Контрразведка и защита госсекретов. Часть 1. Главы из книги Александра Колпакиди и Александра Севера "Спецслужбы Российской Империи

Приложение 7
Фрагмент Артикула Воинского11 декабря 1714 года

Глава шестнадцатая —
об измене и переписке с неприятелем
Артикул 124.Кто из офицеров или рядовых с неприятелем тайную и опасную переписку иметь будет, и неприятелю или его союзникам как-нибудь ведомость какую подаст, или с неприятелем, и от него с присланным трубачем, барабанщиком, и с таковыми подозрительными особами без ведома и указу от фелтмаршала или комменданта, хотя в поле, в крепостях или где инде, тайным образом разговор иметь, переписыватца, писма принимать или переносить будет, оный имеет, яко шельм и изменник, чести, пожитков и живота лишен, и четвертован быть.
Толкование. Однакоже прилучаются случаи, в которых сие наказание умаляется, и преступитель сперва казнен, а потом четвертован бывает, яко же оное наказание прибавляется рванием клещами ежели оная измена великой вред причинит войску, землям, городу или государю. Такожде не позволяется ни сыну с родным своим отцом, которой у неприятеля обретается, тайно корреспондовать. Такожде таковому наказанию и комендант подвержен, которой сведом, что таковыя писма от неприятеля приходят, или от него отпустятца, а оныя он не переймет и не распечатает, и в принадлежащем месте не известит. Ибо он виновным себя тем причинит, что он о таковой корреспонденции ведая, и на тое позволил. Никто из пленных да не дерзает письма свои сам запечатывать, и тайным образом оныя пересылать. Но должен, не запечатав комменданту вручить, которой в принадлежащее место отослать имеет. Ежели пленной против сего поступит, то он самому себе причесть имеет, естли тем, и протчим виновным с ним, за их труды наказанием заплачено будет. Ибо он подобно шпиону почитается, или лазутчику, посланному от неприятеля, дабы о состоянии неприятельском уведомится. Которые по воинскому резону и обыкновению повешены бывают.

Артикул 125.Кто неприятелю пароль или лозунг объявит, хотя офицер или рядовой, или даст оному иные какие изменнические знаки, стрельбою, пением, криком, огнем, и сему подобное, оный равно, как выше помянуто, казнен будет.
Толкование. Кто лозунг забудет или с фальшивым лозунгом найден будет, о том в 49 артикуле помянуто.

Артикул 126.Пароль и лозунг имеют не всякому отдавать, кому не надлежит, а особливо, если он незнаком есть, и тако на него надеятися не можно.

Артикул 127.Кто какую измену, или сему подобное учинить намеритца, и хотя он сие к действу не произведет, однакоже имеет по состоянию дела и признанию воинскаго суда, таковым же высоким наказанием наказан быть, яко бы за произведенное самое действо.

Артикул 128.Как офицеры, так и рядовые да не дерзают о воинских делах, о войске, о крепости что писать, ниже о том с другими корреспондовать, под потерянием чина, чести или по состоянию дела и живота самаго.
Толкование. В сем случае запрещается для того так жестоко о войске, или из крепости о воинских делах что писать, дабы неприятель тем ведомости о войске или о состоянии крепости не получил, и свои дела потом толь осторожнее учредить возмог. Понеже часто случается, что отправляющияся почты с писмами, от неприятеля чрез его партии переняты бывают. Того ради тому, что в таковых письмах написано, более верить можно, нежели что от каких лазутчиков или пленных донесено будет.

Артикул 129.Если кто у ведает, что един или многие нечто вредительное учинить намерены, или имеет ведомость о шпионах или иных подозрительных людях, в обозе или гарнизонах обретающихся, и о том в удобное время не объявит, тот имеет, по состоянию дела, на теле или животом наказан быть.
Толкование. Кто ведая, видя и приметя, что таковыя вредительныя дела обращаются, а о том в удобное время не объявит, тогда не может сим извинитца, что он того доказать не мог. Ибо инако есть, когда кого явно в каком деле обличат, и в таком случае довотчик понужден есть довод свой доказать. А инако есть нежели в тайне что доводчик объявит, и предостерегать в таковом же случае, а к доказательству его понуждать не надлежит. Ибо довольно есть, что чрез его доношение и предосторожность начальство случай получит. А на оного, на кого донесено, крепко должно смотреть и примечать, что не можно ли что подобное правде из того доводу присмотреть. И тако при таковых доводах зело осторожно поступать, и не вскоре за арест взять, но тайно и накрепко розыскать надлежит, что может ли правда быть в донесенном на него. Ибо часто всякий честный человек от злоумышленного и мстительнаго человека невинным образом оклеветан бывает.

Артикул 130.Кто от неприятеля патенты или манифесты добровольно примет, и во обретающейся земле разсеет, оный по состоянию дела, на теле или животом наказан будет.

Артикул 131.Равное же наказание примет, кто фалшивые и изменнические ведомости, чрез которыя робость салдатам причинена быть может, хотя сам или чрез других розсеет.
Артикул 132.Все ведомости, которыя о неприятеле получатся, всяк тайно содержать и токмо своему офицеру или генералу о том известить имеет, а другим под наказанием о том ничего не объявлять.

Приложение 8
Военная организация «Народной воли»
Устав Центрального военного кружка Военной организации партии «Народной воли»
«1) Центральный военный кружок, имея своею целью полное политическое и экономическое освобождение народа, вполне разделяет программу партии «Народной воли», отпечатанную в 3 № ее органа.
2) Составляя разветвление существующей революционной организации, кружок, как специально военный, ставит себе задачи: а) организовать в войске силу для активной борьбы с правительством и б) парализовать остальную часть войска, почему-либо неспособную к активной борьбе.
3) В пределах программы центральный кружок безусловно подчиняется решению Исполнительного комитета, оставляя за собой право совещательного голоса: а) при начертании политики партии на следующий период, б) во всех случаях, когда исполнение возлагается на военную организацию.
Примечание. Отдельные члены Военной организации имеют право самостоятельно, без совещания с кружком, принять предложение Исполнительного Комитета.
4) При изменении программы военная организация имеет решающий голос.
5) Условия вступления в центральный кружок: сознательный и деятельный социалист-революционер.
6) Для приема в члены требуется единогласное решение кружка и согласие Исполнительного Комитета.
7) Член обязывается ставить интересы партии выше всех других.
8) Решения кружка постановляются большинством 1/3 голосов.
9) Выход члена центрального кружка из организации партии безусловно воспрещается.
10) Выход его из центрального военного кружка допускается лишь с согласия Исполнительного Комитета и единогласного решения самого кружка.
11) Агенты Исполнительного Комитета могут входить в центральный кружок: а) как постоянные его члены со всеми правами и обязанностями члена кружка и б) как временно прикомандированные с голосом совещательным по текущим делам кружка и голосом решающим за Исполнительный Комитет.
12) Решение кружка во всех делах для члена обязательно.
13) Центральный военный кружок выдает денежные средства всей военной организации. Все поступления от военной организации идут в центральный кружок, причем 75% передаются в Исполнительный Комитет, а 25% остаются в самостоятельное распоряжение центрального кружка.
14) Центральный кружок избирает кассира, ведущего отчетность.
15) Члены центрального военного кружка в сношениях с кружками военной организации именуются «агентами центрального кружка».
Инструкция местному военному кружку Военной организации «Народной воли»
1. Кружку вменяется в обязанность собирать подробные и точные сведения: о расположении пороховых погребов, оружейных складов и складов с различными боевыми запасами, узнавать, где и в каком количестве находятся различные склады с вещевыми запасами военного снаряжения.
2. Кружку вменяется в обязанность ознакомиться с месторасположением части в тактическом отношении и по возможности также доведать в тактическом отношении пункты близлежащей местности.
3. Кружок содействует способным из своих членов занять важные в служебном отношении должности: адъютанта, казначея, заведывающего оружием и т.п.
4. Для революционной пропаганды среди офицеров и поддержки революционного настроения своих членов кружок назначает собрания, устраивает совместные чтения тенденциозных книг, равно и партионных изданий.
5. В видах привлечения новых сторонников партии кружку рекомендуется устраивать либеральные салоны (говорильни), легко доступные для офицеров части, кои могут подавать надежду на такое привлечение.
6. Кружок изыскивает способы завязать сношения с влиятельными лицами города, местности, дабы, на случай действия вооруженною рукою, воспользоваться их помощью или ослабить их противодействие.
7. Кружок обращает особенное внимание на добывание денежных средств, для чего употребляет все законом дозволенные средства, например торговлю и т. п. Равным образом принимает дарения лиц, кои принадлежать к партии, по каким-либо обстоятельствам, не могут, но от материальной поддержки ее не отказываются.
8. Для испытания лиц, вновь привлекаемых к партии, кружок может давать им небольшие поручения революционного характера.
9. Кассиром кружка рекомендуется выбирать лицо более или менее состоятельное и по своему характеру предпочитающее уединенную жизнь.
10. Библиотека должна помещаться у лица, имеющего собственную квартиру или дом, преимущественно у лица, не ведущего пропаганды.
11. Библиотека может быть общей для нескольких кружков.
12. Кружковые собрания не должны иметь место у кассира или библиотекаря.
13. Говорильни могут быть у лица, не принадлежащего к кружку.
14. Пароли надо знать наизусть.
15. Шифрованную переписку надо уничтожить немедленно по миновании надобности, или владелец такой переписки должен переписывать ее по собственному, ему одному известному, паролю.
16. Об исполнении peвoлюциoнного поручения член сообщает лишь одному представителю или агенту партии, смотря по тому, от кого принял поручение.
17. Члены различных кружков не должны знать друг друга. Сношения могут поддерживаться только через представителей.
18. Списываться членам кружков, в случае разлуки, рекомендуется лишь по неотложным делам партии и частной переписки избегать.

