Из истории малой войны

Из книги «Малая война» (Организация и тактика боевых действий малых подразделений).

Составитель Тарас А.Е

Применение форм малой войны во время мировой войны 1914–1918 гг
Мировая война, превратившаяся для некоторых комбатантов в гражданскую войну (Россия, Германия и Австрия), целый ряд войн революционного порядка в различных колониях после мировой войны, начавшаяся и продолжающаяся до сего времени полоса восстаний в странах Европы, Азии, Америки, Африки, на островах Великого океана, как результат чрезвычайного обострения социально-экономических противоречий империалистической системы, а главное — практика нашего Октября, опыт борьбы и победы пролетариата, взявшего у буржуазии власть и руководство над такой огромной страной, как СССР, — все это выявило новый характер и роль малой войны.
В Европе во время мировой войны, при сплошных стабилизованных фронтах, малая война почти не практиковалась. Ее вели бельгийцы при занятии их территории немцами, сербы (комитаджи) на своем театре и отчасти латыши в Прибалтике; ее пробовали вести, но крайне неуспешно, вследствие полной неподготовленности, и русские в 1915 г. при отступлении их армии из Царства Польского и Литвы.
Клембовский указывает лишь на единственный «подвиг», которым ознаменовалась деятельность партизан в войну 1914–1917 годов со стороны русских — именно: нападение партизан на Невель (14–15 ноября 1915 г.) и захват ими начальника 82-й германской резервной дивизии и штаба полка.
В Сербии, оккупированной австрийцами, малая война велась небольшими отрядами-четами, руководимыми особыми комитетами. В отряды вливались молодежь, старики и даже женщины. В одном из воззваний к населению повстанческого комитета так определялись формы борьбы: «Вы должны сомкнуть свои ряды, объединиться в отряды, выступить на улицы и дороги с целью нападения на неприятельские части, где бы они ни находились на территории Сербии. Телефоны, телеграфы и железные дороги разрушать, обозы уничтожать, а всех солдат с почтовыми повозками (и сумками) захватывать и задерживать. Части противника, выдвинутые против нас, уничтожать».
Состав комитаджей был преимущественно крестьянский, ремесленники и рабочие принимали незначительное участие. Города вообще служили в большинстве случаев местами явок, резидентурами разведки, изредка складов. Комитаджи гнездились прежде всего в селах, деревеньках, в горах и лесах. Оккупанты стремились «успокоить» страну и держать ее в своей узде для выкачки разного вида сырья, сельскохозяйственных продуктов, хлеба, для безопасности движения своих транспортов и войсковых частей по дорогам в целях поддержки своего фронта. Поэтому комитаджи нападали на охрану австрийцев, мелкие гарнизоны их, расположенные вдоль путей сообщения, взрывали железнодорожное полотно, мосты, всячески тормозили вывоз из Сербии материалов, хлеба и др. Во время сбора жатвы они несли охрану крестьянских работ, а где оккупанты ставили вооруженный контроль на полевых работах, внезапным налетом обезоруживали контролеров или убивали их из засады.
Для расширения своей базы сербские комитаджи связывались с болгарскими крестьянами, организуя вместе с ним восстания или нападения одновременно, в особенности при усилении сил оккупантов. Помимо указанных форм борьбы комитаджи вели ожесточенную борьбу с помещиками и их клевретами, работавшими вместе с оккупантами, передавшимися на сторону австрийцев албанцами и др.
Для руководства этим движением крестьянства великосербским комитетом выделялись особые офицеры из армии, уже отступившей с территории Сербии. Офицеры, конечно, прибывали к повстанцам нелегально, используя для этого иногда аэропланы, которые доставляли их из района салоникской армии куда-либо в горы или лесные поляны. Таким образом, малая война организовывалась за счет невоеннообязанных из крестьянства, а не выделением специальных отрядов из войсковых частей, но при помощи армии, некотором руководстве армейского командования и его материальном содействии. Темпы и размах операций малой войны по возможности увязывались с темпами фронтовых операций, что, однако, не всегда удавалось.
Общее количество вооруженных чет не превосходило за весь период войны на всей территории Сербии 6000-7 000 человек. Австрийцы же для борьбы с ними держали армию в 70 000 человек, усиливая ее иногда до 90 000 человек, снимая целые пехотные и артиллерийские части с фронтов. При этом действия регулярных войск должны были в корне измениться, приспособляясь к местному повстанчеству, постоянно меняясь в процессе борьбы как в тактическом отношении, так и организационном (импровизация).
В конечном счете комитаджи не были сломлены и до самого конца мировой войны продолжали наносить удары австрийцам.
Больше всего малая война господствовала в Африке, в колониях, в Сирии, Месопотамии и вообще на малоазиатском театре военных действий. Эта малая война в виде партизанства велась за счет войсковых частей, действовавших по ближним тылам противника. Партизанские отряды организовывались штабами армий и фронтов, причем в них (отряды) отбирались по специальным признакам рядовые и офицеры. Численность их была различна, вооружение армейского образца, но местное население, как правило, не привлекалось в партизанские отряды и использовалось только для целей разведки, редко связи и в качестве проводников. Объектами нападений служили: пути сообщения, средства связи, склады, штабы, небольшие войсковые части. Леттов-Форбек, например, так характеризует действия немцев в Африке:
«Ничего не оставалось другого, как достигнуть намеченной цели мелкими отрядами-патрулями… Маленькие смешанные отряды от 8 до 12 человек огибали лагеря противника и действовали на его сообщения с тылом… С 30 метров противник обстреливался из засады, брались пленные и добыча, а патруль исчезал снова в бесконечной степи… Таким образом добывалось… оружие, патроны и всякого рода военное снаряжение… Однажды отбили лошадей и образовали две конные роты Это дало нам возможность посылать сильный партизанский отряд в продолжительные рейды… разрушать мосты, нападать на железнодорожные посты, подкладывать мины под железнодорожное полотно и производить всякого рода внезапные нападения на путях сообщения в районе между железной, дорогой и неприятельскими лагерями… Патрули действовали скрытно, избегая столкновений, взрывая железную дорогу… Наряду с этим развивали деятельность и боевые патрули. Они, состоя из 20–30 и больше аскари, иногда вооруженные одним или двумя пулеметами, искали неприятеля и старались нанести ему потери в бою…». [1]
Всего у немцев в Африке было в различных отрядах до 3 тысяч европейцев и 11 тысяч аскари (туземцев), а против них насчитывалось 130 генералов и около 300 тысяч солдат.
