экипажей и оставить документы в казармах. Им предстояло принять участие в секретной штурмовой операции, как они предполагали, с целью уничтожения лагеря моджахедов к западу от афганской границы, в Иране.
Однажды утром на рассвете двадцать пять вертолетов пронеслись низко над землей и пересекли афгано-иранскую границу, чтобы высадить десант. О пассажирах своего вертолета Ми-8 Костюченко знал лишь то, что они, по всей видимости, являются бойцами спецназа, присланными из Москвы. Впереди бомбардировщик Туполева готовился сбросить сигнальную ракету, которая должна была осветить базу моджахедов. Но из-за ошибки в координатах цели, осветительная ракета была сброшена над близлежащей деревней. Вертолеты пустили в ход весь свой боезапас бомб и ракет, уничтожив деревню. К тому времени, когда экипажи поняли свою ошибку и определили точное местонахождение базы повстанцев, те уже успели скрыться.
Когда вертолеты приземлились на территории базы, окруженной глинобитными стенами, высадившиеся десантники приступили к осмотру помещений, поиску документов и других вещей, которые могли быть полезны для разведки. Брошенное оружие было погружено в вертолеты, которые вскоре взяли курс назад, в Афганистан.
Неожиданно на горизонте показались два иранских реактивных истребителя F-4 «Фантом», которые приблизились к ним и обстреляли ракетами. Прямо на глазах у Костюченко один из вертолетов Ми-8 был объят пламенем и упал прежде, чем истребители зашли на второй круг и изрешетили остальные машины ракетным и пулеметным огнем. Вертолеты попытались открыть ответный огонь, но в столкновении с реактивной авиацией они были скорее неподвижной дичью, чем достойным противником для истребителей. Если и есть ад, вспоминал впоследствии Косюченко, то он видел его в этом бою. В воздух было поднято по тревоге несколько советских истребителей МиГ, но когда они прибыли к месту боя, у них не было разрешения открывать огонь по иранским самолетам. Одного только их присутствия оказалось достаточно, чтобы заставить «Фантомы» уйти, но понесшая тяжелые потери советская вертолетная эскадрилья была вынуждена сделать экстренную посадку, все еще находясь на иранской территории, чтобы осмотреть полученные повреждения.
Машина Костюченко не получила повреждений, но многие другие вертолеты — из тех, что не были сбиты — были в ужасном состоянии. Экипажи тех, которые были в наихудшем состоянии, пересели в другие машины, причем для этого, чтобы уменьшить вес, с вертолетов пришлось выгрузить все, что можно, включая ракеты и другие боеприпасы. Все опасались, что если они не сумеют вернуться в Афганистан, то прилетит еще больше иранских истребителей, чтобы уничтожить остатки их группы, о миссии которой, как предполагалось, никто не знал. Но один из советских вертолетов-заправщиков Ми-6 был сбит, оставив пилотов гадать, хватит ли им горючего, чтобы добраться до дома.
В результате, те оставшиеся перегруженные вертолеты, которые еще были способны подняться в воздух с членами экипажей подбитых машин на борту, были вынуждены взлететь за счет разбега по земле. Затем нужно было поймать нужный момент, чтобы трижды оттолкнуться от земли; считалось, что только так перегруженный Ми-8 может взлететь. Вертолет Костюченко нервно коснулся земли своим шасси аж девять раз и лишь после этого, наконец, со стоном поднялся в воздух.
Как только потрепанная эскадрилья поднялась и взяла курс на восток, по ней была открыта беспорядочная стрельба с земли из легкого оружия. Когда одна из пуль пробила топливный бак вертолета Костюченко, он переключился на трехсотлитровый аварийный бак. Он помнил, что сделал это примерно над границей, когда внизу уже простиралось однообразие пустыни Регистан, поэтому у него должно было оставаться как раз достаточно топлива, чтобы вернуться на свою базу в Кандагаре. Там ему разрешили отоспаться в течение целого дня. Однако кто-то из бюрократов потерял документы о его награждении орденом Красной Звезды за участие в этой операции. Он получил его лишь спустя более двадцати лет.

VIII
В Кремле тяжело больной Юрий Андропов был занят борьбой с коррупцией в рядах советской бюрократии. Бывший председатель КГБ знал, что эта зараза внутри самой системы уже разрослась до тревожных размеров. Но, как один из советских «ястребов», он был также поглощен и «холодной войной». По его приказу многие резидентуры КГБ по всему миру сосредоточили свои основные силы на поиске свидетельств того, что Соединенные Штаты готовятся первыми нанести ядерный удар по Советскому Союзу.
На заседании Политбюро в марте 1983 года министр иностранных дел Громыко стал настаивать на прекращении афганского конфликта.
«Ситуация в Афганистане, как Вы знаете, сложная, — сказал он. — В последнее время наметились явные признаки консолидации, но процесс консолидации движется медленно. Число банд повстанцев не уменьшается. Враг не складывает оружие». По его словам, Москва должна была сделать все возможное, чтобы достигнуть политического урегулирования.
«Что Вы хотите? — ответил Андропов. — Это же феодальная страна, где племена всегда сами контролировали свои территории, а центральная власть далеко не всегда может добраться до каждого кишлака».
Возможно, Андропов и признавал наличие всех этих проблем в Афганистане, но менять курс он не собирался. «Мы боремся против американского империализма, который хорошо понимает, что потерял свои позиции в этой сфере международной политики, — заявил он. — Вот почему мы не можем отступить». Однако некоторые до сих пор полагают, что Юрий Андропов, вероятно, и сам понимал, что Москва не сможет победить в войне в Афганистане. Если так, то он все-таки ничего не сделал в этом направлении до своей смерти в феврале 1984 года.
Сменивший Андропова старый партийный работник Константин Черненко был так ослаблен эмфиземой, печеночной недостаточностью, хроническим гепатитом и другими болезнями, что едва мог прочитать посмертную торжественную речь, восхваляющую Андропова. И тем не менее, Черненко приступил к наращиванию советских военных усилий в Афганистане, прежде всего, приказав усилить минные поля, активизировать наземные операции и ковровые бомбардировки сельских районов. Исходя из теории, что раненые повстанцы станут для моджахедов большей обузой, чем убитые, сотни тысяч мин, сбрасывавшихся с советских самолетов, предназначались больше для того, чтобы покалечить, а не убить противника. Хотя советские ветераны утверждают, что не знали о таких вещах, в одном из докладов ООН содержатся свидетельства о подобных минах, предназначенных для детей и замаскированных под игрушки. В том же самом докладе также описывается широкое применение пыток советскими и афганскими правительственными войсками.
В то время благодаря перемирию, которое Советы заключили с Ахмад Шахом Масудом в предыдущем году, Панджшерская долина в основном оставалась в стороне от боевых действий. Для командования 40-й армии было принципиально важным то, что лидер повстанцев согласился не предпринимать новых атак на Салангское шоссе, служившее жизненно важной линией снабжения, в обмен на перерыв в боевых действиях, что позволяло Масуду провести перегруппировку своих сил, которые до сих пор связывали основную часть советских войск. Масуд также полагал, что перемирие поможет превратить Панджшер в безопасный район, который мог бы сыграть ключевую роль в его плане лишить афганское правительство контроля над страной. Однако многие афганцы, особенно командиры других группировок моджахедов, осуждали Масуда за сотрудничество с Советами, на которое он пошел, по их словам, лишь ради укрепления своей собственной власти. Но, кто бы из них ни был прав, перемирие высвободило значительные силы советских войск для операций в других провинциях страны. В 1983 году советская 108-я мотострелковая дивизия, ранее действовавшая против отрядов Масуда, приняла участие в ряде операций в долине Шамали к северу от Кабула совместно с афганскими войсками, а также против других баз моджахедов в окрестностях афганской столицы.
Между тем, Масуд в течение этого года занимался переобучением своих людей и пополнением запасов. Перемирие дало ему возможность увеличить свои силы приблизительно до пяти тысяч человек, на вооружении которых находилось двести с лишним тяжелых зенитных пулеметов, несколько трофейных советских танков, 120-миллиметровых гаубиц и большое количество мин и стрелкового оружия. Многие жители долины, половина из которых сбежала с разгаром боев, теперь возвратились назад, чтобы восстановить свои разрушенные селения.
Однако многочисленные шпионы Масуда в афганских войсках и правительстве сообщали ему, что беспокойство Советов стало расти по мере того, как они все больше узнавали о его планах формирования собственной гражданской администрации и попытках расположить к себе местное население. Кроме того, Советы были также недовольны результатом их крупномасштабных бомбардировок, который оказался ничтожным. Беспорядочные рейды и другие военные операции не смогли сломить народную поддержку моджахедов, как предполагалось вначале, а скорее наоборот разжигали ненависть населения. К тому времени генералы уже поняли, что есть предел любому запугиванию. Крохотные дома афганцев с глиняными стенами было легко восстановить. Бомбардировки с целью запугивания местного населения, имевшего настолько бедную инфраструктуру, были обречены на неудачу.
Масуд пережил два покушения агентов советских спецслужб. В марте он отклонил предложение о продлении перемирия, а в следующем месяце возобновил атаки Салангского шоссе.

IX
Масуд ожидал, что Советы ответят новыми атаками на Панджшерскую долину, и его агентура скоро подтвердила это. Командование 40-й армии начало готовиться к наступлению, известному впоследствии как «Панджшер-7» и ставшему крупнейшей наступательной операцией в Афганистане до сих пор. Командир повстанцев приказал своим войскам и гражданскому населению покинуть долину. Решив на время затаиться, чтобы переждать нападение, он отправил одну группу бойцов на север, включая отряд под командованием Абдула Назира Зияи, который временно обосновался в провинции Тахар. Другая группа отправилась на восток, чтобы стать лагерем в одном из граничащих с Пакистаном районов. Радиосвязь между группами была сведена к минимуму.
Тем временем противник приступил к размещению трех эскадрилий бомбардировщиков Ту-16 на советской территории близ границы с Афганистаном. Каждый из таких самолетов был способен нести на борту десять тонн боеприпасов. В то же самое время 108-я мотострелковая дивизия, вновь переброшенная к низовьям долины, была приведена в боевую готовность, чтобы возглавить наступление, в котором должны были принять участие также батальоны из Джелалабада и Газни. Наступление 15-тысячной советской группировки должны были поддержать пять тысяч солдат Афганской армии.
Масуд нанес удар первым. Это был упреждающий удар с целью помешать советским приготовлениям. Взорвав 16 апреля три моста вдоль Салангского шоссе, отряды Масуда затем еще более ограничили пути снабжения Кабула, уничтожив на следующий день из засады автоколонну с горючим. Еще через день другие отряды Масуда атаковали советско-афганский гарнизон у входа в долину. 21 апреля моджахеды напали на Баграм, но собранная там многотысячная группировка советских войск отразила атаку и продолжила наступление.
Советские бомбардировщики Ту-16 предприняли с большой высоты крупномасштабную бомбардировку Панджшерской долины с целью захватить врасплох отряды Масуда и нанести моджахедам как можно больший урон. Вскоре после этого началось советское наземное наступление. Впереди грохочущих основных моторизованных колонн, как и раньше, в узкое ущелье вошли инженерные машины для разминирования. Вскоре они вышли к деревне Руха, находящейся примерно в одной трети пути вверх по долине. В результате бомбардировок и заградительного артиллерийского огня был расчищен коридор для бронированных колонн, свободный от моджахедов, вдоль которого были уничтожены все деревья и дома. В числе пленных повстанцев оказался и Абдул Вахед, один из представителей моджахедов за рубежом. К концу недели советские войска достигли Хенджа в средней части долины, где их остановил еще не стаявший снег.
Советы усовершенствовали свою тактику действий против повстанцев. На сей раз их основные колонны воздержались от преследования мятежников, отступивших в боковые ущелья, где мобильные ударные отряды Масуда только и ждали удобного случая, чтобы контратаковать их. Командование Красной Армии научилось сочетать бомбардировки, воздушные и наземные атаки и все чаще использовало свои собственные мобильные части, которые доставлялись вертолетами в тыл моджахедов, чтобы блокировать им пути к отступлению.
В течение первой недели мая несколько тысяч советских элитных частей скрытно были переброшены на вертолетах из Ваграма в те районы, где Советы надеялись перехватить отряды моджахедов, отступившие из Панджшера в боковые долины. Батальоны десантников, которые должны были атаковать бойцов сопротивления и выбить их с занятых позиций, с воздуха прикрывали боевые вертолеты Ми-24. Одна крупная группировка советских войск была размещена выше Кенджа в верховьях долины; другая, выступившая из Джелалабада, преградила проход в долину Алишанг, ведущую на юго-восток от Панджшера. Теперь, поскольку пути к отступлению были отрезаны, застигнутые врасплох отряды повстанцев взобрались еще выше в горы, чтобы укрыться от наступающих советских войск, развернувших наступление в нескольких направлениях. Некоторые отряды моджахедов были обескровлены из-за потерь, остальные были вынуждены отступить на самые отдаленные позиции, до которых не могли добраться даже лучшие советские десантники и спецназовцы.
Несколько недель спустя, когда явный успех операции «Панджшер-7» убедил советское командование, что с Масудом наконец покончено, кабульское радио объявило, что «преступной группы Ахмад Шаха больше не существует». Впервые советские войска ощущали себя достаточно уверенно, чтобы выставить для охраны Салангского шоссе от возможных атак постоянные гарнизоны, которые оставались там еще в течение четырех лет. Даже весьма осторожный Кармаль настолько почувствовал себя в безопасности, что лично побывал в Панджшерской долине, чтобы продемонстрировать власть своего правительства.
Однако Масуд не был разгромлен. Из своего убежища высоко в Панджшерских горах, он заявил, что Советы так и не добились своей цели. В своей беседе с журналистом Эдвардом Жирарде он признал, что советские воздушно-десантные войска стали действовать более умело, но подчеркнул, что и его бойцы за это время научились сражаться в условиях высокогорья и что враг не добьется ничего в боях с ними. Однако при этом Масуд был убежден, что Советы все же могут добиться успеха, уничтожив базы снабжения моджахедов, поэтому его главной заботой было гражданское население. «Будучи не в состоянии сокрушить нас силой, — сказал он, — они обратили свой гнев на беззащитных людей, убивая стариков, женщин и детей, разрушая здания и сжигая посевы».
Не все из людей Масуда разделяли эти убеждения. Один из его самых близких помощников — высокий, длиннобородый командир по имени Атта Мохаммед Нур, известный как «учитель Атта», — считал, что массированные советские бомбардировки деревень и ферм только ожесточат местное население, а контроль правительства над этими территориями будет слабеть с каждой такой атакой. Атта был очень удивлен тем, что не услышал ничего или почти ничего от советских пленных об их идеологии. В отличие от моджахедов, противостоявшие им солдаты руководствовались в основном приказами. Так что повстанцам казалось, что отсутствие убеждений никогда не позволит их противнику победить в вооруженной борьбе.
Кроме того, сосредоточение огромного количества советских войск в Панджшере косвенно пошло на пользу Масуду, став своего рода рекламой его деятельности, которая помогла привлечь больше помощи из-за границы. Еще одним утешением для его моджахедов было то, что если Советы сконцентрировали столько сил в Панджшерской долине, значит, они вряд ли смогут предпринимать активные действия где-то еще в другом месте. Что же касается отрядов самого Масуда, то они восстановили свои силы уже к сентябрю, чтобы возобновить нападения на советские гарнизоны. Во время одного из таких нападений, по их собственным утверждениям, они убили 440 советских солдат, потеряв только двух своих.
Для одного из ночных нападений на советский конвой в Панджшерской долине командир Зияи, непосредственно наблюдавший за всем с холмов наверху, разместил тридцать из своих бойцов на километровом участке вдоль притока реки Панджшер, к югу от провинции Бадахшан. Когда внизу в долине послышался шум советской автоколонны, которую они ждали, моджахеды обстреляли ее из двух гранатометов РПГ-2 и двух РПГ-7 и сделали по ней около ста выстрелов из своих «Калашниковых» (количество боеприпасов для каждого бойца было строго нормировано). Зияи утверждал, что тогда его людьми было убито более четырехсот советских солдат, в то время как другие отряды моджахедов заблокировали ниже в долине несколько сотен танков и бронетранспортеров.
Однако вскоре советское командование начало новую операцию против войск Масуда в Панджшерской долине. Одновременно было развернуто наступление в провинции Пактия к юго-востоку от Кабула и другое, еще более крупное, в Кунарской долине в непосредственной близости от пакистанской границы. В результате этих наступательных операций силы моджахедов были отброшены еще дальше от основных транспортных магистралей, многие из их отрядов оказались в сложной ситуации, а некоторые полевые командиры были ранены. В их числе был и Исмаил Хан, действовавший в провинции Герат, большинство населения которой бежало в Иран. Многие группировки моджахедов, лишившись снабжения, были вынуждены затаиться, чтобы переждать советские воздушные и наземные атаки.
В конце 1984 года погиб другой крупный командир моджахедов, Забиулла, отряды которого действовали на севере страны. Забиулла, как и Масуд, подчинялся Раббани, поэтому некоторые подозревали боевиков известного своей ксенофобией Хекматьяра в том, что те специально установили мину, на которой подорвался джип Забиуллы. Так или иначе, с его смертью нарушилось то хрупкое единство, которое только начало складываться среди пользовавшихся поддержкой Ирана шиитских группировок в Хазараджате.

X
После длительной командировки в Кандагар Владимир Костюченко был переведен на одну из военно-воздушных баз в Сибири. Но опытный пилот вертолета чувствовал себя слишком разбитым, чтобы смотреть фильмы, слушать музыку или убивать время другими не менее приятными способами. Его первой реакцией, к тому же сопровождавшейся непроизвольными приступами депрессии со слезами, что только вызывало дополнительные трудности, было избегать людей. Другие ветераны Афганистана, которых он знал, часто наоборот становились агрессивными. Один, например, мог стоять на балконе своей квартиры и мысленно бросать гранаты в припаркованные внизу автомобили, а затем представлять себе мертвых и раненных, плавающих в собственной крови. Костюченко был больше всего шокирован гибелью мирных людей, свидетелем которой он был не раз: как случайно или целенаправленно уничтожали селения, как солдаты штыками закалывали детей и убивали всех остальных жителей, казалось бы, невинной деревни. Особенно запомнился пожилой человек — один из нескольких афганцев, эвакуированных из деревни, которую они сами же незадолго до того помогли разбомбить, оставив лишь груду щебня. Этот человек чем-то напоминал ему отца. Он никак не мог стереть из памяти этот образ.
Сразу после того как Михаил Горбачев сменил Константина Черненко на посту главы Советского Союза в марте 1985 года, Костюченко вновь был направлен в Афганистан. На этот раз ему пришлось служить близ бурной реки в Джелалабадской долине. Казалось, что это какая-то другая война, так как здесь действовали приказы избегать гибели гражданских, насколько это возможно. Вместо того чтобы стрелять по всему, что движется по земле внизу, патрулировавшие окрестности вертолеты должны были останавливать автомашины и проверять их пассажиров. Правда, такая осторожность только увеличивала потери среди советских войск.
Костюченко принимал участие в нескольких операциях по выкуриванию повстанцев из Панджшера, которые обычно предпринимались после того, как афганские агенты сообщали Советам местонахождение баз моджахедов или приближающихся караванов. В 1985 году во время одной из таких миссий в горах около города Саравби к востоку от Кабула планировалось уничтожить большую группу повстанцев, которые, как предполагалось, скрывались в нескольких близлежащих пещерах. Операции в горах считались особенно опасными, так как вертолет мог попасть под огонь гранатометов и пулеметов, стрелявших, казалось бы, ниоткуда, но все же машины гибли редко: чаще всего они получали повреждения и делали вынужденную посадку. Члены экипажей нескольких вертолетов, подбитых в течение первого дня той операции, были спасены другими вертолетами, которые приземлялись, пока другие прикрывали их с воздуха. Командир одного из пострадавших вертолетов, экипаж которого Костюченко спас на своем Ми-8, несмотря на побелевшее от ужаса лицо, клялся, что он должен вернуться за своим забытым автоматом Калашникова. Когда десантники обнаружили пещеру, откуда велся огонь по его вертолету, то увидели, что вход в нее был закрыт серым одеялом, из-за чего ее невозможно было засечь с воздуха. Внутри они нашли керосиновую горелку, запас винтовок и гранат и чайник, который был еще теплым. Спасшийся советский командир был убит на следующий день.

XI
Корреспондент газеты «Комсомольская правда» Михаил Кожухов — молодой и темноволосый, с грубыми чертами лица — тоже прибыл в Афганистан в 1985 году. Здесь рассеялись все его иллюзии. В ходе первого же своего задания он стал свидетелем воздушно-десантной операции в Панджшерской долине, когда взвод десантников обнаружил в горах тайный склад оружия моджахедов. Но что действительно заинтересовало солдат взвода, так это замеченные ими спальные мешки хорошего качества. Их восторг от находки, как и их собственное скудное снаряжение, потрясли Кожухова. К тому же, кроме теплых спальных мешков — а трофейные были намного более теплыми и водонепроницаемыми, чем советские, ватные, — в войсках, даже в боевых условиях, не хватало топлива для обогрева и съедобной пищи. Молодой репортер сам наблюдал, как солдатам приходилось есть гнилые картофель или капусту. Те, кто попадал в госпиталь из-за гепатита, тифа и анемии, считались счастливчиками, так как там они получали свежие овощи. Несмотря на разнообразие пищи, и тем более дешевые фрукты — дыни, гранаты, виноград, абрикосы, которые здесь было легко купить, военное командование запрещало любые закупки местных продуктов. По законам их строго централизованной плановой системы, все должно было поставляться из Советского Союза.
Так как сообщать в газете о подобных фактах было запрещено, так же, как и об общем ходе войны, не говоря уже о ее идеологических парадоксах, Кожухов поставил себе цель просто упоминать в своих статьях как можно больше имен. Это, утешал он себя, по крайней мере, принесет хоть некоторое удовлетворение семьям героев и жертв, с которыми он встречался. Вскоре он сам начал считать себя одним из солдат настолько, что в нарушение журналистского кодекса ходил с автоматом Калашникова и участвовал, по крайней мере, в одной боевой операции, которую он, как предполагалось, должен был прикрывать.
Почти все его попытки обойти цензуру потерпели неудачу. Даже упоминания о госпиталях было запрещено печатать до 1985 года, очевидно потому, что это омрачало так необходимую радужную картину советских военных успехов. Когда Кожухов упомянул о столовой и расположенной по соседству с ней библиотеке, описывая быт советской военной базы в городке Уга, к западу от Герата, цензор вернул черновик статьи, вычеркнув все описание, так как оно было слишком детальным. Объяснение было таково: «Американский противник считает, что библиотека может быть только в полку». Вызванный в Москву, чтобы объяснить это и другие нарушения Центральному комитету, Кожухов также получил новые руководящие указания, которые позволяли ему описывать военные операции только на батальонном уровне. Публикации о частях крупнее батальона, как считали наверху, могли дать потенциальному противнику слишком много информации о проводимых операциях в целом. Причем, в одной статье можно было упомянуть не более чем об одной смерти и трех ранениях!
Как и многие из солдат и офицеров, которым он симпатизировал, Кожухов видел ту зияющую брешь между официальной версией войны и ее действительностью. Но его разочарование руководством и войной объяснялось этим лишь отчасти. Многие ветераны, хотя и критиковавшие Москву за то, что та вовлекла Красную Армию в войну, в которой ничего не понимала, и поставила перед ней недостижимые цели, при этом все еще сохраняли веру в то, что помощь своим товарищам-коммунистам является их интернациональным долгом. Чем выше было их звание, тем чаще это встречалось. Ужас и страдание, которым подвергался афганский народ, возможно, только еще больше побуждали их соглашаться с официальной пропагандой, так как это помогало им сжиться со своей ролью в его уничтожении.
Многие более срочные и важные проблемы молодых солдат были обусловлены пренебрежением высшего начальства к их насущным потребностям. Возможно, от политической системы, основанной на массовых убийствах и сохраняемой при помощи угнетения, и нельзя было ожидать ничего большего. Но это не имело отношения к тем скудным поставкам всего необходимого, чтобы сохранить солдат в живых вне поля боя, где они рисковали своими жизнями. Общая боль помогала поддерживать дух товарищества, который укреплял понимание того, что каждая воинская часть должна сделать все возможное, чтобы спасти своих раненых и похоронить убитых. Особенно ввиду того, что командование, находившееся под влиянием старой советской подозрительности — дескать, любой попавший в плен к противнику солдат является возможным предателем, — вероятно, не предпринимало ничего для спасения солдат, попавших в плен к моджахедам. Но в 1989 году, когда диссидент Андрей Сахаров, бывший с самого начала одним из самых известных противников этого конфликта, осудил войну в Афганистане как «преступную авантюру», [82]многие ветераны восприняли это как критику в свой адрес. Но наибольшую боль ему причиняло то, что он не мог простить это злосчастное советское правило относительно спасения своих военнопленных, которое сами пленные должны были воспринимать как наказание за смерть их товарищей.
Кожухову дважды довелось жить в одной казарме с летчиками вертолетных эскадрилий, прозванных «Черными тюльпанами», так как они перевозили на родину тела погибших солдат. Трупы доставляли в Советский Союз в цинковых гробах под кодовым названием «груз-200». Кожухов слышал много историй о солдатах, убитых при попытке возвратить тела своих павших товарищей, причем некоторые из таких попыток даже оканчивались не в пользу вертолетчиков. Идя на величайший риск, который берут на себя солдаты многих армий во многих странах ради чести и священного боевого братства, каждый советский солдат знал, что там, дома, семьи погибших не получат другой компенсации, кроме тела убитого.
Некоторые гробы приходили домой пустыми. Так было, например, с гробом, в котором должны были находиться останки полковника Александра Голованова, командовавшего 5-м сводным авиационным полком в Кабуле. Незадолго до окончания войны, в феврале 1989 года, Голованов отдал последний приказ по полку о возвращении в Советский Союз, после чего сам вылетел следом за другими на своем вертолете. Но вертолет и его экипаж пропали без вести. Полковник пользовался любовью своих подчиненных, которые присоединились к поиску своего командира, но его машина так и не была найдена.

XII
Спустя шесть месяцев после прибытия в Гардез, рядовой Сергей Салабаев был переведен в артиллерийский полк и приписан к группе из трех человек, составлявшей расчет многоствольной ракетной установки. Как и везде, их действия были направлены, главным образом, на уничтожение мирных поселений. Солдаты слишком боялись обыскивать каждый дом в поисках моджахедов или просто обозленных на новую власть, поэтому они просто взрывали их участки и убивали скот. Тех афганцев, которых захватывали при попытке к бегству, расстреливали, как и всех тех, у кого было чем поживиться — хотя бы наручными часами. Боевые операции против повстанцев были обычно намного менее эффективными. Четверть всех ракет, которые поставлялись для их ракетной установки, просто не взрывались, а из остальных многие не попадали в цель.
Деморализация способствовала широкому распространению наркомании, причем не только среди нижних чинов. Лейтенанты, в разное время бывшие командирами Салабаева, регулярно посылали его в гардезский киоск, расположенный неподалеку от военного аэродрома, чтобы купить гашиш, который делали из конопли, выращиваемой на многих полях за пределами города. Коноплю, как и готовые наркотики, свободно поставляли многие афганцы, стремившиеся подорвать советские усилия и иногда специально бросавшие ее на бронетранспортеры.
С выпивкой у Салабаева и его сослуживцев дела обстояли хуже, поскольку купить спиртное или ингредиенты для его производства было трудно. Бутылка водки стоила от десяти до двадцати чеков, что было слишком дорого для солдат, даже если бы полк Салабаева не размещался примерно в шести милях от остальных частей его бригады и ближайшего военного склада. Местные таверны — так называемые «духаны» — продавали баночное пастеризованное пиво, но и это обычно было слишком дорого. Покупать водку у вертолетчиков, которые привозили ее из Советского Союза ящиками, как правило, было проще и дешевле, но самой лучшей альтернативной было варить собственный самогон. И хотя большая часть необходимых для производства самогона продуктов, как и прочие блага военной жизни, доставались офицерам, предприимчивые солдаты ухитрялись также не оставаться трезвыми. Основной ингредиент, получаемый путем брожения из дрожжей и сахара, называли «брагой». Дрожжи доставали в пекарнях, которые имелись на многих военных базах, а из столовых можно было стащить сахар, но быстрее и легче было воспользоваться запасами медицинского или промышленного спирта, а то и авиационного горючего. Для очистки самогона Салабаев использовал угольные фильтры из противогаза. Чтобы отбить вкус этого ядовитого варева, в него добавляли что-нибудь сладкое, что имелось под рукой — например, леденцы или изюм.
Самогоноварение было занятием коллективным и не всегда добровольным, так как «деды» иногда заставляли готовить самогон молодых призывников, рисковавших получить наказание за это. Хотя многие прапорщики (которые представляли собой эквивалент сержантов в армиях Запада) выполняли роль суровых надсмотрщиков и редко проявляли сочувствие к солдатам своего подразделения, в той части, где служил Салабаев, был прапорщик-армянин, который являлся исключением из этого правила. Он не только воровал продукты из столовой, чтобы кормить своих солдат, но помогал им прятать запасы выпивки и даже помогал добывать некоторые из ингредиентов.
Солдаты пытались запастись алкоголем к праздникам, включая и такой праздник, как сто дней до окончания службы. По этому случаю некоторые брили головы, а чтобы не дать офицерам сорвать веселье, закапывали или прятали выпивку везде, где только можно — иногда даже в пустые огнетушители. Марихуана обычно была дешевле и доступнее, чем алкоголь, и Салабаев курил ее так часто, как мог. Другие подсаживались на героин, который иногда подбрасывали в казармы моджахеды, чтобы завербовать советских солдат. Салабаев однажды был свидетелем того, как два товарища по оружию за несколько месяцев превратились в «духов», после чего были вскоре уволены в запас. Сам Салабаев пытался экономить травку и не курить, когда не было заданий, но на задания он редко отправлялся без кайфа. В пехотных частях солдаты, как правило, могли воспользоваться роскошью забить косячок только после окончания боя, но ему повезло больше, так как у него не было особых поводов волноваться о своей безопасности, потому что его ракетная установка обычно находилась на некотором расстоянии от района непосредственных боевых действий.
Марихуана также помогала Салабаеву успокоить нервы во время сопровождения конвоев, что было особенно опасным с учетом слабого вооружения его войсковой части. Моджахеды, нападавшие на советские конвои из засады, ненавидели 120-мм ракетные установки почти так же сильно, как боевые вертолеты, и обычно избирали их в качестве первоочередной мишени. Узнав о том, что повстанцы обычно сначала открывали огонь по первым и последним машинам колонны, Салабаев старался по возможности держаться подальше от тех и других. Хотя он и боялся быть убитым оружием, произведенным в 1960-х и разработанным еще ранее, тем не менее, он был почти счастлив от того, что его ракетная пусковая установка была установлена в задней части грузовика ГАЗ-66, который был легче и быстрее, чем обычные тяжелые установки на базе грузовиков КамАЗ или «Урал». Салабаев и его товарищи сделали свой грузовик еще более маневренным, сняв с него бронированное покрытие настолько, насколько это было возможно.
Они также редко носили свои бронежилеты. Салабаев считал бронежилет тяжелой и неудобной штукой, особенно невыносимой во время летней жары. Правда, в один из редких холодных дней, он все же надел его — да и то, чтобы согреться. Именно тогда их конвой попал в засаду около Гардеза. После только что выкуренного косяка он едва мог понять, что происходит, когда вокруг него вдруг разразилась стрельба. Впоследствии он почувствовал, что его грудь вся болит и, осмотрев себя, увидел сильный ушиб. Когда же он затем осмотрел и свой бронежилет, то обнаружил пулю, которая расплющилась как заклепка о правую переднюю часть бронежилета.
Но подобные убогие, порой извращенные условия службы не были повсеместным явлением. Опыт разных воинских частей сильно отличался. Офицеры некоторых из них, напротив, глубоко заботились о солдатах, находившихся под их командованием, и не допускали проявлений «дедовщины». И примеров героизма было не меньше, чем садизма. Один из таких честных офицеров, упомянутых выше, был Валерий Востротин — по крайней мере, судя по тому, что о нем рассказывали. Востротин вернулся в Афганистан в 1986 году в звании полковника, приняв командование 345-м воздушно-десантным полком в составе 2500 человек. Рассказывали, что после того, как однажды два призывника пожаловались ему на издевательства со стороны старослужащих, на следующее же утро еще до рассвета он построил своих солдат, якобы, для строевых занятий. Выяснив имена «дедов», которых призывники обвиняли в избиениях, он приказал их жертвам отплатить им той же монетой. Те сняли каркас с коек и подвесили «дедов» за ноги и за голову, после чего выжгли им сигаретами на коже надпись «200 дней до демобилизации».

XIII
Несмотря на все трудности и кадровые перемены, которые поначалу, казалось, не обещали ничего хорошего, конец 1984 года стал для Советов поворотной точкой. Когда в декабре умер министр обороны Дмитрий Устинов, один из главных сторонников вторжения в Афганистан, его заменил еще один из главных «архитекторов» вторжения — маршал Сергей Соколов. В то же самое время Валентин Варенников, заместитель начальника советского Генерального штаба, был назначен главнокомандующим южного направления и командующим советскими вооруженными силами в Афганистане. Эти кадровые перестановки были частью более широкого процесса продвижения офицеров-ветеранов афганской войны вверх по иерархической лестнице. Вернувшись в Москву, члены «афганского братства», как назвал эту группу писатель Александр Проханов, легко узнавали друг друга по одежде и манерам.
Варенников, участвовавший в обороне Москвы против гитлеровского вторжения в 1941 году и в битве за Сталинград год спустя, закончил Великую Отечественную войну в качестве одного из командиров, чьи солдаты помогали штурмовать рейхстаг в Берлине. Хотя усатый престарелый герой был вначале одним из многих военных руководителей, кто выступал против вторжения в Афганистан, теперь он должен был показать, как советское высшее руководство ведет войну. Много проклятых лет ненужных жертв запечатлено в радужных отчетах о стабильном прогрессе в Афганистане, которые он передавал в Политбюро раз в полгода. Но и в самом Политбюро намечались крупные изменения. Когда, вскоре после своего назначения в декабре 1984 года, Варенников выступил со своим первым докладом перед «афганским комитетом» Политбюро, возглавляемым министром иностранных дел Громыко, он как раз описывал последние достигнутые успехи — закрытие границы Афганистана с Пакистаном за счет создания афганской пограничной охраны. Неожиданно посреди своего выступления он с удивлением увидел, как в зал вошел еще один член Политбюро и сел за стол прямо напротив него. Это был Михаил Горбачев. Выслушав стандартные оптимистические заявления, Горбачев недвусмысленно высказал свое мнение: советские войска должны быть выведены из Афганистана.
Несколько месяцев спустя Горбачев стал новым главой советского государства. Закончив юридический институт, он работал партийным лидером своей родной Ставропольской области на юге России, пока в 1978 году продвижение по службе не привело его в Москву, где он стал секретарем Центрального комитета по вопросам сельского хозяйства. В следующем году он был введен в состав Политбюро, где его покровителем стал Андропов. Приход Горбачева к власти в марте 1985 года в качестве генерального секретаря КПСС, ставшего не только самым молодым членом Политбюро, но и четвертым советским лидером за последние три года, оказал существенное влияние на ход войны, будущее России и события в мире. В отличие от своих старых и больных предшественников, он вынашивал грандиозные планы реформ, которые должны были преобразовать советскую экономику и сделать советское общество более открытым, если смог бы добиться одобрения, что было очень трудно сделать. Противодействие со стороны многих партийных руководителей вынудило его искать поддержки везде, где только можно было ее найти, в том числе и в военной среде. Отчасти ради этого он решил дать Красной Армии еще один год полной свободы действий, чтобы довести до конца войну в Афганистане так, как военные считала нужным, а потом свернуть ее.
Изменить ход войны и закрепить ее окончательный результат также помогла американская политика. Внешняя политика Рональда Рейгана, который вновь одержал полную победу на выборах 1984 года, была направлена на противостояние коммунистическим режимам в Никарагуа и Сальвадоре. Но вскоре Конгресс заставил его подписать директиву о национальной безопасности, в которой недвусмысленно говорилось о поддержке Вашингтоном моджахедов. В конце 1985 года США выделили Пакистану на эти цели четверть миллиарда долларов, что было больше, чем вся помощь, выделенная Соединенными Штатами на поддержку афганских повстанцев за все предыдущие годы.
Однако потребовалось несколько месяцев для того, чтобы позиции Москвы и Вашингтона в отношении Афганистана начали меняться. В 1985 году советские войска и их афганские союзники одержали победу в тяжелом сражении, которое стоило большого количества жертв с обеих сторон. В январе Советы начали сразу несколько крупных наступлений с целью выманить отряды моджахедов с их баз. В ходе многих из этих операций заметную роль сыграла Афганская армия, ставшая более многочисленной и лучше подготовленной за это время. После весенней оттепели, в ходе наступления в Майданской долине к югу от Кабула, советские войска применили недавно разработанные кассетные бомбы, каждая из которых содержала шестьдесят смертоносных бомб меньшего веса. В мае советско-афганские войска развернули наступление вверх по Кунарской долине на север от Джелалабада в сторону Барикота, к верховьям долины, находившимся уже в непосредственной близости от пакистанской границы, где моджахеды атаковали гарнизон афганских войск.
После успешного завершения этой операции Варенников в качестве высшего военного начальства предпринял свою первую поездку за пределы Кабула. Он побывал в Джелалабаде, затем направился на север — к Асдабад и Барикот, где группа старейшин обещала прекратить поддержку моджахедов в обмен на прекращение бомбардировок их деревень советской авиацией. Пораженный простотой этого предложения, Варенников согласился. Одновременно он еще более укрепился в своем критическом отношении к Бабраку Кармалю. Если Кармаль, пытавшийся всячески усилить свой контроль над афганскими провинциями, назначал во главе провинциальных органов власти чиновников из министерства внутренних дел, ХАД и других центральных ведомств, то Варенников, наоборот, считал, что назначение посторонних людей на местах только усиливает недоверие людей к правительству. Его встреча со старейшинами еще более убедила его, что советские войска чувствовали бы себя намного лучше в этой стране, если бы местным жителям позволили самим управлять своими делами.
Хотя из-за засухи, упадка сельского хозяйства и разрушения инфраструктуры Афганистана моджахедам становилось все сложнее жить вне сельских районов, помощь повстанцам из-за границы продолжала стремительно расти. Вскоре, вдобавок к уже полученным ими ботинкам, одеялам и радиопередатчикам, они получили и новое оружие, в том числе переносные ракеты СА-7 [83]и китайские 107-мм и 122-мм ракеты с большей дальностью поражения, чем у минометов. Это новое вооружение позволяло им обстреливать большие города и удаленные посты правительственных войск. Тогда же в Афганистан начали стекаться иностранные мусульмане-наемники, чтобы помочь своим афганским собратьям в их «джихаде».
Несмотря на неудачи в боях против действующей армии, повстанцы продолжали нападать на военные объекты и советские колонны. В середине июня войска Масуда совершили одно из самых дерзких за всю войну нападений на гарнизон Афганской армии в Панджшерской долине. После операции «Панджшер-7» афганские и советские войска по большей части ограничились патрулированием долины на вертолетах. Самый северный армейский гарнизон — батальон в составе примерно 500 человек — размещался в селении Печгур. Ночью, обезвредив мины, бойцы Масуда начали штурм крепости, куда, как выяснилось, незадолго до того прибыла делегация высокопоставленных офицеров. В ходе боя повстанцы убили афганского генерала и полковника, взяв в плен около пятисот человек, включая еще пять полковников. Масуд вывел примерно четверть всех пленных выше Панджшера к перевалу, ведущему из долины, когда советские войска начали ответное наступление. Эта операция под кодовым названием «Панджшер-9» завершилась полной неудачей. Вместо того, чтобы отвлечь людей Масуда и спасти пленных, высадившиеся с вертолетов десантники нашли лишь трупы советских солдат — более 130 человек, причем все они, скорее всего, погибли от советских бомб, а не от рук моджахедов.
В конце августа 1985 года Советы предприняли самое крупное наступление после «Панджшера-7» с целью уничтожения баз повстанцев в провинции Логар к югу от афганской столицы. Пока войска продвигались на юг от Кабула и на восток от Джелалабада, вертолетные атаки были нацелены главным образом на несколько основных лагерей моджахедов. Остальные силы, продвигаясь к Хосту, на юго-восток от Кабула, вступили в бой с мятежниками в горах, где четыре сотни моджахедов Хекматьяра под огнем советских войск пришли на помощь бойцам Сайяфа, что было редким случаем сотрудничества между разными группировками повстанцев. Выйдя к Хосту, советские войска двинулись дальше на юг, по направлению к большому подземному комплексу моджахедов, но в сентябре растущее сопротивление противника остановило их.
Возобновив наступление следующей весной, Афганская армия развернула наступление против крупной тыловой базы моджахедов в Зхаваре, на пакистанской стороне границы. Эта база, представлявшая собой разветвленную сеть туннелей и охранявшаяся устаревшими зенитными орудиями, находилась под контролем фундаменталистского командира Джаллалудина Хаккани из группировки «Исламская партия» Юниса Халеса. Подземный комплекс был оснащен генераторами, телефонной связью и мастерскими. Западных журналистов и иностранных чиновников не раз приглашали посетить эту базу как своего рода символ независимости повстанцев.
Штурм начался после того, как в Хосте, непосредственно к северу от Зхавара, высадилось более четырех тысяч советских десантников. По согласованию с ними около восьми тысяч мотострелков выдвинулись на юго-восток от Гардеза, в то время как советские самолеты предприняли несколько бомбардировок туннельного комплекса, а воздушно-десантные войска отрезали моджахедам пути к отступлению в горы к пакистанской границе. В ходе тяжелого боя среди гор и подземных туннелей было убито около тысячи моджахедов. В конечном счете, советско-афганские войска одержали победу, захватив несколько тонн вооружения и боеприпасов, включая четыре танка и несколько тысяч мин, что значительно подняло моральное состояние Афганской армии.