«Процесс 14-ти». Дознание о военной организации.
Январь – июнь 1883 г.
«В течение последних лет неоднократно получались указания на отдельные случаи преступных сношений лиц, состоявших на действительной военной службе, с членами тайных обществ и даже на принадлежность некоторых офицеров к этим последним. Выяснившиеся при этом данные, удостоверяя виновных тех или других лиц, не свидетельствовали, однако, о существовании с преступною целью самостоятельных военных кружков. С развитием, однако, деятельности народовольческого сообщества, включившего в свою программу привлечение к революционной деятельности военных, стали поступать сведения о возникновении в среде офицеров армии и флота особых групп с социально-революционным направлением. Определительные в сем отношении указания были представлены весною 1882 г. покойному генерал-майору Стрельникову обер-офицерским сыном Дмитрием Петровым, который показал, что, под влиянием Веры Фигнер, в Одессе образовался преступный кружок в среде офицеров 59-го Люблинского пехотного полка, состоявший из следующих лиц: подполковника Ашенбреннера, штабс-капитана Крайского, поручиков Каменского и Телье и подпоручика Стратановича. Привлечение названных офицеров к ответственности признано было тогда преждевременным, так как за ними, в видах выяснения их связей и деятельности, было учреждено негласное наблюдение.
Впоследствии, однако, обнаружение в конце того же 1882 года, по заявлению поручика 16-го гренадерскаго Мингрельского полка Анисимова, преступного кружка среди офицеров вышеназванного полка в Тифлисе, выяснившиеся посредством наблюдения в Харькове за Верою Фигнер и ее единомышленниками сношения этих лиц с штабс-капитаном 9-й артиллерийской бригады Похитоновым и поручиком 28-й артиллерийской бригады Рогачевым, наконец, доказанное участие подпоручика 131-го Тираспольского пехотного полка Тихоновича в устройстве побега политического арестанта Василия Иванова из Киевского тюремного замка в августе минувшего года, дали достаточный материал для исследования значения и размеров социалистической пропаганды в среде военных, поэтому в марте сего года последовало распоряжение об аресте всех названных лиц военного звания.
Откровенными показаниями некоторых из числа привлеченных офицеров относительно образования самостоятельных военных кружков для социалистической пропаганды выясняется нижеследующее:

Организация кружков и возникновение центрального военного кружка
Возникновение военных кружков относится к осени 1880 г. и последовало по инициативе казненного государственного преступника Желябова. Подробные указания по поводу этой организации даны поручиком Рогачевым, которого Вера Фигнер, приглашая в ноябре минувшего года на роль организатора террористического кружка в Петербурге, познакомила с организацией социально-революционной партии вообще, ее текущими делами и способами действия. Указания, данные по сему поводу Рогачевым, разъясняют, таким образом, устройство военных кружков в том виде, в каком эта организация обрисовывалась Рогачеву по рассказам Фигнер.
Первая военная группа создалась в конце 1880 г. и получила название центральной, в состав ее вошли: лейтенанты Суханов и Штромберг с военной стороны, Желябов и Колодкевич – со стороны Исполнительного Комитета. Члены группы занялись разработкой «Устава военного центрального кружка». Уставу этому, как показывает Похитонов, партия придавала такую важность, что не решалась его печатать, боясь огласки; единственный, по-видимому, его экземпляр найден был в числе бумаг Колодкевича при его аресте.
Месяца через два после образования центральной группы число членов центрального военного кружка достигло 10–15 человек, а в Петербурге и его окрестностях составилось 7 кружков, число членов которых в общей сложности доходило до 50 человек. В состав центрального кружка вошли артиллеристы: штабс-капитаны Дегаев и Похитонов, поручик Рогачев и подпоручик Панин; флотские офицеры: Буцевич, Завалишин и Дружинин, а делегатами комитета по аресту Колодкевича и Желябова, – Савелий Златопольский, Анна Корба и Вера Фигнер (Филиппова). Деятельность центрального военного кружка на первых же порах его существования ознаменовалась появлением в подпольной литературе в августе 1881 г. двух преступных воззваний: а) «К офицерам русской армии» и б) «Славному казачеству войска Донского, Уральского» и пр. объявления Исполнительного Комитета. Оба эти воззвания призывали офицеров присоединиться к тайному обществу для защиты народа и, в случае открытого восстания, принять в нем участие.
В составлении и распространении названных преступных воззваний ближайшее участие принимали, как оказывается, Савелий Златопольский и Похитонов. По сему предмету этот последний говорит в своем показании следующее:
«Воззвание к офицерам русской армии Златопольский читал мне вчерне; с редакцией его я не вполне был согласен, но так как своей не представил, то воззвание было напечатано в том виде, как его показывал мне Златопольский; когда воззвания были напечатаны, Златопольский принес мне целую пачку, которую я распространил, как путем личных сношений, так и по почте».

Поездка агентов центрального военного кружка по России
Около того же времени, летом 1881 г., членами центрального военного кружка предприняты были поездки в различные местности Империи для вербовки новых членов в военной среде. Лейтенант Буцевич, получивший служебную командировку в Николаев, принял на себя организацию военных кружков как в этом городе, так и в Одессе; туда же летом отправилась Вера Фигнер. Анна Корба летом 1881 г. ездила в Тифлис и положила начало Мингрельскому кружку. Дружинин был в Киеве, но поездка его осталась без результатов. Успех деятельности Корба и Буцевича объясняется тем, что на Кавказе и в Одессе почва для пропаганды среди военных была подготовлена местными деятелями. Дмитрий Петров находился уже ко времени поездки Буцевича в Одессу в сношениях с офицерами Крайским, Стратановичем, Ашенбреннером; этот последний, будучи прикомандирован к 58-му Прагскому полку, расположенному в Николаеве, перенес преступную пропаганду в общество офицеров этого полка; на Кавказе поручик Антонов следовал внушениям учителя Китани и литератора Чрелаева.

Пропаганда среди военных на Kaвказе
По приезде в Тифлис Корба познакомилась с Антоновым через Чрелаева и стала снабжать его изданиями «Народной воли», которые были передаваемы затем Антоновым для прочтения некоторым из товарищей по полку. Вслед за тем Корба предложила ему устроить кружок из офицеров полка, сочувствующих революционным идеям. Предложение это было принято Антоновым и передано товарищам. Для обсуждения целей кружка и его организации состоялось несколько сходок; на одной из них, на квартире поручика Липпомана, Корба, заявив, что она действует по поручению «исполнительного комитета», познакомила присутствовавших с ходом противоправительственного движения, выяснила им значение и цель «исполнительного комитета» и предложила образовать военный кружок, который в своих действиях был бы обязан согласоваться с программой комитета, тут же ею прочитанной собранию, и организовать пожертвования на цели тайного сообщества. Вслед за тем в кружок мингрельцев был введен Анною Корба присланный в Тифлис артиллерийский офицер, отрекомендованный под фамилией Кавелина, и заявивший о своем присутствии в кружке весьма туманными рассуждениями о социализме. Уезжая осенью 1881 г. из Тифлиса, Корба поручила кружок военных туземцу Григорианцу, как лицу, который по ее отъезде должен был снабжать офицеров запрещенными изданиями и поддерживать связь их с ней, что тот и исполнил, собрав при этом с офицеров 100 руб., предназначавшихся на устройство тайной типографии.
По приезде на Кавказ весной 1882 г. Дегаева последний тотчас же сошелся с Антоновым через княжну Шервашидзе на состоявшемся по случаю его приезда сходе и предложил кружку программу деятельности, заключавшуюся в полном подчинении «исполнительному комитету», в собирании статистических cведений о составе воинских частей известных местностей, складах оружия и военных запасах и в вербовании юнкеров и нижних чинов, сочувствующих революционному делу. Тут же Дегаев разъяснил офицерам, что в Петербурге существует «высший военный кружок», через который остальные военные кружки сносятся с комитетом, не имея к этому последнему непосредственного отношения, и что подчинение Тифлисского военного кружка «Петербургскому высшему кружку» является для пользы дела безусловно необходимыми. Дегаев поддерживал сношения с членами военного кружка в течение лета 1882 г. и, передав им листки для сбора пожертвований в пользу «Красного Креста Народной воли», устроил ежемесячные вычеты из жалованья с каждого члена кружка, а перед отъездом из Тифлиса в сентябре 1882 г., познакомил Антонова с Еленою Ивановною Дубенскою, т. е. с Галиною Чернявскою. Чернявская, хотя продолжала видеться с Антоновым вплоть до его ареста, принимала, однако, относительно небольшое участие в делах военного кружка, так как приезжала в Тифлис, как это установлено дознанием, со специальным поручением руководить ограблением Горийского казначейства и пользовалась местными революционными элементами лишь настолько, насколько это было ей необходимо, для успеха указанного предприятия.