Таким образом, малая война выражалась в действиях по ближним тылам противника партизанских отрядов, организованных исключительно за счет регулярных войск и под руководством армейских штабов.
Лоуренс — «некоронованный король Аравии» рассказывает о действиях англичан в Аравии, где Англия вела организацию восстания племен против Турции, эксплуатируя национальное арабское движение:
«Умело используя местные силы, англичане взяли на себя не только снабжение их оружием, огнеприпасами и т. п., но и переброску туда своих офицеров, формирование пушечных и пулеметных команд из солдат регулярной армии, подкрепление речным и морским флотом, централизуя все руководство этим фронтом в своем армейском штабе.. [2]
То же проделал в Персии генерал Денстервилль, организуя из местных жителей отряды для охраны путей, разрушения средств связи противника, мостов, складов и т. п., но руководя их работой при помощи своего армейского ядра — офицеров и др. специалистов военного дела.
К такого рода действиям тесно примыкает диверсионная и партизанская деятельность военных кораблей на морских коммуникациях. Особенно большую деятельность проявила Германия, широко практиковавшая партизанство своих крейсеров и выпуск «судов-ловушек» (имевших личину коммерческих судов, но фактически занимавшихся уничтожением торгового флота Антанты и нейтральных стран).
Наряду с этим мировая война, вопреки существовавшей теории «малой войны», вынесла ее (малую войну) на другие «мирные» театры, или точнее — настолько расширила понятия фронта и тыла, что они охватили собой и страны, юридически и фактически не участвовавшие в мировой бойне.
Антанта постепенно, но неуклонно стягивала кольцо вокруг союза центральных держав, главным образом вокруг Германии. Естественно, что Германия должны была искать такие возможности, которые облегчали бы ее стратегическое и экономическое положение в окружении. Это можно было сделать, или вырвав из кольцевой цепи несколько звеньев посредством перетягивания на свою сторону того или иного государства в качества союзника, или прорвав блокаду боем, на что не хватало сил и средств. Или же растянув кольцо и ослабив, таким образом, его обжим с внешней стороны в наиболее уязвимых для противника местах посредством системы малых ударов, в соответствии со своими средствами и силами.
Последний путь и был выбран Германией на Востоке. Ею прежде всего имелась в виду Россия, которую легко можно было сковать выступлением против нее Китая или отпадением от союза Японии. Наконец, простым разрушением транспортных путей подвоза от портов океана через Сибирь, что ослабило бы не только снабжение и питание русской армии, получавшей целый ряд материалов, снаряжений и видов довольствия по этим путям, но и ее живую силу на фронте из-за невозможности перебросить сибирские части на Запад. В этом направлении и была поведена Германией малая война против России, Франции и Англии на территории Китая и отчасти Америки, то есть стран, еще не принимавших участия в войне, но по своему положению являвшихся важнейшим тылом для всех воюющих государств Антанты.

Малой войной в Китае Германия преследовала следующие цели:
1. Добыча сырья для германских фабрик и заводов и его транспортировка с мерами охранения и маскировки.
2. Действия на коммуникациях противника, разрушение транспорта: железнодорожного и водного; складов и баз, портов, скотобоен, холодильников и др. предприятий, работавших на оборону Антанты. Захват грузов своих противников или их уничтожение.
3. Организация беспорядков и волнений среди соответствующих слоев населения с целью ослабления производства и снабжения Антанты и привлечения на свою сторону нейтральных государств Азии и Америки.
4. Разложение войск противника, предназначенных к перевозке на европейские фронты, организация саботажа в учреждениях и заведениях, связанных с обороной Антанты.
5. Обесценивание валюты противников.
6. Содействие побегам военнопленных.
7. Создание благоприятной для себя обстановки через прессу, путем устной агитации и пропаганды, сеяния паники и муссирования слухов, вредных для Антанты.
8. Разведка.
Все эти задачи были между собой тесно связаны, и ни одна из них в боевой практике не имела без других самостоятельного значения. Все вместе они приводили к одному — бить где можно и чем можно своих противников.
Для осуществления этих задач были организованы небольшие отряды под руководством офицеров. Отряды комплектовались отчасти из военных, но более всего из местного населения с привлечением хунхузов и др. Некоторые отряды были чисто немецкими, но с проводниками из китайцев или монголов. Численность отрядов колебалась от 3 до 400–500 человек.
Отряды формально рассматривались как добровольческие, фактически же носили наемнический характер. Структура их была следующей. Главный отряд базировался в административном центре провинции и распространял свою деятельность на все уезды при посредстве отдельных подчиненных ему отрядов на местах. Иногда в наиболее важных городах формировался вспомогательный отряд, которому подчинялись другие уездные и местные отряды. Все местные отряды получали руководящие указания от главного отряда, держа с ним постоянную связь и обмениваясь взаимно информацией. При главном отряде состоял начальник туземной организации с двумя помощниками, число же рядовых членов не ограничивалось. Во главе каждого отдельного отряда на местах ставились особые начальники, имевшие в своем подчинении по одному отдельному начальнику с помощниками. Численный состав рядовых членов этих отрядов также не был ограничен.
Управление главного отряда состояло из четырех отделений:
1. секретного (оперативного), занимавшегося разработкой оперативных планов на основании информации с мест;
2. связи (для сношений с отрядами на местах);
3. финансово-продовольственного снабжения;
4. боевого снаряжения (заготовка и доставка в отряды оружия, взрывчатых веществ) и т. п.
В каждом отделении имелся заведующий с 3–4 секретарями. Управление отрядов на местах состояло из трех отделений: оперативного, боевых снаряжений и финансов, которыми руководили особые старшины при двух помощниках.
Начальнику главного отряда назначалось жалованье в 200 долларов в месяц, его помощникам по 150, а рядовым по 30 долларов в месяц. Заведующие отделениями управлений получали по 80 долларов, а секретари по 60 долларов в месяц. Руководителям отрядов на местах жалованье назначалось по 80 долларов, отдаленным по 60, а их помощникам по 40 долларов в месяц.
