Стратегия непрямых действий - Глава VIII. Французская революция и Наполеон Бонапарт

Глава VIII. Французская революция и Наполеон Бонапарт
Прошло 30 лет, и поднялся занавес «Великой войны», которая была озарена гением Наполеона Бонапарта. Как и в предыдущем столетии, Франция представляла для других стран серьезную угрозу, перед лицом которой объединились государства Европы. На этот раз война развивалась иначе. Революционная Франция имела много сторонников, но они не входили в состав правительств и не контролировали вооруженные силы своих государств. И все же, начав войну в одиночку, насильно изолированная, как будто пораженная чумой, Франция не только отразила объединенный удар, нанесенный с целью сокрушить ее, но и после революции представляла серьезную военную угрозу для остальной Европы и, в конце концов, стала властелином над большей ее частью. Ключ к объяснению такого роста ее могущества следует искать в сочетании благоприятных условий и стимулирующих факторов во Франции того времени.
Эти условия и факторы были созданы революционным духом национальных армий Франции. Этот дух сделал невозможной педантичную муштру, он дал волю развитию способностей и инициативы отдельной личности. В результате была разработана новая гибкая тактика. Теперь французы совершали марш со скоростью 120 шагов в минуту, в то время как их противники придерживались общепринятой нормы – 70 шагов в минуту. Эта [124] элементарная разница в дни, когда армия еще не была обеспечена техническими средствами передвижения, дала возможность производить быструю переброску и перегруппировку войск, благодаря чему французы могли, по выражению Наполеона, умножить «массу на скорость» как при проведении стратегических операций, так и при выполнении тактических задач.
Другое благоприятное условие состояло в разделении армии на постоянные самостоятельные соединения (дивизии), которые, действуя независимо друг от друга, могли осуществлять взаимодействие между собой для достижения общей цели.
Эта внутренняя реорганизация французской армии теоретически была разработана еще Бурсе и до некоторой степени практически осуществлена в 40-х гг. XVIII в. Она была официально одобрена маршалом де Брольи, когда он был назначен главнокомандующим в 1759 г. Дальнейшие теоретические и практические усовершенствования были проделаны другим оригинальным мыслителем, Гибером, во время военных реформ 1787 г., т. е. накануне революции.
Третье условие, связанное с предыдущим, состояло в том, что хаотическая система снабжения и слабая дисциплина в революционных армиях Франции заставили возвратиться к старой практике довольствия за счет местных ресурсов. Разделение армии на дивизии означало, что такая практика снабжения оказывала меньшее влияние на боеспособность армии, чем раньше. Если прежде различные подразделения армии нужно было предварительно собрать вместе, прежде чем использовать их для проведения операции, то теперь каждое из них могло выполнять свою задачу самостоятельно, обеспечивая себя продовольствием.
Более того, в результате движения налегке подвижность французских войск увеличилась и они могли свободно передвигаться по гористой и лесистой местности. Так как французские войска не могли надеяться на получение продовольствия и обмундирования из своих войсковых складов и обозов, голодные и плохо обмундированные французские солдаты были вынуждены нападать на тылы противника, который имел такие прямые формы снабжения и зависел от них.
Кроме этих условий, решающее значение имела личность полководца Наполеона Бонапарта, военные способности которого были развиты благодаря изучению военной истории и еще больше благодаря размышлению над теориями Бурсе и Гибера, двух наиболее выдающихся и оригинальных военных мыслителей XVIII в.
У Бурсе Наполеон усвоил принцип преднамеренного рассредоточения сил с целью заставить противника распылить свои [125] силы. Затем Наполеон снова быстро сосредоточивал свои силы, в то время как силы противника продолжали оставаться разбросанными. Кроме того, он правильно оценил значение плана, имеющего несколько вариантов, и действия на направлении, на котором может быть создана одновременная угроза нескольким объектам. Более того, Наполеон осуществил в своей первой кампании план, составленный на основе проекта, разработанного Бурсе полвека назад.
Читая Гибера, Наполеон в полной мере оценил чрезвычайное значение подвижности и гибкости действий войск, а также потенциальные возможности, созданные разделением армии на самостоятельные дивизии. Гибер предвосхитил метод Наполеона, когда он писал почти полвека тому назад: «Искусство заключается в умении развернуть свои силы, не подвергая их опасности удара со стороны противника; в охвате противника без разобщения своих войск; в проведении маневра или удара во фланг противнику без обнажения своего фланга». Рекомендуемый Гибером удар по тылам противника как средство нарушения устойчивости стал излюбленным методом Наполеона. От Гибера же Наполеон заимствовал метод сосредоточения подвижной артиллерии для прорыва фронта противника на решающем направлении. Более того, именно практические реформы, осуществленные Гибером во французской армии незадолго до революции, определили ту структуру армии, которую Наполеон использовал в войне. Главным же образом предвидение Гибера о приближающихся коренных изменениях в войне, которые будут осуществлены человеком, появившимся в революционной стране, разожгло фантазию и честолюбие юного Наполеона.
Хотя Наполеон не добавил ничего существенного к воспринятым им идеям, однако он реализовывал их на практике. Без энергичного претворения Наполеоном этих идей в жизнь новая подвижность могла остаться только теорией. Поскольку теории, которые изучал Наполеон, совпали с его инстинктивными стремлениями, а последние получили простор благодаря сложившимся условиям, он смог до предела использовать большие возможности, заложенные в новой дивизионной системе организации армии. В разработке более широких, ставших возможными стратегических комбинаций и состоит главный вклад Наполеона и стратегию.
Удивление, вызванное разгромом противника при Вальми и при Жемане во время первого частичного вторжения в 1792 г., привело к тому, что незамеченным остался тот факт, что Франция и революция оказались впоследствии в значительно большей опасности. Ведь первая коалиция в составе Англии, Голландии, [126] Австрии, Пруссии, Испании и Сардинии была создана только после казни Людовика XVI, и только тогда французы бросили на чашу весов свою решимость, материальные и людские ресурсы. Несмотря на то что война велась коалицией без целеустремленного и умелого руководства, положение французов становилось все более и более шатким.
Так продолжалось до тех пор, пока в 1794 г. обстановка не изменилась решительно в пользу Франции. С этого времени Франция из обороняющейся стороны превратилась в агрессивную. Чем была вызвана эта перемена? Конечно, не мастерским нанесением стратегического удара, хотя цель войны была неясной и ограниченной. Значение этого события заключалось в том, что оно было результатом применения безусловно непрямых стратегических действий.
В то время как основные силы воюющих сторон вели кровопролитные, но безрезультатные бои под Лиллем, армия Журдана, находившаяся на большом удалении на р. Мозель, сосредоточила на своем левом фланге ударную группировку для наступления через Арденны на запад, в направлении Льежа и Намюра. Подойдя к Намюру после изнурительного марша, в ходе которого войска питались за счет местных ресурсов, Журдан установил из донесения и по далекому грохоту артиллерийской канонады, что первый фланг основной группировки французских войск вел безуспешный бой перед Шарлеруа (см. рис. 6). Тогда, вместо того чтобы начать осаду Намюра, как ему было приказано, Журдан пошел в юго-западном направлении, к Шарлеруа и в тыл противника, обойдя его с фланга. Когда войска Журдана подошли к крепости, она капитулировала.
Журдан, по-видимому, не ставил перед собой более широкой цели, но психологическое воздействие такого маневра в тыл противника обеспечило ему то, чего Наполеон и другие великие полководцы могли добиться только в результате осуществления своих тонко рассчитанных замыслов. Кобург, главнокомандующий войсками армии антифранцузской коалиции, поспешно отошел в восточном направлении, пополняя свои войска за счет местного населения. Затем он нанес удар Журдану, занявшему позиции для защиты Шарлеруа. Хотя сражение, широко известное как сражение при Флёрюсе (14 км северо-восточнее Шарлеруа), было ожесточенным, французы имели неоценимое преимущество, заключавшееся в отсутствии стратегической устойчивости у противника, а также в том, что он был вынужден ввести в сражение только часть своих сил. После разгрома этих сил противника последовало общее отступление союзников. [127] Когда французы в свою очередь оказались в роли захватчиков, им не удалось, несмотря на численное превосходство, добиться решительных результатов в главной кампании к востоку от Рейна. В конечном счете эта кампания фактически оказалась не только бессмысленной, но и неудачной вследствие применения противником непрямых действий. В июле 1796 г. эрцгерцог Карл под давлением двух превосходящих по численности армий, Журдана и Моро, принял решение, согласно его собственным словам, «постепенно отвести обе союзные армии (свою и Вартенслебена)  назад, не ввязываясь в бой, и при первой же возможности соединить их вместе, с тем чтобы бросить численно превосходящие или, по меньшей мере, равные силы на одну из двух армий противника». Однако давление со стороны французов не дало ему возможности применить стратегию «действий по внутренним линиям», для осуществления которой он вынужден был продолжать отход, чтобы создать более благоприятные условия для нанесения удара. Однако неожиданное изменение направления движения французских войск дало эрцгерцогу Карлу возможность нанести более решительный удар. Этот удар стал возможен благодаря инициативе командира кавалерийской бригады Науендорфа, разведка которого выявила, что французские войска снимались с фронта армии эрцгерцога Карла и перебрасывались против армии Вартенслебена с целью разгромить ее. Науендорф написал эрцгерцогу Карлу: «Если Ваше Королевское Высочество сможет направить в тыл Журдану 12 тыс. человек, то он погиб». Хотя действия эрцгерцога в ответ на эту просьбу не были такими смелыми, однако они оказались достаточно эффективными для срыва французского наступления. Беспорядочное отступление разгромленной армии Журдана обратно к Рейну и дальше через Рейн вынудило Моро отказаться от развития успеха наступления в Баварии и тоже отойти назад.
