Причины болезней

Профилактика болезней

Ромен Роллан. Жизнь Рамакришны. Часть 2

Категория: Некоторые виды йоги Опубликовано 25 Март 2017

Ромен Роллан. Жизнь Рамакришны.
Часть 2

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Главным источником для истории Рамакришны является большая биография, скомпилированная по рассказам его учеников и опубликованная Свами Мадхаванандой: «Life of Sri Ramakrishna, compiled from various authentic sources», в одном томе в 765 страниц, в издании Адвайта Ашрам (умственный центр ордена), Маявати, Алмора, Гималаи, 1925 (Himalayan Series, No. XLVII).

Ей предшествует краткое введение Ганди, которое, по моему мнению, интересно воспроизвести.

«История жизни Рамакришны Парамахансы – это история религии, воплощенной в жизни. Его жизнь позволяет нам видеть бога лицом к лицу. Каждый сможет, прочтя эту историю, убедиться, что только бог один реален и что все остальное – иллюзия. Рамакришна был живым воплощением Godliness.[394 - Это слово значит «добродетель», «святость», но по своему корню God (бог) оно заключает в себе более глубокое понятие.Сабармати.Маргширш, Кришна 1.Викрам самват, 1981.] Его слова – слова не только ученого: это страницы, взятые из Книги Жизни; они являются откровением его собственного опыта. Они производят на читателя впечатление, которому он не может противостоять. В наш век скептицизма Рамакришна дает пример яркой и живой веры, приносящей утешение тысячам мужчин и женщин, иначе бы оставшихся без духовного совета. Жизнь Рамакришны была практическим уроком Ахимсы (непротивления). Его любовь вдохновляет всех, прочитавших эти страницы.

М. К. Ганди»

Как устанавливает примечание издателей, этот труд основан на работах Свами Шарадананды, прямого ученика учителя и секретаря «Миссии Рамакришны» в течение четверти века, – на работах Рамчандры Датта, Акшайкумара Сена – также учеников Рамакришны, на воспоминаниях, собранных Приянатхом Синхом (иначе – Гурудас Вар-ман), учеником Вивекананды, на беседах учителя, записанных Махендранатхом Гуптой.

Эта компиляция, весьма ценная из-за проявленного старания собрать из первых рук буквально все документы, разбросанные повсюду, имеет то неудобство, что документы эти собраны без определенного порядка и без критики. Отсутствие (до настоящего времени) алфавитного указателя еще более затрудняет исследования.

2. Многим превосходит вышеуказанную работу в отношении порядка и разумности составления труд Свами Шарадананды, который, впрочем, пользуется предыдущей книгой. Он написан по-бенгальски, в пяти томах и не составляет полной и последовательной истории жизни. Рассказ, к несчастью прерванный смертью Шарадананды в 1927 году, останавливается на днях, когда больного Рамакришну переносят в сады Каши-пура, и не говорит о последних месяцах. Это произведение дает неполные сведения и об учениках Рамакришны; оно говорит лишь о некоторых, и главным образом о Вивекананде.

Общее название бенгальской серии:

«Шри-Рамакришна-лила-прасанга».[395 - Слово о лила (игре) Рамакришны]

Вот названия пяти томов по-бенгальски:

I и II – Гурубхаб (Шри Рамакришна как гуру, или учитель).

III – Балло-джибон (Молодость Рамакришны).

IV – Шадхокабхаб (Рамакришна как Садхака).

V – Диббо-бхаб (Шри Рамакришна в своих божественных образах).

Только два тома появились на английском языке – первый, написанный непосредственно Шараданандой, второй, переведенный с бенгальского оригинала.

Несколько глав бенгальского труда было опубликовано в обозрении Миссии Рамакришны – Prabuddha Bharata (отношения Рамакришны и Вивекананды) и в английских журналах.

Шарадананда задумал этот труд в форме изложения разнообразных проявлений этой жизни, не давая последовательного рассказа. По этому плану написаны по-бенгальски два первых тома. Затем Шарадананда пришел к мысли о биографии. Третий том посвящен юности, четвертый – годам, когда Рамакришна предавался садхане. Он доводит нас до конца этих упражнений и до начала сношений с Брахма Самаджем; здесь освещается роль Рамакришны как учителя (но еще не как религиозное явление). Пятый том описывает учителя среди своих учеников и говорит о начале болезни. Дойдя до этого места в своей работе, Шарадананде пришлось присутствовать при смерти Святой Матери (жены Рамакришны), затем – Свами Брахмананды, бывшего вместе с Вивеканандой любимым учеником и первым настоятелем ордена. Он был так этим потрясен, что оставил свою написанную работу и посвятил себя исключительно медитации.

Несмотря на неполноту работы, она весьма важна по своему содержанию. Шарадананда является авторитетом и как историк, и как философ. Его книги богаты метафизическими данными, позволяющими точно установить духовное явление Рамакришны в полном развитии индуистской мысли.

Если вы заметите некоторое отличие между работой на бенгальском языке Шарадананды и «Жизнью Рамакришны» (№ 1) – коллективным трудом Ramakrishna Mission, то нужно отдать предпочтение последней по свидетельству, полученному мною от Свами Ашокананды, ибо этот труд составлен с помощью Шарадананды и позднее, чем его собственная работа.

3. Gospel of Sri Ramakrishna (according to M. a son of the Lord and disciple) – or the ideal Man for India and for the World – два тома, Мадрас, Ramakrishna Math, изданные «Миссией» в марте 1897 г., предваренные двумя письмами Вивекананды, 2-е изд., 1911. Новые издания 1922, 1924 гг.[396 - К моему большому сожалению, два тома «Евангелия», которые я сумел достать, относятся к двум различным изданиям: первый том – к 4-му изданию 1924 года, второй том – к 3-му изданию 1922 года. Но можно полагать, что в такой короткий срок типографское расположение мало изменилось.]

Это «Евангелие Рамакришны», использованное также в большой биографии № 1, является точной записью М. (Махендранатха Гупты, директора одного учебного заведения в Калькутте) бесед с учителем, в которых он сам принимал участие или слушал их в течение четырех лет, с лета 1882 г Они имеют почти стенографическую точность. Хороший алфавитный указатель позволяет разобраться в разнообразии тем, вызванных случайностями дня.

4. The Life of Swami Vivekananda by his eastern and western disciples. The Advaita Ashrama, Himalayas, the semi-centenary birthday memorial edition in three volumes[397 - На самом деле издание имело четыре, а не три тома.] published by the Swami Virajananda from the Prabuddha Bharata Office Advaita Ashrama. Mayavati, Almora, Himalayas, т. I и II – 1914, т. Ill – 1915, т. IV – 1918.

Эта большая биография ученика Рамакришны, св. Павла ордена, представляет не только значительный интерес для истории его собственной жизни, но также и для истории жизни его учителя, ибо в ней записаны его непосредственные воспоминания.

Полезно также ознакомиться с полным собранием сочинений Вивекананды в 7 томах (3-е издание, 1923 г.).

Он часто говорит там об учителе с благоговейной благодарностью. Именно ему он посвящает знаменитую лекцию в Нью-Йорке, изданную под названием: «My Master» – в томе IV его сочинений.

5. «Sri Ramakrishna's Teachings» – «Поучения Шри Рамакришны», 2 тома. 1916 и 1920 гг. Адвайта Ашрам Майявати.

Это собрание мыслей, взятых из различных бесед учителя, именно из «Евангелия Рамакришны», и расположенных в определенном порядке. Оно имеет особую ценность как небольшое практическое руководство. Оно появилось в отрывках в журнале ордена «Prabuddha Bharata» и в других индийских журналах между 1900 и 1913 гг. Г-жа Е. фон Пеле подготовляет в настоящее время немецкое издание.

6. «Words of the Master» – «Слова учителя» (Избранные поучения Шри Рамакришны), – собранные Свами Брахманандой, 1924 г. Издательство Udboddhan Office, Багбаэар, Калькутта.

Еще одна маленькая антология, наибольший интерес которой заключается в личности того, кто составил ее.

7. Макс Мюллер. «Rama Krishna, his Life and Sayings», Лонгман, Грин и К0 – 1-е издание 1898 г., новое издание 1923 г.

Макс Мюллер лично знал в Англии Вивекананду и просил его рассказать все о жизни его учителя. Его маленькая работа основана, таким образом, на документах из первых рук, и он пользуется ими со своим широким, ясным критическим умом, объединяющим научные требования Востока с благородным пониманием всех форм мысли.

8. Дханагопал Мукерджи, «The Face of Silence», Нью-Йорк, E. П. Деттон и K°, 1926 г.

Это книга большой художественной ценности, являющаяся блестящим изображением всей личности учителя в атмосфере современной ему Индии. Мукерджи ознакомился со всеми важнейшими документами. Он беседовал также со многими выдающимися членами Ramakrishna Mission, знавшими учителя, как, например, Свами Туриянандой, и использовал «Воспоминания» Свами Премананды, одного из любимейших учеников Рамакришны. Я уже сказал, что «Миссия Рамакришны» была ему не особенно признательна за ту исключительную вольность, с которой его живое воображение художника распоряжалось иногда переданными ему словами и – что мне кажется еще более серьезным – самим характером Рамакришны. Но несмотря на эти промахи, я не могу забыть, что чтению этого прекрасного произведения я обязан моим первым знакомством с Рама-кришной и порывом, заставившим меня взяться за собственную работу о нем. Я сохраню к нему благодарность. С поразительным талантом Мукерджи сумел в своей книге выбрать и осветить то, что в личности Рамакришны могло привлечь умы Европы и Америки, не задевая их. Я считал необходимым проявить осторожность и, цитируя документы, никогда не разрешал себе «поэтизировать» их.

9. Полезно ознакомиться с индийскими журналами ордена Рамакришны, печатавшими и часто печатающими исследования и неизданные воспоминания об учителе и его учениках главным образом с «Prabuddha Bharata» и с «Ve-danta Kesari».

Я вначале сказал, насколько я обязан хорошим советом и сведениям «Миссии Рамакришны», никогда не устававшей снабжать меня документами и отвечать на мои вопросы. Я приношу ей снова свою благодарность.

ИКОНОГРАФИЯ

Только три изображения Рамакришны являются более или менее достоверными:

1) Фотография, напечатанная в большой английской биографии, составленной Адвайтой Ашрамом (с. 269). Ра-макришну отвезли к фотографу и втянули его в духовную беседу, во время которой он впал в самадхи. Тогда его сфотографировали. Увидев фотографию впоследствии, Ра-макришна заметил, что она изображает высокую степень состояния йога.

2) Снимок, напечатанный в т. IV полного собрания сочинений Вивекананды (с. 150).

3) Фотография, снятая во время киртаны (религиозной пляски и песни), в котором он принимал участие. Он – на пороге экстаза. Ученики приближаются к нему, чтобы его поддержать.

Картина в красках, изображенная на заглавном листе большой биографии на английском языке, была написана чешским художником Францем Дворжаком, но не с живой модели. Ученики находят в нем много сходства, но считают краски слишком яркими.

ОТКРОВЕНИЯ ШРИ РАМАКРИШНЫ

Вот вы все лепечете: «према» да «према», а знаете ли вы, что есть эта любовь? Святой Чайтанья – вот он Ишвару-господа истинно любил, уж он-то знал, что такое «према». У той любви есть два признака. Первый – с нею человек про все забывает; от любви ко Всевышнему словно бы ума лишается, сам себя не помнит… Второй признак премы-любви – это когда перестаешь тело свое беречь да холить, когда вовсе думать о нем перестаешь.

Также и постигшего Ишвару по нескольким признакам распознать можно, и тому, чья душа полна сокровищами любви, он не замедлит явить себя. Что это за сокровища? – спросите вы. Во-первых, отрешенность от всего суетного; во-вторых, милосердие ко всякой твари живой; в-третьих, почитание людей светлых – сад-ху. А еще – киртана – непрестанное повторение имен божественных и стремление к истине.

Из беседы Шри Рамакришны.

8 апреля 1883 г.

В ряду личностей, с чьими именами связано духовное возрождение Индии да рубеже XIX и XX веков, Шри Рамакришна занимает особое место.

Он не был ни поэтом, ни общественным деятелем; он никогда не считал себя профессиональным проповедником и тем более религиозным реформатором. Тем не менее начатое им движение, центром которого в настоящее время является пользующийся мировой известностью Институт Духовной Культуры (Калькутта), наложило отпечаток на все области общественной и политической жизни новой Индии.

Сын скромного брахмана из глухой бенгальской деревушки Камарпукур, едва окончив начальную школу, рано осознает свое признание; как и оба брата, он становится вначале домашним жрецом, затем жрецом в только что основанном храме богини Кали в Дакшинешваре, неподалеку от Калькутты.

Однако вскоре ритуальное служение отходит для него на второй план. Повинуясь «Матушке Кали» (так он называет Верховное Божество), с которой он беседует во время экстатических состояний (самадхи), Шри Рамакриш-на собирает вокруг себя юношей-подростков из окрестных деревень. В долгих задушевных беседах он делится с ними своим духовным опытом. Вскоре место его постоянного пребывания – Дакшинешвар – становится центром паломничества для людей самых разных сословий, верований и национальностей.

Объяснение этому, видимо, следует искать в поразительной врожденной интуиции Рамакришны, которая и помогла ему стать выразителем требований наступающей эпохи.

Глубинной проблемой для Индии конца XIX – начала XX века стала проблема постепенной утраты культурной, а следовательно, и духовной преемственности, что в первую очередь было связано с изменением соотношения между двумя ключевыми понятиями – идеалом и верой. До XIX века в сознании каждого индийца эти два понятия воспринимались в органическом единстве. В основе идеала – в его различных аспектах, от творческого до поведенческого, – лежал принцип веры, определяемый емким понятием «дхарма».

Экономические и политические сдвиги в структуре общества и внешнее нарушение сословных институтов, характерных для средневековья, привели к тому, что представления об идеале постепенно отдалились от религиозной доктрины. Европейская поведенческая модель открыто обозначила себя в качестве новых идеалов: главным становятся заработок, достаток, должность, популярность. Процесс внешней европеизации и утери «догмата» вызвал глубокую озабоченность в самых различных кругах индийского общества. Следствием этого стало появление многочисленных религиозно-реформаторских объединений (Ария Самадж, Брахма Самадж, Атмийо Сабха, Татхвабодхини Сабха и пр.). Их вдохновителями, организаторами и активными участниками сделались видные деятели индийской интеллигенции (в том числе дед, отец и сын Тагоры, Раммохан Рай, Ишварчандра Видьясагар, Кешавчандра Сен и другие), а также люди, в той или иной мере имевшие доступ к печатному слову. Их самоотверженная религиозно-просветительская деятельность дала мощный импульс развитию журналистики и новой литературы. Осуществленные ими переводы с санскрита на новоиндийские и европейские языки Упанишад и других классических трудов продолжили культурную преемственность и сыграли важную роль в формировании национального самосознания.

Однако два момента существенно снижали положительный эффект подобной деятельности: неизбежные яростные споры между членами различных обществ по вопросам трактовки терминов и ритуалов, а также сравнительно узкая сфера их влияния.

Известность Шри Рамакришны была связана с совершенно иной средой и имела совсем иные корни. Основой основ духовной жизни индийца всегда было религиозно-почтительное отношение к изреченному слову, к звуку как таковому, к слову как проявлению Высшего начала, как к «способу выхода в сферу вне этого мира». Именно поэтому в Индии традиция изустного сказа, притчи, передачи «сокровенного знания» – о земных воплощениях Всевышнего – аватарах, о героях древности, религиозных наставниках и подвижниках, – сохранялась непрерывной в течение многих столетий, несмотря на внешние катаклизмы.

Блестящая память, великолепные музыкальные способности Шри Рамакришны, детство, проведенное в среде с ненарушенным, традиционным укладом; постоянное общение со странствующими певцами, монахами, толкователями священных заветов, исполнителями религиозных мистерий-джатры; сама атмосфера благочестивой, строго придерживавшейся ритуалов семьи – все это дало ему возможность приобрести энциклопедические познания в области традиционной индийской культуры. Однако все это, вместе взятое, едва ли снискало бы ему славу аватары, если бы провидение не наделило его уникальным даром – сверхъестественной способностью к самососредоточению, способностью в момент религиозного порыва полностью отключаться от мира чувственного восприятия. Именно это его феноменальное свойство имел в виду один из самых милых сердцу Шри Рамакришны отроков – Нарендра (впоследствии ставший известным всему миру как Свами Вивека-нанда), когда назвал своего наставника «живым комментарием к ведам», когда писал о том, что Шри Рамакришна «за единое рождение сумел пройти весь цикл религиозного бытия Индии».

Основным источником вдохновенной веры Шри Рамакришны во всепобеждающую, всеочищающую силу любви ко Всевышнему стало движение бхакти, которое в Бенгалии возглавил Чайтанья (1485–1533).

Можно отметить четыре основных аспекта учения Шри Рамакришны, благодаря которым гибельный для духовного здоровья нации разрыв между реалиями современного бытия и традиционными религиозными принципами был во многом преодолен.

Первое. Шри Рамакришна в своих задушевных беседах (это были отнюдь не проповеди, а именно беседы, подразумевавшие участие обеих сторон) – ориентировался исключительно на эмоциональность слушателя.

Речь Шри Рамакришны непременно сопровождалась песнопениями на слова знаменитых поэтов-бхактов прошлого, таких как Кабир, Мира Баи, Нанак, Тукарам и Рам-прасад. Иногда он просил петь кого-нибудь из присутствовавших, чаще других Нарендру; иногда пел сам. «Будто от лица всех страждущих обращался он к Матери Мира», – пишет его биограф, скромно именующий себя «М», и далее приводит одну из самых любимых песен Шри Рамакришны:

А как нету в том вины ничьей, окромя моей,
Что тону-погибаю, избавленья не чаю.
Посередь святого поля сам яму копал себе, выкопал,
о рукам-ногам сам да повязал себя,
А как в яме той да вода черным-черна,
А черным-черна да от желаний неправедных,
Так черным-черна, что в ней и смерть видна…
Из той темной воды да как мне выбраться?
Тебя, Матушка, ожидаю, к милосердию твоему взываю,
Смени гнев свой на милость…

Второе. Хотя для самого Шри Рамакришны Верховное Божество воплощалось в облике богини Кали (она же Шакти, Дурга, Шьяма, Аннапурна), на вопрос, какой форме поклонения следует отдавать предпочтение, он отвечал: «Избери любую, какая тебе по душе…Не важно, Дух он или зримый образ. Для бхакта – Брахман в сердце его. Своею волею он облик человека принял и в душе его поселился. Он молитвам нашим слезным внемлет. Главное – возлюби его, и тогда он откроется тебе».

Третье. Поучения Шри Рамакришны делали путь постижения Всевышнего доступным для любого – независимо от вероисповедания, национальности и степени образованности. «Для бхакти нет касты. Любовь трепетная душу и тело очищает. С нею и неприкасаемый всем прочим равен, а без нее и брахман – пустое место». В этом высказывании слышится не только эхо движения бхакти XVI века, но и гораздо более далеких голосов – сахаджи-ев, сторонников буддийского вероучения ваджраяна (X–XII вв.). И еще говорит он: «Всех людей во всех краях – пускай разным богам поклоняются они – надобно любить одинаково».

Особенно важны советы Шри Рамакришны, обращенные к мирянам. Вопрос о возможности для живущего в миру, работающего человека избавиться от бремени кармы и обрести освобождение так же, как те, кто посвятил жизнь служению господу, Шри Рамакришне задавали постоянно. Он считал так: этот мир временного пребывания человека для того и создан, чтобы сознание свое очистить бескорыстным трудом. «Мирские дела вовсе бросить человеку не дано. Это в его природе, она человека на тот путь толкает. Работу-то как бросишь? Без заработка в наше время не выживешь. Семейную жизнь ведешь – ну и ладно. В этом греха нету. Одно помни: ко Всевышнему душою прилепись. Одною рукою дело справляй, а другою – за господа держись. Карма йога (служение деятельностью) – дело трудное. Потому молись, чтобы господь облегчил бремя твое… дал силы трудиться без корысти и сократил дела твои в миру…»

Называя жизнь в миру самой нижней ступенью, с которой начинается обретение господа, Шри Рамакришна давал вполне конкретные и практические советы мирянам, желавшим приблизиться к Сокровенному Знанию: повторение про себя священных имен, почитание домашнего божества и общение со «светлыми духом» людьми-садху. Особенно настойчиво предлагал он всенепременно какое-то время (день-два, а то и месяц) пребывать вдали от семьи, в воздержании и молитвах.

И последнее, что отличало поучения Шри Рамакриш-ны от религиозных проповедей реформаторов различного толка, – доверительный тон его беседы и необычайно яркая, образная речь. Свои советы Шри Рамакришна нередко облекал в форму житейской истории, действующим лицом которой был кто-то из присутствовавших, общих знакомых или он сам. Эффект воздействия его поучения во много раз усиливался благодаря присущему устному сказу приему: события реальной жизни постоянно перемежались пересказом эпизодов известных эпических сказаний или упоминаниями отдельных случаев из жизни религиозных наставников.

Это создавало поразительный эффект присутствия всех действующих лиц в одном временном измерении.

Идеи Шри Рамакришны получили свое развитие в деятельности Свами Вивекананды. Его усилиями в 1897 году в Калькутте был основан просветительский центр «Миссия Рамакришны» и одновременно с ним религиозный центр – «Велур Матх», где люди, решившие посвятить свою жизнь служению ближнему, могли бы готовить себя к этой деятельности.

Свами Вивекананда сформулировал задачи «Миссии» следующим образом:

1) Содействовать и пропагандировать изучение Веданты и ее принципов, а также теологии в широком смысле так, как это было задумано Шри Рамакришной и опираясь на его собственный духовный опыт.

2) Содействовать и поддерживать развитие искусств, наук и прогрессивных технологий.

3) Активно заниматься просветительской и образовательной работой среди населения.

4) Помня о том, что человек есть воплощение божие, вести общественно полезную благотворительную деятельность (школы, колледжи, больницы, инвалидные дома).

В настоящее время «Миссия» имеет более 140 филиалов во всех странах мира, включая и Россию.

1 марта 1937 года более двухсот ученых из тринадцати стран мира стали участниками конгресса религий, посвященного столетию со дня его рождения. Сочинение Ромена Роллана, вошедшее в эту книгу, одно из свидетельств пристального интереса мировой общественности к личности и учению Шри Рамакришны.

Е. К. Бросалина

РОМЕН РОЛЛАН И ФИЛОСОФИЯ РАМАКРИШНЫ

Обращение Ромена Роллана (1866–1944) к жизни и философии Рамакришны поначалу выглядит удивительным и необъяснимым. Почему знаменитый уже писатель, глубокий знаток музыки и итальянской живописи, автор исторических драм и теоретик театра – рафинированный эстет и европеец до мозга костей вдруг начинает углубленно изучать жизнь деятелей чуждой ему культуры, которую в те времена большинство даже образованных людей склонны были считать отсталой?

Однако ответ на этот вопрос найти не так сложно, как это кажется на первый взгляд. Если внимательно всмотреться в духовную биографию Роллана, проследить за эволюцией его общественных взглядов и эстетических идей, то его интерес в начале 20-х годов к изучению индийской истории и философии покажется вполне естественным и логичным.

Р. Роллан родился в 1866 году в семье нотариуса и получил блестящее гуманитарное образование в парижской Эколь Нормаль. К тридцати годам он успел защитить две докторские диссертации: о раннем европейском музыкальном театре и о поздней итальянской живописи. Затем была преподавательская работа в Сорбонне, успех первых же поставленных пьес, серьезные теоретические работы о театре. В 1903 году Роллан выпускает свою первую художественную биографию – книгу «Жизнь Бетховена». Она имела большой успех: говоря о своем любимом композиторе, писатель нашел особенную, личную интонацию, которая выделила эту биографию из ряда ей подобных. «Жизнь Бетховена» – это не просто описание земного пути одного из самых выдающихся композиторов в истории человечества, это прежде всего глубокие размышления самого Роллана о философии искусства, о природе творческого дара, о пути творца в зачастую враждебном ему мире.