Одесский кружок
Сношения подполковника Ашенбреннера, штабс-капитана Крайского и подпоручика Стратановича с упомянутым Дмитрием Петровым относятся к началу 1881 г., через Петрова же лица эти познакомились с Верой Фигнер (Филипповой), а впоследствии и с Буцевичем, приехавшим, по словам Крайского, осенью 1881 г. При первом же свидании Буцевич заявил Крайскому, что одного праздного сочувствия противоправительственному движению недостаточно, что необходимо так или иначе выразить свою деятельность, что военные могут принять участие в движении в форме кружков, на каких бы то ни было началах, что из таких кружков будут выделяться люди, могущие принять на себя более серьезные обязательства, кружок же первоначально мог бы быть составлен из самого незначительного числа лиц, которое, несомненно, увеличится при развитии деятельности кружка. Приняв предложение организовать кружок, Крайский пригласил принять в нем участие поручиков Люблинского полка Каменского и Мураневича; в согласии подпоручика Стратановича, бывшего в это время в отсутствии из Одессы, Крайский не сомневался, так как Стратанович сам раньше высказывал мысль о необходимости кружка и впредь, изъявил coгласиe принять в нем участие, если бы таковой составился. Мураневич, впрочем, изъявивший сначала согласие, на свидание не пришел и затем отказался от участия в кружке. «Таким образом,–говорит Крайский в своем показании,– кружок составился из 3 лиц: меня, Стратановича и Каменского, на следующих началах: кружок признал солидарность с программой партии «Народной воли», которую изложил Буцевич; кружок принял обязательство увеличивать число своих членов путем пропаганды среди офицеров, и каждый член кружка обязался ежемесячно делать известный денежный взнос в размере по желанию, на разные могущие встретиться надобности; одно из лиц кружка должно было хранить эти взносы и вообще состоять в связи с статскими; обязанность эту принял на себя я, при этом Буцевич показал мне употребление шифра и дал кусок цианистого калия; письма, в случае надобности, я должен был писать на его имя».

Николаевский кружок
Еще ранee приезда в Одессу Буцевич летом 1881 г., находясь по делам службы в Николаеве, был занят устройством военного кружка в этом городе из офицеров 58-го Прагского полка, в котором, по словам штабс-капитана Талапиндова, к этому времени уже было несколько человек, начавших, под влиянием прикомандированного к полку подполковника Ашенбреннера, сочувственно относиться к противоправительственному движению. Квартира Ашенбреннера, проживавшего вместе с офицерами Прагского полка Маймескуловым и Мицкевичем, служившая сначала местом сборищ для кутежей, мало-помалу превращена была хозяином в место собраний для рассуждения споров по разным зкономическим и политическим вопросам, а затем и открытой пропаганды социалистических воззрений. Кроме Ашенбреннера, Маймескулова и Мицкевича, квартиру эту посещали и принимали участие в предосудительных разговорах штабс-капитан Талапиндов и подпоручики Кирьяков и Успенский. Считая офицеров достаточно подготовленными, Ашенбреннер начал затем снабжать их изданиями «Народной воли» и другими сочинениями запрещенной литературы и завел особую квартиру для сборищ сочувствующих противоправительственному движению на средства, которые должны были получаться путем вычетов из жалованья названных офицеров. По призде Буцевича он, по словам Талапиндова, «прямо обратился к Ашенбреннеру и через него познакомился со всеми нами». Знакомство это произошло на указанной конспиративной квартире, куда его привел Ашенбреннер. «Буцевича, – говорит Талапиндов, – как видно, очень занимал вопрос об организации военных кружков. До его приезда наш кружок существовал без определенной программы, цели. Буцевич же предложил нам выработать конституцию нашего кружка, т. е. изложить на бумаге, кто и в какой степени готов принять участие в делах революционной партии. Конституция эта тут же была выработана под его руководством. Помню, что в ней было сказано, что мы разделяем программу исполнительного комитета, была установлена степень подчиненности центру, определен был порядок решения вопросов, возникающих в кружке, а также предложения, которые в будущем может сделать центр, установлена норма числа членов, могущих составить кружок, и вместе с тем выражена была степень готовности каждого из нас участвовать в делах партии». Во время пребывания Буцевича в Николаеве туда же приезжала и «Елена Ивановна» (В. Фигнер) и также несколько раз была на «конспиративной» квартире.
Результат поездок членов центрального военного кружка, таким образом, оказался успешным. Помимо организации кружков в названных выше местностях, поездки эти, по словам поручика Рогачева, имели еще значение потому, что дали «центру» массу указаний на офицеров, готовых вступить в члены партии (на основании этих указаний были составлены особые списки «офицерам-кандидатам»), и выяснили вообще, что военная среда представляется удобною для преступной пропаганды. С этого времени из многих военных частей предъявляются требования на постоянное получение запрещенных изданий, и во многих местах высказывается потребность в издании специального военного органа. Чтобы удовлетворить всем этим требованиям, центральный военный кружок решил принять следующие меры: в наиболее важных городах основать окружные кружки с теми же обязанностями, в отношении своих местностей, какие центральный кружок имел относительно всей Poccии, затем предполагалось открыть особую типографию для издания военного журнала и брошюр, установить периодические командировки агентов центральных кружков, наконец, устраивать переводы офицеров из одной местности в другую сообразно потребностям. На выполнение всех этих мер потребовалась значительная сумма денег, которая и была потребована от комитета. «Между тем, – говорит Рогачев, – дела комитета сильно пошатнулись, люди, подвизавшиеся на революционном поприще 8–10 лет, почти все были арестованы, вновь вступившие членами в комитет, на пополнение убыли, еще не приобрели необходимой опытности; находясь в таком положении, комитет предложил центральному военному кружку прекратить на время свою деятельность, выждав, пока дела центра поправятся». Это было, по мнению комитета, тем более необходимо, что аресты коснулись уже войска, и дальнейшая решительная деятельность в сем направлении могла привлечь все внимание полиции на военную организацию.

Аресты офицеров
Таково было положение, в котором застали преступную военную организацию распоряжения об аресте тех членов ее, на коих имелись указания. Аресты эти за время с 1 января по 1 июля сего года были произведены в следующей постепенности:
В Тифлисе арестованы:
12 января – 16-го Мингрельского гренадерского полка: капитан Макухин, штабс-капитаны Держановский и Липпоман, поручики: Антонов, Алиханов и Цицианов.
4 марта – того же полка штабс-капитан Вачнадзе и поручик Митник.
В Киеве:
20 марта – 131-го Тираспольского пехотного полка подпоручик Тихонович.
В Смоленске:
29 марта – подполковник 59-го Люблинского пехотного полка Ашенбреннер,
В г. Кобеляках, Полтавской губ.:
31 марта – штабс-капитан 9-й Артиллерийской бригады Похитонов.
В Одессе:
2 апреля – 59-го Люблинского пехотного полка штабс-капитан Крайский, поручик Стратанович.
В Москве:
4 апреля – поручик 28-й Артиллерийской бригады Рогачев.
В Кронштадте:
4 апреля – 7-го флотского экипажа лейтенант Куприанов, Кронштадтской Крепостной Артиллерии подпоручик Алексей Прокофьев и брат его, корпуса флотских штурманов поручик Александр Прокофьев.
В Александрополе:
26 апреля – Карсо-Александропольской крепостной артиллерии поручик Шепелев.
(Дальнейшие аресты офицеров, по данным, выяснившимся дознанием, произведены в июле месяце.)
Из числа арестованных офицеров как по характеру деятельности, так и по значению, которым они пользовались в среде тайного преступного сообщества, несомненно, выделяются: Похитонов, Рогачев и Ашенбреннер. Имея постоянные и близкие сношения с руководящими членами преступного сообщества, они в последнее время намечались как лица, на коих предполагалось возложить ответственные поручения и организацию отдельных предприятий. Деятельность первых двух вполне выясняется данными ими подробными и откровенными показаниями, подтверждаемыми прочими обстоятельствами дела. Что же касается Ашенбреннера, то он признал лишь принадлежность свою к «социально-революционной партии», заявив, что вступил в тайное сообщество в течение 1882 г. вследствие личных убеждений, которые складывались у него мало-помалу в течение многих лет. Руководясь теми же убеждениями, он минувшей осенью взял 11-месячный отпуск и приехал в Петербург с тем, чтобы ближе познакомиться с членами партии, завязать с ними сношения, а затем, выйдя в отставку, окончательно посвятить себя революционной деятельности. Показание это не вполне точно: знакомство Ашенбреннера с Петровым и Фигнер, по данным дознания, относится к весне 1881 г., и в том же году Ашенбреннер уже положил начало Николаевскому военному кружку.