XIV
Валентин Варенников являлся не единственным высокопоставленным советским чиновником, кто уже был сыт по горло правлением Бабрака Кармаля, который не пользовался авторитетом, проводил непродуктивную политику и к тому же был склонен к пьянству. Чтобы заручиться общественной поддержкой, в апреле 1985 года Кармаль созвал региональных представителей на «Лойя джиргу», после чего провел выборы. Затем он создал «Комиссию национального примирения», которая должна была в следующем году разработать новую конституцию страны. Тем не менее, Кремль все же заставил афганского президента оставить свой пост. В апреле 1986 года его отправили в Советский Союз, якобы для медицинского обследования. Когда он так и не смог появиться на крайне важном ежегодном апрельском революционном параде 27 апреля, стало ясно, что его дни сочтены. Неделей позже Центральный комитет НДПА уволил его по состоянию здоровья и избрал новым генеральным секретарем тридцативосьми летнего Мохаммеда Наджибуллу, который до тех пор занимал пост начальника службы безопасности ХАД. Кармаль оставался президентом страны до ноября 1986 года, когда вместо него был избран никому не известный и не имевший реальной власти Мохаммед Чамкани. В ноябре 1987 года вместо него президентом был избран Наджибулла.
Советская верхушка — начиная с Варенникова и ниже, руководившая военными действиями в Афганистане, нашла полное понимание со статным и общительным Наджибуллой, который представлял собой полную противоположность Кармалю — не только своим телосложением, но и характером. Так, Варенников считал «Наджиба», хорошо говорившего по-английски и поверхностно знавшего французский, хорошо образованным и политически проницательным лидером. Наджибулла, бывший одним из основателей фракции «Парчам» в НДПА был внуком пуштунского вождя племени, таким образом сочетая в себе оба важных качества для того, чтобы стать авторитетной фигурой в Афганистане, и к тому же очень любил власть. При Амине Наджибуллу отослали послом в Иран прежде, чем отправить в отставку и лишить гражданства. Он вернулся в Афганистан после советского вторжения. Здесь он снова жадно включился в политические игры и, как начальник службы безопасности, прославился участием в пытках и казнях. При правлении Кармаля его влияние продолжало расти — отчасти благодаря его успешным действиям по вытеснению с политической арены сил царандоя, которые находились под началом возглавляемого Гулябзоем министерства внутренних дел, бывшему оплотом фракции «Хальк» в НДПА, которая противостояла «парчамистам». После того, как в 1985 году следователи ХАД приступили к арестам офицеров царандоя, обвинив их в антисоветской деятельности, в январе 1986 года было сформировано министерство государственной безопасности, одной из задач которого было наблюдать за отдельными подразделениями царандоя. (Министерство Гулябзоя пережило эти репрессии, однако самого Гулябзоя президент Наджибулла продолжал считать одним из своих главных соперников. После серии стычек, в 1988 году Гулябзой был отправлен в Москву в качестве посла Афганистана).
Наджибулла также извлек свою выгоду и из событий в Пакистане. В конце 1985 года пакистанское правительство организовало ряд нападений на пуштунских лидеров некоторых племен в граничащей с Афганистаном Северо-Западной Пограничной провинции, где практически не действовали никакие законы. Наджибулле удалось укрепить свой авторитет среди пуштунов, пообещав поддержку и оружие их оскорбленным военным вождям. Варенников полагал, что у Наджибуллы были большие шансы добиться «национального примирения» в Афганистане, которое советский командующий считал ключевой предпосылкой для стабилизации конфликта и выводу советских войск. В ходе одной из первых из его многочисленных встреч с «Наджибом» и его главным советским консультантом Виктором Поляничко, все трое согласились использовать для этой цели 580 военных контрольно-пропускных пунктов на дорогах Афганистана, на каждом из которых постоянно дежурило по нескольку десятков советских и афганских солдат. Поскольку эти пункты напрямую взаимодействовали с большей частью местного населения, Варенников считал, что они могли бы распределять пищу, топливо, мыло и другие предметы обихода среди афганцев с целью свести к минимуму поддержку моджахедов со стороны местных жителей. Но препятствием для этих и других усилий по укреплению авторитета правительства оставалась советская оккупация. Популярность Наджибуллы в сельской местности была не намного больше, чем у его предшественника Кармаля.
Тем не менее, Советы продолжали одерживать все новые победы в войне. Разрозненные группировки моджахедов, неспособные действовать сообща, могли лишь обороняться. Военные усилия Москвы по-прежнему мало помогали достигнуть окончательной цели, а именно — помочь дружественному коммунистическому правительству эффективно управлять Афганистаном. Война затянулась еще на пять тяжких лет, в течение которых повстанцы с помощью умелой бравады и иностранной помощи продолжали свое сопротивление силам, намного превосходившим их собственные. Боевые действия стали еще более напряженными в течение того года, который Горбачев предоставил военным на завершение войны. На очередном съезде Коммунистической партии в Москве в феврале 1986 года он заявил, что «контрреволюция и империализм превратили Афганистан в кровоточащую рану».
Тремя месяцами позже, в мае 1986 года, Организация Объединенных Наций, которая с 1982 года выступала посредником в продвигавшихся с трудом переговорах между правительствами Афганистана и Пакистана, помогла организовать мирные переговоры между Советами и моджахедами. Во время встречи на высшем уровне в Женеве в ноябре 1985 года новый советский лидер Горбачев ясно дал понять Рейгану, что он серьезно относится к выводу советских войск из Афганистана и предложил новый срок — через четыре года. И все же, переговоры не привели к какому бы то ни было соглашению. Вскоре Горбачев объявил о частичном одностороннем выводе советских сил из Афганистана, численность которых к тому времени выросла до 115 000. Он заявил о выводе 6000 из них. Правда, американская разведка утверждала, что в то время как некоторые советские воинские соединения действительно вернулись домой, на смену им в Афганистан в том же году было отправлено еще 9000 советских солдат.
Позже Варенников обвинял Вашингтон в том, что тот сыграл ведущую роль в попытках помешать успешному завершению войны и в подрыве политики «национального примирения». Несомненно, ЦРУ приложило все свои силы, чтобы убедить лидеров моджахедов продолжать свои действия с целью еще более втянуть Советский Союз в этот изматывающий смертельный конфликт. И разве не очевидно, что это было отзвуком высокоэффективной политики «холодной войны»?

 

 

 

 

Глава 6
Рокировка

I
В сентябре 1985 года непосредственный начальник Николая Калиты позвонил ему в его офис в новой штаб-квартире начальника Первого Главного управления КГБ, недавно отделанной в духе новомодного финского дизайна. Оплот советской внешней разведки располагался в бетонно-панельном пригороде Москвы — Ясенево. 26-летний Калита сразу же бросился к зданию дома, где размещали обычно гостей КГБ из Никарагуа, Кубы и других стран советского блока. За свои пять лет службы в КГБ этот способный и общительный офицер успел заслужить особое уважение начальства.
— Как вы смотрите на то, чтобы войти в «группу «А»? — спросил шеф Калиты, при этом нимало не удивившись озадаченному выражению, которое появилось на лице его подчиненного. Ведь молодой офицер, как и большинство сотрудников КГБ, никогда не слышал о такой группе…
— Вы слышали что-нибудь о штурме дворца Амина? — продолжил начальник.
Калита слышал об этой операции, которая проводилась еще семь лет назад и уже успела стать легендой. Слышал он и той роли, которую сыграл в ней спецназ…
— Ну, я знаю немного об этом, — ответил он.
— Хорошо. Так вот «группа «А» и захватывала дворец.
Пытаясь выйти из тупика в Афганистане, КГБ все более активизировал операции спецназа. Калита не стал раздумывать дважды и сразу принял такое исключительное предложение. Он присоединился к группе офицеров КГБ, которые прошли уйму тестов на физическую и психологическую пригодность, чтобы войти в состав самой молодой и самой элитной части специального назначения, которая в скором времени получила новое имя — группа «Альфа».
Во время одного из занятий Калите была поставлена следующая задача: «Вы в тайге с другими офицерами. Воды нет, а в ваших флягах осталось лишь несколько глотков. Ваш товарищ выпил все, но просит у вас еще. Дадите вы ему остаток вашей воды?».
— Да, — кивнул Калита, — я бы дал ему.
Очевидно, ответ был правильным…
Ежедневные тренировки постоянно менялись с целью отсеять лишних кандидатов. Расслабившись с обучаемыми за чашечкой кофе и беседой о семье, инструкторы в любой момент могли спросить: «А ты готов умереть завтра?» Если ответ «Да!» не раздавался сразу же, кандидата отчисляли. Так же обстояло дело и с недостаточной пригодностью или готовностью к физическому контакту с противником, подтверждением чего мог служить хотя бы письменный рапорт о драке или даже арест.
После того, как Калита был зачислен в группу, ему пришлось пройти еще более суровый курс подготовки, чем шесть лет назад проходил Валерий Курилов из группы «Зенит» перед штурмом дворца Тадж-Бек. Во время подготовки приходилось выполнять и настоящие задания. На время одного из таких заданий Калиту временно прикрепили к группе офицеров МВД, которые должны были освободить пассажиров самолета, захваченного двумя солдатами-дезертирами из сибирского города Уфы. Угонщики успели убить одного заложника и двоих милиционеров, прежде чем их удалось обезвредить и арестовать. [84]Несмотря на все трудности такой подготовки, Калита был рад этой атмосфере — относительно свободным отношениям между подчиненными и их командирами, установившейся с тех пор, как КГБ стало считать их сливками своих специальных сил, а не каким-то куриным дерьмом.
Последним испытанием должна была стать 2-месячная командировка в Афганистан с декабря 1986 года. Благодаря фальшивым «легендам» и удостоверениям, некоторые офицеры «группы «А» числились как военные инженеры, тогда как Калита и другие были официально приписаны к армейским частям. И хотя их назначение было секретным, их письма, отправленные своим семьям из советской Центральной Азии, открывали многое, поскольку и отправляли их из пыльного туркменского городка Керки, расположенного всего в 40 милях от афганской границы. Прибытие «новобранцев» в униформе без знаков различия озадачило солдат из воздушно-десантной части, к которой они были временно прикреплены. Новое пополнение — мужики в возрасте около тридцати лет — не были похожи на молодых призывников. К тому же они носили натовские ножи, эффектные компасы и необычные каски особого образца с двусторонней радиосвязью. К тому же им было позволено носить солнцезащитные очки и переделывать на любой вкус свою униформу, что было запрещено солдатам Красной Армии.
Через несколько дней, которые ушли на акклиматизацию и совещания по поводу последних событий в Афганистане, офицеры спецназа были доставлены самолетом в Шибирган — афганский город на северных равнинах страны, где уже валялось множество обгоревших каркасов от самолетов и вертолетов. Там их расквартировали вместе с мотострелковым полком, главной задачей которого в этом районе было охранять советских инженеров, занимавшихся разведкой месторождений природного газа. Гуляя по улицам Шибиргана, Калита особенно удивлялся женщинам, одетым в «бурку», и мальчишкам с протянутыми руками, пристававшим с криками «Бакшиш! Бакшиш!» в надежде выклянчить денег или хоть какой-то подарок. За пределами города большую часть северного Афганистана контролировали полевые командиры узбекских и таджикских моджахедов. Один узбек по имени Расул Пахлаван, [85]считавшийся командиром высшего ранга, своей беспощадной властью держал под контролем всю провинцию Фарьяб. В феврале советские спецслужбы получили развединформацию, что тот планирует перебраться со своей группировкой мятежников в Пакистан после ссоры с местными пуштунскими племенами. Тем не менее, части Афганской армии и советские войска выдвинулись в этот район, чтобы перекрыть группировке Пахлавана пути к отступлению. А мест, через которые он мог бы легко уйти, было много.
В конце того же месяца «группа «А» была отправлена на задание с целью перехватить и атаковать группировку Пахлавана. Советское командование получило дополнительную информацию, что группировка двигалась по высохшему руслу реки среди пустынных кустарников. Незадолго до наступления полночи Калита был послан на военный пост из 30 человек, включавший в себя советский минометный взвод и подразделение афганских солдат. В трех часах пути к югу от Шибиргана они на трех БТРах подошли вплотную к сухому руслу реки. В кромешной тьме им пришлось рыть окопы. Калита уже готовился занять пулеметную позицию для поддержки снайпера из группы «А», когда командовавший подразделением майор вызвал его на пункт связи, который размещался неподалеку, чтобы принять сообщение. Тому пришлось оставить свой окоп и, спотыкаясь и едва различая что-либо в темноте, искать пункт связи. Нашел он его только тогда, когда услышал русскую речь прямо перед собой. Командир минометного подразделения оживленно обсуждал положение с двумя лейтенантами.
— Сережа, у них больше двух тысяч бойцов!
— Я не верю в это! Но если так, то мы в глубокой заднице! — ответил другой офицер.
Группировка моджахедов, оказавшаяся гораздо более крупной, чем предполагалось, почти наверняка превосходила по численности небольшой отряд советских и афганских войск…
Калита вернулся на свою позицию, где бойцы уже получили приказ о полной боевой готовности и, пригнувшись, разбегались по траншеям, расположенным по обе стороны пересохшего русла. У Калиты было достаточно времени подумать над тем, что их всех ожидает, и тут в самом деле было от чего запаниковать. Ему уже давно было знакомо чувство страха перед боем, но он надеялся, что и в этот раз это чувство не помешает ему применить все свои боевые навыки, а уж в них-то он был уверен. Хотя одновременно он был готов и к худшему. Впрочем, такая готовность тоже нужна, когда знаешь, что если дело дойдет до сражения, практически нет шансов остаться в живых.
Его мысли прервал слабый звук шагов по камням. В тот же момент Вася, снайпер из «альфовцев», толкнул его под локоть.
— Это гребаные душманы! — прошептал он. — Давай уложим засранцев прямо сейчас!
Калита тщательно оглядел местность через свой прибор ночного видения, но не заметил ничего; прибор должен был улавливать любой самый малейший луч света, чтобы работать, но его не было. Ему удалось различить лишь какую-то смутную тень.
— Стреляй их! — торопил Вася. — Не дай им подойти ближе!
— Обожди, — прошептал ему в ответ Калита. — Я хочу быть уверен, чтобы наверняка достать его.
Едва различимая в свете прибора ночного видения тень постепенно приобретала все более ясные очертания. Было в ней что-то, не похожее на душмана. И тут Калита понял — на голове у этого человека каска!
— Это не душман, — сказал он Васе. Затем, уже более громким шепотом, обратился к пока еще скрытой в темноте фигуре:
— Кто идет?
— Не стреляйте! — ответил по-русски голос из темноты. Это был майор, заблудившийся в кромешной тьме. Он как раз возвращался с пункта связи. Наткнувшись на русло реки, он стал искать путь назад, думая только об одном: «Господи, лишь бы они не открыли огонь, лишь бы они не открыли огонь!».
Спустя еще некоторое время, двое десантников, окопавшихся вблизи песчаной дюны у излучины реки, заметили какую-то одинокую фигуру. Это оказался разведчик мятежников. Он осторожно двигался вдоль русла, иногда поднимаясь на дюну, чтобы подать сигнал фонариком тем, кто шел позади него. За ним двигалось еще несколько разведчиков, один следом за другим, а еще в полумиле за ними следовал вооруженный отряд. Если бы разведчики прошли незамеченными, за ними двинулись бы основные силы моджахедов.
Разведчик приблизился к песчаной дюне, где прятались десантники. Они даже могли слышать его дыхание. Замерев, солдаты тщетно пытались сдерживать свое собственное дыхание, что было довольно трудно при таком нервном напряжении. Пот заливал глаза. Разведчик остановился прямо вблизи их окопа, но все же не заметил их, хотя те уже чувствовали запах его немытого тела и при желании могли бы даже схватить его за ногу. Десантники думали, что им делать. Попытаться напасть сразу и перерезать ему горло или пропустить вперед? Они решились на второй вариант, так как другие разведчики, следовавшие за первым, все успели бы предупредить о случившемся основной отряд моджахедов.
Любой звук схватки стал бы для моджахедов сигналом и означал бы провал всей операции. Единственной надеждой десантников, хотя и очень рискованной, было атаковать основные силы, когда они окажутся прямо перед ними. Иначе же, моджахеды получат достаточно времени, чтобы собрать все свои силы и в ходе новой атаки уничтожить весь их небольшой отряд.
Минуты ожидания казались вечностью, но вот, наконец, первый разведчик двинулся вперед, не заметив их.
Вдруг непонятно откуда подул ветер, подняв пыль с характерным завыванием… В это время русло реки пересекли еще несколько разведчиков. За ними двигался авангард — человек пять, с более тяжелым вооружением. Когда один из них наткнулся на окоп, где сидели еще двое афганских солдат, десантники поняли, что пришло время действовать. Они открыли огонь, однако не успели остановить другого моджахеда, который выстрелил как раз в тот момент, когда один из людей «Альфы» заколол его ножом. Еще несколько солдат выскочили из своих окопов и убили троих других моджахедов, захватив еще двоих в плен. Пока оттаскивали пленных, связанных и с кляпами во рту, Калита услышал вдалеке приглушенный звук заводимого дизельного мотора. За изгибом реки сверкнули фары, на мгновение высветившие основную колонну противника, двигавшуюся в их сторону.
Насколько можно было видеть, свет фар приближался. Значит, группа разведчиков так и не успела предупредить основные силы моджахедов, что их уже ждут на другом берегу. Калита уже готов был устроить для них засаду, но тут фары погасли, даже не достигнув излучины реки. Очевидно, мятежники повернули в другом направлении, потеряв контакт по радиопередатчикам с передовой группой разведчиков. Впоследствии оказалось, что все именно так и было.
Небольшая советско-афганская группировка не стала преследовать моджахедов; в этом смысле операция провалилась. Ушла ли группировка Пахлавана в Пакистан, или нет, Калита так и не выяснил. Но зато он был жив благодаря порыву ветра, принесшему удачу ему и смерть разведчику моджахедов…

II
Офицерам 56-й бригады в Гардезе, в которую попал призывник Сергей Салабаев, пришлось много поработать с молодыми солдатами, находившимися под их командованием. В основном эта проблема была связана с нехваткой прапорщиков (советский эквивалент сержантов [86]). Когда лейтенант, непосредственный командир Салабаева, снисходил до разговора с ним, то часто это были «приказы» просто украсть со склада то или это. Солдаты прозвали таких офицеров «шакалами». Но Салабаев обычно игнорировал требования офицеров о «конфискации» продуктов и выпивки.
В то время как солдаты, рисковавшие жизнью, сражаясь против душманов, курили отвратительные сигареты «Памир», офицеры курили сигареты марки «Столичные» или «Ява», а некоторые и что-то получше. Солдаты-призывники размещались в палатках, офицеры же жили в отапливаемых деревянных бараках, где баловались такими деликатесами, как сыр, паштет, консервированные сардины и крабовое мясо. Зато отвратительное на вкус мороженное мясо, которым Салабаеву и его сослуживцам приходилось кормиться всю зиму, имело штамп «1942». За редким исключением, в большинстве советских частей (кроме Кабула и других транспортных центров), было трудно добыть приличный провиант. Военным доставалось только то, что оставляли официальные власти и то, что можно было украсть с центральных складов. Но постепенно положение стало улучшаться. По словам Салабаева, после первого года службы, когда он мечтал о молоке, овощах и свежем мясе, на второй год он действительно смог насладиться бараниной, говядиной и маслом. В промежутках между завтраком, обедом и ужином голод утоляли соленым свиным салом с маслом, если оно было.
В питьевую воду обычно добавлялся хлор, чтобы убить бактерии, но она все равно оставалась такой же мутной. Когда запас хлорки заканчивался, «очистка» воды производилась с помощью старых тряпок или просто через пищеварительную систему. Болезни по-прежнему опустошали их ряды. Лишь нескольким из сослуживцев Салабаева удалось избежать гепатита, который он сам перенес, и к которому потом добавилась малярия, из-за чего он целый месяц пролежал в госпитале. Многие из его знакомых также страдали от дизентерии и тифа. А с учетом того, что моджахеды не давали им покоя, особенно трудно больным приходилось в дни и недели операций, когда солдаты находились далеко от своих баз. После особо сильных приступов поноса им приходилось сжигать свою одежду и самим обливаться бензином. Хотя это и помогало, стойкий запах сохранялся еще несколько дней.
Офицеры имели гораздо больше возможностей удовлетворять свои плотские прихоти. Сослуживцы Салабаева говорили, что случайно слышали, как командир бригады заявил, дескать, во избежание гомосексуальных отношений среди офицеров, ему нужно получить как минимум четыре женщины — в качестве секретарш, кухарок или на другие подсобные должности. А когда женщинам позволили стрелять из автоматов и пистолетов на офицерских вечеринках, так пальба не стихала по нескольку часов. Времяпровождение с ними стоило 25 «чеков» (внутренняя валюта, выплачивавшаяся служебному персоналу). Цена недоступная для солдат-призывников, получавших в месяц 10 «чеков», даже если бы они могли найти уединенное место для интимных отношений. Однако и призывникам иногда доставалось удовольствие заняться сексом. Даже несмотря на жадную, как правило, натуру проституток, некоторым солдатам порой все-таки удавалось добиться от них благосклонности после нескольких глотков водки, мясных консервов и подобных мелких подарков.
«Зеленые» необстрелянные лейтенанты, некоторые из которых все еще верили в идеологию марксизма-ленинизма и не были знакомы с реалиями войны, заслуживали такой унизительной характеристики, какую дает им Салабаев. Не то чтобы многие офицеры в их полку желали непосредственно участвовать в боевых действиях. Просто ни разу не приблизившись ни на шаг к месту настоящего сражения, они хотели стоять позади и отдавать команды. Солдаты-призывники считали, что именно неопытность и некомпетентность таких командиров, рассматривавших своих людей лишь как «пушечное мясо», и были причиной больших потерь, а их наплевательское отношение к подчиненным делало их жизнь еще хуже. Вскоре жизнь разделила всех на две категории. «Те, кто имеет» — это были те, кто успешно воровал, часто по хорошо спланированной схеме, включая маневр отвлечения. «Те, кого имели» — означало тех, кто не имел возможности что-то украсть или сам подвергался поборам.
Помимо краж со складов бригады, происходили и грабежи афганского населения. Земледельцы из горных районов вокруг военной базы в Гардезе работали не покладая рук, чтобы как-то свести концы с концами, перевозя плодородную почву из более низких долин, чтобы удобрить свои небольшие участки земли. Но Салабаев и самые жадные из его сослуживцев не упускали случая «потоптать» их участки, чтобы поживиться выращенными там огурцами и помидорами, какие заметят. «Потоптать» в буквальном смысле, так как при этом они обычно вытаптывали ростки винограда, тыкв и арбузов. Несколько сослуживцев Салабаева погибли после того, как земледельцы стали устанавливать мины на своих полях, чтобы прекратить грабежи.
Снабжение обмундированием было не намного лучше. Новоприбывшие призывники часто имели помимо прочего обмундирования ботинки с высокими берцами, перчатки, шляпы и что-нибудь теплое. Старослужащие же, которым почти не светило получить новую рабочую одежду, которая быстро приходила в негодность, заставляли новобранцев отдавать им их обмундирование в обмен на старое, как правило, очень грязное. Впрочем, еще одной из причин этой смены была повсеместная нехватка форменной одежды и знаков различия родов войск. Не последнее место среди частых «самоволок» Салабаева была и добыча горючего. Подкупив караульных, что было легко, так как те тоже не особенно любили свою службу, можно было обменять бидон керосина на пару теплых овчинных полушубков, или джинсы, или японский кассетный магнитофон. Особенно ценились двухкассетные магнитофоны, на которых можно было перезаписывать кассеты для их последующей продажи. Даже маленький диктофон «Sanyo» стоил двести «чеков», что составляло жалованье простых солдат вроде Салабаева за полтора года.
Также военнослужащие 56-й бригады, как и во многих других советских частях, продавали моджахедам оружие и боеприпасы, захваченные во время боевых операций, а иногда и просто похищенное со складов. Порой из этого удавалось извлечь большую выгоду. Некоторые из солдат, вовлеченных в этот бизнес, пытались «заначить» или украсть как можно больше всего для того, чтобы потом купить джинсы «Western». Хотя один из друзей Салабаева заработал столько, что постоянно беспокоился, где ему прятать свою «кассу». По всей видимости, он использовал для хранения наличных использованные гильзы от 150-мм снарядов, закапывая их на территории части со всеми предосторожностями, чтобы никто не увидел. Что касается самого Салабаева, то он скоро избавился от угрызений совести по поводу хищений, поняв, что «человек человеку волк», все люди звери, а цивилизация — всего лишь внешний лоск, слетающий при первом же удобном случае. Окончательно придя к убеждению, что высшей целью является нажива, он более или менее успокоился, точнее, стал равнодушен ко всему происходящему настолько, что это казалось чудным даже для его сослуживцев, которые прозвали его «лентяем».

III
Действуя со своей базы в северном Шибиргане, группа «А», где служил Николай Калита, часто обеспечивала безопасность для тайных встреч с советскими агентами в среде моджахедов. Для организации таких встреч, спецназ должен был вылетать в пункты, выбранные КГБ и ГРУ, чтобы заранее вырыть окопы и обеспечить прикрытие, если это понадобится. В ходе одной из таких встреч была получена ценная информация, что полевой командир местной группировки моджахедов планирует встречу в близлежащей деревне.
Советские войска изготовились к атаке поселка, окруженного глинобитными стенами. Когда командиры моджахедов вошли в один из домов, по ним дали залп из двух минометов, причем вторая мина сразу же попала в цель. Снайперы своим огнем заставили моджахедов отступить к узкому ущелью, где их принялись расстреливать уже снайперы из группы «А». Операция оказалась показательно успешной. Большинство повстанцев были убиты или взяты в плен. Правда, Калита так и не узнал, эта ли операция изменила положение в данном районе на несколько ближайших недель, или нет.
Группа «А» также занималась охраной инженеров-газовщиков и рабочих. Чтобы помешать моджахедам взорвать трубопроводы и обеспечить охрану персонала, ремонтировавшего их, несколько офицеров КГБ вылетели в указанные места для обеспечения безопасности периметра. Другие подразделения часто участвовали в «зачистках» — операциях по поиску мятежников в окрестных кишлаков. Как и многие другие советские военнослужащие, Калита считал эту работу наиболее опасной, особенно в брошенных деревнях, где прежде всего следовало ожидать неожиданных нападений. Присутствие женщин и детей означало, что здесь можно передохнуть свободно. Но проезжая через такие кишлаки, где не видно было признаков жизни, БТРы обычно увеличивали скорость до максимума.
Недоверие Калиты к афганцам усилилось после знакомства с одним солдатом афганской правительственной армии, которого некогда похитила местная группировка моджахедов и насильно заставила сражаться против советских войск… пока его командир сам не перешел на сторону новой власти и не начал сотрудничать с Афганской армией. В итоге Калита пришел к убеждению, что для большинства афганцев подобные сделки с переходом из одного лагеря в другой были обычным делом. [87]Чтобы выжить и избежать страданий, единственным спасением было предательство, так как любая верность длится до тех пор, пока это позволяет избежать ужасов повседневной жизни. Повсеместная жестокость ужасала порой даже закаленных солдат. Прибыв однажды на место боя сразу же после его окончания, Калита увидел советского солдата, с которого моджахеды целиком содрали кожу. Он сидел под деревом, закутанный в полотнище, причем был еще жив…
Пытаясь помешать таким актам жестокости, афганское МВД — Царандой — также применяло жестокие наказания, возможно, из-за того, что в его собственных рядах все более ширилось кумовство, создавая ощущение безопасности и безнаказанности. Калите пришлось как-то раз остановить группу офицеров царандоя, когда они особенно усердно допрашивали одного молодого паренька и уже собирались отрезать ему ухо. Отчасти желая обезопасить пленников от жестокости афганских властей, служащие группы «А» по возможности забирали захваченных ими пленных с собой. Сами же «альфовцы» гордились своим относительно терпимым отношением к местным жителям. По словам Калиты, это было главной причиной, почему их группа КГБ за свою первую двухмесячную командировку не потеряла ни одного человека.
Калита считал, что навязывать свою версию модернизации Афганистану с его совершенно чуждой культурой было ошибкой Кремля. Он признавал, что моджахеды сражались против иностранных захватчиков и могли бы продолжать войну до тех пор, пока те не покинули бы их страну. В то время, как советские солдаты сражались чтобы выжить, моджахеды воевали за свою веру. Он признавал за повстанцами их бережное отношение к оружию и другие боевые навыки, выработанные без того тщательного процесса отбора и подготовки, через который прошел он сам и его сослуживцы из спецназа КГБ.

IV
Александр Руцкой служил военным летчиком в составе советской 40-й армии. Сын офицера-танкиста с юга Курской области, он в возрасте 31 года стал полковником, а в 1985 году ему было поручено подготовить три эскадрильи — в основном из молодых лейтенантов — для полетов на новом самолете-штурмовике Су-25. [88]Две эскадрильи этих самолетов дислоцировались на авиабазе Баграм, третья — в Кандагаре.
Несколькими десятилетиями ранее, Никита Хрущев сосредоточил все усилия авиаконструкторов на создании стратегических бомбардировщиков и сверхзвуковых истребителей, тогда как разработки штурмовиков не велись. Появление Су-25 незадолго до начала войны в Афганистане стало прорывом в этой области. Штурмовики, осуществлявшие непосредственную поддержку сухопутных войск с воздуха, сыграли решающую роль еще во Второй мировой войне, когда советские летчики оказывали жизненно важную помощь наземным частям Красной Армии в боях против вермахта. Руцкому нравились эти новые самолеты. Низковысотный Су-25, получивший прозвище «Грач», был вооружен спаренной 30-мм пушкой, а на десяти пилонах под крыльями мог нести несколько тысяч фунтов оружия, включая тысячефунтовый запас кассетных бомб РБК [89]и ракеты — от 57-ми до 330-ми миллиметровых. В дополнение к хорошему вооружению и броне, а также отличным аэродинамическим качествам для поддержки наземных сил, самолет был еще и очень надежным.
Сам Руцкой — плотный, усатый, с преждевременной сединой, придававшей ему еще более солидности, пользовался уважением среди офицеров-сослуживцев за независимость и открытость в своих суждениях. Эти качества шли ему скорее на пользу, чем во вред, как обычно бывает. Теперь ему было поручено разработать тактику максимального использования новых штурмовиков в условиях песчаных бурь и в других погодных условиях, которые могут встречаться в гористой местности. Это была рискованная задача; предшественник Руцкого потерял при этом двенадцать пилотов.
Контингент боевые летчиков-истребителей, как и их коллег из вертолетных частей в Афганистане, сменялся каждый год. Несмотря на то, что там действовали лишь отдельные подразделения того или иного полка, в целом в Афганистане находилось много авиационных частей. Даже если основную поддержку 40-й армии с воздуха осуществляли вертолетчики, самолеты также сыграли немаловажную роль в этой войне. Среди них были бомбардировщики — длиннокрылые Ту-16 и остроносые Ту-22, проводившие ковровые бомбардировки Панджшерской долины и других районов, где готовились наземные наступления. Юркие истребители МиГ-21 использовались в качестве штурмовиков только в начале конфликта, но у них был примитивные радары, относительно небольшой запас вооружения, да и в принципе они не предназначались для непосредственной поддержки сухопутных войск. В течение ближайших лет их сменили более тяжелые истребители МиГ-23, показавшие себя более пригодными для этой роли, как и Су-17, имевшие более тяжелое вооружение.
Когда Руцкой высадился на авиабазе Баграм, ее обстреливали моджахеды. На зеленой равнине между базой Чарикар у начала Панджшерской долины шел бой, падающие бомбы и ракеты отрывали людям головы и конечности. «Что за ад, куда я попал?» — подумал молодой полковник. Впрочем, когда Руцкой принял командование базой, то сполна расквитался с моджахедами. Он собрал местных афганских старейшин и предупредил их, что намерен стереть с лица земли все районы, откуда велся обстрел базы. «Все это превратится в пустыню Гоби», — объявил он. Когда две недели спустя случился новый обстрел, он сдержал свое обещание, и атаки прекратились, по крайней мере, пока он был начальником базы.
В то время на перевалах через Гиндукуш по ночам шли караваны с оружием и припасами для моджахедов, а повстанцы устанавливали мины. Но и советские войска предпринимали свои операции под покровом ночи. Эскадрильи штурмовиков Руцкого были в числе первых в ходе ночных вылетов. Советский спецназ тоже проводил большинство своих вылазок и операций по ночам. Как бы ни было это опасно, ночные налеты оказывали свое действие. Занервничав, моджахеды открывали по самолетам огонь из зенитных орудий, что тут же демаскировало их. После этого было довольно легко засечь с воздуха все эти точки, а затем уничтожить позиции мятежников.
Репутация Руцкого как надежного человека еще более возросла. В ходе наступления на Паджшерскую долину в 1986 году, которой лично руководил командующий 40-й армии Юрий Греков, моджахеды контратаковали советский командный центр с нескольких направлений. После того, как командиры авиаэскадрилий отказались выполнить приказ Грекова об атаке позиций моджахедов с воздуха из-за слишком облачной погоды, Греков связался напрямую с Руцким в Ваграме.
— Насколько сильный ветер? — спросил полковник. — И в каком направлении?
И хотя Греков не мог знать точно направления ветра, он потребовал, чтобы Руцкой немедленно произвел бомбардировку позиций моджахедов. Руцкой согласился. Вылетев в долину, он сбросил четыре тяжелых кассетных бомбы и слышал их разрывы. Взрывы прозвучали в опасной близости от Панджшерского командного пункта. Он продолжал поддерживать радиомолчание, пока не услышал в эфире разъяренный голос Грекова: «Ты, гребаный ублюдок! Ты какого черта думал, когда сделал это? Как близко вы должны были сбросить эти штуки? Мы тут сами себя с потолка соскребаем!»… Тем не менее, позже Греков послал Руцкому бутылку армянского коньяка в знак благодарности за спасение его командного пункта от неминуемой угрозы штурма.
Вертолеты редко совершали вылеты ночью, тогда как эскадрильи Руцкого часто должны были помогать частям спецназа, запертым в узких ущельях. Напряжение было огромным. Летчикам выдавали специальные комбинезоны из верблюжьей шерсти, хорошо впитывающие пот, на случай катапультирования. Во время особенно долгих боевых вылетов они порой нарушали правила управления машиной, возвращаясь всего на одном двигателе чтобы сэкономить топливо. Атакуя колонны моджахедов среди горных перевалов, они пытались подбить прежде всего первую и последнюю машины, а затем снижались и довершали дело. Иногда эскадрильи Руцкого совершали до 8 вылетов в день — намного больше, чем служившие до них подразделения. Его собственный самолет часто тоже попадал под огонь. Четыре раза он горел после особенно опасных вылетов и последующих сложных приземлений на базе.
В 1987 году моджахеды сбили шесть вертолетов Ми-8 Афганских ВВС вблизи одной из главных баз повстанцев в Зхаваре, неподалеку от пакистанской границы. Советские войска отбили этот комплекс у группировки Джалалуддина Хаккани ценой огромных потерь всего два года назад, и теперь снова потеряли его, как только были выведены передовые советские части. Руцкой провел разведывательный полет над этим горным районом, чтобы вызвать огонь на себя, тогда как второй пилот фотографировал все точки, откуда велся огонь. В пяти милях к востоку от Зхавара правый двигатель их самолета был подбит ракетой «Стингер» американского производства с расстояния 150 футов. Самолет начал входить в штопор, но левый двигатель еще работал, так что Руцкому удалось продолжить рекогносцировку долины и отметить точки, откуда были пущены ракеты. Однако еще один выстрел зенитного орудия добил их. Самолет Руцкого разбился на нейтральной полосе между позициями моджахедов и Афганской армии.
Он почувствовал, что его спина сломана, повреждены были также голова и рука, но все же сумел выбраться из кабины. Первое, что он увидел, было как моджахеды и афганские солдаты быстро приближаются к самолету с разных сторон. Афганский БТР подоспел раньше, несмотря на ожесточенный огонь повстанцев, которые все же успели ранить афганского капитана в спину.
В госпитале доктор сказал Руцкому, что тому придется провести остаток своей жизни в инвалидном кресле. Но через три месяца он приступил к физиотерапевтическим нагрузкам — по курсу, разработанному для космонавтов, и это дало положительный результат. Уже через несколько месяцев он вернулся к полетам. В конце 1987 года он был назначен заместителем командующего советских ВВС по учебной части, он надеялся поступить в Академию Генерального штаба, из выпускников которой формировалась верхушка Советской армии. Но в следующем году его снова направили в Афганистан — теперь уже в качестве заместителя командующего 40-й армией.

