Воспитание детей. Сказки для самых смелых. Вильгельм и Якоб Гримм. Сказка о том, кто ходил страху учиться. Двенадцать братьев

Сказка о том, кто ходил страху учиться.
Один отец жил с двумя сыновьями. Старший был умен, сметлив, и всякое дело у него спорилось в руках, а младший был глуп, непонятлив и ничему научиться не мог. Люди говорили, глядя на него: «С этим отец еще оберется хлопот!» Когда нужно было сделать что-нибудь, со всем должен был один старший справляться; но зато он был робок, 

и, когда отец посылал его за чем-нибудь поздней порой и если к тому же дорога проходила мимо кладбища или иного страшного места, он отвечал: «Ах, нет, батюшка, не пойду я туда!

Уж очень боязно мне».
Частенько вечером все собирались у огня, и начинались россказни, от которых мороз по коже продирал. Слушатели восклицали: «Ах, страсти какие!», но младший спокойно слушал, сидя в своем углу, и никак понять не мог, чего все бояться: «Вот затвердили-то: страшно да страшно! А мне вот ни капельки не страшно! И вовсе я не умею бояться. Должно быть, это одна из тех премудростей, в которых я ничего не смыслю».
Однажды отец сказал ему:
— Послушай-ка, ты, там, в углу! Ты растешь, сил набираешься, и надо тебе научиться какому-нибудь ремеслу, чтобы добывать себе хлеб насущный. Видишь, как трудится твой брат, а тебя, право, даром хлебом кормить приходится.
— Эх, батюшка! — ответил сын. — Очень бы хотел я научиться чему-нибудь. Да уж коли на то пошло, очень хотелось бы мне научиться страху, я ведь совсем не умею бояться.
Старший брат расхохотался, услыхав такие речи, и подумал про себя: «Господи милостивый! Ну и дурень же брат у меня! Ничего путного из него не выйдет. Кто хочет крюком быть, тот заранее спину гни!»
Отец же вздохнул и ответил:
— Страху-то ты еще непременно научишься, да хлеба-то себе этим не заработаешь.
Вскоре после этого зашел к ним в гости дьячок, и стал ему старик жаловаться на свое горе: не приспособился-де сын его младший ни к какому делу, ничего не знает и ничему не учится.
— Ну, подумайте только: когда я спросил его, чем он станет на хлеб себе зарабатывать, он ответил, что очень хотел бы научиться страху!
— Коли за этим только дело стало, — ответил дьячок, — так я берусь обучить его. Пришлите-ка его ко мне. Я его живо обработаю.
Отец согласился, и дьячок взял парня к себе домой и поручил ему звонить в колокол.
Дня через два разбудил он его в полночь, велел ему встать, взойти на колокольню и начать звонить, а сам думает: «Ну, научишься же ты нынче страху!»
Дьячок пробрался тихонько вперед, и, когда парень, поднявшись наверх, обернулся, чтобы взяться за веревку от колокола, перед ним на лестнице очутился кто-то в белом.
Парень крикнул: «Кто там?», но ему не ответили.
— Эй, отвечай-ка! — закричал снова паренек. — Или убирайся подобру-поздорову! Нечего тебе здесь ночью делать.
Но дьячок стоял неподвижно, чтобы парень принял его за привидение.
Опять обратился к нему парень:
— Чего тебе нужно здесь? Отвечай, если ты честный малый, а не то я сброшу тебя с лестницы!
Дьячок подумал: «Ну, это ты, братец мой, только так говоришь», — и, не проронив ни звука, остался стоять словно каменный.
И в четвертый раз крикнул ему парень, но опять не добился ответа. Тогда он бросился на привидение и столкнул его с лестницы так, что, пересчитав десяток ступеней, оно растянулось в углу.
А парень отзвонил себе в колокол, пришел домой, лег в постель и уснул.