Показание Похитонова
Сношения Похитонова с преступным сообществом начинаются с конца 1880 г., когда он, находясь в Артиллерийской академии, встретился с товарищем своим по Артиллерийскому училищу Дегаевым и принял предложение этого последнего вступить в ряды тайного сообщества. Разъясняя Похитонову цель деятельности партии и средства к ее достижению, Дегаев указывал на необходимость революционной организации в войске, дабы лишить в известный момент правительство опоры в борьбе его с революционными элементами. Такая организация, по словам Дегаева, в то время уже начала осуществляться, и с членом ее Дегаев познакомил Похитонова в лице лейтенанта Суханова. Убеждения этого последнего окончательно повлияли на Похитонова, и он согласился примкнуть к военной организации тайного преступного сообщества. Суханов познакомил Похитонова с уставом военной организации и ввел его в течение зимы 1880/81 г. в революционную среду, где он встречал Веру Фигнер, Перовскую, Фроленко, Анну Корба и Буцевича; этого последнего, впрочем, Похитонов видел еще ранее у своего знакомого, капитана Савельева. По аресте весной 1881 г. Суханова и Дегаева и по отъезде около того же времени Буцевича на юг Похитонов вступил в сношения с Савелием Златопольским, и с этого времени деятельность его перешла уже на практическую почву. По собственному его сознанию, он в это время, получая от Златопольского различные указания, вел революционную пропаганду между офицерами, преимущественно товарищами по академии, и распространял преступные издания. С целью иметь квартиру для свиданий Златопольский познакомил Похитонова осенью 1881 г. с врачом Мартыновым, а на квартире этого последнего Похитонов встречался со Стефановичем, Зинаидой Зацепиной, сестрой ее Надеждой Якимовой и Теллаловым.
Вслед за арестом Теллалова и Мартынова у Похитонова в декабре 1881 г. произведен был обыск, и он, в интересах тайного сообщества, временно устранился от всяких дел и свиданий. Положение это, однако, продолжалось недолго: вернувшийся в начале февраля из поездки Буцевич возобновил сношения с Похитоновым и свел его с Грачевским.
В мае 1882 г., по окончании академии, Похитонов уехал сначала на Кавказ лечиться, а затем к месту расположения бригады, в г. Кобеляки Полтавской губ. Хотя для возобновления сношений по приезде в этот город Буцевич дал Похитонову адрес в Петербурге, но Похитонов им не воспользовался, так как узнал в Кобеляках об аресте Буцевича, Грачевского, Корба и др.
В начале ноября в Кобеляки приехал Дегаев; цель его приезда, как он объяснил Похитонову, заключалась в том, чтобы точно узнать местопребывание этого последнего и завязать с ним отношения. Дегаев, кроме того, сообщил ему, что Bеpa Фигнер находится в Харькове и что, в случае надобности его видеть, он пришлет ему условную телеграмму. Недели через две такая телеграмма была получена, и Похитонов отправился в Харьков, где его на вокзале встретил Дегаев, пришедший затем к нему вечером с Верою Фигнер и каким-то неизвестным господином. Фигнер тотчас же приступила к деловому разговору и, находя, что пребывание Похитонова в глуши невыгодно для революционной партии, убеждала его выйти в отставку, чтобы всецело посвятить себя преступной деятельности или же перейти на службу в один из революционных центров, дабы стать в более близкие отношения к партии и расширить, насколько возможно, преступную пропаганду в среде военных. Фигнер посетила Похитонова несколько раз и на последнем свидании, снабдив деньгами для уплаты в гостинице, дала адрес для писем. Решительного ответа на сделанное ему предложение Похитонов не дал, сказав, что подумает. Вслед за тем, возвращаясь в начале января сего года из Москвы, куда он ездил по семейным делам, он вновь виделся с Фигнер, был у нее на квартире и узнал от нее, что устроенная в Одессе тайная типография обнаружена и что заведывающий ею Дегаев арестован. Вследствие этого было решено, что Похитонов, возвратившись в Кобеляки, тотчас же возьмет четырехмесячный отпуск и приедет в Харьков; отпуск, однако, разрешен не был, о чем Похитонов уведомил Фигнер и в ответ получил письмо, в котором она уведомила, что Дегаеву удалось бежать из-под стражи. Вскоре затем состоялся арест Похитонова. Здесь необходимо указать, что найденная в конце 1881 г. у Теллалова при его аресте записка о приготовлении ракет была писана Похитоновым, который объяснил, что составлял ее по просьбе Златопольского, интересовавшегося возможностью применения ракет к революционным целям.

Показание Рогачева
Весною 1881 г. Похитонов, проживая в С.-Петербурге, имел ближайшие отношения с поручиком Рогачевым. Подробности этих отношений изложены в показании поручика Рогачева. Знакомство Рогачева с революционерами началось еще в 1874 г., когда принадлежавший уже к числу агитаторов брат его Дмитрий (впоследствии осужден в каторжные работы) приехал из Петербурга в Орел и старался возбудить в нем интерес к социальным вопросам и к социальной литературе. Приехав затем в Петербург для поступления в Павловское училище, Рогачев встретился с товарищем своим по Орловской гимназии Баранниковым, который ввел его на студенческие сходки и снабжал разными подпольными изданиями. В мае 1876 г. прибыл в Петербург брат Рогачева Дмитрий. При свидании с ним Николай Рогачев познакомился с присутствовавшими при этом Желябовым и Верою Фигнер. Дмитрий Рогачев, однако, был вскоре арестован, а Николай Рогачев, произведенный в офицеры, уехал домой, а затем в место расположения бригады. В конце 1880 г., вернувшись в Петербург для приискания какого-либо другого рода службы, Рогачев вновь встретился с Баранниковым. С этого времени сношения его с членами преступного сообщества возобновляются: Баранников познакомил его с Колодкевичем, отрекомендовавшимся под именем «Глеба Николаевича», и Савелием Златопольским, который назвался именем «Филиппа Даниловича» (под этим же именем Златопольский был известен и Похитонову). Все трое часто посещали Рогачева, давали ему издания «Народной воли», «программу» Исполнительного Комитета и разные другие подпольные издания, а во время разговоров доказывали несостоятельность существующего государственного строя, необходимость и полезность насильственных действий со стороны партии и пр. В январе 1881 г. Рогачев командирован был по службе в Гельсингфорс, где и пробыл около 3 месяцев. Возвратившись весной в Петербург, он встретился со знакомым ему раньше поручиком артиллерии Похитоновым, находившимся тогда в академии, и поселился с ним на одной квартире, где и проживал до конца мая месяца, а затем опять уехал на службу в 28-ю бригаду, расположенную в Виленском военном округе. Осенью 1882 г. Рогачев получил от Похитонова письмо, в коем этот последний просил его непременно приехать в Кобеляки.
«Как только явилась возможность взять отпуск, – говорит Рогачев в своем показании, – я отправился в означенный город. Похитонов сообщил мне, что Фигнер желает меня видеть, и если я ничего не имею против этого, то должен ехать в Полтаву и там ждать ее. Мне была указана гостиница, где остановиться, и на другой день я уехал в Полтаву. Через день туда же приехала Фигнер. Дня два или три я прожил в Полтаве, и каждый день мы встречались, причем просиживали по нескольку часов у меня в номере. Результат этих свиданий был тот, что я согласился выйти в отставку и вступить в партию в качестве активного члена».
Намерения этого Рогачеву осуществить не пришлось, так как 4 апреля сего года он был арестован.
Для полноты изложения результатов дознания о преступной деятельности лиц военного звания необходимо коснуться оснований привлечения к нему подпоручика Тихоновича.