V
В первой половине 1986 года боевые действия в Афганистане стали менее интенсивными, чем в предыдущем году. В августе моджахеды в результате ракетного обстрела взорвали склад боеприпасов Афганской армии под Кабулом: Выпустив десятки тысяч ракет и мин, им удалось уничтожить 40 тысяч тонн боеприпасов. Однако подобная удача выпадала им нечасто. Несмотря на непрекращающееся сопротивление моджахедов, советские войска продолжали укреплять свое превосходство — можно сказать, что из бетонного, оно все больше становилось железобетонным…
Валерий Курилов, офицер группы спецназа «Зенит», участвовавший еще в штурме дворца Тадж-Бек в 1979 году, был уверен, что советские войска будут выведены из Афганистана в течение года. Но в 1984 году ему вновь пришлось вернуться в Кабул. На этот раз — в составе группы советников КГБ по антитеррористическим операциям из шести человек, которая должна была заниматься вопросами безопасности советских специалистов. А таких было внушительное количество. Оплата труда советских специалистов в Афганистане была значительно больше, чем на родине, и это притягивало сюда многих — не только служащих КГБ, военных и дипломатов, но также врачей, инженеров, учителей, архитекторов и технический персонал самого разного профиля. Немало было и партийных активистов. Многие из них жили в пригороде Кабула — так называемом «микрорайоне» из панельных железобетонных новостроек, построенном и названном так по образцу советских жилых районов. И хотя эти шестиэтажные сооружения во всех странах советского блока — от Праги до Владивостока — ничем не отличались друг от друга, в Кабуле жить здесь считалось престижным, как для афганских чиновников, так и для советских специалистов.
Большая часть советских специалистов приезжала с семьями. Жены и дети, проживавшие в таких домах, как правило, на месяц или два возвращались в Советский Союз, как только начиналось жаркое кабульское лето; некоторые спасались с помощью кондиционеров (правда, горячая вода в эти дома подавалась всего один день в неделю). В остальном же, советских сотрудников обычно доставляли на работу автофургоны, а их дети ездили из микрорайона в советскую школу при посольстве на автобусах, иногда — с вооруженным конвоем, если моджахеды усиливали обстрел. Пытаясь сделать жизнь более или менее нормальной, несмотря на постоянную угрозу безопасности, советские власти построили в Кабуле детский кинотеатр, концертный зал и спорткомплекс. В то же время, Комсомол и различные партийные комитеты всячески помогали КГБ в наблюдении за населением. В действительности, условия были далеки от нормальных. После весенней оттепели боевые действия возобновились, повстанцы стали обстреливать город все чаще — до пятидесяти раз в день. В основном это были ракеты с взрывателем замедленного действия, которые падали на город с окрестных холмов. О точности попаданий не было и речи — ракеты выпускались наугад, но все же достигали своей главной цели. А она заключалась прежде всего в том, чтобы запугать население. Во время одного из обстрелов ракета попала в стену одного из домов в «микрорайоне» и разрушила жилую комнату, где проживали три медсестры. Сами они спаслись только благодаря инструкциям Валерия Курилова, который незадолго до того объяснял им, как уцелеть во время обстрела: «Бегите в ванную и ложитесь на пол». Поскольку ванная обычно находилась далеко от внешних стен дома, она являлась самым безопасным местом в большинстве квартир.
Несмотря на все усилия, советским гражданам в Кабуле было чрезвычайно трудно привыкнуть к постоянному насилию. Трудно еще и потому, что определить скрытого врага на шумных улицах города было почти невозможно. Советские специалисты не имели навыков распознавать мины, замаскированные под игрушки. Курилов был свидетелем одного такого случая, когда взрывное устройство, замаскированное под термос, взорвалось в руках у русского ребенка, когда тот попытался подобрать его. Подобные акты насилия имели своей целью вызвать недовольство правительством, которое неспособно обеспечить элементарную безопасность жителям столицы. На улицах города то и дело случались похищения и убийства, которые служили еще одним обстоятельством, мешавшим жизни войти в нормальное русло.
Советские специалисты все более падали духом. Многие специалисты жаловались, что должны делать «всё» сами, так как их афганские коллеги либо не хотели, либо не могли выполнять свои задачи самостоятельно. За разговорами в советских столовых чаще всего можно было слышать вопрос: «Ну и как можно исправить ситуацию в таких условиях?». И многие знали заранее ответ афганцев на это: «Вы за этим и прибыли сюда, это ваша работа». Большинство кабульцев по-прежнему приветствовало или хотя бы терпело советское присутствие, которое гарантировало им хоть какую-то безопасность и свободу мысли. Правда, некоторые винили во всех бедах своей страны Москву, но, по крайней мере, по мнению Курилова, таких было значительно меньше, чем тех, кто откровенно боялся за свою жизнь, если религиозные повстанцы-фундаменталисты возьмут город.
Кабульский центральный госпиталь, самый большой в стране, мог служить одним из примеров. Здесь чувствовалась серьезная нехватка персонала и дефицит лекарств и обезболивающих средств, в то время как сам госпиталь был переполнен пациентами — как военными, так и гражданскими. Советские солдаты с легкими ранениями предпочитали оставаться в полевых госпиталях, чтобы оставить место для тех, кто нуждается в ампутации или другой серьезной операции.
Михаил Желтаков, другой офицер КГБ, провел много времени, фотографируя медицинские отчеты. Наиболее частыми из операций были ампутации, хотя многие из жертв взрывов мин не выживали.
Чаще всего они умирали от шока или от потери крови, особенно если раненого приходилось доставлять в госпиталь издалека. По словам Желтакова, офицеры более философски переносили потерю ноги или руки, возможно потому, что могли надеяться на бумажную работу на родине. Но для молодых солдат-срочников ампутация, напротив, была трагедией, они не видели для себя никакого будущего. Желтаков сам наблюдал одну из операций, когда хирурги несколько часов ампутировали ногу ниже колена одному солдату, подорвавшемуся на мине. И хотя гораздо легче было бы отрезать ее выше колена, но ведь тогда ему было бы намного труднее ходить с протезом без сустава… Операция прошла успешно, поэтому главный хирург был в хорошем настроении, когда Желтаков на следующее утро заглянул в госпиталь, чтобы вместе с ним навестить прооперированного больного.
— Ну, как вы себя чувствуете? — улыбаясь, спросил хирург пациента, только что пришедшего в себя от анестезии (хотя многим приходилось ампутировать конечности в полевых госпиталях вообще без анестезии). — Вы в порядке?
Солдат зашелся слезами:
— Доктор, что случилось с моей ногой? Я хочу умереть!
Хирург нахмурился:
— Чтобы я этого больше не слышал! — рявкнул он. — В следующий раз мы отрежем тебе голову!
Для Желтакова это был шокирующий урок жестокости войны.
А Валерий Курилов, вместе с женой и двумя сыновьями, пробыл в Кабуле еще три года. Он вернулся в Москву в конце 1987 года. Незадолго до того, он, как многие другие советские солдаты и специалисты, пришел к убеждению, что война бессмысленна.

VI
25 сентября 1986 года восемь вертолетов Ми-24 приближались к Джелалабаду, возвращаясь с обычного задания, какие приходилось выполнять каждый день. На подлете к своей базе, они вдруг услышали звук ракеты, выпущенной по ним с земли. Ракета попала в ведущий вертолет и взорвалась. Когда несколькими секундами позже еще один взрыв уничтожил вторую машину, пилот пятого из шести оставшихся вертолетов в суматохе бросил машину резко вниз; в результате был поврежден корпус и ранено несколько человек на борту. Только один из вертолетов развернул пушку в сторону атакующих, но и он был сбит в момент снижения за мгновение до того, как успел дать залп по группе повстанцев вблизи аэродрома. Тем временем, еще одна ракета попала в цель. С земли раздались ликующие крики «Аллах Акбар!» — «Великий Боже!» Горстка боевиков-моджахедов поспешила подобрать свои уже использованные ракетные установки и скрылась до того, как в погоню за ними были высланы советские танки из Джелалабада.
В скором времени видеосъемку этой атаки, заснятую самими же повстанцами, смотрел в Белом доме сам президент Рональд Рейган. Члены экипажей советских вертолетов, благополучно вернувшихся на авиабазу в Джелалабад, еще долго пытались понять, что же произошло? Как моджахеды могли устроить настолько прицельный и смертоносный обстрел? Из чего они стреляли? Даже если несколько советских ракетных установок класса «земля — воздух» попали в руки моджахедов, то из них стреляли бы сзади, вслед вертолету, так как в них использовалась технология наведения на тепло от выхлопа сопла вертолета или самолета. Однако в этом сентябре ракеты моджахедов нанесли советским вертолетчикам такой большой урон всего за несколько секунд, как будто были выпущены с разных сторон, в том числе и спереди, но не с тыла…
Командование 40-й армии временно вернуло на авиабазы всю авиацию, за исключением некоторых машин, выполнявших особенно важные задания. Специалисты занялись тщательным расследованием, восстанавливая картину боя. Все они пришли к единому выводу: моджахеды получили в свои руки и применили американские переносные зенитно-ракетные установки «Стингер».

VII
Уильям Кейси прилагал все усилия, чтобы расширить американское участие в афганском конфликте и в 1985 году, и, еще более, в 1986-м. Желание директора ЦРУ перевести конфликт в Афганистане на новый уровень и на большие ставки очевидно из инструкций, данных им в начале 1986 года Милтону Вердену (MiIton Bearden), новому шефу резидентуры ЦРУ в Исламабаде. Встретившись с ним в своем офисе в Лэнгли, Кейси сказал Вердену, что тот должен будет «выйти отсюда и победить».
Огромное количество оружия и денег — только в 1986 году оно составило 500 миллионов долларов — теперь направлялось Америкой в Афганистан. ЦРУ импортировало даже несколько тысяч мулов — некоторых даже из Техаса — для переправки грузов через горные перевалы на границе Пакистана с Афганистаном. Чтобы обойти строгий контроль пакистанской спецслужбы И СИ, в Лэнгли также начали вербовать своих собственных агентов в Афганистане, а высшим полевым командирам моджахедов стали выплачивать по 10 тысяч долларов в месяц.
В Вашингтоне долго шли дебаты по поводу того, включать ли ПЗРК «Стингер» в список поставок для афганских моджахедов. В течение первых лет войны Соединенные Штаты занимались в основном закупкой вооружения советского образца для моджахедов. Многие в США, не желая раздувать конфликт за счет продажи им американского оружия, считали, что пустить кровь Советам будет достаточной местью за то, как Москва в свое время поддерживала Вьетнам. Но чем больше афганские повстанцы увязали в этом конфликте, тем меньше многие в Америке начинали верить в пропаганду как достаточную замену военной помощи.
Вооружение продолжало поставляться афганским моджахедам через третьи страны, как и прежде, но такие новейшие системы, как «Стингеры» с инфракрасной системой наведения, это было уже другое дело. Предоставить их в распоряжение повстанцев означало более, чем открытое заявление Вашингтона о вмешательстве в конфликт. Пентагон не горел желанием предоставлять кому бы то ни было свои передовые технологии, так как они могли попасть в руки Советов. Даже в Вашингтоне опасались давать в руки исламским фундаменталистам подобные ракеты вскоре после того, как ими было взорвано несколько пассажирских самолетов. В Исламабаде также склонялись к этому общему мнению.
И тем не менее, «Стингеры» могли бы нанести значительный военный удар по советскому превосходству в воздухе. Конгрессмены и чиновники ЦРУ, страстно желавшие расширить боевые действия, утверждали, что глупо и ошибочно не давать потенциально столь разрушительного оружия тем повстанцам, которые в эпоху «холодной войны» сражаются и гибнут в битве против главного врага Америки. Ряд тяжелых боев, произошедших в Афганистане в 1985 году, в конце концов, помог им добиться своего и сломить мнение колеблющихся. Пакистанский президент генерал Зия-уль-Хак был также одним из тех, кто выступал против передачи «Стингеров» моджахедам, так как это могло лишь обострить конфликт. Но, в конце концов, в начале 1986 года он уступил, что открыло путь для поставки этих ПЗРК афганским моджахедам.
Вашингтон требовал строгих гарантий для собственной же безопасности. Все «курсанты», обучавшиеся использованию ПЗРК «Стингер», должны были подвергаться тщательной проверке на предмет способностей и надежности. Поставки моджахедам новых ракет предполагалось осуществлять только после подтверждения того, что старые запасы уже израсходованы. Как правило, именно руководствуясь такими правилами, подготовленные в США пакистанские офицеры из ИСИ обучали моджахедов пользоваться новым оружием в тренировочных лагерях вблизи афганской границы.
И хотя остается вопросом, действительно ли «Стингеры» сыграли решающую роль в ходе войны, сам психологический эффект от их появления бесспорен. Создав моджахедам такую «рекламу», Вашингтон смог деморализовать Советы и постепенно начал восстанавливать баланс сил в свою пользу.

VIII
Планы Пентагона омрачало лишь одно: советская военная разведка, ГРУ, уже имела в своем распоряжении чертежи ПЗРК «Стингер». Командование 40-й армии пообещало высшую военную награду СССР — Звезду Героя Советского Союза — тому, кто захватит и доставит эту ракетную систему вместе с боеприпасами. Между тем, через неделю после того, как под Джелалабадом «стингерами» были сбиты первые три советских вертолета Ми-24, советское командование ввело новые правила полетов. Отныне отчетность о расходе боеприпасов стала менее строгой, так как вертолеты уже нельзя было использовать для поддержки наземных сил в ближнем бою. К тому же теперь пилотам приходилось летать на высоте, превышающей дальность поражения «стингеров» (то есть 12 500 футов), время от времени запускать отвлекающие ракеты или летать зигзагами, а также соблюдать особые меры предосторожности и заходить на посадку или взлетать только по спирали. Кроме того, им регулярно предписывалось поддерживать радиомолчание, чтобы их не засекли моджахеды, а большинство вылетов приходилось предпринимать ночью. В результате советские бомбардировки, как и господство в воздухе в целом, стали гораздо менее эффективными.
Пилоты вертолетов Ми-8, на одном из которых летал Виктор Костюченко, также должны были с этого времени летать так быстро, как только позволяли летные качества машин, а также снять с кабин вертолетов все, что можно, лишь бы только сделать их как можно легче. Зная, что первый вертолет группы является самой уязвимой целью, среди летчиков скоро распространилось твердое убеждение, что быть ведущим в группе — это задание для самоубийц.
Корреспондент газеты «Комсомольская правда» Михаил Кожухов практически сразу же заметил это. Как бы ни была тяжела жизнь советских солдат в Афганистане, их боевой дух стал стремительно падать. Очень многие советские самолеты — от наиболее распространенных транспортных Ан-12 до более мелких турбовинтовых Ан-24 — не имели герметичного корпуса. Поэтому во время многочисленных вылетов дышать было и так тяжело, но теперь… когда летать приходилось на высоте не менее двадцати тысяч футов, воздух был настолько разреженным, что Кожухов иногда задыхался, а во время еще более опасных ночных вылетов даже он, атеист, порой крестился перед приземлением.
Не то, чтобы все эти меры низвели до нуля опасность, которую представляли собой «стингеры». Спеша воспользоваться своим новым преимуществом, ободренные моджахеды резко увеличили свой счет, сбив в течение следующего года 270 советских самолетов. И даже если по подсчетам ЦРУ действительные потери от «стингеров» составляли от 30 до 40 %, а не 75 %, как утверждали сами моджахеды, все равно это было для них значительным успехом.

IX
Если «холодная война» и продемонстрировала некоторые признаки ослабления конфликта в Афганистане, то это совсем не означало, что в войне произошли какие-то ключевые изменения. Горбачев был занят форсированием программы по борьбе с коррупцией, начатой еще при Андропове, в результате которой многие из самых влиятельных партийных боссов ушли в отставку [90]. Когда в апреле 1986 года произошел взрыв реактора на атомной электростанции в Чернобыле на Украине, а радиоактивные осадки стали причиной крупнейшего в мире ядерного заражения, Горбачев решил открыто заявить о катастрофе. И хотя принятие этого решения заняло несколько дней, это знаменовало собой новую ступень открытости среди части советского руководства [91].
Горбачев умел быстро маневрировать, чтобы сохранить свою власть. Его главный соперник, глава военно-промышленного комплекса Григорий Романов, которого многие считали наиболее вероятным преемником Черненко на посту генерального секретаря, был вынужден уйти из Политбюро после того, как распространился слух, будто он алкоголик. Днем позже Андрей Громыко, являвшийся министром иностранных дел с 1957 года, был назначен на почетный пост президента [92]. Еще год спустя был вынужден уйти в отставку другой член «старой гвардии» — адмирал Сергей Горшков, являвшийся командующим советским Военно-морским флотом с 1956 года. Премьер-министр [93]Николай Тихонов, тесно связанный с окружением Брежнева, также был отправлен в отставку в сентябре — якобы по состоянию здоровья.
Крутые повороты намечались и во внешней политике. Встреча на высшем уровне Горбачева с Рональдом Рейганом в Рейкьявике в октябре 1986 года в то время также расценивалась СМИ как неудачная. Однако взаимоотношения между этими двумя политиками очень скоро и резко улучшились под влиянием заявления британского премьер-министра Маргарет Тэтчер, что советский лидер — именно тот человек, с которым она хотела бы «иметь дело». В отношениях на высшем уровне наступила оттепель, даже несмотря на напряженную сдержанность в сфере безопасности, что было отчасти обусловлено неверными оценками советской экономики в США. Американские аналитики, причем не в последнюю очередь аналитики ЦРУ, не смогли вовремя заметить, что брежневский застой в экономике уже совершенно коррумпировал систему, так что она балансировала на грани коллапса. Военно-промышленный комплекс поглощал четверть валового национального продукта страны. Это можно было сравнить с экономической ситуацией в США 1960-х годов. А поскольку цены на нефть снова начали падать, то экспорт, питавший рушащуюся брежневскую администрацию, еще более снизился.
Не менее заметно было и то, что в обществе стали все чаще высмеивать авторитет КПСС. Смягчение административных наказаний при Горбачеве дало волю критике, сначала осторожной, потом — уже относительно рискованной. Журнал «Огонек», который можно приблизительно сравнить с американским журналом «Лайф», начал публикацию серии едких статей об условиях, в которых жили советские солдаты в Афганистане. Их автором был молодой журналист Артём Боровик. Печатавшиеся в «Огоньке» разоблачения коррупции среди чиновников произвели самую настоящую революцию в советской журналистике.
Однако Горбачев не намеревался совсем покончить с коммунизмом. Наоборот, будучи социал-демократом, он верил, что Советский Союз может быть реформирован и спасен. Ослабление контроля правительства в хозяйственных вопросах, по его мнению, должно было помочь оживить экономику, позволив принимать решения властям местного уровня — директорам заводов и региональным политикам, чтобы те сами могли решать свои дела, а не следовать указаниям из Москвы в любых, даже самых мелких вопросах. «Те, кто не хочет перестраиваться и кто, более того, будет мешать решению этих новых задач, должны освободить дорогу, освободить дорогу и не создавать помех», — предостерегал Горбачев партийных чиновников уже через несколько месяцев после своего избрания.
Война в Афганистане была одной из самых крупных помех, стоявших на пути планов Горбачева по реформированию государственного устройства. Обращаясь к членам Политбюро 13 ноября 1986 года, он напомнил им, что боевые действия тянутся вот уже шесть лет. «В общем, — заключил он, — мы не нашли ключа к разрешению этой проблемы. И что же, мы будем продолжать воевать бесконечно чтобы доказать, что наши войска способны контролировать ситуацию? Нам надо закончить этот процесс по возможности скорее».
Политбюро ухватилось за эту надежду, хотя и притянутую за уши, что политическое решение проблемы позволит сохранить дружественный режим в нейтральном Афганистане. Но одной из труднейших задач было сохранить лицо. Существовало серьезное опасение, что чересчур быстрый вывод войск из Афганистана существенно подорвет международный авторитет Москвы, особенно среди стран «третьего мира».
Следующим после Горбачева на заседании Политбюро должен был выступать Андрей Громыко, много лет занимавший должность министра иностранных дел, но теперь отстраненный от дел и назначенный на чисто номинальный пост председателя Президиума Верховного Совета, несмотря на то, что еще годом раньше он сам одобрил кандидатуру Горбачева как будущего советского лидера. Громыко сделал акцент на конкретных целях советской политики в Афганистане. «Необходимо поставить стратегическую цель, — сказал он. — Уже давно мы говорили о необходимости закрыть границы Афганистана с Пакистаном и Ираном. Опыт показал, что нам не удалось сделать этого ввиду сложного рельефа местности и существования сотни горных перевалов в этих районах. Сегодня надо четко сказать, что стратегический расклад ведет в конечном счете к завершению войны».
После того, как Горбачев снова повторил свое требование, чтобы война была закончена не более чем за два года, Громыко продолжил выступление. Он заявил, что предложенный Наджибуллой «весьма широкий спектр шагов» заслуживает внимания, и что его не следует отвергать. «Один путь — это привлечь крестьянские массы для поддержки авторитета правительства. Другой — переговоры со всеми исламскими партиями и организациями внутри Афганистана и за его пределами, готовыми к компромиссу. Третий путь включает установление отношений с бывшим королем». Ветеран дипломатии, подписывавший еще договор о создании Организации Объединенных Наций и лично встречавшийся на переговорах с президентом Кеннеди во время «кубинского ракетного кризиса» настаивал на том, что никакое разрешение афганской проблемы невозможно без участия Пакистана. Однако, добавил он, американцы «не заинтересованы в урегулировании ситуации в Афганистане. Напротив, затягивание войны в их интересах».
Следом за Громыко выступил председатель КГБ Виктор Чебриков, который занимал эту должность с тех пор, как его наставник Андропов в 1982 году стал генеральным секретарем, и, как и его предшественник, активно поддерживал кампанию по борьбе с коррупцией. В этом, по крайней мере, Чебриков поддерживал реформы Горбачева. Заявив, что Советский Союз не сделал всего того, что мог бы сделать в Афганистане, он предложил пригласить Наджибуллу с первым официальным визитом в Москву, так как телефонных переговоров с ним через посредников было недостаточно. «Личный разговор необходим. Это бы открыло большие возможности. Важно не откладывать такой разговор; надо бы найти день или два для этой цели».
На место Громыко министром иностранных дел Горбачев еще год назад выбрал Эдуарда Шеванднадзе, хитрого бывшего партийного босса Грузии. Шеварднадзе предстояло стать одним из самых надежных сторонников Горбачева и его политики «гласности», то есть открытости, и сыграть ключевую роль в окончании «холодной войны». Когда пришел черед Шеварднадзе выступать, он призвал всех к «афганизации»: дескать, пусть конфликт решают местные противоборствующие силы. «Мы должны рассматривать Афганистан как независимую страну и доверить Наджибу самостоятельно принимать решения», — сказал он. Новое правительство Наджибуллы, по его словам, и так уже добилось значительного прогресса в стабилизации страны, и ему нужна только практическая поддержка, «иначе все политические издержки лягут на нас».
Маршал Сергей Ахромеев, начальник Генерального штаба советских вооруженных сил, бывший одним из организаторов ввода войск в Афганистан семь лет назад, с мрачным видом заявил, что он не видит какого-то заметного прогресса. «Нет ни одного клочка земли в этой стране, который не был бы занят советскими солдатами, — сказал он. — И тем не менее, большинство территории остается в руках мятежников». И хотя афганское правительство располагает «значительными вооруженными силами» -160.000 человек в армии, 115 000 — в составе подчиненного министерству внутренних дел Царандоя и 20 000 в составе органов государственной безопасности, Ахромеев констатировал, что «из возникших проблем нет ни одной военной проблемы, которая не была бы разрешена, но результата пока никакого».
По словам Ахромеева, Москва проиграла борьбу за афганский народ, так как правительство пользуется поддержкой лишь небольшой части населения. «Наша армия сражалась пять лет. Сейчас она в состоянии поддерживать ситуацию на том уровне, который существует сегодня. Но в таких условиях война будет продолжаться еще долгое время».
Первый заместитель министра иностранных дел Юлий Воронцов, бывший посол во Франции, которому в ближайшем будущем предстояло возглавить переговоры Кремля по поводу Афганистана, согласился с ним. Только пять миллионов афганцев при населении в 18 миллионов человек — то есть в несколько сотен тысяч семей за пределами крупнейших городов страны — находятся под контролем правительства. «Крестьяне не получили значительной материальной выгоды от революции, — добавил он. — … Партия и правительство не унаследовали от прошлого правительства точных планов насчет того, как быстро поднять уровень жизни от 300 до 400 тысяч крестьянских хозяйств, находящихся в сфере влияния правительства».
Дав свое согласие на встречу с Наджибуллой и другими афганскими лидерами, а также на переговоры с Пакистаном, Горбачев объявил совещание закрытым. В заключение он в очередной раз повторил свое требование, что война должна быть окончена в течение двух лет. «В 1987 году мы должны вывести 50 процентов наших войск, а в следующем году — еще 50 процентов»… Самое главное, мы должны быть уверены, что американцы не войдут в Афганистан. Но я думаю, что американцы не введут войска в Афганистан».
Вскоре после заседания Политбюро, Шеварднадзе сообщил государственному секретарю США Джорджу Шульцу, [94]что Кремль серьезно настроен вывести войска из Афганистана. Удивленный этой новостью, Шульц еще несколько недель молчал о ней. И даже несмотря на то, что Горбачев вскоре лично объявил о своих намерениях президенту Рейгану, даже несмотря на то, что цель Америки — выгнать своего противника из Афганистана — была, казалось бы, достигнута, чересчур подозрительные архитекторы «холодной войны» в Вашингтоне так и не могли поверить в эту новость. Они были одними из последних, кто понял, что Советский Союз, где Горбачев дал полный ход своим реформам в духе «гласности» и «перестройки», уже стоит на грани политической революции.
В Афганистане Наджибулла пытался также добиться перемен. В ноябре 1986 года, согласно новой конституции, в стране была формально введена многопартийная система, наравне с гражданским было признано исламское законодательство, в стране была введена большая свобода слова и процедура выборов президента «Лойя Джиргой», исполнявшей роль парламента и состоявшей из выборных депутатов и племенных и религиозных вождей. В следующем месяце Наджибулла провозгласил «программу национального примирения», в рамках которой лидерам оппозиции было предложено начать диалог с правительством и даже возможность участия в коалиционном правительстве. Программа также содержала призыв к семимесячному прекращению огня начиная с января 1987 года. Но лидеры моджахедов отвергли эту программу, которая так и не была претворена в жизнь.
В декабре 1986 года, спустя месяц после описанного выше решающего заседания Политбюро в Кремле, Горбачев пригласил Наджибуллу в Москву, чтобы поставить в известность об официальном решении вывести советские войска из Афганистана. Переговоры между афганскими и советскими, с одной стороны, и пакистанскими представителями — с другой, начались в первые дни следующего, 1987 года. Однако афганцы настаивали на выводе советских войск через четыре года, тогда как пакистанцы требовали, чтобы это произошло в течение нескольких месяцев. Тем не менее, Кремль принял свое решение. Претворение в жизнь новой политики было лишь вопросом времени.

 

 

 

 

Глава 7
Эндшпиль

I
Все еще не осознавая до конца, что завершить войну обычно гораздо труднее, чем ее начать, Кремль распорядился приостановить все наступательные действия в Афганистане после января 1987 года. С этих пор 40-я Армия была вынуждена перейти исключительно к оборонительной тактике — только чтобы защитить себя от нападений моджахедов, которые резко участились, и в основном, благодаря американской помощи. Вашингтон в том году потратил приблизительно 630 миллионов долларов на поставки оружия для моджахедов, и, по меньшей мере, такое же количество средств выделила Саудовская Аравия. Это сделало ситуацию в Афганистане еще более мрачной для Москвы, к тому же речь шла о поставках гораздо более современного оружия. Среди всей этой новой техники ЦРУ предоставило моджахедам также французские противотанковые ракеты «Милан», [95]которые были намного точнее любого из более старых видов оружия, используемого мятежниками, в том числе гранатометов РПГ-7 и других ракетных комплексов советского производства, с помощью которых уже было уничтожено много советских танков.
Большинство политиков в Вашингтоне считало обещания Горбачева о выводе войск из Афганистана блефом. И, прежде всего, так думало ЦРУ. Именно из-за чрезмерной подозрительности разведки США в отношении заявлений советского лидера о его планах реформ, помноженной на его идеологическую позицию, ЦРУ предстояло быть захваченным врасплох неожиданным крушением коммунизма всего лишь пять лет спустя. Другой причиной было то, что все внимание шефа ЦРУ Уильяма Кейси в то время было поглощено другими проблемами, особенно после того, как он оказался замешанным в скандал «Иран-контрас», ставший предметом парламентского расследования в Конгрессе. В конце 1986 года у воинственного директора ЦРУ случился тяжелый приступ прямо в его офисе в Лэнгли. В начале 1987 года он умер от опухоли головного мозга.
Отказ Америки поддержать уход Советского Союза из Афганистана заставил Горбачева обратиться к другим силам. Воспользовавшись уже атрофированной системой посредничества Организации Объединенных Наций, установленной в 1982 году при эквадорском представителе ООН Диего Кордовесе, [96]Горбачев обратился к Пакистану, чтобы помочь составить график вывода войск. Но помощь Исламабада оказалась ненамного больше, чем помощь Вашингтона. Пакистан обещал прекращать поставки оружия моджахедам, только при условии, что Советский Союз прекратит поддержку Мохаммеда Наджибуллы, то есть начать «симметричные» переговоры по принципу «qui pro quo» — услуга за услугу. Исламабад хотел, чтобы ничто не стояло на пути его главной цели, которая заключалась в скорейшем устранении правительства Наджибуллы.
Рвение Политбюро в стремлении начать переговоры с американцами и пакистанцами возмутило Валентина Варенникова, командующего советскими Сухопутными Войсками и личного представителя министра обороны в Кабуле. Двадцать шесть лет спустя генерал в своих мемуарах решительно описал вторжение 1979 года в старом понимании советского договора о братской помощи. В своем раскинувшемся в центре Москвы офисе Варенников по-отечески заявлял, что Красная Армия с самого начала вступила в Афганистан лишь с согласия его правительства, и поэтому в 1987 году Кремль не нуждался в других советниках, чтобы решить, как и когда вывести свои войска. Варенников был уверен, что Горбачев и его министр иностранных дел Шеварнадзе подлизывались к Вашингтону только ради своей собственной выгоды: заручиться помощью в укреплении их реформ в духе гласности и перестройки. Если американцы будут участвовать в переговорах, то они также должны будут пойти на жертвы. Если все 183 советские базы в Афганистане будут выведены, то закрыться должны будут и лагеря подготовки моджахедов на пакистанской территории. Позже, в ходе вывода советских войск, Варенников настаивал на том, чтобы делегации наблюдателей ООН посещали и Пакистан. Когда же, в конечном счете, это было сделано, Исламабад явно отказал им в разрешении проверять какие бы то ни было объекты пакистанской разведслужбы ИСИ. Варенников не мог с этим ничего поделать; Советский Союз не имел никакой реальной власти за пределами Афганистана.
Пытаясь договориться о выводе войск из страны, сопряженном с большими трудностями, Варенников встретился с Ахмад Шахом Масудом. Но командующий моджахедов пытался добиться еще большего расширения своего влияния, поэтому первые же контакты с ним почти не дали результатов. Чтобы усилить свою власть, Масуд сформировал новую политическую группировку, «Высший Совет Севера», [97]поскольку конец советского военного присутствия в Афганистане уже близился, и, соответственно, возрастало соперничество между различными группировками моджахедов, жаждущими захватить власть в свои руки.
Переход Красной Армии к почти исключительно оборонительной тактике помог Масуду сохранить контроль над Панджшерской долиной в течение лета и осени 1987 года. В июле он организовал несколько нападений на заставы Афганской армии в Калафгане, в горах к востоку от Кундуза. В самом же начале нападения 300 моджахедов предприняли отчаянную атаку, обстреляв базу из гранатометов и минометов. Затем они обстреляли из минометов близлежащую советскую базу, чтобы размещенные на ней войска не смогли прийти на помощь афганским солдатам. В октябре Масуд организовал еще одно нападение на базу, расположенную в верховьях Панджшерской долины, в селении Коранва-Моджан. Мятежники взяли более 250 пленных. Но самым важным было то, что они освободили для себя более легкий северный путь в долину. В то же самое время Афганская армия была вынуждена эвакуировать свой гарнизон из 500 человек в селение Печгур.