Долго ждала дьячиха своего мужа, но тот все не приходил. Наконец ей страшно стало, она разбудила парня и спросила:
— Не знаешь ли, где мой муж? Он ведь прямо перед тобой взошел на колокольню.
— Нет, — ответил тот, — но вот на лестнице стоял кто-то. Он не хотел ни отвечать мне, ни вон убираться, поэтому я принял его за мошенника и спустил с лестницы. Подите-ка взгляните, не дьячок ли это был. Мне было бы жалко, если бы что плохое с ним стряслось.
Бросилась дьячиха в колокольню и увидала мужа: сломал ногу, лежит в углу и стонет. Она перенесла его домой, а затем поспешила с громкими криками к отцу парня:
— Ваш сын натворил беду великую: моего мужа сбросил с лестницы, так что сердечный ногу сломал. Забирайте негодяя из нашего дома!
Испугался отец, прибежал к сыну и выбранил его:
— Что за проказы богомерзкие?! Али тебя лукавый попутал?
— Ах, батюшка, только выслушайте меня! — ответил тот. — Я совсем не виноват. Он стоял там в темноте, словно зло какое умышлял. Я не знал, кто это, и четырежды уговаривал его ответить мне или уйти.
— Ах, — воскликнул отец, — от тебя мне одни напасти! Убирайся с глаз моих, видеть тебя не хочу!
— Воля ваша, батюшка, ладно! Подождите только до рассвета: я уйду себе, стану обучаться страху, авось, узнаю хоть одну науку, которая меня прокормит.
— Учись чему хочешь, мне все равно, — сказал отец. — Вот тебе пятьдесят талеров, ступай с ними на все четыре стороны и никому не смей сказывать, откуда ты родом и кто твой отец, чтобы меня не срамить.
— Извольте, батюшка, если ничего больше от меня не требуется, все будет по-вашему. Это я легко могу соблюсти.
На рассвете положил парень пятьдесят талеров в карман и вышел на большую дорогу, бормоча про себя: «Хоть бы на меня страх напал! Хоть бы на меня страх напал!»
Подошел к нему какой-то человек, услыхав эти речи, и дальше они вместе продолжили путь.
Вскоре завидели они виселицу, и сказал парню спутник:

— Видишь, вон там стоит дерево, на котором семеро с веревочной петлей познакомились, а теперь летать учатся. Садись под тем деревом и жди ночи — не оберешься страху!
— Ну, коли только в этом дело, — ответил парень, — так оно не трудно. Если я так быстро научусь страху, то тебе достанутся мои пятьдесят талеров, приходи только завтра рано утром сюда ко мне.
Парень подошел к виселице, сел под ней и стал дожидаться там вечера. Когда похолодало, он развел костер, но к полуночи ветер так посвежел, что парень и возле костра никак не мог согреться.
Ветер раскачивал трупы повешенных, они стукались друг о друга. И подумал парень: «Мне холодно даже здесь, у огня, но каково же им мерзнуть и мотаться там, наверху?»
Сердце у парня было доброе, вот он и приставил лестницу, влез наверх, отвязал висельников одного за другим и спустил всех семерых наземь. Затем он раздул хорошенько огонь и усадил их всех вокруг, чтоб они могли согреться.
Но висельники сидели неподвижно, так что пламя стало охватывать их одежды. Парень крикнул им:
— Эй, вы, берегитесь! А не то я вас опять повешу!
Но мертвецы сидели молча и не мешали гореть своим лохмотьям.
Тут парень рассердился:
— Ну, если вы не боитесь огня, то как хотите, а мне вовсе не хочется сгореть вместе с вами.
И он снова повесил их на прежнее место. Потом он подсел к своему костру и заснул.
Поутру пришел к нему встреченный человек за деньгами и спросил:
— Ну что, небось, знаешь теперь, каков страх бывает?
— Нет, — ответил парень, — откуда же мне было узнать? Эти ребята, что там наверху болтаются, за всю ночь даже рта не открыли и так глупы, что позволили гореть на своем теле лохмотьям.