Хотя главный удар французов на Рейне не увенчался успехом, а позже, будучи повторенным, снова окончился неудачей, судьба войны была решена на второстепенном театре, в Италии, где Бонапарту удалось добиться победы путем перехода от неустойчивой обороны к решительным непрямым действиям. План этих действий сложился в голове у Наполеона еще два года назад, когда он был офицером штаба на этом театре, и позднее, в Париже, план был оформлен в виде документа. В общих чертах этот план являлся копией плана 1745 г. с учетом накопленного опыта. Основные же военные взгляды Наполеона сформировались под влиянием учителей, руководивших его военной учебой в годы, когда он был более всего восприимчив к знаниям. Этот период учебы продолжался недолго: Бонапарту исполнилось [128] 24 года, когда в чине капитана его назначили командующим артиллерией при осаде Тулопа, и только 26 лет, когда он был назначен на должность командующего «Итальянской армией». Хотя в первые годы Бонапарт много читал, изучая различные материалы, однако в дальнейшем у него не было свободного времени для размышлений. Обладая умом скорее динамичным, чем глубоким, он не выработал сколько-нибудь определенной философии войны. Его теоретические взгляды на войну, нашедшие свое выражение в его трудах, по существу являлись компиляцией из других источников и приводили к неправильному толкованию теории войны последующими поколениями военных теоретиков, цеплявшихся за его слова, как за догму.
Эта тенденция, а также естественное влияние его раннего опыта видны на примере одного из наиболее важных и часто повторяемых положений Наполеона: «Принципы ведения войны такие же, как и принципы ведения осады. Огонь должен сосредоточиваться против одного пункта (участка), и, как только будет сделана брешь, устойчивость противника нарушится и останется только добить его». В дальнейшем военные теоретики делали упор на первой части этого положения, в особенности подчеркивая слова «огонь против одного пункта», не придавая значения словам «устойчивость нарушится». На самом деле слова «огонь против одного пункта» являются довольно неопределенными, в то время как слова «устойчивость нарушится» выражают реальный психологический результат, гарантирующий завершение: «останется только добить его». На что больше всего обращал внимание сам Наполеон, можно проследить, подвергая соответствующему анализу проведенные им стратегические кампании.
Даже слово «пункт» стало источником значительной путаницы и споров. Одна школа утверждает, что Наполеон имел в виду нанесение массированного удара по наиболее сильному пункту противника, считая, что только это даст решающие результаты. Ибо если сопротивление основной группировки будет сломлено, то это приведет к крушению всей обороны противника. Этот тезис не учитывает, во что обойдется такой удар, и того, что победитель после нанесения удара может настолько ослабнуть, что ему будет не под силу развить достигнутый успех, так что даже слабый противник сможет оказать сравнительно большее сопротивление, чем вначале. Другая школа, больше придерживающаяся принципа экономии сил, но только в ограниченном смысле затрат на первом этапе боя, считает, что удар должен быть нанесен по наиболее слабому пункту противника. Однако слабым пункт может быть только тогда, когда он находится на значительном удалении от жизненно важной артерии или объекта [129] либо же когда противник умышленно оставил его незащищенным, чтобы завлечь своего врага в ловушку.
Здесь опять ясность вносит фактическая кампания, в которой Наполеон придерживался второго принципа. Она ясно показала, что Наполеон в действительности имел в виду не пункт, а стык и что на этом этапе своей карьеры он был вынужден соблюдать принцип экономии сил, чтобы избежать бесцельного расхода своих ограниченных ресурсов на удары по наиболее сильному пункту противника. Вообще же стык имеет важное значение, так как он весьма уязвим.
Широко известна еще одна фраза Наполеона, которую впоследствии приводили в оправдание наиболее безрассудного сосредоточения усилий против основной группировки противника «Австрия является нашим наиболее сильным противником... Если Австрия будет разбита, Испания и Италия развалятся сами. Мы должны не рассредоточивать наши удары, а наносить их концентрированно». Однако из полного текста меморандума, в котором содержится это высказывание, видно, что Наполеон имел в виду не прямое наступление на Австрию, а использование армии на границе Пьемонта для непрямых действий против Австрии. Согласно замыслу Наполеона, Северная Италия должна была служить коридором для прохода в Австрию. И именно на этом второстепенном театре в соответствии с принципами Бурсе он намеревался разгромить младшего партнера Австрии – Пьемонт, прежде чем нанести удар по старшему партнеру – самой Австрии. При осуществлении этого плана действия Наполеона были еще более непрямыми и тонкими, поскольку сложившаяся обстановка не дала возможности Наполеону реализовать свои мечты, о которых он поспешил сообщить правительству после первых же успехов. «Менее чем через месяц, — писал он, — я надеюсь быть в горах Тироля, соединиться там с рейнской армией и вместе с ней вторгнуться в Баварию». Как ни парадоксально, но только благодаря срыву этого плана для Наполеона сложилась в последующем благоприятная обстановка. Заставив австрийские войска предпринять подряд одну за другой несколько наступательных операций в Италии и разгромив их, Наполеон через год получил возможность беспрепятственно вступить в Австрию.
Когда в марте 1796 г. Бонапарт принял командование «Итальянской армией», ее войска были разбросаны вдоль Генуэзской Ривьеры, в то время как вражеские, австрийские и пьемонтские, войска занимали горные проходы, ведущие в долину р. По. План Бонапарта заключался в том, чтобы пробиться по двум сходящимся направлениям через горы к крепости Чева (70 км западнее [130] Генуи) и, захватив эти ворота в Пьемонт, заставить пьемонтское правительство заключить сепаратный мир под угрозой наступления на Турин (см. рис. 6). Он надеялся, что австрийские войска все еще будут находиться на зимних квартирах; однако в случае, если бы они выступили, чтобы соединиться со своими союзниками, он предполагал провести отвлекающий маневр против Акви, чтобы заставить австрийцев отклониться в северо-восточном направлении.
Однако Бонапарту удалось добиться первоначального преимущества и изолировать армии противника друг от друга не в результате реализации своего замысла, а лишь благодаря счастливой случайности. Такая благоприятная обстановка была создана наступлением австрийцев, которые сделали бросок вперед с целью создать угрозу правому флангу Бонапарта и предупредить возможное наступление французов на Геную. Бонапарт отразил эту угрозу внезапным ударом по стыку наступающих австрийских войск, хотя потребовалось нанести еще два удара, прежде чем австрийцы признали свое поражение и отошли обратно к Акви.
Тем временем главные силы французской армии наступали на Чева. Опрометчивая попытка Бонапарта 16 апреля захватить эту крепость прямым штурмом окончилась неудачей. Тогда он наметил осуществить 18 апреля обходный маневр и перенес свои коммуникации подальше от противника, чтобы обезопасить их от возможного нападения австрийских войск. Однако пьемонтские войска оставили крепость раньше, чем была предпринята новая атака. Преследуя их, Бонапарт получил еще раз отпор, когда попытался атаковать в лоб позиции, которые пьемонтские войска заняли для обороны. Тем не менее в результате нового маневра оба фланга пьемонтских войск были охвачены и пьемонтцы были отброшены на равнинную местность.
Пьемонтское правительство считало, что угроза Турину со стороны приближавшихся французских войск была весьма серьезной, так как помощь австрийцев, вынужденных двигаться окольным путем, слишком запоздала. В результате психологического воздействия этого факта стойкость пьемонтского правительства была ослаблена и оно было вынуждено просить перемирия. Для Бонапарта отпала необходимость громить их в бою. Таким образом, Пьемонт был сброшен со счетов войны.
Никакая другая кампания не могла бы более убедительно продемонстрировать Бонапарту значение фактора времени. Если бы пьемонтцы продержались еще хотя бы несколько дней, Бонапарт, возможно, был бы вынужден отойти обратно к Ривьере из-за недостатка запасов. Впечатление, которое на него произвела капитуляция Пьемонта, видно из высказанного им, как говорят, в то [131] время замечания: «Может быть, в будущем я проиграю сражение, но я никогда не потеряю ни одной минуты времени».
Теперь Бонапарт имел численное превосходство над австрийцами (35 тыс. человек против 25 тыс.), но все же он не захотел начать прямое наступление. На другой день после заключения перемирия с Пьемонтом Бонапарт задался целью захватить Милан с тыла, совершив обходный маневр через Тортону и Пиаченцу. Хитростью заставив австрийцев сосредоточиться под Валенца, он двинулся в восточном направлении вдоль южного берега р. По и, обойдя все рубежи сопротивления австрийцев, захватил Пиаченцу.
Чтобы обеспечить себе преимущество, Бонапарт не постеснялся нарушить нейтралитет Пармского герцогства, на территории которого находилась Пиаченца, рассчитывая на то, что здесь он сможет найти переправочные средства (лодки и паром). Однако пренебрежение к нейтралитету обернулось против французов, ибо, когда Бонапарт повернул на север, чтобы выйти австрийцам в тыл, последние отступили через территории нейтральной Венеции и таким образом спасли себя, не посчитавшись, подобно Бонапарту, с правилами войны. Прежде чем Бонапарт смог использовать р. Адда (приток р. По), чтобы преградить путь к отступлению, австрийцы оторвались от преследовавших французов на значительное расстояние, укрывшись в Мантуе и знаменитом четырехугольнике крепостей.