Несколько эта организация была наемнической, видно из той таксы за «подвиги», которая там практиковалась, а именно: всякий рядовой член организации, причинивший вред торговле или промышленности, должен был получить вознаграждение от главного отряда. Вознаграждение было трех разрядов — от 500 до 1500 долларов. Высшие индивидуальные подвиги (сожжение интендантских складов, арсеналов, взрыв железнодорожного моста и др.) расценивались в 3000 долларов и даже до 30 000 марок и т. д.
Формами такого рода войны были — набеги, налеты, засады, индивидуальный террор, «пехотные рейды», поджоги, взрывы при помощи плавучих мин, самовзрывающихся снарядов, организация заговоров, восстаний и т. п.
Объектами нападений являлись — железные дороги, лесные заготовки в районе этих дорог, военные посты, переправы и мосты, военные или транспортные пароходы, поезда, склады, арсеналы и др. Нужно отметить, что вся эта деятельность сопровождалась умелой и обильной печатной и устной агитацией, приносившей практические результаты.
Ввиду того, что эта «малая война» проводилась в атмосфере местного повстанчества — монгольского, китайского, дунганского, корейского, индусского и др., она естественно восприняла некоторые формы этого повстанчества, ассимилировалась с ним, благодаря чему усилились прежде всего элемент агитации и пропаганды, элемент разложения сил противника, организация восстаний, то есть малая война стала добиваться результатов не только одним боевым путем, посредством голой вооруженной борьбы, но увеличила свои средства, контактируя чисто военное руководство с руководством политическим. Отсюда изменение форм и методов малой войны, переросшей рамки «международного права и «юридически законной», и объявленной большой войны регулярных армий…
Таким образом, новая малая война стерла грань между фронтом и тылом в прежнем понимании этих слов. Малая война использует все средства для достижения своих целей и действует всюду, где возможно и нужно, устанавливая свои фронты и тылы, особые, ей только присущие, коммуникации и базы питания, особые методы.
Отсюда англичане занимаются «восстаниями» в пустынях и полуколониальных странах; немцы в Африке, при помощи аскари, партизанят на фронте и в тылу, с боя берут лошадей и только тогда приступают к организации импровизированной кавалерии; иомуды идут в бой преимущественно с холодным оружием, режут телеграфные провода, жгут и разрушают имения; комитаджи не дают оккупантам убирать крестьянский хлеб и вывозить сырье со своей территории, делая внезапные налеты на гарнизоны австрийцев; синфейнеры добывают оружие у «отечественных врагов», там происходят взрывы, поджоги и нападения на склады, здесь индивидуальные убийства и разрушения мостов, в третьем месте подкупы и провокация, забастовки и саботаж с активным вредительством в области материальных средств противника и т. д. и т. п.
Австрийская военщина для борьбы с крестьянством Сербии привлекает «разбойничьи банды» албанцев, раздувая религиозную и национальную вражду между ними, для закрепления своих позиций ищет себе союзников прежде всего в албанских нотаблях (принц Вид, Гассан-бек и др.), крупных помещиках и денежных тузах, при помощи которых организует «добровольческие» элементы для формирования боснийско-герцеговинских полков и пр.

Малая война в виде повстанческого движения

…Мы наблюдаем борьбу в форме малой войны, обращенную против самих империалистов. Такая борьба после мировой войны развернулась среди целого ряда угнетенных народов. Из многочисленных эпизодов ее мы остановимся на следующих: борьба в Марокко и в Месопотамии, восстания в Индии (племя Мопла, Вазиристан), восстания в Персии и, наконец, гражданская война в Ирландии.
Наиболее характерными для борьбы в Марокко и в Месопотамии являлись те методы, которые применялись повстанцами для обеспечения материального снабжения своих отрядов, разобщенных от внешнего мира кольцом вражеских войск.
Знаменитый предводитель восстания в Марокко Абдель-Керим в зиму 1925 года сумел проложить свои коммуникации через фронт противника, под неослабным наблюдением французского и испанского флотов, блокировавших Марокко, именно через Танжер. Туда караваны в сотни мулов тащили чай, муку, сахар, оружие и боевые припасы для повстанческой армии. Этим же путем проникли к Абдель-Кериму и советники-инструкторы в повстанческие отряды: немецкие офицеры Форстер, Дитрих, фон-Танненберг и др., некоторые турецкие и сербские офицеры и др.
Кроме того, марокканцы применили новый способ «просачивания» в район, занятый французскими войсками. Это «просачивание» состояло в том, что повстанцы, атакуя небольшими группами одиночные посты и людей на «линии фронта», пробирались к племенам, расположенным позади фронта, и всякими способами заставляли их подняться против французов.
Весьма широкий размах приняли действия по методам малой войны в Индии. В 1921 году в Малабаре началось серьезное движение против англичан среди племени Мопла. Для поднятия восстания, с целью низвержения власти Великобритании, в Индии соединились две крупные политические партии — индусская партия Ганди и калифатская партия шаукат Али. Вожди повстанцев объявили, что британская власть, равно и армия перестали существовать в Малабаре. Восстание началось 25 июля в Пуккатуре. Повстанцы организовали отряды общей численностью до 5 тысяч человек, вооруженных главным образом саблями. Началось с разгрома полицейских участков, где были захвачены винтовки и другое оружие. Затем отряды повстанцев принялись за правительственные здания и каучуковые предприятия, часть которых была разграблена и сожжена. Индусские храмы также были разгромлены. Некоторые железнодорожные станции сожжены, пути разобраны, мосты и подземные ходы разрушены. На наиболее важных безрельсовых путях были устроены преграды в виде поваленных, при помощи слонов, деревьев, и одновременно было организовано нападение на английские войска, устроены засады и т. п.
Однако осуществляемая таким образом малая война должна была в скором времени изменить свой характер, так как прибывшие английские войска вынудили повстанцев к отрытым боям, что было для них, безусловно, гибельно. В первых же столкновениях повстанцы, несмотря на свое героизм и упорство, понесли большие потери. Они не имели достаточного вооружения и действовали «фанатической толпой», без всякого применения к местности, гибкого маневрирования и управления. Например, у Пунктаура они потеряли 400 человек убитыми, потери же англичан не превышали 10 человек, у Пандикада — потери повстанцев свыше 500 человек, у англичан — около 60 человек, а всего повстанцы потеряли одними убитыми 2300 человек, англичане убитыми 48 человек и ранеными 133.