Тут понял прохожий, что пятьдесят талеров ему не достанутся, и сказал, уходя:
— Таких я еще не видел!
Парень тоже пошел дальше своей дорогой, бормоча по-прежнему: «Ах, если б меня страх пробрал!»
Услыхал это извозчик, ехавший позади него, и спросил:
— Кто ты таков?
— Не знаю, — ответил малый.
А извозчик дальше спрашивает:
— Откуда ты?
— Не знаю.
— Да кто твой отец?
— Не смею сказать.
— А что ты бормочешь все время себе под нос?
— Я, видишь ли, хотел бы, чтобы меня страх пробрал, да никто меня не может страху научить, — ответил парень.
— Не мели вздор! — рассердился извозчик. — Ну-ка, отправляйся со мной: я тебя как раз к месту пристрою.
Парень отправился с ним, и к вечеру прибыли они в гостиницу, где решили заночевать.
Входя в комнату, парень снова произнес вслух:
— Кабы меня только страх пробрал! Эх, кабы меня только страх пробрал!
Услыхав это, хозяин засмеялся и сказал:
— Если уж такова твоя охота, то здесь найдется к тому подходящий случай.
— Ах, замолчи! — прервала его хозяйка. — Сколько безумных смельчаков поплатились уже за это жизнью! Было бы очень жаль, если бы и этот добрый юноша перестал глядеть на белый свет.
Но парень сказал:
— Как бы ни было оно тягостно, все же я хочу научиться страху: ведь для этого я и пустился в путь-дорогу.
И вот, хозяин рассказал ему, что невдалеке находится заколдованный замок, где немудрено страху научиться, если только там провести ночи три. И король-де обещал дочь свою в жены тому, кто на это отважится, а уж королевна-то краше всех на свете. В замке же охраняются злыми духами несметные сокровища. Если кто-нибудь в том замке проведет три ночи, то эти сокровища ему достанутся и любой бедняк ими обогатится. Много молодых людей ходили туда счастья попытать, да ни один не вернулся.
На другое утро явился парень к королю и говорит ему:
— Кабы мне дозволено было, я провел бы три ночи в заколдованном замке.
Король взглянул на парня, и тот ему так приглянулся, что он сказал:
— Ты можешь при этом избрать себе три предмета, но непременно неодушевленных, и захватить их с собой в замок.
Парень ответил:
— Ну, так я попрошу себе огня, столярный станок и токарный станок вместе с резцом.
Король велел еще засветло отнести все это в замок. К ночи пошел туда парень, развел яркий огонь в одной из комнат, поставил рядом с собой столярный станок с резцом, а сам сел за токарный.
«Эх, кабы меня только страх пробрал! — подумал он. — Да видно, я и здесь не научусь ему».
Около полуночи захотел он еще пуще разжечь свой костер и стал раздувать пламя, как вдруг из одного угла послышалось:
— Мяу, мяу! Как нам холодно!
— Чего орете, дурачье?! — крикнул парень. — Если вам холодно, идите, садитесь к огню и грейтесь.
Едва успел он это произнести, как две большие черные кошки быстрым прыжком подскочили к нему, сели по обеим сторонам от него и уставились дико на него своими огненными глазами.
Немного погодя, отогревшись, они сказали:
— Приятель! Не сыграть ли нам в карты?
— Отчего же? — ответил он. — Я не прочь, но сперва покажите-ка мне ваши лапы.
Кошки вытянули свои когти.
— Э! — сказал парень. — Коготки у вас больно длинные! Погодите, сначала я должен вам их обстричь.
С этими словами схватил он кошек за загривок, поставил их на столярный станок и крепко стиснул в нем их лапы.
— Увидал я ваши пальцы, — сказал он, — и прошла у меня всякая охота в карты играть.