В связи со столь упорным сопротивлением австрийцев мечта Бонапарта о вторжении в Австрию в течение одного месяца была развеяна и превратилась в весьма отдаленную перспективу. Директория в связи с усиливающимся беспокойством по поводу неудач французской армии и истощения ресурсов приказала Бонапарту идти на юг, к Ливорно (см. рис. 12), и по пути «эвакуировать» четыре нейтральных государства, что на языке того времени означало попросту ограбить их. В результате Италия была разорена французами до такой степени, что больше никогда не была в состоянии восстановить свое прежнее благополучие.
Однако с военной точки зрения такое ограничение Директорией свободы действий Бонапарта только подтвердило поговорку: «нет худа без добра». Ибо это ограничение, вынудив Бонапарта отложить осуществление своей мечты, дало ему возможность с помощью противника привести свою цель в соответствие с имевшимися средствами. Когда это соответствие было достигнуто, то первоначальная цель покорения Австрии оказалась в пределах практической досягаемости. Здесь уместно будет привести выдержку из книги великого итальянского историка Феррари: «В течение столетия первая кампания в Италии преподносилась, я бы сказал, воспевалась, как эпос триумфальных наступательных [132] маршей Бонапарта, считалось, что он легко захватил Италию потому, что наносил ей непрерывные удары с решимостью, не уступавшей его военному счастью. Однако, когда изучаешь историю этой кампании беспристрастно, становится ясно, что оба противника наступали и оборонялись с переменным успехом и что в большинстве случаев наступавший успеха не имел».
Скорее случайно, чем в соответствии с замыслом Бонапарта, Маптуя превратилась в приманку для австрийских войск, которые оторвались от своих баз и попали прямо в лапы французов. Важно отметить, что войска Бонапарта не окапывались на позициях перед Мантуей, как это делали другие армии при осаде городов, а были развернуты и действовали отдельными группировками, которые Бонапарт без затруднений мог сосредоточить в любом направлении.
При первой же попытке австрийцев оказать помощь Мантуе метод Бонапарта оказался под угрозой из-за его нежелания снять осяду города. Только тогда, когда Бонапарт отказался от осады Мантуи и получил тем самым свободу для маневра, он смог использовать подвижность своих войск для разгрома австрийцев при Кастеллеоне.
После этого Директория приказала Бонапарту пройти через Тироль и в дальнейшем действовать совместно с основной рейнской армией. Австрийцы использовали это прямое наступление французов для того, чтобы отвести свои главные силы через Вальсу гану сначала на восток, в Венецианскую равнину, а затем перебросить их оттуда на запад для оказания помощи Мантуе. Однако Бонапарт, вместо того чтобы продолжать движение на север или вернуться назад для блокады Мантуи, начал упорно преследовать хвост колонны австрийских войск при прохождении их через горы, тем самым сведя на нет маневр противника своим контрманевром, проведенным с более решительной целью. Под Бассано он окружил и разгромил второй эшелон австрийской армии. Когда же, преследуя первый эшелон австрийцев, французы вышли на Венецианскую равнину, Бонапарт преградил им дорогу на Триест, перехватив тем самым пути отступления в Австрию. Однако он не препятствовал отходу австрийских войск в направлении Мантуи. Таким образом, войска австрийской армии сами попали в ловушку, устроенную для них Бонапартом в Мантуе.
Изоляция в Мантуе столь значительного количества австрийских войск вынудила Австрию возобновить военные действия. На этот раз, причем не в последний, прямолинейность тактики Бонапарта стала серьезным препятствием для успешного применения им стратегии непрямых действий. Когда наступавшие по сходящимся направлениям австрийские армии под командованием [133] Альвинчи и Давидовича подошли к Вероне, являвшейся ключом к обороне Мантуи, Бонапарт прежде всего нанес удар по более сильному противнику, каковым являлся Альвипчи, но получил жестокий отпор под Кальдаро (40 км севернее Тренто). Вместо того чтобы отступить, он предпочел предпринять смелый глубокий обход южного фланга армии Альвинчи, чтобы выйти ей в тыл. Насколько отчаянным было тогда положение французов, видно из письма Бонапарта Директории: «Слабость и истощение армии заставляют меня опасаться самого худшего. Мы, вероятно, находимся накануне потери Италии». Задержки, вызванные необходимостью преодоления болот и рек на пути французских войск, еще более увеличивали рискованность маневра Наполеона. Однако этим маневром Бонапарт сорвал план противника по окружению его армии в Вероне. Пока Альвинчи спешил французам навстречу, Давидович бездействовал. Даже в этих условиях Бонапарт считал рискованным навязать сражение Альвинчи, обладавшему численным превосходством. Однако, когда наконец завязалось сражение при Арко и исход его все еще был неопределенным, Бонапарт прибегнул к тактической хитрости, чем он вообще редко пользовался. Он направил несколько горнистов в тыл к австрийцам, приказав им дать сигнал ложной атаки. Услышав сигнал, австрийские войска обратились в бегство.
Два месяца спустя, в январе 1797 г., австрийцы предприняли четвертую и последнюю попытку спасти Мантую, однако были разбиты в сражении под Риволи. Этот успех французов был обеспечен благодаря организации весьма эффективного взаимодействия между отдельными, независимыми друг от друга группами войск армии Наполеона. Действия этих групп можно сравнить с действием широко растянутой сети, на концах которой закреплены камни; когда одна из колонн противника натыкалась на такую сеть, сеть свертывалась, охватывая колонну со всех сторон, причем концы ее сближались и камни одновременно обрушивались на противника.
Такое построение армии, дававшее при столкновении с противником возможность проводить согласованные наступательные действия, явилось результатом развития Бонапартом новой дивизионной системы, согласно которой армия была разделена на самостоятельно действующие соединения. При старой системе армия действовала как единое целое и лишь иногда из нее выделялись для выполнения отдельных задач временные отряды. То построение армии, которое Бонапарт применял в итальянских кампаниях, стало еще более совершенным в последующих его войнах, когда он ввел батальонные каре, причем дивизии были заменены армейскими корпусами. [134]
Хотя под Риволи «растянутая и нагруженная сеть» была средством разгрома заходившего крыла австрийцев, интересно, что разгром главных сил австрийской армии был достигнут дерзким маневром Бонапарта, направившего один полк в 2000 человек на лодках через оз. Гарда с задачей перехватить пути отхода целой армии. После этого Мантуя капитулировала, а австрийцы, потерявшие свои армии на дальних подступах к Австрии, были вынуждены теперь беспомощно наблюдать за быстрым приближением французов к оставшимся без охраны ближним подступам своей родины. Эта угроза заставила Австрию заключить унизительный мир, в то время как основные французские силы все еще находились за Рейном.
Осенью 1798 г. образовалась вторая коалиция в составе России, Австрии, Англии, Турции, Португалии, Неаполитанского королевства и Папской области с целью сбросить оковы мирного договора с Францией. Бонапарт в это время находился в Египте, и, когда возвратился назад, положение Франции было очень плохое. Полевые армии оказались сильно ослабленными, страна обнищала, а вербовка рекрутов значительно сократилась.
Возвратившись из Египта, Бонапарт сверг Директорию. Став первым консулом, он приказал сформировать в Дижоне резервную армию, включив в нее все французские войска, которые можно было собрать вместе. Однако он не использовал этой армии для усиления войск на основном театре военных действий или главной армии на Рейне. Вместо этого он разработал план самого смелого обходного маневра и совершил стремительный бросок вдоль громадной дуги, выйдя в тыл австрийской армии в Италии. К тому времени. австрийские войска отбросили небольшую по численности «Итальянскую армию» Франции почти к самой французской границе, прижав ее в северо-западном углу Италии. Бонапарт намеревался пройти Швейцарию через Люцерн или Цюрих и оттуда выйти в Италию как можно восточнее, пройдя через перевал Сен-Готард или даже через Тироль (см. рис. 6). Однако, узнав, что «Итальянская армия» находится в тяжелом положении, он избрал более короткий путь через перевал Сен-Бернар. Таким образом, когда в конце мая 1800 г. Бонапарт со своей армией спустился с Альп и Ивреа, он все еще находился на правом фланге австрийской армии.
Вместо того чтобы двинуться на юго-восток для оказания помощи Массене, который был осажден австрийцами в Генуе, Бонапарт направил часть своих войск на юг, к Кераско, а сам под прикрытием этого отвлекающего маневра двинулся с главными силами на восток, к Милану. [135]
Таким образом, Бонапарт, вместо того чтобы продвигаться навстречу противнику, занимавшему рубеж к западу от Александрии, прочно закрепился в тылу австрийцев, создав свой знаменитый стратегический заслон, или барьер. Создание такого барьера он всегда ставил первоочередной задачей при проведении своих наиболее опасных маневров в тыл противнику. Ибо такая позиция (рубеж), усиленная естественными препятствиями, обеспечивала ему надежную базу, опираясь на которую он мог подготовить петлю для противника, инстинктивно стремящегося, когда пути его отхода и снабжения оказывались отрезанными, повернуть назад и отходить, обычно мелкими группами, прямо на него. Эта концепция стратегического барьера явилась основным вкладом Бонапарта в стратегию непрямых действий.