Нельзя сказать, что Ромен Роллан был создателем жанра философской биографии: прежде в подобном ключе выпускали свои книги Босуэлл и Стендаль, одновременно с Ролланом – Честертон и Цвейг. Но Роллан вобрал в себя все лучшее, созданное его предшественниками, и выработал свой особенный метод и стиль. Так же написаны и биографии Микеланджело (1907) и Толстого (1911) – личностей, глубоко волновавших писателя.

В эти же годы Роллан создает главное свое произведение – десятитомный роман «Жан-Кристоф», который повествует о творческом пути композитора Ж.-К. Крафта, не принимавшего пошлость окружающей его жизни и бросившего вызов устоявшимся канонам творчества и законам человеческого общежития. По своей художественной силе этот роман можно поставить рядом с такими произведениями о судьбе Художника, как «Доктор Фаустус» Томаса Манна или «Луна и грош» Сомерсета Моэма.

Первая мировая война потрясла писателя. Веруя в разум, прогресс, духовность, он не мог принять и объяснить то, что творилось на полях сражений Европы, которая казалась оплотом гуманизма, высшей точкой развития науки, философии и искусства. Как и большинство его современников, Р. Роллан воспринял эту войну как самое трагическое событие во всей истории человечества. Он активно занимается общественной деятельностью, пишет статьи, призывающие прекратить бессмысленную бойню. Именно в этот момент зарождается его интерес к ненасильственным формам решения политических и общественных проблем, свойственным философии и культуре Индии.

В 1923 году выходит его книга о Махатме Ганди, затем следуют биографии Рамакришны (1929) и его ученика Вивекананды (1930). Как и прежде, Роллан использует для их написания разнообразный и богатый материал: книги, статьи, беседы с приверженцами учения о ненасилии. Под его пером рождаются образы простых, но воистину великих людей, воссоздается их окружение, историческая обстановка, дополняемые экскурсами в прошлое и беллетристическими вставками. Сам Роллан пишет, что его книги не о людях, а о «душах-вселенных», которые «соткали одежду для тех, кто ходит нагим» и «выпряли нить Ариадны, которая ведет нас по извилинам лабиринта».

В первые десятилетия XX века искренний и серьезный интерес к Востоку еще только зарождался среди западной интеллигенции. Всем еще памятны были слова, сказанные Редьярдом Киплингом: «Запад есть Запад, Восток есть Восток – и вместе им не сойтись». Но уже близко было время, когда Восток своей второй духовной родиной почувствуют Герман Гессе и Альберт Швейцер, Эзра Паунд и Леопольд Стафф… И среди этих выдающихся поэтов и мыслителей достойное место занимает Ромен Роллан с его книгами о Тех, Кто видел мир без войн и насилия.

Примечания

К моему большому сожалению, два тома «Евангелия», которые я сумел достать, относятся к двум различным изданиям: первый том – к 4-му изданию 1924 года, второй том – к 3-му изданию 1922 года. Но можно полагать, что в такой короткий срок типографское расположение мало изменилось.

«Катхамрита» – жизнеописание Шри Рамакришны, ориганальный текст на бенгальском языке. Перевод Е. К. Бросалиной.

Предупреждаю европейского читателя, что в этом рассказе о детстве я умышленно отказываюсь от своей критической личности (но она все время бодрствует на пороге). Я становлюсь голосом предания, флейтой под пальцами Кришны. Для нас важна в данном случае не объективная реальность фактов, а субъективная правда пережитых впечатлений. Они-то и составляют настоящую ткань этого повествования. Кто хочет распустить пряжу Пенелопы, найдет лишь пустой станок. Меня интересует мечта, цветущая под пальцами прилежной пряхи. Великий представитель науки показывает нам пример: Макс Мюллер, оставаясь верен критическим методам Запада и признавая вместе с тем другие формы мышления, попросил Вивекананду письменно рассказать жизнь Парамахансы и с педантичной точностью изложил этот рассказ в своей драгоценной книге. Он считает, что прием диалога, или «диалектики», как он его называет, в отношении событий, виденных и пережитых современниками, преломление действительности в сознании правдивых очевидцев есть необходимый элемент истории. Всякое познание действительности есть преломление ее в ощущениях и сознании человека. И следовательно, всякое добросовестное отклонение есть реальность. Дело критического разума – определить степень этого отклонения и угол зрения свидетельствующего. Но он всегда должен считаться с отражением действительности в искажающем зеркале человеческого восприятия.

Парамаханса – большая птица, высоко парящая (буквально – индийский гусь. Но этот вид в Индии не соответствует европейскому гусю). Слово это, означающее «мудрый и святой», обычно сопутствует имени Шри Рамакришна.

Индийские легенды прославляют не одно непорочное зачатие.

Чайтанья (1485–1553), выходец из семьи бенгальских брахманов, приобретя славу ученого-богослова и знатока санскрита, отряхнул прах устаревшей, скованной формализмом религии и пошел по дорогам проповедовать новую веру любви, основанную на мистическом слиянии с богом. Эта вера братски обращалась ко всем – к мужчинам и женщинам всех религий, членам каст и стоящим вне их, к мусульманам, индусам, отверженным париям, ворам, падшим женщинам, которых ее жгучая весть объединяла, очищала, обновляла.

Это было настоящее пробуждение, которое уже больше века предвещали чудесные песни певцов-поэтов. Самым тонким из этих певцов и самым искренним был Чандидас, бедный жрец полуразрушенного храма в Бенгалии, влюбленный в молодую крестьянку, которую он воспел на мистический лад в целом ряде небольших бессмертных поэм. Во всей сокровищнице европейских «Lieder» не найдется ничего подобного этим божественным элегиям по трогательной красоте. Аристократ Видьяпати, вдохновительницей которого была царица, в своем утонченном искусстве достиг такого же совершенства, как гениально простой Чандидас, но его напевы более радостны. (Выражаю пожелание, чтобы какой-нибудь настоящий поэт Запада пересадил эти поэмы в наш цветник. Нет любящего сердца, в котором они не расцвели бы вновь.)

Ученики Чайтаньи распространили эти поэмы по всей Бенгалии. Они ходили из селения в селение, танцуя, распевая в новой манере, называемой киртана, песни о Странствующей супруге, Человеческой душе, ищущей божественной любви. Лодочники с Ганги, крестьяне, повторяли слова мечтаний о пробудившейся душе, мелодическое эхо которых еще звучит в поэзии Тагора (особенно в «Садовнике» и в «Гитанджали»).

Детские мечты Рамакришны были увлечены этими киртанами. Он упивался молоком музыки вайшнавинов, и можно сказать, что сам он, всей своей жизнью, стал лучшей, богатейшей из этих поэм.

См. в «Листьях Индии», читраистском издании (изд. С. A. Hogmann. 20, Rue Mathias, Boulogne sur Seine, 1928), первая тетрадь – превосходную статью К. М. Pannikkar, «Религиозное движение в Индии в средние века», пер. Дюгара, и очерк Тапанмохана Чатерджи «Древние мистические песни Бенгалии», пер. Мадлены Роллан, где имеется маленькая, хорошо подобранная антология из произведений Чандидаса, Видьяпати и других.

О связи поэзии Тагора с древними поэтами Бенгалии см. Maujuial Dane, La poesie de Rabindranath Tagore, 1927:

«Тагор не переставал восхищаться поэтами-вайшнави-нами и считал их своими учителями, в особенности Чандидаса, Видьяпати и позднее Чайтанью…»

Письмо ученого последователя Рамакришны, издавшего его Евангелие (Mahendranath Gupta), освещает некоторые моменты.

Рамакришна знал великих поэтов, но чаще всего в популярном переложении для представлений народного театра, называемых «джатра» (вроде тех, в которых он ребенком играл роль Шивы). Он восхищался Чайтаньей, особенно в период после 1858 года. В конце концов он стал отождествлять себя с ним. В одной из первых бесед с молодым Нарендрой (Вивеканандой) он заявил, к полному недоумению молодого человека, что он был Чайтаньей в одном из предыдущих своих воплощений. Он много способствовал пробуждению забытого в Бенгалии мистического чувства, свойственного Чайтанье.

Рамакришна был четвертым из пятерых детей.

Шудра – четвертая из четырех основных каст, которая первоначально состояла из рабов.

Тут были безумцы Писания, в котором царило одно слово: ОМ.

Были такие, которые плясали и, корчась от смеха, кричали «браво!», издеваясь над обманчивой видимостью мира. Другие, совершенно голые, питавшиеся вместе с псами объедками нищих, совершенно не видели разницы между одной формой и другой и ни к чему больше не были привязаны. Здесь происходили мистические и вакхические хороводы «тантриков». Юный Рамакришна наблюдал их – позже он не без юмора описал все это – внимательным и взволнованным взором, иногда очарованный, иногда полный отвращения.

Храм существует и поныне. Комната Рамакришны, в северо-западном углу двора, сейчас же за двенадцатью храмами Шивы, была с полукруглой верандой, с колоннами, подпиравшими крышу, выходившую к Ганге с западной стороны. На большом четырехугольном дворе помещался зал для музыки и священных представлений. По бокам были расположены комнаты для гостей, кухни для них и для богов. С восточной и северной стороны простирался чудесный, с двумя прудами, тенистый сад, тщательно разделанный, полный цветов и благоухания. Подальше мы видим теперь группу из пяти священных деревьев, посаженных по желанию Рамакришны и ставших известными под именем Панчавати. Здесь он проводил целые дни, размышляя и беседуя с Матерью. Рядом шумит Ганга.

В это символическое изображение Рамакришна позднее вложил грандиозный смысл:

– Человечество должно умереть для того, чтобы проявилось божество. Но и божество должно, в свою очередь, погибнуть, чтобы уступить место высшему проявлению – то есть осуществлению Абсолюта. «И вот на теле умершего божества всеблагая Мать танцует свой небесный танец».

Камалаканта.

В северо-восточном углу храма.

Я использую три его рассказа, в общем похожие и дополняющие друг друга некоторыми штрихами.

В тексте значится буквально: «Я потерял все свое естественное сознание». Эта деталь имеет значение, так как из дальнейшего явствует, что другое сознание, внутреннее, наоборот, достигает при этом высшего развития.

Шри Рамакришна, The great Master, vol. 2, by Swami Saradananda (опубликовано Ramaakrishna Math в Миланпурe, Мадрас, 1920). Шарадананда, умерший в 1927 году, был близок с Рамакришной, он один из крупных представителей религиозной и философской Индии. Написанная им биография, к сожалению не оконченная, является наиболее интересной и достоверной.

Тереза тоже в минуту крайней душевной усталости чувствует приближение Невидимого как внезапно нагрянувшее наводнение: словно море поглощает ее. Лишь позже суровые внушения Сальцедо и Гаспара Даза заставляют ее – ценой каких мучений! – водворить беспредельное в пределы Христова тела.

В остальном движение экстаза Рамакришны совпадает, как оно и должно быть, с обыкновенным процессом всех «откровений» (см. богатую коллекцию документов, собранных Starbuck, под названием «Psychology of Religion» и использованную В. Джемсом). Почти всегда оно имеет ио ходной точкой состояние изнеможения, тоски. Отчаяние, разбивающее прежнее «я», – это дверь, ведущая к новому «я».

Замечательно еще то, что момент прозрения часто связан с «фотизмом» (световые явления) и морским приливом. См. на с. 215–216 книги Вильяма Джемса «Многообразие религиозного опыта» (франц. пер. Ф. Абози, 1906) великолепный рассказ о видении президента Финнея:

«…Волны любви одна за другой наталкивались на меня… волны эти, вздымаясь все выше и выше, переливались через мою голову… Я кричал: „Если так будет продолжаться, я умру“… потом я сказал: „Господи, я не могу больше терпеть“. Однако я нисколько не боялся смерти. Я был так счастлив, что не мог больше жить».

См. также рассказ великой мистички, которую наблюдал и описал Т. Флурнуа.

Он не щадил также своих покровителей, чья неизменная дружба защищала его от всех нападок. Однажды, когда благочестивая богачка, основательница храма, Рани Расмани, рассеянно молилась, Рамакришна прочитал фривольные мысли, бродившие в ее голове, и публично дал ей пощечину. Всеобщее возмущение. Но Расмани остается спокойной. Она благородно считает, что справедливо наказана божественной Матерью.

Позже он в течение 6 месяцев был «гопи» (пастушкой), влюбленной в Кришну.

Процесс этих превращений очень интересен. Прежде чем стать Рамой, он приступает к подготовительным работам, становится теми, кто служит Раме. Начинает он с самого скромного, с Ханумана. Тогда (как он полагает, чтобы вознаградить его) ему является Сита. Это первое его настоящее видение наяву. Все его последующие видения пройдут те же этапы развития: сначала он видит образы вовне, потом они растворяются в нем, и, наконец, он становится ими. Здесь мы наблюдаем воочию творческий акт, естественное движение его поразительной гениальной способности воплощения. Он мгновенно олицетворяет свою мысль и вслед за тем сейчас же воплощает этот образ. Вообразите, что вы находитесь в самой лаборатории творчества Шекспира и видите, словно на кинофильме, как создаются его образы.

Я не скрою, что, дойдя до этого места биографии Рамакришны, я закрыл книгу и, может статься, не скоро раскрыл бы ее вновь, если бы я не знал по некоторым словам, по некоторым лучезарным поступкам его последующей жизни о вершинах мудрости, которых я достиг. Теперь, когда я проделал весь подъем целиком, мне понятны те опасные, головокружительные дороги, по которым пришлось для этого идти.

Члены Общества Брахмы. (Примеч. ред.)

Ганди, слишком хорошо – по собственному опыту – знавший детские браки и сохранивший на всю жизнь жгучее и позорное воспоминание об этих преждевременных экспериментах, особенно энергично выступал против них. Однако он признает, что в редких случаях, у людей избранных, честных и религиозных, этот взаимный обет, данный в раннем детстве, приносит чистые и благодатные плоды. Он отвлекает их мысли от других искушений, от нездоровых привычек отрочества. Он придает союзу характер братской святости. Известно, каким верным другом была для Ганди на тяжелом пути его жизни маленькая девочка, связанная с ним судьбой.

фамилии Мукхопадхьяя, впоследствии известная под именем Шарададеви.

У коренных индусов есть чудесный обычай называть матерью всякую женщину, хотя бы она была намного моложе их.

В течение шести лет, как он уверяет.

В 1861 году умирает его покровительница Рани Расмани. К счастью, зять ее Матхур-бабу остается ему верен.

Я принужден для удобства изложения употреблять эти двусмысленные понятия: Восток и Запад. Но я бы хотел, чтобы читатель, как и я, различал несколько категорий Запада. Что же касается Востока, означающего в общепринятом смысле Восток Ближний, семитический, то, по-моему, он гораздо дальше по духу от Индии, чем иногда Запад, славянский, германский и северный. В этом месте моего изложения, употребляя слово «Запад», я имею в виду те великие арийские племена Европы и Америки, которые в своем продвижении на запад оторвались от общего индоевропейского ствола.

Я нисколько не отрицаю наличия у индусских мыслителей и другого способа постижения Абсолюта. Но даже их лишенная образа Адвайта не совсем лишена жгучей печати интуиции. Если лишенное образа освобождается от сетей видимости, то можно ли утверждать, что оно не приобретает некоей таинственной осязаемости? Не носит ли его проявление характера молниеносного прикосновения?

Я заимствую эту сводку идей из мастерского предисловия Шарадананды к его книге «Шри Рамакришна».

Среди многих других, главные из которых я укажу во второй части этой книги, посвященной философскому и религиозному учению Вивекананды. Там я отведу значительное место главным йогам Индии.

Neti («не то») – таково именно определение Брахмана в Упанишадах. См. в христианской мистике: Св. Дионисий Ареопагит. «Трактат о мистическом богословии», гл. V (о том, что Верховный Создатель познаваемых вещей не является ничем из того, что может быть постигнуто разумом), где ученый-богослов собирает на одной странице всевозможные отрицания для определения бога (Oeuvres de St. Denys Areopagite, traduites et presentees par Mgr Darboy, rendition de 1887, pages 285–286). Во втором томе настоящей книги я вернусь к этому параллелизму между двумя мистиками: индуистским и европейским.

См. приложение I.

Саньясин означает: «тот, кто все отринул, отказался от всех мирских желаний» (определение Макса Мюллера); «тот, кто не любит и не ненавидит» (определение Бхага-вадгиты). Дама, о которой идет речь, еще не достигла, как Учитель увидит впоследствии, этого божественного безразличия.

Эта встреча, овеянная наивной прелестью «Тысячи и одной ночи», вызвала недоверие европейских историков, склонных, как Макс Мюллер, видеть во всем эпизоде с Бхайрави лишь символ психологической эволюции Рама-кришны. Но личность этой духовной руководительницы на протяжении шести лет, проведенных ею вместе с Рама-кришной, выявляется настолько рельефно (и не всегда в ее пользу), что невозможно сомневаться в реальности этого женского, со всеми его слабостями, образа.

Культ Вайшнава был преимущественно культом любви. Рамакришна тоже принадлежал к семье вайшнавинов.

Как известно, Вишну, прежде бог солнца, основал свое владычество над миром еще благодаря своим превращениям, из которых главные – Кришна и Рама. Именно к этим двум божествам, как показывает его имя, ближе всего стоит Рамакришна. И сам он впоследствии будет почитаться как новое воплощение Вишну, как аватара, подлинный богочеловек.

Здесь я опять-таки ссылаюсь на книгу Шарадананды. См.: Рюисбрук, De orriatli spiritalium nuptiarum: «Выходите». Это говорит бог… Он говорит во мраке духу, который растворяется и истекает… Надо затеряться в священном сумраке, где радость освобождает человека от него самого и больше уже не находит себя вопреки законам человеческой природы. В бездне мрака, где любовь зажигает огонь смерти, я вижу зарю вечной жизни… Благодаря этой необъятной любви нам дается радость умереть для самих себя и выйти из тюрьмы, растворившись в океане субстанции и жгучей тьме (III, 1, 2, 4 и в других местах. Перевод Эрнеста Элло).

Но его «я» задержало бы его на последнем этапе дороги – на перекрестке, где надо расстаться с личным богом и его любовью. А его духовная мать Бхайрави также не торопилась подтолкнуть его вперед. Оба они инстинктивно отворачивались от безобразного созерцания, от последней пропасти – от Безличного.

Величайший современный мыслитель Индии Ауро-биндо Гхош реабилитировал путь тантр, на который была брошена тень из-за допущенного искажения некоторых его методов. Заклеймив эти искажения, он восстановил его первоначальный смысл и показал его величие.

В отличие от других ведических доктрин, согласно которым богом является Пуруша (сознающая себя душа), целью – познание, богом тантры является Пракрита (энергия, душа природы), а целью – полнота обладания. Вместо того чтобы бежать от природы, тантра борется с ней и овладевает ею. Это дионисийское начало и противоположность началу Аполлонову… Небезынтересно знать, что Рамакришна, единственный из всех йогов Индии, соединил в себе оба эти дополняющие друг друга начала.

Этот эффект длительного экстаза, вызываемый постоянным притоком крови, есть в Индии обычное явление, согласно наблюдениям йогов. И впоследствии мы увидим, что Рамакришна с первого взгляда на грудь посвятившего себя богу человека определял, в какой мере он прошел испытание божественным огнем.

Достойно внимания, что Рамакришна, чрезвычайно одаренный в области поэзии и искусства, не имел ни малейшей склонности к математике (совсем иной склад ума у Вивекананды, который, будучи в такой же мере художником, понимает и любит точные науки).

Ему тогда было 28 лет.

Адвайта (лишенный двойственности) – это самая точная, самая абстрактная форма Веданты. Она восходит до Упанишад и даже еще дальше. Величайшим ее представителем в VIII веке нашей эры был Шанкара, к которому я еще вернусь в моем изложении. Это абсолютное отрицание двойственности. Существует одна-единственная реальность, исключающая всякую другую реальность. Ее имя не имеет значения: бог, бесконечность, абсолютное, Брахман, Атман – не все ли равно? Ибо эта реальность не обладает ни одним качеством, которое способствовало бы ее определению. На всякую попытку такого определения Шанкара (как и Дионисий Ареопагит) имеет один ответ – «нет, нет». То, что кажется существующим (мир наших чувств и нашего разума), есть все то же единое абсолютное, но ложно порожденное неведением (Авидья). Под влиянием Авидьи, которую Шанкаре и всей его школе очень трудно как следует объяснить, Брахман принимает разные имена и разные формы, которые просто являются несуществующими. Единственно существующее в этом потоке призрачных «я» – это настоящее Я, Параматман, Единый. Для его достижения добрые дела бесполезны; самое большее, они способствуют образованию атмосферы, благоприятной для внезапного явления познания. И только это познание – и притом непосредственное – может возродить душу и спасти ее (Мукти). Так противополагается греческому yvohu Dmmov («познай самого себя») – «зри себя и будь собой» великих индусских последователей Веданты, tat twam asi («ты еси это»).

По-прежнему любимой Кали.

Здесь речь идет, конечно, не о грубом самогипнозе курицы, впадающей в оцепенение перед чертой, проведенной мелом на освещенной солнцем дороге (я читаю в мыслях моего непочтительного западного читателя). Умственная операция, описанная Рамакришной, – это строгая сосредоточенность, не исключающая, а, наоборот, предписывающая беспощадный критический анализ.

Вот как осуществляется путем экстаза то движение духа, которое мы выше приводили, цитируя комментарий Рамакришны к танцу Кали на теле Шивы. «Надо, чтобы человечество погибло… И боги, в свою очередь, должны погибнуть», прежде чем дух достигнет абсолюта.

Впоследствии Рамакришна в кругу молодых людей рассказывал о своем восхождении. Д. Г. Мукерджи, воспринявший эти рассказы из уст одного из первых учеников Рамакришны, воспроизвел в сжатом виде – не семь замков, а семь долин экстаза и размышления – и вложил их в уста Рамакришны в своей прекрасной книге «The face of Silence» («Лик Молчания»), изд. 1926 г., с. 153 и ел. К сожалению, исключительная талантливость автора и восторженность его воображения побудили его при «сочинении» этого блестящего произведения отойти от способов выражения, а в некоторых местах – и от способов мышления Рамакришны. «Ramakrishna Mission», суровый страж подлинной и проверенной традиции, заявила протест по поводу допущенных Д. Г. Мукерджи вольностей. Не замалчивая этих возражений, я решил, что не следует лишать европейского читателя этого замечательного текста, который передает, во всяком случае, отблески мистического просветления индусов. Он достоин поэтому занять место в священной книге о странствиях Души, рассказанных нашими великими католическими духовидцами Запада. Читатель найдет его в приложении II в конце этой книги.

Название секты, к которой принадлежал Тотапури. (Букв, «обнаженный». Членам секты предписывалось не носить одежду. – Примеч. ред.)

Мукерджи.

Махендранатх Гупта.

Во время нескольких путешествий, предпринятых им впоследствии в обществе Матхура-бабу, он очень быстро устает, не может идти, его приходится нести.

Я рассказываю, начиная с того момента, когда ему удалось наконец связать воедино, в одном центре, Брахмане, все нити форм и судеб. Ибо до того времени он отдавался каждой из них по очереди.

Последние штрихи этого портрета заимствованы из воспоминаний еще живого свидетеля, Махендранатха Гупты (см.: Prabuddha Bharata, март 1927 г., и The Modern Review, май 1927 г.).