II
Дмитрий Лекарев знал, что он не обязан служить в армии. Если бы он захотел закосить от воинской службы, его отец, полковник КГБ, занимавшийся слежкой за британскими и американскими корреспондентами в Москве, мог бы легко устроить это. Но его отец, человек педантичный по характеру, не потерпел бы этого. Поэтому он послал Дмитрия в учебное подразделение (сержантскую школу), где он прошел воздушно-десантную подготовку прежде, чем отправиться в Афганистан — правда, не как десантник, потому что на одном из перевалочных пунктов его случайно приписали к пехотному батальону. Но в силу традиционно сильных связей между десантниками, которые считали себя элитой советских вооруженных сил, один лейтенант воздушно-десантных войск, заметив голубой берет Лекарева и сине-белую тельняшку десантника, предложил ему другое назначение. Представив Лекарева как своего двоюродного брата, лейтенант попросил командира пехотного батальона разрешить перевести того в другую часть. Командир согласился, и молодой «кузен» был переведен пулеметчиком в десантно-штурмовой батальон, приданный 70-й отдельной мотострелковой бригаде. Так Лекарев в сентябре 1987 года прибыл в Кандагар.
На следующий день молодой офицер провел его по территории базы, чтобы встретиться с другими солдатами из Москвы. То, что все они были москвичами, играло важную роль. «Землячество», то есть дружба между военнослужащими из одной области, было важным элементом в жизни солдат, так как обеспечивало нужными связями для того, чтобы добыть продовольствие и одежду. Это также гарантировало поддержку в критических ситуациях, прежде всего, чтобы справиться с «дедовщиной», которая, по свидетельству Лекарева, толкала многих призывников к самоубийству или приводила к тому, что их отправляли домой с нервным срывом. Родственные связи были особенно сильны среди этнических меньшинств, в том числе среди уроженцев прибалтийских республик и Украины, а особенно — среди узбеков, таджиков и других солдат — уроженцев советской Средней Азии, с которыми «деды», обычно, обращались особенно жестоко.
В бригаде, где служил Лекарев, старослужащие скоро поняли, что его лучше не трогать, так как он мог постоять за себя. Ему повезло, что его научили многим боевым приемам в военном училище. Но ему еще предстояло увидеть много других рядовых десантников, сломленных тиранией «ветеранов», а уж в менее элитных частях это было почти повсеместным явлением. После нескольких дней стирки белья, мытья посуды и других поручений типа «пойди принеси», наиболее забитых иногда ждало еще большее унижение — оказаться последним во время боевых действий. Те, кто пытались сопротивляться, подвергались еще более жестокому обращению.
Первые несколько месяцев обязанностью Лекарева было заряжать магазины автоматов, что позволило ему постепенно привыкнуть к трудностям жизни в Афганистане. Большая часть того, что он ел, было украдено со складов бригады или у афганцев. Даже когда голодные солдаты оставляли свою базу, чтобы пострелять овец местных фермеров, как это часто делалось, готовить еду обычно приходилось на оловянных подносах, опять же украденных из столовой, потому что горшки и кастрюли были такой же редкостью, как и большинство других предметов первой необходимости. Однако он знал, что в других бригадах рацион был еще хуже, возможно, потому что их офицеры были еще более безжалостны.
Передвигаться по окрестностям Кандагара, где преобладало пуштунское население, было очень опасно. Задача перекрыть границу с Пакистаном в шестидесяти милях от центра провинции выпала на долю пограничников из 15-й дивизии Афганской армии. Но караванщики, которые свободно проходили в Афганистан, рассказывали Лекареву о том, что граница фактически открыта. Его первый бой произошел как раз тогда, когда его часть сопровождала конвой снабжения, что являлось одной из главных задач 70-й бригады. На узкой дороге в предгорьях Гиндукуша их колонна машин была обстреляна из засады. Конвой остановился. Лекарев откатился от своей БМП и прижался к земле, боясь приподнять голову, пока сквозь треск автоматных очередей не услышал окрик позади него. Это был прапорщик, который полз следом за ним. «Гребаный ад! — ругался он. — Вы что, не слышите, откуда ведут огонь?! Стреляйте же, черт возьми!» Даже подбодренный этой руганью, Лекарев едва мог заставить себя следовать приказу. Однако на этот раз он остался невредимым и скоро, к своему удивлению, привык к войне. Уже вскоре после этого, во время рукопашного боя около Шинданда, он был еще более удивлен, обнаружив, что протыкать людей штыком так же просто, как резать масло.
Несмотря на запрет любых наступательных действий для советских вооруженных сил в Афганистане, бригада Лекарева нередко принимала участие в «зачистках». Только теперь операции по «очищению» местности считались необходимыми для защиты советских конвоев. Отряды, занятые поиском мятежников, обычно на двух БМП въезжали в кишлаки, однако к моменту прибытия солдат те, почти всегда были пусты, потому что пыль, поднятую гусеницами БМП, было видно издалека за несколько миль. Когда первыми прибывали вертолетные отряды, чтобы окружить по периметру выбранные для «зачистки» деревни, задержание подозреваемых в помощи моджахедам проходило легче. Самых подозрительных из мятежников убивали. Иногда советские солдаты уводили пленных в пустыню, где для развлечения расстреливали их из гранатомета.
Правда, когда они не убивали и не крали у афганцев, советские солдаты доверяли местным жителям около своих баз и гарнизонов. Это доверие часто было взаимным. Единственным источником топлива для многих афганцев было горючее, которое солдаты сливали из своих машин и потом продавали им. Однажды такое сотрудничество спасло Лекарева от возможной смерти, когда его батальон должен был встретиться неподалеку от своей базы с мотострелковым батальоном из Шинданда. Когда бронетранспортер «соседей» приблизился, Лекарев был удивлен, почему никто из солдат не сидит «на броне», как обычно делалось. Причина стала ясна, БТР подъехал ближе. Солдаты прятались внутри машины от снайперов и были еще раз обстреляны в ту самую минуту, как только открыли люки. Несколько из них было убито и ранено, но никто явно не стрелял по солдатам из батальона Лекарева. Позднее Лекарев спросил одного из моджахедов, взятых в плен в ходе последующего боя, почему так произошло. «Те, другие парни приехали сюда откуда-то еще, чтобы воевать против нас, — ответил афганец, — а вы же наши ребята».
Хотя приказ о времени и месте проведения очередной операции отдавал сам командир батальона, все остальное, включая детали операции, фактически контролировали сержанты (то есть «прапорщики», как их называли в советских войсках). Такой порядок усиливал неразбериху на поля боя, ослабляя почти до нуля связь между отдельными подразделениями. Но так как большинство офицеров старалось избежать службы в Кандагарской пустыне, в 70-й бригаде было меньше командиров, чем обычно полагалось по штатам, что, по мнению Лекарева, несколько уменьшало беспорядок и помогало улучшить координацию действий во время боя. С другой стороны, и рядовых солдат здесь также было меньше. Число рядовых в роте Лекарева немного увеличивалось только два раза в год — после весенних и зимних призывов, но затем снова снижалось до среднего уровня, который составлял обычно не больше половины штатной численности в тридцать четыре человека.
Другой причиной недостаточной согласованности действий между подразделениями артиллерии и пехоты была глухота. После двух или трех выстрелов из 152-мм самоходной артиллерийской установки «Гиацинт», [98]любой, кто находился поблизости, еще добрых двадцать минут мог слышать только звон в ушах. Отдававшиеся команды приходилось выкрикивать вновь и вновь. Расчеты этих самых громких из артиллерийских орудий обычно комплектовались солдатами из Средней Азии, причем у них почти никогда не было необходимых наушников, потому что все подобные вещи обычно разворовывались еще в пути. Недоверие между таджиками и узбеками и их российскими товарищами еще больше ухудшало взаимодействие отдельных подразделений с началом артиллерийского огня.
Лекарев как-то раз видел бронетранспортер, сгоревший из-за того, что солдат перепутал команду прапорщика и повернул орудийную башню не на пятнадцать градусов, как было приказано, а на пять градусов. Эта небольшая ошибка стоила жизни двенадцати солдатам. Но если с взаимодействием сухопутных войск между собой дела обстояли плохо, то координации действий с авиацией, насколько мог видеть Лекарев, не было вообще. Одним из подтверждений этого был налет звена вертолетов Ми-24 на его часть во время операции в провинции Гильменд.
Впервые Лекареву довелось взглянуть в глаза смерти во время обычного патрулирования, когда его подразделение было уже на полпути к базе. Он сидел на башне бронетранспортера, сопровождавшего другой конвой, когда попал под огонь из гранатометов. В тот момент, когда он заряжал свой автомат, одна из гранат разорвалась на расстоянии примерно двадцати футов от него, сбив его с БТРа. Когда он очнулся в госпитале восемнадцать часов спустя, врачи сказали, что у него тяжелая контузия и легкие ушибы, но других серьезных травм не было. Во время его пребывания в госпитале, он заметил девочку, приблизительно семи лет, которая сидела на полу неподалеку. Лекарев предложил ей часть своего госпитального пайка: шоколад и банку сгущенного молока. На следующий день она вернулась снова, а спустя еще один день пришла со своим отцом.
— Теперь ты можешь взять ее, — сказал бородатый человек в тюрбане на ломаном русском.
— Что Вы имеете ввиду? — спросил Лекарев.
— Ты заплатил калым — теперь она твоя.
Ошеломленный, Лекарев объяснил отцу, что он ничего не ожидал в ответ.
Позже он узнал еще об одном странном случае. Молодой рядовой, проезжавший на грузовике «Камаз» рядом с базой Лекарева, сбил насмерть маленького мальчика. Вскоре после этого, на базу пришел его отец с требованием поговорить с командиром бригады. Афганец требовал компенсации за смерть своего сына — мешок риса и мешок муки.
В некоторых районах Советы начали переговоры о перемирии со старейшинами и командирами моджахедов, чтобы установить «мирные зоны», через которые солдаты и мятежники могли бы проходить свободно, не обращая внимания друг на друга. Однако бывали и непредвиденные случаи. Например, однажды рота Лекарева открыла огонь по каравану моджахедов (как они считали), который на самом деле оказался свадебной процессией, двигавшейся от одного кишлака к другому. После таких инцидентов выходы за пределы базы становились более опасными, а посещение местных магазинов — и вовсе безрассудным делом из-за угрозы мести со стороны афганцев.

III
Однажды в январе 1988 года бронетранспортер Лекарева сопровождал конвой с запчастями для техники, когда они попали под обстрел за пределами Кандагара. По ровным интервалам между выстрелами сразу можно было понять, что стреляли опытные и хорошо вооруженные снайперы. Конвой остановился, солдаты выскочили из своих БТРов и откатились по песку под их прикрытие. Им пришлось прождать до самых сумерек, после чего конвой проследовал дальше без происшествий. Но лейтенант, командир роты Лекарева, горел желанием отомстить. «Давайте найдем тех снайперов!» — сказал он и повел восемь солдат к кишлаку, находившемуся неподалеку от места засады. Вооружившись противотанковыми гранатометами «Муха» [99]и огнеметом, они приблизились к селению с двух сторон. Когда они уже подползали к его глинобитным стенам, вдруг залаяла собака, и солдаты запаниковали. Но лай скоро прекратился, и они продолжили окружать поселение.
Когда они начали стрелять, внезапно, к удивлению солдат, жители сразу же открыли ответный огонь. Лекарев мало что помнил из этого небольшого, но яростного сражения. Другой солдат позже рассказал ему, что он видел, как тот обеими руками рыл песок, очевидно, пытаясь сделать окоп и укрыться. Сам Лекарев, к тому времени уже бывалый солдат, никак не мог этого объяснить. После того, как они разбили противника — отчасти благодаря огнемету и гранатометам, они действительно нашли в кишлаке снайперские винтовки. Это позволяло предположить, что они убили тех самых снайперов, которые обстреляли их утром того же дня.
Измотанные солдаты возвращались к своим БТРам, идя гуськом друг за другом, чтобы свести к минимуму риск подорваться на мине. Лекарев шел предпоследним. Вдруг, шедший позади него прапорщик Николай Плешаков споткнулся и упал. Обернувшись, Лекарев сказал: «Вот тебе и десантник, не может идти даже по ровному месту!» Эти слова вырвались у него прежде, чем он увидел, что Плешаков лежит неподвижно. Что-то действительно было не так. Наклонившись, чтобы помочь упавшему, Лекарев заметил, что тот дышит как-то неровно, но не обнаружил никакой крови. Только тогда он увидел, что Плешаков получил пулю в голову прямо позади уха, и эта рана ослепила его. Лекарев с другими солдатами подняли его и поспешили к своему БТРу, но тот умер прежде, чем они добрались до бронетранспортеров.

IV
Валерий Востротин, который еще будучи неопытным лейтенантом в 1979 году участвовал в штурме дворца Тадж-Бек, в 1985 году закончил Военную академию имени Фрунзе в Москве. Теперь он был полковником и, проведя год в качестве командира воздушно-десантного полка в столице Молдавии Кишиневе, в 1986 году вернулся в Афганистан и принял командование 345-м отдельным воздушно-десантным полком, размещавшимся на базе в Ваграме, в состав которого входила и его старая 9-я рота.
Востротин, с его грубыми чертами лица, а теперь еще и изуродованный шрамами от ранений, пользовался особым уважением солдат, не в последнюю очередь благодаря усилиям, которые он предпринимал, чтобы поддерживать своих бойцов. Будучи известен как любитель женщин, видимо, из-за бесконечных семейных проблем дома, он постоянно собирал вокруг себя пьяные компании и вечеринки с женским персоналом базы. Его героем был Денис Давыдов, гусар девятнадцатого столетия и лирический поэт, прославившийся как организатор множества партизанских рейдов против вторгшейся в Россию армии Наполеона. Однако, в отличие от Давыдова, Востротин не организовывал партизанского сопротивления, а скорее наоборот, боролся с его силами, которые, по его признанию, оказались намного более опытными и лучше вооруженными, чем тогда, когда он покинул Афганистан в июле 1982 года. Самое большое отличие, которое он заметил с советской стороны, состояло не в боеспособности, а в инфраструктуре. Теперь, вместо переполненных палаток, офицеры жили в бараках с электричеством и водопроводом. Но если базы стали оборудованы намного лучше, насколько он мог видеть, то боевая тактика не претерпела существенных изменений, кроме решения прекратить крупномасштабные атаки и сократить численность подразделений, участвующих в операциях.
А тем временем командиры получили новые распоряжения о приеме бывших моджахедов на службу в Афганскую армию. Но Востротин сразу же отнесся к этому с неодобрением как к бессмысленной задаче. Главной целью этого, как он понял, были показные отчеты, которые должны были дополнить иллюзорную статистику 40-й Армии о прогрессе программы «национального примирения», типа: «В результате такого-то и такого-то действия, 125 моджахедов были убиты, 22 взяты в плен, изъято такое-то число такого-то вооружения… и такое-то число моджахедов присоединились к вооруженным силам ДРА [100]». Фактически же, потери противника были сильно преувеличены, а новобранцы, призванные в Афганскую армию, обычно дезертировали, едва получив униформу и оружие.
Во время одной из первых своих операций после возвращения в Афганистан, Востротин разбил лагерь около деревни Хасанхель среди зеленой равнины прямо к югу от Панджшерской долины. Это было совсем недалеко от того места, где шесть лет назад его БМД была подбита из гранатомета, а он сам получил тяжелое ранение. Он попросил переводчика сделать надпись на языке дари «МОДЖАХЕДЫ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ» на случайно найденном куске красной ткани. Затем он водрузил его на древко вместо флага, а вокруг него приказал солдатам установить мины. Когда он вновь вернулся к тому же месту три дня спустя, флага уже не было. Надеясь, что мины нанесли врагу достаточные потери, Востротин чувствовал, что теперь он расквитался с ними за свое ранение. Его бравада также снискала ему большое уважение среди солдат.
Начальником разведки у полковника был ладный, светловолосый капитан с римским носом. Франц Клинцевич возглавлял «специальную группу пропаганды» из тридцати человек в составе 345-го воздушно-десантного полка. Он вместе со своей группой был придан 345-му полку в 1986 году и с тех пор сдружился с Востротиным. Группа Клинцевича была сформирована под кодовым названием «Хамелеон», а ее первоначальной целью было внедрение своих агентов в лагерь моджахедов, но скоро она начала проводить и другие виды операций. Двадцативосьмилетний Клинцевич изучал язык дари и афганский диалект фарси в Военном институте иностранных языков в Москве. [101]Его назначение состояло не в добывании оперативных разведданных, а в борьбе против моджахедов идеологическими и политическими методами.
Капитан Клинцевич убедился, что у моджахедов хорошая организация, к тому же они хитрые стратеги и превосходные психологи. «Вы можете купить афганца, — как он любил говорить, — но вы не сможете побить его». Он также подтвердил то значение, которое мятежники придавали ракетам «Стингер», что служило для них показателем статуса их группировки. Их командиры часто таскали с собой это оружие везде, куда бы они ни направлялись. Трое боевиков, каждый из которых нес по одной ракетной установке, было серьезной демонстрацией силы командира того или иного отряда.
Полковник Востротин полагался на разведку и переговоры с афганским населением. По возможности, он всякий раз информировал местных жителей о планировавшихся в их районе конвоях, поисковых и наступательных операциях. «Мы не будем трогать вас, если нашим солдатам разрешат пройти по главной дороге, — говорил он обычно местным старейшинам. — Но если нас атакуют, мы примем ответные меры». Востротин считал это наилучшим способом спасти своих людей от бесчисленных перестрелок.
В 1987 году группа капитана Клинцевича была направлена в Асерабад, на полпути к верховьям Кунарской долины, чтобы помочь 66-й мотострелковой дивизии, части которой оказались прижатыми к земле непрерывным артобстрелом моджахедов. Добраться до сплошь заминированного горного перевала можно было только на вертолете. Клинцевич высадился там в плохую погоду, чтобы помочь мотострелкам точно определить местоположение мятежников и направить туда огонь артиллерии. Ему удалось сделать это, отследив радиопереговоры моджахедов с помощью приемо-передающего радиоустройства западного производства, конфискованного в одном из перехваченных караванов с оружием для мятежников, которое он впоследствии всегда носил с собой и часто использовал для подобных целей.
Но большую часть своего времени, по крайней мере поначалу, Клинцевичу пришлось потратить на организацию операций по перехвату караванов из Пакистана и Ирана — а именно это теперь было одной из главных задач советских войск в Афганистане. Караванов было множество, исключая разве что зимнее время года, когда горные перевалы были покрыты снегом, — тогда их количество уменьшалось примерно на две трети. Группа «Хамелеон» часто перемещалась из одного места в другое с эскадрильей из восьми вертолетов Ми-24 и восьми Ми-8, которые обычно летали на опасно низкой высоте, чтобы можно было вести наблюдение. Когда они замечали караваны верблюдов, лошадей и мулов, вертолеты приземлялись для досмотра груза, причем иногда только после боя.
Рискуя понести наказание за неподчинение инструкциям, согласно которым капитан не имел права лично участвовать в заведомо опасных операциях, Клинцевич иногда сам участвовал в таких засадах. Обычно подобная операция начиналась с приземления нескольких вертолетов в разных местах. Пыль, поднятая их винтами, мешала моджахедам определить, где именно высадились советские войска. Бойцы из группы Клинцевича обычно лежали, затаившись до наступления темноты, после чего выдвигались к запланированному месту засады, преодолевая до пятнадцати миль. Такая работа могла привести в уныние хотя бы даже потому, что перехваченные запасы и лекарства были гораздо лучшего качества, чем советские. Но восемь «стрингеров», которые вскоре удалось захватить Клинцевичу, стали долгожданной наградой.

V
345-й полк помогал афганским вооруженным силам проводить ежегодные операции по пополнению запасов, а также освобождать крупный афганский гарнизон пограничных сил в восточной провинции Пактия. Эта изолированная от остального мира цитадель была расположена на нескольких горных утесах, прозванных Парачинарским выступом, так как находилась прямо к западу от пакистанского города Парачинар. Во время одной такой операции в мае 1987 года, совместно с ним действовал 108-й мотострелковый полк, наступавший вдоль параллельной долины. Им командовал друг Востротина, полковник Руслан Аушев — ингуш по национальности, харизматический командир и лихой красавец с густыми темными усами и зелеными глазами; после крупного советского наступления в Панджшерской долине в мае 1982 года его представили к званию Героя Советского Союза.
Солдаты должны были пробиться сквозь густой лес, необычный для Афганистана и еще более опасный, чем пустынная или горная местность, если придется обороняться от скрывавшихся там моджахедов. Востротин с самого начала значительно опередил других, продвигаясь от одной горной высоты к другой. Хотя советские войска все еще находились в стране якобы только для того, чтобы помочь Афганской армии, тем не менее, именно они, как и в прежние годы, несли на себе основную тяжесть боевых действий. Однако на сей раз бой оказался более жестоким.
Когда советские войска приблизились к осажденному гарнизону, моджахеды начали упорно обстреливать их позиции со скалистых высот из-за кустов и деревьев, порой — по нескольку раз в день. Полковник Востротин приказал своим людям постоянно держать штыки примкнутыми на случай рукопашной. Обычно атаки моджахедов происходили ночью, от заката до рассвета. Востротин лично принимал участие в рукопашных схватках, что было совсем необычно для него. Однажды, попав в засаду при попытке пробиться к подразделению разведки, ему пришлось отстреливаться из пистолета Макарова, а затем просто пустить в ход кулаки. В другой раз моджахеды три дня продержали прижатыми к земле две роты, окружив занятую ими высоту, так что солдатам пришлось ввязаться в рукопашный бой.
Эти атаки стали для Востротина полной неожиданностью, так как в этой войне ближний бой был необычной вещью, и моджахеды, как правило, пытались любой ценой избежать его. Все объяснилось, как только были захвачены первые пленные. Повстанцы на деле оказались арабскими добровольцами. Тогда же Востротин впервые в жизни увидел чернокожего африканского боевика в Афганистане. Большинство этих мятежников носило черную униформу, перчатки без пальцев и были вооружены американскими винтовками М-14. [102]
Получив поддержку с воздуха и подкрепление — в том числе 240-мм самоходные минометные установки «Тюльпан», [103]полковник Востротин, наконец, прорвался к афганско-пакистанской границе, где встретил своего друга Аушева. Востротин потерял пятнадцать своих бойцов. По его оценкам, его солдаты уничтожили около шестисот боевиков сопротивления. Из отчетов он слышал также, что еще более двух тысяч моджахедов было ранено и переправлено в госпитали на территории Пакистана. Так, через семь лет после того, как он лишился своей первой Звезды Героя Советского Союза, Востротин, наконец-то, получил эту награду.
Тем не менее, ему постоянно напоминали о трудностях, связанных с тем, чтобы удержать под контролем пограничные горные перевалы. Несмотря на усилия советских войск, весь район оставался под контролем моджахедов. Один из двух главных городов провинции Пактия, Хост, расположен в сорока пяти милях к юго-востоку от Гардеза — другого, более крупного города, в окрестностях которого находились отдельные наиболее опасные районы. Хост с его сорока тысячами жителей и гарнизоном из восьми тысяч афганских солдат уже давно был окружен и отрезан местными племенами под руководством полевого командира моджахедов Джалалуддина Хаккани. До сих пор снабжение города осуществлялось только по воздуху, но с появлением «стингеров» рейсы в Хост стали гораздо более рискованными.
Хаккани незадолго до того получил значительную помощь от арабских фундаменталистов, а также много арабских добровольцев, некоторые из которых были преступниками, высланными из Египта, Иордании и других стран, чтобы принять участие в джихаде в Афганистане. Они были среди тысяч других иностранных боевиков, наводнивших страну. Некоторые из них часто вступали в стычки с афганцами, которые, в отличие от них, далеко не так ревностно относились к религии. Арабские деньги также пошли на строительство дорог и пещерных комплексов в скалистых горных районах. Среди тех, кто занимался их сооружением в провинциях Пактия и Нангархар, был Усама бин Ладен, открывший в 1986 году свой первый лагерь обучения для боевиков-джихад истов.
По советским оценкам, в этом районе действовало приблизительно пятнадцать тысяч моджахедов. Хаккани разместил часть своих сил высоко над покрытым густым лесом горным перевалом Сатукандав вдоль дороги Хост — Гардез. Они были хорошо вооружены крупнокалиберными пулеметами и зенитными установками, в том числе «стингерами» и британскими «блоупайпами».
В 1987 году Советы решили продемонстрировать силу и открыть дорогу на Хост. Это было самое крупномасштабное наступление за всю войну, в котором было задействовано большинство частей 40-й армии. 345-й парашютно-десантный полк Востротина, в обычное время базировавшийся в Кабуле, входил в состав одной из пяти советских и афганских воинских дивизий (общей численностью в десять тысяч советских и восемь тысяч афганских солдат), которые должны были принять участие в операции под командованием нового командующего 40-й армии, генерал-лейтенанта Бориса Громова. Он был назначен на этот пост в июле и, как говорят, пытался убедить Генеральный штаб в безумности этой затеи. Тем не менее, в середине ноября 1987 года Советы начали наступление.
Часть группировки, главным образом — афганские войска, выступила по дороге на юго-восток от Гардеза, в то время как советские авиация и артиллерия поддерживали их огнем, а инженерные части занимались разминированием Канайской долины к югу от Гардеза. Даже поначалу, на открытом участке дороги на Хост, продвижение шло чрезвычайно медленно, так как путь был тщательно заминирован, и в любой момент можно было ожидать засады со стороны моджахедов. Прежде, чем саперы смогли начать разминирование, часто снимая целый слой щебня с дороги, чтобы добраться до минных взрывателей, советским войскам пришлось занять целый ряд стратегически важных высот, с которых можно было обстреливать дорогу с обеих сторон. Многие солдаты 345-го полка уже были знакомы с этим районом по предыдущим операциям на дороге Гардез — Хост. Но если прежде солдаты Востротина иногда проходили по этой дороге до двенадцати миль в день, то теперь за то же время они преодолевали в лучшем случае лишь одну милю. Им потребовался месяц, чтобы добраться до перевала Сатукандав, расположенного примерно в двадцати милях к востоку от Гардеза. Там-то и начались настоящие бои.

VI
К началу операции «Магистраль» Востротин стал доверять своему начальнику разведки Клинцевичу больше, нежели некоторым из своих заместителей в более высоких чинах. Поэтому когда еще в Ваграме в ноябре того же года Клинцевич слег с болезнью, Востротин настоял на его срочном переводе в госпиталь в Гардезе, чтобы тот мог через две недели сразу же вернуться в строй. Эта спешка вполне окупилась, когда Клинцевич получил сведения о хорошо скрытом тайнике с оружием для моджахедов в пещерном комплексе в округе Срана близ дороги Гардез — Хост. После зачистки окрестной местности советские войска действительно нашли заброшенный склад возле двух вертолетных взлетно-посадочных площадок, подступы к которому были тщательно заминированы. Саперам понадобилось шесть часов, чтобы расчистить путь к нему. Комплекс был также хорошо защищен зенитными орудиями, которые при необходимости можно было укрыть в пещерах. Внутри Клинцевич обнаружил большой склад советского оружия, прочих материалов и запасов, включая пакистанские спальные мешки. В кучах документов содержалась информация о связях боевиков с агентами китайской разведки и доказательства того, что часть оружия поступила к ним через Чехословакию и Югославию.
Известный тележурналист Михаил Лещинский, регулярно выступавший на самом популярном в СССР 1-м канале, специально вылетел в Афганистан, чтобы потом во всеуслышание сообщить в Москве о сенсационной находке. Но скоро советские войска вновь попали под обстрел, и Востротин дал приказ об отходе.
19 декабря советские воздушно-десантные войска вместе с силами Афганской армии начали наступление на перевал Сатукандав — важнейший участок линии обороны Хаккани, который защищали также мятежники из других группировок, возглавляемых такими бескомпромиссными лидерами, как Сайяф и Хекматьяр. Солдаты 345-го полка приблизились к перевалу на бронетранспортерах, после чего им предстоял пеший подъем по склону крутой, скалистой горы Джагхулегар, название которой солдаты тут же переиначили в «Хулиган». Во время подъема они попали под пулеметный и ракетный огонь врага и вынуждены были отступить. Однако когда сразу несколько рот одновременно наступает и отступает в разных направлениях, а со связью как всегда проблемы, то путаница неизбежна. Так, 345-й полк оказался под огнем не только со стороны моджахедов, но и со стороны других советских частей и войск «зеленых», то есть Афганской армии. Востротин послал Клинцевича для организации взаимодействия с 8-й афганской дивизией, командиру которой Клинцевич передал приказ действовать только с одобрения Востротина.
Рота 345-го полка провела ночной бой с целью захвата одной из высот. Он прошел на редкость успешно. Но это было только начало. Даже когда Советы захватили несколько стратегически важных позиций, атаковавшие их с другой стороны моджахеды все же вынудили их отойти. Востротин применил новую тактику — в дополнение к атакам с воздуха, проводившимся по приказу Громова. Продвигаясь вперед, солдаты закладывали мины и затем сразу же отходили, провоцируя мятежников преследовать их. Вместе с артиллерийской поддержкой эта тактика, которую сам Востротин окрестил «охотничьей системой», оказалась очень эффективной.
Советские войска также использовали еще одну обманную тактику: с вертолетов сбрасывались манекены на парашютах, моджахеды сразу же открывали по ним огонь и тем самым выдавали свое расположение. Затем советская авиация начинала бомбить эти точки, после чего вертолеты сбрасывали настоящий десант, чтобы захватить позиции моджахедов Хаккани в ходе ряда ночных атак. Правда, все эти ночные вылеты над горными перевалами были не просто рискованными, а крайне опасными из-за угрозы «стингеров».
Подразделения воздушно-десантных войск перебрасывались по воздуху к стратегическим высотам, чтобы оттуда прикрывать танковые колонны, двигавшиеся по дороге вверх к перевалу. Одной из таких важных высот была скальная вершина, известная как «высота 3234», поскольку именно так обозначалась в метрах ее высота над уровнем моря на советских картах. Гарнизон, отрезанный от остальных советских частей и доставленный туда, чтобы удерживать под своим контролем небольшой участок дороги Гардез — Хост длиной в десять миль, составляли тридцать девять солдат из 9-й роты. 7 января они попали под жестокий пулеметный и ракетно-минометный обстрел. Под прикрытием интенсивного заградительного огня из всех видов оружия, мятежники окружили солдат с нескольких направлений. Моджахеды, все одетые в черное, кричали «Аллах Акбар!» и по-русски «Русс! Сдавайся!» Советы предполагали, что в действительности их окружили несколько сотен пакистанских «коммандос». Клинцевич и другие видели, как ночью их сбросили с вертолетов. Сделанная пакистанцами видеозапись операции, которую он позже отобрал у пленного офицера, окончательно подтвердила это предположение.
Яростная атака тем временем продолжалась, угрожая смести советских солдат. Те отвечали на насмешки нападавших выстрелами из гранатометов, выкрикивая при этом названия своих родных городов: «За Куйбышев!», «За Борисов!» Несмотря на подавляющее численное преимущество нападавших, бойцы 9-й роты отстояли свою позицию, хотя атаки мятежников шли волна за волной, не прекращаясь даже ночью. Укрываясь за бруствером из грубых камней, старший лейтенант Иван Бабенко сумел по рации запросить поддержку артиллерии, хотя это было крайне рискованно, так как залпы снизу могли угодить не только в мятежников, но и в них самих. Обычно с рацией работал рядовой Андрей Федотов, но к тому времени он лежал в углу, раненный шрапнелью. Когда батареи рации начали садиться, он все же смог подползти и подсоединить к проводам несколько слабых запасных батарей, после чего умер, так и продолжая сжимать провода в своей руке.
Боеприпасы уже почти закончились, когда, наконец, прибыло подкрепление с большим количеством патронов и гранат. Его десантировали с вертолета, который успел разгрузиться и взлететь прямо перед тем, как этот небольшой клочок земли затянуло быстро надвигавшимся туманом. Прилетевший вместе с подкреплением Клинцевич увидел залитого кровью, хрипящего солдата. Воздух вырывался через отверстие в груди: у него была пробита осколком трахея. Когда Клинцевич попросил молодого санитара сделать хоть что-нибудь, тот ответил, что у него нечем даже перевязать рану. В отчаянии, Клинцевич нашел брошенную обертку от печенья и прижал вощеную бумагу к груди рядового, так, чтобы он мог дышать через рот. Востротин к тому времени запретил вертолетам вылетать к высотам, чтобы забрать убитых и раненных, поэтому Клинцевич связался с ним по рации, умоляя изменить решение. «Люди умирают! — кричал он. — Давайте спасем хотя бы кого-то из них!» Солдат умер вскоре после того, как полковник отказался выслать еще один вертолет.
Потери росли. Вопреки приказу, пилот одного из вертолетов вылетел к точке 3234 в условиях сильного тумана, но приземление среди скал на такой высоте было невозможно, поэтому максимум, что он мог сделать, это посадить свой Ми-8 на переднее колесо. Боеприпасы были быстро разгружены, и Клинцевич помог трем солдатам погрузить в вертолет нескольких тяжело раненных и убитых. Когда у истощенных бойцов уже не было сил, чтобы загрузить в машину последнее тело, инженер экипажа вертолета спрыгнул, чтобы помочь им. «Быстрее! Быстрее!» — кричал пилот, поскольку к утесу приближалось новое облако густого тумана. Вертолет успел взлететь как раз вовремя, но пилот получил суровый выговор, несмотря на ходатайства от Клинцевича и даже от самого Востротина. А для защитников высоты 3234 бой продолжался до утра, когда мятежники, наконец, прекратили атаки. За удержание этой позиции 9-я рота заплатила дорогой ценой — шестеро убитых и десять раненных.
Клинцевич оставался на высоте 3234 еще две недели, во время которых гарнизон часто подвергался обстрелам трассирующими снарядами, но серьезных боев больше не было. Однажды ночью рядом со сторожевым постом, где дежурил рядовой-новобранец, одновременно взорвались две мины-растяжки. Опасаясь новой атаки, Советы открыли заградительный пулеметный огонь. Но никакой атаки не последовало. Клинцевич предполагал, что, возможно, причиной взрыва мин были кролики, задевшие за растяжку.
Операция «Магистраль» стоила огромных усилий, но в целом стала прогрессом в войне, так как Советы, в конечном счете, деблокировали дорогу на Хост. Востротин поздравил своих солдат, которые из-за боев не смогли отпраздновать Новый год, приказав отметить его задним числом 31 января в относительном комфорте на базе Баграм. Но когда 345-й полк и другие советские войска вернулись на свои базы, моджахеды очень скоро снова заняли важнейшие высоты. Многие из советских солдат впоследствии называли операцию «Магистраль» совершенно ненужной демонстрацией силы в отношении мятежников. Разве их сослуживцы отдали свои жизни лишь ради этих, ничего не стоивших соображений? Какой смысл был проводить крупную наступательную операцию, когда было ясно, что Советский Союз все равно выведет свои войска, как только это будет возможно? И все ради какой-то дороги, от которой и так было относительно мало пользы? Операция «Магистраль» вызывала множество вопросов, как и любая другая «ограниченная» контрповстанческая операция. Она стала символом тщетности всей войны, а не только ее последних лет.
Вскоре после операции «Магистраль» Востротин, наконец, получил Звезду Героя Советского Союза, к которой его представили в мае. Такую же награду получил командующий 40-й армией Громов. Востротину вскоре присвоили звание генерала.

VII
К началу 1988 года вывод советских войск из Афганистана стал для Кремля более важным вопросом, чем тот режим, который останется в стране после их ухода. Но Москва увязла в переговорах с Исламабадом, в ходе которых стороны так и не смогли прийти к соглашению о том, как должен пройти вывод войск. Наконец, в феврале 1988 года Горбачев объявил об одностороннем выводе 100 000 советских солдат, который начнется 15 мая. Он упомянул лишь о том, что было достигнуто некоторое понимание. Половина воинского контингента должна была вернуться домой в течение трех месяцев, другая половина — к февралю следующего года. Однако вопрос о том, в чьих руках будет находиться власть в Афганистане, по-прежнему оставался болезненной темой. В то время как Горбачев надеялся, что Мохаммед Наджибулла не допустит никаких сделок и сохранит контроль над страной в своих руках, Пакистан готовился как можно быстрее свергнуть его.
14 апреля Горбачев подписал мирное соглашение в Женеве, которое предоставляло Москве девять месяцев на вывод своих вооруженных сил из Афганистана. Соглашение, подписанное правительствами Афганистана, Пакистана и Соединенных Штатов, включало также некоторые статьи о «невмешательстве», которые, как предполагалось, должны были защитить суверенитет и право на самоопределение Афганистана. Страна должна была получить право быть свободной от иностранной интервенции или вмешательства, а ее беженцы — право на безопасное и достойное возвращение на родину. Москва могла продолжать оказывать помощь афганскому правительству, исчислявшуюся миллиардами долларов. Но Пакистан, Соединенные Штаты и другие покровители моджахедов должны были прекратить поддержку мятежников. Эти условия, как и весь документ в целом, должны были служить компенсацией Москве за унижение, связанное с переменой всей ее афганской политики после десяти лет жестокой войны. И хотя подразумевалось, что Москва защищала дружественное правительство (а именно эта цель ставилась Советами в 1979 году), Женевские соглашения ловко сводили к тупику главные точки преткновения в отношениях с Пакистаном. Фактически, американское финансирование и пакистанское обучение моджахедов могли продолжаться и способствовать тому, чтобы Афганистан, или что бы там от него ни осталось, балансировал на грани распада.
За несколько дней до того, как соглашение было подписано, гигантский взрыв уничтожил центральный склад вооружений, принадлежавший ИСИ и расположенный в окрестностях пакистанского города Равалпинди. [104]Здесь хранилось более десяти тысяч тонн ракет, мин, снарядов, «стингеров», прочего оружия и боеприпасов, предназначенных для афганских моджахедов. Взрыв напоминал большой атомный гриб, казалось, языки пламени лизали небо. Однако этот инцидент был, по всей видимости, всего лишь зловещим совпадением, который никак не повлиял на планы Москвы в ходе Женевских переговоров. 15 мая 1988 года начался вывод двенадцати тысяч советских войск из гарнизонов Джелалабада, Гардеза, Кандагара и других городов. Части материально-технического обеспечения, снабжения и другие малозначительные тыловые подразделения выводились первыми. В результате 40-я армия была вынуждена ограничить свои действия только самыми важными боевыми операциями, связанными с охраной дорог от нападений моджахедов и снабжением оставшихся гарнизонов и застав.
Джелалабад был первым городом, который после вывода советского гарнизона был передан Афганской армии. 14 мая советская 66-я мотострелковая бригада покинула свою базу, оставив всю материальную часть в полностью исправном состоянии, восстановив все коммуникации и прочее оборудование, и передала ее афганским войскам вместе с трехмесячным запасом боеприпасов, продовольствия и топлива. Но уже во второй половине дня база была полностью разграблена — были сняты кондиционеры воздуха, радио и прочее оборудование вплоть до дверей и оконных рам, которые впоследствии были проданы джелалабадским магазинам. Афганский командир, который принял базу под свою подпись, попросил прислать новое оборудование. С тех пор Советы в каждом подобном случае стали делать видеозапись процедуры передачи той или иной базы.
Женевские соглашения привели в ярость генерала Варенникова. Озабоченный тем, что Хекматьяр и другие моджахеды-фундаменталисты могут продолжить наступление на Север вслед за уходящими советскими войсками и поднять джихад в советской Средней Азии, он продолжал выступать против финансирования американцами лагерей моджахедов в Пакистане. В то же самое время, он чувствовал, что Афганская армия стала значительно сильнее, что, по крайней мере, давало Наджибулле больше шансов остаться у власти. Это привело его к спорам даже с самим афганским президентом, который все более впадал в уныние в связи с выводом советских войск, тогда как генерал старался успокоить его.
Надежды Варенникова основывались на его опыте, полученном во время многочисленных поездок по Афганистану. Он руководил строительством нескольких новых дорог, фабрики асфальта в Кандагаре и бурением колодцев. До самого последнего момента он полагал, что эти и другие проекты снискали достаточную поддержку хотя бы у части местных жителей. Он также вел переговоры со множеством командиров моджахедов — начиная с самого Масуда и включая еще пятнадцать полевых командиров в Герате, которые обещали безопасное следование советских автоколонн по главному шоссе от Кандагара на северо-запад к г. Кушка на границе с Туркменией. Взамен Варенников обещал им прекратить обстрелы торговых караванов моджахедов, направлявшихся в Иран и обратно, главным образом — с грузом опиума и гашиша.
Командование 40-й армии получило копии памятных записок со списком из шести пунктов, по которым можно было договориться о перемирии с сотнями местных групп моджахедов. Советы обещали не начинать наступательных операций и закрывать глаза на грабежи населения и торговлю наркотиками со стороны моджахедов. Взамен мятежники должны были согласиться прекратить нападения на советские конвои, возвращавшиеся в Советский Союз. Советы опубликовали также довольно туманно сформулированные обещания политической власти с целью склонить лидеров мятежников к поддержке правительства в ходе переговоров, которые, казалось, проходили относительно хорошо — по крайней мере, в начале.
С началом вывода советских войск столкновения с моджахедами также смягчились. Солдаты и офицеры стекались на базары, чтобы закупить столько телевизоров и прочей электроники, сколько могли забрать с собой в Советский Союз. Даже явные боевики-моджахеды стали торговать с советскими солдатами, продавая им табак и другие товары в дополнение к обычным наркотикам.
Дмитрий Лекарев, рядовой 70-й отдельной мотострелковой бригады, базировавшейся в Кандагаре, был среди первого контингента советских войск, которому предстояло выйти 15 мая. Передав свои бараки, палатки, склады и другое оборудование силам Афганской армии, его полк грохочущей колонной бронетранспортеров, грузовиков и танков начал медленно продвигаться на северо-запад к Герату. Несмотря на требование Варенникова о беспрепятственном проходе по шоссе, колонна попала в засаду едва достигнув перевала Шинданд к югу от Герата. Моджахеды, засевшие среди скалистых утесов высоко над дорогой, проходящей по дну долины, принялись обстреливать автоколонну из двух тяжелых 12,7-мм зенитных пулеметов ДШК. Не имея возможности поднять пушки своих БМП достаточно высоко, чтобы открыть ответный огонь, советские войска были вынуждены вернуться.
Когда во время второй попытки прорыва в июне того же года 70-я бригада снова попала под огонь на том же самом перевале, она снова была вынуждена отступить к Кандагару. И только в ходе третьей — успешной — попытки 8 августа Лекарев, наконец, пересек мост Дружбы через Амударью в Узбекистане. Однако вместо волны облегчения от того, что война осталась позади, большинство солдат продолжало испытывать лишь привычное напряжение. Когда колонна остановилась, и Лекарев выпрыгнул из БМП, молодой лейтенант инстинктивно закричал: «Ты что делаешь, черт возьми?! Везде же мины!» Лекарев мягко напомнил ему, они, наконец, вернулись на незаминированную советскую землю…