Арест подпоручика Тихоновича в Киеве и его показание
В ночь на 17 августа 1882 г. из Киевского тюремного замка бежал политический арестант Василий Иванов, привлеченный к дознанию, производимому покойным генерал-майором Стрельниковым. Подозрение в способствовании побегу означенного арестанта пало на двух надзирателей тюремного замка, которые вследствие этого и были по этому делу присуждены военно-окружным судом в каторжные работы. Между тем впоследствии были получены указания, что побег совершен при содействии бывшего в этот день караульным офицером в тюремном замке, подпоручика 131-го Тираспольского пехотного полка Тихоновича. На первом же допросе Тихонович показал: «Государственного преступника Василия Иванова, содержавшегося в Киевской тюрьме и бежавшего в ту ночь, когда я был в карауле, выпустил из тюрьмы лично я, без всякого постороннего участия; побудительной причиной этого поступка было мое давнишнее знакомство с Ивановым».
Из дальнейшего показания Тихоновича видно, что бывший студент Киевского университета Василий Иванов, с которым он познакомился за несколько месяцев до своего ареста, часто посещая Тихоновича, приносил ему для чтения разные революционные издания и познакомил его с какой-то барышней, называвшейся «Антониной Николаевной». Эта последняя также часто навещала Тихоновича. Из разговоров с ней Тихонович убедился, что она, подобно Иванову, принадлежит к революционной партии. По аресте Иванова Тихонович встретился с ним в тюрьме, в первый же раз, когда был в карауле, имел возможность разговаривать с ним и под влиянием этих разговоров, а также личного расположения к Иванову, решился освободить его при первой возможности. Продолжая видеться с Антониной Николаевной, которая часто к нему заходила, Тихонович сообщил ей о своем намерении, а впоследствии указал и ночь, в которую план освобождения должен был быть приведен в исполнение. Со времени ареста Иванова и до его побега Тихонович был в карауле в тюрьме четыре раза и каждый раз ночью, пользуясь отсутствием внутреннего военного караула, говорил с Ивановым через двери камеры и обсуждал с ним план освобождения.
Этот последний, по словам Тихоновича, состоял в следующем: «Иванов должен был разобрать в своей камере часть печки, прилегавшей к коридору и таким образом выйти. Во время этой работы у него на окне должен был гореть ночник, который Иванов, при окончании работы, должен был потушить. Я же должен был наблюдать за окном камеры из офицерской комнаты. Побег был решен в ночь на 17 августа: придя 16-го в караул, я принес с собою купленные мною для Иванова пиджак и фуражку, затем рассчитал смены караула так, чтобы к 3 часам ночи в карауле никаких служебных передвижений не было. Таким образом, когда ночник у Иванова, согласно условию, был потушен, последняя смена стояла на часах и на дворе ни солдат, ни сторожей не было. Пройдя из офицерской комнаты в коридор тюрьмы, я встретил там Иванова, вылезшего через сделанное им отверстие в печке, передал ему заготовленное для него платье и, когда он его надел, вывел Иванова на караульный дворик, поставил его там за будку. Увидав часового, я послал его на правый фас, под предлогом узнать, не спит ли там часовой, а сам, отворив калитку, вывел Иванова, который и пошел по направлению к большой житомирской дороге. После этого я Иванова больше не видел».
Затем Тихонович имел еще несколько свиданий с продолжавшей его посещать Антониной Николаевной и спрашивал ее о судьбе Иванова, но она от ответа уклонилась и вскоре исчезла из Киева; впоследствии, в феврале сего года, Тихонович от кого-то слышал, что Антонина Николаевна арестована на рождественских праздниках 1882 г. в Москве. По предъявлении Тихоновичу фотографической карточки арестованной 13 января сего года в Москве священнической дочери Софии Васильевой Никитиной он признал в ней упоминаемую им Антонину Николаевну. Допрошенная по сему Никитина подтвердила показание Тихоновича относительно знакомства его с ней, как с Антониной Николаевной».