Такая же картина была в Пенджабе, где действовала повстанческая организация «Бабур-Акали».
В Вазиристане (Индия) с 1852 по 1910 г. было 17 восстаний, с 1911 по 1923 г. — 4 восстания. Во время афганской войны в 1919 г. вспыхнуло восстание во всем Вазиристане. Полиция была обезоружена или уничтожена повстанцами, были захвачены и обезоружены также пограничные посты регулярных войск, благодаря чему в руки повстанцев попало значительное количество оружия и военного имущества. Английское правительство двинуло войска с целью захватить долину р. Тохи и перерезать лучшие пути в Афганистан, а затем занять страну махсудов. Повстанцы своими небольшими отрядами, довольно гибкими и легкими, стали захватывать обозы, разрушать дороги и мосты, телеграфную и телефонную связь, нападать на караулы, мелкие войсковые части, постоянно и неуклонно изматывая своего противника.
Экспедиция англичан внутрь страны продолжалась около двух лет, но не дала желаемого результата. Тогда британское правительство применило чрезвычайные репрессии, начав бомбардировку целых аулов и стад при помощи авиации, расстреливая население из пушек, пулеметов, бронемашин и пр. Однако борьба продолжалась вплоть до 1923 г., когда Англия довела свои регулярные экспедиционные силы до 20 батальонов пехоты с горной артиллерией, бронемашинами и двумя эскадрильями воздушных сил (24 аппарата) против вооруженных повстанцев, насчитывающих в лучшем случае 5000-7 000 человек…
В Персии на почве тяжелого экономического положения крестьян началось повстанческое движение еще с 1920 г. Возглавлялось оно Кучук-ханом, Гейдар-ханом и Эссанулла-ханом, а в Хорасанском районе — Мамед-Тапи-ханом. Даже английский генерал Денстерлвилль в своей книге «Поход на Кавказ и Персию» отмечает, что сила движения гилянских повстанцев заключалась в том, что они имели под рукой источник «добровольных формирований отрядов крестьян, пришедших в состояние революции на почве аграрных отношений». Помещичьи земли захватывались, имения сжигались, ханы и помещики арестовывались и сажались в тюрьмы, крестьянская беднота вливалась в отряды Мамед-Таги-хана и производила налеты на правительственные войска, полицию и т. п. Но в такой форме малая война кончилась неудачно для повстанцев. Однако повстанчество не было задушено окончательно. Вооруженные силы повстанцев к 1925 г. сохранились в виде Ибрагима-хана, скрывавшегося в джунглях (в густых зарослях леса) в районе Фумен (Гилян).
…Крестьяне оказывали гилянцам помощь продовольствием, укрывали от властей, вели разведку и наблюдение за правительственными войсками и полицией, дезинформируя их о повстанцах и давая возможность последним производить внезапные налеты на армию. Но в конце концов движение все-таки было ликвидировано. Зато в 1926 г. начался ряд восстаний в армии — в частях северо-западной дивизии и восточной дивизии, с лозунгом — «борьба с буржуазией и монархией», выброшенным партией «Падаш». Районами восстаний были — Салмас, Хоросан и Гилян, то есть почти те же, что и раньше.
…После нескольких стычек с правительственными войсками повстанцы заняли Ширван и продолжали движение в Кучан, где произошел сравнительно большой бой, в котором войска правительства были разбиты и бежали в горы… Повстанцы, не разбрасывая своих си и выделив один небольшой отряд на юг, продолжали держать главные силы в кулаке в районе Кучана.
Правительство применило тогда бомбометание с аэропланов (5 аппаратов, из которых три были английские, бомбы с английскими маркерами). Новые силы правительства подтянулись к Кучанскому району, и целый ряд боев обессилил повстанцев: у них осталось по 2 патрона на винтовку и около 1000 на все пулеметы; нового притока огнеприпасов ожидать было неоткуда. Это обстоятельство вынудило их начать отход на Баджигран, и в конце концов около 680 повстанцев перешли границу Персии и были интернированы СССР.
Наиболее интересный характер приняла малая война в Ирландии в 1919–1921 гг. Генерал Мак-Реди, усмиритель ирландского повстанчества, в своих воспоминаниях говорит:
«В Ирландии не было определенных объектов наступления и обороны, равно не было и линии фронта. Солдат, оставляя свою казарму, мог быть подстрелен всюду и всякую минуту. Каждое лицо, встречающееся ему на улице города или на проселочной дороге, могло быть его убийцей, от которого трудно было укрыться в поезде, авто и др. Коммуникаций, как это мыслится в большой войне, в Ирландии не существовало. Все дороги были годны, но только для вооруженных обозов. Почта, телеграфа ж.д. станции были полны мужчинами и женщинами, готовыми поддержать повстанцев или ввести нас в заблуждение. Даже в казармы наших войск под разными видами проникали агенты повстанцев. Вполне естественно, что, как только войска или полиция выступили на фронт, о движении их повстанцы были извещены заранее».
Насколько своеобразен был характер этой войны — показывают следующие факты: в апреле 1920 года, в ночь под Пасху, в Дублине, Корке и других местах Ирландии были сделаны почти одновременно налеты добровольцев на все конторы, ведающие сбором подоходного налога в пользу английского правительства. Конторы были сожжены, все документы уничтожены; таким образом во всей Ирландии была на несколько месяцев нарушена вся работа по сбору подоходного налога.
В другую ночь было уничтожено 315 казарм войсковых частей. Это было сигналом для начала целого ряда нападений в целях возможно полного ослабления английского правительственного аппарата в Ирландии. Через несколько дней было сожжено и разрушено еще более 30 контор по подоходному налогу и 95 казарм, а также некоторое количество таможен, в том числе и в Белфасте.
Помимо этого, волонтеры, организованные в небольшие отрядики, нападали на склады оружия, войсковые патрули, убивали шпионов, жандармов, захватывали банки, рвали связь, разрушали или портили железнодорожные сообщения, электрическую сеть и т. п.
С увеличением правительственных войск синфейнеры перешли к организации так называемых «летучих колонн», которые чрезвычайно активно развили свои действия, в особенности в Лонгфорде и южной Ирландии. Это были небольшие части добровольцев, выделенные из каждого бригадного округа. Двигаясь вдоль границ своих округов, иногда пересекая район вдоль и поперек, колонны производили внезапные налеты на казармы, жандармов, войсковые части, устраивали засады и пр., пользуясь помощью местных добровольцев, крестьян и всегда контактируя свою работу с соседями. Иногда несколько таких колонн (по две, по три) объединялись для одной более крупной операции.