Парень убил кошек и выбросил из окна в пруд. Но когда он, покончив с этой парой, хотел было опять подсесть к огню, вдруг отовсюду, из каждого угла, начали выскакивать черные кошки и черные собаки на раскаленных цепях — их становилось все больше и больше, так что парню уже некуда было от них деваться.
Они страшно ревели, наступали на огонь, разбрасывали дрова и чуть было совсем не разметали костер.
Поглядел парень с минуту спокойно на эту возню, а потом ему невтерпеж стало, и, схватив резец, он крикнул: «Брысь, нечисть окаянная!» — и бросился на них.
Одни разбежались, других он перебил и побросал в пруд. Вернувшись, парень снова раздул огонь и стал греться. Сидел он, сидел — и глаза стали слипаться, стало его клонить ко сну. Оглядевшись вокруг и увидав в углу большую кровать, он сказал: «А, вот это как раз кстати!» — и лег.
Но не успел парень и глаз сомкнуть, как вдруг кровать сама собой стала двигаться и покатила по всему замку.
— Вот это ладно! — сказал он. — Да нельзя ли поживей? Трогай!
И тут понеслась кровать, точно в нее шестерик впрягли, во всю прыть, через пороги, по ступенькам вверх и вниз…
Но вдруг — гоп, гоп! — кровать опрокинулась вверх ножками, и на парня словно гора навалилась.
Но он пошвырял с себя одеяла и подушки, вылез из-под кровати и сказал:
— Ну, будет с меня! Пусть катается кто хочет!
Затем он улегся у огня и проспал до бела дня. Поутру пришел король и, увидав его распростертым на земле, подумал, что привидения убили его и он лежит мертвый.
— Жаль доброго юношу! — сказал король. Услыхал это парень, вскочил и ответил:
— Ну, до беды еще не дошло!
Удивился король, обрадовался и спросил, каково ему было.
— Превосходно, — ответил тот, — вот уже минула одна ночь, а там и две другие пройдут.
Пошел парень к хозяину гостиницы, а тот глаза таращит:
— Не думал я увидеть тебя в живых. Ну что, научился ли ты страху?
— Какое там! — ответил парень. — Все напрасно! Хоть бы кто-нибудь надоумил меня.
На вторую ночь пошел он спать в древний замок, сел у огня и затянул свою старую песенку: «Хоть бы страх меня пробрал!»
Около полуночи поднялись шум и гам, сперва потише, а потом все громче и громче; затем опять все смолкло на минуту, и наконец из трубы к ногам парня вывалилось с громким криком полчеловека.
— Эй! — закричал юноша. — Надо бы еще половинку! Этой маловато будет.
Тут снова гомон поднялся, послышались топот и вой — и другая половина выпала.
— Погоди, — сказал парень, — вот я для тебя огонь маленько раздую!
Сделав это и оглянувшись, он увидел, что обе половины успели срастись, а на его месте уже сидит страшный-престрашный человек.
— Это, брат, непорядок! — сказал парень. — Скамейка-то моя!
Страшный человек хотел его оттолкнуть, но парень не поддался, сильно двинул его, столкнул со скамьи и сел опять на свое место.
Тогда сверху нападали один за другим еще несколько людей. Они достали девять мертвых ног и две мертвые головы, расставили эти ноги и стали играть, как в кегли. Парню тоже захотелось поиграть.
— Эй, вы, послушайте! — попросил он их. — Можно ли мне присоединиться к вам?
— Можно, коли деньги у тебя есть.
— Денег-то хватает, да шары ваши не больно круглы.
Взял он мертвые головы, положил их на токарный станок и обточил их.
— Вот так, — сказал он, — теперь они лучше кататься будут. Валяйте! Теперь пойдет потеха!
Поиграл парень с незваными гостями, но как только пробило полночь, все исчезло. Он улегся и спокойно заснул.
Наутро пришел король осведомиться:
— Ну, что с тобой творилось на этот раз?
— Проиграл в кегли, два талера проиграл!
— Да разве тебе не было страшно?!