В Милане Бонапарт перерезал один из двух путей отхода австрийцев, а затем, выйдя на рубеж южнее р. По, простиравшийся до ущелья Страделла, перехватил также и второй путь. Однако замысел Бонапарта был несколько не сообразован с имевшимися средствами, так как у него было всего лишь 34 тыс. человек. Прибытие же подкреплений — корпуса в 15 тыс. человек, который Бонапарт приказал выслать в его распоряжение из состава рейнской армии через Сен-Готардский перевал — по вине Моро запаздывало. Беспокойство Бонапарта по поводу того, что стратегический рубеж был занят незначительными силами, стало усиливаться. К счастью, Генуя капитулировала, и отпала необходимость оказывать помощь Массене.
Неопределенность в отношении маршрута, который австрийцы изберут для своего отступления, и опасение, что они могут отойти к Генуе, где английский флот мог пополнить их запасы, вынудили Бонапарта отказаться от большинства преимуществ, которых он добился. Считая своих противников более инициативными, чем они на самом деле являлись, он оставил свой рубеж в районе ущелья Страделла и двинулся в западном направлении для разведки противника, выделив одну дивизию под командованием Дезо для перехвата дороги от Алессандрии к Генуе. Таким образом, Бонапарт оказался в невыгодном положении, имея при себе лишь часть сил, когда австрийская армия неожиданно выступила из Алессандрии и завязала сражение с французами на равнине у Маренго (14 июня 1800 г.). Исход битвы длительное время был неопределенным, и даже когда в бой была введена дивизия Дезо, австрийцы были лишь потеснены, но не разгромлены. В дальнейшем стратегическое положение Бонапарта улучшилось, и он вынудил деморализованное австрийское командование согласиться на эвакуацию своих войск из Ломбардии и отойти за р. Минчо. [136]
Несмотря на то, что за р. Минчо военные действия возобновились и носили характер отдельных стычек и перестрелки, моральное влияние исхода сражения у Маренго привело к перемирию, в результате которого через шесть месяцев был положен конец войне второй коалиции против Франции.
После нескольких лет неустойчивого мира, которым завершился период французских революционных войн, занавес снова поднялся и начался новый акт – Наполеоновские войны. В 1805 г. армия Наполеона численностью 200 тыс. человек сосредоточилась в Булони (см. рис. 7), угрожая высадиться па побережье Англии. Затем она внезапно форсированным маршем была переброшена к Рейну. До сих пор неясно, серьезно ли Наполеон намеревался осуществить прямое вторжение в Англию или эта угроза была мнимой и являлась первым шагом к внезапному нападению на Австрию. Вероятно, он действовал по принципу Бурсе, разработав «план с несколькими вариантами». Приняв решение двинуться в восточном направлении, Наполеон рассчитывал, что австрийцы, как обычно, направят одну армию в Баварию, чтобы блокировать выходы из гор Шварцвальда. На основе такого предположения он разработал план глубокого обхода их северного фланга с переправой через Дунай и далее к р. Лех (см. рис. 6), на которой он намечал создать во вражеском тылу стратегический барьер. Этот маневр повторял в более крупном масштабе предыдущий маневр Наполеона в районе Страделлы, причем сам Наполеон подчеркивал это в своих приказах войскам. К тому же превосходство в силах позволяло ему, как только он организовал барьер, сделать его подвижным. Когда Наполеон придвинул вплотную к тылу австрийской армии свой стратегический барьер, последовала почти бескровная капитуляция противника в Ульме.
Разделавшись с более слабым противником, Наполеон имел теперь перед собой русскую армию под командованием Кутузова, которая, пройдя Австрию и присоединив к себе по пути мелкие отряды австрийской армии, только что расположилась на рубеже р. Инн. Менее значительную угрозу для Наполеона представляли австрийские армии, возвратившиеся из Италии и Тироля. Большая численность войск была теперь, в первый, но не последний раз, только обременительной для Наполеона. С большой армией было трудно осуществить какие-либо непрямые действия местного характера, так как пространство к юго-западу, между Дунаем и горами, слишком ограниченно, а для проведения глубокого обходного маневра, наподобие маневра под Ульмом, не хватало времени. Однако до тех пор, пока русские оставались на р. Инн, они занимали естественный рубеж, [137] который являлся щитом, прикрывавшим австрийскую территорию. Кроме того, пользуясь этим щитом, и другие австрийские армии могли подойти с юга через Каринтию (см. рис. 6) и соединиться с русскими для организации упорного сопротивления продвижению Наполеона.
Столкнувшись с этой проблемой, Наполеон применил ряд искуснейших вариантов непрямых действий. Его ближайшей целью являлось отбросить русских как можно дальше на восток, чтобы отрезать их от австрийских армий, которые в это время подходили из Италии. В то время как сам Наполеон двигался строго на восток, навстречу войскам Кутузова, корпус Мортье шел вдоль северного берега Дуная. Этой угрозы коммуникациям армии Кутузова, соединявшим его с Россией, оказалось достаточно, чтобы заставить русские войска отойти в северо-восточном направлении, к Кремсу на Дунае. Тогда Наполеон направил Мюрата с задачей прорвать новый фронт Кутузова и захватить Вену. От Вены Мюрат должен был продвигаться на север, к Холлабрунну. Таким образом, создав сначала угрозу правому флангу русских, Наполеон теперь угрожал их тылам слева.
Из-за ошибки Мюрата, заключившего временное перемирие с русскими, Наполеону не удалось отрезать русские войска, однако они были вынуждены поспешно отойти еще дальше на северо-восток, к Оломоуцу, расположенному в непосредственной близости от русской границы. Русские теперь были изолированы от австрийских подкреплений, но приблизились к своим собственным. Действительно, в Оломоуце русские войска получили значительные пополнения. Дальнейшее оттеснение их только увеличило бы силы русских. Кроме того, не хватало времени и было неизбежно вступление в войну Пруссии.
В такой обстановке Наполеон прибегнул к непрямым действиям психологического характера: он попытался проявлением слабости побудить русских перейти в наступление. Под Брунном он сосредоточил всего 50 тыс. человек против 80 тыс. русских и двинул отдельные отряды в направлении Оломоуца. Эту демонстрация слабости он дополнил посылкой «голубей мира» русскому царю и австрийскому императору. Когда русские и австрийцы попались на удочку, Наполеон отвел свои войска на позицию под Аустерлицем, которой, казалось, самой природой было предназначено играть роль ловушки. В последовавшем затем сражении он применил один из редких для него приемов тактических непрямых действий для возмещения так же редко случавшейся у него нехватки войск на поле сражения. Заставив противника, атаковавшего отходившие французские войска, растянуть свой левый фланг, он перегруппировал войска в центре и нанес удар [138] по ослабленному стыку. В результате была одержана настолько решительная победа, что не прошло и двадцати четырех часов, как император Австрии был вынужден просить мира.
Когда через несколько месяцев Наполеон начал войну с Пруссией, он имел почти двойное превосходство в силах; его армия стала великой как в количественном, так и в качественном отношении, а армия противника была отсталой как по подготовке, так и по своим взглядам на ведение войны. Влияние этих несомненных преимуществ на стратегию Наполеона было весьма значительным и наложило свой отпечаток на ведение им последующих кампаний.
В 1806 г. Наполеон опять попытался использовать элемент внезапности и добился успеха. Он расквартировал свои войска вблизи Дуная и затем тайно и быстро сосредоточил их к северу от реки, за естественным укрытием, каким являлся Тюрингенский Лес. Затем он внезапно вывел свои войска из лесистого района на открытую местность, направив батальонные каре прямо в сердце Пруссии. Таким образом, скорее случайно, чем преднамеренно, Наполеон оказался в тылу прусских войск. Совершив обходный маневр с целью разгромить прусские войска под Йеной, он, видимо, больше полагался на численное превосходство своих войск, чем на моральный эффект их удачного расположения, хотя оно и сыграло важную роль.
Точно так же и в последующей кампании против русских в Польше и Восточной Пруссии Наполеон, казалось, был больше всего озабочен тем, чтобы заставить русских принять бой, будучи уверен в том, что, когда это произойдет, его военная машина раздавит русские войска своим весом. Он продолжал применять маневр выхода в тыл противника, но считал этот маневр больше средством захвата. русских войск в клещи, чем средством подрыва их морального духа в целях облегчения победы над ними.
Своим маневром в районе Пултуска (50 км севернее Варшавы) Наполеон стремился оттянуть русских на запад, рассчитывая, что с продвижением французских войск из Польши на север ему удастся перерезать коммуникации русской армии с Россией. Однако русские вырвались из тисков. В январе 1807 г., когда русская армия двинулась в западном направлении, рассчитывая соединиться с остатками союзных прусских войск в Данциге, Наполеон быстро воспользовался представившейся благоприятной возможностью, чтобы снова попытаться перерезать коммуникации русских войск с Россией. Случайно директива Наполеона попала в руки казаков, и русская армия как раз вовремя отошла назад. Тогда Наполеон последовал за русскими: в районе Прейсиш-Эйлау (около 40 км южнее Кенигсберга) он вошел в соприкосновение [139] с русскими и при помощи тактического маневра намеревался выйти им в тыл. Выполнение этого маневра Наполеона было сильно затруднено метелью, и русские, хотя и понесли потери, все же не были разгромлены.