Сила таких колонн не была постоянной или штатной. Она часто изменялась в зависимости от задачи, численности, вооружения и активности бригадного округа, но никогда не превышала 30 человек. Такие колонны, находясь в движении, нанося вправо и влево удары противнику, постоянно преследуемые жандармами, шпионами и регулярными войсками, вели неослабную малую войну с безусловным успехом и упорством. Успех покажется еще более обязательным, если учесть, что на небольшой сравнительно территории были размещены регулярная армия в 50 тысяч человек со всей современной техникой и около 15 тысяч жандармерии, не считая полицейских, шпионов и всяких других агентов добровольного сыска.
Конечно, такая война могла вестись только при активной поддержке населения. Добровольческие отряды, особенно летучие колонны, размещались по селениям и местечкам, пригородам и предместьям, крупным населенным центрам вроде Дублина, население которых с радостью давало повстанцам пищу и кров. Жители помогали добровольцам разведкой, наблюдением за противником, организацией транспорта, связи, заботой о больных и раненых, охраной некоторых складов и баз и многими другими службами, необходимыми для ведения малой войны. Этим и объясняется, что, когда, например, в ноябрьскую ночь 1920 г. в округе Корк одна колонна добровольцев попала в засаду и была окружена жандармами и полицией, для оттяжки сил противника были сделаны с целью поджога налеты на товарные склады в ливерпульских доках; поджог удался: им было уничтожено 70 складов. Одновременно с налетами были проведены нападения на несколько десятков казарм, постов и патрулей.
В городах сформировали также небольшие летучие патрули ежедневно нападавшие на крупные английские магазины, конторы, правительственные учреждения, склады, лавки наиболее крупных дельцов-англичан с целью парализования экономической жизни в центрах страны.
Патрули работали в городах, летучие колонны вне городов, но цель у них была одна — дезорганизовать государственно-экономическую жизнь на местах и не дать возможности быстро ее наладить притоком свежих сил и средств из Англии. Поэтому наряду с названными отрядами выделялись особые колонны со специальной целью разрушения и порчи транспорта и путей сообщения. Работа в этом направлении сводилась к систематическому перекапыванию (взрыву) шоссейных и почтовых дорог, разрушению мостов, труб, виадуков, к устройству особых замаскированных на дорогах ям. Вдоль дорог делались канавы (окопы), служившие прикрытием при организации засад и не допускавшие продвижения грузовиков на сторону с дороги или объезда препятствий для обоза. Английское правительство для ремонта дорог высылало части инженерных парков с вооруженным прикрытием, которые часто попадали в засаду.
Правительственные войска, отлично снабженные и вооруженные винтовками, автоматами, пулеметами, артиллерией с броневиками, радио и прочей техникой, не могли, однако, ничего сделать с небольшими, подвижными и дерзкими отрядами волонтеров, вооруженных большей частью только револьверами и автоматическими пистолетами, иногда располагавших по полдюжины патронов на человека.
Более или менее значительных открытых боев добровольцы не принимали, разве только в исключительных случаях, поэтому современная боевая техника регулярной армии была бессильна в этой борьбе с нештатными, постоянно меняющимися в количестве и качестве группами повстанцев. С внешней стороны война состояла как бы из серии разрозненных, изолированных друг от друга действий, слившихся, однако, во времени и пространстве в один поток последовательно развивавшегося национально-революционного движения масс. Основная цель всех операций повстанцев заключалась в том, чтобы обмануть, запутать и измотать противника, задержать развертывание действий по подавлению повстанчества, дезорганизовать государственно-экономическое управление англичан и ослабить их контроль над Ирландией. Поэтому, когда Бальфур указывал на жестокость, бессистемность и «варварство» ирландских добровольцев, упрекая их в «бессердечии» и других грехах, «An t'Oglach» в апреле 1921 года ему ответила:
«Мы будем вести эту смелую и дерзкую войну до тех пор, пока не добьемся своей цели, и пусть Бальфур сначала добьется вывода из Ирландии «культурных и выученных» жандармов, шпионов и войск, иначе мы будем продолжать свою войну со всей нашей энергией, решительностью, систематичностью и свирепой безжалостностью».
И война продолжалась. Дневник одной дублинской добровольческой бригады за май месяц 1921 года показывает, что за месяц было совершено 97 различных боевых операций. Из них было 27 нападений на грузовики и платформы противника и 7 открытых боевых столкновений с войсками; захвачено и разрушено 23 военных склада, не считая значительного количества мотоциклов, велосипедов, телеграфных и телефонных аппаратов и др. военного снаряжения, взятого во время нападения на противника. Различных военных моторов уничтожено на 40 000 фунтов стерлингов, аэропланного имущества на 3000 фунтов, уничтожено также несколько партий инженерных парков и взято 5 грузовиков полуброневого типа. За это же время было произведено 12 атак на казармы противника и несколько нападений на укрепленные форты, 6 раз была перехвачена почта (военная) противника и сожжено несколько таможен.
А вот данные, приведенные в книге Мак-Реди:
«30 марта 1921 года: убит капитан Лис, живший в отеле в Дублине; взрыв бомбы на улице Амьена в Дублине; захвачен грузовик около Дублина; захвачен грузовик около Дублина; застрелен капитан Гуд в районе Корк; вооруженное столкновение в Белфасте.
31 марта 1921 года: полицейский патруль попал в засаду, один убит; атакован полуброневик возле сквера Маррион; спущен под откос поезд у Тюллэмора; налет на ферму Монаген; захват и поджог телефонной станции в Киллинэй.
11 июля 1921 года в Дублине: убит полицейский и экспроприирован магистрат; захвачен дублинский банк; атакована вооруженная охрана почты; ранены два констебля у Гулд Кросс; засада у Бэйлисборуг; убит майор Коннор; нападение на военный патруль у Кастлей (из солдат 3 убиты и 3 ранены, у повстанцев убиты 4); убита мисс Диллон во время вооруженного налета у Клонмель; атака двух полицейских казарм у Ноббера и Гуртгеррибега; сожжен дом полковника Косби; атакована станция береговой охраны у Гринкестль; разрушен дом м-ра Тисдэл около Трайм…»
Как видим, борьба велась довольно широко и ожесточенно. Недаром Денинг чрезвычайно боится повторения войны гверильи, правильно учитывая слабость методов борьбы с массой со стороны правительства и его войск.