Из дознания о военной организации, с 1 июня 1883 г. по 1 января 1884 г.:
«Дознание, произведенное генерал-майором Середою, и откровенные показания лиц, привлеченных им к делу в качествe обвиняемых, дали ныне возможность значительно дополнить изложенные в предыдущем обзоре сведения о возникновении и деятельности той отрасли народовольческого сообщества, которая сделалась известною под названием «военной организации», и изобразить ход и последовательное развитие ее в точном, хронологическом порядке.
Начало народовольческой организации среди военных должно быть отнесено к весне 1880 г., когда по инициативе и под руководством старых членов партии «Народной воли» Желябова и Колодкевича возник в С.-Петербурге «Центральный, или главный военный кружок», в который, кроме вышеозначенных лиц, вошли членами Суханов, Штромберг и Рогачев. Тогда же был выработан устав этого кружка, черновой набросок которого был найден в числе бумаг Колодкевича, при задержании последнего 26 января 1881 г., ..подлинность его засвидетельствована показанием члена этого кружка, офицера Папина.
Для обсуждения способов приведения в исполнение предположенной этим уставом военной организации члены Центрального военного кружка собирались регулярно, по два раза в неделю, на квартире Суханова, куда также, по вечерам, иногда были приглашаемы некоторые из товарищей этого последнего, перед которыми Суханов и Желябов, в страстных речах увлекавших слушателей, развивали свои взгляды на современное экономическое положение и указывали на необходимость борьбы для того, чтобы устранить лежащий, по их словам, на обществе правительственный гнет, говорили об обязанностях образованных классов прийти на помощь простому народу и, в концe концов, доказывали, что следует соединиться с партией «Народной воли» ввиду безусловной справедливости преследуемых ею целей. Путем подобных собраний мало-помалу устанавливалась связь посещавших квартиры Суханова и Люстига офицеров с членами террористической шайки, которые зимою 1880/81 г. съехались в Петербург в полном составе. Офицеры эти были: Завалишин, Александр Прокофьев, Гласко, Серебряков, Дружинин, Папин, Чижов, Рогачев, Похитонов и некоторые другие, степень участия коих в деятельности военной организации в настоящее время подлежит еще выяснению. Bсе они послужили кадром для незамедливших, к осени того же года, образоваться отдельных военных кружков в С.-Петербурге и Кронштадте.
В Петербурге по инициативе Дегаева и Папина к концу 1880 г. были образованы кружки в Артиллерийской академии, в которые в числе прочих вошли: Похитонов, Николаев, Дубинский; в Константиновском военном училище: из Котова, Элиавы, Губаревича-Радобыльского и др. и, наконец, обер-фейерверкерский, основанный при посредстве обер-фейерверкера Богородского в среде служивших на пороховых заводах обер-фейерверкеров. В следующем году в Петербурге же образовался, кружок из офицеров разных частей войск, известный под именем «Сборного», к коему принадлежали тот же Похитонов, Рогачев, Дмитрий Чижов, Константин Степурин и другие.
В Кронштадте к тому же времени уже существовал самостоятельно образованный кружок из морских офицеров и гардемаринов, группировавшихся около мичмана Дружинина и собиравшихся в его квартире. К кружку этому, получившему свое начало еще в 1878 г. в Морском училище, в то время, когда в нем обучались некоторые из его членов, принадлежали, кроме Дружинина и его сожителей Скворцова и Балка, мичман Вырубов и воспитанник Морского технического училища Иван Петров, а также унтер-офицер Потихонин, оружейный мастер Вальтерсдорф и слесарь, отставной унтер-офицер Федоров. Кружок этот, не имевший еще пока связи с Центральным военным кружком, занимался, под руководством Дружинина, чтением революционных изданий, которые привозились из Петербурга мичманом Булановым и Лавровым и деятельною пропагандою между нижними чинами, следы которой уже усматривались из прежних дознаний (дело Стемпневского и др.). Впоследствии, за выходом Дружинина, перенесшего в 1881 г. свою деятельность в среду Центрального военного кружка, первоначальный кронштадтский кружок соединился с тем сообществом, которое, будучи известно под именем «Кронштадтского морского кружка», было образовано зимою 1880 г. Сухановым и Штромбергом.
Первый состав этого кружка был следующий: Штромберг, Карабанович, Серебряков и Завалишин. Впоследствии к нему примкнули лейтенанты: Разумов, Гласко, Добротворский, мичман Скворцов, подпоручик Александр Прокофьев и другие лица.
Тотчас же по образовании этого кружка лица, входившие первоначально в его состав, поехали в одно из воскресений в Петербург, и здесь были Сухановым представлены Желябову и Колодкевичу, как членам Исполнительного комитета, познакомившим их тогда же с различными фракциями революционной партии. («Черного передела», «Народной воли» и партии «Набата»), и объяснившим существующую между ними разницу во взглядах.
Деятельность Кронштадтского морского кружка на первое время ограничивалась сходками, бывавшими раз в неделю на общей квартире Завалишина, Штромберга и Суханова, на которой был выработан устав, впоследствии, однако, забракованный Сухановым, предложившим кружку принять составленную им программу, на что все члены изъявили свое согласие. Насколько в кружке Дружинина подготовке и пропаганде путем чтения революционных изданий придавалось большое значение, настолько же во вновь образованном морском кружке это признавалось излишним, так как, по мнению постоянного оратора кружка Серебрякова, «дело и без чтения представляется ясным как день», вследствие этого члены кружка стали тяготиться отсутствием всякой деятельности, и Центральному военному кружку представилась необходимость занять их различными поручениями, которые передавались из Петербурга при посредстве Суханова и Штромберга. В этих видах Разумову было представлено отвезти в Москву запрещенные издания, что он и исполнил, совершив поездку на средства, полученные им от своего кружка. Завалишину Суханов поручил доставить несколько запалов, четыре штуки которых тот получил без всяких затруднений в Минном классе, где он обучался в то время. В начале 1881 г. Карабанович был командирован в Петербург на заседание Центрального военного кружка, на котором Желябов сообщал о положении военной революционной организации, говоря, что к ней принадлежит много гвардейских офицеров, академиков, а также лиц с солидным положением, т. е. батальонных и полковых командиров; на этом же собрании было говорено о готовившемся в то время покушении на жизнь Государя Императора, на которое Желябов указывал, как на средство для возбуждения к всеобщему восстанию. Наконец, приехав в Кронштадт, Суханов обсуждал с членами морского кружка планы освобождения государственных преступников из Петропавловской крепости и ограбления Кронштадтского банка, не приведенные в исполнение вследствие признанной членами кружка рискованности означенных предприятий. В начале февраля Штромберг передал Морскому кружку, что партия сильно нуждается в деньгах и просит помощи; тогда кружок, кассиром которого состоял Серебряков, собрал и передал Штромбергу 600 руб., из числа коих 100 рублей были внесены Завалишиным, 200 руб. – Штромбергом и 300 руб. остальными членами.
В день 1 марта 1881 г. из числа членов кронштадтского кружка в квартире Суханова, в Петербурге, находились Завалишин и Штромберг, при бытности коих к Суханову приходила Перовская и со слезами говорила, что партия должна употребить все средства для освобождения Желябова.
Около половины того же месяца Суханов предложил морскому кружку завести гектограф, на котором были отпечатаны речь профессора Соловьева и воззвание по поводу события 1 марта. В этой работе принимали участие Завалишин, Серебряков, Разумов, Штромберг и Скворцов. Вскоре после этого Завалишин и Штромберг вместе с Грачевским и Сухановым приняли участие в очищении квартиры Веры Фигнер от находившихся в ней типографии и запаса динамита, причем первая была отвезена на квартиру Суханова, а динамит опущен в отхожее место. Остальные вещи Фигнер, заключавшиеся в революционных изданиях и разном оружии, были перевезены Сухановым и Грачевским. На другой же день, по очищении квартиры, в нее явилась полиция.
На страстной неделе того же года Суханов и Фигнер приехали в Кронштадт, причем последняя поселилась на квартире, занимавшейся Завалишиным и Штромбергом, где все время ее пребывания до 2-го дня Пасхи собирались члены морского кружка и происходило чтение разных книг и статей, указываемых и объяснявшихся Верою Фигнер; беседы с нею, по собственному сознанию членов кружка, произвели на них сильное впечатление. Так продолжалось до конца апреля, когда последовал арест Гласко и Штромберга и большинство остальных членов кружка отправились на разных судах в море.
Деятельность двух прочих военных кружков в Кронштадте, известных под именами «артиллерийского» и «пехотного», до конца 1881 года ограничивалась исключительно вербовкою новых членов путем пропаганды между военными.
Эти военные кружки не принимали деятельного участия в приготовлениях к злодеянию, совершенному 1 марта, но некоторые офицеры были посвящены в тайну цареубийственного замысла, между ними Рогачев, предупрежденный о том Желябовым. Уже тогда офицеры, члены центральной группы, пользовались служебными своими командировками для распространения преступных учений в частях войск, расположенных вне С.-Петербурга. Рогачев сознался, что в феврале 1881 г., будучи отправлен главным артиллерийским управлением по службе в Гельсингфорс, он получил от Перовской и Желябова рекомендации к разным лицам в этом городе и образовал там местный военный кружок. Из числа участников его он назвал лишь Шепелева, но можно предположить, что именно этот кружок, основанный Рогачевым, сгруппировался впоследствии около Сикорского.
После 1-го марта центральный военный кружок продолжал свою деятельность, так как произведенные тогда аресты не коснулись его членов, за исключением Суханова, Штромберга и Дегаева. Накануне ареста Суханова он предложил морскому кружку взять у него типографию и перевезти в Кронштадт, что и было исполнено Завалишиным и Штромбергом; типография была сдана на хранение Александру Прокофьеву, и впоследствии Грачевский приезжал в Кронштадт учить моряков печатному делу; эта типография впоследствии, по указанию Дегаева, переслана Прокофьевым в Одессу; в самый же день ареста Суханова, 28 апреля, Рогачев вынес из его квартиры когда-то хранившееся у Желябова имущество сообщества: разные документы, динамит, снаряды, типографские принадлежности и т. п. Отнеся эти вещи к себе, он отправился на вокзал Балтийской жел. дороги предупредить некоторых кронштадтских моряков, имевших задание в тот же день прибыть к Суханову, но опоздал к поезду и известил Штромберга об аресте Суханова в условленных выражениях по телеграфу.