Психофизиологическая система воспитания нашего времени могла бы кое-что позаимствовать от этих методов, приучавших учеников к размышлению сначала на удобных стульях, потом постепенно на более твердых и, наконец, на голой земле или постепенно упразднявших одежду и пищу до полного оголения и крайних лишений; затем, после этих подготовительных приемов, ученики рассылались по всей земле – сначала вместе с товарищами, потом поодиночке – до окончательного уничтожения каких бы то ни было связей, привязывающих человека к миру видимого.

Шакти здесь понимается как эманация божественной энергии, как излучение Брахмана.

Уход Тотапури относится к концу 1865 года. Возможно, что именно он дал сыну Кудирама получившее теперь известность имя Рамакришна, после того как приобщил его к Саньясе (см.: Saradananda Sadhakabhava, с. 285).

Пракрита – это энергия, душа природы, творческая воля, действующая во Вселенной (определение Ауробиндо Гхоша, который противополагает ее «молчаливому и бездеятельному Пуруше»).

Сравните этот текст с другим, существеннейшим, менее известным, но еще более замечательным, который раскрывает смысл его культа богини Кали, глубокое чувство Единства, скрытое под завесой кажущегося язычества.

«Кали» – это то, что вы называете Брахманом. Кали есть первоначальная энергия (Шакти). Когда она бездеятельна, мы называем ее Брахманом. Но когда она проявляет себя в созидающей, сохраняющей, разрушающей деятельности, мы называем ее Шакти или Кали. Тот, кого вы называете Брахман, тому я даю имя Кали. Брахман и Кали нисколько не отличны друг от друга, так же как огонь не отличен от горения. Когда думаешь об одном, нельзя не думать о другом. Принять Кали – значит принять и Брахмана. Принять Брахмана – значит принять и Кали. Брахман и его власть тождественны. Это то, что я называю Шакти или Кали. (Беседы Рамакришны с Нарендрой Ви-веканандой и Махендранатхом Гуптой по поводу теории Шанкары и Рамануджи, опубликованные в «The Vedanta Kesari», ноябрь 1916 года.)

Мы не притязаем здесь на изложение глубокой и подчас очень сложной метафизики Веданты. Полезно будет, однако, дать европейскому читателю хотя бы общее понятие о двух главных ее направлениях.

Шанкара – величайший философ Индии – жил во второй половине VIII века нашей эры. Он был первым, и притом гениальным, представителем брахманистической мысли, объявившим войну мысли буддийской, от которой в известной степени сам был несвободен. Он проповедовал абсолютный монизм, единственную Реальность Брахмана, «бесподобного» (Адвайта), единую Субстанцию – единую причину, если ее можно так назвать, ибо ее так называемые следствия – видимый мир и индивидуальные души – есть лишь совокупность иллюзорных, феноменальных изменений.

Бесполезно стремиться, как учат буддисты, к постепенному завоеванию Абсолюта, ибо всякое движение индивидуального разума равно нулю. Завеса, за которой скрывается ослепительное единое, может и должна упасть сразу. Как ни ужасна эта бездна Единого, в которой исчезает весь мир, ее притягательная сила для индуистской мысли была безмерна. Она существует и посейчас, не претерпев никаких изменений. Это доказывает, что она есть эманация самой индуистской мысли. Шанкара был ее подлинным выразителем.

Но только избранные умы могли полностью постичь этот рожденный Гималаями идеал безличного Абсолюта. Индивидуальная душа не замедлила предъявить права на реальность своего существования. После безраздельного триумфа в IX и X веках учения Шанкары знамя религиозного бунта было поднято в XI веке в Тамиле и, распространившись на Кашмир, перекинулось в южную Индию, где нашло своего бесспорного вождя в лице Рамануджи, первосвященника (или святого Альвара), который занимал патриарший престол в Шрирангаме, в Тричинополи (XIII век) (Я беру дату, указанную К. М. Панниккаром. П. Массон-Урсель относит патриаршество Рамануджи к XII веку (ср.: Masson-Oursel P. Esquisse d'une histoire de philosophic indienne, 1923; Pannikkar К. М. Mouvement religieux dans I'lnde au moyen-age (Feuilles de I'lnde, 1928).). Не порывая с монизмом Шанкары, он вновь включил в него человечество. Основанием его учения были великие слова Кришны из Бхагавадгиты:

«Так же, как Мой слуга не может жить без меня, его высшей цели, так и Я не могу жить без него. Значит, поистине он есть Я».

Это означает утверждение того, что если бог тождествен с каждой индивидуальной душой, которая есть лишь его проявление, то эти проявления так же реальны и необходимы богу, как бог необходим для них. Это утверждение вместе с тем положило основание знаменитому методу бхакти – непрерывному любовному диалогу между душой и богом, которым в течение многих веков упивалась Индия, в особенности Бенгалия, после того как в XIV веке ученик Рамануджи – Рамананда – принес божественное слово в Бенарес и проповедовал его на простом языке людям всех каст и верований. Великий Кабир, магометанский поэт-ткач, песни которого открыл Европе Рабин-дранат Тагор, был учеником Рамананды. От него начинается длинная цепь мыслителей и поэтов-мистиков, которая через Тулси Даса и Чайтанью приводит к Рамакришне. Лапидарное изречение Рамананды: «Кто возлюбил бога, есть часть его» – могло бы служить эпиграфом к учению Рамакришны и красоваться на дверях его монастырей (матхов).

Так создалась целая лестница природы, находящейся в вечном движении, в вечном становлении, в непрестанном процессе подъема, – в которой Макс Мюллер, а после него и Вивекананда видели начало теории эволюционизма.

Была однажды кукла из соли, которая сошла к морю с намерением измерить его глубину. Она держала в руке морской лот. Подойдя к берегу, она предалась созерцанию могучего океана. До этого момента она продолжала оставаться соляной куклой. Но лишь только она сделала один шаг вперед и поставила ногу в воду, как слилась в одно с океаном и исчезла в нем… Соль, из которой она была сделана, возникла из океана, и вот она возвратилась в океан… Соляная кукла не может вернуться к нам, чтобы рассказать о глубине океана («Евангелие Рамакришны», с. 91).

Заметьте, насколько эта матафизика абсолютного в Адвайте приближается к некоторым доктринам досократовой Греции – к «Неопределяемому» Анаксимандра Ионического, из которого вышло, отделившись, все сущее, к Единому без подобия Ксенофана и элеатов, из которого исключено всякое движение, всякое изменение, становление, всякая множественность, являющиеся простой иллюзией. Еще до наших дней не восстановлена непрерывная цепь мысли, связывающая мыслителей Индии с первыми творцами эллинской философии.

Я опираюсь здесь на его беседы 1882 года – следовательно относящиеся к концу его жизни и резюмирующие его мысли.

В Индии личный бог часто понимается как начало женское: Пракрита, Шакти.

Сравните с ролью сына в христианской мистике: «Сияние моей славы, возлюбленный сын» (это говорит бог).

«Сын, в твоем лице невидимое зримо».

«Видимым становится то, что я еемь божество, и твоей рукой я исполняю мою волю».

«О второй Всемогущий…» Мильтон. Потерянный рай, VI, 680.

Эти слова могли быть сказаны Рамакришной – за исключением разве слова «второй», которое подчиняет Высшей воле ее выражение. Но и та, и другое одинаково всемогущи. Бог Мильтона, как и Брахман Рамакришны, будучи абсолютным, невыявляющимся, не может действовать, он только хочет, а сын его является Демиургом, богом творящим, богом действенным (как у Рамакришны – Мать). Сын – это слово, он говорит, движется, проявляет себя. Бог же абсолютный – невидим.

Fountain of light, thyself invisible…
(Источник света, сам незримый…)

Потерянный рай, III, 374.

Он неосязаем и непостижим. Он недвижим и, однако же, вездесущ: ибо он все.

«…Могущественный Сын явился и занял место рядом с отцом бесконечным, ибо он (отец) также ушел невидимый и вместе с тем остался – таково преимущество Вездесущего…» (Потерянный рай, VII, 588). (См.: Denis Saurat, Milton et ie materialisme chretien en Angleterre, 1928.)

Сродство обеих мистик очевидно и естественно. И та и другая пришли с востока. Обе, если смотреть еще шире, породил человеческий мозг, возможности которого ограниченны.

Акт, обусловливающий ряд последовательных рождений.

Gospel of Sri Ramakrishna (Евангелие Рамакришны). According to M a son of the Lord and disciple. I Edit., Madras, 1897 (при жизни Вивекананды последи, изд., 1922–1924 гг., с. 19 и ел.).

Наоборот, у них заметна тенденция отрицать ее даже тогда, когда они творят нечто новое. Это особенность религиозных умов современной Индии – или, вернее сказать, всех стран и всех времен. Они сильны уверенностью в том, что их истина освящена временем, что она – древняя истина, сама Истина с большой буквы. Дайянанда, непримиримый основатель «Арья Самаджа», возмущается, когда ему приписывают новые мысли.

Не следует забывать, что ее поэтические и музыкальные элементы заимствованы из народной сокровищницы Бенгалии. Мы уже видели по его переделкам для народных театральных представлений, насколько он был проникнут великими творениями классиков-вайшнавинов. Но, если не считать Кабира, гимн которого он часто исполнял, он больше увлекался сравнительно новыми поэтами и музыкантами (Евангелие Рамакришны). Самый старый из них и особенно им любимый, Рама Прасад, жил в XVIII веке. Рамакришна беспрестанно цитирует и поет его гимны божественной Матери (прекрасный их образец, переведенный на французский язык, помещен в «Feuilles de l'lnde», вып. I, с. 215–217: «Океан и существо» – перевод Маргариты Фертэ):

О мой дух, погрузись, призывая имя Кали,
В бездонные воды Океана души!

Рамакришна обязан Прасаду, давшему толчок его творчеству, лучшими из своих притч (например, о воздушном змее – она приведена в конце книги) и некоторыми чертами характеристики Матери (ее лукаво сощуренный глаз, когда она играет с любимым ребенком, которого заставляет блуждать в дебрях Иллюзии).

Из ряда других поэтов-музыкантов, цитируемых в «Евангелии», я назову Камалаканту (пандит начала XIX века, исповедующий культ Матери), Нарешчандру (той же эпохи, такой же ярый приверженец Кали), Кабира (святой бенгалец-вишнуит, той же эпохи, автор популярных народных напевов), а из более современных – Премдаса (настоящее его имя Трайлокья Санньял, ученик Кешаба, автор песен, зачастую вдохновленных импровизациями Рамакришны) и Гириш Чандру Гхоша, крупного драматурга, ставшего последователем Рамакришны (песни, входящие в его пьесы: Чайтанья-лила, Буддха-чарита и др.).

Или же «старшая сестра». Так как в другом месте Рамакришна говорит Кешаб Чандре Сену: «Майя создана божественной Матерью как часть Вселенной. Мать играет миром. Мир – ее игрушка. Она запускает воздушного змея души, привязанного к веревке иллюзии» (октябрь 1882 года).

Saurat Denis. Milton et le materialisme chretiene en Angleterre, с 52.

Cf. Milton: Dark with excessive Light thy skirts appear (складки твоего платья кажутся темными от яркого света).

Рассказывают, что какой-то прохожий монах, заметив, что он умирает, ударами вернул ему готовую покинуть его жизнь.

Великий его ученик Шарадананда, самый сведущий в индуистской метафизике и лучше всех других его учеников изучивший интеллектуальный механизм своего учителя, описывает этот шестимесячный экстаз (Нирвикальпа самадхи) как состояние, при котором сознание его «я» исчезло окончательно и только изредка возвращалось, как легкое облачко, слегка затуманивавшее полное отрешение. В эти мгновения бесконечно мало ощутимого сознания Рамакришна, по словам Шарадананды, воспринимал веления космического Духа (другими словами, смутный и тиранический призыв жизненной силы), принуждавшие его оставаться в Бхава-Мухта: «Не теряй окончательно сознание твоего „я“ и не сливайся с трансцендентным Абсолютом, но пойми, что космическое „я“, из которого рождаются все бесконечные формы Вселенной, заключается в тебе в каждый момент твоей жизни. Живи и делай добро человечеству».

Значит, в течение этого долгого спуска в самадхи Рамакришна достиг «уразумения» своей божественной миссии, должно быть, не сразу, не в один день, но постепенно. Именно – в первой половине 1866 года.

Более того, он удерживает от этого испытания и обыкновенных людей, у которых русло жизни нешироко и которых такой поток потопил бы, на гибель им самим и всем их окружающим. Способ, которым он излечил своего Санчо Пансу, своего молодого племянника, верного и прозаического Хридая, и своего богатого покровителя Мат-хура-бабу от их поползновения вкусить запрещенных плодов экстаза, по юмору и здравому смыслу достоин Сервантеса.

Хридай, славный малый, очень преданный, но невысокого полета, захотел извлечь некоторую выгоду из славы своего дяди; бескорыстие Рамакришны выводило его из себя. Ему захотелось хоть для себя, на правах родственника, использовать духовные преимущества дяди. Напрасно Рамакришна удерживал его от экстатических исканий. Хридай упорствовал, и ему удалось довести себя до полного расстройства. Он корчился в судорогах, громко вопил. «О Мать, – сказал Рамакришна, – притупи чувства этого идиота». Хридай, упав с неба на землю, разразился упренами: «Что вы сделали, дядя, вы лишили меня этих несказанных радостей». Тогда Рамакришна, лукаво улыбаясь, предоставил ему действовать по своему усмотрению. Но когда Хридай довел себя до мучительных видений, он взмолился к дяде, прося скорее избавить его от них.

Такая же история произошла с богатым господином Матхуром. Он старался всеми силами, чтобы Рамакришна помог ему достигнуть самадхи. После долгих отказов Рамакришна наконец сказал: «Будь по-твоему, друг мой». Но вслед за столь желанным самадхи Матхур-бабу потерял всякую охоту заниматься делами. Он получил больше, чем ожидал; обеспокоившись, он не выдержал и стал умолять Рамакришну навсегда избавить его от экстазов. Тот посмеялся и излечил его.

Нарендранатх Датт – настоящее имя того, кто позже назвал себя Вивеканандой.

См.: Mukerji D. G. The face of Silence.

Однако он не расточал этого титула. Он чтил многих святых людей, как, например, тиртханкаров, основателей джайнизма, десять гуру сикхов, но не считал их воплощениями. Позже у него, в его доме, между божественными картинами, находилось и изображение Христа, перед которым день и ночь курились благовония. Многие индусы-христиане видели в нем сияние Христа и, случалось, впадали перед ним в экстатическое состояние.

Вивекананда же добавлял: «А я как раз наоборот». Другой крупный религиозный мыслитель Индии, весьма интеллектуальный и для своего времени сильно европеизированный, Кешаб Чандра Сен, в благородном смирении садился у ног бхакта, душевная интуиция которого освещала для него смысл мертвой буквы.

Рамакришна действительно если не говорил, то во всяком случае понимал посанскритски.

Евангелие Рамакришны, II, 17.

Евангелие Рамакришны, И, 248.

Если не считать его опыта с христианством, который я ради логической связи ввел в предшествовавшую главу, хотя хронологически он относится к 1874 году.

Начиная с этого времени он решительно противится всем искушениям экстатической смерти и избегает всякого риска в этом отношении. Он отказывает себе в некоторых опасных эмоциях, как, например, в посещении в 1868 году священного места Гайя, слишком связанного для него с экстатическими переживаниями: он знает, что после того ему трудно будет вернуться духом к обыденной жизни. А он должен теперь подчиняться внутреннему велению: продолжать жить со всеми, чтобы помогать им.

Его сопровождала Бхайрави Брахманы, которая во время путешествия проявила себя не совсем с хорошей стороны. Характер этой возвышенной женщины во многом уступал ее уму, а постоянное размышление не возвысило ее над человеческими слабостями. Преподав Рамакришне знание и раскрыв его самому себе, она вообразила, что имеет на него права собственности. Влияние, приобретенное над ним Тотапури, причиняло ей страдание. А здесь ей невыносимо было видеть его поглощенным атмосферой родной обстановки, захваченным бесцеремонной любовью земляков, среди которых она чувствовала себя чужой. А главное – присутствие молодой жены, несмотря на ее кротость и скромность, вызывало в ней досаду, которую при всем ее уме ей не удавалось скрыть. После ряда бурных сцен, не делавших ее более привлекательной, она, осознав свою ошибку, просила у Рамакришны прощения и затем рассталась с ним навсегда.

Ему довелось встретить ее еще раз в следующем году, в Бенаресе, куда она удалилась, чтобы посвятить остаток своей жизни суровому исканию истины. Вскоре после этого она умерла.

Особенно некоторые брахмасамаджисты, недовольные влиянием, которое Рамакришна имел на их вождя Кешаб Чандру Сена, и не прощавшие ему его популярности.

Vivekananda, My Master. T. IV. Поли. собр. соч. Вивекананды. Изд. 3, 1923. С. 169.

В другой раз он сказал: «Бог во всех людях, но не каждый человек в боге; вот почему они страдают» (Sri Ramakrishna's Teachings, I, 297).

Рамакришна дает нам пример самого смиренного служения людям. Этот брахман явился однажды к парии и попросил у него позволения почистить его дом. Пария, ужаснувшись такому предложению, которое в глазах правоверных индусов граничило с преступлением и грозило и гостю, и хозяину жестоким преследованием, отказался от него наотрез. Тогда Рамакришна пришел к нему ночью, когда все спали, и вытер пол его хижины своими длинными волосами. При этом он молился: «О Мать моя, сделай меня слугой парии» (Vivekananda, My Master).

Ему явилось в тот момент видение меча, вынутого из ножен.

Я даю отрывок гимна, заимствуя его из «Евангелия Рамакришны». Эта сцена не была единичной. Рамакришна не раз утешал людей в трауре, и не только песней. Неизменным в этих случаях оставался только героический характер его гимнов.

В «Жизни Рамакришны» (с. 652–653) приводится тот же рассказ в несколько измененном виде. Рамакришна молча слушает несчастного отца, затем впадает в полусознательное состояние. И вдруг он с просветленным лицом начинает петь боевую песнь, сопровождая ее энергичными жестами. После этого он возвращается в нормальное состояние и ласково беседует со стариком, почувствовавшим облегчение.

D. G. Mukerji с присущим ему мастерством описывает ту же сцену, что Свами Шивананда, но сам он не был очевидцем ее, подобно Шивананде и автору «Евангелия».

Она пробыла у него с марта 1872 года по ноябрь 1873 года, снова приехала в апреле 1874 года и прожила с ним до сентября 1875 года, затем приезжала в 1882–1884 годах и с этого времени больше не покидала его. Рассказ о ее первой поездке, задуманной ею без ведома Рамакришны и мужественно осуществленной, о трудностях и даже серьезных опасностях, встреченных на пути больной молодой женщиной, составляет одну из самых трогательных глав «Жизни Рамакришны». (В приложении III я привожу очаровательный эпизод из этого путешествия: встречу Шарададеви с разбойниками.) Замечательно первое, 20-месячное пребывание в Дакшинешваре и совместная жизнь этих мистических супругов, одинаково чистых и страстных.

Тантрическую церемонию.

При этой сцене в качестве единственного свидетеля присутствовал жрец соседнего храма Вишну.

Его культ женщины не ограничивался поклонением непорочной супруге. Он видел Мать даже в падших женщинах, в уличных проститутках.

«Я видел его перед этими женщинами, – пишет Ви-векананда. – Он падал к их ногам, обливая их слезами. „О Мать, – говорил он, – ты здесь в этом образе, на улице! В другом образе ты – Вселенная. Я приветствую тебя, о Мать, я приветствую тебя“» (My Master).

Жизнь Рамакришны, с. 543. Нараяна – особое проявление Брахмана или Пуруши – высший источник духа, производящий богов и людей (Cf. Paul Masson-Оиг' sel. Esquisse d'une histoire de la philosophic indienne. P. 105).

Слова благочестие, принятого во всех европейских переводах индуистской мистической философии, связанной преимущественно с формой бхакт, совершенно недостаточно для выражения полного и страстного отказа от своего «я». Для правильной передачи этого понятия следовало бы возродить вполне соответствующее ему старинное слово, встречающееся в христианской мистике: самопожертвование. См.: Рюисбрук. О внутреннем самопожертвовании: «…если мы пожелаем предаться богу путем внутреннего самопожертвования, мы почувствуем в глубине своей воли и своей любви… как бы кипение живого источника, ведущего к вечной жизни» (De septem Custodiis libellus. Пер. Э. Элло).

Какой индуистский бхакт не узнает себя в этом акте самопожертвования, описанном здесь фламандским священником XIV века?

«Сострадание, благочестие и самоотречение – три благодатных плода познания» (Беседа Рамакришны со знаменитым пандитом Видьясагаром 5 августа 1882 года. См. «Жизнь Рамакришны», с. 526).

Я уже говорил, что в своем храме он имел возможность беседовать ежедневно с представителями различных толков и сект. С тех пор как Бхайрави Брахмани внушила окружающим мысль о том, что его посещает бог, а быть может, он сам есть воплощение бога, к нему начали со всех концов стекаться люди. Во время путешествий по северу Индии в 1868–1871 годах он посетил много знаменитых людей, как, например, крупного поэта, перешедшего в христианство, Майкла Мадхусадана Датта или учителей Веданты и пандитов Нараяна Шастри и Падмалочана. Вероятно, к 1872 году относится его встреча с Вишванатхом Упадхьей и Дайянандой, основателем Арья Самаджа, о котором будет речь в следующей главе.

Мне не удалось установить точную дату его встречи с Дебендранатхом Тагором. Индуистские данные об этом разноречивы. Она могла состояться не позже 1869–1870 года. Тагоры указывают приблизительно 1864–1865 год. Официально признанный биограф Рамакришны М. (Махендра Натх Гупта) относит ее к 1863 году, так как Рамакришна где-то упоминает, что во время этого посещения он видел Кешаб Чандру Сена, проповедовавшего с кафедры Ади Самаджа; но Кешаб мог занимать эту кафедру только между 1862-м и 1865 годом; с другой стороны, Рамакришна по разным основаниям не мог совершить это путешествие ни в 1864-м, ни в 1865 году. Во всяком случае в 1875 году он вторично посетил Кешаба, когда тот стал во главе нового реформированного Брахма Самаджа. С этого года между ними поддерживаются регулярные глубоко дружеские отношения.

Я рекомендую в качестве свободной работы недавно выпущенный труд: Paul К. Т. The British Connection with India, 1927. London, Student Christian Movement, который дает ясную картину эволюции национальных и религиозных движений Индии на протяжении столетия. К. Т. Поль, индийский христианин, друг Ганди, широкий ум, проникнутый одновременно идеями Востока и Запада, соединяет в этом труде точность и умелое обращение с фактами европейского историка и индуистскую науку о душе. См. очерк, напечатанный мною в «Europe» 15 декабря 1928 года «I'lnde en marche».

Об этом великом предтече см.: Raja Ram Mohun Roy, his life, writings and speeches, 1925, Natesan, Madras, – труд, качество которого страдает из-за неточной хронологии, и превосходную брошюру Ramananda Chatterjee, Ram Mohun Roy and modern India, 1918, Modem Review Office, Calcutta. Обе эти работы частично опираются на биографию Роя, написанную Софией Добсон-Коллет, знавшей его лично.

Также в Modern Review of Calcutta (сентябрь 1928 года) напечатаны отрывки из книги о Рое W. С. Gangali, которая должна скоро появиться в серии «Строители Индии», ManilaliParekh, Rajarshi. Ram Mohun Roy, 1927. Oriental Christ House. Raikot, Bombay, и Prof. Dhirendranath Chowdhuri, Ram Mohun Roy, the devotee, Modern Review, октябрь 1928 года.