Во всех приведенных примерах налицо уже новая черта малой войны по сравнению с периодом до мировой войны, а именно: здесь малая война явилась результатом массового движения населения или за освобождение от гнета своей (и конечно, чужой) буржуазии, или за освобождение от гнета империалистов-иностранцев, то есть малая война является средством борющихся классов, стихийно нарастающего народного (национального) движения. В связи с этим она локальна (связана с определенной территорией и известной политической партией), как это было у племени Мопла или в Вазиристане, Марокко, Ирландии и т. д.
Однако это создает для всего движения большие трудности. Господствующий класс, имеющий в своих руках всю полноту власти, государственно-принудительный аппарат, армию и полицию, обыкновенно обрушивается на малейшее проявление повстанчества со стороны угнетенных классов всей своей мощью и репрессиями карательных и боевых органов. В результате слабые повстанческие попытки подвергаются разгрому, если повстанцы не находят своевременно целесообразных и гибких форм борьбы, если они чрезвычайно уплотняются в своей массе, привязавшись к определенному району, по существу, обрекающему повстанцев на пассивность и предопределяющему близкое поражение их, так как это ведет к открытым боям, где повстанцы-партизаны не могут соперничать с регулярной армией. Поэтому свобода от территории в современной малой войне для партизан играет всегда большую роль и является фактором, содействующим их успеху.
Здесь уместно вспомнить, что Германия, ведя малую войну на Востоке, в этом отношении была более независима от территории, чем другие страны. Ее отряды могли перебрасываться из Владивостока в Кантон или Индию, из Тяньтзина в Ханькоу или в западный Китай, из Гамбурга в Лярош или в Австралию или Америку и т. п. Правда, в данном случае немцы не связывали своей деятельности с движением масс, территорией того или иного государства, вступившего в освободительную войну со своими угнетателями. Они преследовали свои цели и лишь приспосабливались в боевой практике к окружающей обстановке, по существу, не заинтересованные в разрушении местных вопросов борьбы, но используя для своих задач одинаково и «революционную» и контрреволюционную организации.
Ирландцам же, наоборот, пришлось маневрировать и приспосабливать формы и методы малой войны к условиям небольшой территории культурного театра войны. Но нужно сказать, что это маневрирование проводилось ими блестяще. Начав примитивной импровизацией — в смысле отличия от регулярной и постоянной армии, ирландцы довели импровизацию малой войны до высокой виртуозности, систематичности, постоянной организованности и гибкости при высоком коэффициенте динамичности и полезной активности.
Отсюда можно извлечь тот полезный урок, что малая война требует особого искусства всегда быть наилучшим образом готовым к действию, быть организованным всегда и на поле сражения, и в тылу — словом, везде, где нужно действовать и бить врага. Иначе разброд, несогласованность, медлительность во времени и пространстве сведут малую войну на нет, поставив ее участников под топор врага, или в лучшем случае переведут ее на рельсы индивидуалистического кустарничества, мелочности и крохоборства, никогда не достигающих целей.
…В общем же малая война расширила свои рамки, переключившись из сферы армий на рельсы повстанчества, работы с политическими организациями, для более полного использования ресурсов страны, помимо войсковых. Партизанство, организуемое войсками, дополнилось партизанством повстанцев при одновременном развитии диверсий. Районы действий малой войны от ближних тылов фронтов передвинулись в более глубокие области стран, захватив даже нейтральные государства в соответствии с задачами нанесения материального или иного ущерба противнику и его истощения всякими средствами и способами. Партизанство войскового типа проявило тенденцию отхода на второй план (чему способствовала позиционная война) перед партизанством — повстанчеством и в особенности перед диверсиями и индивидуальными актами агентурного порядка…

Основные типы красного и белого партизанства в гражданскую войну

Наиболее полно процесс изменений задач и форм «малой войны» выявился в нашей гражданской войне.
После Октября фронты «большой войны» — а именно: сплошные окопы, тяжелые массы армий с центральным руководством и т. д. — распались окончательно, и наш противник первым перешел к легким отрядам, не связанным между собой в оперативном и организационном отношениях, разобщенным большими территориями, но одинаково ненавидевшим советскую власть и стремившимся к ее уничтожению. От махровых черносотенцев-монархистов и кадетов до представителей проституированного социализма — эсеров и меньшевиков, вместе с чехами и в союзе с Антантой — все образовали единый фронт борьбы против рабоче-крестьянской власти, все взялись за оружие. Но в силу своей слабости, как побежденные, но не сдавшиеся, они должны были перейти к импровизации вооруженной силы, к организации отрядов, ударных групп, к налетам, набегам, взрывам изнутри, к подготовке восстаний, заговоров, так как не имели регулярной вооруженной силы, чтобы немедленно и без остатка уничтожить только что зародившуюся власть в Москве и Петрограде. Отсюда малая война белых, их партизанская тактика в первые месяцы гражданской войны, их подвижность и «маневренность».
Царская армия была распущена. На смену ей рождалась новая классовая армия, тесно связанная с трудовой массой, но еще не выработавшая для себя ни норм организации, ни регламента действий. Белые, имевшие в своем распоряжении значительные офицерские кадры, могли создавать отряды только из остатков царской армии и методами той же армии. Иных они не знали и не могли знать. Естественно, что их отряды по форме напоминали собой те партизанские части, о которых шла речь у Балка, Клембовского и др., то есть части, выделяемые за счет армий. Однако природа этих отрядов была уже иная, так как отряды знали, что армии как базы у них нет, войскового командования и правительства также нет, поэтому базу приходилось искать только в антисоветских слоях населения, поддержкой которых можно было жить и за интересы которых следовало сражаться. Таким образом, партизанство белых, создаваемое по армейскому типу, фактически уже вырвалось из сферы армии и должно было искать иные формы действия и иные источники своего существования.
Красная Армия создавалась и оформлялась от имени советской власти, имела государственное значение, но не имела установленного трафарета своей организации, а равно и нового военного аппарата в центре и на местах. При таких условиях она должна была создаваться в процессе самой борьбы за счет рабочих и крестьян, при помощи органов гражданской власти и партии, следовательно, сразу же стать на иной путь своей практики, чем это было в царской армии.