VIII
Полковник военно-воздушных сил Александр Руцкой, который был сбит около Зхавара в 1987 году, вернулся в Афганистан в начале 1988 года, теперь уже — как заместитель командующего авиацией 40-й армии. Он стал более критично относиться к военной политике, будучи уверенным, что следовало бы сделать намного больше, чтобы построить инфраструктуру и привлечь на свою сторону местных жителей, заручившись их поддержкой. Однако он вновь прибыл туда, чтобы насладиться службой в Афганистане — так же, как и Валерий Востротин, Руслан Аушев и множество других профессиональных военных — из-за суровой верности долгу, которую воспитывает война среди солдат. Так или иначе, Афганистан стал центром их до сих пор успешной военной карьеры. Теплые чувства Руцкого к Афганистану были обусловлены также особым расположением Мохаммеда Наджибуллы к летчикам. При виде Руцкого президент несколько раз снимал со своей руки дорогие часы, чтобы подарить их ему. А вот что полковник ненавидел больше всего, так это документы, заполнение которых отнимало большую часть его дня, отрывая его от своих обязанностей командира авиабазы в Ваграме. Поэтому он всячески искал возможность вернуться к участию в боевых операциях. В этом ему помогла его репутация первоклассного ночного летчика, который успел подготовить множество пилотов еще во время своей первой командировки в Афганистан. Но так как их срок службы подходил к концу, Руцкой постарался подготовить еще больше новых пилотов, и скоро его эскадрилья начала наносить удары по базам моджахедов, которые угрожали выводу советских войск в районах перевала Саланг, а также Джелалабада, Шинданда, Хоста и Кандагара.
В конце июля Советы узнали о том, что Пакистан готовит крупную партию оружия и боеприпасов для моджахедов. В ходе разведывательных полетов была замечена бурная деятельность на пакистанской авиабазе Мирам-Шах, находившейся неподалеку от афганской границы на землях северных племен страны. 4 августа Руцкой на своем истребителе МиГ-23 предпринял разведывательный полет, чтобы войти в пакистанское воздушное пространство и сфотографировать американские самолеты за выгрузкой боеприпасов. Обнаружив целых шестьдесят загружаемых грузовиков, он сделал второй заход и заметил еще больше, после чего, еще находясь в воздухе, отправил приказ летчикам на авиабазе Баграм готовиться к атаке.
С наступлением темноты восемь штурмовиков Су-25 и четыре истребителя сопровождения МиГ-23 попарно взлетели с авиабазы в Ваграме и направились в сторону границы с Пакистаном. Свидетельство Руцкого о том, что случилось после, отличается из других показаний. Он утверждает, что советские самолеты были перехвачены пакистанскими истребителями F-16 после того, как они пересекли границу. По его словам, он позднее узнал, что один из его летчиков был шпионом, он то и помог провалить всю операцию. Тем временем, радарная система на его собственном истребителе начала подавать звуковой сигнал — предупреждение о приближающейся ракете.
Эта ракета угодила в правый двигатель, который загорелся. Когда звуковой сигнал раздался снова, уже ничего нельзя было сделать, чтобы отвести самолет в сторону. Он катапультировался за секунды до взрыва следующей ракеты. Уже в момент катапультирования он успел бросить последний взгляд на свой исчезающий внизу самолет, прежде чем вторая ракета угодила прямо в его кабину.
Его парашют открылся, и теперь он плавно опускался вниз, обожженный взрывом еще от первой ракеты и даже чувствуя запах своих обожженных усов, одновременно глядя на расстилавшуюся внизу пакистанскую территорию. «Черт! — подумал он. — Мы снова здесь, чего я и хотел».
Он видел деревья. Это было хорошо: значит, его приземление не будет жестким. И действительно, парашют, попал в какие-то заросли, треснувшие при падении. Обрезав стропы и приземлившись, он изучил запасы, оставшиеся в коробке под сиденьем — курносый автомат АКСУ, [105]пистолет Макарова, две гранаты, две плитки шоколада и четыре шприца с морфином.
Земля была покрыта холмами и засажена деревьями. Поблизости протекала река, тянувшаяся на северо-запад к Хосту, через границу в сторону Афганистана. Погрузившись в воду, он позволил потоку свободно нести его километра четыре. Когда рассвело, и его раны начало жечь от солнца, он спрятался в каком-то подлеске, где быстро использовал весь запас морфина. Так как риск быть замеченным пакистанцами был слишком велик, он пережидал день, а затем повторил путешествие по реке следующей ночью, пока не увидел, что советские вертолеты ищут его, время от времени сбрасывая на некотором расстоянии друг от друга сигнальные ракеты. Это было плохо, так как могло насторожить врага, дав ему понять, что был сбит не обычный пилот.
На следующий день Руцкой был уже в пределах мили от границы, когда увидел женщину и маленького ребенка, ведущих двух коров. Ребенок заметил его и указал в его сторону. Нацелив на них автомат, Руцкой не стал стрелять, а вместо этого бросился назад в воду. Он был уверен, что скоро его найдут, тем более, что широкий изгиб реки уводил его в сторону от границы. Разумеется, так оно и случилось: уже после наступления темноты его обнаружила группа моджахедов. Он отстреливался из автомата и пистолета до последнего патрона, который решил оставить для себя. Но прежде чем он в последний раз успел нажать на спусковой крючок, он услышал, по его словам, как совсем рядом с ним разорвалась граната. Один из осколков ранил его в голову, сорвав с нее кусок кожи, после чего он упал без сознания.
Очнувшись, он почувствовал, что привязан к шесту, который несли двое мужчин, в то время как третий что-то скандировал. Его руки и ноги были связаны; лучшее, на что он мог надеяться в будущем, это быстрая смерть после короткой пытки. Боевики-моджахеды — как он понял, они были из группировки Хекматьяра — доставили его к своей базе, вырубленной в основании горы, где на него надели наручники и начали допрашивать. Искусанный мухами и комарами, которые так и липли к его ожогам, он назвал себя «капитан Иванов», но это привело лишь к новым пыткам. Его руки были связаны за спиной и привязаны к веревке, которая крепилась к потолку. Он снова потерял сознание от боли.
Руцкой все еще висел, подвешенный к потолку, когда вдруг очнулся от громкого шума. Он увидел, как неподалеку от пещеры приземлились американские вертолеты «Кобра». [106]Из них выскочили солдаты в униформе и начали кричать на мятежников, а офицер даже ударил одного из моджахедов, который даже не пытался ответить. Войдя в пещеру, прибывшие военные отвязали Руцкого и дали ему воды. Затем его завернули в простыню, уложили на носилки и погрузили в вертолет.
Не имея понятия, кто его спас, Руцкой был доставлен на какую-то военную базу, где его снова допрашивали на английском и на ломаном русском языках. Он отказался отвечать, за что подвергся наказанию. Его поместили в бетонную яму в земле, дно которой было заполнено водой, а над его головой находилась металлическая решетка. Он оставался там неделю, после чего его, наконец, подняли из ямы, оказали медицинскую помощь и перевели в маленькое бунгало. К тому времени он пришел к выводу, что находится в руках пакистанской разведки ИСИ. Однако, в любом случае, здесь его держали в гораздо лучших условиях. Хотя в дверях и снаружи у каждого окна стояла охрана, он был переодет в чистый пакистанский шальвар-камиз, на него смотрели с уважением и даже показывали по видеомагнитофону боевики и порнографию, которой он никогда не видел в Советском Союзе. Руцкой полагал, что пакистанцы догадались, кем он был на самом деле. «Все, что Вы видите, — говорили ему о красотках из порнофильмов, — Вы может иметь — азиатку, европейку, только скажите». Но он больше интересовался продуктами питания, которых здесь тоже был большой выбор. Обходясь почти без еды в течение двух недель, он был несколько ошарашен, когда ему предложили выбрать из меню то, что ему хочется.
Все это было подготовкой к его вербовке, которая теперь началась всерьез. Хотя Руцкой никогда не знал точно, кто именно его допрашивал, некоторые из его следователей, говорившие по-английски и пользовавшиеся услугами переводчиков с русского языка, явно не были пакистанцами. Вручив ему фломастер и карту Афганистана, они говорили: «Только отметьте, где находятся советские зенитные точки». Его спрашивали, где находятся основные афганские базы и секретные склады с оружием, а также о деталях графика вывода советских войск, предлагая ему за это 3 миллиона долларов, канадский паспорт, работу летчика-инструктора и звание генерала. Когда это не сработало, следователи попытались втянуть его в безобидный на первый взгляд спор о превосходстве американской авиации. Это еще больше укрепило его подозрения, что перед ним на самом деле американцы. По его словам, он не попался на эту последнюю приманку, поскольку знал, что практически любое его возражение уже скажет им достаточно о советских вооруженных силах.
Один следователь, который обычно говорил по-английски, вдруг неожиданно перешел на русский. «Почему вы думаете, будто мы не знаем о вашем положении? — спросил он Руцкого. — Вы же знаете, что вашей карьере пришел конец. Вы знаете, что вас отправят в Сибирь, если вы вернетесь». Это было попыткой напомнить о старой советской традиции подозревать всех попавших в плен солдат в том, что они якобы были завербованы врагом и стали шпионами, даже если они на самом деле не были предателями.
16 августа Руцкому завязали глаза и отвели в невзрачное бетонное здание. Развязав глаза, ему показали чемодан — как он догадывался, с деньгами, в то время как кто-то вручил ему канадский паспорт. «Мы понимаем ваши опасения, — сказали ему. — Вы не должны нам теперь ничего говорить. Только подпишите эту бумагу, и мы обсудим все позже». После того, как он опять отказался, ему снова завязали глаза и куда-то увезли. Вскоре повязку с глаз снова сняли. Моргая от яркого света, он увидел, что находится на шумной городской улице. Он был в Исламабаде и с того места, где находился, мог видеть красный флаг, развевавшийся над зданием советского посольства. Недели страхов и опасений наконец закончились освобождением.
В посольстве Руцкой оказался в комнате лицом к лицу с каким-то иностранцем — как он решил, американским офицером разведки, на которого, как ему сказали, он будет обменян. После того, как им дали сигнал пересечь комнату, по обе стороны которой находились представители их державы, они с американцем обменялись рукопожатием, проходя мимо друг друга. Затем советские сотрудники вылетели с Руцким в Карачи. Там его спрятали на борту пассажирского самолета в каком-то чулане, где он и находился до тех пор, пока самолет не пересек воздушное пространство СССР. Когда он приземлился в аэропорту Шереметьево в Москве, его ждала встреча с ожидавшей его там женой. Правда, долгожданная встреча чуть задержалась, поскольку она не сразу смогла узнать своего мужа в этом истощенном человеке, похудевшем на несколько килограммов.
Руцкой прежде уже был дважды представлен к званию Героя Советского Союза. На сей раз наградой была медаль. А дополнением к ней стала еще одна иронии войны: он был уверен, что жизнью обязан ЦРУ. Если бы не американское вмешательство, полагал он, его оставили бы умирать, подвешенным в пещере у боевиков Хекматьяра.
Александр Руцкой вернулся в Пакистан и Афганистан после распада Советского Союза, в начале 1992 года, теперь уже — в качестве российского вице-президента при Борисе Ельцине. В Кабуле Мохаммед Наджибулла снова просил у него помощи, но намного большей, чем мог ему предоставить Руцкой.

IX
Вскоре после этих событий руководитель исламабадской резидентуры ЦРУ Милтон Бёрден [107]вылетел в Вашингтон, чтобы возглавить отдел ЦРУ по делам Советского Союза и Восточной Европы. В этом продвижении по службе немалую роль сыграла его успешная двухлетняя работа против Советов, которой он руководил из Пакистана. Но проработав там два года, он, возможно, не был готов к тому, что сообщит ему по телефону пакистанский офицер ИСИ в один из августовских дней 1988 года, вскоре после того, как был сбит Руцкой. «Был самолет, сбитый около Парачинара», — сказал офицер. Речь шла о пакистанском городе, расположенном вблизи афганской границы. Пакистанская ИСИ знала, как сильно ЦРУ жаждет добыть любой образец советского вооружения. И это был действительно ценный трофей — истребитель, носовая часть которого буквально нашпигована даже не поврежденной авиационной аппаратурой. За такую добычу, которая могла помочь Пентагону сэкономить миллионы долларов на военно-авиационных и прочих исследовательских работах, моджахеды просили смехотворную цену — всего лишь десяток пикапов «тойота» и примерно столько же пусковых ракетных установок.
Бёрдон не медля согласился с платой, названной ему его посредником из ИСИ. «Но есть еще одна вещь, — добавил пакистанский офицер. — У них есть и сам пилот». За пилота моджахеды потребовали дополнительно еще два грузовика и две пусковые ракетные установки. Пять лет спустя офицер ЦРУ был потрясен, узнав, что тот самый пилот, а теперь вице-президент России Александр Руцкой выступил против Бориса Ельцина и возглавил националистическое восстание в Москве.
Другое крутое пике случилось через две недели после того, как Бёрден спас Руцкого. Близ Исламабада разбился самолет пакистанского президента генерала Зия-уль-Хака. Все находившиеся на борту погибли, в том числе генерал Ахтар, возглавлявший ИСИ в течение большей части войны в Афганистане, и еще восемь пакистанских генералов, а также посол США Арнольд Рейфел и военный атташе. Хотя причина крушения так и не была выяснена, свидетели утверждали, что самолет пакистанского лидера стал серьезно снижаться, затем восстановил высоту, прежде чем резко рухнуть на землю. Эти свидетельства породили множество противоречивых слухов. Некоторые считали катастрофу диверсией, якобы организованной Советами в отместку за роль Пакистана в Афганской войне. Другие указывали пальцем на ЦРУ, предполагая, что Вашингтон хотел сокращения пакистанской помощи моджахедам, которые препятствовали выводу советских войск. [108]

X
Афганское правительство умоляло об увеличении советской помощи, необходимой для укрепления своей армии. В августе 1988 года высокопоставленный чиновник Центрального комитета КПСС Олег Бакланов лично прилетел в Кабул для обсуждения просьбы. Когда его пассажирский реактивный самолет Ту-154 выруливал на взлетно-посадочную полосу Кабульского аэропорта, чтобы взлететь и взять курс на Москву, он неожиданно был обстрелян мятежниками из ракетных установок. И хотя самолет не пострадал, этот эпизод не способствовал росту надежд Москвы сохранить стабильность в Афганистане.
Вывод советских войск продолжался. Как начальник разведки 345-го воздушно-десантного полка капитан Клинцевич, поддерживал постоянный контакт с моджахедами. Надеясь насколько возможно свести к минимуму жертвы при проведении большинства операций, он лично принимал участие в переговорах с теми полевыми командирами моджахедов, которые контролировали перевалы, через которые Советы продолжали снабжать свои оставшиеся гарнизоны. Особенно трудными были переговоры по поводу прохода советских конвоев с припасами раз в полгода через перевал Аликхейль, юго-восточнее Кабула чуть выше Черных Гор [109], где бин Ладен построил свой огромный пещерный комплекс. Конвои предназначались для снабжения гарнизона «красных» и «зеленых» — то есть советских и правительственных афганских войск, расквартированного вблизи района, находившегося под жестким контролем моджахедов. В итоге переговоры все же завершились успехом, и запасы гарнизона были пополнены.
Клинцевич и Востротин также иногда пытались воспользоваться междоусобицами среди моджахедов. Когда переговоры с одним из командиров моджахедов терпели неудачу, они обращались к его конкуренту, обещая тому контроль над территорией его противника. В результате командир второй группировки мятежников атаковал первую группировку и, тем самым, сковывал ее силы, избавляя 345-й полк от лишней головной боли — по крайней мере, на какое-то время.
Клинцевич обычно выезжал на встречи с моджахедами на бронетранспортере в сопровождении водителя, переводчика и второго офицера. Достигнув кишлака, он и его переводчик выходили из машины, в то время как второй офицер оставался внутри. Капитан считал обязательным для себя всякий раз в таких случаях снимать мундир, чтобы показать, что у него нет с собой никакого оружия. Он знал, что в случае неприятностей оно ему все равно мало поможет. Но однажды он был как никогда близок к смерти, когда переводчику пришлось снять свой мундир, и из-под него выпала граната.
Прибыв на условленное место встречи, среди глинобитных домов в каком-нибудь кишлаке, Клинцевич поддерживал радиоконтакт со вторым офицером, а его переводчик каждые пятнадцать минут выходил наружу, чтобы держать также визуальный контакт. На тот случай, если переводчик не появится вовремя, второй офицер имел приказ задействовать ожидавшую их неподалеку роту солдат, чтобы взять здание штурмом и эвакуировать труп Клинцевича. В целях дополнительной безопасности капитан делал вид, что понимает только русский язык. Однажды, когда его переводчик, как обычно, вышел наружу во время переговоров, и два боевика-моджахеда заспорили между собой на языке дари, как бы им убить этого русского и угнать его БТР, Клинцевич лишь с трудом сохранил внешнее спокойствие. Когда, наконец, вернулся его переводчик, сержант Афганской армии Мурат Шарипов, [110]Клинцевич по-русски обрисовал ему то положение, в котором они оказались.
«Так что мы делаем?» — спросил Шарипов.
«Я не знаю», — ответил Клинцевич.
Шарипов также не видел никакого выхода, но что-то подсказало ему попросить у моджахедов гитару, которую он заметил под кроватью в комнате. Он начал играть популярную индийскую песню, которая разрядила обстановку достаточно для того, чтобы спасти жизнь им обоим.
Во время другой такой встречи переговоры шли настолько хорошо для афганцев, что те даже предложили тост по поводу их окончания. Они разлили всем участникам коньяк «Хеннесси», и Клинцевич впервые попробовал вкус западного алкоголя. Он так увлекся, что забыл отправить Шарипова для очередного «визуального контакта». Когда некоторое время спустя Клинцевич сам вышел на улицу, чтобы «отлить», он увидел, что советские войска уже готовятся к атаке здания. С момента последнего «контакта» прошло уже полчаса, и у него оставалось всего несколько минут, чтобы отменить тревогу.

XI
Первая половина 100-тысячного контингента 40-й армии пересекла советскую границу до 15 октября 1988 года почти без потерь. Но среди группировок моджахедов часто разгорались споры: а не стоит ли атаковать советские части, отступающие на Север? Многие настаивали на мести, тем более что на марше советские войска представляли собой легкую цель. Другие приводили доводы в пользу того, чтобы дать им уйти как можно быстрее. Несмотря на усилия Клинцевича и других советских офицеров, жажда мести все же преобладала, поэтому в течение всей зимы 1988/1989 гг. советским частям приходилось бороться с участившимися нападениями на их колонны.
Прочие события также не предвещали ничего хорошего для Афганского правительства. Многие солдаты Афганской армии оставили свои гарнизоны сразу после ухода советских войск. Чаще всего это происходило в самых удаленных районах, но и более населенные области не стали исключением. После того, как 201-я мотострелковая дивизия покинула Кундуз, сотни боевиков-моджахедов принялись грабить город. В ответ на просьбу Наджибуллы о помощи, генерал Варенников лично прибыл в город, чтобы координировать его успешный захват силами 18-й дивизии Афганской армии при поддержке советских войск и авиации.
Советы были вынуждены периодически задерживать вывод отдельных войсковых частей для проведения операций по защите своих автоколонн. Кроме того, они впервые применили ряд новых видов оружия, включая тяжелый огнемет на танковом шасси, прозванный «Буратино» (или «Пиноккио»), [111]который, по словам солдат, мог выжечь все на расстоянии до четверти мили перед собой. Также советские вооруженные силы использовали ракеты SCUD класса «земля-земля» [112]и реактивные истребители МиГ-27, способные действовать на низкой высоте.
Чтобы попытаться сгладить вывод войск, Кремль направил в Пакистан первого заместителя министра иностранных дел Юлия Воронцова, [113]который должен был договориться с лидерами моджахедов о продолжении перемирия и о возможностях создания вместо режима Наджибуллы коалиционного правительства. Министр иностранных дел Шеварднадзе также летал в Исламабад в 1989 году. Но моджахеды все более и более втягивались в борьбу за власть между собой, решая, кто придет к власти после вывода советских войск. Фундаменталист Хекматьяр, пользуясь поддержкой ИСИ, уже приступил к убийствам своих конкурентов из числа командиров других моджахедских группировок и прочим жестоким мерам по устранению своих противников в борьбе за власть над Афганистаном.
Ахмад Шах Масуд хорошо осознавал то состояние неопределенности, в котором должен был оказаться Афганистан после вывода советских войск. В 1987 году он признался Атта Мохаммеду Нуру, одному из своих главных командиров, что, несмотря на свою уверенность в уходе 40-й армии в течение года, он все же «надеется, что русские останутся еще года на четыре».
«Мы так долго боролись с ними, и теперь Вы хотите, чтобы они остались?» — рассмеялся Атта. Масуд ответил, что его беспокоит явный раскол среди моджахедов, особенно между Хекматьяром и другими лидерами. «Мы разбираемся в партизанской войне, но не правительственных делах», — сказал Масуд, добавив, что «Джамиат» [114]и «Шура-и-Низар» [115]— организации Раббани и Масуда — «никогда не должны входить в правительство». Как сказал Атта, это было единственное обещание, которое, по его свидетельству, Масуд все же нарушил. [116]

XII
Большая часть 40-й армии отступала по серпантину вдоль перевала Саланг, где плоская равнина к северу от Кабула переходит в бесплодные скалистые горы и где продвижение обычно замедлялось из-за огромных снежных заносов. Затем — через закопченный до черноты выхлопными газами Салангский туннель и вниз по северному склону перевала, покрытому предательски скользким льдом, к плоской пустыне, ведущей к мосту Дружбы в Советский Узбекистан. Масуд договорился о перемирии с генералом Громовым, по условиям которого его бойцы должны были установить посты на дорогах между контрольно-пропускными пунктами Советской и Афганской армий, чтобы не допустить нападений других группировок моджахедов на грохочущие дизельными моторами, изрыгающие черный дым советские конвои. Однако нападения из засады, организованные в основном с целью грабежа, продолжались, причем главным образом в окрестностях коварного перевала Саланг.
Пилот вертолета Владимир Костюченко вернулся в Афганистан в третий раз, чтобы обеспечивать с воздуха безопасный вывод советских войск. Когда он совершал очередной полет на север, в сторону Узбекистана, внезапная очередь из пулемета ДШК снесла хвостовой винт его вертолета Ми-8, который летел с полным боезапасом бомб и топливным баком. Машина стала неуправляемой и вошла в штопор, когда остановить ее стремительное падение уже было невозможно. Но Костюченко, как пилот с большим опытом, сразу же выключил двигатель, и вертолет просто упал на землю. Машина опрокинулась, но сам Костюченко, так же как его экипаж и пассажиры, не получили серьезных травм.
Востротин и другие советские командиры в конце 1988 года получили приказ нарушить перемирие с Масудом. На этом приказе настаивал Наджибулла, опасаясь, что Масуд быстро свергнет его. Незадолго до того влиятельный лидер мятежников отклонил предложение стать министром обороны Афганистана, которое Наджибулла сделал ему в надежде таким образом нейтрализовать его. Приказ министерства обороны о прекращении перемирия вызвал явное неодобрение Востротина и других высокопоставленных советских офицеров, которые считали его не только нечестным, но и опасным для советских войск.
Генерал Громов начал в январе 1989 года операцию «Тайфун». [117]
Три дня огнеметы «Буратино», ракетные установки «Град», [118]самолеты и вертолеты поливали огнем местность к югу от Салангского туннеля. Эта демонстрация силы побудила моджахедов, в свою очередь, еще более усилить нападения на советские конвои, выставляя затем по обеим сторонам дороги трупы советских солдат. Операция «Тайфун» стала последним «ура» в этой войне. Согласно советским отчетам, последним убитым в Афганистане солдатом был десантник 345-го полка, которым командовал Востротин, застреленный одним из снайперов Масуда. 15 февраля 1989 года бронетранспортер с покрытым одеялом телом Игоря Ляховича пересек мост Дружбы на границе Афганистана и Узбекистана.
После этого последняя танковая колонна, следовавшая из Афганистана, замерла посередине моста. Из одной из машин вышел последний советский офицер, официально покинувший Афганистан — командующий 40-й армией генерал Борис Громов. Большая группа советских и иностранных журналистов наблюдала, как он направился к другой стороне, где его встречал его пятнадцатилетний сын, сжимая в руке букет красных гвоздик. Они обнялись и шли последние пятьдесят ярдов вместе.
Наджибулла признал формальный вывод советских войск коротким заявлением: «Я выражаю свою признательность народу и правительству Советского Союза за всестороннюю поддержку и солидарность в защите Афганистана». Тщательно отрепетированная сцена на мосту Дружбы не понравилась никому из-за ее чрезмерной наигранности. Проведя всю предыдущую неделю в приграничном советском Термезе, Громов подготовился к этому шоу и спокойно вернулся в Афганистан накануне ночью. К тому же, на самом деле он не был последним офицером, пересекшим советско-афганскую границу. В течение следующих недель мост Дружбы пересекли еще несколько советских боевых подразделений. Кроме того, в Афганистане остались несколько сотен советских военных советников. Среди них был генерал Махмут Гареев, новый главный военный представитель Москвы в Кабуле. Он прибыл в Кабул 7 февраля, как раз тогда, когда моджахеды усилили обстрел афганской столицы, и война, казалось, решительно оборачивалась не в пользу правительства Наджибуллы.
Прежде Гареев был заместителем начальника Генерального штаба и, несмотря на свое хрупкое телосложение, отличался боевитостью и ярой гордостью своим татарским происхождением. Когда вскоре после 15 февраля он посетил Наджибуллу, то обычно невозмутимый с виду афганский президент был в отчаянии. Он умолял не выводить советские войска, затем — хотя бы замедлить график их вывода, и, наконец — оставить хотя бы некоторые части, пока он эвакуирует свою семью в Индию. Гареев посоветовал ему вернуть их в Кабул.
— У Вас есть сотни советников и подчиненных, которые работают на Вас, не говоря об остальной части страны, — убеждал его Гареев. — Кто поверит Вам как лидеру, если все подозревают, что Вы сами планируете покинуть страну? Вы что, хотите, чтобы даже самые близкие к Вам люди думали о том, как заменить Вас?
— Обычно здесь стояли 100 тысяч советских солдат, — ответил Наджибулла вызывающе. — И даже вместе с нашей армией они не могли нейтрализовать врага. Теперь ваши войска ушли. На что же мы можем надеяться?
Гареев привел в ответ одно из своих любимых высказываний:
— Хороший командир может построить в колонну из трех человек всего одного солдата-татарина. У Вас здесь есть, по крайней мере, один татарин. Держитесь, сопротивляйтесь. Иначе, зачем я прибыл в Кабул?
Скоро Джелалабад был осажден мятежниками, и Гареев вылетел туда, чтобы организовать оборону города силами Афганской армии.
Валентин Варенников уже попрощался с Наджибуллой. Когда он и Юлий Воронцов вылетали из Кабульского аэропорта 15 февраля, покидая Афганистан на последнем самолете, генерал чувствовал, что он предает весь афганский народ. Подобно многим другим высшим офицерам, он был убежден, что Красная Армия не была побеждена моджахедами. Борьба закончилась только потому, что Горбачев, Шеварнадзе и им подобные просто бросили ее.
В общей сложности в Афганистане прошли службу 620 тысяч советских солдат. По официальным данным 13 833 из них погибли (плюс — еще примерно 650 человек из других ведомств), хотя это число все еще остается темой споров между различными российскими правительственными учреждениями. Еще 469 685 человек выбыли из строя из-за болезней или ранений; 10 751 из них стали инвалидами. Но многие из тех, кто воевал в Афганистане, считают, что реальное число убитых приближается к 75 000 человек. Потери в боевой технике составили 118 реактивных самолетов, 333 вертолета, 147 танков, 1314 бронетранспортеров, 433 артиллерийских орудия и миномета, 1138 машин связи, 510 инженерных машин и 11 369 грузовиков. Но даже неофициальные цифры несравнимо меньше того количества афганцев, которые погибли из-за этого конфликта, не говоря уже об афганском обществе в целом, лежавшем в руинах после десятилетия кровавой войны. Немногие в Москве действительно верили в то, что Наджибулла будет способен удержаться у власти без советской военной поддержки. Но такова была ирония истории, а может быть и очередной урок о непреднамеренных последствиях применения силы, что режиму Наджибуллы было суждено пережить Советский Союз — который был убежден в своей миссии научить мир, как думать и как жить.

 

 

 

 

Глава 8
Итоги

I
Большая часть мира полагала, что вывод советских войск из Афганистана означал окончание длившейся десять лет Афганской войны. Но подобного рода конфликты редко заканчиваются так легко и без неизгладимого ущерба для всех сторон. Потери страны-«хозяина» были ошеломляющими. Примерно 1,3 миллиона афганцев, как полагали, были убиты. Приблизительно 5,5 миллионов человек — одна треть довоенного населения страны — бежали за границу, еще 2 миллиона были вынуждены искать другое место жительства внутри страны.
Но огромные разрушения не особенно касались интересов ЦРУ, офицеры которого отпраздновали вывод советских войск на вечеринке с шампанским в Лэнгли, чтобы затем обратить свое внимание на какой-нибудь еще уголок земного шара. Хотя Соединенные Штаты продолжали финансировать моджахедов, количество помощи резко снизилось — с почти 500 миллионов долларов в 1986 году примерно до 40 миллионов в 1989 году. Отказ Вашингтона пополнить запас вооружения, уничтоженного в результате взрыва склада под Равалпинди, оскорбил пакистанское руководство и настроил их против своих бывших союзников. Новый шеф И СИ генерал Хамид Гюль утверждал, что Вашингтон нарушил свои обещания, оставив Афганистан. Многие в Исламабаде полагали, что Соединенные Штаты вообще не хотели победы моджахедов. Теперь, когда Советский Союз вышел из игры, тупиковая ситуация в Афганистане устраивала обе сверхдержавы.
В действительности, безразличие Вашингтона к судьбе народа Афганистана, опустошенного не без его помощи, более или менее было связано с нежеланием помогать победе моджахедов из числа исламских фундаменталистов над правительством Наджибуллы, опиравшимся на поддержку Советского Союза. Соединенные Штаты начали всерьез осознавать ту угрозу для региональной и глобальной безопасности, которую они сами же взрастили, не зная о ее последствиях, только после террористических актов 11 сентября 2001 года. Тогда же большинство американцев думало, что остановив советское продвижение на юг, у США больше нет стратегической необходимости заботиться об Афганистане.
Иначе обстояло дело среди тех, кто был непосредственно вовлечен в конфликт. В Пешаваре лидеры моджахедов сформировали новый альянс под названием «Афганское Временное правительство», или сокращенно АВП, [119]который должен был взять власть над страной в свои руки после скорого, как они надеялись, изгнания Наджибуллы. Пакистан, который жаждал его ухода не меньше, всячески поддерживал афганские партии, не скрывая своего желания, чтобы они как можно быстрее вернулись к себе в Афганистан. Моджахеды решили начать с взятия Джелалабада и сделать его своей временной столицей и главной базой для военных операций, пока не будет захвачен Кабул. В марте 1989 года к Джелалабаду, провинциальному центру, расположенному в 70 милях к востоку от Кабула и в 35 милях к северо-востоку от пещерного комплекса в горах у селения Тора-Бора, построенного бин Ладеном, было стянуто несколько тысяч боевиков. Говорили, что арабский миллионер пообещал заплатить до 200 долларов в день каждому из боевиков, которые примут участие в осаде города.
Готовясь к штурму, Афганская армия усилила свои укрепления новыми долговременными огневыми точками. Периметр города на двенадцать миль вокруг был окружен колючей проволокой, минными полями и закрытыми огневыми точками. Советский главный военный советник Махмут Гареев прилетел в Джелалабад, чтобы помочь в координации обороны города.
Удивительно, но эти меры сработали. По крайней мере, уже этого хватило для того, чтобы коалиция моджахедов начала распадаться. С уходом противника в лице Советов, между различными группировками моджахедов почти сразу же вспыхнули междоусобицы, и осада Джелалабада распалась на куски. В июле один из командиров Хекматьяра, Сайед Джамаль, напал из засады на отряд бойцов Масуда вблизи Талукана в северной провинции Тахар. Погибло тридцать шесть человек, включая семерых крупных полевых командиров Масуда. Масуд отправил свои «ударные отряды», чтобы выследить убийц и, они, в конце концов, нашли Джамаля, прятавшегося в каком-то подвале. Они доставили его в исламский суд, который приговорил его к смертной казни через повешение. В августе того же года Хекматьяр, по-прежнему остававшийся крупнейшим получателем финансовой и прочей помощи от щедрот пакистанской ИСИ, вышел из состава «Афганского временного правительства». [120]
Советы продолжали посылать в Афганистан тысячи самолетов с оружием и основными продуктами питания, главными из которых были несколько тонн муки. В 1989 году на все это выделялось приблизительно 300 миллионов долларов в месяц. В апреле 1989 года генерал Варенников провел встречу с несколькими афганскими министрами в Хайратоне, расположенном как раз неподалеку от советской границы, чтобы подбодрить их. В следующем месяце он отправился в Кабул для личной встречи с Наджибуллой и даже успел слетать в Кандагар. Варенников заметил, что афганский президент стал чувствовать себя намного более уверенно, чем во время их последней беседы. На этот раз он держал себя так, как будто чувствовал, что у него есть реальный шанс удержать власть в своих руках.
Два года спустя Варенников оказался в Московской тюрьме за соучастие в государственном перевороте с целью свержения Горбачева. Генерал Гареев, остававшийся в Кабуле еще до конца 1990 года, впоследствии стал президентом Российской Академии военных наук и главным военным стратегом и идеологом. Позже он использовал эту должность, чтобы заявить о новом противостоянии России и Запада.

II
Афганская война была травмой не только для тех, кто сам участвовал в ней и выжил. Для многих советских людей она представлялась последним старческим безумием эры Брежнева. «Кровавая рана» Горбачева выдвинула на первый план банкротство всей системы и, несомненно, до некоторой степени помогла ускорить крах Советского Союза.
Первоначально солдаты и офицеры 40-й армии, возвратившиеся домой после долгого кошмара войны, пользовались растущим уважением. В течение первых недель и месяцев после вывода войск их приветствовали как героев, и правительство награждало их щедрыми пенсионными пособиями и предоставляло жилье, которого постоянно не хватало. Но очень скоро ветераны Афганистана стали еще одной группой жертв. Все советское общество находилось на грани взрыва, поэтому лечить телесные раны солдат, не говоря уже об их психологических шрамах, стало некому.
Планово-централизованная экономика приближалась к краху как из-за избыточного спроса, так и из-за ее повсеместной неэффективности и воровства. Полки магазинов все больше пустели с каждым днем, зато теперь можно было без риска покупать столь желанные джинсы у растущего числа западных туристов или фирм, желавших посетить Советский Союз. [121]Это было лишь одним из результатов преобразований, которые способствовали также крушению иллюзорной веры в старые лозунги и обещания. Новые смелые телепрограммы и газеты, которые открыто критиковали власти, начали стремительно вытеснять старые СМИ, которые когда-то были глашатаями государственной пропаганды, главным образом, подробно излагая официальные заявления советских лидеров. В те лихие времена кризиса и неуверенности, мало кто из советского руководства хотел слышать о страданиях своих солдат или действительно был озабочен провалом десятилетних усилий правительства в Афганистане.
Первые относительно открытые интервью с ветеранами-«афганцами» привлекли внимание к двум главным проблемам, с которыми тем приходилось сталкиваться на войне: холод и голод. Условия жизни были настолько плохими, что советское командование в Афганистане старалось скрыть информацию об этом даже от КГБ. К примеру, офицер КГБ Михаил Желтаков, когда его откомандировали в Кабул, получил предупреждение избегать контактов с военными. Но, даже несмотря на это, никто не мог запретить ему видеть грузовики с вещами для солдат и краденой провизией или их содержимое, впоследствии появлявшееся на полках местных магазинов. Представители высшего командования знали о том, что происходит, но не принимали против этого никаких эффективных мер, потому что, даже если они сами и не получали прибыли от всех этих хищений, все равно трудности их подчиненных стояли для них на последнем месте. Желтаков пришел к заключению, что именно коррупция вынуждала солдат воровать. Живя в таких условиях, им было невозможно удержаться от искушения заняться грабежом местных домов, ферм и караванов, при этом часто убивая их хозяев.
Вернувшись в Москву, Желтаков вошел в состав «Комитета воинов-интернационалистов», основанного Русланом Аушевым, бывшим командиром 108-й мотострелковой дивизии. Этот комитет был одной из нескольких недавно созданных групп, которые ставили своей целью помочь ветеранам и разыскать пропавших без вести. Желтаков вскоре пришел к убеждению, что самый большой вред, нанесенный этой войной Советскому Союзу, заключался не в количестве погибших, а в тяжелых психологических травмах для тех, кто выжил и вернулся. Многие с трудом приспосабливались к гражданской жизни. Вынеся ужасы войны, они с трудом переносили, казалось бы, самые обычные трудности и конфликты повседневной гражданской жизни. Некоторые из десятков тысяч молодых людей, которые еще на войне научились воровать и хладнокровно убивать мирных людей, теперь с легкостью вставали на путь преступления.
Ветераны этой войны называли себя «афганцами». Распад Советского Союза в 1991 году оставил многих из них брошенными на произвол судьбы, неспособными справиться с новой жизнью. И если одни, кто успел подсесть на наркотики в Афганистане, стали жертвами наркотической зависимости, то другие стали жертвами стремительного роста инфляции, уничтожившего все их сбережения, как, впрочем, и сбережения множества других граждан. Некоторые бывшие солдаты без рук или ног были вынуждены выйти на улицы просить милостыню; другие ветераны пополнили ряды мафии, которая быстро расплодилась в условиях хаоса и беззакония постсоветской России.
Послевоенное сокращение 40-й армии заставило многих офицеров досрочно уйти на пенсию по возрасту. Пилот Владимир Костюченко, которому едва удалось выжить, когда его вертолет потерпел крушение в ноябре 1988 года, оставил службу в вооруженных силах вскоре после своего возвращения в Советский Союз в следующем году. Он столкнулся с обычной проблемой: прослужив в вооруженных силах более десяти лет, он не был прописан в Москве, даже несмотря на то, что там жили его родители — таковы были советские требования, впоследствии еще более ужесточенные правительством. Когда родители умерли, он остался без жилья и почти без денег. Костюченко обратился к знакомым по партии за помощью, и ему очень повезло: ему нашли работу в таможенном ведомстве. Вскоре он помог организовать «Российский Союз ветеранов Афганистана», еще одну из новых сетей, старавшихся использовать влияние высокопоставленных членов «афганского братства».
Новые организации ветеранов вошли и в бизнес. И поскольку они были достаточно хорошо подготовлены, чтобы обеспечить собственную безопасность в опасных условиях «разбойничьего» капитализма начала 1990-х годов, бывшие военные скоро научились получать прибыль от налоговых льгот, якобы направленных на обеспечение помощи инвалидам. Освобожденные в 1994 году от уплаты пошлин на импортируемые товары, организации ветеранов Афганистана быстро добились огромной прибыли, главным образом, от продажи алкоголя и табака. Но новое богатство вызвало острую конкуренцию и ожесточенные стычки в борьбе за контроль над торговлей, которая приносила сотни миллионов долларов чистого дохода. Это же кормило организованную преступность.
Одна из наиболее громких криминальных разборок произошла между членами группировки под названием «Российский фонд инвалидов войны в Афганистане». Когда председатель фонда — полковник воздушно-десантных войск, потерявший обе ноги — был отстранен в 1993 году, он отказался оставить контроль над фондом и возглавил его Московское отделение. Новый председатель, Михаил Лиходей, возбудил уголовное дело в отношении своего предшественника, после чего вскоре сам оказался мишенью для киллеров. В следующем году он был убит в результате взрыва бомбы прямо в лифте своего жилого дома. Два года спустя Костюченко тоже приехал на поминальную службу к могиле Лиходея на Котляковском кладбище в Москве. Именно тогда произошел новый взрыв, в результате которого погибли преемник Лиходея на посту председателя фонда и еще двенадцать человек.
Костюченко оказался одним из немногих, кто не пострадал при этом взрыве. Он являлся заместителем председателя «Российского союза ветеранов Афганистана» до своего отстранения от этой должности, к счастью, не насильственного.