В том же 1928 году, являющемся столетней годовщиной основания Брахма Самаджа, вышло много книг о Рам Мохан Рое, History of the Brahmosarnaj, 2 vol., 1911, Calcutta. О церкви, основанной Роем, Брахма Самадже, см.: Siva Nath Sastry. History of the Brahmosamaj.

100

Уроженцев Муршидабада. Сам он родился в Бурдване, в Нижней Бенгалии.

101

Со стороны отца его семья была вишнуитской.

102

Богатство интуиции и мощность мистических прозрений его одаренной натуры были несколько затушеваны в рассказах о нем, особенно когда они исходили с Запада.

Всех больше поражала сила его интеллекта и дух социального реформаторства, находящий на Западе опору для борьбы с гибельными предрассудками своего народа. Но Dhiren-dranath Chowdhuri осветил именно мистическую сторону его гения. Сила его интеллекта не была бы так разительна, если бы она не управляла комплексом столь глубоких и разнообразных эмоций.

Так, например, с детских лет он предается логическому созерцанию, упражнениям тантр (которые он впоследствии отвергает), сосредоточивается в течение многих дней на одном названии или атрибуте бога, повторяя это название до тех пор, пока не обнаружится присутствие самой его сущности (упражнения Пурашарана), дает обеты Брахмачарья (целомудрия) и молчания, подвергает себя всяческим лишениям, желая стать саньясином, предается также мистическим упражнениям суфизма, которые его больше удовлетворяют, чем бхакти, чересчур, на его гордый вкус, сентиментальная. Но никогда не сдаются ни его твердый разум, ни воля. Она управляет его чувствами.

103

Рассказывают, что в 1811 году он присутствовал при сожжении на костре молодой невестки; ужасная казнь, отчаянное сопротивление жертвы произвели на него незабываемое впечатление. С тех пор он не знал покоя, пока не избавил страну от таких злодеяний.

104

Он носил магометанский костюм. Впоследствии он хотел, но без успеха, ввести его на собраниях Брахма Самаджа. В отношении одежды он отличался тонким вкусом и требовал чистоты, гигиены и удобства; в этом сказывалось скорее влияние магометанства, чем индуизма.

105

За исключением унитарной церкви превосходного Адама. Но она далеко не процветала.

106

Название Брахма Самадж впервые встречается, если я не ошибаюсь, в акте при покупке участка для постройки храма унитариев в 1829 году.

Первое собрание его состоялось 25 августа 1828 года. Каждую субботу, от семи до девяти, там происходили чтения Веды, Упанишад, толкование ведических текстов, пение гимнов, сочиненных в большинстве случаев самим Роем, с музыкальным сопровождением одного магометанина.

107

Рам Мохан Рой со своим индуистским унитаризмом ближе подходит к Библии, чем его непосредственные преемники, стоявшие во главе Брахма Самаджа, в частности чем Дебендранатх Тагор.

108

См.: Dhirendranath, Chowdhuri, Ram Mohun Roy, the devotee (Modern Review, октябрь 1928 г.).

«Рам Мохан часто достигал Брахма самадхи (великого экстаза) несмотря на свою светскую жизнь. Для него самадхи не было ни физиологическим изменением тела, которое может быть вызвано по желанию, ни бессознательным состоянием, вроде глубокого сна, но плодом высокой умственной культуры, позволяющей видеть Брахмана во всем, и привычки отказываться от своего „я“ ради высшего „я“. Для него вопрос заключается не в том, чтобы отрицать существование мира, а в том, чтобы воспринимать бога в каждом явлении. Он действительно был Садхака. Будучи последователем Веданты, он все же сознавал, что Упанишады не могли отвечать запросам бхакти человеческой души, однако не мог принять бенгальского культа бхакти. Он считал, что суфизм скорее даст ответ на эти вопросы».

109

Здесь было бы немыслимо дать полный перечень его бесчисленных реформ или попыток к реформам. Ограничимся лишь самым главным: сати (сожжение вдов), несоответствие которого священным текстам он доказал и запрещение которого английскими властями добился в 1829 году, его борьба с полигамией, за право вдов на вторичный брак, за браки между членами разных каст, за единство Индии через сближение индусов и мусульман, за модернизацию индуистского образования на научных основах, по образцу европейцев (для этого он составил на бенгальском языке множество учебников по географии, астрономии, геометрии, грамматике и т. д.), за женское образование по образцу древнеиндуистского, за свободу мысли и печати, за реформу законов, политическое равенство и т. д.

В 1821 году он основал бенгальский журнал, ставший отцом индийской прессы, и другой, персидский журнал, а также Ved Mandir для изучения ведийской науки. Ему же Индия обязана первым современным колледжем, бесплатными школами и (спустя десять лет после его смерти) первой женской школой в Калькутте, основанной в 1843 году.

110

Ряд неловкостей со стороны правительства Индии и вполне законное желание страны освободиться от него, дух грубого и ограниченного высокомерия, ярким представителем которого был вице-король лорд Керзон, чья узость и чванливое непонимание нашли свое литературное отражение в произведениях Киплинга, не должны заслонять заслуг перед Индией английской власти, без которой было бы невозможно ее социальное возрождение в XIX веке и ее объединение при помощи языка завоевателей. Не говоря уже о замечательных трудах английских ученых, нашедших ключ к санскритскому языку, как Вильям Джонс, Вильям Кэри и Вильсон, нельзя забывать также великих заслуг славных губернаторов периода завоевания – бескорыстного Клайва, высококультурного Уоррен-Гастингса, писавшего – не мешало бы это вспомнить, – что «сочинения индуистских философов будут жить тогда, когда давно исчезнут следы британского владычества над Индией».

Рам Мохан Рою не удалось бы победить яростное сопротивление фанатиков-брахманов и осуществить многое из его важнейших реформ без дружеской поддержки генерал-губернатора лорда Вильяма Бентинка.

111

Дварканатх, как и Рой, умер во время своего посещения Англии (1846 год). Эти две смерти на Западе определяют то воздушное течение, которое относило к Европе первых кормчих Брахма Самаджа.

112

Дебендранатх оставил «Автобиографию» на бенгальском языке (переведенную на английский Сатьендранатхом Тагором и Индирой Деви, 1909 г., Калькутта), которая является его религиозным дневником и повестью о его длинном внутреннем пути от иллюзий и суеверий до познания живого бога. См. прекрасную небольшую статью М. Дюга-ра в «Feuilles de l'lnde», premier cahier, 1928.

113

Только что опубликован английский перевод этой санскритской книги, сделанный Чандрой Саркаром. Брахма-Дхарма очень распространена в Индии, где она переведена на различные диалекты.

114

«Божественная правда зажглась в моем сердце. Эти живые истины были ниспосланы мне тем, кто есть жизнь и свет истины» (Дебендранатх). Первую часть он продиктовал за три часа одним духом «на языке Упанишад, как увлекаемый течением реки. Духовные истины входили в мой мозг путем благодати». Недостаток этого продиктованного вдохновением учения, выражающего лишь естественные свойства темперамента Дебендранатха, заключался в том, что, с одной стороны, его Брахма Самадж проповедовал, что «Истина – это единственное писание вечное и нетленное», и не признавал никакой иной священной книги; с другой же стороны, истина лежала в основе этого единого внутреннего потока. А этот поток в конечном счете брал начало от какого-нибудь индуистского писания, выбранного и комментированного в определенном предвзятом смысле.

115

Позиция Дебендранатха в отношении священных книг не была совершенно твердой. Между 1844–1846 годами в Бенаресе он как будто признавал непогрешимость Вед. После 1847 года он изменил свое мнение, и личное вдохновение взяло верх.

116

Манджулал Дэв. Поэзия Рабиндраната Тагора, 1927 год.

117

На дверях Шантиникетона, резиденции Тагоров, начертана надпись: «В этом месте не поклоняются никакому изображению». И рядом с этой еще одна: «И никакая вера человека не презирается».

Вспомните также магометанское влияние, испытанное в детстве Рам Мохан Роем. Нельзя упускать это из виду, рассматривая проникновение в индуизм монотеистических течений.

118

Настолько, что после смерти отца в 1846 году он, будучи старшим сыном, обязанным следить за исполнением погребальных церемоний, отказался подчиниться семейным традициям, предписывающим ряд языческих обрядов; в результате этого скандала семья и близкие друзья порвали с ним.

Не буду останавливаться на следующих за этим годах испытаний. Дебендранатх взял на себя тяжелую задачу выплатить целиком долги и выполнить все обязательства расточительного отца, умершего разоренным.

119

Его юный сын, Рабиндранат, сопровождал его в другом, более позднем путешествии.

Я люблю ассоциировать воспоминание об этом величественном, полном страсти уединении в Гималаях с великолепным «призывом», с которым Рабиндранат впоследствии обратился к «пастырю народов».

«Пастырь народов, владыка судеб Индии, во славу твоего святого имени пробуждаются Пенджаб, Гуджарат, Синд, Бенгалия, Цейлон, государства Маратхкие и области Дравидские, Виндхья и Гималаи, Ямуна, Ганга и послушные волны Океана.

Земля и воды молят о благословении, поют гимн твоему торжеству.

Слава, о раздающий блага!

Слава, о властитель судеб Индии!

Твой зов идет от человека к человеку. Брахманы, буддисты и сикхи, джайны и парсы, христиане и магометане – все собираются, чтобы принять великую Весть.

С Востока и Запада приходят они, чтобы плести гирлянду любви твоего трона.

Победа, о замиритель народов! Победа, о властитель судеб Индии!» (Беглянка, Призыв к родине. Французский перевод г-жи Мирабо-Торанс и Рене де Бримона).

Надо сказать, что Рабиндранат воспринял также многие мысли Кешаб Чандры Сена, расширившего первоначальные идеи Брахма Самаджа.

120

О Кешаб Чандре Сене см.:

I. Пандит Годр Гобиндо Рой: девятитомная биография на бенгальском языке.

II. Пратапчандра Мазумдар (его лучший ученик и продолжатель). The Faith and Progress of the Brahmosamaj, 1882, Calcutta, Aims and principles of Keshab Ch. Sen. 1889.

III. Промотхлал Сен. Keshab Ch. Sen, a study, Calcutta, 1902. Нов. изд. 1915 г.

IV. Т. Л. Васвами, Sri Keshab Ch. Sen, a social mystic, 1916. Calcutta.

V. Б. Мазумдар (председатель общества «Keshab Mission»). Prof. Max Miiller on Ramakrishna the World on Kerhab Ch. Sen, 1990, Calcutta – резкая полемика против попыток последователей Рамакришны объявить К. Ч. Сена своим.

VI. Манилал К. Парекх, Brahmarshi Keshab Ch. Sen, 1926, Rajkot. Oriental Christ House. Это сочинение, принадлежащее одному из учеников К. Ч. Сена, христианину, индусу, – единственная книга, освещающая христианизм Кешаба, который, вначале колеблясь, потом все полнее и определеннее приобщался к христианству.

VII. Keshab Shunder Sen, A. Voice from the Himalayas (голос Гималаев). Сборник лекций, читанных Кешабом в Симле в 1868 году, с предисловием, 1927, Симла.

121

Но не теряя при этом религиозного темперамента, свойственного его расе. Пратапчандра Мазумдар в беседе с Рамакришной в 1884 году (Евангелие Рамакришны) указывает на мистическое направление Кешаба в детстве. Он был уже отмечен «отрешенностью от земных дел», внутренне сосредоточен и погружен в созерцание. «Он был даже подвержен временным потерям сознания вследствие избытка благочестия». Он только применял эту чисто индуистскую «преданность божественному» к объектам не индуистской веры. Его вишнуитское христианство, должно быть, сопровождалось постоянным изучением йоги.

122

Пасха 1879 года, лекция: «Индия вопрошает: кто такой Христос». – «Мой Христос, мой кроткий Христос, жемчужина моей души, уже двадцать лет я лелею его в моем несчастном сердце».

Январь 1879 года, лекция: «Пророк ли я, вдохновленный свыше?» – «Чего мне не хватало в ранние годы моей жизни? Провидение столкнуло меня с тремя величавыми фигурами, сияющими божественным светом… Они были первыми моими знакомцами. Первый, Иоанн Креститель, шествуя по пустыням Индии, говорил: „Раскайтесь, ибо близится царство Божие…“ Я упал к его ногам… Он ушел, и на смену явился другой, более великий пророк из Назарета… „Не помышляйте о завтрашнем дне“, – говорил он… Его слова нашли прочное пристанище в моем сердце… Едва Иисус кончил, как пришел другой пророк, сильный, смелый и героический апостол Павел… И его слова (о целомудрии) явились мне, как ослепительный огонь, в критический период моей жизни».

Прибавим, что он познакомился еще в английском колледже с Новым Заветом, который капеллан читал мальчикам, переводя его с греческого.

123

В этом письме, адресованном Мазумдару, от 18 мая 1866 года непосредственно вслед за знаменитой речью о Христе, Европе и Азии Кешаб высказывается следующим образом: «У меня имеются свои взгляды на Христа, но я не могу открыть их в подобающей форме, пока изменившиеся условия в моей стране не позволят постепенно выразить то, что хранится в моей душе. Иисус равнозначен отказу от своего „я“; так же, как он стал проповедовать, когда настало время, так и о нем надо проповедовать, когда настанет время… И я терпеливо жду, когда я вырасту вместе с эпохой и с нацией и в то же время вырастет христианский дух самопожертвования» (см.: Парекх Манилал. Указ. соч., 29–31).

124

Пишущий эти строки не скрывает некоторого неудовольствия по отношению к этим индуистским писателям, которые все почти рассматривают историю как ворох материалов, из которых каждый вправе извлечь то, что совпадает с его личными интересами, и отбросить все остальное. (Я не говорю уже о великолепном безразличии к научной точности, отличающем всех индусских историков: редко когда удается выловить у них какую-нибудь дату, да и то брошенную так небрежно, что никогда нельзя вполне ей доверять.) Этот краткий очерк о Кешабе и его эволюции пришлось целиком переделывать три раза из-за обнаружения новых существеннейших данных, опущенных или искаженных всеми признанными в Индии биографами Кешаба.

125

Дебендранатх, поглощенный своими личными отношениями с богом, уделял мало внимания стоящим перед ним социальным задачам (письмо одного друга Тагоров).

126

Его лучший ученик Пратапчандра Мазумдар говорит, что он постоянно вел борьбу с порывами своей мистической натуры «и что ему всегда удавалось их сдерживать» (что не совсем верно), «так как главной целью его жизни было сделать религию доступной каждому главе семьи», внедрить ее в повседневную жизнь среднего человека. В этом таился источник его явных внутренних противоречий, мешавших его делу: стремление примирить непримиримое, мистические порывы, свойственные его природе, с желанием использовать божественный поток для улучшения морального и социального состояния общества, теоцентризм с антропоцентризмом (выражаясь языком западной мистики). И тот и другой, впрочем, были у Кешаба одинаково благородны по своей сущности. Но его богатая натура, чрезмерно пластичная, ненасытная в своем стремлении поглощать всякую духовную пищу (зачастую слишком обильную для усвоения), делала его живым клубком противоречий. От этого он, должно быть, сам страдал; еще больше страдало его дело. Рассказывают, что, когда в колледже ставили «Гамлета» Шекспира, он играл роль датского принца. Он был его духовным братом и таким оставался всю жизнь.

127

По крайней мере теоретически, так как на практике Кешабу никогда не удавалось вплотную подойти к массам. Мысль его была слишком пропитана элементами, чуждыми миросозерцанию Индии.

128

Впоследствии Кешабом было основано много социально-просветительных учреждений: вечерние школы, школа промышленная, колледж в Калькутте, Нормальная школа для женщин, Общество содействия женщине, Ассоциация для содействия реформам, братство людей доброй воли, многочисленные самаджи и т. д.

129

Б. Мазумдар говорит: «В теории Брахмо Дебендра-натха был эклектичен, на деле же он носил ярко выраженный индуистский характер». Мой друг, профессор Калидас Наг, связанный дружбой с Тагорами, писал мне: «Дебендранатх не выносил радикальных замашек. Он отдавал должное Западу. Он очень ценил Фенелона, Фихте и Виктора Кузена(!). Но он терпеть не мог малейшего проявления агрессивного фанатического усердия. Кешаб же был „новообращенным“, который хотел со своими учениками объявить крестовый поход против социальных бедствий Индии».

130

Дебендранатх вскоре удалился от активной жизни. Он выбрал себе убежище в Больпуре, близ Калькутты, и назвал его «Шантиникетан» (дом мира). Там он провел остаток своей жизни, в гордой святости. В 1905 году он умер там же, как патриарх, окруженный своим многочисленным царственным потомством.

131

Совершенно очевидно, что Дебендранатх знал об этом готовящемся «изложении веры», когда он отделился от Кешаба. В тот период Кешаб с головою ушел в изучение христианской веры. В частности, он был занят чтением нашумевшей в то время книги Сили «Ессе Homo».

132

Нелишне отметить, что из писателей, читанных Кешабом в юности, не многие произвели на него столь сильное впечатление, как Карлейль и Эмерсон.

133

Сборник этот, под названием Шлоксанграха (1866), более широкий по мысли, чем учебник Дебендранатха Брах-мо Дхарма, не получил все же такого распространения в Индии, как этот последний. Однако Кешаб возвращается в нем к традициям Роя, говоря, что гармоническое слияние религий есть подлинная миссия Брахма Самаджа.

134

П. Ч. Мазумдар отмечает в нем это «чувство греховности», абсолютно чуждое духу Дебендранатха и Рама-кришны, и в особенности Вивекананды (он выносит ему осуждение в нездоровой наклонности, своего рода умственной болезни, в которой он винит христианство). Это состояние, систематически культивируемое Кешабом, достигло кульминационной точки в проповеди, произнесенной в 1881 году: «Мы, апостолы Нового Избавления», где он называет себя Иудой, к великому негодованию присутствующих.

135

Заметьте, что на этот раз нет даже речи о Христе. Это другая сторона религиозной души Кешаба: Бхакти Чайтанья. «Так, – пишет Манилал Парекх, – Кешаб стоял на пороге самостоятельного своего пути с тенью Иисуса по одну и тенью Чайтаньи по другую сторону». Его враги этим воспользуются, когда в 1884 году некоторые из них со злорадством доложат Рамакришне, что Кешаб выдает себя за частичное воплощение Христа и Чайтаньи.

136

Он завел знакомство с Гладстоном, Стюартом Миллем, Максом Мюллером, Френсисом Ньюменом, Стэнли и др.

137

Добившись различных реформ, из которых одна, законодательная, непосредственно интересовала Брахма Самадж: признание законности браков Брахмо.

138

Дата, указанная в брошюре: A voice from the Himalayas. В других источниках говорится лишь о втором путешествии по Индии в ноябре 1879 года.

139

1 августа 1880 года.

140

Этому предшествовала лекция «Вижу свет на небе Индии».

141

Каждый из четырех избранных им учеников посвятил себя на всю жизнь изучению одной из четырех главных религий и в некоторых случаях окончательно предался ей: Упадхьяя Гоу Гобинд Рой, которому был поручен индуизм, составил на санскритском языке монументальный комментарий к Гите и жизнеописание Шри Кришны. Садху Аг-хорнатху достался буддизм. Он написал на бенгальском языке «Жизнь Будды» и, следуя его примеру, вел жизнь святого, рано прервавшуюся. Гириш Чандра Сен посвятил себя исламу, перевел Коран, написал биографию Мохамме-да и много других сочинений по-арабски и по-персидски. Наконец, Пратапчандра Мазумдар, изучавший христианство и написавший книгу о «Восточном Христе», настолько проникся духовной атмосферой христианства, что из его школы вышли настоящие христиане, как Манилал К. Парекх.

142

С 1 января 1875 года он положил начало новому методу духовной культуры (то, что он называл «избавлением»). Он варьировал пути духа (йога), приноравливаясь к особенностям своих учеников, рекомендуя одним бхакти, другим – джняна, третьим – раджа. Он связал с различными именами или атрибутами бога различные формы поклонения (см. сочинения Л. Мазумдара). Я вернусь к этому вопросу во второй части, посвященной индуистской мистике и различным формам йоги.

143

Благожелательные к нему друзья, как Рамакришна, говорили с оттенком лукавства, что этот святой человек, умирая, оставил свои дела в хорошем состоянии, богатый дом и т. д. Кешаб не отказывался от светских удовольствий. Он принимал участие в развлечениях, играл в спектаклях, которые устраивал у себя (см. Евангелие Рама-кришны, апрель 1884 года). Но Рамакришна не подвергал сомнению его искренность. Она была безусловной. Он жалел только, что такой религиозно одаренный человек оставался на полдороге к богу, что он не отдался ему весь целиком.

144

Праматхлал Сен. Указ. соч.

145

Поводом послужило одно семейное обстоятельство: брак его дочери, не достигшей установленного Брахма Самаджем возраста, с махараджей. Но и тут, как при разрыве с Дебендранатхом, истинная причина осталась замаскированной. Образовался третий Брахма Самадж, более нетерпимый, антихристианский: Садхаран Самадж.

146

«Мой учитель Христос… молодежь Индии, верь и помни… Он идет. Он придет к вам как самозабвение, как аскетизм, как йога… Супруг грядет. Пусть Индия, возлюбленная Индия, украсит себя драгоценностями…»

Вот как Кешаб комментирует эти слова в статьях «Indian Mirror». «To, что Брахма Самадж делал в течение 12 лет для морального прославления Христа, то он делает сегодня для утверждения его божественности» (20 апреля 1879 года). Мысль высказана ясно и недвусмысленно: Христос – Бог.

И в другом месте: «Христос пришел, чтобы дать избавление индусам, как он дал избавление людям Моисеева Закона».

147

Эта лекция следовала за другой, являясь ее дополнением («Боговидение в XIX веке»), где Кешаб предвосхищает идеи Вивекананды, воздавая почет науке, «которая приблизила небо к земле».

148

См. проповедь: «Вижу свет в небе Индии» (1875 год).

149

Первое из этих двух божеств легко поддается определению: это идолы из дерева, металла или камня. Второе определяется в другом месте «как невидимые идолы современного скептицизма: абстракция, бессознательная эволюция, протоплазма и т. д.». По-видимому, это научный интеллектуализм, или рационализм, или адвайтизм. Но Кешаб далек от осуждения истинной науки, как показывает его доклад «Боговидение в XIX веке» (1879 год).

150

Как не узнать в этом любимой идеи Вивекананды?

151

О проповеди: «Мы, апостолы Нового Избавления» (1881 год).

152

Поэтому, говоря о Кешабе, они старательно умалчивают, насколько мне известно, об этом признании.

153

«Почитайте Христа, но не будьте христианами… Христос – это не христианство… Добивайтесь того, чтобы превзойти образцы, созданные христианской верой в узком смысле, и раствориться в величии Христа».

В заметке того же времени, озаглавленной «У меня другие овцы», он пишет:

«Мы не принадлежим ни к какой христианской секте. Мы не притязаем на звание христиан. Ведь и непосредственные ученики Христа не назывались христианами. Кто верует в Бога и признает Христа его сыном, уже приобщился к Христу в Господе… Вот его слова: „И у меня есть другие овцы…“ Пастух знает нас. Христос нас нашел и принял к себе… Этого довольно. Кто больше христианин, чем Христос?»

154

«Иисус – моя воля, Сократ – мой мозг, Чайтанья – мое сердце, индуистский Риши – моя душа, а филантроп Говард – моя правая рука» (!).

155

Но Кешаб читает при этом стихи из Евангелия от Луки. Он молится о том, чтобы «эта материальная субстанция претворилась в духовную, освящающую силу» и чтобы она могла быть нами «ассимилирована, как плоть и кровь всех святых во Христе…».

156

Не совсем понятно почему, особенно по отношению к ведантической Индии: она тоже имеет свою троицу, и Кешаб справедливо сопоставляет ее с Троицей христианской: «Сат, Чит, Ананда (Существо, Познание, Блаженство) в переводе Кешаба: Правда, Ум, Радость. Три в одном: „Сатчитананда“».