— Ну вот еще! — ответил парень. — Позабавился — и только. Хоть бы мне узнать, что такое страх!
На третью ночь сел он опять на свою скамью и сказал с досадой:
— Ах, если бы только пробрал меня страх!
Немного погодя явились шестеро рослых ребят с гробом в руках.
— Эге-ге, — сказал парень, — да это, наверное, братец мой двоюродный, умерший два года назад! — Он поманил пальцем и крикнул: — Ну, поди, поди сюда, братец!
Гроб был поставлен на пол, парень подошел и снял крышку: в гробу лежал мертвец.
Дотронулся парень до его лица: оно было холодное как лед.
— Погоди, — сказал он, — я тебя маленько согрею!
Подошел парень к огню, погрел руку и приложил ее к лицу мертвеца, но тот остался холоден по-прежнему.
Тогда он вынул его из гроба, сел к огню, положил покойника себе на колени и стал тереть ему руки, чтобы восстановить кровообращение.
Когда и это не помогло, пришло ему в голову, что можно согреться, если вдвоем лечь в постель, вот и перенес он мертвеца на свою кровать, накрыл его и лег рядом с ним.
Немного спустя покойник согрелся и зашевелился.
— Вот видишь, братец, — сказал парень, — я и отогрел тебя.
Но мертвец вдруг поднялся и завопил:
— А! Теперь я задушу тебя!
— Что? Задушишь?! Так вот какова твоя благодарность?! Полезай же опять в свой гроб!
И парень поднял мертвеца, бросил его в гроб и закрыл крышкой; тотчас вошли те же шестеро носильщиков и унесли гроб.
— Не пробирает меня страх, да и все тут! — сказал парень. — Здесь я страху вовеки не научусь!
Тут вошел человек еще громаднее всех прочих и на вид совершенное страшилище: это был старик с длинной белой бородой.
— Ах ты, тварь этакая! — закричал он. — Теперь-то ты скоро узнаешь, что такое страх: готовься к смерти!
— Ну, не очень спеши! — ответил парень. — Коли мне умирать доведется, так без меня дело не обойдется.
— Тебя-то уж я прихвачу с собою! — сказало чудовище.
— Потише, потише! Очень уж ты разошелся! Я ведь тоже не слабее тебя, а то еще и посильнее буду!
— Это мы еще посмотрим! — сказал старик. — Если ты окажешься сильнее меня, так я тебя отпущу. Пойдем-ка, попытаем силу!
И повел он парня темными переходами в кузницу, взял топор и вбил одним ударом наковальню в землю.
— Эка невидаль! Я могу и получше этого сделать! — сказал парень и подошел к другой наковальне.
Старик стал подле него, любопытствуя посмотреть, и белая борода его свесилась над наковальней. Тогда парень схватил топор, расколол одним ударом наковальню и защемил в нее бороду старика.
— Ну, теперь ты, брат, попался! — сказал он. — Теперь тебе помирать придется!
Взял парень железный прут и стал им потчевать старика, пока тот не заверещал и не взмолился о пощаде, обещая отдать ему за это превеликие богатства.
Парень освободил старика, и тот повел его обратно в замок, показал ему в одном из погребов три сундука, наполненные золотом, и сказал:
— Одна треть принадлежит бедным, другая — королю, третья — тебе.
В это время пробило полночь, и парень остался один в темноте.
— Как-нибудь да выберусь отсюда, — сказал он, на ощупь отыскал дорогу в свою комнату и заснул там у огня.
Наутро пришел король и спросил:
— Ну, как? Теперь-то научился страху?
— Нет, — ответил парень, — и ведать не ведаю, что такое страх. Побывал тут мой покойный двоюродный брат, да бородач какой-то приходил и показал мне там, внизу, кучу денег, но страху меня никто не научил.
И сказал тогда король:
— Спасибо тебе! Избавил ты замок от нечистой силы. Бери же себе мою дочь в жены!
— Все это очень хорошо, — ответил парень, — а все-таки до сих пор я не знаю, что значит дрожать от страха!