III
Когда советские войска покинули Афганистан, тысячи афганцев, которые сотрудничали с ними, были вынуждены бежать из страны, опасаясь за свою жизнь. Те, кто обосновались в Москве или в других городах СССР, так же мало, как и другие, знали о том, что Наджибулле с его цепкой хваткой удалось сохранить свою власть в стране. Почти год спустя, в марте 1990 года, Афганская армия Наджибуллы предотвратила попытку государственного переворота, во главе которой стоял министр обороны Шах Наваз Танай, объединившийся с Хекматьяром.
Чтобы обеспечить себе более широкую поддержку, Наджибулла попытался либерализовать политику своего правительства. А чтобы показать, что он изменил свои методы, он поменял официальное название страны, которая теперь стала называться не «Демократической республикой Афганистан» (ДРА), а «Республикой Афганистан» (РА). Он также изменил название своей Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) на «Хизб-и-Ватан», что означает «Партия Родины».
Но Наджибулла не смог бы выжить без щедрого советского финансирования, которое прекратилось после августа 1991 года, когда советские противники компромисса предприняли неудачную попытку государственного переворота с целью свержения Горбачева. Вскоре затем, власти СССР и США договорились прекратить финансирование обеих сторон афганского конфликта до конца 1991 года. Когда Горбачев ушел в отставку на Рождество, [122]и Советский Союз официально прекратил свое существование, Республике Афганистан было предоставлено самой заботиться о себе.
Спустя чуть больше года, в феврале 1992, генерал Абдур Рашид Дустум, [123]который до сих пор боролся с моджахедами в северном Афганистане, повернул оружие против Наджибуллы. Коренастый узбек с колючей стрижкой под «ежик», установивший свой контроль над окрестностями Мазар-и-Шарифа, Дустум решил заключить альянс с Масудом, и их объединенные силы взяли Мазар. [124]Чуть позже им сдались Герат и Кандагар. Спустя три года после вывода советских войск, моджахеды подошли вплотную к Кабулу, и Москва посоветовала Наджибулле уйти в отставку.
Организация Объединенных Наций ратовала за план мирной передачи власти от правительства Наджибуллы правительству моджахедов. Но этот план потерпел неудачу, когда 15 апреля Наджибулла попытался покинуть страну. Когда его задержали в аэропорту, не позволив покинуть страну, он нашел убежище в здании миссии ООН в Кабуле. Его соратник, руководитель ХАД Фарук Якуби покончил жизнь самоубийством.
Тогда лидеры моджахедов обратили оружие друг против друга в борьбе за контроль над столицей Афганистана. Люди Хекматьяра тайком просочились в город, чтобы захватить ключевые объекты, но силы Масуда, намного лучше обученные и имевшие более надежную структуру командования, оттеснили их к южным предместьям города. Чтобы найти выход из тупика, лидеры «Пешаварской семерки» [125]решили сформировать временное правительство — «Исламский совет джихада» [126]. Президентом был избран Моджаддеди, Масуд стал министром обороны, Гейлани — министром иностранных дел, а Сайяф — министром внутренних дел. Хекматьяр отказался занять пост премьер-министра этого правительства, пока Масуд является в нем министром обороны.
Однако новое «правительство» было изначально обречено. Большая часть Кабула контролировалась таджикскими и узбекскими силами с севера. Их власть сама по себе была глубокой психологической травмой для пуштунов, которые составляли большинство населения страны, но впервые за последние триста лет потеряли власть над столицей. Почти сразу после этого вспыхнула гражданская война.
Вскоре место председателя «Совета» занял таджикский ученый-философ Раббани, так как Моджаддеди почти все считали слишком властолюбивым. В декабре 1992 года специальное заседание «Совета» утвердило назначение Раббани на должность президента страны сроком на два года. В ответ Хекматьяр начал беспощадную бомбардировку Кабула с юга ради одной лишь цели — сместить Масуда, который теперь сосредоточил в своих руках все командование войсками, сражавшимися на стороне правительства Раббани. Те, впрочем, были не менее беспощадны, убивая мирных жителей и разрушая их дома, чем их соперники пуштуны.
Большая часть Кабула в основном не пострадала в ходе постоянных обстрелов времен советской войны. Но теперь он периодически подвергался разрушениям, поскольку соперничающие группировки моджахедов сражались друг с другом буквально за каждый дом. Из города, ставшего ареной боевых действий, потянулись колонны беженцев. Только за период между маем и августом 1992 года в Кабуле погибли примерно одна тысяча восемьсот жителей.
Тем временем, в сельские районы, как в средневековые времена, вновь вернулась власть военных вождей. [127]Так, пуштунские вожди установили свою власть в Кандагаре, Исмаил Хан при поддержке Ирана захватил контроль над Гератом, а Дустум занял Мазар-и-Шариф и теперь боролся с Масудом за власть над Кундузом. Независимые полевые командиры, контролировавшие дороги между городами, требовали плату за проход и постоянно воевали с конкурирующими группировками за контроль над окрестными территориями. Финансирование «своих» подвластных областей моджахеды все чаще обеспечивали за счет выращивания опийного мака, который уже стал для многих людей единственным источником средств к существованию. Афганистан стал центром мировой торговли опиумом.

IV
В первые несколько лет после вторжения 1979 года моджахеды почти не брали в плен советских солдат. Но позже они изменили свою тактику. Четыреста с лишним советских граждан, оказавшихся в плену в последующие годы войны, моджахеды использовали как для получения разведданных, так и просто в качестве рабов [128]. Сотни людей до сих пор остаются пропавшими без вести. Некоторые из советских пленных дезертировали сами, надеясь либо присоединиться к повстанцам, либо как-то пробиться на Запад. Многие были захвачены моджахедами, маскировавшимися под торговцев, а кого-то переманили продавцы наркотиков. Некоторые заключенные, подвергшись пыткам, были вынуждены принять ислам лишь ради того, чтобы спасти свою жизнь. Живя в горах в течение многих лет, пленники имели смутное представление о том, где они находятся, уже не говоря о том, как бежать из плена. Некоторые из них даже сражались вместе с моджахедами против своих советских войск.
После того, как ЦРУ допросило горстку бывших советских пленных, нескольким из них помогли перебраться за границу, но и там большинство из них ждала неспокойная жизнь. Многие из тех, кто остался в Афганистане, сделали так только потому, что психологически, а иногда и физически были неспособны возвратиться домой. Даже если кто-то пытался жениться и осесть на новом месте, это редко помогало им вернуться к более или менее нормальному душевному и физическому состоянию.
Нежелание командования 40-й армии принять меры по освобождению пленных во многом основывалось на традиционном советском подозрении ко всем военнопленным: если даже они не были предателями сначала, то их похитители «перевербовали» их позднее. Это только усугубляло их участь. Семьям некоторых пропавших без вести солдат сообщали, что те, якобы, погибли, и родственники хоронили пустые гробы, полагая, что в них находятся останки их ближних. Хотя нескольким пленным солдатам удалось переправить письма своим семьям, почти вся остальная информация была перехвачена и засекречена КГБ.
Работавшая врачом в больнице Ада Семенова жила на окраине Тбилиси, столицы Советской Грузии, когда ее сын Константин Габараев — атлетически сложенный и, к тому же, музыкально одаренный юноша — записался добровольцем в армию. После учебы в школе прапорщиков в Туркменистане, он был отправлен в Афганистан. Один коллега Семеновой, служивший военным врачом, намекнул ей, что он готов придумать диагноз, который освободил бы восемнадцатилетнего Костю от службы. Но когда она передала сыну это предложение, тот категорически отказался. «Это то, чему ты учила меня?» — спросил он свою молодую, кроткую мать. Она не стала его удерживать. В то время, когда с момента вторжения прошел только один год, Афганистан еще не казался настолько опасным местом службы, чтобы так уж беспокоиться. Костя уехал в Афганистан в мае 1981 года в качестве командира боевой машины пехоты в 201-й мотострелковой дивизии.
Со своей базы в Кундузе Габараев регулярно отправлял матери письма, описывая свою, в целом довольно скучную, караульную службу на электростанции. Она знала своего сына достаточно хорошо, чтобы понять, что он что-то недоговаривает о своих боевых операциях, и только позже узнала о его ранении в ногу. После полутора лет службы молодой человек начал писать о своих планах вернуться домой к мирной жизни и, самое главное, получить высшее образование.
Семенова начала беспокоиться, когда Габараев, которого ждали домой в октябре 1982 года, так и не появился, и никто не мог объяснить почему. Проведя в беспокойстве два месяца, она обратилась в местный военкомат. Не получив помощи там, она послала телеграмму в Министерство обороны, чтобы получить информацию о своем сыне, но — снова напрасно, на этот раз ей даже не прислали никакого ответа. Все больше приходя в отчаяние, она принялась посылать телеграммы во все ведомства, которые могли иметь какое-то отношение к армии. Когда близился уже 1983 год, она обратилась за помощью к главному врачу своей больницы, племянник которого, как она узнала, был уволен в запас после службы в Афганистан в октябре 1982-го.
Когда Семенова встретилась с бывшим рядовым и упомянула имя ее сына, она заметила, как тот побледнел. Затем она потеряла сознание. Когда она пришла в себя, тот уже ушел. Позже другой врач сказал ей, что тот рядовой был сумасшедшим. «Они все там сходят с ума в Афганистане», — сказал он. Ее настойчивые просьбы позволить ей снова поговорить с бывшим солдатом не дали результата; ее лишь заверили, что он и ее сын в действительности никогда не встречались, и что «сумасшедший» молодой человек просто ошибся.
Четыре дня спустя главный врач все же передумал и снова вызвал Семенову к себе в кабинет. На этот раз доктор, откровенно сочувствовавший матери, подтвердил, что его племянник, который сам не смог встретиться с ней, действительно знал Габараева. БМП Константина, как рассказал ей доктор, сопровождала автоцистерну в окрестностях Кундуза — в городке Холм провинции Саманган, когда 19 сентября случилась поломка. Хотя согласно стандартной процедуре нужно была запустить сигнальную ракету и ждать помощи, неопытный лейтенант приказал Габараеву и другому прапорщику, которого звали Юрий Пучков, отправиться в ближайшее отделение полиции, то есть царандоя, которое находилось примерно на расстоянии одной мили от них. Спустя пятнадцать минут после того, как оба с автоматами отправились искать пост царандоя, экипаж заглохшей машины услышал стрельбу и взрывы. Найти двух прапорщиков так и не удалось.
Хотя Семенова и так уже готовилась к худшему, эта новость оглушила ее. Пытаясь преодолеть отчаяние, следующие два месяца она посвятила в основном поиску знакомых в КГБ, которые могли бы помочь ей узнать о том, что еще известно о местонахождении ее сына. В Москве один полковник министерства обороны согласился поговорить с ней, но при встрече лишь кратко объяснил, что узнать о судьбе одного лишь рядового практически невозможно. В Ташкенте, куда Семенова прилетела специально, чтобы встретиться с командующими Туркестанским военным округом, где 201-я дивизия Габараева базировалось до вторжения в Афганистан, ей только передали записку. В ней еще более кратко говорилось, что ее сын числится пропавшим без вести.
Военные, пропавшие без вести, вызывали у советских бюрократов практически не меньшее подозрение, чем военнопленные.
А вдруг они пропали потому, что дезертировали? Вдруг они зашли настолько далеко, чтобы сражаться против своей Родины? А даже если это и не так, то все равно никто не знает, какой антисоветской идеологии они там наслушались и, может быть, даже поверили ей. Мертвого Габараева похоронили бы с почестями. Живой же он считался возможным предателем.
В течение следующих лет Семенова написала несметное количество писем в адрес чиновников всех рангов. Она услышала много разных версий исчезновения ее сына. В одной из них, в частности, говорилось, что он и Пучков погибли в бою после того, как убили двух моджахедов и у них закончились боеприпасы. Иногда звонили из местного военкомата с настоятельными просьбами, чтобы Семенова принесла фотографии Габараева или образцы его почерка. Эти звонки на какое-то время повышали ее настроение, пока один сочувствующий знакомый не рассказал ей, что все это было не больше, чем бюрократической показухой, дальше которой дело не шло. Через четыре года после исчезновения Габараева, с началом перестройки официальная информация стала более доступна. Тогда Семенова узнала, что ей с самого начала не сообщили о смерти сына, потому что военные представители вели переговоры с местными моджахедами о его освобождении. Ей также сообщили, что на месте похищения были обнаружены пятна крови и советская каска. Было арестовано несколько афганцев для того, чтобы по возможности обменять на пропавших солдат или хотя бы их останки. Зная, что моджахеды взяли пленных для обмена на захваченных повстанцев, эта новость внушила Семеновой новую надежду. Еще больше оптимизма вселила в нее новая информация о том, что после исчезновения Габараева, его командир приказал перекопать расположенный неподалеку сад, где, по слухам, могли быть захоронены его останки. Однако в результате поиска никаких тел найдено не было.
Правда, Семенова узнала также и о заявлении советского правительства о том, что оно не желает вести переговоры с «бандитами»-моджахедами о возвращении без вести пропавших военнослужащих. Более того, прокуратура возбудила уголовные дела в отношении пропавших без вести солдат, включая и Габараева.
Семенова была полна решимости не бросать поиски сына. В декабре 1988 года она наткнулась на небольшую заметку в «Литературной газете», выступавшей против последнего заявления советских властей. В заметке сообщалось, что родственники солдат, пропавших в Афганистане, планируют провести демонстрацию перед пакистанским посольством на одной из главных улиц в центре Москвы. Хотя Пакистан официально не был участником Афганской войны, советские граждане слышали, что некоторые пленные солдаты Красной Армии были освобождены из тамошних тюрем, за границей Афганистана. Семенова прилетела в столицу, чтобы присоединиться к акции протеста, организованной журналистом по имени Иона Андронов. Во время демонстрации Андронов был приглашен в здание посольства. Затем он появился, чтобы сообщить, что посол согласен говорить с ним и еще с тремя матерями пропавших солдат. Семенова была одной них.
Сын одной из двух других матерей исчез без следа из одного из советских гарнизонов. Третья мать рассказала, что ее сын пропал всего лишь через неделю после того, как прибыл в Афганистан. Это произошло во время ночной операции по освобождению нескольких активистов НДПА, которых держали в заключении в одной из мечетей. Когда их воинская часть приготовилась вернуться на базу, его автомат выпал из кузова грузовика, и он спрыгнул, чтобы подобрать его. Именно тогда он был захвачен в плен, а затем, как слышала его мать, подвергся пыткам, и его израненное тело везли на муле. Пакистанский посол согласился помочь и обсудить этот вопрос с Беназир Бхутто, недавно избранной новым премьер-министром Пакистана.
В 1989 году Семенова присутствовала на пресс-конференции с министром обороны Дмитрием Язовым, во время которой его спросили о военнопленных в Афганистане. «Нет таких пленных!» — рявкнул он в ответ, добавив, что все пропавшие в бою военнослужащие на самом деле погибли. Но как раз незадолго до того Бхутто согласилась помочь родственникам пропавших советских солдат посетить Исламабад, и Язов, несмотря на свою недавнюю вспышку гнева, также согласился встретиться с ними. Рано утром на следующий день, в своем кабинете в здании министерства обороны, расположенном неподалеку от Кремля, он показал Семеновой и другим официальный список из 314 советских граждан, пропавших без вести в Афганистане.
Министерство обороны доставило родственников в Исламабад. Хотя Семенова мало надеялась на эту поездку, ее в какой-то степени утешало то, что она находилась относительно недалеко от того места, где пропал ее сын. В течение недели, проведенной в Пакистане, группа встретилась с одним военнопленным из Белоруссии по имени Андрей Лохов. Выглядевший несколько отстраненно, этот молодой человек с призрачно-бледным лицом рассказал о своем обращение в ислам, но на вопрос, хотел бы он вернуться домой, он смог ответить лишь одно: «Я не хочу воевать». Передав группе письмо для своих родителей, он сказал им: «Забудьте обо мне, моя жизнь кончена». Бхутто заявила, что благодаря этой поездке она надеялась освободить хотя бы одного советского солдата. Но, несмотря на попытки группы уговорить Лохова возвратиться домой, он был не волен улететь вместе с ними по каким-то причинам, которые советские матери так и не смогли выяснить.
В ходе двух встреч с Беназир Бхутто родственники могли лично видеть и лидеров моджахедов, включая Раббани, Моджаддеди и Хекматьяра, который в то время считался министром иностранных дел Афганистана. [129]Во время первой из двух встреч с Хекматьяром тот пообещал им предоставить информацию о судьбе, по крайней мере, некоторых пропавших без вести солдат. При втором разговоре он сказал лишь, что ему не удалось ничего найти. Это так возмутило Семенову, что она высказала ему, что он, дескать, даже и не пытался помочь им. В ответ на это Хекматьяр сердито ответил: «Горбачев вообще ни разу не встретился с вами!»
Родственники встретились с Горбачевым после возращения в Москву. В конце 1989 года, советский лидер распорядился закрыть уголовные дела против пропавших без вести солдат и объявил амнистию для всех ветеранов Афганской войны, обвиненных в правонарушениях. Хотя Семенова к тому времени потеряла всякую надежду найти своего сына живым, она хотела, по крайней мере, получить его останки. Вместе с родственниками других пропавших солдат, она дважды побывала в Афганистане, чтобы посетить местные тюрьмы. Потом была еще одна поездка в Пакистан, в ходе которой они, наконец, добились освобождения Андрея Лохова и еще одного солдата. В Исламабаде Семенова встретилась с репортером газеты «Пакистан Таймс», который освещал события войны. Просматривая кипу фотографий, которые советские родственники привезли с собой, он указал на фотографию Габараева, сказав, что он похож на кого-то, кого он уже видел раньше. Как бы то ни было, он не смог больше ничего сообщить о нем.
Вернувшись в Москву, Семенова продолжила собирать обрывки информации, которая могла бы пролить свет на судьбу ее сына. Однажды Александр Олейник, журналист журнала «Огонек», который был одним из первых изданий, начавших печатать непредвзятые оценки этой войны, показал ей письмо, опубликованное одним из командиров Габараева в «Литературной газете». Офицер описывал храбрость Габараева во время атаки против боевиков Масуда, блокировавших своим огнем группу афганских солдат.
Затем из отчета Красного Креста Семенова узнала, что Габараев был якобы переведен в Пакистан. И хотя в отчете не указывалось точно, куда именно его могли отправить, репортер журнала «Огонек» Олейник начал собственное расследование с целью поиска информации о лагере для военнопленных в Пакистане, где, как предполагала Семенова, возможно, содержали ее сына. Как выяснилось, тюрьма была частью финансируемого США лагеря моджахедов, находившегося примерно в двадцати милях от Пешавара. Это был лагерь Бадабер, ныне контролируемый группировкой Раббани, а прежде служивший авиабазой ЦРУ — той самой, откуда в 1960 году взлетел Фрэнсис Гарри Пауэрс на своем разведывательном самолете U-2, который был сбит чуть позже над Советским Союзом.
26 апреля в 1985 году несколько десятков советских заключенных подняли восстание в Бадабере. Позднее Семенова видела документы КГБ, из которых следовало, что Раббани сам обратился к советскому руководству, чтобы передать им пленных, но оно отвергло это предложение. Жестокий бой в лагере Бадабер продолжался всю ночь, даже после того, как базу окружили солдаты Пакистанской армии. На следующее утро один из артиллерийских снарядов угодил прямо в оружейный склад базы. В результате этого взрыва огромной силы была уничтожена большая часть комплекса. Предположительно, все советские пленные были убиты в ходе боя. [130]
Вскоре Семенова получила письмо из советского посольства в Афганистане. В нем говорилось, что один советский агент действительно видел ее сына в Бадабере. Затем с нею связался еще один бывший советский военнопленный, который сообщил, что Габараев был одним из семи советских заключенных в лагере Бадабер. (Американские корреспонденты сообщали, что в Бадабере содержалось в плену двенадцать советских граждан). Но Семенова продолжала искать встречи с высокопоставленными официальными лицами, включая Шеварднадзе, Варенникова и Бориса Ельцина, который в то время был депутатом парламента Российской республики. Найти пропавших солдат пытался и Франц Клинцевич, бывший офицером разведки 345-го воздушно-десантного полка Валерия Востротина. Он же составил список советских пленных, содержавшихся в Бадабере. Габараев изначально не значился в нем, но позже Клинцевич также включил его в список.
Позднее, пришло еще одно письмо из советского посольства в Афганистане, в котором говорилось, что сына Семеновой видели 21 декабря 1985 года, спустя восемь месяцев после восстания в Бадабере, в другом лагере моджахедов в Пакистане. Но это так и не помогло ей прояснить судьбу сына, а когда министерство обороны заявило, что список пропавших без вести на войне советских граждан еще не закончен, ее боль стала невыносимой. Теперь она верит, что было бы лучше, если бы ее сын действительно погиб, чем продолжал мучиться еще где-нибудь.

V
В декабре 1982 года на север от Кабула двигался еще один очередной конвой, в составе которого находился и восемнадцатилетний водитель автоцистерны рядовой Александр Оленин. Он прибыл в Афганистан в прошлом году из своего родного приволжского города Самары. Ему оставалось служить лишь несколько месяцев, и эта мысль утешала его, поскольку за много дней службы — в особенности, таких как этот, накопилась огромная усталость. Постоянные снегопады сделали дорогу, ведущую вверх к туннелю Саланг, предательски скользкой. Автоцистерна Оленина шла последней в конвое, позади другой автоцистерны. Пройдя непроглядно-черный туннель, конвой начал спускаться по северной стороне перевала вдоль скалистых гор, где он предпочел не останавливаться, несмотря на отчаянное желание смениться и отдохнуть после десяти часов за рулем, потому что местность была незнакомой и опасной.
Наконец, Оленин увидел удобное место для остановки — небольшой ресторанчик у обочины дороги. Он справил нужду поблизости и собирался уже вернуться в свою машину, когда к нему направился какой-то молодой афганец. Оленин дал ему знак отойти, но как только он сел в кабину грузовика, афганец сразу же проскользнул с другой стороны на пассажирское место. В кабине лежали заряженный пистолет и автомат Калашникова. Оленин выхватил пистолет и попытался выстрелить, но когда тот дал осечку, к машине устремилось еще несколько человек.
Оленину удавалось сдерживать их около часа, пока он не отключился от усталости. Когда он очнулся, четыре афганца несли его вверх по какой-то горной тропе. После того, как он начал ругаться и отбиваться, они заткнули ему рот, а потом принялись пинать его и бросать ему на ноги тяжелые камни. Затем, они двинулись дальше, таща его за собой за руки.
Когда похитители сделали остановку, Оленин вынул из кармана горсть афгани, местной валюты, и крикнул: «Если вы грабители, так возьмите мои деньги!». Но это не подействовало, и моджахеды продолжили подъем к вершине, где присели и стали ждать. Вскоре прибыл командир повстанцев с отрядом примерно из сорока боевиков. Ярость Оленина сменилась ужасом. Позднее он узнал, что его похитили моджахеды из возглавляемой Хекматьяром группировки «Исламская партия Афганистана», [131]готовившиеся напасть на весь конвой и ожидавшие только подхода бронетранспортеров, чтобы начать атаку. Но более крупной добычи они так и не дождались.
После того, как его доставили в расположенный неподалеку лагерь повстанцев, Оленину приказали написать письмо командиру его полка. В качестве простейшего кода он использовал в письме русский «матерный» жаргон. Вспомнив самые страшные и многоэтажные ругательства, какие только мог выдумать, он описал маршрут, по которому его доставили в лагерь, и просил спасти его. Но помощь так и не пришла. После долгого пути через горные перевалы и долины Оленина перевели в другой лагерь. Он все еще не мог до конца понять, что же произошло, и эта неясность сковывала его. Побег казался бессмысленным. Даже если бы его не сопровождали всюду несколько человек, он все равно не знал куда идти, даже если бы ему каким-то образом удалось вырваться на свободу.
Проходили дни, а он все это время не делал почти ничего и лишь иногда занимался сбором дров. После того, как он дважды пытался повеситься от страха и отчаяния, его похитители отобрали у него веревку. Большинство из них были обычными крестьянами разного возраста — от подростков до пожилых мужчин. Они стерегли его поочередно, каждые десять дней сменяя друг друга и возвращаясь в свои деревни. В горах им было почти нечем заняться, кроме чистки своего оружия, которая занимала большую часть времени. Мясо только иногда пополняло их скудную диету, состоявшую в основном из сухофруктов и картофеля.
Там Оленин встретился однажды с сыном местного командира повстанцев, учившимся когда-то в Кабульском университете и немного говорившим по-английски. Познания Оленина в английском языке тоже были минимальными, но им удавалось общаться с помощью жестов, и он полагал, что именно их «беседы», позволившие установить своего рода знакомство, спасли его от гибели и от отправки в Пакистан.
Сын командира как-то раз спросил его, почему Советский Союз вторгся в Афганистан.
— Вы думаете, здесь воюют американцы или китайцы? — спросил он. — Нет, здесь только афганцы. Как и вся моя родня, это жители моего маленького села. Мы защищаем нашу страну, которую вы пришли завоевать.
— Мы никогда не хотели захватить вашу страну, — ответил Оленин. — Мы пришли, чтобы помочь вам.
— Нет, вы здесь не ради нас. Вы здесь из-за коммунистов, а они — наши враги.
Эти два молодых человека обсуждали и вопросы религии. Хотя Оленин был атеистом, как большинство советских людей, он интересовался Кораном, который был единственной книгой, которую разрешалось читать, и начал изучать алфавит языка пушту. Через некоторое время он принял ислам и взял имя Рахматулла.
Вскоре ему составил компанию другой пленник. Оленин слышал об украинском дезертире по имени Николай и полагал, что новый заключенный, украинец в офицерской форме, и был тем человеком. В конце концов, Оленин проникся презрением к этому на вид неуравновешенному и временами вспыльчивому товарищу. Оба они провели в плену, живя бок о бок несколько лет, в течение которых базу дважды штурмовали советские войска. Пережив все эти обстрелы, Оленин провел в плену двенадцать лет, а после вывода советских войск из Афганистана женился на афганской женщине.
В 1994 году, после того как Абдур Рашид Дустум договорился с Россией об освобождении военнопленных, родители Оленина приехали в Шибирган, чтобы встретиться со своим сыном, которого они не видели с тех пор как он был еще совсем молодым юнцом. Отец другого военнопленного, тоже приехавший в Шибирган, привез с собой бутылку водки, чтобы отпраздновать встречу с сыном после долгой разлуки, но бывшие узники попросили его спрятать бутылку, боясь гнева афганских мусульман. После встречи с родителями, длившейся около часа, российские репортеры спросили Оленина перед ярким светом телекамер, хотел ли он вернуться домой. Он действительно хотел этого, но не осмелился сказать об этом в открытую, опять же, из-за боязни вызвать гнев афганцев, от которых он пока еще зависел.
Этой же ночью Оленин и другой пленник вылетели из Хайратона в Пешавар, где офицеры ИСИ официально передали их российскому посольству. Когда Оленин вернулся домой в Самару, его больше всего поразили вид частных магазинов и нищих на улицах, поскольку все это появилось только после краха коммунизма в России. Но его новая религия и слухи о том, что он дезертировал, сильно осложняли ему жизнь на родине, что стало поводом для его возвращения в Афганистан. Он провел еще десять лет в Афганистане, работая управляющим продуктовым магазином и продавая фрукты, прежде чем еще раз возвратиться в Россию, чтобы снова попытаться обжиться на родине.

VI
Во время советской войны в Афганистане лидеры моджахедов в борьбе за власть сильно потеснили пуштунский клан Дуррани. Это вызывало большое недовольство членов клана, который традиционно правил Афганистаном с тех пор, как его предводитель, Ахмед Шах Дуррани, двести лет назад создал свою империю, которая стала основой современного Афганистана как государства. Но в конце лета 1994 года некоторые члены клана Дуррани вновь заявили свои претензии на власть, сплотившись вокруг новой группировки, образовавшейся в южном Афганистане. Некоторые учащиеся религиозных учебных заведений, называвшие себя «Талибан», то есть «учениками Ислама» долгое время были обычным явлением местной жизни. Но так получилось, что во время советской войны несколько тысяч молодых афганцев изучали и основы радикального ислама в различных медресе на севере Пакистана вблизи афганской границы.
В 1990-е годы они образовали своего рода «народное ополчение», поддерживаемое давно отошедшими от власти лидерами клана Дуррани, которые теперь стремились вновь утвердиться в Афганистане.
История стремительного взлета движения Талибан окутана легендами. Одна из них гласит, что однажды, когда один местный могущественный правитель в Кандагаре изнасиловал несколько девочек, местные жители обратились за помощью к лидеру Талибана мулле по имени Мохаммед Омар. Его правоверные студенты казнили насильника и изрядно запугали его сторонников. Скоро другие жертвы насилия тоже стали обращаться за помощью к новой группировке, члены которой изображали себя набожными идеалистами и борцами за справедливость.
Движение Талибан, в котором преобладали пуштуны, возникло в условиях насилия и анархии, охвативших Афганистан. Его молодые сторонники были в основном продуктом оторванного от своих корней общества, которое обратилось к мессианскому исламу, проповедовавшемуся муллами-фундаменталистами. Становлению Талибана очень помогли саудовские деньги и обучение в лагерях пакистанской ИСИ, которая рассматривала их как альтернативу своему бывшему фавориту Хекматьяру, занятому в то время, в основном, боями с Масудом, продолжая разрушение Кабула или того, что от него еще осталось.
Когда один полевой командир по имени Мансур захватил пакистанский конвой с помощью для Афганистана, премьер-министр Пакистана Беназир Бхутто обратилась к движению Талибан, чтобы спасти конвой. Мансур был застрелен, а его тело, как говорили, было выставлено напоказ, подвешенное на стволе танка. После этого Талибан захватил склад с оружием, принадлежавший Хекматьяру, и вскоре затем захватил Кандагар. Местные жители приветствовали новое движение, так как отчаянно желали хоть какой-то стабильности. Появились и новые добровольцы, присоединившиеся к талибам.
В конце августа мулла Омар начал новое крупное наступление и вскоре взял Джелалабад, перерезав пути поставок из Пакистана в Кабул. В течение следующих двух лет Талибан продвинулся дальше на север, вынудив Масуда в сентябре 1996 года отступить из разрушенного бомбардировками Кабула. На следующий день боевики Талибана ворвались в здание миссии ООН, где нашел убежище Наджибулла. Талибы кастрировали и убили его, как и его брата, а потом публично повесили их тела.
Талибы заставили женщин носить «бурку» — одеяние, закрывавшее фигуру с ног до головы, а также запретили им работать. Правосудие превратилось в отрубание ушей, рук и голов. Наказанием за прелюбодеяние служило публичное забрасывание камнями до смерти. Талибы запретили телевидение, фотографию, музыку; запрещалось даже свистеть или запускать бумажных змеев, хотя до сих пор это оставалось одним из немногих развлечений для бедных детей. Любую женщину могли избить только за то, что она обнажила руку. Кабул и другие города под властью учрежденного талибами «управления по распространению добродетели и искоренению порока» постепенно погружались в средневековый ад.
Ахмад Шах Масуд попытался еще раз организовать сопротивление Кабулу, теперь находившемуся в руках Талибана, действуя со своей базы в Панджшерской долине. Он призвал силы повстанцев объединиться, чтобы создать «Объединенный фронт за освобождение Афганистана», известный также как «Северный альянс». [132]Но бойцы «Альянса» жили плохо по сравнению с талибами, которые захватили власть над 90 % территории страны, а созданный вблизи границы с Таджикистаном «Северный альянс» фактически контролировал только Панджшерскую долину.
В мае 1996 Усама бин Ладен и его группировка «Аль-Каида» вернулись в пещерные комплексы, которые когда-то были построены с его же помощью южнее Джелалабада. Теперь они находились под защитой Талибана, который с радостью принял взамен как его деньги, так и влияние над сетью боевиков-«джихади». В конце лета 2001 года Масуд согласился дать интервью двум алжирским тележурналистам. Во время интервью бомба, спрятанная в их телекамере, взорвалась, смертельно ранив Масуда. Алжирцы были членами «Аль-Каиды». На следующий день [133]еще несколько членов «Аль-Каиды», большинство из которых были жителями Саудовской Аравии, угнали четыре реактивных авиалайнера в Соединенных Штатах. Два из них врезались во Всемирный торговый центр, один — в здание Пентагона, и еще один разбился в сельской местности в штате Пенсильвания, после того, как пассажиры оказали сопротивление угонщикам [134].