Через четыре месяца обе стороны восстановили свои силы, и русские внезапно двинулись на юг против Хейльсберга (70 км южнее Кенигсберга), в то время как Наполеон направил батальонные каре на восток с целью отрезать русскую армию от Кенигсберга, являвшегося ближайшей базой. На этот раз Наполеон, очевидно, настолько стремился дать сражение, что, когда его кавалерия, проведя рекогносцировку на фланге, донесла о том, что русские занимают сильную позицию под Фридландом (70 км юго-восточнее Берлина), он сразу же бросил туда свои силы. Тактическая победа в этом сражении была достигнута не в результате внезапности или подвижности, а благодаря мощи наступления, обеспеченной вследствие применения Наполеоном новой тактики артиллерии, заключавшейся в массированном сосредоточении огня на главном направлении. Постепенно этот метод стал основой его тактики. Несмотря на то, что в сражении под Фридландом и в других сражениях Наполеон добивался победы благодаря использованию этого метода, существенно снизить потери французских войск ему все же не удалось{20}.
Интересно отметить, что неограниченное использование людских ресурсов в войне 1807-1814 гг. и в войне 1914-1918 гг. имело одинаковый эффект. Любопытно также и то, что как в той, так и в другой войне наибольшие потери наносились огнем артиллерии. Это можно, пожалуй, объяснить тем, что возможность неограниченного расхода ресурсов порождает расточительность, прямую противоположность принципу экономии сил. Экономия же сил обеспечивается использованием внезапности и подвижности. Это положение подтверждается также результатами, вытекавшими из политики Наполеона.
Наполеон мог использовать победу под Фридландом для усиления своего влияния на русского царя с целью заставить последнего порвать со своими союзниками по Четвертой коалиции. Однако в результате излишнего злоупотребления своей мощью Наполеон поставил под угрозу достигнутый успех и, в конце концов, свою империю. Суровость требований Наполеона к Пруссии сделала мир неустойчивым, его политика по отношению к Англии не предусматривала ничего иного, кроме ее полного разгрома, а его агрессивные действия подняли против него также [140] Испанию и Португалию, ставших его врагами. Таковы были основные ошибки Наполеона в области большой стратегии.
Здесь будет кстати отметить непрямые действия Джона Мура, короткие удары по Бургосу (см. рис. 4) и коммуникациям французских войск на Пиренейском п-ве, в результате которых были расстроены планы Наполеона в Испании, обеспечены время и пространство для накопления сил испанцами. Тем самым Пиренейский п-в был превращен в кровоточащую рану в боку империи Наполеона. Моральное влияние первого поражения в Испании для армии Наполеона, считавшейся до этого непобедимой, имело решающее значение. У Наполеона не было возможности реабилитировать себя в Испании, так как его вскоре отозвали во Францию из-за угрозы восстания в Пруссии и новой интервенции со стороны Австрии. Последняя угроза действительно осуществилась, и в кампании 1809 г. Наполеон снова сделал попытку под Ландсхутом (60 км северо-восточнее Мюнхена) и Веной осуществить выход в тыл противнику. Однако, когда в ходе этих маневров возникли затруднения, нетерпение Наполеона заставило его пойти на риск прямых действий, и в результате в сражении под Асперном и Эслингом (восточные предместья Вены) он потерпел первое серьезное поражение. Несмотря на то что через шесть недель Наполеон взял реванш в сражении под Ваграмом (Дейч-Ваграм, 20 км северо-восточнее Вены), цена победы оказалась слишком высокой, а достигнутый мир неустойчивым.

Война на Пиренейском полуострове
Наполеон получил двухлетнюю передышку, во время которой он имел возможность оперировать и лечить «испанскую язву». Однако как вмешательство Мура сорвало попытку/Наполеона приостановить воспалительный процесс в самом начале болезни, так и Веллингтону в последующие годы удалось сорвать все мероприятия Наполеона по лечению раны, в результате чего она стала все больше гноиться, а яд распространяться по всей империи Наполеона. Французы били и продолжали бить любые регулярные испанские войска, но испанцы сделали для себя соответствующие выводы из поражений. Основные усилия испанцы направили на ведение партизанской войны. Неуловимая сеть партизанских отрядов заменила менее гибкую и поэтому более уязвимую регулярную армию. Вместо ограниченных испанских генералов боевыми действиями отрядов стали руководить предприимчивые и чуждые рутине партизанские командиры. [142]
Величайшим несчастьем для Испании, а следовательно, и для Англии было то, что попытка испанского правительства создать новые регулярные силы увенчалась временным успехом. Однако эти регулярные войска вскоре были разбиты и французы рассеяли их, поставив тем самым свои войска в Испании под удар партизан. Яд снова распространился, вместо того чтобы сосредоточиться в одном месте.
В этой странной войне наиболее сильно влияние Англии сказалось в создании затруднений для действий Наполеона и стимулировании их источников. Редко Англия добивалась в прошлом более весомого отвлечения сил противника ценой столь незначительных военных усилий со своей стороны. Успех, достигнутый Англией в Испании, был особенно виден на фоне тех фактически несущественных отрицательных результатов, которых она добилась, пытаясь, с одной стороны, осуществить прямое взаимодействие со своими союзниками на континенте и, с другой стороны, направляя военные экспедиции в заокеанские пункты, слишком удаленные географически и с психологической точки зрения, чтобы они могли оказать какое-либо влияние на противника. Однако с позиций национальной политики и процветания Англии эти экспедиции оправдывались тем, что к Британской империи были добавлены такие колонии, как мыс Доброй Надежды, Мавритания, Цейлон, Британская Гвиана и несколько островов Вест-Индии.
Однако действительный эффект непрямых действий Англии в Испании в плане большой стратегии не был оценен должным образом из-за традиционной склонности историков чрезмерно увлекаться одними сражениями. В самом деле, если войну на Пиренейском п-ве рассматривать только как хронику боев и осад, проведенных Веллингтоном, то она не представляет интереса. Джон Фортескью много сделал, чтобы выправить эти тенденции и развеять заблуждения, несмотря на то что работал главным образом над книгой «История английской армии», в которой он рассматривал ограниченный круг вопросов. Примечательно, что по мере того как его исследования принимали более глубокий характер, он все больше делал упор на решающее влияние действий испанских партизан на исход борьбы.
Хотя наличие английских экспедиционных войск являлось непременным условием такого влияния, непосредственные военные действия Веллингтона сыграли весьма незначительную роль. В ходе пятилетней кампании Веллингтон нанес французам, пока они не были вытеснены из Испании, небольшие потери. Они составили всего лишь 45 тыс. человек (в том числе убитые, раненые и захваченные в плен), в то время как, по подсчетам [143] Марбота, у французов ежедневно в течение этого периода только от болезней умирало в среднем 100 человек. Отсюда ясно, что в подавляющем большинстве потери, которые обескровили французскую армию и подорвали ее моральный дух, были вызваны действиями партизан и самого Веллингтона, направленными на изматывание французов и превращение страны в пустыню, где французам оставалось только погибнуть от голода.
Не менее важной особенностью является, несмотря на большое количество кампаний, и то, что Веллингтон провел в Испании мало сражений. Объяснялось ли это его практическим «здравым смыслом», который, как заявляют биографы, был основной чертой его характера и взглядов? По словам одного из современных биографов, «сущность характера Веллингтона составлял его прямой и узкий практицизм. Именно этим объяснялись его недостатки и неудачи, но в более широком плане своей общественной карьеры он поднимался до гения». Такой вывод сделан биографом на основании изучения стратегии Веллингтона на Пиренейском п-ве.
Экспедиция, которой суждено было сыграть такую важную роль, состояла из небольших сил, выделенных главной группировкой, предпринимавшей бесплодные атаки на р. Шельда. Эта экспедиция была снаряжена английским правительством больше в надежде спасти Португалию, чем из каких-либо других, более глубоких соображений насчет ее потенциальных возможностей в плане большой стратегии по обострению «испанской язвы». Однако Кастлери, взявшийся за трудную задачу оправдания этой экспедиции, был поддержан Артуром Уэлсли (впоследствии герцог Веллингтон), который заявил, что если португальская армия и милиция будут усилены 20 тыс. английских солдат, то французам для захвата Португалии потребуется 100 тыс. человек – количество, которое они не смогут выделить, если испанцы будут продолжать борьбу. Иначе говоря, это означало, что 20 тыс. англичан будет достаточно, чтобы «отвлечь» почти 100 тыс. французов, причем по крайней мере часть из них понадобилось бы перебросить с основного театра военных действий в Австрии.
С точки зрения оказания косвенной помощи Австрии экспедиция не оправдала возлагавшихся на нее надежд; как заслон для прикрытия Португалии она также оказалась совершенно несостоятельной. Но как средство для истощения сил Наполеона и создания преимуществ для Англии она принесла замечательные плоды.
Уэлсли имел армию в 26 тыс. человек. В апреле 1809 г. он прибыл в Лиссабон (см. рис. 4). Отчасти в результате испанского восстания, а отчасти вследствие удара Джона Мура по [144] Бургосу и его последующего отступления к Ла-Корунье французские войска оказались разбросанными по всему полуострову. Ней безуспешно пытался покорить Галисию в северо-западной части полуострова. Южнее войск Нея, в северной части Португалии, в районе Опорто, действовал Сульт, причем его армия тоже была разбросана отдельными отрядами. Виктор находился в районе Мериды, прикрывая подступы Португалии с юга.