157

В своих лекциях 1882 года «Чудесное таинство», «Троица».

158

Треугольник: на вершине – Отец. Через Сына Бог спускается к основе человечества. Через Святого Духа Бог притягивает к себе опустившееся человечество. Божество спускающееся есть Сын. Божество вновь подымающееся, несущее к Отцу души, – это Святой Дух. В этом вся философия Спасения; Создатель, Подающий пример и Освящающий – Бог невидимый; Бог странствующий; Бог возвращающийся. Я семь, Я люблю, Я спасаю… (Кешаб).

См. классические трактаты католической мистики: «Действие, которым Отец порождает Сына, очень хорошо выражается формулой: исход и выход. Exivi a Patre. Святой Дух порожден путем возвращения… Он есть божественное осуществленное возвращение к Богу, посредством которого Бог возвращается к самому себе. Так же как мы исходим от Бога через акт сотворения, приписываемый отцу сыном, а возвращаемся мы к нему через благодать, приписываемую Св. Духу» (P.Claude Seguenot, Conduite d'Oraison, 1634, цитировано у А. Бремона, La metaphysique des Saints, I. С. 116, 117).

Как это ни покажется странным, Кешаб был знаком с беруллианской или салезианской философией молитвы. В заметке от 30 июня 1881 года «Об отречении Иоанна Крестителя» он приводит цитаты из письма Франциска Сальского к мадам де Шанталь.

159

«…И новую песнь примирения будут петь в опьянении миллионы голосов на всех языках мира. И миллионы душ, облаченных в национальные одежды из добродетели и благочестия бесконечно разнообразных оттенков, составят хоровод вокруг трона отца. И воцарятся мир и веселье на вечные времена…»

160

Когда однажды молодой Нарендра (Вивекананда) со свойственным ему пылом нападал на некоторые религиозные секты, приемы которых вызывали в нем гневное возмущение, Рамакришна с нежностью посмотрел на него и сказал:

«Дитя мое, в каждом доме есть задняя дверь. Почему нельзя войти в дом через нее, если это угодно кому-нибудь? Но я, конечно, согласен с тобой, что передняя дверь наилучшая».

Биограф Вивекананды прибавляет, что эти простые слова изменили слишком пуританский взгляд на жизнь, присущий Вивекананде как брахмасамаджисту. Рамакришна учил его относиться к ней с более великодушной и правильной точки зрения – силы и слабости, а не добродетели и греха.

161

«Самхита» значит «собрание, сборник».

162

Диабет, бич Индии. От него же погиб Вивекананда.

163

Дальше я расскажу о последнем посещении Кешаба Рамакришной, о глубоких словах, которые он пролил как бальзам на тайные раны умирающего.

164

В 1900 году Макс Мюллер спросил Мазумдара, возглавлявшего после Кешаба Брахма Самадж и разделявшего «христоцентрические» идеи своего учителя, почему Брахмо не присвоит открыто название «христианский» и не объявит себя национальной христианской церковью? Эта мысль действительно совпадала с мнением Мазумдара и группы его молодых учеников. Один из них, Брахма Банд-хаб Упадхьяя, оставивший по себе яркую память и заслуживающий специального исследования, перешел из церкви Избавления в англиканскую, а затем в римско-католическую. Второй, Манилал Парекх, биограф Кешаба, тоже перешел в христианскую веру. Оба убеждены, что, если бы Кешаб прожил еще несколько лет, он присоединился бы к Римской церкви. Манилал Парекх говорит о нем: «Он был по своим принципам протестантом, по приемам – католиком и по духу христианином с уклоном к монтанизму (вера в первенство Св. Духа)». Я, со своей стороны, в этом сомневаюсь. Кешаб принадлежит к тем, кто остается на пороге двери, не открывая и не закрывая ее. Но после него другие неизбежно должны были открыть эту дверь.

165

«Индиан Эмпайр» приветствовала в нем «лучший продукт английского воспитания и христианской культуры в Индии», а «Хинду Патриот» – «благородный продукт западного воспитания и культуры».

Кто не поймет, что подобные похвалы с национальной, индуистской, точки зрения звучали как осуждение.

166

«Хинду Патриот»: в 1921 году общее число членов Брахма Самаджа не превышало 6400 (из них 4000 приходилось на Бенгалию, Ассам и Бихар-Орисса) – число, ничтожное по сравнению с числом членов Арья Самаджа, о котором я еще буду говорить, или чисто мистических сект, вроде Радхасвами-Сатсанг.

167

Настоящее его имя, от которого он отказался, было Мулшанкар. Сарасвати, как видно будет из дальнейшего, – имя его учителя (гуру), которого он считал своим настоящим отцом.

О Дайянанде написал классическое исследование Ладж-пат Рай (великий национальный вождь Индии, недавно убитый), The Arya samaj, с предисловием Сиднея Вебба, 1915.

168

Но если оба эти человека сходны по своей энергии, своему громовому слову и неотразимому влиянию на массы, то у Вивекананды к этому еще прибавляется влечение к безднам души, постоянное стремление уйти в свою внутреннюю жизнь, тоска по чистому созерцанию, от которого ему с болью приходится защищать свою действенность. Дайянанда не знает этого трагического душевного разлада. Он целиком отдается тому, чего желает, тому, что делает.

169

Самаведи (первый разряд брахманов в Ведах).

170

Теперь эту ночь празднуют в Арья Самадже.

171

О его силе сложились легенды. Он одной рукой останавливает карету, увлекаемую парой лошадей. Он хватает обнаженную шпагу из рук противника и ломает ее пополам. Его громовой голос покрывает все крики.

172

«Очень сведущий санскритист», – отзывается о нем Ауробиндо Гхош, тоже замечательный знаток экзегетики индуистских писаний (см. журнал «Арья», № 4, Понди-шери, 15 ноября 1914 г.: Тайна Вед).

173

Один христианский миссионер, присутствовавший на этом состязании, оставил превосходное и беспристрастное описание его (Christian Intelligence, Calcutta, март 1870), которое Ладжпат Рай приводит в своей книге.

174

«В этом заключается, – говорит Ладжпат Рай (сам примыкающий к Арья Самаджу), – два основных принципа, которые отличают Арья Самадж от Брахма Са-маджа».

Известно, что за двадцать лет до Дайянанды (1844–1864) Дебендранатх тоже готов был верить в непогрешимость Вед, но потребность прямого единения с богом заставила его отказаться от этого убеждения.

Рассказывают, что из руководителей Брахмо он был ближе всех к Дайянанде. Но согласие между ними было невозможно. Дебендранатх, идеалом которого был мир и гармония, не мог симпатизировать неугомонному бойцу, вооруженному суровым догматизмом и применявшему в новейшей социальной битве устарелые схоластические методы.

175

В 1877 году была сделана последняя попытка установить мир между религиозными вождями разных толков. Еще раз встретился Кешаб с Дайянандой. Но соглашение не состоялось: Дайянанда оставался непримиримым.

176

Главным образом бабу Чандре Сену.

177

Это тем более поразительно, что именно в Мадрасе Вивекананда встретил самых горячих и организованных сторонников.

178

Из них 223 000 – в Пенджабе и Дели, 205 000 – в Соединенных провинциях, 23 000 – в Кашмире, 4590 – в Бихаре. Ясно, что это движение отражает настроение Северной Индии в лице наиболее активных ее элементов.

179

Я со своей точки зрения отдаю предпочтение саль-скому теоцентризму, защищаемому Анри Бремоном в его недавно появившейся полемической статье о «религиозном морализме» или «антимистицизме» аббата Венсена (см. указ. соч., т. 1, с. 26–47).

180

Блестящим примером этого служит Садху Сундар Сингх, имя которого хорошо известно в протестантских кругах Европы. Он был сикхом из Пенджаба, сыном сир-дара, братом командующего армией. И этот отважный человек, сам искавший мученичества в Тибете и стойко выносивший страдания, нашел там следы других христианских мучеников, принадлежавших к двум воинственным народам – сикхам и афганцам (см.: Шерер М. Sadhu Sundar Sing. Цюрих, 1929). Если судить по этой брошюре, видно, что Сингх, говоря о других религиях Индии, никогда не проникал в сущность их идей.

181

См.: Лиллингтон Франк. Брахмо и Арья в их отношениях к христианству, 1901.

182

В его значительном сочинении на языке хинди «Сатьяртха Пракаша» (Факел истины).

183

Именно необуддисты: так (кто бы поверил!) прекрасное имя Будды, символизирующее отрешенность и внутренний мир, делается знаменем агрессивной пропаганды, не уважающей других верований.

184

Очень интересна его панорама истории Индии, ряд пламенных речей о всемирной истории, относящихся к заре человечества и господству Индии над всем земным шаром (включая Америку и Австралию), так как для него Нага (змеи) и Патала (духи ада), о которых говорит легенда, – это народы-антиподы, а сражения с асурами и ракшасами означают войны с ассирийцами и негроидами.

185

Он называл грехом всякое идолопоклонство, он считал абсурдом и святотатством божественные воплощения.

186

Сам он бросил в лицо брахманов оскорбительное название «папы» (букв, «грешники». – Примеч. ред.)

187

Между 1876-м и 1883 годом. Под его началом была целая бригада пандитов. Он писал на санскритском языке. Пандиты переводили на разные диалекты. Но лишь он один переводил с оригинала. Его перевод, который он не успел проверить, снабжен грамматическими и этимологическими объяснениями к каждому стиху и комментариями, толкующими его общий смысл.

188

Пункт III десяти принципов, объявленных в Лахоре (1877): «Веды – книга истинного знания. Первый долг каждого арьи – читать их и обучать других».

По странному стечению обстоятельств Дайянанда заключил для защиты Вед от нарастающей волны христианства (особенно в Мадрасе) длившийся несколько лет союз (1879–1881) с одним западным обществом, получившим впоследствии громкую известность, – Теософским обществом. Основанное в 1875 году на юге Индии русской, госпожой Блаватской, и американцем – полковником Ол-котом, это общество имеет ту несомненную заслугу, что оно стимулировало желание индусов ознакомиться с их священными книгами, особенно с Гитой и Упанишадами, из которых Олкот издал 6 томов на санскритском языке. Оно возглавляло течение в пользу основания индуистских школ, особенно на Цейлоне, и отважилось даже открыть школу для «париев». Оно, следовательно, содействовало национальному религиозному и общественному подъему Индии. И Дайянанда как будто признавал, что они делают общее дело. Но когда общество, поймав его на слове, предложило регулярное сотрудничество, Дайянанда отказался, и это лишило общество всех шансов на духовное господство в Индии. С тех пор оно играло лишь вспомогательную роль, небесполезную в социальном отношении, если приписать влиянию м-с Безант основание в 1899 году Центрального индуистского колледжа в Бенаресе. Преобладающий в этой западно-восточной амальгаме англо-американский элемент странно преобразил, в духе благородного и ограниченного прагматизма, широкую и свободную индуистскую метафизику. Прибавим, что она постепенно облекалась в священную авторитетность, непогрешимую и безапелляционную, которая порождает нетерпимость, скрытую, но не прощающую, впоследствии проявившую себя в отношении независимых великих умов Индии. Вивекананда, как мы увидим, испытал ее на себе и беспощадно изобличил это общество после своего первого возвращения из Америки. Желающих ознакомиться с ним можно отослать к статье Моно-Герцена, дающей ему положительную оценку: Индо-европейское влияние, Теософское общество (Feuilles de l'lnde, № 1. Париж, 1928), и блестящей, полной тонкого ума и понимания главе из «Путевого дневника философа» графа Кей-зерлинга, 1918 (X, I т. французского перевода, 1928, глава «Арья», с. 125–199).

189

Но не относительно его добросовестности, не вызывающей никаких сомнений. Надо, кроме того, принять в расчет трудность такой задачи в Индии в эпоху, когда философское изучение Вед было далеко не в таком состоянии, как теперь.

190

Среди других правил поведения в конце своего «Сатьяртха Пракаш» Дайянанда помещает следующие: «Стараться сразить, унизить, уничтожить злых, даже если они властители всей земли, могущественные владыки. Стараться неустанно подрывать неправедную власть и укреплять власть праведную – хотя бы ценой ужасных страданий, даже смерти. Не старайтесь ее избегнуть».

191

«Самадж будет славить, молиться и славиться с одним и единым богом, по способу, указанному Ведами. Представление о боге и обо всех предметах Вселенной основано исключительно на учении Веды и других истинных шастр» (которые он перечисляет).

Любопытно то (настолько силен дух времени, во что бы то ни стало ведущий к Единению), что национализм Дайянанды, как и унитаризм Роя и Кешаба, притязает на универсальность.

«Благо всего человечества в целом должно быть целью Самаджа» (Принципы первого Арья Самаджа, 1875).

«Основная цель Самаджа – делать добро всему миру в целом, улучшая физическое, духовное и социальное состояние человечества» (Принципы исправленного Арья Самаджа, Лахор, 1877).

«Я верю в религию, основанную на принципах всеобщности и всеобъемлемости, которые всегда признавались человечеством как истинные и будут признаваться таковыми дальше, в будущие времена. Я называю эту религию Религия Вечная, изначальная, так как она выше всех враждебных ей верований человечества. Я считаю единственно приемлемым то, что достойно веры всех людей во все времена…» (Сатьяртха Пракаш).

Как все пламенно верующие, он добросовестно смешивает Правду вечную и всеобщую, которой он, по его мнению, служит, с той правдой, которую он провозглашает. Он не забывает подвергнуть критерий этой правды пяти предварительным испытаниям, из которых два первых заключаются в ее согласии с учением Вед и с определениями, данными им богу и его атрибутам. Как он может сомневаться в своем праве навязьшать Веды всему человечеству, когда он прежде всего провозгласил, что они, согласно Ауробиндо Гхошу, «содержат полное откровение истин религиозной, этической и научной». По его мнению, ведические боги – это «лишь описательные образы одного единого божества, название его сил, так как мы их видим в созидательной работе природы. Истинное познание смысла Вед, следовательно, сводится к познанию научных истин, открытых позднейшими изысканиями» (Ауробиндо Гхош. Тайна Вед, журнал «Агуа», № 4, ноябрь 1914, Пондишери).

Национальное толкование ведизма Дайянандой вызвало поток писаний, направленных к восстановлению и оживлению философии, культа, ритуала и богослужения древней Индии. Это была пламенная реакция идеалов старины против идеалов Запада (Prabuddha Bharata, ноябрь 1928).

192

«Жизнь активная и полная энергии лучше, чем покорность своей участи. Судьба есть следствие деятельности… Действия творят судьбу. Деятельность, направленная к добру, выше, чем пассивное смирение».

«Душа свободна в своих проявлениях и может действовать, как ей нравится. Но от божеской благодати зависит, будет ли она наслаждаться плодами своих действий» (Сатьяртха Пракаш).

193

Дайянанда, как мне кажется, различает три вечные Субстанции: Бог, Душа и Пракрита (материальная причина Вселенной). Бог и Душа – две самостоятельные сущности; их атрибуты несовместимы, и каждая имеет свои особые функции, которых не может выполнить другая. И однако они нераздельны. Творение, составляющее главную функцию божественной энергии, пользуется в качестве материала первичными элементами, которые оно комбинирует и располагает в определенном порядке. Земное рабство души имеет причиной неведение. Спасение заключается в преодолении заблуждения и освобождении себя в боге. Но оно длится только некоторое время, по истечении которого душа снова поселяется в теле… и т. д.

194

Причем минимальный возраст для вступающих в брак – для женщин 16 лет, для мужчин – 25. Дайянанда решительно высказывается против ранних браков.

195

Эти сведения имеют уже десятилетнюю давность, они относятся ко времени выхода в свет книги Ладжпата Рая. По всей вероятности, просветительное движение с тех пор еЩе больше возросло.

Dayananda Anglo-Vedic в Лахоре, основанное в 1886 году. охватывает своей программой обучение санскритскому, некоторым индусским, персидскому и английскому языкам, а также восточной и европейской философии, истории и политической экономии, точным наукам, искусствам и ремеслам.

Гурукула – семинария, где дети на 16 лет дают обет бедности, целомудрия и послушания. Она ставит своей целью переродить арийский характер, философскую и литературную культуру, влив в них новую моральную энергию. Для девушек существует большой колледж в Пенджабе, где занятия женским трудом и домоводством сочетаются с умственными занятиями и изучением трех языков, санскритского, индусского и английского.

196

Кажется, что Вивекананда и его ученики в этом отношении опередили его. Первые случаи социальной помощи Арья Самаджа, отмеченные Ладжпатом Раем, относятся к голоду 1897–1898 годов. А один из монахов Вивекананды, Акхандананда, посвятил себя такого рода деятельности по оказанию помощи уже с 1894 года. В 1897 году часть «Ramakrishna Mission» была мобилизована на борьбу с голодом и малярией, в следующем году – против чумы.

197

Он публично протестовал против этого, постоянно заявляя, что он аполитичен и не относится враждебно к Великобритании. Но британское правительство судило иначе. Арья Самадж часто оказывался скомпрометированным благодаря деятельности своих членов. Арест одного из них, Ладжпата Рая, вызвал серьезнейшие восстания в 1907–1908 годах.

Я напомню здесь, что тот же Ладжпат Рай, национальный герой, непрестанно подвергавшийся изгнанию, тюремному заключению и преследованиям, совсем недавно (в декабре 1928 года) убит в Лахоре британской полицией во время манифестации за политическую независимость Индии.

198

Я говорил только о величайших из них. Но есть еще многие другие. В Индии никогда не было недостатка в божьих посланцах, основателях сект и религий. И в наше время они не перестают появляться. Совсем недавно вышедшая брошюра HelmuthvonClasenapp. Religiose Re-formbewegungen im heutigen Indien, 1928, Leipzig, /. С Hin-rich. Coil Morgenland касается двух весьма любопытных сект: атеистической церкви Сверхчеловека – Дэва Самаджа и мистической церкви божественного звука (или слова) – Радхасвами Сатсанг. Если я не упоминал о них, то лишь потому, что их деятельность относится к несколько более позднему периоду. Дэва Самадж, хоть и основанный Шива Нараяна Агнихотрой в 1887 году, вылился в форму сверхчеловеческого атеизма только после 1894 года; и его ожесточенная война с богом, объявленная во имя разума, морали и науки «сверхчеловеком» Дэв-гуру – основателем секты, прежде всего сделавшим себя объектом поклонения, – теперь в самом разгаре. Что касается Радхасвами Сатсанг, Троицы, нерастворимой, хоть и составленной из трех последовательно вступавших в нее святых гуру, смерть которых приходится на 1878, 1898 и 1907 годы, то эта доктрина твердо установилась только к концу прошлого столетия. Поэтому мы не коснулись их в своем изложении. Отметим лишь, что обе эти секты приобрели влияние в Северной Индии. Центр Дэва Самаджа – Лахор, и сфера его распространения – Пенджаб. А два главных центра Радхасвами – Аллахабад и Агра.

Глазенап ничего не рассказывает о новых религиозных явлениях в Южной Индии, значение которых нельзя преуменьшать: таков, например, крупный гуру Шри Нараяна, чье благотворное умственное влияние испытывают на себе в течение уже 40 лет около двух миллионов его последователей в княжестве Траванкор (он умер только недавно, в 1928 году). Его учение, проникнутое метафизическим монизмом Шанкары, но направленное в сторону практической деятельности, носит черты, резко его отличающие от мистицизма Бенгалии, сердечные излияния которого (бхакти) внушают Нараяне недоверие. Это, я бы сказал, действенный джнани и представитель умственной религии, умеющий живо чувствовать народ и его социальные потребности. Он много содействовал подъему угнетенных классов юга Индии, в некоторые моменты он действовал заодно с Ганди (см. статьи его ученика P. Natarajan в The Sufi Quarterly, Женева, 1928, декабрь и последующие месяцы).

Речь идет о таинственном слове, обозначающем Всемогущее Существо (вместо знаменитого ведического ОМ, отодвинутого на второй план), – о божественном звуке, вибрирующем во Вселенной, – о словесном Аккорде, завершающем музыку сфер (если говорить языком нашей греко-латинской древности, который мы в несколько измененном виде встречаем в мистических учениях Майтрая-на-Упанишад).

199

Кешаб Чандра Сен. Диалог этот приводит свидетель А. Кумар Датт (Жизнь Рамакришны, с. 516).

200

Надо признать, что ирония Рамакришны в данном случае не совсем справедлива. Он не учитывает (вероятно, просто не знает) ни полного бескорыстия Махарши, ни тех тяжелых жертв, на которые он шел сознательно и гордо в течение ряда лет. Здесь сказывается недоверие человека из народа к знатному аристократу.

В другом рассказе, заимствованном из «Евангелия Рамакришны», который приводит Шаши Бхушан Гхош, ирония немного смягчена; в нем отдается должное царственному идеалисту и не наносится при этом ущерба проницательности Рамакришны.

Рамакришна рассказывает, что он был представлен Де-бендранатху так: «Вот божий безумец»… «Дебендранатх показался мне сосредоточенным на своем внутреннем „я“. Почему бы нет? Он обладал знаниями, славой, богатством, всеобщим уважением. Но я обнаружил, что в его жизни мирно уживались йога и бхога (пользование материальными благами)… Я сказал ему: „Вы настоящий Джанака в наше грешное время. У Джанаки были широко раскрыты оба глаза. Так, вы сохранили вашу душу для бога, в то время как тело ваше движется в этом мире материи. Вот почему я пришел посмотреть на вас. Скажите же мне что-нибудь о боге“…»

201

Рабиндранату Тагору в то время было 4 года, Рамакришна был введен в дом Тагоров своим покровителем Матхуром-бабу, единомышленником Дебендранатха. Любопытная подробность, которая, быть может, заинтересует наших европейских психофизиологов: как только его представили, Рамакришна обратился к Дебендранатху с просьбой раздеться и показать ему свою грудь, на что тот согласился, не выразив большого удивления. Его кожа была ярко-красного цвета, Рамакришна ее разглядывает и ставит диагноз: «Да, вы видели бога…» Ибо эта постоянная краснота груди есть признак некоторых йогических упражнений.

202

Джанака, царь Видехи и Митхилы, отец-кормилец Ситы.

203

«Этот мир похож на канделябр, и каждый из нас подобен шарику в нем. Когда мы не горим, весь канделябр меркнет. Бог создал человека, чтобы он прославлял его…»

По рассказу Шаши, Рамакришна при этом наивно замечает:

«Как странно: когда я предавался размышлениям в Панчавати (роща в Дакшинешваре), мне тоже представлялось что-то вроде канделябра. Дебендранатх положительно очень глубокий человек».

204

Он и у него нашел характерную красноту груди.

205

Я имею в виду памфлет Б. Мазумдара Professor F. Мах Miiller on Ramakrishna the World on K. Chunder Sen, 1900, Calcutta (см. ГЛ. II): «Нелепые выдумки и донесения Максу Мюллеру учеников Рамакришны», главу III – «Различия между двумя доктринами», и главным образом оскорбительную V главу: «О Вивекананде, осведомителе Макса Мюллера», в которой авторы не стесняются выступать заодно с англо-американским духовенством, уязвленным пламенной религиозной полемикой Великого Свами.

206

G. В. Mazoomdar. Указ. соч., гл. И. В своем трактате о йоге Кешаб говорит: «Сознание и бхакти – два тождественные понятия. Бхакти доступен только тем, кто сохраняет сознание, бессознательный бхакт – вещь невозможная». Но это не относится к религиозным экстазам Рамакришны, так как надо сначала доказать, что он не сохранял в таком состоянии более высокой формы сознания. Это только указывает на другой характер созерцаний Кешаба, для которого самое высокое состояние духа заключалось в полном единении его разума с Разумом вечным, без нарушения внешнего сознания и без ущерба для дел житейских, общественных и семейных.