Находясь в кольце империалистов и белой гвардии, Советская страна должна была держать сплошной фронт протяжением до 8000 км, что и для отлично организованной и снабженной регулярной армии было бы трудно, тем более это было тяжело для молодой Красной Армии, не имевшей возможности вести большую войну. Поэтому мы также должны были обратиться к партизанству, приступив к организации, наряду с красноармейскими частями особых отрядов в помощь Красной Армии, чтобы замедлить темп напора белой гвардии. Естественно, что эти отряды не могли быть отрядами чисто войскового типа, хотя они и выделялись на помощь Красной армии и действовали с ней заодно.
Здесь же нужно отметить, что первые партизанские отряды появились до создания Красной армии, они организовались в результате необходимости революционной самозащиты на местах. Интересно отметить, что известное сходство с этой местной самозащитой наблюдалось и в Турции после Мудросского перемирия. В 1919 г., когда в Турции не было крепкой регулярно армии (старая армия находилась в процессе демобилизации и разложения), началось наступление итальянцев в Адалию, французов в Сирию и Киликию, англичане оккупировали Месопотамию, греки высадились в Смирне. Турция, по существу, была безоружна, угроза раздела и превращения в колонию была для нее настолько велика, что правительство было бессильно что-либо предпринять одними своими средствами. На этой почве началось возглавляемое Мустафой-Кемалем-пашой активное национальное движение, результатом которого явилось создание на добровольческих началах «Армии национальной обороны». Эта армия имела в своем составе «…самые разнообразные отряды, действовавшие самостоятельно. В силу необходимости, турецкому командованию пришлось не отказываться от помощи даже разбойничьих банд. Действия этих отрядов являлись типично партизанскими (уклонение от постоянного соприкосновения с противником, налеты, выслеживание и потребление…» (Каратыгин). Эти партизанско-повстанческие отряды приняли на себя всю силу удара интервентов, давая возможность в то же время организовать внутри страны регулярную армию «Великого национального собрания» и вынудив итальянцев и англичан оставить центральную Анатолию.
Стихийно, самостоятельно, в зависимости от силы угрозы контрреволюции, рождались партизанские отряды. Так, крестьянство Самарской и отчасти Саратовской губерний в 1918 году выделило значительное число отрядов против белоказаков. Эти отряды, совершенно не имевшие у себя офицеров и вообще специалистов — военных инструкторов, успешно отразили натиск белого казачества — уральцев, обеспечив тем самым правый фланг восточного фронта до прихода туда сформированных частей Красной Армии. Так же рождалось партизанство в Сибири, на Украине, чтобы прогнать немецких и иных оккупантов и возвратившихся под эгидой их штыков местных помещиков и т. п.
С внешней стороны между способами действий белых и красных на первый взгляд как будто не было различий. Шкуро, Покровский, Мамонтов, Толстой, Дутов и др., обходя главное ядро красных войск, стремились нащупать их слабое место, прорваться вглубь тыла, разрушать железные дороги, сооружения, налетать на города или села, уничтожить коммунистов, советских работников и их семьи, аппараты власти, склады продовольствия и припасов, связаться с классово близкими элементами в тылу у красных: попами, кулаками, буржуазией, закладывая тем самым контрреволюционную ячейку для подготовки будущих восстаний и постоянного осведомления. Наводили террор на рабочих и крестьян, искали новые источники подпитки контрреволюции, чтобы затем уйти обратно в район своего первоначального пребывания. С другой стороны — отряды красных Сиверса и Киквидзе на юге, Чапаева и Гая на Волге и Урале и др. также умели «выследить, уклониться, отбросить, обойти, разбить» противника по частям, пробраться в тыл белых, уничтожать транспорт и склады, захватывать обозы, лошадей, поддержать в трудной борьбе рабочих и крестьян тыла белых, связаться с ними, уговорившись для дальнейшей борьбы, выведать точно состояние и намерение противника и снова отойти в родственные им районы.
Первые имели широкую материальную и людскую базу в стране, вторые же опирались лишь на тонкий слой верных прежним хозяевам людей, остро нуждались в помощи извне. На основе различия в социально-политических и материальных базах красного и белого лагерей, по мере расширения масштаба гражданской войны, создавались значительные различия в самом характере и типе белого и красного партизанства.
Красное партизанство рождалось или стихийно (лишь потом втягиваясь в русло руководства партии) или же формировалось под руководством ревкомов, других политических организаций и командования Красной Армии.
Например, во время мамонтовского набега (август-сентябрь 1919 г.), на основе директивы главного командования московским округом была разработана «Инструкция по организации мелких местных партизанских отрядов». По содержанию она очень характерна для обстановки того времени. Эта инструкция предписывала ревкомам немедленно организовать мелкие партизанские отряды по 5–10 человек, «подвижные, легко скрывающиеся и имеющие основной задачей непрерывно, настойчиво причинять неприятелю вред, постоянно беспокоить его, особенно ночью, утомлять и создавать вокруг него атмосферу грозящей отовсюду неуловимой опасности». Для создания сети таких мелких отрядов в качестве людского материала приказывалось брать союзы коммунистической молодежи, отряды особого назначения и вообще крестьянскую молодежь. Отряды должны были быть рассеяны вдоль вероятных путей наступления противника (железные дороги, шоссе и большаки) и следовать за противником при его передвижении.

Задачи указывались следующие:
— истребление одиночек-казаков и мелких разъездов;
— внезапное нападение на противника на рассвете с целью внести панику и разогнать лошадей;
— нападение на казаков, когда они перепьются;
— устройство ночных пожаров в селах, где ночуют казаки, внезапная ночная стрельба, поджог конюшен с казачьими лошадьми, телег и повозок с артснарядами;
— внезапное нападение на слабо охраняемые обозы, причем имущество, использованное отрядами, должно уничтожаться;
— порча мостов на шоссейных дорогах для препятствования кавалерии;
— увод, потопление паромов и лодок;
— присоединение к неприятельским отрядам под видом кулаков и белогвардейцев с целью сеяния паники путем ложных слухов, шпионажа, покушения на крупных командиров, взрыва артиллерийских припасов.