Используя благоприятные возможности места высадки и учитывая рассредоточение сил противника, Уэлсли немедленно по прибытии в Испанию двинулся на север, против Сульта. Хотя ему не удалось отрезать, как он рассчитывал, расположенные южнее отдельные отряды Сульта, он все же застал самого Сульта врасплох. Прежде чем последний смог сосредоточить свои силы, Уэлсли нарушил диспозицию его войск, переправившись через р. Дуэро в верхнем ее течении, и отрезал Сульту пути отступления. Подобно Тюренну в 1675 г., Уэлсли подавил сопротивление противника, прежде чем последний сумел сосредоточить свои силы. В результате вынужденного отступления Сульта через лишенные растительности горы в Галисию его армия понесла значительные потери не столько от действий противника, сколько от истощения.
Вторая операция Уэлсли была, однако, менее успешной и слабее разработанной с точки зрения согласования цели с наличными силами и средствами. Войска Виктора, продолжавшего бездействовать в Мериде, были переброшены после поражения Сульта в Талаверу-де-ла-Рейна для прикрытия прямых подступов к Мадриду. Месяц спустя Уэлсли принял решение двинуться через Талаверу-де-ла-Рейна к Мадриду, сердцу Испании, прямо в пасть льва. Двигаясь этим маршрутом, он подставил свои войска под удар, который могли нанести по нему все французские армии в Испании. Более того, благодаря такому, сосредоточению своих войск на одной цели французы имели возможность обеспечить себя наиболее надежными коммуникациями, которые являлись для них самым уязвимым местом, поскольку их армии были разбросаны по всей Испании.
Уэлсли начал наступление, имея всего 23 тыс. человек. Его поддерживало такое же количество испанских войск под командованием бездарного Куэспга. Виктор, совершив отход в сторону Мадрида, обеспечил себе поддержку двух других французских армий, находившихся в этом районе. Сосредоточившиеся силы французов, вероятно, достигали 100 тыс. человек, поскольку «скорее случайно, чем по плану», как отмечает Фортескью, войска Нея, Сульта и Мортье подошли к Мадриду с севера. Из-за нерешительных действий Куэста и возникших затруднений [145] со снабжением своих войск Уэлсли не удалось втянуть Виктора в бой. Тем временем последний был усилен подкреплениями из Мадрида, посланными Жозефом Бонапартом. Вынужденный отступить, Уэлсли довольно удачно выдержал натиск французов под Талаверой-де-ла-Рейпа и, если бы Куэста не отказался его поддержать, сам перешел бы в контрнаступление. Этого не случилось, и к счастью для Уэлсли, так как Сульт стал наседать на его тыл. Будучи отрезанным от путей отхода на запад, Уэлсли избежал все же разгрома, поскольку сумел проскользнуть на юг, за р. Тахо. Понеся большие потери, деморализованные и изнуренные отступлением войска Уэлсли укрылись за португальской границей. Недостаток продовольствия помешал французам организовать преследование Уэлсли на португальской территории. На этом закончилась кампания 1809 г., убедившая Уэлсли в слабости испанских регулярных войск, хотя это было видно уже и ранее на опыте Мура. В награду за свои усилия в Испании Уэлсли был удостоен дворянского титула, став виконтом Веллингтоном. В большей мере он оправдал оказанную ему честь в следующем году.
Принудив Австрию к миру в 1810 г., Наполеон имел теперь возможность уделить внимание Испании и Португалии вплоть до 1812 г. Эти два года были критическим периодом войны на Пиренейском п-ве. Неспособность французов добиться своей цели в течение этого периода имела большее историческое значение, чем все их последующие поражения или победы Веллингтона в 1812-1813 гг. Успех английских войск был обеспечен проницательной оценкой Веллингтоном военно-экономического фактора: во-первых, он учитывал ограниченность французских источников продовольствия и, во-вторых, соорудил оборонительные линии Торриж-Ведраш. Таким образом, стратегия Веллингтона по существу была стратегией непрямых действий против военно-экономического объекта противника.
До начала основной военной кампании Веллингтону была оказана поддержка со стороны испанских регулярных войск, действовавших в своем обычном стиле. Испанские войска начали зимнюю кампанию, в ходе которой были так сильно разгромлены и рассеяны, что французы, не встречая с их стороны никакого сопротивления, завладели новыми районами Испании, вторгшись также в богатую южную провинцию Андалусию.
В это время Наполеон взял в свои руки руководство войной в Испании и к концу февраля 1810 г. сосредоточил в Испании почти 300 тыс. человек, предполагая в дальнейшем еще более увеличить численность войск. Из 300 тыс. войск 65 тыс. было выделено в распоряжение Массены с задачей вытеснить [146] англичан из Португалии. Хотя это количество войск было достаточно большим, однако оно являлось сравнительно небольшой частью всех французских войск, находившихся в Испании, что свидетельствовало о том напряжении, которое создавала для французов партизанская война в Испании. Веллингтон, включив в свою армию обученные англичанами португальские войска, довел ее численность до 50 тыс. человек.
Массена начал вторжение в Португалию с севера Испании через Сьюдад-Родриго, дав тем самым Веллингтону максимум времени и пространства для реализации его стратегических замыслов. Веллингтон препятствовал продвижению Массены тем, что, во-первых, уничтожал продовольствие в районах, через которые двигался Массена, и, во-вторых, оказал ему успешное сопротивление на рубеже восточное Бусако, который Массена необдуманно пытался преодолеть прямым штурмом. Затем Веллингтон отошел к укрепленным линиям Торриж-Ведраш, которые он построил поперек гористого полуострова, между р. Тахо и морским побережьем, для прикрытия Лиссабона. 14 октября, т. е. через четыре месяца после начала наступления, пройдя всего лишь около 320 км, Массена подошел к укрепленным линиям Торриж-Ведраш, наличие которых для него оказалось совершенно неожиданным. Будучи не в состоянии прорвать эти линии, Массена около месяца стоял перед ними, пока голод не заставил его отойти к Сантарену, расположенному в 50 км на р. Тахо. Веллингтон не стал его преследовать или навязывать ему бой, а ограничился тем, что сковал Массену в небольшом районе, препятствуя снабжению его войск продовольствием. В этой кампании, как и в дальнейшем, французы дорого заплатили за свои оптимистические иллюзии, в основе которых лежал резкий ответ Наполеона осторожным стратегам. Наполеон сказал: «Запасы? Не говорите мне о них, 20 тыс. солдат могут жить в пустыне!»
Веллингтон решительно придерживался своего стратегического плана, несмотря на непрямую опасность – возможность изменения политики в Англии – и прямую угрозу, созданную наступлением Сульта на юге через Бадахос с целью снять кольцо блокады, в котором находились войска Массены. Веллингтон противостоял всем попыткам Массены, который хотел заставить его наступать, и в конце концов был вознагражден за это, ибо в марте Массена был вынужден отойти. Когда остатки голодной армии Массены снова пересекли португальскую границу, он потерял к тому времени 25 тыс. человек, из них только 2000 человек в бою.
Тем временем испанские партизаны становились все более активными, их количество росло. Только в Арагоне и Каталонии [147] два французских корпуса (общей численностью около 60 тыс. человек) не могли оказать помощи армии Массены в Португалии, так как фактически были скованы в течение ряда месяцев действиями нескольких тысяч партизан и войсковыми подразделениями, также действовавшими партизанскими методами. На юге, где французы осадили Кадис, неспособность союзников использовать свою победу при Баросе и снять осаду Кадиса также оказалась им на руку, так как французские войска были скованы бесцельной осадой. Другим отвлекающим внимание противника фактором в течение этих лет являлись постоянная угроза и частые высадки английских войск в различных пунктах морского побережья, которые были возможны благодаря морской мощи Англии.
В дальнейшем Веллингтон оказывал воздействие на противника скорее угрозами, чем силой. Ибо, когда он создавал угрозу тому или иному пункту, французы были вынуждены направлять туда свои войска и тем самым давали партизанам большую свободу действий в оставленных французскими войсками районах.
Однако Веллингтон не ограничивался только тем, что старался держать французов в постоянной тревоге. Следуя за отступающим к Саламанке Массеной, он использовал часть своей армии для блокады пограничной крепости Алмейда на севере, одновременно направив Берсфорда осадить Бадахос на юге. В результате армия Веллингтона лишилась подвижности и оказалась разделенной на две почти равные части. Но судьба благоприятствовала его действиям. Массена, вновь собрав свою армию и получив небольшие подкрепления, поспешил на помощь осажденной Алмейде. Под Фуэнте-де-Оноро Веллингтон был застигнут врасплох на невыгодных позициях и оказался в тяжелом положении. Ему удалось отбить атаку противника, хотя он признался, что «если бы Бони был там, мы, наверное, потерпели бы поражение». Берсфорд также снял осаду Бадахоса и выступил навстречу армии Сульта, спешившей на помощь осажденным. Он потерпел поражение при Альбуэра в результате плохой организации сражения, но положение было спасено, хотя и чрезмерно высокой ценой, благодаря умелым действиям войск.