И вот, достали золото из подземелья, отпраздновали свадьбу, но супруг королевны, как ни любил свою супругу и как ни был он всем доволен, все повторял: «Ах, если бы только пробрал меня страх! Кабы страх меня пробрал!»
В конце концов это раздосадовало молодую, а горничная сказала ей:
— Я пособлю горю! Небось, научится и он дрожать от страха.
Она пошла к ручью, протекавшему через сад, и набрала полное ведро пескарей.
Ночью, когда молодой король уснул, супруга сдернула с него одеяло и вылила на него целое ведро холодной воды с пескарями, которые так и запрыгали вокруг него.
Проснулся тут молодой и закричал:
— Ой, страшно мне, страшно мне, женушка милая! Да! Теперь я знаю, что значит дрожать от страха!

Двенадцать братьев
Жили да были король с королевой. Жили они в полном согласии и прижили двенадцать человек детей — и все были мальчуганы. Вот король и говорит королеве:
— Если тринадцатый ребенок, которого ты родишь, будет девочка, то всех мальчишек велю убить, чтобы и богатства у нее было больше, и все наше королевство ей одной принадлежало.
Король велел заготовить двенадцать гробов, которые были наполнены стружками, и в каждый даже было положено небольшое покойницкое изголовьице. По приказу короля эти гробы были поставлены в особую запертую комнату, ключ от которой король отдал королеве и никому не велел о том сказывать.
И вот мать стала целыми днями горевать, так что меньшой сын, который был постоянно при ней (она его по Библии назвала Вениамином), как-то спросил ее:
— Милая матушка, отчего ты такая грустная?
— Милое мое дитятко, — ответила она, — не смею я тебе этого сказать.
Однако сынок не отставал от нее с вопросами до тех пор, пока она не пошла, не отперла комнату и не показала ему двенадцать готовых гробов, наполненных стружками. И сказала мать:
— Дорогой мой Вениамин, эти гробы отец ваш приказал приготовить для тебя и для твоих одиннадцати братьев, потому что он решил: если у меня родится девочка, то всех вас он велит умертвить и в этих гробах похоронить.
Говорила все это мать и плакала, а сын утешал ее и сказал:
— Не плачь, милая матушка, мы уж как-нибудь сами о себе подумаем и сами от него уйдем.
И сказала ему королева:
— Ступай со своими одиннадцатью братьями в лес, и пусть один из вас всегда стоит настороже на самом высоком дереве, какое в лесу найдется, и смотрит на замковую башню. Если у меня родится сынок, я велю выставить на башне белый флаг, и тогда вы все сможете спокойно вернуться домой. Если же родится доченька, я велю выставить на башне красный флаг, и тогда бегите как можно скорее, и да хранит вас Бог. Каждую ночь буду вставать и молиться за вас Богу: зимой, чтобы был у вас огонек, около которого вы могли бы согреться, а летом — чтобы жара вас не сморила.
После этого она благословила своих сыновей, и они ушли в лес. Все они, чередуясь, влезали на высочайший из лесных дубов, и стояли там настороже, глядя на башню замка.

Вот прошли одиннадцать дней, и пришел черед лезть Вениамину. Он залез и увидел, что на башне поднят флаг — флаг не белый, а краснокровавый, всем им возвещавший смерть!
Как только услышали об этом братья, все вскипели гневом и сказали:
— Неужели мы осуждены на смерть из-за девчонки?! Клянемся же, что отомстим за себя: где бы мы ни повстречали девчонку на пути — она должна погибнуть от нашей руки.
Затем они углубились в самую чащу леса и в самой глухой лесной чащобе нашли небольшой заколдованный домик, стоявший пуст-пустехонек.
Тогда они сказали:
— Здесь мы и поселимся, и ты, Вениамин, самый младший из нас и самый слабый, должен здесь быть постоянно и заниматься хозяйством. А мы, все остальные, будем о пище заботиться.