VII
Когда постсоветская Россия вспоминала об Афганской войне в целом, то многие воспринимали ее лишь как один из конфликтов, которые велись старым режимом. Новому режиму хватало и своего собственного военного поражения. Когда Москва в 1994 году начала военные действия с целью подавления движения за независимость на территории отколовшейся от России Чечни — так как Кремль, помимо прочего, опасался того, что отделение северокавказского региона может увлечь своим примером и другие области, — война пошла ужасно. Горький опыт Афганской войны, которая закончилась всего лишь пятью годами ранее, не были учтены. Закаленные местные боевики, которые знали местность гораздо лучше и рисковали гораздо больше, выбивали из строя тысячи недостаточно обученных и плохо оснащенных российских солдат-призывников уже из новой, посткоммунистической России.
Чеченская война была последней в длинном ряду российских военных маневров на Кавказе, который всегда был пограничной территорией, мало чем отличавшейся от Афганистана. Обескровленные боями против новых партизанских сил в горах, русские войска вымещали досаду на местном населении, убивая тысячи мирных жителей, уничтожая деревни и разрушив столицу страны, город Грозный.
После того, как повстанцы во главе с полевым командиром Асланом Масхадовым отбили назад Грозный в 1996 году, обе стороны подписали мирное соглашение, которое оставляло разоренную территорию Чечни фактически независимой. В изолированном и доведенном до нищеты регионе стали обычным явлением похищения людей, пытки и казни без суда и следствия. В 1999 году новый премьер-министр Владимир Путин начал второе наступление на Чечню после того, как исламистские чеченские командиры предприняли несколько нападений на соседний регион России — Дагестан. Москва также обвинила чеченцев в серии взрывов жилых домов в России, несмотря на отсутствие доказательств и даже несмотря на признаки того, что взрывы, возможно, были организованы органами безопасности как повод для войны. Руслан Аушев, герой афганской войны, бывший командир 108-й мотострелковой дивизии и один из самых близких друзей Валерия Востротина, возглавлял в то время правительство соседней области — Ингушетии. Москва отклонила многие попытки Аушева выступить посредником в этом конфликте и, в конечном счете, заменила его марионеточным прокремлевским лидером, под бдительным контролем которого насилие распространилось из Чечни и на Ингушетию.
Новая чеченская война позволила Путину заручиться политической поддержкой среди российского населения, которое уже было по горло сыто десятилетием постсоветского унизительного упадка. Ничто не ранило больнее российскую гордость, чем тягостное впечатление от первого чеченского конфликта, но теперь некогда прославленные вооруженные силы страны снова оказались в глухом тупике, отвечая на атаки повстанцев похищениями людей, убийствами, пытками и насилием над многими тысячами мирных чеченцев. Силы Москвы смогли обеспечить определенную степень стабильности в этом регионе только тогда, когда уничтожили большую часть того, что еще осталось от провинции.
К 2008 году во главе Чечни встал бывший повстанец 31-летний Рамзан Кадыров, который, как многие верят, сам пытал и убивал людей своими собственными руками. Самоуверенная власть Кадырова держится на страхе, дани и огромной поддержке из Москвы. Утверждения Кремля о победе в Чечне верны лишь в том смысле, что тактика выжженной земли, освоенная еще в Афганистане, была доведена до логического завершения: намного меньшее население было буквально разбомблено до полного подчинения, а его инфраструктура восстановлена под властью энергичной промосковской администрации. Где потерпела неудачу «афганизация», обратившая конфликт на местных жителей, там восторжествовала «чеченизация», по крайней мере, временно.
Но режим, выросший за счет жестокого подавления Москвой чеченской независимости, крайне нестабилен. Кадыров зависит от частного ополчения, кремлевской поддержки, и работы «батальонов смерти». Кремль называет повстанцев «бандитами» и «террористами», повторяя ту же терминологию, которая обычно использовалась в Советском Союзе в отношении афганских моджахедов, и утверждает, что конфликт в Чечне был частью глобальной войны против терроризма. В сущности же, наоборот, Москва гораздо больше сделала для воспитания будущего поколения террористов из числа отчаявшихся и нищих чеченских жителей. Из Чечни насилие распространилось и на другие, прежде мирные регионы Северного Кавказа, которые угрожают стать очагом новых этнических и религиозных конфликтов. [135]

VIII
Восьмилетнему правлению Путина как президента России очень помог взлет мировых цен на нефть. Новое богатство, превосходившие самые смелые мечты Кремля, позволило ему вытеснить с политической арены оппозиционные партии России и почти заставить замолчать противников Кремля. Образовался ряд новых партий, которые были либо созданы Кремлем, либо образованы с его санкцией. Большинство наиболее выдающихся и влиятельных фигур в политике и бизнесе вступили в главную прокремлевскую партию «Единая Россия». Среди них был и Франц Клинцевич, бывший начальник разведки 345-го воздушно-десантного полка.
Клинцевич остался служить в 345-м полку после окончания Афганской войны. В 1994 году полк был отправлен в бывшую советскую республику Грузию, чтобы помочь обеспечить перемирие между правительством и сепаратистами в Абхазии — отколовшемся от Грузии причерноморском регионе. Вскоре после этого Клинцевич вышел в отставку из вооруженных сил, чтобы возглавить «Российский союз ветеранов Афганистана». Позже он был избран в парламент, где стал заместителем главы парламентской фракции «Единая Россия».
Пилот вертолета Владимир Костюченко стал заместителем Клинцевича в «Союзе ветеранов». В 2006 году он тоже пошел в политику, создав партию «За Родину», которая обещала отстаивать интересы ветеранов в растущей борьбе за голоса все более националистически настроенных избирателей России.
Некогда худощавый и подтянутый Клинцевич теперь располнел. Окна его огромного, обитого кожей кабинета в здании Государственной Думы, построенном в сталинские времена напротив Красной площади, выходят прямо на Кремль. Далее по коридору делит тесный кабинет со своим помощником еще один ветеран 345-го полка. Знаменитый полковой командир Валерий Востротин также депутат Государственной Думы РФ и член «Единой России». На стене позади его рабочего стола висит большой портрет его кумира, героя девятнадцатого века Дениса Давыдова. На подоконнике Востротин держит модель злосчастной боевой машины пехоты — БМД, в которой его дважды ранили. После возвращения из Афганистана Востротин занимал разные высокие военные посты, пока не был назначен заместителем министра по чрезвычайным ситуациям. В этом качестве он еще раз вернулся в Афганистан с грузом гуманитарной помощи еще до своей победы на выборах в депутаты парламента. Одним из его юридических консультантов является ни кто иной, как генерал в отставке Николай Сердюков, который в декабре 1979 года был командиром 345-го полка и наказал Востротина и других военнослужащих 9-й роты за мародерство во дворце Тадж-Бек, который они перед этим помогали штурмовать.
Для большинства ветеранов Афганской войны Востротин олицетворяет героизм и справедливость — возможно, даже больше, чем любой другой офицер из тех, кто сражался на войне. Каждый год 11 февраля — в годовщину дня 1989 года, когда 345-й полк официально был выведен из Афганистана, ветераны собираются в центре Москвы напротив выстроенного в неоклассическом стиле здания Большого театра через улицу от здания Думы. Погода в это время холодная и пасмурная, поэтому день обычно бывает очень сырым. Ветераны, члены семей и друзья стоят, притопывая ногами от холода в ожидании своих товарищей. Но появление Востротина вызывает приветственные крики и благоговейный шепот. В окружающей его толпе люди обмениваются между собой поздравлениями, делятся военными историями и угощают друг друга водкой, после чего расходятся по группам, чтобы предаться более серьезным воспоминаниям и выпить где-то в другом месте. Ветераны, все еще недовольные советским подходом к этой войне и ее последствиями, находят утешение в своем сильном братстве и еще не пережитой скорби по своим погибшим товарищам.
Но отношение к войне меняется. Богатая нефтью Россия двадцать первого века стремится к новой конфронтации с Западом в попытке восстановить свое утраченное влияние на мировой арене. В Москве внешние проявления патриотизма и политической лояльности снова стали действующей валютой, позволяющей преуспеть в бизнесе и политике. Ветераны и знатоки этой войны все более и более оглядываются на этот конфликт через призму «холодной войны», говоря не столько об ошибках Москвы в Афганистане, сколько об уроках войны в отношениях с Соединенными Штатами. Огромный поток долларов, которые Вашингтон вложил в эту войну ради убийства советских парней, просто выполнявших свой долг перед своими товарищами-коммунистами, все чаще воспринимается как предупреждение об опасности легкомысленных иллюзий об американской дружбе. Американская поддержка моджахедов рассматривается как признак действительного отношения американцев к русским и как доказательство нежелания Вашингтона понять, что Советский Союз на самом деле вторгся в Афганистан только потому, что хотел установления мира среди своих соседей. Когда Россия вторглась в Грузию в 2008 году, отчасти чтобы решительно порвать с Западом, отчасти — с целью создания собственной сферы влияния, кремлевская пропаганда звучала почти так же гневно, как и ее прежний, советский вариант. И это возымело немалый эффект: многие россияне считали, что американские войска воевали вместе с грузинами против русских солдат.
И все же отношение к Афганской войне остается очень смешанным и часто запутанным. Многие ветераны гордятся своей службой, сохраняют безграничное доверие к своим товарищам и весьма критично настроены по отношению к тому, как велась эта война. В основном критика в отношении властей касается того, что они, сначала приняв ошибочное решение о вторжении в Афганистан, потом вывели войска. Валерий Курилов — офицер группы спецназа «Зенит», участвовавшей в штурме дворца Тадж-Бек в 1979 году, не удивлен, что «Аль Каида» нашла благодатную почву в Афганистане. «Почему афганцы должны разделять наши ценности и уважать нас? О каких ценностях мы вообще говорим? Мы вторглись в их страну, грабили и убивали их, а затем просто собрались и уехали. Почему бы в мире не вырасти терроризму именно там?»
Дмитрий Лекарев, бывший когда-то рядовым в 70-й бригаде в Кандагаре и вернувшийся после двух лет службы в Москву, в 2005 году, гуляя в парке, случайно встретился со своим бывшим командиром батальона. Отставной полковник сидел на скамейке в гражданской одежде. Лекарев, который уважал Дунаева и считал, что ему повезло служить под его командованием, почему-то чувствовал себя перед ним как школьник перед бывшим учителем.
Дунаев тоже узнал Лекарева. «А, сержант, иди сюда!» — подозвал он его по-дружески. После этого последовал обмен приветствиями, начавшийся с шутки полковника: «Может у Вас есть работа для меня?» Бывшему рядовому хватило этих секунд, чтобы понять: Дунаев говорил вполне серьезно. Полковник, имевший четыре Ордена Красной Звезды и два Ордена Ленина, был безработным. Лекарев не знал, чем были вызваны те слезы, которые ему удалось сдержать, — чувством обиды за него, за них обоих или за всю эту долгую авантюру, которая все еще вызывала море боли даже по прошествии трех десятилетий после бессмысленного решения о ее начале.

 

 

 


Эпилог

I
Крепость Кала-и-Джанги с ее длинными глинобитными стенами высоко возвышается над пустынными площадями и гранатовыми садами, окружающими город Мазар-и-Шариф. В этом фантастическом замке девятнадцатого века находится большой огороженный комплекс с конюшней, тюрьмой и складом оружия. 25 ноября 2001 года туда прибыли две группы телерепортеров, планируя снять обычную историю, поскольку на войне все становится обычным.
Прошел всего месяц с тех пор, как Соединенные Штаты присоединились к ряду великих держав, которые вторгались в Афганистан в течение тысячелетий. В октябре американские самолеты начали бомбить передовые позиции ревностных поборников ислама талибов севернее Кабула. Это были первые залпы Вашингтона в войне с терроризмом [136]. Она была спровоцирована терактами 11 сентября, когда группа исламистских фундаменталистов, в основном саудовско-арабского происхождения, обученных в Афганистане Аль-Каидой Осамы бин Ладена, направила два самолета в здания Всемирного торгового центра и третий — в здание Пентагона.
Крепость Кала-и-Джанги когда-то использовалась советскими войсками во время войны в Афганистане, после чего ее заняла группировка Талибан. В начале октября генерал Дустум, узбекский полевой командир и лидер Северного Альянса, внушавший страх своим противникам, вытеснил Талибан и сделал крепость своим штабом. Известный своей жестокостью Дустум, по словам очевидцев, насаждал дисциплину, расправляясь даже со своими собственными людьми. По крайней мере, однажды, солдата, обвиненного в воровстве, привязали к гусенице танка.
При поддержке американских бомбардировщиков В-52 и подразделений сил специального назначения Северный альянс скоро начал крушить своих врагов. План Вашингтона состоял в том, чтобы свести к минимуму потери среди американцев, полагаясь на местные силы и воздушные бомбардировки. За десять дней до того, как российские репортеры приблизились к Кала-и-Джанги, Дустум захватил Кундуз, расположенный в восьмидесяти пяти милях к востоку от крепости. В Кундузе Дустум начал переговоры о капитуляции с группировкой талибов численностью около 500 человек, большинство из которых составляли фанатичные арабы и другие иностранцы, присоединившиеся к Талибану. Им было нечего терять, поэтому они собирались держаться до конца, пока Дустум не убедил их сдаться, предложив какие-то свои условия, которые все еще остаются неясными. Затем он приказал препроводить пленных в крепость, где их содержали под охраной бойцов одного из главных командиров Дустума — Ака Ясина.
Ясин впервые повстречался с Дустумом в 1987 году, во время советской войны в Афганистане, когда находился в тюрьме города Шибирган в соседней провинции Джаузджан. Он был осужден за то, что ранил из пистолета двух солдат правительственных войск, когда те остановили его на одном из контрольно-пропускных пунктов. Дустум обеспечил его освобождение при обмене пленными. После вывода советских войск Ясин сильно ругал моджахедов за то, что они разрушили Афганистан своими междоусобицами. Но еще больше он презирал талибов за их средневековые законы и жестокость. Большую часть времени, пока у власти находился жестокий режим талибов, Ясин провел в Пакистане и вернулся оттуда вскоре после 11 сентября, чтобы присоединиться к Дустуму в борьбе за освобождение Афганистана.
За содержание пленных внутри крепости Кала-и-Джанги непосредственно отвечал начальник разведки Дустума, Саид Камель. Среди следователей находились и два офицера ЦРУ, которые провели больше месяца в северных горах, в основном — вместе с бойцами Ясина, пока те сражались против талибов. Американцы помогали координировать действия Северного Альянса в соответствии с американскими понятиями и планами.
Пленники были размещены в грязной подземной тюрьме, стены которой были выкрашены белой и зеленой краской. В день прибытия телерепортеров, офицеры ЦРУ «Майк» и «Дейв» находились в небольшом кирпичном здании на уровне земли, стоявшем прямо над камерами заключенных. Они были заняты допросом пленников, пытаясь получить от них разведданные, которые помогли бы американскому вторжению. Часовые Северного Альянса обыскали пленных на предмет оружия и связали им руки за спиной. Охрана была постоянно начеку, и на то были причины. Днем ранее один талиб-смертник взорвал гранату, убив себя самого и нескольких охранников.
Со своей стороны, заключенные все больше беспокоились о своей судьбе. Дустум заявил о том, что их передадут ООН, но, зная о его жестокости, никто не мог быть уверен в его истинных намерениях. Несомненно, присутствие американцев с их бесцеремонной манерой поведения и угрозами наказать любого, кто откажется предоставить нужную информацию, также не способствовало доверию. Некоторые из пленных позже рассказали, что боялись, как бы их не казнили.
Когда трое охранников спустились вниз, чтобы вызвать новую партию заключенных, один из пленников решил, что пришла пора действовать. Он ударил камнем в голову одного из охранников и выхватил у него автомат. Эта маленькая победа вдохновила других заключенных, и те набросились на охрану. Пока одни дрались с охранниками, другие стали пробиваться к узкому лестничному маршу. Выбравшись наверх, они набросились на офицеров ЦРУ, открыв по ним огонь из захваченного оружия и бросив одну гранату. Тридцатидвухлетний Джонни Спанн («Майк»), бывший морпех, погиб первым; он стал первой из известных жертв среди американцев в ходе вторжения США в Афганистан. Остальные пленники атаковали его напарника, «Дейва». Тот выхватил пистолет и застрелил по крайней мере одного из нападавших, а затем выстрелами проложил себе путь вперед и бросился бежать от здания, пока талибы продолжали расправляться с охранниками и развязывать своих товарищей.
За несколько минут до того, сразу после одиннадцати утра, телевизионный продюсер агентства «Рейтер» Николай Павлов вместе со своим оператором с нетерпением ждал у высоких ворот в тюремный комплекс, пока командир Северного Альянса отправился внутрь за разрешением для них. В это время где-то внутри прогремели два сильных взрыва, после чего раздались винтовочные выстрелы. Российский репортер и его оператор бросились на землю под деревьями, росшими неподалеку.
Кроме них, тюремный комплекс должны были посетить команда немецкой телекомпании ARD и делегация Красного Креста. Пока телерепортер Павлов лежал у стен тюрьмы, припав к земле, вокруг словно все силы ада вырвались на свободу — в виде взрывов и автоматных очередей. Охранники из Северного Альянса с крыш тюремного комплекса вели огонь по мятежникам, которые также стреляли по ним в ответ. Решив, что надо бы найти убежище получше, Павлов перебрался к толстой стене крепости, где встретил команду немецких тележурналистов, сотрудников Красного Креста и агента «Дейва» в зенитно-артиллерийской куртке, которому тоже удалось пробиться туда. Позаимствовав у немцев спутниковый телефон, Дейв кричал что-то в трубку, пытаясь вызвать авиацию.
Тем временем заключенные захватили здание тюрьмы и ворвались в помещение оружейного склада, где хранились винтовки, боеприпасы и гранатометы. Когда Павлов поднял голову от земли, чтобы попытаться рассмотреть, что же происходит, мимо тут же засвистели пули. После того, как он попытался подняться еще раз, вокруг в пыли стали рваться гранаты, так как охранники тем временем, спасая свою жизнь, устремились к стенам крепости и начали карабкаться вверх по ним. Репортеры продолжали лежать, распластавшись на земле, еще несколько часов, пока не начало смеркаться. Тогда Дейв убедил группу, что им тоже следовало бы перебраться в более безопасное место. Он подбежал к стене, перепрыгнул через нее и приземлился на земляной вал снаружи. (В течение ближайших нескольких дней, пока в крепости продолжался хаос, международные средства массовой информации часто демонстрировали повтор кадров этого успешного прыжка офицера ЦРУ, заснятых Павловым). Павлов и другие последовали за ним. Выбравшись из крепости, они побежали к главной дороге, где остановили проходящую автомашину и после изрядной тряски по изрытой глубокими выбоинами дороге добрались до Мазар-и-Шарифа.
Смерть Спанна сильно потрясла командира местных сил Северного Альянса Ака Ясина. Когда пять лет спустя он описывал мне этот случай, на его глаза наворачивались слезы. Он успел проникнуться уважением к этому строгому молодому человеку с точеным лицом в мягкой шляпе, который своей работой помог достичь, казалось бы, невозможного — изгнать Талибан из страны в течение всего нескольких недель. Ясин считал, что промах, из-за которого произошел мятеж, заключался в том, что охранникам было разрешено брать с собой оружие, спускаясь в подземные камеры тюрьмы. Он сказал, что это ставшее роковым решение было принято Саидом Камелем, начальником разведки Дустума.
Поскольку мятеж затянулся, американские и британские войска вместе с силами Северного Альянса развернули бомбардировку крепости, в том числе с использованием двухтысячефунтовых бомб, которые были сброшены с американских самолетов в последнюю ночь. Устрашающие боевые вертолеты АС-130 расстреливали боевиков Талибана со скоростью до тысячи восьмисот выстрелов в минуту. Когда, наконец, восстание было подавлено — после того, как подземные помещения тюрьмы затопили водой — весь комплекс был завален трупами, частями тел и фрагментами бомб. (Когда я посетил тюрьму в 2006 году, там все еще валялись разбросанные черные тюрбаны талибов). Лишь около 80 из 450 заключенных смогли выжить в этом бою, одном из самых ожесточенных за время американского вторжения.
Однако в целом кампания шла хорошо, с минимальными для американцев потерями. Тысячи боевиков движения Талибан сдались или перешли на сторону своих бывших противников. Войска Северного Альянса прошли в Кабул 13 ноября, всего за неделю с небольшим до восстания в крепости Кала-и-Джанги. Кабул был просто оставлен талибами без боя, как и многие другие города.
Но хотя многие из бывших талибов — в основном те, кто происходил из пуштунских племенных кланов — вернулись к своим прежним племенным устоям, движение «Талибан» выжило. Самый разыскиваемый Вашингтоном человек, Усама бин Ладен, сумел ускользнуть от афганских войск и поддерживавших их американцев в пещерах и туннелях горного массива Тора Бора, которые он сам когда-то помогал строить. Американские войска упустили и несколько удобных возможностей захватить в плен или убить лидера талибов муллу Омара, предоставившего бин Ладену убежище и свое сотрудничество в обмен на средства от саудовского строительного бизнеса семейства бин Ладена и его связи с глобальной террористической сетью.

II
Крах попыток поймать бин Ладена и Омара после довольно успешно проведенного вторжения был не столько случайностью, сколько отражением главного аспекта войны в Афганистане, а именно — трудностей с пониманием афганских традиций вассальной верности. Советские солдаты поражались преданности афганцев, которые продавали им жизненно важные товары вплоть до еды в обмен на украденное со складов Красной Армии горючее и оружие, даже когда военачальники, ранее сотрудничавшие с Красной Армией, в удобный момент резко переходили на сторону противника. То, что Талибан растаял с началом вторжения США в Афганистан, сделало проведение операции «Безграничная свобода» значительно легче, чем предполагалось вначале. Однако это же стало причиной одной из самых трудноразрешимых проблем для 21-тысячного контингента проамериканской коалиции и 10-тысячных миротворческих сил НАТО, размещенных в стране, где власть принадлежит военачальникам, а полномочия центрального правительства едва выходят за пределы столицы.
Многовековая борьба за господство в стране продолжается. Но ее превращение в международную борьбу с ярой фундаменталистской исламской организацией был прямым результатом советской войны в Афганистане. Некоторые из «почти забытых» уроков того конфликта вполне применимы и к Ираку, который отделен от Афганистана территорией Ирана. После возглавляемого Соединенными Штатами вторжения 2003 года американской общественности понадобились еще годы, чтобы начать различать истинную природу ожесточенных этнических и межрелигиозных конфликтов в Ираке между суннитами и шиитами, арабами и курдами. Бывший командир 345-го полка Валерий Востротин был сильно удивлен, побывав с офицерами НАТО на одном семинаре, организованном вскоре после начала войны в Ираке. Обмениваясь накопленным там опытом боевых действий, один офицер НАТО инструктировал российских участников семинара о важности уважения мусульманских обычаев при проведении обысков в домах. Не держите свое оружие наизготовку, объяснял он, не врывайтесь грубо в женскую половину дома… Востротин едва сдерживал душивший его смех: ведь он знал все это еще двадцать лет назад.
Без сомнения, пройдут еще многие годы прежде, чем заинтересованной общественности станет ясна вся правда о мотивах вторжения в Ирак в 2003 году, о проведении там военных операций и переменах в международных отношениях, вызванных терактами 11 сентября. Все это имеет прямое отношение и к Афганистану. На начальной стадии размышления Политбюро 1979 года о том, как поступить с ситуацией в Афганистане, схожи с закрытой и засекреченной процедурой принятия решений в администрации Буша, которая тоже привела ее к своему вторжению. Возможно, Белый Дом во главе с Бушем действовал по образцу советской геронтократии, возглавляемой Брежневым, которая отметала в сторону предостережения военных и экспертов по данному региону, знавших, что ситуация в Афганистане намного сложнее, чем утверждало Политбюро.
Хотя афганцы действительно были рады освобождению от власти талибов, многие из них с растущим опасением следят за американскими намерениями, о которых они частично могут судить по виду расхаживающих по улице солдат, выглядящих как представители «имперской» армии. Когда силы НАТО, патрулирующие улицы и обыскивающие здания, не проявляли уважения к местным традициям, клеветали на местных чиновников и игнорировали их, в глазах афганцев они выглядели практически так же, как и их советские предшественники. Такой оруэлловский эвфемизм, как «сопутствующий ущерб», означающий в действительности невыразимые страдания гражданского населения, естественно вызывал лишь еще большее негодование. Когда американские бомбы уничтожали деревни, эти высотные бомбардировки, рассматривавшиеся как способ снизить потери американских войск за счет сведения к минимуму наземных боевых действий, вызвали такой гнев афганцев, что многие даже стали хвалить ранее ненавистные Советы. Те, по крайней мере, больше предпочитали разбираться со своими врагами на поле боя.

III
Бежав из страны следом за отступавшими советскими войсками, бывший корреспондент «Радио Кабула» Аман Ашкрез в течение последних шестнадцати лет жил в России. Его новый дом в сплоченной афганской общине, которая управляет переполненным «деловым центром» в пригороде Москвы, представляет собой панельное здание, рядом с которым расположены также мечеть и школа.
Ашкрез не питает особых надежд в отношении родной страны. Сидя в своем тесном офисе в Москве, он замечает, что большинство последних правителей Афганистана были убиты или вынуждены покинуть страну. «Хабибулла был повешен в 1929 году. Его преемник Надир Хан был убит, а преемник того, Захир Шах, бежал. Дауд был убит, Тараки задушен, Амин убит, а Наджибулла повешен. Даже Масуд погиб от взрыва. Смерть глав государств в других странах сопровождается днями траура и визитами глав других государств. Этого никогда не случается в Афганистане».
Трагическое сравнение Ашкреза наводит на мысль о больших разногласиях, которые еще предстоит преодолеть разрозненному народу Афганистана, чтобы построить нормальный образ жизни. Как символической, так и физической угрозой для этого могут служить многочисленные мины, разбросанные по всей стране и представляющие опасность для любого, кто посмеет отступить в сторону от протоптанной тропинки.
Атта Мохаммед Нур, бывший командир мятежников, который являлся когда-то одним из ближайших помощников Масуда, в настоящее время — губернатор провинции Балх. Теперь на нем аккуратный, хорошо скроенный костюм, его когда-то длинная борода подстрижена по-модному, а сам он занимает несколько блестящих жилых и офисных зданий с зеркальными окнами в столице провинции, Мазар-и-Шарифе. Стены одного из них украшены фотографиями, на которых он изображен на поле боя во время советской войны, часто в обществе Масуда.
Нур верит, что афганская война 2001 года открыла большие возможности для того, чтобы, наконец, стабилизировать положение в его стране. Но он сожалеет о многих уже упущенных возможностях. Он уверен, что без обещанной международной помощи реконструкция страны, призванная убедить народ поддержать правительство вместо того, чтобы продолжать конфронтацию, так и останется фантазией. В его собственной провинции Балх войска НАТО — «Международные силы содействия безопасности» (ISAF) [137]— подрывают авторитет афганских властей, проводя аресты без ведома местных должностных лиц, которые юридически являются ответственными за эти действия. Нур также верит, что Запад должен сделать намного больше для подготовки и оснащения Афганской национальной армии. [138]
Одним из командиров моджахедов, которые в числе первых присоединились к Северному Альянсу, чтобы своим оружием поддержать правительство Хамида Карзая после изгнания Талибана, был и Ака Ясин, таджик по национальности, сражавшийся на стороне генерала Дустума. Теперь он живет в богатом доме на оживленной главной улице, ведущей к центру города Мазар-и-Шариф.
Ясин мечтает видеть Афганистан страной либеральной демократии. В отличие от многих своих коллег он считает, что женщины должны пользоваться теми же правами, что и мужчины. Он говорит, что американские войска, ведущие себя высокомерно и не желающие уважать афганские традиции, особенно когда вторгаются на женскую половину дома во время обысков, только мешают достижению провозглашенных Америкой целей.
Бывший министр образования Абдул Рахман Джалили, некогда главный сторонник бывшего президента Хафизуллы Амина, отравленного Советами, в течение всей войны находился в тюрьме. Только в 1990 году, по прошествии десяти с лишним лет, он был освобожден и вновь получил право преподавать в Кабульском университете. В следующем году, спасаясь от междоусобной войны между группировками моджахедов, он бежал в Пакистан и там основал «Партию национального единства», президентом которой он теперь является. Позже он возвратился в Кабул и теперь является депутатом Волеси Джирги — национального парламента. [139]
Джалили убежден, что при власти Амина Афганистан действительно продвинулся по пути модернизации, и обвиняет во всех бедах страны советское вторжение. Он объясняет эту ошибку Кремля его неспособностью допустить перспективу создания независимого демократического государства на его южной границе и желанием продемонстрировать свою силу Западу. Профессор и политический активист Джалили, как и почти все афганцы, кому задавался вопрос о причинах советского вторжения, верит, что Москва отчасти руководствовалась своими историческими амбициями — приобрести незамерзающий порт на побережье Индийского океана.
Саид Мохаммед Гулябзой после многолетнего изгнания в России также вернулся в Афганистан и был избран членом парламента. Бывший член «группы четырех» — сторонников Тараки, занимавший пост министра коммуникаций при Амине и министра внутренних дел — после советского вторжения, Гулябзой по-прежнему живет в выстроенном при Советах панельном микрорайоне Кабула. По его словам, несмотря на схожесть между тем положением, в котором оказалась Красная Армия в Афганистане, и нынешними трудностями, с которыми столкнулись силы НАТО, есть кардинальное различие. Оно заключается в том, что последние пользуются поддержкой Организации Объединенных Наций, включают в себя множество национальностей и являются единственной надеждой Афганистана в борьбе с господством талибов. Однако его, также как и многих других, беспокоит то, что грубая тактика войск НАТО и их неспособность уважать афганские общественные традиции ставит их в один ряд с советскими войсками в умах афганцев.
Мохаммед Джан, бывший командир моджахедов в провинции Логар к югу от Кабула, пережил войну и оккупацию страны талибами. Из его нового, скромного двухэтажного дома открывается вид на дорогу, ведущую на юг к Кандагару — ту самую, на которой он сам когда-то устраивал нападения на советские конвои. Вдоль плодородной долины выстроились рощи деревьев и крестьянские хозяйства, но их количество по-прежнему ничтожно по сравнению с тем, что было до войны. Группировка Джана продолжила бороться с возродившимся Талибаном и при правительстве Хамида Карзая. Буквально за несколько недель до того, как дал интервью для этой книги, он сам получил ранение в голову, когда на его штаб-квартиру было совершено нападение. Одна пуля прошла насквозь рядом с ухом, но обошлось без серьезных последствий. Другая раздробила кости руки. Только чудом ему удалось полностью восстановиться после полученных ранений. Задумчивый и тихий Джан рассказал, что впервые взял в руки оружие, когда не было другого способа защитить страну, и что он продолжит свою борьбу ради все той же цели.
Абдул Назир Зияи, один из полевых командиров Масуда, еще в 1992 году при правительстве Раббани был назначен начальником политического управления Панджшерской дивизии моджахедов. Позже этот высокий человек с коротко подстриженной седой бородой стал одним из высших фронтовых командиров антиталибской коалиции и главным идеологом Северного Альянса. После прихода к власти Карзая он был назначен военным руководителем по политическим вопросам в Афганской национальной армии. На этот пост Зияи был назначен еще Масудом за двенадцать дней до того, как он был убит талибами 9 сентября 2001 года. [140]
Зияи ярко помнит, как бесстрашен был Ахмад Шах Масуд. Однажды в середине 1990-х, во время наступления талибов на север в Салангской долине, лидер моджахедов стоял на вершине одной из самых высоких гор Панджшера в округе Шотоль, наблюдая за отступлением передовой линии войск Северного Альянса. Глядя в свой бинокль в темноту, Масуд спросил Зияи, не спавшего уже несколько дней, не устал ли он. «Нет», — солгал он в ответ.
Масуд не поверил ему и попробовал поднять настроение Зияи. «Если мы будем колебаться и убегать, — сказал Масуд, — будущее будет потеряно. У нас нет никакого другого выбора, кроме борьбы. Даже если мы погибнем в бою, история сохранит добрую память о нас».
Зияи считает, что Талибану удалось успешно скопировать стратегию, применявшуюся Масудом во время советской войны в Афганистане. В частности, распространение талибами экстремистской исламской идеологии и их попытки взять на себя функции правительства были позаимствованы ими непосредственно из книги Ахмад Шаха Масуда, хотя идеология Масуда и его правительства были совершенно отличны от талибских. Однако Зияи считает, что из всех качеств талибов главную угрозу Афганистану представляет решимость боевиков Талибана вновь захватить власть над страной.

IV
Несмотря на ошибки и недостатки вдохновляемого Соединенными Штатами вторжения в Афганистан 2001 году, многие жители безнадежно нищего Афганистана продолжают цепляться за историческую возможность превратить их страну в жизнеспособное государство. Но последовавшее вскоре после этого вторжение в Ирак, которое отвлекло большую часть американских ресурсов, стало одним из самых трудных препятствий на пути любых эффективных мер по нормализации обстановки в Афганистане.
Спустя двадцать четыре года после решения советского Политбюро о «быстром» вторжении в Афганистан в 1979 году, администрация Буша тоже полагала, что сможет вывести свои войска в течение нескольких месяцев после вторжения в Ирак. Присущие Америке противоречия в вопросе использования силы ради установления демократии в странах, где нет традиции представительного правительства, мало в чем отличаются от советской попытки построить коммунизм в Афганистане. И это невзирая на неудачу брежневской «большой игры», как и на то, что миллиарды советских рублей и американских долларов, вложенные в Афганистан в 1980-е годы, способствовали разорению человечества и родной страны и созданию сегодняшней всемирной фундаменталистской террористической сети.
Само собой, однако, специфика всех войн различна. Соединенные Штаты стали сильнее чем когда-либо после поражения во Вьетнаме, в то время как Советский Союз распался вскоре после того, как проиграл войну против афганских мятежников. И хотя нельзя сказать, что именно эта война привела к концу советской диктатуры, тем не менее, она ускорила ее крах, увеличив отток средств из рушащейся экономики и подорвав коррумпированную идеологию империи. Как это уже произошло однажды с Францией и Англией после Суэцкого кризиса 1956 года, советская война в Афганистане положила конец империи. И, как и во многих других войнах прошлого, последствия этой войны на деле оказались совершенно отличными от первоначальных намерений и даже более того, противоположными им.
Благодарности
Цензура и пропаганда играли центральную роль в советской войне в Афганистане, как и почти в любом другом военном конфликте. Но первые советские потери в Афганской войне не были правдой. Советы начали впадать в обман во всех аспектах жизни еще задолго до того. Из-за всеобщего промывания мозгов было особенно трудно различить, что же на самом деле происходило в Афганистане. Сфабрикованные оправдания, позволявшие многим закрывать глаза на неописуемые ужасы той войны, продолжают оказывать свое влияние до сих пор, хотя Советы и не были единственными монополистами в этом деле. Смертельная вражда между самими афганцами и уверенность Вашингтона в том, что он выиграл «холодную войну» в Афганистане, также мешали нам понять суть этого конфликта.
В первую очередь я хочу выразить благодарность тем, кто согласился дать интервью для этой книги — ветеранам войны, живущим в России, а также их союзникам и противникам в Афганистане, которые были уверены, что это действительно важно для их истории.
В их важности меня убедил Замир Готта из СМИ «Trident», и он же затем приложил все усилия для того, чтобы организовать эти интервью и помочь мне многими другими способами. Хочу выразить благодарность также Анне Зайцевой, которая сделала огромную работу, расшифровав эти магнитофонные записи.
Я чрезвычайно обязан моему отцу Джорджу, который потратил много дней, обрабатывая мои черновые наброски. Его скрупулезное редактирование неизмеримо помогло улучшить текст книги. Моя жена Элизабет также оказала мне неоценимую помощь в редактировании текста. Возможно, без их помощи и поддержки книга «Большая игра» так и не была бы закончена.
Тим Дагган из издательского дома «Harper CoIIins» проделал потрясающую работу, отредактировав окончательный вариант книги и дав ряд мудрых советов. Он и Эллисон Лорентцен были теми людьми, с которыми действительно было приятно работать.
Большое спасибо историку и генералу, ветерану Афганской войны Александру Ляховскому, который великодушно помог своими советами и предоставил истории о некоторых из сотен его знакомых — ветеранов этой войны. Большинство фотографий для этой книги взято из его колоссального архива.
Икбал Сапанд помог мне в Афганистане, организовав серию интервью и их перевод, а также свой джип, несмотря на опасность перегрева в разреженной горной атмосфере.
Также хочу выразить благодарность Роберту Готтлибу и Джону Силберзаку из СМИ «Trident», которые взялись за этот проект.
Наконец, выражаю благодарность иностранному представительству Национального общественного радио» (NationaI PubIic Radio, NPR) за то, что предоставило мне свободное время для завершения книги. Большую часть ее я написал в московском бюро, где мне оказали помощь Борис Рыжак, Сергей Сотников, и Ирина Михалева, за что я им очень благодарен.

 

 

 