Теперь Веллингтон снова сосредоточил свои усилия на осаде Бадахоса, хотя не имел в своем распоряжении осадных средств. Однако осаду пришлось снять, так как в южном направлении беспрепятственно двигался на соединение с Сультом сменивший Массену Мармон. Оба французских полководца сразу же разработали план общего наступления на Веллингтона. К счастью, между ними возникли разногласия. Сульт, встревоженный новой [148] вспышкой партизанской войны в Андалусии, возвратился туда с частью своей армии, возложив командование оставшимися войсками на Мармона. Вследствие чрезмерной осторожности Мар-мона военная кампания 1811 г. постепенно затихла.
В этих боях Веллингтон рисковал очень многим, и трудно утверждать, что они обеспечили ему значительные преимущества, кроме тех, которые уже были достигнуты или могли быть обеспечены в результате реализации его прежних стратегических замыслов. Ввиду незначительности сил Веллингтон не мог их использовать так, как хотел бы, и хотя абсолютно его потери были меньше потерь французов, относительно они были значительно больше. Однако он выдержал натиск французов в наиболее критический период военных действий, а потом Наполеон сам невольно помог Веллингтону, сделав его положение более устойчивым. Наполеон готовил вторжение в Россию, куда и были направлены все его силы и внимание. Этот факт, а также тяжелая обстановка, созданная партизанами, заставили Наполеона пересмотреть план действий французов в Испании, вследствие чего направление главной линии действий французов изменилось. Прежде чем сосредоточить свои силы против Португалии, Наполеон решил сначала полностью покорить Валенсию и Андалусию.
По сравнению с 1810 г. численность французских войск в Испании уменьшилась на 70 тыс. человек; из оставшихся в Испании войск не менее 90 тыс. были разбросаны от Таррагоны (на средиземноморском побережье) до Овьедо (на атлантическом побережье) для охраны коммуникаций с Францией от нападения партизан.
При наличии слабого сопротивления со стороны противника Веллингтон, пользуясь свободой действий, внезапно напал на Сьюдад-Родриго и штурмом захватил его. Отряд под командованием Хилла прикрывал в период штурма стратегический фланг и тыл Веллингтона. Мармон не смог ни помешать Хиллу, ни отбить крепость, так как его осадный парк также был захвачен. Мармон не смог также последовать за Веллингтоном через лишенную продовольствия местность.
Пользуясь этим, Веллингтон проскользнул на юг и штурмом захватил Бадахос, хотя у него было очень мало времени для подготовки штурма, в результате чего он понес значительные потери. В Бадахосе Веллингтон захватил понтонный парк. Уничтожив наведенный французами понтонный мост через р. Тахо в районе Альмараца, он добился определенного стратегического преимущества, так как изолировал армии Мармона и Сульта друг от друга; теперь они могли переправиться через реку только по мосту в Толедо, на расстоянии около 500 км от устья р. Тахо. [149] Кроме того, Сульт был крепко привязан к Андалусии, ибо нуждался в продовольствии и опасался партизан, в то время как Веллингтон, имевший теперь возможность действовать без помех, сосредоточил две трети своих войск для наступления на Мармона в Саламанке. Однако прямота его действий дала возможность Мармону отойти к своим базам и источникам подкреплений.
Добившись, таким образом, равенства в силах, Мармон перерезал коммуникации Веллингтона, не беспокоясь о своих коммуникациях, которых он фактически не имел. Временами обе армии шли форсированным маршем параллельно на удалении нескольких сот метров друг от друга, стремясь уловить благоприятный момент для нанесения удара. Французские войска благодаря своей способности передвигаться быстрее английских войск имели некоторое преимущество. Но 22 июля чрезмерная самоуверенность привела Мармона к ошибке, которая сразу же отрицательно сказалась на его войсках. Он допустил слишком большой отрыв своего левого крыла от правого, чем не замедлил воспользоваться Веллингтон, нанеся быстрый удар по образовавшемуся флангу левого крыла. Французы потерпели поражение, прежде чем к ним подоспело подкрепление.
Веллингтон, однако, не добился решающего разгрома французов в сражении при Саламанке, и его войска на Пиренейском п-ве были все еще значительно слабее французских. В дальнейшем его обвиняли в том, что он не начал преследовать потерпевшие поражение французские войска, находившиеся уже под командованием Клозеля. Но вряд ли он мог, упустив возможность быстро разгромить французов, вернуть эту возможность раньше, чем французские войска укроются в Бургосе. Кроме того, преследование поставило бы его войска в опасное положение, так как король Жозеф мог в любой момент выйти из Мадрида ему в тыл и перерезать коммуникации.
Поэтому Веллингтон решил двинуться на Мадрид, рассчитывая на моральное и политическое значение этого шага. Его вступление в столицу было для испанцев символическим и обнадеживающим фактором. Король Жозеф позорно бежал. Однако недостаток этого шага Веллингтона заключался в том, что его пребывание в Мадриде, могло оказаться весьма непродолжительным в случае, если бы французы подтянули туда свои войска. Вероятно, ничто другое не могло заставить французские армии, разбросанные по территории всей Испании, сосредоточиться к центру страны, как потеря Мадрида. Веллингтон без давления со стороны противника оставил город и направился к Бургосу, создав угрозу линиям коммуникаций с Францией. Но французская система питания за счет местных ресурсов лишила [150] эту угрозу какого-либо реального значения. Даже ограниченное влияние нарушения коммуникаций было нейтрализовано неэффективностью осадных средств и методов действий Веллингтона, в результате чего было потеряно драгоценное время. Успехи Веллингтона в сражении при Саламанке и после него заставили французов отказаться от своих замыслов в Испании, с тем чтобы сосредоточить все силы против Веллингтона.
В результате Веллингтон оказался в более опасном положении, чем Мур, но сумел своевременно отступить. Когда Хилл соединился с ним, Веллингтон снова почувствовал себя достаточно сильным, чтобы дать объединенным французским армиям новое сражение при Саламанке. Хотя численное превосходство французов теперь было незначительным по сравнению с прошлыми кампаниями (90 тыс. против 68 тыс. человек), они не проявляли беспокойства по поводу того, что бой может завязаться на местности, выбранной Веллингтоном. Веллингтон продолжал отходить к Сьюдад-Родриго. С его прибытием туда кампания 1812 г. в Испании закончилась.
Хотя Веллингтон снова оказался на португальской границе и, таким образом, нисколько не продвинулся вперед, фактически исход войны на Пиренейском п-ве был уже предрешен. Ибо, покинув большую часть захваченной территории Испании, чтобы сосредоточить свои войска против Веллингтона, французы оставили в покое испанских партизан и тем самым потеряли возможность уничтожить их силы. В это время пришла весть об отступлении Наполеона из Москвы, что привело к выводу из Испании еще большего количества французских войск. Таким образом, к началу новой кампании обстановка в Испании совершенно изменилась.
Веллингтон, имея численное превосходство (он располагал теперь 100 тыс. человек, менее половины которых составляли английские войска), стал более агрессивным в своих действиях. Французы, сильнее деморализованные напряжением непрерывной партизанской войны, чем военными поражениями, были почти сразу же вынуждены отойти за р. Эбро и старались лишь удержать северную часть Испании. Но даже и этой ограниченной задачи они не смогли выполнить вследствие давления партизан на их тыл со стороны Бискайского залива и Пиренейских гор, что вынудило французов для организации отпора снять с фронта четыре дивизии из своих незначительных сил. Постепенное продвижение Веллингтона к Пиренеям и во Францию, хотя оно и сопровождалось отдельными неудачами, успешно преодоленными, является не более как стратегическим эпилогом истории войны на Пиренейском п-ве. [151]
Такое удачное окончание войны в Испании вряд ли было бы возможно, если бы Веллингтон не оказал моральную и военную поддержку Испании. Его действия, частично отвлекавшие внимание французов, способствовали дальнейшему развертыванию партизанской войны.
Все же интересно проследить, не привели ли победы Веллингтона в 1812 г. к тому, что французы были вынуждены ограничить район действий своих войск, в результате чего их потери уменьшились, а перспективы на ведение войны в следующем, 1813 г., улучшились, в то время как наступательные действия Веллингтона вследствие этого были затруднены? В самом деле, чем больше были бы рассредоточены французские войска в Испании и чем дольше они там находились бы, тем более вероятным и полным был бы их окончательный разгром. Война на Пиренейском п-ве явилась выдающимся историческим примером использования, скорее по интуиции, чем сознательно, той формы стратегии, которую спустя столетие Лоуренс развил в обоснованную теорию и применил на практике, хотя и без столь определенного результата.
Теперь, после исследования «испанской язвы», мы вернемся назад, чтобы проанализировать развитие другой формы стратегии, оказавшей влияние на военные взгляды Наполеона.

От Вильно до Ватерлоо
Русская кампания 1812 г. была естественным кульминационным пунктом тех тенденций, которые, как уже отмечалось, развивались в стратегии Наполеона, — его расчеты больше на численное превосходство, чем на подвижность, на стратегическую группировку войск, чем на внезапность. Географические условия России только усилили эти недостатки стратегии Наполеона.
Сама численность войск Наполеона – 450 тыс. человек – вынудила его применить почти линейную форму их построения, что в свою очередь повлекло за собой прямые действия по наиболее вероятному направлению. Подобно немцам в 1914 г., он сосредоточил главные силы на одном из флангов (на левом) и пытался глубоким обходным маневром обрушиться на русских у Вильно. Но даже делая скидку на инертность его брата Жерома в деле сковывания русских с фронта, следует сказать, что маневр Наполеона был слишком громоздким и прямым, чтобы оказаться эффективным средством отвлечения внимания и нарушения устойчивости противника, если только он не был [152] излишне глуп. Недостатки этого маневра Наполеона были использованы русскими, сознательно применившими стратегию уклонения от генерального сражения.