И вот пошли они бродить по лесу и стали стрелять зайцев, диких коз, птиц и голубков — что в пищу годилось. Все это приносили они Вениамину, и тот должен был им из этого готовить обед.
Так прожили братья в этом домике десять лет, и годы протекли для них незаметно.
Доченька, которую королева родила, успела тем временем вырасти, и была она девочка предобрая и собою красоточка, а во лбу у нее горела золотая звезда. Однажды, когда в замке была большая стирка, она вдруг увидела среди белья двенадцать мужских рубах и спросила у матери:
— Чьи же эти двенадцать рубах? Ведь отцу они слишком малы.
Тогда мать с великой скорбью ответила ей:
— Милое дитятко, эти рубахи твоих двенадцати братьев.
— Да где ж эти двенадцать братьев? Я о них еще никогда не слыхала.
Мать ответила:
— Единому Богу известно, где они теперь. Бродят где-нибудь по миру.
Затем королева взяла девочку за руку и, открыв заветную комнату, указала ей на двенадцать гробов со стружками, с изголовьицами.
— Эти гробы, — сказала она, — были предназначены для твоих братьев, но они тайно ушли еще до твоего рождения.
И рассказала ей, как было дело. Тогда девочка сказала:
— Милая матушка, не плачь, я пойду и отыщу моих братьев.
И вот она взяла с собой двенадцать рубах и ушла из замка прямо в большой дремучий лес.
Шла она целый день, а под вечер пришла к заколдованному домику. Вошла в домик и встретила в нем юношу, который спросил ее:
— Откуда идешь и куда?
— Я королевская дочь, — ответила она, — и ищу моих двенадцать братьев. Я пойду хоть на край света белого, пока не найду их.
При этом указала она на двенадцать рубах, которые принадлежали королевичам. Тогда Вениамин понял, что это их сестра, и сказал:
— Я — Вениамин, младший из твоих братьев.
Девочка расплакалась от радости, и Вениамин тоже, и они целовались и миловались от всего сердца. Затем он сказал:
— Милая сестрица, тут есть некоторое препятствие… Ведь мы пообещали, что каждая девочка, с которой мы встретимся, должна будет умереть, ибо мы из-за девочки должны были покинуть наше родное королевство.
— Так что же? Я охотно умру, если смертью своей смогу освободить моих двенадцать братьев из ссылки.
— Нет, — возразил Вениамин, — ты не должна умереть. Садись вот под этот чан и сиди, пока не придут остальные одиннадцать братьев. Уж я с ними как-нибудь все улажу.
Так девочка и сделала.
С наступлением ночи вернулись братья с охоты. Уселись они за ужин и стали спрашивать:
— Что слышно новенького?
Вениамин ответил:
— Неужто вы ничего не знаете?
— Нет, — ответили братья.
— Как же это так? Вы по лесу рыщете, а я дома сижу, да более вас знаю!
— Ну, так рассказывай нам!
— А обещаете ли вы мне все, — спросил Вениамин, — что первая девочка, которая нам встретится, не будет убита?
— Да, да, — крикнули все разом, — она должна быть помилована! Ну, рассказывай!
Тогда младший брат и сказал:
— Наша сестра здесь!
Он приподнял чан — и королевна вышла из-под него в своих богатых одеждах, с золотой звездой во лбу, вся такая прекрасная, нежная и стройная. И все братья ей обрадовались, бросились ей на шею, целовали ее и полюбили от всего сердца.
И вот осталась девочка вместе с братьями в их доме и стала помогать Вениамину в работе. А остальные одиннадцать братьев по-прежнему рыскали по лесу, били всякую дичь, диких коз, птиц и голубков, чтобы было им что поесть, а сестра с братом Вениамином заботились о том, чтобы им еду приготовить. Она собирала валежник на топливо и коренья на приправу, горшки на огне ворочала — и ужин был всегда вовремя на столе: когда возвращались домой ее одиннадцать братьев. Сестра наблюдала за порядком в домике, постели постилала всем чистенько и беленько, и братья были ею очень довольны и жили с ней в большом согласии.