В этом отношении Кешаб оставался верен традициям Брахмр. В другом месте (глава II) Мазумдар приводит следующие слова Кешаба: «Сто раз позор йогу, если он оставляет все из любви к йоге… Грешно забывать тех, кого бог отдал нам на попечение». В этом Мазумдар усматривает обвинение против Рамакришны, пренебрегающего своими обязанностями в отношении жены. Но ведь он не пренебрегал ими. Он их возвеличил. Он не только любил свою жену глубокой и чистой любовью, он сумел внушить и ей такую же любовь, ставшую для нее источником счастья и покоя. Мне уже пришлось говорить, как серьезно он относился к своим обязанностям в отношении к ней. В дальнейшем я покажу, что он не позволял своим ученикам, для того чтобы следовать за ним, отказываться от долга, взятого ими на себя по отношению к родителям, жене и детям, нуждавшимся в них.

207

«С начала моей религиозной жизни я привык, – писал он, – получать знания от тебя, мой Господь…»

208

Я был счастлив встретить у Манилала Парекха (христианского ученика Кешаба) в его прекрасной, полной чистой веры книге (Brahmarshi Keshab Chunder Sen, 1926. Oriental Christ House Rajkot. Bombay) мнение, аналогичное моему. Манилал Парекх открыто признает, что Кешаб многим был обязан Рамакришне, больше, пожалуй, чем Рама-кришна ему. В этом он видит (как и я) еще одно основание для восхищения широтой ума и величием души Кешаба.

209

Он говорил также: «Бог вселил в меня способность впитывать в себя все хорошие качества каждого человека».

210

Он его отметил уже в 1865 году, когда Кешаб был еще помощником Дебендранатха и стоял во главе Адибрах-ма Самаджа. Облик Кешаба поразил его. Он врезывался в память. Это был высокий человек с овальным лицом и «светлой, как у итальянца», кожей (Мукерджи). Но если его ум, как и лицо, был окрашен нежным солнцем Запада, то душа его оставалась индуистской. Рамакришна сразу понял это, лишь только увидел его, погруженного в размышление. «Некоторые размышляли, сидя на крыльце Брахма Самаджа, – рассказывает он. – В центре группы был Кешаб, погруженный в раздумье: он был неподвижен, как кусок дерева. Он тогда еще был молодым человеком, но рыба клевала именно на его удочку…» (привычная метафора, означающая, что только на его призыв отзывался бог).

211

Интересно еще для европейской науки отметить, что единственным способом пробудить Рамакришну из экстатического состояния – его племянник Хридай учил жену Рамакришны прибегать к нему – было шепнуть ему то или другое имя господа или соответственную мантру (молитвенную формулу) применительно к форме и степени экстаза. Итак, характер его психической сосредоточенности поддается определению, и, следовательно, не приходится говорить о каком-либо расстройстве его психики в это время; разум крепко держит вожжи в руках.

212

В 1862 году, когда Кешаб был еще во главе Адиб-рахма Самаджа, под началом Дебендранатха, пели гимн: «Сидя на коленях Матери…»

В 1886 году в учебнике Брахмо находим: «О божественная Мать, свяжи меня твоими милостями!.. О Мать, приди, приблизься!..»

В 1875 году: «Блажен я! Я погрузился в сердце Матери, теперь я среди ее детей; Мать танцует со своими детьми…» Но как раз в это время состоялась встреча Кешаба с Рамакришной (см.: Мазумдар Б. Указ. соч. Гл. III).

213

Праматхлал Сен говорит, что он ежедневно общался с богом.

«Пусть молитва будет вашей главнейшей заботой. Молитесь усердно и беспрерывно в одиночестве и сообща с другими, пусть это будет альфой и омегой вашей жизни!»

214

Жизнь и учение Парамахансы Рамакришны, статья Дхармататва.

215

Бабу Гириш Чандра Сен и Чиранджиб Шарма, на которых ссылаются для подкрепления своего тезиса рама-кришнаисты, конечно, преувеличивают влияние Рамакришны на Брахма Самадж Кешаба. Кто слишком горячо доказывает – внушает сомнение. Писать, как Чиранджиб Шарма, что поклонение богу как Матери заимствовано у Рамакришны, – значит не считаться с фактами. Достаточно сказать, что пример Рамакришны содействовал его укреплению в Брахма Самадже. Культ брахмы был немного сух. «Тень Рамакришны, – выражаясь образным языком бабу Гириш Ч. Сена, – смягчила его».

216

Однако Мазумдар в своей «Жизни Кешаба» допускает, что встреча с Рамакришной, не изменив теистского принципа Нового Избавления, побудила Кешаба изложить этот принцип в более доступной и приемлемой для всех форме:

«Рамакришна объединил все главные концепции индуистского политеизма в одну оригинальную систему эклектического спиритуализма. Этот спиритуализм навел Кешаба на мысль расширить духовную структуру своего собственного учения. И национальная концепция божественных атрибутов, прекрасная и истинная, явилась ему внезапно, как лучший и вернейший способ сделать свою веру доступной всему народу. Конечно, его основная идея универсального теизма остается неприкосновенной…» Но Мазумдар с сожалением замечает, что этот теизм с добавлением множества божественных атрибутов был впоследствии истолкован в духе идолопоклонства.

217

Ср. Dhan Gopal Mukerji, The face of silence, 1926. Шарадананда передает ту же притчу в своей главе о Брахма Самадже и Рамакришне.

218

Вот образец молитвы брахмо, помещенной в «Евангелии Рамакришны»:

«ОМ! Ты наш отец. Даруй нам познание. Не губи нас.

ОМ! Брахман! Истина! Познание! Бесконечность! Он блаженство и бессмертие. Он Свет! Он Мир! Он Добро! Он Един!

Мы преклоняемся перед тобою, о Высшее Существо, о Великая Первопричина.

Мы преклоняемся перед тобою. О Свет Познания, о Столп всех миров…

От нереального приведи нас к реальному! Из мрака выведи нас к Свету! Проникни в нас! Достигни нашего „я“. Защити нас, о Могучий, от Неведения твоим сострадательным ликом!»

219

Жизнь Рамакришны, с. 365, и Мукерджи, указ. соч.

220

Жизнь Рамакришны, с. 405.

221

В рассказе Махендранатх Гупты, автора «Евангелия Рамакришны», приводятся два из них, относящиеся к 27 октября 1882 года, а в рассказе другого свидетеля, На-рендранатха Гупты, упоминается третий, относящийся к 1884 году (см.: The Modern Review. Калькутта, май 1927).

222

Нарендранатх Гупта. Во время другого экстаза, описанного М., Рамакришна говорит Матери: «О Мать, все они заперты в своих границах, они несвободны: возможно ли освободить их из тюрьмы?»

223

Притча о Воздушном Змее находится, как мы уже говорили, в гимне Рампрасада, который Рамакришна любил петь: «Божественная Мать и освобожденная душа»; в гимн Нарешандры, который упоминается в «Евангелии», тоже входит эта притча. Почти все метафоры (о пловце, ныряющем на дно божественного Океана) в разных вариантах многократно встречаются в поэтическом и песенном фольклоре Бенгалии начиная с XV века.

224

Сравните это с учением Ганди, отрицавшего всякую религиозную пропаганду путем письменного и устного слова. На вопрос «Можем ли мы делиться нашим опытом с другими?» он ответил: «Наш внутренний опыт неизбежно сообщается другим, хотим ли мы этого или нет. Но только через нашу жизнь, через слово, являющееся далеко не совершенным проводником его. Наш внутренний опыт глубже, чем сама мысль. Достаточно одного факта существования, для того чтобы он проявлялся вовне… но, если вы захотите передать свой внутренний опыт другому, вы воздвигнете между ним и вами духовный барьер…» (Дискуссия на Совете Федерации International Fellowship, Satyagraha Ashram, Sabarmati, 15 января, 1928).

225

Мукерджи, указ. соч.

226

«Евангелие Рамакришны», отдел V, гл. I и II. Это было 28 ноября 1883 года, в конце дня. Рамакришна пришел с несколькими своими учениками в дом Кешаба.

227

В гостиной, уставленной красивой мебелью и зеркалами, Рамакришна, едва пробудившись от экстаза, смотрит вокруг, улыбается и говорит сам себе: «Да, все это было полезно несколько времени тому назад, но теперь это уж не нужно… Ты здесь. Мать… Как ты прекрасна!» В этот момент входит Кешаб и падает к ногам Рамакришны. «Я здесь», – говорит он. Рамакришна смотрит, как будто не совсем узнавая его, и продолжает говорить о Матери и о человеческой жизни. Между этими двумя людьми и речи нет о здоровье, явившемся, однако, поводом для посещения. Только через значительный промежуток времени Рамакришна произносит слова, которые я привел выше.

228

Садовник хорошо знает, как обращаться с обыкновенной розой, и он знает, как обращаться с розой бассорской. Для нее он окапывает землю вокруг корней, чтобы они могли пользоваться ночной росой. Роса придает розе силу и свежесть. То же самое с вами. Божественный садовник знает, как с вами обращаться. Он окапывает землю вокруг вас, чтобы на вас упала его роса и вы стали бы чище и чтобы ваш труд стал еще более великим и ваше здание – более прочным. («Евангелие Рамакришны», т. I, отдел V, гл. II.)

229

Кажется, никто не заметил, какое влияние имели некоторые слова, сказанные Рамакришной во время прощального свидания, на последние мысли Кешаба.

Рамакришна в долгом разговоре о Матери высказал ему следующую мысль: «Она бдительно охраняет своих детей. Она знает, как им получить настоящее избавление и истинное познание. Ребенок ничего не знает. Его мать знает все. Все устроено согласно ее воле. Ты следуешь единственно своей воле, о божественная Мать! Ты делаешь то, что ты считаешь нужным. Неразумный же человек говорит: „Это сделал я“».

И Кешаб в своих предсмертных муках, утешая настоящую – смертную – мать, упрекавшую себя за то, что она дала ему жизнь, говорит: «Божественная Мать посылает мне все для моего же блага. Она играет со мной, переворачивая меня с одного бока на другой».

230

После нового раскола Брахма Самаджа (в 1878 г.) Рамакришна остался верен Кешабу, покинутому некоторой частью учеников. Но он не принял ни одного из учений, ни одного из трех ответвлений Брахмо. Он присоединялся то к одному, то к другому для молитвы. «Евангелие Рамакришны» сохранило для нас воспоминание о некоторых из его посещений, например 28 октября 1882 года, когда он был приглашен и принял участие в годовом празднестве Брахмо Кешаба. Вокруг него толпятся люди, и на их вопросы, касающиеся религии, он отвечает со свойственной ему широтой ума. Он принимает участие в пении и в священных плясках. Перед уходом он обращается с приветствием ко всем формам благочестия и заканчивает его хвалой Брахме:

– Приветствую ноги джнянина! Приветствую ноги бхакта. Приветствую благочестивых, верующих в бога без образа! Приветствую благочестивых, верующих в бога, имеющего образ. Приветствую старые пути познания Брахмана. Приветствую новые пути познания Брахма Самаджа.

Два других ответвления Брахмы высказывали ему гораздо меньше уважения. Самая новая из них, Садхаран Самадж, не могла ему простить его влияния на Кешаба. А в Адибрахмо Дебендранатха его, должно быть, считали стоящим на более низком уровне. При одном его посещении (2 мая 1883 года) – о котором Рабиндранат Тагор, быть может, сохранил воспоминание, так как он, тогда еще отрок, присутствовал при нем, – его приняли очень холодно («Евангелие Рамакришны»).

231

В особенности преемник Кешаба, Пратапчандра Ма-зумдар и Виджай Кришна Госвами, который впоследствии отошел от Брахма Самаджа. Знаменитый композитор и певец из Самаджа Кешаба, Трайлокьянатх Саньял, уверяет, что многие из его лучших песен были навеяны экстазами Рамакришны.

232

Какая разница, спрашивали его, существует между брахмасамаджистами и другими индуистами?

– О, небольшая, – отвечал он. – В концерте гобоев один тянет все ту же ноту, другой украшает ее вариациями. Брахмасамаджисты всегда возвращаются к той же ноте – образу бога, не имеющему формы. Индуисты же наслаждаются им в разных образах.

233

Рамакришна все же признавал то, что впервые было провозглашено Бхайрави Брахмани, – что он был божественным воплощением. Но он не любил об этом говорить и не переносил, чтобы об этом говорили в его присутствии. Он скорее был склонен публично отказать себе во всяком духовном преимуществе, вызывая неудовольствие своих близких, желавших этим воспользоваться. Мы увидим, что, предсказывая Вивекананде его будущую судьбу, он припишет себе меньшую роль, чем своему ученику. Итак, его вера была делом его внутренней сущности, тайным светом, которого он никогда не выставлял напоказ. Я спрашиваю тех европейцев, которых это может поразить, станут ли они отрицать, что страстное чувство определенной миссии, принятой на себя нашими великими людьми дела и мысли, аналогично интуиции, полноте существа, выходящей за пределы человеческой личности. Не все ли нам равно, как его зовут?

234

Садхана – сам акт духовного созерцания, приводящий к одной из форм постижения. Садхака – тот, кто посвящает себя этому действию.

235

Слово «служение», которое учениками Рамакришны будет взято девизом для их миссии, не было ясно произнесено учителем. Но все его учение, проникнутое действенной любовью к другим, доходящей до полного личного самопожертвования, является по существу доктриной «служения». Служение является в ней, как хорошо отметил Свами Ашокананда, «двигательной силой» (см.: Prabuddha Bharata, Алмора, февраль 1928 года: «Происхождение доктрины служения Вивекананды»), Мы вернемся к этому вопросу.

236

Как курьез отмечаю, что, показывая на северо-запад (Россию), Рамакришна говорил, что через 200 лет он воплотится там.

237

«Жизнь Рамакришны», с. 342–347.

238

См. Мукерджи Д. Дж., указ. соч.

239

Беседы с Бонким Чандра Чаттерджи 6 декабря 1884 года.

240

Он сказал – «тех, кто родился последний раз».

241

См.: Свами Ашокананда, указ. место.

242

Бхайрави Брахмани первая объявила ему около 1863 года, что много верующих с чистым сердцем придет к нему. Но Рамакришна совсем не думал об этом до 1866 года. Лишь в конце долгого Самадхи этого года он, как говорит Шарадананда, почувствовал сильное желание иметь учеников и каждый вечер призывал их громкими криками. Высшая точка кризиса приходится на конец следующего шестилетнего периода (1866–1872); такой промежуток времени был ему необходим, чтобы уяснить себе духовное состояние тогдашней Индии и свои способности как учителя. Также к концу этого периода ему явились в видении его будущие ученики (см. «Жизнь Вивекананды»). Его первые проповеди относятся к концу 1874-го или началу 1875 года, когда он познакомился с Кешабом. Обыкновенно считают, что его проповеди продолжались в течение двенадцати лет – с 1874-го по август 1886 года.

243

По словам Шарадананды, все ученики Рамакришны явились к нему до конца 1884 года. Большинство – между серединой 1883-го и серединой 1884 года.

244

«Если ты всегда будешь думать о духах, то будешь духом. Если ты будешь думать о боге, ты будешь богом. Выбирай».

245

«Сила тигра», как говорили о мягком учителе некоторые свидетели, ассоциируя поразительным образом впечатление дикой жизненной силы с могуществом освобожденной души.

246

«Вы ищете бога? Ну так ищите его в человеке! Божественность проявляется в человеке больше, чем в чем-либо другом» («Евангелие Рамакришны», с. 350).

247

Мукерджи Д. Г., указ. соч.

248

Когда настаивают, чтобы он определил бога, Рамакришна говорит:

– А если я вам дам определение бога, что вы с этим сделаете? Догмат веры для создания новой религии моего имени? Я не пришел на землю, чтобы создать еще один культ! О нет!..

И еще:

– Не ищите религии! Будьте религией!..

249

«Я не выбираю их. Божественная Мать приводит их ко мне. Она заставляет меня освидетельствовать их. Ночью я размышляю. Покровы спадают. Она показывает их мне… Вы видите тогда всю сущность мужчины и женщины как сквозь стенки стеклянного ящика… Я убеждаюсь в свойствах своих учеников много раньше, чем я их принимаю…»

Кто из людей с большой интуицией не знаком с этим ходом мыслей, не чувствует этого внутреннего ока, открывающегося под спущенными веками, в одиноком центре разума на бренных, еще теплых останках мира, пойманных в сети чувств? Только одно выражение меняется. И зоркость глаза.

250

Вивекананда рассказывает:

«Даже во сне рука его сжималась и тело его становилось как бы парализованным, когда я прикасался к нему монетой» («My Master»).

251

Вот еще один чудесный рассказ:

Однажды, по доброте своей прикоснувшись к человеку, внешне безупречному, но с порочной душой, который настаивал, чтобы его приняли учеником, Рамакришна закричал от боли. Он ласково и огорченно сказал этому человеку: «Прикосновение блаженства божьего превратилось в вас в яд кобры. Оно еще не наступит в этой жизни, мой сын» (подразумевается – «ваше освобождение»).

Можно упомянуть сотни проявлений такой сверхчувствительности: удар, нанесенный взбешенным человеком прохожему, оставлял физические следы на теле Рамакришны. Его племянник рассказывает о том, как покраснела и распухла у него спина при виде человека, спина которого была исполосована ударами. Праведный Гириш Чандра Гхош тоже подтверждает наличие таких стигматов. Этот контакт души со всеми проявлениями жизни заставляет Рамакришну сочувствовать даже животным и растениям. Говорят, и Ша-радананда подтверждает это, что каждый грубый шаг по земле отзывался в его собственном сердце.

252

Он не полагался на одну только интуицию закрытых глаз. Он посещал воспитателей своих юных учеников, осведомлялся о них, изучал их во время молитвы. Со странным и тщательным вниманием он отмечал физиологические особенности их дыхания, сна и даже пищеварения. Он придавал им большое значение для установления своего суждения о духовных способностях и о судьбе своих учеников.

253

«Евангелие Рамакришны», II, с. 251 и след. Rama-krishna Mission последовала наставлениям своего учителя. Она никого не допускает к монастырской жизни, если семья не отказалась от него добровольно. Ибо, как говорят, человек, бегущий от своих обязанностей в миру, слишком слаб, чтобы налагать на себя обязанности еще более тяжелые на службе богу (см. Мукерджи).

254

«Евангелие», I, с. 42.

255

«Жизнь Рамакришны», с. 587.

256

«Евангелие», с. 266. Насколько лучше, чем богатый Кешаб, знает этот крестьянский сын о жизненных потребностях и о том, что большая заслуга для бедного труженика – найти время в течение целого дня хотя бы для одной мысли о боге, чем для праздных богомольцев – посвящать целые часы религиозным обрядам.

«Нарада однажды (я привожу в сокращении одну из содержательнейших и чудеснейших его притч) решил, что он – самый набожный человек. Господь велит ему пойти к крестьянину, еще более набожному, чем он сам. Он идет туда. Крестьянин призывает имя Гаури, вставая и ложась спать; в остальное время он работает на своем поле. Нарада ничего не понимает. Тогда господь приказывает ему взять чашу, до краев полную масла, и обнести ее вокруг всего города, не пролив ни одной капли. Нарада повинуется. Когда он возвращается, не пролив ни капли, господь спрашивает его: „Сколько раз ты подумал обо мне?“ „Господи, – отвечает Нарада, – как я мог думать о тебе? Все мое внимание было сосредоточено на чаше с маслом…“ Тогда господь пояснил Нараде, насколько велика набожность крестьянина, который, несмотря на свой труд, не забывает призывать его имя» (Sri Ramakrishna's Teachings, I, с. 45).

257

«Евангелие», I, с. 403.

258

Беседы с Трайлокья Саньялом.

259

Беседы с Кешабом и его учениками, 1882 год.

260

«Жизнь Рамакришны», с. 400.

261

Беседы с Кешабом и его учениками, 1882 год.

262

Маловероятно, чтобы он одобрил нашу святую Иоанну из Шанталя и особенно святую Марию Воплощения, оставившую своего 11-летнего сына, чтобы отдаться богу (см.: Анри Бремон. Histoire litteraire du sentiment religieux en France).

263

Другой рассказ в таком же роде.

Одна старушка начала дряхлеть. Она захотела удалиться в Вриндаван и отдаться религиозной жизни. Рамакришна отговорил ее, сказав, что она слишком любит свою внучку и что та будет ей помехой в ее молитвах. Он добавил:

– Все хорошее, что вы ожидаете от жизни в Врин-даване, будет вам дано само собой, если вы отдадитесь нежному чувству к внучке, думая, что она сама есть Шри Радхика (возлюбленная Кришны). Ласкайте ее сколько хотите, кормите ее, одевайте, балуйте ее досыта. Думайте только при всех ваших деяниях, что вы поклоняетесь богине Вриндавана (Sri Ramakrishna's Teachings, I, p. 70).

Итак, живите своей жизнью, любите ваших возлюбленных в полной невинности и в мире! Нужно только видеть бога под их драгоценной завесой и воздавать ему благодарность.

264

«По какой бы дороге вы ни шли, главное – это горячее стремление к истине. Бог знает тайны вашего сердца, и для него не важно, что вы идете по неправильному пути. Нужна только ваша искренность. Он сам опять выведет вас на правильную дорогу… Известно, что нет ни одного пути без ошибок. Каждый думает, что его часы хорошо идут; на самом деле никто не знает точного времени. Это не мешает работать» («Жизнь Рамакришны», с. 647).

265

Одно из них было переведено с бенгальского на английский: «Искание Бесконечного». Его считают величайшим из драматургов Бенгалии с классических времен Ка-лидасы.

266

Благочестив в том полном смысле, которого мы все время придерживаемся в этой книге, – преданный богу, отдавшийся ему целиком.

267

15 К концу 1884 года. Он присутствовал на одном из первых представлений «Чайтаньи-лила» и видел в 1885 году четыре или пять других пьес Гириша, среди них театрализованную жизнь Будды.

268

Это классическое изображение бхакти «в виде кошки» (Марджари): кошка спасает своих котят, унося их, неподвижных. Секты на юге Индии представляли себе так спасение, которое должно быть осуществлено исключительно самим богом (см.: Поль Массон Урсель. Очерки из истории индуистской философии. С. 247).

269

Я следовал в этом маленьком рассказе прекрасному изложению Мукерджи.

270

Он придает должное значение цветущему здоровью. Его наиболее выдающиеся ученики – Вивекананда, Пре-мананда, Брахмананда, Шарадананда, Туриянанда – казались атлетами: широкоплечие, высокие, они обладали редкой физической силой. Он всегда заботливо проверяет, хорошо ли функционирует организм, прежде чем разрешить предаваться интенсивному созерцанию.

271

Туриянанде было 14 лет, Субодхананде – 17.

272

Не много есть святых, жизнь которых была бы более трогательна, чем его жизнь, которую рассказывает Мукерджи. Слуга богатого врача, он приезжает на пароходе по Ганге, является к Рамакришне и от имени своего господина кладет подарки к его ногам. Взгляды обоих встретились. Через два дня Лату возвращается и отдается ему, теперь уже на всю жизнь. Он настолько отказался от самого себя, что боится даже тогда, когда делает добро, попасться в ловушку самолюбия или прежних привычек; он спокоен лишь в тех случаях, когда чувствует, что растворяется в доброте господней. Этот неграмотный человек понимал глубокий язык музыки. Умирая, «выплевывая свое тело» (по его грубому выражению), он говорил в экстазе: «Я слышу игру на флейте… Наконец! Я иду на свидание с ним…»

273

В своей лекции «Мой учитель», прочитанной им в Нью-Йорке и опубликованной в IV томе собрания его сочинений, 3-е издание, 1923 г.