Весною 1881 г. местом сходок центрального кружка служила квартира на Кирочной улице, в которой поселились Рогачев и Похитонов. Но обстоятельства не были благоприятны для пропаганды в столице. Штромберг выслан был административным порядком в Восточную Сибирь; Дегаев, выпущенный на свободу, выдержав переходный экзамен на IV курс в Институте Путей Сообщения, отправился на инженерные работы в Архангельскую губернию; Буцевич получил служебную командировку в Николаев; Рогачев поехал к месту своего служения в г. Вилькомире, где была расположена 29-я артиллерийская бригада; наконец, Дружинин оказался скомпрометированным сношениями своими с двумя матросами в Кронштадте, у которых найдены были запрещенные издания. Хотя произведенный у него обыск и не дал результатов, но он был тогда же уволен от должности экипажного адъютанта.
К тому же и наиболее выдающиеся члены руководящего террористического кружка, направлявшие центральную военную группу, вынуждены были в то время оставить С.-Петербург. Деятельность последней оживилась снова лишь по возвращении сюда в конце лета Савелия Златопольского, а вскоре затем и Дегаева. Офицеры стали опять собираться у Похитонова, переехавшего на новую квартиру по Захарьевской улице. Златопольский, как показывает Папин, в радужных красках описывал им положение сообщества. Тогда же появились и воззвания, обращенные Исполнительным комитетом «К офицерам русской армии» от 24 августа и «Ко всем казачьим войскам» от 3 сентября. В половине декабря привлечен Похитонов к дознанию о враче Мартынове, в квартире которого он был задержан, что побудило его, по освобождении из-под стражи, отстраниться на время от участия в деятельности центрального военного кружка. Члены последнего перестали сходиться у него на квартире и собрания свои перенесли в Кронштадт, в квартиру Серебрякова.
Там в конце декабря возвратившиеся в С.-Петербург Корба и Буцевич сообщили им о результатах своей пропагаторской деятельности, первая на Кавказе, а второй в Одессе и Николаеве. Известие об образовании кружков в трех армейских Пехотных полках: Мингрельском, Люблинском и Прагском (кружок морских офицеров в Николаеве возник несколько позже, а именно летом 1882 г.) – снова воскресило надежды центральной военной группы на успех и побудило ее с новым усердием возобновить свои преступные действия. Начало 1882 г. было временем ревностнейшего проявления деятельности этого сообщества для привлечения в ряды свои наибольшего числа состоявших на действительной службе офицеров. Руководимое Буцевичем, оно решило отправить специальных военных организаторов во все концы России. Составлены были шифрованные книжки со списками офицеров, считавшихся расположенными к вступлению в партию. Офицеры, уже примкнувшие к ней, снабжали организаторов рекомендациями к своим товарищам.
Одним из таких организаторов был Рогачев. Вызванный Буцевичем и заручившись двухмесячным отпуском, он в январе прибыл в С.-Петербург и, получив наставление центральной военной группы, отправился «вводить военную организацию» в Северо-Западном и Прибалтийском краях. Он поехал туда через Москву, Орел, Смоленск, Витебск, посетил Динабург, Ригу, Митаву, Либаву, Вильно и Минск.
Чтобы иметь возможность побывать во всех названных городах, он фиктивно заболел в Динабурге и, послав официальное свидетельство о болезни в 28-ю артиллерийскую бригаду, продолжал свой путь. Так как, по военным пpaвилам, заболевший офицер должен быть свидетельствуем через каждые десять дней, то ему пришлось несколько раз возвращаться в Динабург, что не представляло затруднения, ибо большая часть посещенных им местностей отстоит не более одного дня езды от Динабурга по железной дороге.
По возвращении в С.-Петербург Рогачев отдал отчет в своей поездке не общему собранию центрального военного кружка, а лишь некоторым его членам, облеченным особым доверием сообщества.
Следует заметить, что поездка Рогачева в Северо-Западный край совпадает с пребыванием в Вильно Грачевского, с заведением там тайной типографии, и вообще с попытками ввести в этом крае народовольческую организацию.
По словам Рогачева, предприятие его увенчалось полным успехом: всюду положено было им начало местным военным кружкам, собрано множество указаний на офицеров, готовых вступить в партию, выяснилось также, что многие офицеры интересуются делами сообщества и предъявляют требования на постоянное получение запрещенных изданий.
Так показывает Рогачев. Но по свидетельству другого члена центрального военного кружка, Папина, результаты поездки Рогачева были ничтожны. Командированный одновременно с одинаковою целью в Киев Дружинин не имел никакого успеха и вернулся разочарованным.
Как бы то ни было, центральный военный кружок, продолжая собираться в Кронштадте у Серебрякова, занимался текущею революционною политикою, которая заключалась главным образом в укреплении в умах членов военной организации мысли о возможности и необходимости инсуррекции во имя осуществления целей партии «Народная Воля». Еще в апреле 1881 г., на одном из заседаний центрального кружка Суханов произнес речь, в которой утверждал, что последние события доказали, что дела партии идут хорошо и что, ввиду этого, она может через год сделать попытку произвести инсуррекционное движение. Под этим движением разумелось не производство демонстраций, вроде бывшей в 1876 г. на Казанской площади, а, напротив, вооруженное восстание всей партии в такое время и при таких обстоятельствах, когда будет некоторая надежда на успех, и возможно будет, хотя временно, прекратить действие правительственной власти и популяризовать требования и цели партии путем печатного слова, при посредстве захваченных типографий, воззваний на сходках и площадях. Ввиду практического осуществления подобного движения, признавалось крайнею необходимостью заняться подготовительными работами, как-то: собиранием различных сведений, приготовлением складов, изучением местностей будущего восстания и пр., но главное – упрочением революционной военной организации. Для этой цели решено было учредить в главных городах Империи военные окружные центры, которые служили бы в отношении местных кружков данного края тем же, чем центральный военный кружок должен был быть для всей России. Во главе кружка должен был стоять представитель центральной группы, ведающий и направляющий все дела местных кружков. Границы округов точно не обозначались, но размеры их зависели от многих условий, между прочим: 1) от количества железных дорог, проходящих в данной местности; 2) от числа войск, в ней расположенных; 3) от величины городов. Так, например, в район Виленского округа должны были входить: Вильно, Динабург, Витебск, Рига, Митава, Либава, Ковно и Минск. Окружным представителям предполагалось подчинить все местные кружки, которые должны были доносить им о всех своих делах, о привлечении новых членов, о поездках офицеров в отпуски или по казенным надобностям. Офицеров этих окружной представитель имел задание снабжать разными указаниями и рекомендациями в города, расположенные по пути. Такими представителями центра были назначены: Рогачев в Виленском округе и Ашенбреннер, основатель Одесского и Николаевского кружков, – в Новороссийском крае. В феврале 1882 г. центральный военный кружок выработал образцовый устав частного офицерского кружка и инструкций для чинов такого кружка.
Кроме того, центральный кружок намеревался наладить издание специального революционного органа для военных (редакцию предполагалось вверить Папину, а средства должны были получиться от Буцевича); завести для того собственную типографию, установить постоянные и регулярные командировки своих членов в местные кружки, наконец, достигнуть возможности перемещать офицеров сообразно требованиям партии. Для приведения всех этих мер в исполнение требовались значительные суммы, и центральный военный кружок обратился за ними к Исполнительному комитету. Но Исполнительный комитет, сильно поколебленный задержанием Богдановича и Савелия Златопольского весною 1882 г., окончательно распался после июньских арестов, предавших в руки правосудия Грачевского и его ближайших сообщников и вызвавших бегство Тихомирова и Баранниковой за границу. Тогда же был арестован и Буцевич, глава и руководитель центрального военного кружка, который с этого времени может считаться прекратившим свою преступную деятельность. Осенью того же года роль его покушался принять на себя один из членов кружка артиллерийской академии штабс-капитан Кунаев, старавшийся собрать разрозненные революционные элементы в среде военных в Петербурге, – но безуспешно, как он сам потом сообщал членам морского кружка, с которыми виделся в приезд свой, в ноябре месяце, в Кронштадт. Как видно из предыдущей главы, Вере Фигнер также не удалось вовлечь в свои разрушительные замыслы офицеров, остававшихся на службе в С.-Петербурге и Кронштадте, и пришлось обратиться к содействию лиц, ранее выбывших из центрального военного кружка, а также членов местных военных кружков, образованных в разных городах, преимущественно на юге Poccии.
Переходя к изложению сведений, добытых дознанием о кружках этой последней категории, следует заметить, что первым из них по времени был кружок Мингрельского полка, основанный Анною Корба в Тифлисе весною 1881 г. Деятельность его подробно изложена в предыдущем обзоре.
Одновременно с отправлением Корба на Кавказ, а именно в начале апреля 1881 г., Вера Фигнер была послана в Одессу для ведения местных революционных дел в качестве агента «исполнительного комитета». Она не должна была заниматься сама пропагандою в войсках, но лишь подготовить ее приобретением связей между офицерами. Организацией местных кружков в Одессе и соседних городах должен был заняться Суханов, намеревавшийся взять для того продолжительный отпуск; когда же он был задержан, то вожаки сообщества решили поручить это дело Буцевичу, получившему от Министерства Путей Сообщения служебную командировку в Николаев, где он должен был провести все лето.
Прибыв в Одессу, Фигнер воспользовалась первым удобным случаем, чтобы через Дмитрия Петрова познакомиться с двумя офицерами расположенного в Одессе 59-го пехотного Люблинского полка: Болеславом Крайским и Федором Стратановичем, а также чтобы возобновить знакомство с подполковником того же полка, откомандированным в 58-й пехотный Прагский полк, стоящий в Николаеве, Михаилом Ашенбреннером.
В начале июня, по пути в Николаев, Буцевич заехал в Одессу и привез к Фигнер письмо от «исполнительного комитета», приглашавшего ее сообщить Буцевичу все имеющиеся у нее сведения о военных, познакомить его с теми из них, которых считает пригодными для целей партии, вообще, оказать ему полное содействие в возложенном на него деле.
Фигнер предложила Буцевичу свести его с некоторыми из одесских офицеров, но он не мог оставаться на этот раз в Одессе долее одного дня и ограничился тем, что взял у нее рекомендательное письмо в Николаев к Ашенбреннеру.