По мере углубления в Россию Наполеон, нанося первые удары «по воздуху», сузил фронт линейного наступления своей армии, перейдя к традиционному для него построению войск в форме батальонных каре, чтобы провести тактический маневр в тыл противнику. Когда русские, отказавшись от стратегии уклонения от боя, приняли вызов, они оказались настолько неосмотрительными, что направили головные колонны прямо в сторону охватывающих группировок Наполеона. Однако последние стали настолько очевидно осуществлять окружение противника в районе Смоленска, что русские разгадали этот маневр и сумели вовремя ускользнуть; под Бородином же тиски Наполеона оказались недостаточно мощными и не смогли завершить окружение. Никакой другой пример не мог бы более убедительно продемонстрировать недостатки концентрического наступления по сравнению с подлинно непрямыми действиями. Гибельные результаты последующего отступления французов от Москвы объяснялись не столько суровыми морозами (на самом деле морозы в том году начались позднее, чем обычно), сколько деморализацией французской армии. Эта деморализация была вызвана превосходством русской стратегии уклонения от боя над французской стратегией прямых действий, рассчитанной только на активные боевые действия. Стратегия русских, в свою очередь, была средством для осуществления целей военной политики, или, иначе говоря, целей большой стратегии непрямых действий.
Кроме того, ущерб, причиненный военному престижу Наполеона его поражением в России, был в огромной степени увеличен моральными и материальными результатами поражений его армии в Испании. Важно отметить при оценке действий Англии в Испании, что Англия придерживалась в этой стране своей традиционной военной политики «подрезания корней»
Когда в 1813 г. Наполеон с новыми, более крупными, но менее подвижными, чем прежде, силами оказался перед фактом восстания Пруссии и наступления армий России, он попытался разгромить союзные войска ставшим обычным для него методом концентрического наступления батальонных каре. Однако ни сражение при Лютцене, ни сражение при Бауцене (см. рис. 6) не дали решительных результатов, и союзники, продолжая отход, сорвали последующие попытки Наполеона втянуть их в сражение. Их тактика уклонения от боя вынудила Наполеона просить шестинедельного перемирия, после которого Австрия также оказалась в стане его врагов. [153]
Последовавшая затем осенняя кампания свидетельствует о любопытных изменениях в стратегии Наполеона Он имел 400 тыс. человек, в общем почти столько же, сколько имели его противники. Из них 100 тыс. человек он использовал для концентрического наступления на Берлин, но прямое давление только усилило сопротивление войск Бернадота, и в результате французы были отброшены. Тем временем Наполеон, находясь с основными силами в Саксонии, занял центральную позицию, прикрывавшую Дрезден Однако у пего не хватило терпения, и он внезапно двинулся прямо на восток против армии Блюхера численностью 95 тыс. человек. Блюхер отступил, стремясь заманить французов в Силезию, в то время как Шварценбсрг с армией в 185 тыс. человек двинулся из Богемии на север вдоль Эльбы и через Богемские горы в Саксонию, чтобы выйти в тыл Наполеону в районе Дрездена (см. рис. 6).
Прикрывшись заслоном, Наполеон спешно повернул обратно, намереваясь ответить на эти непрямые действия другими, еще более смертоносными. Его план заключался в следующем: двинуться на юго-запад, преодолеть Богемские горы и выйти на вероятные пути отхода Шварценберга через эти горы. Позиция, которую он имел в виду, была идеальной с точки зрения организации стратегического барьера. Но, услышав о приближении противника, он потерял выдержку и в последний момент решил идти прямо к Дрездену, навстречу Шварценбергу. В результате произошло еще одно победоносное сражение, но оно принесло ему только тактический успех, и Шварценберг благополучно отступил через горы на юг.
Через месяц три союзные армии начали концентрическое наступление. Наполеон, ослабленный боями, отошел от Дрездена к Дюбену, вблизи Лейпцига. Шварцепберг подходил с юга, Блюхер — с севера, а Бернадот, о котором Наполеон не имел сведений, почти обошел его северный фланг и вышел ему в тыл Наполеон решил вначале нанести прямой удар, а затем применить непрямые действия, сперва разгромить Блюхера, а потом перерезать коммуникации Шварценберга с Богемией. В свете исторического опыта, изложенного на предыдущих страницах, такая последовательность действий Наполеона кажется ошибочной. Прямое наступление Наполеона против Блюхера не заставило последнего принять бой. И все же это наступление привело к одному любопытному и неожиданному результату. Ведя наступление против Блюхера, французские войска совершенно случайно оказались в тылу Бернадота. Лишив Бернадота чувства самообладания, этот маневр заставил его поспешно отойти на север и тем самым освободить пути отхода для войск Наполеона. Таким [154] образом, удар, нацеленный против Блюхера, неожиданно для Наполеона оказался направленным против тыла Бернадота и тем самым спас Наполеона от полного разгрома, который он неминуемо потерпел бы через несколько дней. Ибо, когда Блюхер и Шварценберг нависли над французами под Лейпцигом, Наполеон вынужден был принять вызов. Потерпев поражение и оказавшись в отчаянном положении, он все же сумел оторваться от противника и отступить во Францию.
В 1814 г. союзники, обладавшие к тому времени огромным превосходством в силах, вторглись с разных сторон во Францию. Наполеон был вынужден из-за нехватки войск, которые он израсходовал в результате чрезмерной веры в мощь массы, снова взяться за свое испытанное оружие – внезапность и подвижность. Тем не менее, каким бы искусным ни было применение им этого оружия, он был чересчур нетерпелив и слишком одержим стремлением к бою, чтобы применить его с таким артистическим искусством, как это удавалось в прошлом Ганнибалу или Сципиону, Кромвелю или Мальборо.
Однако, применяя внезапные действия и используя подвижность своих войск, Наполеон надолго оттянул свою гибель. При этом он умело согласовал свою цель с имевшимися у него средствами. Понимая, что его средства слишком ограничены и не могут обеспечить ему военную победу, он поставил себе целью нарушить взаимодействие между союзными армиями. Для достижения этой цели он с еще более удивительным мастерством, чем прежде, использовал подвижность своих войск. Хотя его успехи в замедлении наступления противника были замечательны, они могли быть еще более эффективными и длительными, если бы на Наполеона не оказывало пагубного влияния характерное для него стремление завершать каждый стратегический успех успехом тактическим. Систематическим сосредоточением своих сил и проведением обходных маневров, в результате которых он выходил в тыл противнику, он нанес отдельным группам противника ряд последовательных поражений. Однако у него не хватило терпения до конца придерживаться этой тактики; он совершил опрометчивый шаг – двинулся прямо на Блюхера и атаковал его в районе Лаона. В результате он потерпел поражение, понеся при этом большие потери.
Имея только 30 тыс. человек, Наполеон решил использовать свой последний шанс и двинулся на восток, к Сен-Лизье, надеясь пополнить свою армию уцелевшими гарнизонами, которые удастся собрать по пути, и поднять местное население против интервентов. Этим маневром он надеялся перерезать коммуникации [155] Шварценберга. Однако он должен был не только выйти в тыл противнику, но и сформировать новую армию, прежде чем перейти к активным действиям. Эта задача была затруднена как отсутствием времени и сил, так и особой моральной чувствительностью базы, которую он оставлял открытой. Ведь Париж не был похож на обычную базу снабжения. В довершение всего приказы Наполеона попали в руки противника, и он не добился внезапности и потерял время. Но даже в этих условиях сила его стратегического маневра была настолько значительной, что только после горячих споров союзники решили наступать прямо на Париж, а не отходить назад для отражения его удара. Это решение союзников оказалось моральным «нокаутом» для Наполеона. Говорят, что фактором, который оказал наибольшее влияние на их решение, было опасение, что Веллингтон, продвигавшийся от испанской границы, первым войдет в Париж. Если это действительно было так, то по иронии судьбы действия союзников явились триумфом стратегии непрямых действий и доказательством ее решающего значения.
В 1815 г., после возвращения Наполеона с Эльбы, численность его войск, кажется, снова вскружила ему голову. Тем не менее Наполеон в присущем ему стиле использовал как внезапность, так и подвижность войск, в результате чего едва не достиг цели. Хотя движение Наполеона к армиям Блюхера и Веллингтона было географически прямым, время его действий оказалось для противника неожиданным, а направление удара пришлось по самому слабому участку — по стыку двух армий. Однако при Линьи (между Камбре и Ле-Като, см. рис. 8) Ней не сумел выполнить поставленную ему задачу – осуществить тактический маневр, в результате чего прусским войскам удалось избежать полного разгрома. Когда же Наполеон выступил против Веллингтона при Ватерлоо (см. рис. 6), его действия были совершенно прямыми и привели к излишней потере времени и живой силы, что еще более усугубило опасность, состоявшую в том, что Груши не удалось отвлечь Блюхера достаточно далеко от поля сражения. В результате появление Блюхера, хотя он всего-навсего подошел к флангу Наполеона, оказалось благодаря своей внезапности психологически непрямым действием и поэтому сыграло решающую роль