274

«Не заботьтесь о доктринах! Только сущность жизни каждого человека имеет значение, то есть его духовность. Нужно достичь ее».

Вот в чем принцип его учения, по словам Вивекананды: «Сначала сформировать характер, достичь духовности. Остальное придет само собой» («Мой учитель»).

275

См. «Евангелие», в разных местах, и Мукерджи.

276

Оно доходит до галлюцинации: «Знаете ли вы, что я вижу? Я вижу его во всем. Человек и другие существа кажутся мне фигурками, покрытыми кожей; господь, пребывающий в них, заставляет их ворочать головой и двигать руками и ногами. Однажды у меня было такое видение: единая субстанция приняла все формы космоса и всех живых существ: таков был бы дом из воска с садом, людьми, коровами, тоже из воска, только из одного воска» («Евангелие», с. 437).

«Однажды мне было открыто, что всё – есть непорочный дух! Принадлежности культа, алтарь, люди, животные… Непорочный дух! И, как безумный, начал я дождем бросать цветы (с алтаря), цветы на все вещи. Все, что я видел, я обожал…»

«Я вижу, как он струится внутри человеческого тела, – подушка, плывущая там на реке, плывущая зигзагами, то опускаясь, то подымаясь вместе с волнами» («Евангелие», II, с. 204 и др.).

277

См. наше I приложение: «Физиология индийской аскезы».

278

«Евангелие Рамакришны», II, с. 223 и след., I, с. 252 и след. – вопрос разбирается учителем в откровенных и смелых словах, без ложного стыда.

279

«Евангелие Рамакришны», II, с. 223.

280

Это высокое бескорыстие в отношении к своим произведениям встречается у некоторых величайших художников и замечательных ученых Запада даже в середине XVIII века. Я восторгался им у таких тщеславных людей, как Глюк и Гендель, таких чувственно-человечных, как Гассе и Моцарт, обнаруживших полную незаинтересованность к судьбе своих творений после своей смерти, отказываясь от них, чтобы умереть или углубиться в себя, как Расин, еще в полном расцвете творческих сил. Я осмелюсь сказать, что нет истинно великого человека, который не достиг бы этой ступени.

281

«Самолюбие», конечно, в первоначальном смысле: «любовь к самому себе».

282

«Евангелие Рамакришны», I, с. 261.

283

«Вы ищете бога? Ну так ищите его в человеке! Божество проявляется в человеке сильнее, чем во всяком другом предмете… Поистине, бог во всех, но его могущество проявляется в них больше или меньше. Бог, воплощенный в человеке, это могущество бога, сильнее всего проявившееся в плоти… Человек – это величайшее проявление бога» («Евангелие», I, с. 350).

284

«Совершенное познание достигается, когда видишь бога в каждом человеке» (там же, т. II).

285

7 декабря 1927 года.

286

Свами Ашокананда тоже пишет: «Служение рождается из сочувствия. Так как страждущий человек есть бог, то сознание божественного в человеке является причиной служения; и это служение становится могущественным средством познания бога» (Прабуддха Бхарата, февраль 1928 г.).

Осмелюсь ли я сказать, что считаю более прекрасным, более чистым и нужным – любить и служить «страждущему» без единой мысли о божественном, просто потому, что он страдает? Это забвение божественного может быть ближе к божественному, чем постоянная забота, при которой все же сохраняются, несмотря на все, остатки привязанности к миру, – в том смысле, какой придает этому понятию Рамакришна.

287

В дальнейшем читатель найдет прекрасный эпизод, относящийся к 1886 году, который сообщил нам Свами Шивананда, бывший его свидетелем.

288

«Евангелие», I, с. 61, 87.

289

Там же, с. 101.

290

Там же, с. 437.

291

«Евангелие», т. И.

292

См. Мукерджи, указ. соч., стр. 161.

293

«Евангелие», I, с. 56.

294

Напоминаю, что Нарендра, или Нарен, – настоящее имя Вивекананды.

295

«Евангелие», I, с. 58.

296

Вот еще сноп прекрасных рассказов:

Прежде всего следующая удивительная притча: «Бог во всем» («Евангелие», II, 129).

Был некий монастырь, обитатели которого ходили ежедневно нищенствовать. Однажды монах, отправившись собирать милостыню, увидел заминдара (землевладельца), который избивал какого-то бедняка. Он вмешался. Разъяренный заминдар обратил свой гнев против него и бил его до тех пор, пока он не потерял сознание… Узнав об этом, монахи сбежались к нему; они нашли его распростертым на земле, отнесли в монастырь и положили на постель. Усевшись вокруг него с печальными сердцами, они обмахивали его. Один из них медленно влил ему в рот немного молока… Через некоторое время он пришел в себя, раскрыл глаза и осмотрелся кругом. Тогда один монах, желавший удостовериться, что он узнает своих братьев, закричал ему в ухо: «Брат, кто это вливает тебе в рот молоко?..» Монах ответил умирающим голосом: «Брат, тот же, кто бил меня, вливает молоко мне в рот…»

А вот другой рассказ («Жизнь Рамакришны», с. 620).

Молодой Кали удил рыбу. Учитель сказал ему: «Зачем эта жестокость?» Кали отвечал: «Я не делаю ничего худого! Мы все Атман, а Атман бессмертен. Значит, я в действительности не убил рыб…» Учитель сказал ему: «Дорогое дитя, ты ошибаешься. Человек познания (то есть тот, кто познал в себе божество) никогда не может быть жестоким к другим. Это невозможно по самой его природе. Его ум даже не мыслит об этом…» (См.: «Жизнь Рамакришны», с. 417; «Евангелие», II, 204.)

Рамакришна дошел до того, что не хотел больше рвать цветы для обрядных приношений.

Наконец, трогательная сцена, взятая из жизни и записанная Свами Шараданандой.

«Однажды (это было в 1884 году) Рамакришна беседовал со своими учениками. Он объяснял им основные принципы религии вишнуитов, один из которых – доброта ко всем существам.

„Наш мир принадлежит Кришне. Знайте это в глубине вашего сердца и проявляйте доброту ко всем существам… Доброту ко всем существам…“ – повторил он и впал в Самахди (экстаз). Придя в себя, он шептал: „Доброту ко всем существам… доброту… Не стыдно ли тебе! Ничтожное насекомое, как можешь ты проявлять милосердие к существам божьим? Кто ты, чтобы быть милосердным?.. Нет! Нет! Это не может быть милосердие… Служи им, как будто они были Шивой!..“

После этого Нарендра (Вивекананда), выйдя с другими, объяснил им глубокий смысл этих слов, который они поняли лишь наполовину. Он толковал их на основании доктрины служения, примиряющей высокую любовь к богу с деятельностью, направленной на благо людей.

297

Обыкновенно он отказывается, но не всегда. (Дальше будет сказано о том, как он завоевал Вивекананду: ему нужна эта царственная добыча; впрочем, Вивекананда в силах себя защитить!) Но даже тогда, когда Рамакришна хочет оставить своих учеников свободными, не влияя на них, всегда ли удается ему это? Он владеет любопытными и опасными силами йогов. Он как можно меньше пользуется ими, ибо он ненавидит тайные средства; он решительный противник „чудес“; он допускает их возможность, но считает их бесполезными и даже вредными; он относится к ним с таким же отвращением, как и Христос; силы, называемые сверхъестественными, кажутся ему препятствием на пути к духовному совершенствованию, которое должно быть естественным плодом сердца. Но разве он всегда настолько владеет этими силами, чтобы не проявлять их? – Тулси (Нирманананда) не знает его еще. Он ждет на веранде, он видит, что мимо него проходит нетвердой походкой погруженный в размышления человек; этот человек (Рамакришна), не останавливаясь, бросает на него взгляд: Тулси ощущает удар в грудь и остается на минуту парализованным. – Тарак (Шивананда) стоит напротив Рамакришны, неподвижный и молчаливый: взгляд учителя останавливается на нем; он начинает рыдать и дрожит всеми членами. – При первом посещении Калипрасад (Абхедананда) прикасается к Рамакришне: волна какой-то силы сразу заливает его, овладевает им.

Иногда учитель сам старается пробудить внутренние силы. Он помогает им, когда видит усилие доброй воли. Так, заметив, что Лату (Адбхутананда) изнуряет себя бесконечными молитвами, он просит Мать даровать ему плод его благочестивого желания, и несколько дней спустя Лату достигает экстаза во время молитвы. – При втором посещении Субодха (Субодхананда) он прикасается к его груди, говоря: „Проснись, Мать, проснись!“ – и пишет пальцем на его языке: Субодх чувствует поток света, идущего от мозга к сердцу, образы богов и богинь проходят, как искры, и тают в бесконечности; он теряет чувство своей личной сущности, которое ему почти тотчас же возвращает Рамакришна, сам пораженный силой этих реакций. – Маленького Гангадхара (Акхандананда) учитель приводит в храм Кали и говорит ему: „Смотри на живого Шиву!“ – и Гангадхар видит его.

Но пусть в этом не ошибаются! Учитель никогда не старается навязать ученику те видения или мысли, которых нет у самого ученика: он только пробуждает их. Интеллектуальным натурам он первый не станет советовать искать познания бога воочию. Когда нежно любимый Бабурам (Премананда) умоляет его дать ему экстаз, божественная Мать предупреждает Рамакришну, что Бабурам предназначен для „джняна“ (познание разумом), а не для бха-ва (физическое восприятие божества). Того, кто станет его величайшим учеником-интеллектуалом, Шаратчандру (Шарадананду), он спрашивает: „Как любите вы познавать бога? Какие у вас видения, когда вы сосредоточиваетесь на самом себе?“ Шаратчандра отвечает: „Я не люблю видений. Я не стремлюсь видеть какое-либо определенное изображение бога во время сосредоточения, я стремлюсь видеть его таким, каким он проявляется во всех существах на свете“. Рамакришна улыбается и говорит: „Но ведь это последнее слово духовности. Вы не можете достигнуть его сразу“. Шаратчандра возражает: „Я не удовлетворюсь ничем иным“.

Даже для самых сенситивных натур познание зрением – только стадия, которую надо пройти. Абхедананда, увидев, как проходят в Рамакришне различные перевоплощения, однажды замечает, что все формы тают в одном светлом образе. Рамакришна объявляет ему, что впредь у него не будет видений. Он прошел этот этап, и действительно, с этого дня у Абхедананды будут только мысли о беспредельном, необъятном, которые относятся к безличному Брахману. – Когда Бабурам настаивает, желая получить от учителя особую силу, Рамакришна упрекает его и говорит: „О чем можешь ты просить меня? Разве все, что у меня есть, не ваше? Все, чего я достиг в форме реализации, – все для вас всех. Вот ключ, откройте и возьмите все!“

Но он говорит еще ведантисту Харинатху (Туриянан-де): „Если вы думаете найти бога в другом месте, не возле меня, идите. Я желаю только, чтобы вы возвысились над страданиями мирскими и чтобы вы насладились божественным блаженством“.

Таким образом, он старается тысячами способов руководить молодыми душами в их собственном религиозном чувстве так, чтобы они развивали свою подлинную и наивысшую индивидуальность. Ни одной минуты он не думает завладеть ими. Он отдается им. Он не говорит им и не думает: „Вы должны отдаться мне“. В этом большое отличие его учения от учения Христа (обо всем этом см.: „Жизнь Рамакришны“, с. 475, 488, 604, 606, 615 и т. д.).

Мы сочли необходимым указать западному читателю на эту любопытную сторону личного влияния, проявляемого Рамакришной на окружающих; но незачем добавлять, что мы не придаем этому такого значения, какое придают ему умы Востока. Мы придерживаемся в этом мнения Шаратчандры (Шарадананды): „Нам нужно наибольшее, мы не довольствуемся меньшим“. Видимое глазами мало значит в сравнении с очевидностью, которая видна разуму.

298

Ученики, прошедшие через эти испытания (среди них – многие большие умы, живущие еще доныне), утверждают, что здесь не было никакого действия гипнотической силы, которая насиловала бы их волю, навязывая им необычайные состояния: это было скорее что-то укрепляющее, возбуждающее. Они достигли под влиянием видений более ясного представления своих собственных идеалов. Теперешний настоятель ордена, Свами Шивананда, пишет мне: „Рамакришна имел свойство поднимать других до самых высоких состояний сознания, передавая им силу своей“ духовности. Он достигал этого или силой своей мысли, или своим прикосновением. Многие из нас имели счастье уноситься на величайшие высоты духовного сознания, если были на это способны; это не было ни гипнозом, ни глубоким сном. Я сам имел счастье трижды достигнуть этого высокого духовного сознания благодаря прикосновению Рамакришны и его желанию. Я еще жив и могу свидетельствовать о его большой духовной силе».

Ученые Европы, занимающиеся проблемами мистической психологии, должны связаться с этими живыми свидетелями. Со своей стороны, я, повторяю, малолюбопытен в отношении этих феноменов, субъективная реальность которых очевидна, так как они подтверждены всеми гарантиями добросовестности и аналитического ума. Но я останавливаюсь в деле религиозного опыта только на том, что продолжает быть, а не на том, что было: на том, что есть или может повториться в каждом существе, а не на том, что было преимуществом некоторых.

299

Конечно, это не значит, что вы навязываете свою волю Вселенной, но то, что вы принимаете волю Вселенной.

300

Эта притча уже приводилась выше.

301

«Мир – это есть место действия, куда вас поставили для работы, так же, как вы приезжаете по делам с дачи в Калькутту».

302

«Жизнь Рамакришны», с. 438.

303

Шарадананда.

304

Я придерживаюсь здесь большой биографии: «The Life of the Swami Vivekananda» by his Eastern and Western Disciples, издание Адвайта Ашрам, Гималайя, 4 тома, 1914 г.

К ней я присоединил ценные сведения, сообщенные Шараданандой в его биографии Рамакришны и американской ученицей Вивекананды, сестрой Христиной, «Неизданные воспоминания» которой мне были любезно предоставлены.

305

Никогда не надо забывать о влиянии этой женщины на сына. Вивекананда, воспитание которого доставляло ей много забот, ибо он был очень трудным ребенком, сохранил к ней до самой своей смерти нежную любовь. В Америке (конец 1894 года) он публично оказывал ей почтение: он часто говорил о ней в своих произведениях, восхваляя индуистскую женщину; превозносил ее власть над собой, ее благочестие, ее возвышенную натуру. «Моя мать была моей постоянной вдохновительницей в жизни и в творениях».

Сестра Христина в своих «Неизданных воспоминаниях» по интимным беседам с Вивеканандой в Америке дает несколько подробностей, характеризующих обоих его родителей.

От матери, гордой маленькой женщины, он унаследовал царственную осанку и многие из своих интеллектуальных способностей, а также исключительную память, нравственную чистоту.

Своему отцу он обязан умом, аристократическим чувством и сострадательностью. Этот благородный индус, принадлежавший к поколению, погруженному в поток западного позитивизма, потерял веру. Он считал ее суеверием. Он восхищался поэзией Хафиза и Библией, но лишь как поэмой. Показывая на оба христианских Завета, он сказал своему сыну следующие любопытные слова: «Если бы существовала религия, она была бы в этой книге». Но он совершенно не верил ни в душу, ни в загробную жизнь. Этот человек, щедрый до расточительности, отдавшийся, казалось, светскому, снисходительному скептицизму, страдал в жизни. Узнав о каких-нибудь безумствах своего юного сына, он говорил: «Этот мир ужасен! Пусть он его забудет, если сумеет!»

306

Храм богини Сарасвати, покровительницы искусств.

307

Спенсер поражался, говорят, его смелой критикой и восторгался ранним развитием его философского ума. Согласно Шарадананде, Нарендра продолжал свои занятия западной философией между первым экзаменом в 1881 году и экзаменом, соответствующим нашему дипломному, в 1884 году. Он прочитал тогда Декарта, Спинозу, Юма, Канта, Фихте, Гегеля, Шопенгауэра, Опоста Конта и Дарвина. Но у меня являются сомнения, не сделал ли он это поверхностно и скорее по трудам общего характера, чем по подлинникам. Он слушал также курс медицины, физиологии мозга и нервной системы. Аналитический и научный метод Запада покорил его, и он хотел его применить к изучению индуистской религиозной мысли (Шарадананда).

308

Этот большой мыслитель, в настоящее время вице-канцлер университета в Майсоре, один из наиболее ученых, наиболее солидных философских умов Индии, поделился своими воспоминаниями о молодом Вивекананде в статье, написанной для Прабуддха Бхарата в 1907 году и перепечатанной в «Жизни Вивекананды», т. I, с. 172–177. Хотя в колледже он был старше Вивекананды по классу, но последний был немного старше его годами.

309

Он любил также Вордсворта, того из английских поэтов, к которому чувствуют себя наиболее близкими поэты Дальнего Востока.

310

Его имя оставалось в их списках еще долгое время после того, как он стал Свами Вивеканандой. И он говорил своим ученикам, что никогда и не вычеркивал из них своего имени. Когда его впоследствии спрашивали: «Нападаете ли вы на Брахма Самадж?» – он отвечал: «Нисколько». Он считал это объединение высокой кастой индуизма (см. «Жизнь Вивекананды», т. I, гл. 38, посвященная Брахма Самаджу).

311

Уже созрев умственно, он часто настаивал на том положении, что его собственная миссия была не отрицанием, а завершением настоящей индуистской мысли. Он был приверженцем радикальных реформ, но считал, что они должны быть выполнены консервативными методами (см. «Жизнь Вивекананды»). Это почти текстуальное выражение Кеша-ба: «Проповедовать индуистский консерватизм в либеральном духе» (Indian Empire, 1884).

312

Выдержки из последнего тома биографии Рамакриш-ны (Дивья Бхава), принадлежащей Шарадананде (глава III, напечатанная в журнале «Прабуддха Бхарата»).

313

Последним он посетил, как говорят, Дебендранатха Тагора, признавшего его дарования.

314

Рамакришна позднее сказал:

«Я заметил в нем полное невнимание к телу, к украшениям, отсутствие какой-либо привязанности к внешним вещам. А его глаза! Казалось, что какая-то сила проникла в глубины его духа… Я подумал: „Возможно ли, что такой человек живет в Калькутте?..“»

315

Одно из изображений Брахмана, космического Человека, великой Ипостаси (см.: Поль Массой Урсель, указ. соч., с. 105 и в других местах).

316

15 Итак, едва начав бредить, он указал Вивекананде его обязанности социального Служения, которому Вивекананда должен был посвятить свою жизнь, и распознал его роль между «провидцами» Индии.

317

Другой рассказ, переданный Вивеканандой в своей проповеди «Мой учитель» (см. также «Жизнь Вивекананды», изд. 1914 г., т. I, с. 212), гласит, что Вивекананда, непосредственно обратившись к Рамакришне, поставил ему вечный вопрос, с которым он взволнованно переходил от одного мудреца к другому:

– Господин, видели ли вы бога? На что Рамакришна ему ответил:

– Да, мой сын, я видел его. Поистине я вижу его перед собой так же, как я вижу вас, но только я вижу господа гораздо яснее и могу показать его вам.

Можно думать, что этот диалог происходил в позднейшую эпоху, когда Вивекананда был уже близок с Рама-кришной.

318

«Жизнь Рамакришны», с. 439 и след.

319

Нарендра прожил с Рамакришной пять лет, сохраняя при этом жилище в Калькутте. Он приходил в Дакшине-швар раз или два раза в неделю и иногда проводил четыре или пять дней у учителя. Если он отсутствовал неделю, Рамакришна посылал за ним.

320

Такова, следовательно, была точка зрения Брахма Самаджа.

321

То есть Майя Великая, великая Иллюзия. Мать.

322

Он говорил о спорах: «Когда вливаешь воду в пустой сосуд, слышится бульканье. Но когда сосуд полон, ничего больше не слышно. Человек, не нашедший бога, полон пустых споров о человеческом существовании и о божестве. Но тот, кто видел бога, наслаждается блаженством в молчании» (Sri Ramakrishna's Teachings, I, с. 203).

323

Тот, кто верит любовью.

324

Тот, кто познает интеллектом.

325

Шарадананда, ставший впоследствии одним из наиболее преданных его друзей и учеников, написавший лучшую историю его отношений с Рамакришной, признается, что сам он плохо относился к Нарендре, когда встретил его в первый раз у одного из их друзей, так как все, кроме Рамакришны, говорили о нем только худое. Первое впечатление подтвердило это мнение. Нарендра вошел, хорошо одетый, хорошо причесанный, с презрительным видом. Он расположился, напевая песню на хинди, и закурил, не обращая внимания на присутствующих. Но когда он принял участие в споре о современной литературе, то проявил внезапно высокое эстетическое и моральное чутье и выразил свое преклонение перед Рамакришной – единственным человеком, как говорил он, который осуществлял в жизни внутренний идеал без единого компромисса (см. главу «Ви-векананда и Рамакришна» в последнем томе большой биографии Рамакришны, составленной Шараданандой: «Дивья Бхава», которая напечатана в рамакришнаистском журнале «Прабуддха Бхарата»).

326

Далекий от того, чтобы поколебать веру Нарендры в себя, он ободрял его. Он признавал его преимущества над другими учениками. Так, например, он дозволял ему прикасаться к нечистой пище и говорил, что для него эти вопросы не имеют значения.

327

Ветвь Брахма Самаджа, отделившаяся от Кешаба. Самая непримиримая с индуистской национальной точки зрения. Нужно отметить, что Нарендра присоединился именно к ней. Рамакришна, сам того не зная, имел там много врагов из-за своего влияния на Кешаба.

328

Браджендра Шил признался, что был изумлен, видя иконоборца Нарендру, презирающего суеверия и идолов, обожающим Кали и ее священнослужителя. Он без снисхождения осудил его. Но лишь до того дня, когда любопытство заставило его посетить Дакшинешвар. Он провел там однажды вторую половину дня и вернулся ошеломленный морально и физически. Все установившиеся понятия поколебались. Не понимая, он был покорен атмосферой, исходившей от одного присутствия Рамакрищ-ны. Интересно узнать о неожиданных реакциях большого рационалистического ума, высокообразованного профессора, сохранившего до наших дней свое определенное суждение.

«Я наблюдал с чрезвычайным интересом за превращением, совершавшимся в моем друге. Отношение молодого, неистового ведантиста, гегельянца и революционера, каким я был, к религиозным порывам Нарендры и к его обожанию Кали можно себе представить. Вид прирожденного свободного мыслителя, как Нарендра, покорителя душ, самого пойманного в сети того, что мне казалось грубым мистицизмом, был для меня загадкой, которой моя философия чистого разума не могла разрешить. Из-за патологического любопытства я наконец отправился в Дакшинешвар, чтобы видеть учителя Нарендры. Я провел летний день в тенистом покойном уединении садов храма и к закату возвратился в большом волнении, при раскатах грома и сильном вихре, во мраке ужасной грозы с ослепительной молнией, полный растерянности, моральной и физической. Я смутно ощущал ту истину, что величие Закона допускает также явления, на вид необычайные, что господство над собой может существовать под видом заблуждения, что чувства, даже в их ошибках, не что иное, как скрытый разум, и что вера в спасительную силу ab extra – только смутный проблеск первоначального проявления личной решимости».

Знаменательное подтверждение всего этого мы видим в дальнейшей жизни Вивекананды, который, найдя в спасительной милости и силе Учителя твердую уверенность, которую он искал, умел проповедовать и разъяснять credo универсального человека и абсолютный, неотъемлемый суверенитет каждого «я». (Статья Браджендранатха Шила, напечатанная в «Прабуддха Бхарата» 1907 г. и воспроизведенная в «Жизни Вивекананды», т. I, с. 177.)