По прошествии некоторого времени случилось однажды вот что: Вениамин с сестрой, как обычно, приготовили братьям отличное угощение, и, когда они сошлись, все сели за стол и стали превесело есть и пить.

А позади заколдованного домика был небольшой садик, и в том садике росли двенадцать лилий. Сестра задумала братьям доставить удовольствие и сорвала эти двенадцать цветков, чтобы каждому из них поднести по цветку после ужина.
Но как только она цветки сорвала, в то же мгновение ее двенадцать братьев обратились в двенадцать воронов и полетели за лес, а дом и сад — все исчезло, как не бывало.
И очутилась бедная девочка одна-одинешенька в диком лесу. Оглянулась она вокруг и увидела рядом старуху, которая ей сказала:
— Дитя мое, что же ты наделала? Зачем ты сорвала эти двенадцать белых лилий? Ведь теперь твои братья навек обратились в воронов.
Девочка ответила ей со слезами:
— Неужели нет никакого средства их спасти?
— Одно только есть средство на всем свете, — ответила старуха, — да и то очень трудное: ты должна семь лет быть немой, не должна ни говорить, ни смеяться. Если ты хоть одно слово проронишь, пусть даже до семи лет недоставать будет всего одного часа, то все твои труды пропадут, и одно твое слово убьет всех братьев.
Тогда девочка произнесла твердо: «Я точно знаю, что спасу своих братьев», — и пошла по лесу, отыскала высокое дерево, залезла на него, уселась и стала прясть. При этом она не говорила и не смеялась.
Случилось, однако же, так, что один король заехал в тот лес на охоту, а у того короля была большая борзая собака, которая подбежала к тому дереву, на котором сидела девушка, стала около него кружить и лаять. Подъехал к дереву король, увидел королевну-красавицу с золотой звездой во лбу и так восхитился ее красотой, что спросил ее прямо, не желает ли она стать его супругой. Королевна ему ничего не ответила, только головкой кивнула. Тогда король сам влез на дерево, взял ее оттуда, посадил к себе на лошадь и привез домой.
Свадьбу отпраздновали великолепно и весело, но девушка так ничего и не сказала и ни разу не рассмеялась. Вот прожили они уже два года в полном согласии, но мачеха короля, женщина злая, стала на молодую королеву нашептывать и клеветать королю: «Вывез ты из леса простую нищую, и кто ее знает, какими она безбожными делами занимается втайне от нас! Если даже она и вправду немая и не может говорить, так ведь по крайней мере могла бы смеяться. А уж у того, кто не смеется, конечно, совесть нечиста!» Король долго не хотел верить этим наговорам, однако старуха так настаивала на своем и обвиняла свою невестку в стольких злодеяниях, что король наконец дал себя уговорить и приговорил жену к смертной казни.
Во дворе королевского замка был разведен большой костер, на котором должны были ее сжечь. Король стоял у верхнего окошечка замка и смотрел сквозь слезы на все эти приготовления, потому что все же очень любил свою жену. Когда она уже была привязана к столбу на костре и пламя костра длинными красными языками стало лизать края ее одежды, истек последний миг заветных семи лет. И вот, в воздухе послышался свист крыльев, и двенадцать воронов появились над костром и опустились наземь; и чуть они коснулись земли, как обратились в братьев. Они тут же погасили пламя, отвязали сестру от столба и стали обнимать и целовать ее.
Тут уж, когда она могла открыть уста и говорить, она рассказала королю, почему была нема и никогда не смеялась.
Король с радостью узнал о том, что она невинна, и все вместе прожили они в полном согласии до самой смерти.
А злая мачеха была отдана под суд, и суд присудил ее посадить в бочку с кипящим маслом и ядовитыми змеями, и она погибла злой смертью.