62
Александр Бёрнс (1805–1841), капитан артиллерии Британской армии, выполнял ряд разведывательных и дипломатических поручений в Центральной Азии, за что получил среди местных правителей прозвища «Сикандер» (в честь Александра Великого) и «Бёрнс Бухарский» (из-за своей миссии в Бухаре). — Прим. ред.
63
Дост Мохаммад Баракзай (1790 или 1793–1863), родом из племени баракзаев клана Дуррани, эмир Афганистана в 1834–1839 и в 1842–1863 гг. После краха империи Дуррани с 1818 года был правителем Кабула и Газни. В 1834 году, воспользовавшись междоусобицами между афганскими князьями, провозгласил себя эмиром Афганистана, положив начало новой династии Баракзаев. В конце 1840 года сдался англичанам и был выслан в Индию. В 1842 году был освобожден и снова занял престол. — Прим. пер.
64
Джордж Иден, барон Окленд (1784–1849), британский политический деятель от партии вигов, президент британской Торговой палаты, управляющий Монетного двора, Первый лорд Адмиралтейства в 1835 и в 1846–1849 гг., генерал-губернатор Индии (1836–1842). — Прим. пер.
65
Шах Шуджа уль-Мульк Дуррани (1785–1842), 5-й и последний эмир Афганистана из династии Садозаев (клан Дуррани) в 1803–1809 гг. и в 1839–1842 гг. Правитель Герата и Пешавара в 1798–1801 гг., в октябре 1801 г. провозгласил себя эмиром Афганистана, сместив своего брата Заман Шаха, хотя фактически взошел на престол 13 июля 1803 г. В 1809 году заключил союз с Британией против возможного объединенного вторжения Франции и России в Британскую Индию. 3 мая того же года был свергнут с престола одним из своих предшественников, Махмуд Шахом, и бежал в Британскую Индию, хотя фактически находился в плену в 1811–1812 гг. в Аттоке у Джахандад Хана Бамизая, в 1812–1813 гг. в Кашмире у Атта Мохаммад Хана, а после вторжения в Кашмир объединенных сил афганцев Махмуд Шаха и сикхов Ранджит Сингха предпочел остаться у сикхов в Лахоре. За свою свободу был вынужден подарить сикхскому махарадже Пенджаба Ранджит Сингху знаменитый алмаз Кох-и-Нур. Последующие годы провел там же, в Лахоре и Лудхиане. В 1839 году вновь возведен англичанами на трон эмира Афганистана, но после отступления англо-индийских войск был брошен на произвол судьбы в кабульской крепости Бала-Хиссар и был убит. — Прим. пер.
66
Роберт Пиль (PeeI) (1788–1850), лидер Консервативной партии Великобритании (тори) с 1834 г., премьер-министр в 1834–1835 и в 1841–1846 гг. — Прим. пер.
67
Акбар Хан (1816–1846), старший сын Дост Мохаммада, преследовавший отступавшие части англо-индийской армии от Кабула до Гайдамака (близ Джелалабада). — Прим. пер.
68
Уильям Хэй Макнотен (Macnaughten) (1793–1841), с 1840 года губернатор Бомбейского губернаторства Британской Индии (тогда же получил титул 1-го баронета Макнотен), глава секретного и политического департамента Британской Индии (фактически министр иностранных дел этой колонии) и политический агент в Кабуле (фактически — посол), непосредственный шеф А. Бёрнса. — Прим. пер.
69
Единственным британским полком в составе отряда был 44-й королевский пехотный полк, который, будучи самой боеспособной частью, прикрывал отступление. Из всех англичан уцелел только полковой доктор Брайден, сумевший, несмотря на ранения, голод и жажду добраться до Джелалабада 14 января 1842 года. Следом за ним подошли уцелевшие солдаты из индийских полков и туземные слуги (составлявшие примерно 9/10 от численности англо-индийской армии). — Прим. пер.
70
Дипломатический спор с Францией по поводу контроля над церковью Рождества Христова в Вифлееме, построенной в 330-е годы предположительно на том месте, где родился Иисус, был лишь поводом для начала Крымской войны. Россия попыталась оказать давление на Турцию, захватив Молдавию и Валахию, которые уже находились под протекторатом России по условиям Адрианопольского мирного договора, но конечной целью было завладеть принадлежавшими Турции проливами Босфор и Дарданеллы, что было не выгодно ни Турции, ни Великобритании. Это и стало основной причиной войны. — Прим. пер.
71
Шер Али Хан (1925–1879) был третьим сыном эмира Дост Мохаммад Хана, основателя династии Баракзаев. Шер Али был эмиром Афганистана в 1863–1866 гг. и в 1868–1879 гг. В 1866 году в результате междоусобной войны был свергнут своим старшим братом Мохаммедом Афзал Ханом (1811–1868), но после смерти последнего в 1868 году вновь стал эмиром. При вступлении британских войск в Кабул покинул столицу и решил искать политического убежища в России, но умер от гангрены в Мазари-Шарифе, передав трон эмира своему сыну Мохаммаду Якуб Хану. — Прим. пер.
72
Константин Петрович фон Кауфман (1818–1881), участник Крымской (Восточной) войны 1853–1856 гг. и штурма крепости Карс, с 1861 г. — директор канцелярии военного министерства, в 1865–1867 гг. генерал-губернатор Северо-Западного Края и командующий войсками Виленского округа. В 1867–1882 гг. генерал-губернатор Туркестана и командующий войсками Туркестанского округа, покоритель Самарканда (1868) и Хивы (1873), с 1874 года имел звание генерал-инженера. — Прим. пер.
73
Абдур Рахман Хан (родился примерно с 1840 по 1844 г., умер 1 октября 1901 г.) был третьим сыном Мохаммада Афзал-Хана, старшего сына Дост Мохаммад Хана и старшего брата Шер Али Хана. Вместе со своим отцом участвовал в междоусобицах 1860-х годов, но после прихода к власти Шер Али Хана был вынужден бежать в Ташкент. 22 июля 1880 года, во время Второй англо-афганской войны, дурбар провозгласил его эмиром Афганистана вместо Мохаммада Якуб Хана, сына Шер Али, которому тот перед смертью завещал трон. Был эмиром Афганистана в 1880–1901 гг. до своей смерти 1 октября 1901 года. — Прим. пер.
74
Чарльз Мэткалф МакГрегор (1840–1887) родился в Индии, известен как географ и исследователь Азии, офицер англо-индийской колониальной армии. Участник Бутанской и Абиссинской военных кампаний. Во время Второй англо-афганской войны был командиром 3-й бригады Кабульско-Кандагарской группировки англичан, а как генерал-квартирмейстер отвечал также за снабжение всей группировки через Хайберский перевал во время Кандагарского сражения. Временно являлся начальником штаба группировки, затем до 1885 года занимал пост генерал-квартирмейстера Индийской армии. Также являлся начальником разведывательного департамента Индийской армии. — Прим. пер.
75
Мортимер Дюранд (1850–1924) родился в Британской Индии в княжестве Бхопал, с 1873 года служил в так называемой «Индийской гражданской службе» (Indian CiviI Service), совмещавшей в себе управленческо-административные, дипломатические и разведывательные функции. В 1878–1880 гг., во время Второй англо-афганской войны, был британским политическим секретарем в Кабуле (эквивалентно должности посланника или посла). В 1884–1894 гг. — секретарь по иностранным делам Британской Индии (аналог министра иностранных дел Индии как британской колонии). Автор так называемой «линии Дюранда», разграничившей территории Афганистана и Британской Индии. С 1894 года — полномочный министр в Тегеране (аналог посла). В 1900–1903 гг. — посол Великобритании в Испании, в 1903–1906 гг. — в Соединенных Штатах Америки. — Прим пер.
76
Аманулла Хан (1892–1960), эмир Афганистана в 1919–1929 гг. (с 1927 года провозглашен падишахом Афганистана). Был третьим сыном Хабибуллы Хана (1872–1919), старшего сына Абдур Рахман Хана и эмира Афганистана в 1901–1919 гг. В 1919 году, унаследовав трон от своего отца, Аманулла первым из мировых правителей установил дипломатические отношения с Советской Россией и провозгласил полную независимость Афганистана, отказавшись от статуса вассала Великобритании, что стало причиной Третьей англо-афганской войны (май — декабрь 1919 г.). 14 января 1929 года Аманулла Хан был вынужден отречься от престола и бежать в Британскую Индию из-за спровоцированной британскими спецслужбами гражданской войны, в результате которой к власти пришел этнический таджик Бача-и-Сакао («Сын водоноса»), провозгласивший себя падишахом Хабибуллой Гази. После победы над мятежниками (8 октября) новым падишахом 15 октября 1929 года стал Надир Шах, основавший свою династию. Руководители мятежа были казнены 2 ноября того же года. Аманулла Хан остался в Европе и так и не вернулся в Афганистан. Он умер в Швейцарии, в Цюрихе, 25 апреля 1960 года. — Прим. пер.
77
Британский ПЗРК «BIowpipe» (в переводе «паяльная трубка») был впервые испытан в 1965 году, а с 1972 по 1985 гг. состоял на вооружении британских вооруженных сил, после чего еще до 1993 года производился на экспорт. Он предназначался для поражения низколетящих вертолетов и самолетов (на расстоянии 0,5–4 км и высоте 0,01–1,8 км), вес ПЗРК в боевом положении — 21 кг (ракета — 11,3 кг). Эти ПЗРК состояли на вооружении ряда стран Латинской Америки, Африки и Среднего Востока. — Прим. пер.
78
Турбовальный двигатель представляет собой разновидность газотурбинного двигателя, у которой вся мощность передается через выходной вал на силовую установку; применятся в основном на вертолетах. — Прим. пер.
79
Гардез — центр провинции Пактия на юго-востоке Афганистана, граничащей с Пакистаном. — Прим. пер.
80
Имеется в виду милиция. — Прим. пер.
81
Имеется в виду столь популярная в последние годы на Западе тема «голодомора» на Украине и в Поволжье, якобы специально организованного для устрашения народа. Эта оценка не выдерживает ни малейшей критики со стороны историков и является пропагандистским мифом. Об этом свидетельствует, хотя бы, недавний скандал с публикацией фотографий «голодающих крестьян» на Украине, на большинстве из которых, как выяснилось, изображены голодающие фермеры в США времен «великой депрессии». Автор данной публикации был вынужден принести извинения за свою фальсификацию. — Прим. пер.
82
Справедливости ради надо заметить, что Сахаров отнюдь не был пацифистом, когда речь шла об агрессивных действиях капиталистических стран. Вот, что пишет он об американской агрессии во Вьетнаме в своей самиздатовской брошюре 1975 года «О стране и мире»: «Я считаю, что при большей решительности и последовательности в американских действиях в военной и особенно в политической областях можно было бы предупредить трагическое развитие событий. Политическое давление на СССР с целью не допустить поставок оружия Северному Вьетнаму, своевременная посылка мощного экспедиционного корпуса, привлечение ООН, более эффективная экономическая помощь, привлечение других азиатских и европейских стран — все это могло повлиять на ход событий, тем самым предупредить войну со всеми ее обоюдными ужасами. Очень велика ответственность других стран Запада, Японии и стран «третьего мира», никак не поддержавших своего союзника [Соединенные Штаты], оказывающего им огромную помощь в трудной, почти безнадежной попытке противостоять тоталитарной угрозе в Юго-Восточной Азии. Но ведь то, что сегодня угрожает Таиланду, завтра, пусть в других формах, может стать судьбой всего мира». Выводы пусть делает сам читатель, ознакомившись с полным текстом брошюры. — Прим. пер.
83
Ракеты класса «земля — воздух» СА-7 были разработаны в СССР и широко поставлялись на экспорт во многие страны, поэтому могли попасть в Афганистан из любой страны-импортера законным или незаконным путем. Эти ракеты запускались с плеча из переносной зенитно-ракетной установки, после чего автоматически наводились на цель благодаря головке теплового наведения. Масса пусковой установки составляла 4,17 кг, масса самой ракеты — 9,2 кг, диаметр ракеты — 70 мм, максимальная дальность — 10 км. — Прим. пер.
84
20 сентября 1986 года в Уфе трое солдат из полка МВД (младший сержант Н. Манцев, рядовой С. Ягмуржи и ефрейтор А. Коновал), находясь в наряде, захватили оружие — АКМ, РПК-47 и СВД, угнали такси и убили двух милиционеров. После этого один из преступников (А. Коновал) бежал, а остальные двое захватили в аэропорту г. Уфы самолет Ту-134А, выполнявший рейс Львов — Киев — Уфа — Нижневартовск с 76 пассажирами и 5 членами экипажа на борту. Террористы потребовали, чтобы самолет взял курс на Пакистан. В ходе захвата, производившегося группой «А» 7-го управления КГБ, один из террористов (Н. Манцев) был убит, второй (С. Ягмуржи) был ранен, двое заложников погибли. — Прим. пер.
85
Расул Пахлаван (1955–1996), уроженец уезда Ширинтагаб провинции Фарьяб. После ввода советских войск в Афганистан вступил в действовавший в его родной провинции отряд моджахедов во главе с маулави Кара, входивший в состав группировки «Харакат-и-Инкилаби-и-Ислами» (Движение исламской революции Афганистана), возглавляемой Мохаммадом Наби Мохаммади. В 1986 года стал главным полевым командиром группировки Наби Мохаммади в Ширин-тагабе (один из уездов провинции Фарьяб), но в основном вел боевые действия против местных отрядов конкурирующей группировки «Джамиат- и-Ислами» (Исламское общество Афганистана) во главе с Раббани, которая представляла в основном этнические меньшинства Афганистана и пользовалась особым влиянием в провинции Фарьяб. В 1987 году под влиянием своего сводного брата Абдул Малека (также с 1983 года бывшего бойцом его же отряда, но в 1987 году перешедшего на сторону Наджибуллы), перешел на сторону правительства и стал командиром узбекского племенного батальона в Ширин-тагабе. В последующие годы несколько раз переходил то на сторону группировки «Хизб-и-Ислами» (Исламская партия Афганистана) во главе с Хекматьяром, то опять на сторону правительства. В 1988 году Расул Пахлаван и Абдул Малек организовали убийство лидеров группировки Раббани в провинции Фарьяб Хафиза Арбаба и Саида Нур Мохаммада, после чего стали полновластными правителями всей провинции. В 1988 году батальон Пахлавана был преобразован в полк, а конце того же года — в 511-ю бригаду Афганской армии. После свержения Наджибуллы в 1992 году 511-я бригада Пахлавана была преобразована в 511-ю дивизию, подчинявшуюся временному правительству — так называемому «Национальному исламскому движению Афганистана» (НИДА) во главе с таджиком Ахмад Шахом Масудом и узбеком Абдур Рашидом Дустумом. Сам Расул Пахлаван тогда же получил звание генерал-полковника. В 1990-е годы Пахлаван стал одной из самых влиятельных фигур в НИДА: он контролировал большую часть его вооруженных сил (кроме 40-й Хайратонской пехотной дивизии) и ряд афганских провинций (Баглан, Саманган, Балх, Сарипуль, Кундуз и Фарьяб). В 1993 году из-за разногласий с руководством НИДА и лично Раббани, к тому же без ведома узбекского лидера Дустума, вступил в тайный сговор с пакистанскими спецслужбами и группировкой Хекматьяра, образовал «Высший координационный совет» в противовес НИДА и начал боевые действия против бывших союзников в провинциях Баглан, Сарипуль и Саманган. В 1995 году, опять же без ведома Дустума, установил контакт с движением «Талибан» и вместе с рядом полевых командиров группировки Хекматьяра и деятелей НИДА начал оказывать им финансовую помощь. Расул Пахлаван был убит своим телохранителем 24 июня 1996 года, как предполагается, по приказу Дустума, так как Пахлаван и Малек явно надеялись сместить его как лидера узбекской оппозиции. — Прим. пер.
86
Система званий в советской/российской армии и в армиях США и Великобритании отличаются. В российской армии до последнего времени большинство сержантов набиралось из призывников, прошедших полугодичное обучение в сержантской школе, прапорщики же являлись кадровыми военнослужащими, но без высшего военно-специального образования. В армиях США и Великобритании обязанности инструкторов и технического персонала (схожие с обязанностями прапорщиков) выполняли уоррент-офицеры (1-го, 2-го, 3-го класса), а также полковые, ротные старшие сержанты и т. п. Все эти звания приблизительно соответствуют советским/российским званиям старшины, прапорщика или старшего прапорщика. — Прим. пер.
87
Об этом может свидетельствовать пример «старого знакомого» Николая Калиты — полевого командира моджахедов в провинции Фарьяб Расула Пахлавана, который вместе со своим окружением в 1988 году перешел на сторону правительства Афганистана. — Прим. пер.
88
Одноместный бронированный дозвуковой всепогодный штурмовик Су-25, производство нескольких версий которого началось в конце 1970-х, предназначен для непосредственной поддержки сухопутных войск над полем боя днем и ночью при визуальной видимости цели, а также объектов с заданными координатами круглосуточно в любых метеоусловиях. Впервые они были использованы во время боев в Афганистане. — Прим. пер.
89
Русская аббревиатура РБК расшифровывается как «разовая кассетная бомба». На вооружении ВС СССР и РФ состояли несколько типов кассетных бомб — РБК-250, РБК-500 ШОАБ, РБК-500 ПТАБ, РБК-500 АО и др. — Прим. пер.
90
При Горбачеве «борьба с коррупцией» была скорее популистским лозунгом и предлогом для того, чтобы отправить в отставку всех политиков, несогласных с его реформами. Так, министр иностранных дел и профессиональный дипломат А. А. Громыко, никак не связанный с коррупцией в верхах, был заменен коррумпированным партийным чиновником Шеварднадзе, ничего не смыслившим в дипломатической работе. Единственное, в чем Горбачев продолжил политику Андропова, это ужесточение «сухого закона». Это привело к росту самогоноварения и производства наркотиков (последнее было «экспортировано» в СССР именно из Афганистана, хотя до 1980 года его практически не было ни в Афганистане, ни в России), а впоследствии плачевно сказалось на генофонде советского народа. — Прим. пер.
91
Горбачевские средства массовой информации действительно объявили гражданам СССР о катастрофе в Чернобыле лишь через несколько дней после аварии, когда предупреждать об угрозе радиоактивного заражения было уже поздно. О настоящих масштабах катастрофы и ее опасностях для населения других районов Советского Союза, затронутых «чернобыльским облаком», стало известно лишь спустя годы. — Прим. пер.
92
Имеется в виду пост председателя Президиума Верховного совета СССР. — Прим. пер.
93
Имеется в виду должность председателя Совета министров СССР. — Прим. пер.
94
Джордж Прэтт Шульц (род. в 1920 г.), доктор в области промышленной экономики (1949), выпускник и преподаватель Массачусетского технологического института до 1957 г. Член Республиканской партии США. В правительстве Никсона занимал посты министра труда (1969–1970), директора административно-бюджетного управления при президенте (1970–1972), министра финансов (1972–1974). С 1974 года — председатель и директор корпорации «BechteI». В правительстве Рейгана в 1982–1989 гг. занимал пост государственного секретаря США, сменив демократа Александра Хейга. Любопытно, что в середине 1990-х годов Шульц одним из первых выступил за легализацию так называемых «легких наркотиков». Видимо, это должно было служить его личному оправданию как одного из авторов политики «наркофинансирования» афганских моджахедов, приведшей к наркотизации не только самого Афганистана, но и многих стран Азии и Европы. До последних лет Шульц остается одним из стратегов политики Республиканской партии США. — Прим. пер.
95
Противотанковый ракетный комплекс (ПТРК) «Милан» был разработан французской фирмой «A'erospatiaI» совместно с германской «Messerschmitt — BoeIkow — BIom»; само название «MiIan» является аббревиатурой от французского «missiIe d’infanterie Ieger antichar» — «легкая пехотная противотанковая ракета». В 1972 году он был принят на вооружение Франции, Германии, позднее — Италии; также производился по лицензии в Индии и считается одним из самых распространенных ПТРК в мире. С 1972 года претерпел несколько модификаций в 1985, 1993 и позднее, причем последняя модификация была принята на вооружение в 2011 году. ПТРК «Милан» состоит из трубы-контейнера, ракеты кумулятивного действия и пусковой установки (включающей электронный блок, источник питания, пульт управления и прицел). — Прим. пер.
96
Диего Кордовес, эквадорский дипломат, секретарь ООН по особым политическим вопросам и личный представитель генерального секретаря ООН Переса де Куэльяра по Афганистану в 1982–1988 гг., выступавший главным посредником на переговорах в Женеве. — Прим. пер.
97
«Высший совет Севера» («Шура-и-Назар-и-Шамали») — военно-политическая организация, созданная Ахмад Шахом Масудом для координации действий полевых командиров группировки Раббани «Джамиат-и-Ислами» в пяти афганских провинциях и контроля над этими территориями (включая один из основных районов производства опийного мака — Афганский Бадахшан). По некоторым данным, получала финансирование из Ирана. — Прим. пер.
98
Самоходная артиллерийская установка (САУ) 2С5 «Гиацинт», в шутку прозванная солдатами «Геноцид», представляет собой 152-мм пушку 2А37 на ходовой части, аналогичной самоходной гаубице «Акация» или самоходному миномету «Тюльпан». Была разработана в 1967–1974 гг., производилась с 1976 по 1991 гг., состояла на вооружении с 1978 года. Всего было выпущено более 1200 таких САУ Основные тактико-технические характеристики: масса — 27,5 тонн, экипаж — 5 человек, броня — противопульная. — Прим. пер.
99
Ручной противотанковый гранатомет одноразового использования РПГ-18 «Муха» принят на вооружение в 1972 году вместо устаревшего кумулятивного гранатомета РКГ-3. Основные тактико-технические характеристики: калибр 64 мм, масса в заряженном состоянии 3 кг (в том числе масса гранаты — 1,4 кг). — Прим. пер.
100
ДРА — Демократическая Республика Афганистан. — Прим. пер.
101
Военный институт иностранных языков (ВИИЯ) был образован в 1942 году в непосредственном подчинении Главного управления Генштаба Красной Армии. После ряда объединений и преобразований, сейчас является одним из факультетов Военного университета Министерства обороны РФ. — Прим. пер.
102
Автоматическая винтовка М-14 была разработана для ВС США в начале 1950-х гг. Тактико-технические характеристики: калибр — 7,62 мм (стандартный калибр для ВС НАТО и Варшавского договора до конца 1960-х — начала 1970-х гг.), вес 3,95 кг, общая длина -1,12 м, магазин на 20 патронов, скорострельность при автоматическом огне — 750 выстрелов в минуту. С 1961 года на вооружении ВС США ее сменили первые модификации широко распространенной 5,56-мм винтовки М-16. — Прим. пер.
103
Самоходная минометная установка (СМУ) 2С4 «Тюльпан» представляет собой 240-мм миномет 2Б8 (плюс 2 пулемета), установленный на гусеничном шасси — таком же, как у самоходной пушки (САУ) 2С5 «Гиацинт» и самоходной гаубицы 2СЗ «Акация». Масса -27,5 тонн, экипаж — 5 человек. Всего было выпущено около 400 таких установок, в том числе 4 из них использовались в Афганистане практически во всех крупнейших боевых операциях (в составе 6-й минометной батареи 1074-го артиллерийского полка 108-й Невельской мотострелковой дивизии 40-й армии). В 1999–2000 гг. широко применялись в Чечне. — Прим. пер.
104
Равалпинди — город-спутник Исламабада, являвшийся с 1947 г. и практически до 1970 г. «летней» столицей Пакистана. С конца 1960-х годов эту роль стал играть построенный в 1960-е — 1980-е гг. Исламабад. («Зимней» столицей с 1947 г. по настоящее время остается г. Карачи на берегу Аравийского моря). — Прим. пер.
105
АКС-74У (автомат Калашникова складной обр.1974 г. укороченный) представляет собой укороченный вариант АКС-74 (калибр 5,45 мм), хотя из-за меньшей длины ствола некоторые тактико-технические характеристики отличаются. С 1979 года АКС-74У состоит на вооружении частей ВДВ, связи, саперов, механиков-водителей боевых машин, расчетов ракетно-боевых установок, а также отдельных спецподразделений милиции. По своему тактическому назначению более Напоминает пистолет-пулемет благодаря своей компактности, более удобный для хранения или использования в тесных условиях кабины бронемашины, вертолета или самолета, хотя официально пилотам истребителей такое оружие не полагалось. — Прим. пер.
106
Штурмовой вертолет BeII АН-1 «Cobra» был разработан американской компанией «BeII HeIicopters Textron» и поступил на вооружение ВС США в 1967 году. Особенности вертолета — использование композитной брони корпуса и бронирование сидений; экипаж -2 человека; вооружение варьировалось в зависимости от модификации и могло включать противотанковые управляемые ракеты (Г1ТУР), управляемые ракеты (УР), подвесные пушечные установки и неуправляемые авиационные ракеты (НУР). Эти вертолеты широко использовались практически во всех военных конфликтах, начиная с Вьетнамской войны до наших дней. До сих пор находятся на вооружении США и других стран. Различные модификации поставлялись в Японию, Южную Корею, Израиль, Турцию, Испанию, Иран, Таиланд, Иорданию, Бахрейн. Пакистанские ВВС приобрели в 1985–1986 гг. 20 вертолетов модификации АН-IS (с улучшенной живучестью), способных выдержать однократное попадание бронебойной пули или 23-мм зенитного снаряда. — Прим. пер.
107
Милтон Бёрден (MiIton Bearden) (род. в 1940 г.), кадровый сотрудник ЦРУ с 1964 года, в разное время возглавлял резидентуры ЦРУ в Нигерии, Судане, Пакистане и Германии (в Пакистане — в 1986–1989 гг.). — Прим. пер.
108
Катастрофа произошла 17 августа 1988 г., когда Зия-уль-Хак возвращался из Бахавалпура, с полигона Тейпур, где американские военные проводили показательные испытания танка М-1 «Abrams». Президентский самолет С-130 «HercuIes потерпел катастрофу в окрестностях города Лахор, направляясь к авиабазе Наклала под Исламабадом. В самолете находилось 37 человек, в том числе сам Зия-уль-Хак, председатель комитета начальников штабов и бывший шеф ИСИ генерал Ахтар Рахман, заместитель начальника штаба Пакистанской армии генерал Мирза Аслам Бег, начальник одного из управлений Генштаба и неофициальный преемник президента генерал-лейтенант Мохаммед Афзал, адъютант президента бригадный генерал Наджиб Ахмед, посол США в Пакистане Арнольд Рейфел, американский военный атташе Герберт Уоссоп, группа американских военных специалистов по танку М-1, пилот самолета подполковник Машхуд Хасан и члены экипажа, а также еще несколько пакистанских генералов. Версий катастрофы было множество — от технической поломки, устраненной еще перед вылетом, до теракта со стороны советских, индийских или даже американских спецслужб или со стороны различных пакистанских оппозиционных группировок, конкурентов из окружения самого Зия-уль-Хака и др. Одной из последних версий катастрофы является предположение, что в самолете могло быть спрятано небольшое взрывное устройство с отравляющим веществом, что могло бы объяснить непонятное поведение самолета перед падением и его экипажа (судя по радиопереговорам). «Черного ящика» на борту президентского самолета, как ни странно, не имелось. — Прим. пер.
109
Хребет Сиахкох (Черные Горы) вместе с хребтом Сафедкох (Белые Горы) является частью горной системы Паропамиз, охватывающей восточные и южные приграничные районы Афганистана. — Прим. пер.
110
Очевидно, что Мурат Шарипов не мог быть «сержантом Афганской армии». Возможно, речь идет о военнослужащем одного из трех «мусульманских батальонов» спецназа ГРУ, вероятнее всего 2-го, выполнявшего множество аналогичных поручений командования 40-й армии. — Прим. пер.
111
Тяжелая огнеметная система ТОС-1 «Буратино», разрабатывавшаяся в Омском КБ в 1971–1979 гг., поступившая на вооружение в 1978–1979 гг. (официально в 1980 году), представляет собой 30-ствольную установку залпового огня на шасси танка Т-72. Вооружение — 200-мм неуправляемые реактивные снаряды с термобарической боевой частью. Впервые две машины ТОС-1 (1978 и 1980 гг. выпуска) были применены в Афганистане в декабре 1988 — феврале 1989 гг. в Чарикарской долине и на Южном Саланге (в операции «Тайфун»). Впоследствии применялись в Чечне при штурме села Комсомольское в марте 2000 г. — Прим. ред.
112
Имеются в виду жидкостные одноступенчатые баллистические ракеты P-17 (SS-1 SCUD-B) класса «земля — земля», принятые на вооружение в середине 1960-х годов вместо аналогичных, но устаревших ракет Р-11/Р-11М (в западном обозначении — SS-1 SCUD-А), стоявших на вооружении ВС СССР с середины 1950-х гг. В Афганистане было применено более 2 тысяч ракет P-17 (SCUD-B). Для их запуска использовался ракетный комплекс оперативно-тактического назначения 9К72 «Эльбрус». — Прим. пер.
113
Юлий Михайлович Воронцов (1929–2007) — советский и российский дипломат и общественный деятель. На службе в МИД СССР с 1952 года; в 1954–1977 гг. работал на разных должностях в посольстве СССР в США, в том числе при советском представительстве в ООН. В 1977–1978 гг. возглавлял советскую делегацию на Международном Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе (3-й тур переговоров СБСЕ, проходивший в Белграде); в 1983–1986 гг. участвовал в разработке советско-американского договора о сокращении ракет средней дальности. Был послом СССР в Индии (1977–1983), Франции (1983–1986), США (1994–1998), постоянным представителем РФ в Совете Безопасности ООН (1990–1994), заместителем генерального секретаря ООН (2000–2007), был советником президента РФ по вопросам внешней политики (1998–2000), один из учредителей и президент (с 1999 года) Международного центра Рерихов. Во время войны в Афганистане был первым заместителем министра иностранных дел СССР (1987–1990), с 1988 года одновременно исполнял обязанности посла СССР в Афганистане. — Прим. пер.
114
Так коротко называли группировку Раббани — «Джамиат-и-Ислами» («Исламское общество Афганистана»). — Прим. пер.
115
Имеется в виду созданный Ахмад Шахом Масудом «Высший Совет Севера» («Шура-и-Назар-и-Шамали»). — Прим. ред.
116
Ахмад Шах Масуд вошел в качестве министра обороны в состав созданного 21 февраля 1988 года коалиционного правительства моджахедов — так называемого «Афганского временного правительства», в которое входили также Г. Хекматьяр, Б. Раббани, Себхатулла Моджаддеди, Сайед Ахмад Гейлани, Юнус Халес, Джалалуддин Хаккани и другие лидеры афганских группировок. За исключением нескольких перерывов, связанных с междоусобицами и сменой кадров этого «правительства», Ахмад Шах Масуд формально занимал пост министра обороны до своей гибели в сентябре 2001 года. — Прим. пер.
117
Операция «Тайфун» была последней крупномасштабной операцией советских войск в Афганистане; проводилась 23–26 января 1989 г. на территории провинций Баглан, Парван и Кундуз с применением ряда новых образцов техники (например, SCUD-B SS-2). В. Восторотин так пишет об этой операции: «… Говорят, что на проведении операции настоял Шеварднадзе, а может быть, его уговорил Наджибулла. Но, в любом случае, решение принимал Горбачев, хотя военное командование, в том числе командующий армии, командиры дивизий и полков были против проведения этой операции. Нам была поставлена задача — уничтожить группировку Ахмад Шаха перед самым уходом. Но это было непорядочно, если у нас была договоренность…». Ахмад Шах Масуд, возмущенный нарушением заключенного ранее соглашения о перемирии, сообщал в своем письме советскому представителю в Афганистане Ю. М. Воронцову: «Жестокие и позорные действия, которые ваши люди осуществили на Саланге, в Джабаль-ус-Сарадже и других районах в последние дни вашего пребывания в этой стране, уничтожили весь недавно проявившийся оптимизм. Напротив, это заставляет нас верить, что вы хотите любым путем навязать нашему мусульманскому народу умирающий режим. Это невозможно и нелогично». — Прим. пер.
118
Полевая дивизионная 122-мм реактивная система залпового огня (РСЗО) БМ-21 «Град» была разработана в 1960 году, поступила на вооружение в 1963 году, а со следующего года — в серийное производство. РСЗО представляет собой ракетную установку на 40 снарядов, предназначенную для стрельбы осколочно-фугасными снарядами разных типов, снарядами с кассетной головной частью для установки противопехотных и противотанковых мин, а также всевозможными дымовыми, химическими, осветительными снарядами и комплектами для создания радиопомех. В качестве ходовой части для РСЗО «Град» использована автомашина «Урал-375» повышенной проходимости. — Прим. пер.
119
«Афганское временное правительство» (англ.: «Afghan Interim Government», сокр.: AIG) было создано еще 21 февраля 1988 года из представителей большинства крупнейших группировок моджахедов; его первым главой в качестве компромиссной фигуры был избран Себхатулла Моджаддеди, но с тех пор оно претерпело множество кадровых перестановок. — Прим. пер.
120
С марта до августа 1989 года Хекматьяр занимал пост министра иностранных дел в АВП. Позже, с марта 1993 по январь 1994 гг. и с июня до захвата власти движением «Талибан» в конце сентября 1996 гг., был премьер-министром, сменив большую часть членов своего «правительства». — Прим. пер.
121
На самом деле дефицит ряда товаров, заметный еще до 1985 года, был искусственно усилен экономической политикой самого Горбачева. Если курс на децентрализацию экономики и промышленности, «самоокупаемость», «самоуправление» и «самофинансирование» предприятий был провозглашен еще в конце 1980-х гг., то рыночные цены были введены с апреля 1990 года. Именно это заставило многих руководителей предприятий, особенно в сфере торговли, а также их покровителей из числа коррумпированных партийных и государственных чиновников, задерживать ряд товаров на складах в ожидании «освобождения цен», чтобы «самоокупить» и «самофинансировать» их предприятия. В итоге, в прибыли остались только некоторые предприятия торговли, тогда как значительная часть промышленных предприятий в результате децентрализации оказалась на грани разорения, что стало причиной следующего дефицита начала 1990-х гг. Только самые дальновидные или особо приближенные к власти чиновники сумели сколотить на этом начальный капитал, поняв раньше всех, что экономический курс Горбачева ведет к «рыночной экономике» и переходу к капитализму. Для большинства же населения, по привычке винившего во всем правительство и партию, это стало очевидным только в начале 1990-х годов. — Прим. пер.
122
Имеется в виду католическое Рождество, отмечаемое с 24 на 25 декабря. Горбачев объявил о своей отставке с поста президента СССР в телевизионном обращении 25 декабря 1991 года. — Прим. пер.
123
Абдур Рашид Дустум (род. в 1955 г.) был членом НДПА (фракция «Парчам») с 1979 года; в начале 1980 г. работал сотрудником органов госбезопасности в Шибиргане, тогда же проходил военную подготовку на краткосрочных курсах в Ташкенте. С 1983 года был командиром племенного узбекского батальона, затем командовал территориальной (узбекской) бригадой в Шибиргане, которая в 1988 году была преобразована в 53-ю дивизию Афганской армии. С 10 июля 1989 года — генерал-майор. За особые заслуги в операции по разблокированию дороги Кабул — Хост (операция «Магистраль») и в подавлении путча генерала Таная вторично удостоен высшей военной награды — Звезды Героя Афганистана (первую получил в 1986 году). При правительстве Моджаддеди получил высшее воинское звание — генерал армии, при правительстве Раббани в 1993 году стал заместителем министра обороны Ахмад Шаха Масуда. С осени 1994 до осени 1996 гг. взаимодействовал с движением «Талибан», но с приходом к власти талибов фактически создал свое «государство» в северных провинциях Джаузджан и Балх с центром в Мазар-и-Шарифе и оказывал талибам самое ожесточенное сопротивление. — Прим. пер.
124
Город Мазар-и-Шариф (Мазари-Шариф). — Прим. пер.
125
«Пешаварской семеркой» называли альянс семи крупнейших группировок моджахедов — «Исламский союз моджахедов Афганистана» («Итехад-и-Ислами Муджахидин-и-Афганистан»), о создании которого было официально объявлено в пакистанском г. Пешавар (центре Северо-Западной Пограничной провинции Пакистана) в 1985 году. В состав «Пешаварской семерки» входили группировки «Джамиат-и-Ислами» Б. Раббани, «Хезб-и-Ислами» Г. Хекматьяра и одноименная группировка Ю. Халеса, Национальный исламский фронт Афганистана (НИФА) С. А. Гейлани, Исламский союз освобождения Афганистана (ИСОА) А.Р. Сайяфа, Движение исламской революции Афганистана (ДИРА) М. Наби Мохаммади и Национальный фронт освобождения Афганистана (НФОА) С. Моджаддеди. Однако из-за постоянных междоусобиц между этими группировками, фактически альянс существовал только на бумаге. — Прим. пер.
126
Фактически речь шла лишь об изменении названия и состава «Афганского временного правительства». — Прим. пер.
127
«Власть военных вождей» (англ.: warIordism) уходит своими корнями даже не в средневековье, а к еще более древним временам, когда на время войны для обороны селения или целой области власть в племени брал в свои руки «военный вождь» (англ.: warIord, что в переводе также означает просто «военачальник» или «полководец»). В Афганистане возрождению «власти военных вождей» способствовало ослабление власти центрального правительства, заметное еще в 1980-е, но особенно начиная с 1990-х гг. В начале 2000-х годов «warIordism» стал одной из главных проблем при создании новой Афганской армии, так как солдаты больше привыкли доверять своим племенным или местным военным вождям, чем назначенным сверху офицерам. — Прим. пер.
128
По известным на данный момент данным, в Афганистане пропало без вести 417 советских солдат, примерно половина из них вернулись на родину. — Прим. пер.
129
В составе «Афганского временного правительства» моджахедов. — Прим. пер.
130
По различным данным, в лагере содержалось примерно 14 советских и около 40 афганских военнопленных. Охрану лагеря осуществляли боевики из группировки «Джамиат-и-Ислами» Бурханутдина Раббани. Пакистанские власти знали о существовании лагеря, но держали это в тайне, тем более, что Бадабер был более известен как крупнейший склад оружия и боеприпасов. Чтобы прекратить восстание, Раббани обещал пленным жизнь и помощь Красного Креста, но пленные требовали прибытия посредников из советского посольства или из какой-нибудь международной организации. По слухам, при подавлении восстания был ранен сам Раббани. Однако связаться с командованием советской 40-й армии с целью передачи пленных он в принципе не имел возможности ни через пакистанские власти, не заинтересованные в огласке, ни даже через Ахмад Шаха Масуда, так как это заняло бы много времени, а восстание продолжалось, судя по имеющимся сведениям, около суток. По одной из версий, прибывшие утром 27 апреля пакистанские части расстреляли лагерь из орудий и гранатометов прямой наводкой (хотя сам Раббани утверждает, будто они прибыли уже после подавления мятежа), при этом один случайный снаряд попал в важный склад. По другой версии, более похожей на истину, пленные сами решили подорвать себя вместе со складом боеприпасов, предназначавшихся для моджахедов в Афганистане. По имеющимся на сегодняшний день данным, потери составили около 130 моджахедов, 6 иностранных советников, 13 представителей пакистанских властей и 28 военнослужащих Пакистанской армии. Некоторые исследователи утверждают, что, по крайней мере, двум афганским пленным все же удалось бежать. — Прим. пер.
131
«Хезб-и-Ислами». — Прим. пер.
132
«Северный альянс» первоначально был образован с целью борьбы против Талибана 10 октября 1996 года и официально назывался «Высший совет обороны Афганистана» (ВСОА). В его состав вошли группировка «Джамиат-и-Ислами» во главе с Б. Раббани и Ахмад Шахом Масудом, «Национальное исламское движение Афганистана» во главе с Абдур Рашидом Дустумом, а также две шиитские группировки — «Партия исламского единства» Шейха Абдула Али Мазари и «Исламское движение Афганистана» Шейха Мохаммада Асефа Мохсени (Кандагари). С 3 июня 1997 года он стал называться «Объединенный исламский национальный фронт спасения Афганистана» (ОИНФСА), а его военным лидером стал Ахмад Шах Масуд, так как его главный конкурент А. Р. Дустум незадолго до того был предан своим ближайшим соратником А. Малеком, перешедшим на сторону Талибана, и вынужден бежать из Афганистана. — Прим. пер.
133
Ахмад Шах Масуд был убит 9 сентября 2001 года, но с учетом разницы во временных поясах можно сказать, что это произошло «накануне» терактов 11 сентября в Америке. — Прим. пер.
134
Тема терактов 11 сентября 2001 года остается спорной из-за ряда нестыковок в официальной версии. В качестве одной из главных сомнительных деталей можно упомянуть хотя бы то, что остатки самолета, якобы врезавшегося в здание Пентагона, так и не были найдены. И даже убийство Ахмад Шаха Масуда почти накануне терактов было более выгодно не талибам, а Соединенным Штатам — если они действительно имели намерение вторгнуться в Афганистан, а такие планы вторжения действительно обсуждались в Конгрессе США еще в 1997 году. — Прим. пер.
135
В своих выводах автор, зачастую, противоречит сам себе. Чечня уже была фактически независимой в течение трех лет после Хасавюртских соглашений 1996 года, но так и не смогла создать свою экономику. И не только из-за того, что инфраструктура республики пострадала в ходе Первой чеченской войны, но, прежде всего, потому, что не могла воспользоваться своими нефтяными ресурсами без помощи России, не имея ни общих границ с другими странами, ни даже выхода к морю. Именно это и стало причиной экспансии чеченских боевиков в Дагестане (выход к Каспийскому морю), контактов с проамерикански и протурецки настроенным правительством Грузии, а также расширения конфликта на весь северокавказский регион путем пропаганды принципов радикального исламизма. Так что в расширении конфликта виновны не столько российская политика, сколько политика чеченских сепаратистов и заинтересованные стороны за рубежом. (Возможно, это же было и одной из причин спонсированной Дж. Соросом «оранжевой революции» в Грузии). И никакие «поводы» в виде, якобы, организованных российскими спецслужбами взрывов домов в Москве были не нужны для начала Второй чеченской войны, так как была объективная причина — акт агрессии против другого региона Российской Федерации — Дагестана. Данные о попытках чеченских сепаратистов установить контакты со спецслужбами, спонсорами и террористическими организациями других стран (включая и страны НАТО) известны и широко освещались в печати, например, в публикациях газеты «Независимое военное обозрение». — Прим. пер.
136
В действительности «первыми залпами в войне с терроризмом» можно считать серию ракетно-бомбовых ударов США по нескольким объектам в Афганистане 20 августа 1998 года, предпринятую в ответ на теракты в Найроби (Кения) и Дар-эс-Саламе (Танзания) 7 августа того же года. — Прим. пер.
137
«Международные силы содействия безопасности» в Афганистане (InternationaI Security Assistance Force, сокр.: ISAF) были созданы на основании резолюции № 1386 Совета Безопасности ООН от 20 декабря 2001 года. Инициатива принадлежала Чехии, недавно принятой в НАТО и выразившей готовность послать свои войска в Афганистан; в течение ближайших дней готовность к активному участию выразили еще 12 стран-участниц «анти-террористической коалиции», в том числе Великобритания, Австралия, Канада, Франция, Германия, Испания, Италия, Турция, Норвегия, Польша, Япония и Южная Корея. К началу 2002 года число стран, выразивших готовность послать свои воинские контингенты в Афганистан еще более возросло (Финляндия, Дания, Румыния, Новая Зеландия и др.). С этого времени контингент ISAF постоянно несет службу в Афганистане, ротация воинских частей и подразделений, как и смена командования происходят каждые полгода. — Прим. пер.
138
О намерении создать регулярные вооруженные силы нового Афганистана — «Афганскую национальную армию» (АНА) — впервые заявил еще Бурханутдин Раббани в ноябре 2001 года (в то время он еще являлся официально президентом Афганистана). Инициатива была продолжена новым президентом Хамидом Карзаем, которое планировало еще к началу 2004 года сформировать 25 батальонов Афганской национальной армии, объединенных в три корпуса по три бригады в каждом (каждая бригада должна была иметь по 2–3 батальона в своем составе), организованных по территориальному принципу в 6 провинциях страны. К 2007 году численность АНА должна была составить 76 батальонов, разделенных на 15 легкопехотных бригад, 1 механизированную бригаду и 1 бригаду спецназа. К настоящему времени АНА включает в себя 5 корпусов — в Кабуле, Гардезе, Кандагаре, Герате и Мазар-и-Шарифе, общей численностью около 70 000 человек — Прим. пер.
139
Парламент Афганистана (Меджлес-э-мелли) состоит из двух палат — верхней (Мишрану джирга), в которую входят выборные представители от провинций и районов (2/3) и назначаемые президентом (1/3), и нижней палаты (Волеси джирга), состоящей целиком из депутатов, избираемых всеобщим голосованием. — Прим. пер.
140
Решение о создании «Афганской национальной армии» было принято только в ноябре 2001 года, то есть спустя более двух месяцев после гибели Масуда. — Прим. пер.

Авторизация

Реклама