329

Для людей науки, работающих над этими психофизиологическими проблемами, важно отметить, что эти «прикосновения», вызывающие у субъектов опыта мгновенные изменения самочувствия, почти что всегда (если не всегда) производятся Рамакришной, когда он сам находится в состоянии полусознания или полного гипноза. Ничего аналогичного с рассчитанным действием воли, независимой от сил, которыми она управляет; можно сказать, что он отдается первый и тянет других за собой в пропасть.

330

Этот рассказ заимствован из «Жизни Рамакришны», с. 428.

331

Пандит Видьясагар (Ишварчандра Видьясагар, 1820–1891) – социальный реформатор, директор Санскритского колледжа в Калькутте, которого знал Рамакришна и память о котором почитается еще более за любовь к человечеству, чем за большие познания, отрекся от бога, прожив благочестивую жизнь и явившись бессильным свидетелем голода 1864 г., унесшего в могилу 100 000 человек. Он посвятил себя исключительно служению людям. Вивекананда говорил о нем с умилением и уважением и без единого слова осуждения в 1897 году, во время путешествия в Кашмир с Sister Nivedita, записавшей эти беседы («Записки о путешествиях со Свами Вивеканандой», Калькутта, Udbodhan office).

332

Позднее Вивекананда говорил: «Рамакришна был единственным человеком, поверившим в меня без колебаний. Даже моя мать и мои братья не были к этому способны. Его непоколебимое доверие привело меня к нему навсегда. Он один умел любить».

333

Всегда тот же механический процесс – Откровения. Он происходит в точное время, на границах жизни, когда последние остатки воли к борьбе истощены (см. с. 45, прим. 1).

334

Письмо от 7 декабря 1927 года.

335

«Евангелие Рамакришны», II, с. 42.

336

Книга бесед («Евангелие Рамакришны») постоянно отражает картину повседневной жизни и настроений.

Перед рассветом колокола тихо возвещают утреннюю службу. Зажигают свет. В концертном зале свирели под аккомпанемент барабанов и цимбал играют утреннюю песнь. Восток еще не заалел, а в саду уже рвут цветы, чтобы принести их в дар богу. Ученики, проведшие ночь у учителя, предаются размышлениям, сидя на краю постели. Рамакришна встал и голый прогуливается, напевая тихим голосом; он нежно беседует с Матерью. Теперь хор инструментов исполняет ее симфонию. Ученики совершают омовение; затем они вновь идут к учителю на веранду и, смотря на Гангу, начинают беседу.

В полдень колокол возвещает конец молитвы в храмах Кали, Вишну и в двенадцати храмах Шивы. Солнце становится жгучим. Ветер дует с юга. Вода поднимается. После принятия пищи учитель недолго отдыхает, затем продолжается беседа.

Вечером зажигаются в храме светильники. Одна только лампа горит в углу комнаты Рамакришны. Он сидит задумавшись. Звон раковин и колоколов храма возвещает начало вечерней службы. При ярком лунном свете беседа продолжается.

337

Это было тогда (в 1882 году), когда пандит Видья-сагар посетил Рамакришну. Беседа была записана.

338

См. выше, с. 132 и след.

339

Что бы он сказал, если бы знал автора ораторий XVII века, воскрешенного аббатом Бремоном, – Франциска из Клюни (1637–1694), что радовался «состоянию грешника», не желая другого существования, и проводил жизнь, развивая свою «Мистику грешников», три книги которой упиваются грехом, – в полной, впрочем, невинности (1 – «Благочестие грешников» – составлено грешником, 2 – «Руководство для грешников» – составлено грешником, 3 – «Молитва грешников» – составлена грешником). См.: Анри Бремон. «Метафизика святых», I, с. 249 и след.

340

«Евангелие», I, с. 178 и 293. Он сказал еще одно великое слово, которое я хотел бы видеть записанным в сердцах всех верующих: «Бог никогда не может явиться там, где находятся стыд, ненависть и страх» (Sri Rama-krishna's Teachings, I, c. 316).

341

К этой же группе избранных принадлежат также На-рендра, Ракхал и Бхаванатх («Евангелие», I, с. 238). Можно отметить, что на этот выбор не влияют особенности их ума. Бабурам – прирожденный джнянин, а не бхакт, как его учитель.

342

См. у Шарадананды: Рамакришна сказал своим ученикам:

«Эти обряды не для нашего времени. В наш железный век Кали человеческие существа очень слабы и жизнь их очень коротка. Они не имеют времени предаваться им без большой опасности. Это совсем и не нужно. Эти обряды не имеют другой цели, кроме сосредоточения духа, а оно легко достигается благочестивым размышлением. Милость господня облегчила дорогу знанию бога.

Нужно только перенести на него силу любви, которую мы расходуем на окружающие нас существа» (вольное резюме перевода).

343

«Евангелие», II, с. 16.

344

Вот, среди других, прекрасный пример.

Один дровосек спал, и ему снился сон. Его друг разбудил его.

– Ах, – сказал дровосек, – зачем ты нарушил мой сон? Я был во сне королем и отцом семи сыновей. Сыновья мои достигли совершенства в искусстве и войне. Я правил, занятый государственными делами. Почему ты разбил этот счастливый мир?

Друг отвечал:

– Что за беда! Ведь это был лишь сон.

– Значит, ты не понимаешь, – возразил ему дровосек. – Быть королем во сне так же реально, как быть дровосеком. Если реально быть дровосеком, то так же реально быть королем во сне («Евангелие», II, с. 255).

345

«Евангелие», И, с. 285–286.

346

Эти краски имеют для Рамакришны символический смысл. Темно-синий – для Матери – вызывает представление о небесных глубинах.

347

«Евангелие» (в разных местах).

348

Я совершенно уверен, что наши истинно верующие средних веков, наш народ в Пикардии или в Бургундии при случае говорили то же самое.

349

«Жизнь Рамакришны», с. 694.

350

Вивекананда. «Мой учитель».

351

То же.

352

Мукерджи, указ. место.

353

Напоминаю читателям Запада, что индуистский религиозный закон строго запрещает вдовам выходить вторично замуж и что против этого стеснительного постановления все великие религиозные и социальные реформаторы Индии не переставали бороться в течение ста лет.

354

Так Маргарита Эбнер, мистик XIV века, заключала в свои объятия Христа – дитя в колыбели.

355

Неизданные воспоминания Рамакришнананды, ухаживавшего за ним в последние месяцы. См. Sister Devamata, Шри Рамакришна и его ученики (эти записки были мне переданы в рукописи).

356

«Евангелие Рамакришны», II, с. 197.

357

Можно добавить еще нечто. Как некоторые хорошо известные христианские мистики, он исцелял других, возложив на себя их страдания. В одном видении его тело предстало пред ним испещренное ранами – грехами других. «Он принял на себя карму других» – этому он был обязан своей последней болезнью. Он сделал себя козлом отпущения человечества.

Эта идея – страдать своим собственным телом за грехи других и облегчать страдания этих последних, когда достигнута известная степень святости, – весьма стара в Индии, и Свами Ашокананда, которого я расспрашивал по этому поводу, доставил мне яркие свидетельства из священных писаний – в Махабхарате (Ади-Парва, гл. 84), в Шанти Парва – гл. 281 – в словах Будды и в легендарной жизни Чайтаньи – в XV веке. Не все одухотворенные люди обладают этим даром. Теологически он принадлежит лишь аватарам (воплощениям) и избранным душам, сопровождающим их. Верующие люди, не исключая святых, не имеют его, даже достигнув Познания бога. Но народные массы верят в это даже и сегодня; можно видеть простых людей, часто приближающихся к саньяси-нам и садху (как случилось Иисусу), в надежде переложить на них свои физические и духовные страдания. Это общераспространенное верование в нынешней Индии. Одно из последствий этого – так называемая Гурувада. Если одухотворенное лицо берет ученика, оно не только дает ему духовное воспитание, но и принимает на себя всё, что может послужить к тому препятствием в карме ученика, – все его грехи. Гуру должен будет страдать из-за кармы учеников, так как никто не может аннулировать ни одной кармы, – можно только перенести ее на другого. Свами Ашокананда свидетельствует о том, насколько вера в искупление за других укоренилась в умах избранных представителей индуистской религии сегодняшнего дня. «Для нас это – не простая теория. Мы видели примеры, когда прямые ученики Рамакришны страдали, взяв на себя мучения других, или по своему положению как учителей, или же вследствие простого прикосновения. Они часто рассказывали нам о своих страданиях по этим причинам».

Такое жертвование собой для другого соответствует чистой христианской католической доктрине, рассматривающей человечество в целом как мистическое тело Христа. Христос подал пример, и Исайя, говоря о Мессии (LIII), сказал:

«Он обременен нашими болезнями, возложил на себя наши страдания. Пронзен насквозь из-за наших грехов. Понес наказание, давшее нам мир, и благодаря его ранам мы исцелились».

Родство религиозного духа Индии, Иудеи, пророков и Христа – очевидно, этот порыв души – универсален. Он вытекает из самых глубин человека.

Например, святая Лидвина, возложившая на себя физические страдания других; св. Маргарита, принявшая страдания душ в чистилище; Екатерина Сиенская и Мария из Балле, просившие для себя муки ада, чтобы спасти души; св. Винцент де Поль, лишенный на семь лет веры, чтобы получить ее для неверующего.

358

Он присутствовал при нескольких экстазах и изучил их с медицинской точки зрения. Для европейской науки представляло бы большой интерес ознакомиться с его записями. Известно, что освидетельствование глаз и сердца стетоскопом во время самадхи давало все признаки состояния смерти.

359

В толпе тех, кто хотел еще повидать вдохновенного человека, пришел христианин из Северной Индии, Праб-худаял Мишра, беседовавший с Рамакришной. Типичный пример синтетического духа, охватывающего своей располагающей атмосферой верования, наименее приспособленные к разделу, когда они просачиваются в индийскую душу. Этот индийский христианин считал для себя возможным верить в одно время и в Христа, и в Рамакришну. При этом диалоге присутствовали другие.

Христианин. Это Господь сияет сквозь каждое живое существо?

Рамакришна. Господь один, но он называется тысячью имен.

Христианин. Иисус не просто сын Марии, он сам Бог. (И, повернувшись к ученикам, указывая на Рамакришну.) Вот этот – такой, как вы его видите, но в другие минуты он сам бог. И вы не узнаете его.

К концу беседы Рамакришна сказал ему, что его жажда бога будет удовлетворена, и христианин отдался ему целиком.

360

Нарендра, Ракхал, Бабурам, Ниранджан, Иогин, Ла-ту, Тарак, оба Гопала, Кали, Шаши, Шарат. Рамакришна говорил, что его болезнь провела границу между учениками круга внутреннего (Антарана) и учениками внешнего круга (Бахирана).

361

23 декабря 1885 года Махендранатху Гупте, отметившему их в своем «Евангелии», II, с. 354.

362

Буквально – «Все есть Рама».

363

Каждого из них, согласно рассказу, он благословил.

364

Джнянин отвергает Майю (наваждение, иллюзию). Майя – подобна покрывалу. Смотрите, я протягиваю платок перед лампой. Вы больше не видите света лампы. Затем учитель натянул платок между собою и учениками и говорит: «Теперь вы больше не видите моего лица».

Бхакт не отвергает Майи. Он обожает Маха-Майю (Великую Иллюзию). Он отдается ей и молит: «Мать, устранись с моей дороги. Только так я надеюсь познать Брахмана…»

«Джнянин отрицает три состояния: бодрствование, мечту, глубокий сон. Бхакт принимает их все три».

Итак, любовь Рамакришны, его природные склонности идут к тому, чтобы принять все, даже Иллюзию. Все утверждать и все любить. Ничего не отрицать. Даже Иллюзия – от бога.

«Нехорошо говорить с самого начала: Бог для меня безличен. Все, что я вижу, – мужчин, женщин, животных, цветы, деревья – все бог… О радость! О радость!»

Образ покрывала, сравниваемого с Майей, иногда представляется в форме красивой притчи «Сита и Рама». Рама, Лакшмана, его брат, и Сита идут по лесу узкой тропинкой. Рама идет первым, затем Сита, затем Лакшмана. Сита, идя между двумя братьями, мешает Лакшма-не видеть Раму, но, зная, насколько он от этого страдает в своем любящем сердце, она по доброте нагибается по временам в сторону, чтобы дать ему возможность его увидеть.

365

Неистовому Нарендре наиболее трудно сдерживать свое возмущение против закона страдания (см. диалог от 22 апреля с Хиранандой).

– Построение этого мира – дьявольское. Я бы мог создать лучший мир. Наше единственное прибежище в вере – «это я, тот, кто делает все».

На что кроткий Хирананда возражает:

– Легче сказать, чем осуществить. И благочестиво добавляет:

– Ты (бог) – все. Не я, но ты.

Но гордый, упрямый Нарендра повторяет:

– Ты есть я, и я есть ты – ничего другого, кроме меня.

Рамакришна слушает в молчании, снисходительно улыбается и говорит, указывая на Нарендру:

– Он всегда движется с обнаженным мечом в руке.

366

По индуистскому верованию, каждая аватара (Воплощение) сопровождается на земле свитой учеников – избранных душ.

367

Секты индусов, опьяненных богом, отказавшихся от мира.

368

К метафоре о крыше часто возвращается Рамакришна в своих речах.

«Божественные воплощения близки к „Познанию Абсолюта в самадхи“. В то же время они могут спуститься с этих высот, сохранить свое человеческое „я“ и любить господа, как отца или мать, и т. д. Говоря: „Не это! Не это!“ – они проходят ступени лестницы, одну за другой, пока не поднимутся на крышу. И тогда они говорят: „Это здесь“. Но вскоре они открывают, что лестница сделана из тех же материалов – из кирпичей, извести и т. д., как и крыша. Тогда они поднимаются и опускаются, отдыхают иногда на крыше, иногда на ступенях лестницы. Крыша представляет Абсолют, лестница – миф феноменов» («Евангелие Рамакришны», I, с. 324).

369

Рамакришнананда, его ученик, ходивший за ним, рассказывал: «Он никогда не терял своей жизнерадостности, он говорил, что ему хорошо и что он счастлив» (неизданные воспоминания).

370

Свами Ашокананда писал мне, что фотография, снятая с Рамакришны немедленно после его смерти, репродукция которой находится в монастыре в Мадрасе, не может быть опубликована, настолько тело иссушено и обезображено болезнью: смотреть на нее невыносимо.

371

За два дня до смерти, исполняя молчаливое желание Нарендры, хотевшего вырвать у него это утверждение, которое Рамакришна не хотел сделать известным для всех, он сказал:

– Тот, кто был Рамой и кто был Кришной, теперь стал Рамакришной в этом вот теле, что перед вами.

И он добавил:

– Но не в вашем Ведантическом смысле (т. е. не только в смысле идентичности с Абсолютом, но и в смысле воплощения).

Мне, конечно, незачем оспаривать здесь индуистское верование в Аватару. Верования не оспариваются. И это последнее верование – того же порядка, как и христианская вера в человека-бога. Но я уважаю тех, кто верует. И то, что я стремлюсь устранить из ума читателя Запада, – это мысль о чудовищной гордости смиренного Рамакришны. И в другие минуты, когда верный ученик ему говорит (в 1884 году): «Видеть вас – значит для меня видеть бога», он протестует: «Никогда не говорите этого. Волна принадлежит Ганге, а не Ганга волне» («Евангелие», II, стр. 181). «Аватара для брахмана то же, что волна для океана» (см. Sri Ramakrishna's Teachings, § 362). Рамакришна смотрел на себя как на гостя божьего, забавляющегося в оболочке обреченного смерти тела.

«Божественное воплощение трудно понять – это игра бесконечного в конечном» (там же, § 369).

«Но только в то время, как божественный посетитель в большинстве людей и даже в святых проявляется только частично, как мед в цветке… вы сосете цветок и вкушаете немного меда… В Воплощении – все мед» (там же, § 367). Все – Он один. Ибо «Аватара всегда одна и всегда та же, хотя появляется то здесь, то там под разными обликами и именами: Кришна, Христос и т. д.» (там же, § 357). Имя Христа должно напомнить нам о другом нравственном элементе Воплощения. Слова: цветок, мед, игра – не должны вызывать в нас иллюзии. Здесь, под оболочкой, божественная жертва, как в христианском человеке-боге. «Никто не знает, как необъятна жертва, которую приносит бог, когда он воплощается» (там же, § 358).

372

Подразумевается – Абсолют.

373

О ногах.

374

Таково свидетельство доктора Саркара (см. неизданные воспоминания Рамакришнананды:

«В последний вечер он говорил до последней минуты, опираясь на пять-шесть подушек, которые я подпирал своим телом. Его обмахивали. Вивекананда растирал ему ноги…..Берегите этих юношей, – сказал ему Рамакришна. Он захотел вытянуться. В час ночи он упал на бок, хрипя, Вивекананда не мог выдержать этого зрелища и убежал. Пульс остановился. Мы думали, что это са-мадхи»).

Я просматривал также в копии рукописи сестры Дева-мата: «Шри Рама и его ученики» – воспоминания Ша-рададеви, жены Рамакришны.

375

Буквально: «Победа Бхагавану Рамакришне», в то время как они несли его на поле кремации, где тело было предано сожжению в тот же вечер.

376

Он принял это имя несколько лет спустя. В следующей части я укажу его происхождение.

377

Вивекананда страстно почитал Христа, божественность которого признавал и Рамакришна.

378

3 О двух между ними – Шашибхушане (Рамакриш-нананде) и Шаратчандре (Шарадананде) Рамакришна уже говорил, что они были учениками Христа по своим внутренним свойствам.

379

«Жизнь Свами Вивекананды», т. II.

380

Никогда дух Востока не отрекается. Также не отрекается и дух Запада. Кто мне приписывает эту мысль, тот ничего не понимает в том, что я пишу… Индия не отказывается ни от какой большой мысли извне. Но она и не подчиняется ни одной из них. Мы делаем то же! И из наших побед, соединенных в одно, постараемся выткать полную гармонию.

381

Лекция в Калькутте: «Веданта во всех своих фазах».

382

Величайший религиозный и философский ум нынешней Индии – Ауробиндо Гхош, независимый от какой-либо школы, ярко свидетельствует об учении Рамакришны и проливает свет на исключительное многообразие его духовных сил и на еще более исключительное умение души, управляющей ими.

«Новый и единственный пример показывает нам в жизни Рамакришны Парамахансы возможности исключительного духовного могущества, которое, поднимаясь сперва прямо к познанию бога и овладев, так сказать, силой царством небесным, захватывает затем постепенно все методы йогинов, извлекает из них всю сущность с необыкновенным и быстрым мастерством, чтобы достичь всегда того же главного результата: овладения и выражения божественного начала наивысшим могуществом Любви, произвольной игрой интуитивного Познания, расцветом врожденных способностей в глубоких и многочисленных духовных испытаниях. Такой пример не может быть обобщен. Постепенное применение методов йогинов имело в этом случае специальную и временную цель – пролить свет решительным опытом сильной души на эту истину, так необходимую сегодня, к которой стремится с такими усилиями мир, уже так давно разделенный противоположными доктринами, враждебными сектами; знать, что все верования, все доктрины – только различные формы, разбросанные фрагменты единой и неделимой истины и что все дисциплины тянутся разными дорогами к тождественной цели наивысшего испытания – познать, овладеть, быть божественным, это единственное, что является необходимым и что содержит в себе все остальное. И все, что божественная воля изберет потом для нас, все средства, все полезные формы выражения здесь добавятся сверх того!» (Синтез йогина – журнал «Агуа», Пондишери, № 15/ХИ 1914 г.)

Так вьивлена великим метафизиком сегодняшней Индии интеллектуальная личность Рамакришны.

383

Родоначальница – Европа, выводок – Америка.

384

Имеется в виду сочинение Р. Роллана «Жизнь Виве-кананды». См.: Роллан Р. Жизнь Рамакришны. Жизнь Вивекананды. М., 1991. (Примеч. ред.)

385

На самом деле он также существует на религиозном Западе, и в особенности в католичестве, как серьезная наука, построенная на богатом опыте веков целыми поколениями умов, одаренных подлинным гением психологического самоанализа. Но светская наука не сумела этим воспользоваться. Я отсылаю интересующихся к трудам Анри Бремона о Мистической победе: «Литературная история религиозного чувства во Франции» (и в особенности к тому VI этой истории, I часть, глава V, «Напряженная жизнь мистиков»).

Обыкновенно физиологическая сторона экстаза оставлена в тени и на втором плане (хотя ясно заметен при некоторых описаниях духа дыхательный ритм). Но зато интеллектуальный анализ сильно превосходит в тонкости и сложности наблюдения Востока.

Замечательно, что наша великая французская мистика, находясь под влиянием интеллектуального характера нашей культуры, не желает предоставить надлежащее место в божественном союзе не только чувственности, но и чувству. Она их оставляет на пороге. Французская святая Тереза XVII века, Мария Воплощения, не перестает настаивать: «Без единого чувства», «выше всякого чувства»…

«…Все, что попадает в сферу чувственного, не приближается к этому божественному действию, но мы должны выражаться согласно нашей грубой манере говорить, так как мы состоим из материи». «Боже, – восклицает Маргарита Романе, – отделите от меня кровь и тело раньше, чем я буду говорить с вами».

Совсем не то у индийского мистика. Как бы глубока ни была его способность к абстракции, его интеллектуализм внедрен более смело и более наивно в плоть. Все-таки мы увидим далее, в ходе нашего рассказа, какие предосторожности принимал Вивекананда против возможного возбуждения в экстазе.

386

В моем анализе Раджа-йоги, во второй части, можно найти указания Вивекананды о том, как подчинить себе беспорядочный дух, эту «сумасшедшую обезьяну». Эти указания вполне соответствуют новейшей европейской психотерапии (система Куэ, Бодуэна и др.)– Индия уже давно знала, что неосторожное напряжение воли для достижения цели может помешать ее достигнуть, вызывая реакцию подсознательного Начала. Нужно достигнуть подсознательного (приближаясь к нему подготовкой в молчании).

387

В беседе с Шиндлером, 1823 год.

В вышеизложенном я основывался на «Раджа-йоге» Вивекананды и на записях одного из его уроков, опубликованных в журнале «Prabuddha Bharata», май 1928 г.

388

Любопытно, что Рамакришна также различает пять различных восходящих движений: 1 – движение бегущих муравьев, 2 – прыгающих лягушек, 3 – развертывающегося змея, 4 – порхающих то наверху, то внизу птиц и 5 – бросающейся с дерева на дерево большими прыжками обезьяны.

389

Мукерджи. Д. Г. The face of silence, с. 153 и последующие. Говорит Рамакришна. См. выше и на с. 210 настоящей книги примечания, относящиеся к этому рассказу и к произведению Мукерджи. Рассказ этот передается большим художником с сильным темпераментом, но мне кажется маловероятным, что он исходит от Рамакришны; для тех, кто ознакомился с этой душой, ясно, что некоторые выраженные в рассказе чувства не могли бы найти места. Я сомневаюсь, чтобы der Reine Thor когда-либо находился в Третьей Долине (даже одна мысль об этом оскорбительна), и если он наслаждался больше кого-либо красотою мира, золотящего своими лучами Вторую Долину, то ему, конечно, не встречалось там плотское искушение.

390

См. выше, резюме рассказа.

391

Низшая каста.

392

«Он», т. е. «мой муж»: правоверной индуске запрещается произносить это слово.

393

Так называются эти разбойники.

394

Это слово значит «добродетель», «святость», но по своему корню God (бог) оно заключает в себе более глубокое понятие.

Сабармати.

Маргширш, Кришна 1.

Викрам самват, 1981.

395

Слово о лила (игре) Рамакришны

396

397

На самом деле издание имело четыре, а не три тома.

Вперёд >

Причины болезней

Профилактика болезней

Ромен Роллан. Жизнь Рамакришны. Часть 2

Авторизация

Реклама