Михаил Ашенбреннер, один из старых штаб-офицеров полка, командир батальона, украшенный боевыми отличиями, полученными им во время долголетней службы в Туркестанском крае, пользовался значительным влиянием на некоторых из своих полковых товарищей, которых привлекал к себе частью превосходством своего развития над малосведущими молодыми офицерами, дружеским с ними обращением, увлекательностью своей речи, частью же разгульным образом жизни, общими с ними пирушками и попойками. Влиянием этим он воспользовался, чтобы проповедывать им социалистические учения сначала на отвлеченной почве науки, потом, мало-помалу, переходя на почву революционную и проповедуя ниспровержение существующего в России государственного и общественного строя путем народного восстания.
Такого рода беседы Ашенбреннера с товарищами происходили большею частью за кутежами в общей квартире, занимаемой им с казначеем полка капитаном Николаем Маймескуловым и штабс-капитаном Адольфом Мицкевичем. Участие в них принимали и другие офицеры Прагского полка: капитан Петр Зайнчневский, штабс-капитан Николай Талапиндов, подпоручики Николай Кирьяков, Иван Успенский. Но вскоре признано было нужным завести для сходок особую конспиративную квартиру, которая и была устроена в помещении, занимаемом сообща Кирьяковым и Успенским.
Таким образом, была подготовлена почва в Николаеве ко времени прибытия Буцевича, в половине июня 1881 г. При его участии и под его руководством все вышеназванные офицеры решились образовать из себя местный военный кружок с определенною программою. Она была выработана на одном из собраний, происходивших в квартире Кирьякова и Успенского. В ней было сказано, что кружок разделяет программу так называемого Исполнительного комитета «Народной воли»; устанавливалась степень подчиненности кружка центру; определялся способ разрешения возникавших в кружке вопросов, а также предложений центра большинством 2/3 голосов; ограничивалось число членов кружка; возлагалась на них обязанность соглашаться на перевод по службе сообразно требованиям центра и вообще являться по первому призыву его в место, назначенное для произведения восстания. С членов кружка назначен был постоянный сбор в размере 3 руб. в месяц, которые и удерживались казначеем Маймескуловым из причитающегося им жалованья.
В течение лета 1881 г. члены кружка часто собирались на сходки, читали запрещенные издания, обсуждали разные вопросы, между прочим, об освобождении содержавшейся в тюремном замке государственной преступницы Фанни Морейнис. Два раза посетила их и Вера Фигнер, проезжавшая через Николаев, отправляясь в сентябре 1881 г. в Москву на совещание с вожаками главного террористического кружка, а также возвращаясь оттуда в Одессу. Целью ее было, между прочим, встретиться с Буцевичем, но первый раз она не застала его в Николаеве, так как он уехал в гор. Вознесенск на работы. Она остановилась на квартире Зои Ге, слушательницы акушерских курсов, куда и послал Ашенбреннер Талапиндова провести ее на конспиративную квартиру офицеров. Кружок собрался в полном составе приветствовать гостью, которую Ашенбреннер представил им под именем «Елены Ивановой». Разговор велся в духе революционном, причем говорили больше Ашенбреннер и Вера Фигнер. Она интересовалась узнать настроение общества офицеров Прагского полка и произвела на них большое впечатление красивою своею наружностью и увлекательным красноречием.
На возвратном пути из Москвы Вера Фигнер остановилась в Николаеве у Леонида Голикова, одного из подсудимых бывшего нечаевского процесса, привлекавшегося с тех пор к целому ряду дознаний о социально-революционной пропаганде и занимавшему должность секретаря Николаевской Земской Управы. Он хотя и был знаком с Ашенбреннером и Мицкевичем и даже, по всей вероятности, доставлял им запрещенный издания, но вел себя крайне осторожно и никогда не показывался на собраниях офицеров Прагского полка.
И в этот приезд Вера Фигнер посетила сходку военного кружка, на которой присутствовал и Буцевич. Обсуждался вопрос о возбуждении восстания. Высказывалось мнение, что, смотря по силам партии, его следует начать либо в одной местности, либо в двух или в нескольких одновременно; что для этого нужно предварительно стянуть в эти местности боевые силы сообщества двумя способами: 1) постепенными переводами в намеченные пункты членов организации, 2) одновременным наплывом в назначенную минуту значительного числа людей решительных и солидарных между собою. Вера Фигнер сначала читала письмо, писанное из Сибири политическим ссыльным и описывающее тяжелое положение находящихся там государственных преступников. Затем она стала упрекать Ашенбреннера в бездействии, говоря, что партия возлагала на него большие надежды и что сам он обещал еще в Одессе действовать энергично, а в действительности не сделал ничего, ибо, по мнению ее, наем конспиративной квартиры и собрания на ней нельзя еще считать делом. Она заметила, что в Харькове еще не заведено офицерских кружков и что полезно было бы перевести туда на службу Талапиндова или Кирьякова, поручив им заняться образованием таких кружков.
Действительно, вскоре после того Талапиндов ездил в Харьков по своим делам. Рекомендациями в этот город снабдил его находившейся в то время в Николаеве хорунжий 7-го казачьего полка Матвей Фомин, с которым познакомил его Ашенбреннер как с социально-революционным деятелем. Фомин дал Талапиндову письмо к проживавшей в Харькове слушательнице акушерских курсов Матвеевой, которая, в свою очередь, познакомила его с Георгием Кервили, французским подданным и резервным офицером французской службы, владельцем в Харькове книжного магазина и слушателем местного Ветеринарного института. Кервили выразил согласие заняться пропагандою среди офицеров расположенных в Харькове частей войск, но сам Талапиндов, возвратясь в Николаев, рассказывал, что трудно что-либо поделать с харьковскими офицерами, хотя между ними и есть сочувствующие.
Между тем Буцевич по окончании работ комиссии техников, в которой он состоял членом, в декабре 1881 г., оставил Николаев и отправился через Одессу в С.-Петербург. В Одессе он оставался несколько дней, в продолжение которых занялся организацией местного военного кружка из офицеров Люблинского полка. Прежде всего он познакомился с Крайским в квартире Дмитрия Петрова. Он объявил ему, что считает недостаточным праздное сочувствие социально-революционным целям, что необходимо выражать его на деле, что военные могут принять участие в революционной деятельности в форме кружков на каких бы то ни было началах, что из кружков, составленных «на самом, так сказать, безобидном основании», будут выделяться люди, могущие принять на себя со временем более серьезные обязательства, что кружок может состоять сначала из самого малого числа лиц и что число это с течением времени при развитии деятельности увеличится.
Убежденный этими доводами, Крайский взял на себя устройство сходки. На ней присутствовали, кроме его самого, товарищи его по Люблинскому полку – поручики Павел Телье, Михаил Каменский и Иринарх Мураневич. Буцевич изложил им программу Исполнительного комитета «Народной Воли», и все они, за исключением Мураневича, выразили согласие примкнуть к ее организации, составив из себя особый местный кружок, в число членов которого был включен и отсутствовавший Стратанович, заранее выразивший на то свое согласие. Подобно Николаевскому военному кружку, кружок Люблинского полка обязывался увеличивать число своих членов путем пропаганды между офицерами. Каждый член должен был ежемесячно делать в кассу кружка денежный взнос, в произвольном размере, на могущие возникнуть общие надобности. Представителем кружка назначен был Крайский. На обязанности его лежало хранение взносов, сношение со штатскими, ведение переписки. Уезжая из Одессы, Буцевич показал Крайскому употребление шифра, снабдил его цианистым калием и пригласил писать ему о делах кружка, адресуя письма в Кронштадт на имя подпоручика Кронштадтской крепостной артиллерии Алексея Прокофьева. Сам Буцевич дважды писал Крайскому из С.-Петербурга: тотчас по приезде, согласно условию, лишь для пробы, спрашивая, нет ли чего-нибудь нового и не прибыло ли членов в кружок, и летом 1882 г., незадолго до ареста, с просьбою сообщить подробности о задержании в Одессе трех артиллерийских офицеров.
В течение всего 1882 г. деятельность Одесского военного кружка не выразилась ни в чем существенном. Ежемесячные членские взносы не превышали одного рубля, и за все время существования кружка их поступило не более 60 рублей. Офицеры хотя и собирались на общей квартире, но никаких вопросов не обсуждали, а ограничивались чтением социалистических книг, как-то: «Капитала» Маркса, «Сущности социализма» Шеффле и т. п. Не было даже сделано попытки распространить пропаганду на другие полки, расположенные в Одессе и окрестностях.
Зато в Николаеве Ашенбреннеру удалось образовать второй военный кружок из служивших в этом городе морских офицеров.
Весною 1882 г. он познакомился с прапорщиком корпуса флотских штурманов Иваном Ювачевым и, убедившись в его сочувствии социально-революционным целям, посвятил его в тайну военной организации и предложил ему составить местный кружок из товарищей своих по флоту. Ювачев согласился и пригласил к участию в кружок мичманов Александра Афанасьева и Николая Толмачева. Впоследствии к ним присоединились Владимир Бубнов, лейтенант Дмитрий Скаловский и Cepгей Янушевский.
Николаевский кружок морских офицеров был образован на тех же основаниях, что и кружки Прагского и Люблинского полков. Члены его признали себя солидарными с программою исполнительного комитета, а кружок свой – составною частью военной организации народовольческого общества. И здесь были установлены ежемесячные денежные взносы, периодические сходки, но последние собирались не на особой квартире, а частью у Ювачева, частью в различных ресторанах. Кружок испытывал большой недостаток в деньгах, а потому в среде его возникла мысль ограбить Николаевское отделение Государственного банка, но она не вышла из области предположения, за совершенною невозможностью привести такое предприятие в исполнение.
Все вышепоименованные военные местные кружки не имели между собою тесного общения. Несмотря, однако, на разрозненность, следует признать, что они были устроены по одному образцу и руководствовались одинаковыми правилами. Назначение их было привлечь на сторону замышляемого народовольческим сообществом восстания как можно больше офицеров, состоящих на службе. Но, возлагая на каждого члена обязанность пропагандировать в среде товарищей, основатели и руководители кружков строго воспрещали офицерам распространять пропаганду на нижних чинов как в пехотных полках, так и во флоте. Офицеры должны были лишь намечать, каждый в своей части, солдат и матросов, наиболее способных к восприятию социально-революционных учений, и дальнейшее их развращение предполагалось возложить на особых пропагандистов из примкнувших к сообществу рабочих. Сами офицеры, члены кружков, не должны были участвовать в каких бы то ни было предприятиях сообщества, пока состояли на службе. Наиболее пригодные для таких предприятий и приглашенные к участию в них офицеры обязывались предварительно выйти в отставку и перейти на нелегальное положение».