Дальше в инструкции писалось: «необходимо развить широкую агитацию в крестьянских и рабочих массах о способах борьбы с казачьими набегами и создать в массах твердую уверенность, что сотнями нападений многочисленных мелких отрядов можно довести неприятеля до полного бессилия. Необходимо, чтобы массы, имея перед собой примеры действий наших партизанских отрядов, сами создавали многочисленные партизанские отряды». Таким образом, инструкция отделяла работу агитации и пропаганды от боевой работы самих отрядов, возлагая первую на ревкомы, которые должны были тем самым помогать боевым операциям партизан, не ведущих самостоятельно политработы.
Такие отряды в оперативном отношении должны были действовать самостоятельно (руководствуясь этой инструкцией), без управления со стороны воинских частей, но поддерживая между собою связь. Они подчинялись ревкомам, которые должны были их использовать для целей разведки и своевременного получения сведений о противнике.
…Как только партизаны перешли к активному выступлению против контрреволюционеров, представителей гетманской власти, доносчиков, шпионов и пр., в громадном количестве сел и деревень началось поголовное истребление всех агентов гетманской власти, и в течение короткого времени Нежинский уезд был очищен от больших и малых насильников. Кропивянский с несколькими тысячами повстанцев захватил Нежин, отряды Шмидта подняли восстание на Полтавщине, захватив Прилукский, Пирятинский и Лохвицкий уезды и нанеся несколько поражений немцам и гайдамакам и др. В дальнейшем логика борьбы или точнее нарастающего движения трудящихся неизбежно привела повстанчество к открытому вооруженному восстанию против немецких империалистов и гетманщины…
Кроме указанных типов партизан-повстанцев была еще одна их разновидность, так называемые «зеленые». Среди «зеленых» необходимо различать шайки бандитствующих, шкурников, разные типы уголовной шпаны, не имевшие никакого отношения к повстанчеству, и группы крестьянской бедноты и рабочих, рассеянных белыми и интервентами. Именно эти последние элементы, оставляя насиженные родовые места, уходили в горы и леса (на манер «лесных братьев» в 1905 г. в Латвии и на Урале) и, не имея никаких связей ни с Красной армией, ни с партийной организацией, самостоятельно организовывали отряды с целью нанесения вреда белым при каждом удобном случае. В «зеленые» шли также красноармейцы, бежавшие из плена белых. Такое «зеленое» повстанчество наиболее мощно развилось в Черноморье, Крыму, Полтавщине и др. районах.
…Имея вначале небольшие группы — в 5–20 человек, «зеленые» сформировались довольно быстро в отряды по 60–70 вооруженных и затем, менее чем через два месяца, в самостоятельную «зеленую армию», насчитывающую до 12 тысяч бойцов, имевшую 14 отдельных батальонов, по 450 штыков в каждом, а также рабочие отряды, отряды особого назначения (коммунистические), ряд партизанских отрядов на территории Кубани. Эта «зеленая армия» имела свою твердую организацию, снабжение, транспорт, связь, санпоезда, госпитали, политотдел, три периодических издания («Фронтовик», «Освобождение» в Туапсе и «Черноморский крестьянин» в Сочи) и гражданский аппарат управления в занятых ею областях.
Начав свои действия с порчи проводов, нападений на транспорты, мелких стычек, засад и дерзких налетов на тылы белых, «зеленые» приступили затем к организации вооруженного восстания в Черноморье и к открытому наступлению против белых, ускорив тем самым падение деникинщины. Целью их действий было: как можно больше помощи Красной Армии, как можно больше вреда Деникину, возможно скорейшее соединение с Красной Армией и Советской Россией.
В Крыму в «зеленые» уходили помимо крестьян и рабочие, например, железнодорожники, которые, скрываясь в горах и лесах между Симферополем и Севастополем, объединились в малые отряды и сразу же принялись за боевую работу. Сначала она выражалась во взрывах стрелок на станции Симферополь, разрушении моста через р. Альму (единственный путь, соединяющий Севастополь со всем полуостровом) и т. п. Затем по мере увеличения сил начались налеты на склады, станции железных дорог, небольшие отряды белых, нападения на города, захваты, засады для войсковых частей противника и др.
…Указанное красно-зеленое повстанчество, самостоятельно возникая в тылах белых, в конце концов связывалось с партийными организациями и получало от них руководящие директивы, иногда оружие, боеприпасы и пр. Но даже без связи с партийными организациями их деятельность расшатывала всю организационную систему белых, как военную, так и гражданскую, поднимала рабочих и крестьян, отбирая из них боевые кадры, самим ходом своих операций вовлекая их в более активную борьбу вплоть до вооруженных выступлений.
Таким образом, как правило, красное партизанство во время нашей гражданской войны организовывалось партией и командованием Красной армии, гражданскими организациями и самим населением, восставшим против своих угнетателей. Красные партизаны имели районом действия весь тыл противника, его фланги и фронт. Действовали в форме набегов, поисков, массового террора, восстаний, разведывательных действий и т. п.
В отличие от красных, белые организовали свое партизанство исключительно через военное командование. При этом в качестве партизанских отрядов они использовали свои войсковые единицы, которые при благоприятной обстановке пускались в набег или рейд, преимущественно на наши фланги или ближний тыл. Таковы были действия уральских казаков: особенно удачен их набег в 1918 году на полк «Красная звезда» в с. Рохманиха Пугачевского уезда. Полк, только что сформированный в составе около 2000 бойцов, был захвачен врасплох и почти целиком уничтожен, часть красноармейцев была зарублена и расстреляна, часть потонула в реке, а часть уведена в плен. Набег полковника Мартынова на тылы 4-й армии в июне 1918 г. на хут. Зелененький и ст. Шипово и др. Таковыми же были действия кубанцев. Например, захват у станицы Медведовской отрядом генерала Маркова бронепоезда красных в 1918 г.; набеги с эстонского фронта отрядов Даниловых, набеги Покровского, Шкуро, Улагая, Каппеля, врангелевцев, Мамонтова, отрядов Юденича, финских групп и др.

В противовес белым красные имели совершенно самостоятельные партизанские отряды нескольких типов с различными задачами и формами своих действий. Это были:
1. Отряды, выделенные армией для набегов или рейдов в тыл противника. Такие отряды были довольно значительны, преимущественно конные с артиллерией и посаженной на повозки пехотой; таков был рейд червонных казаков во главе с Примаковым, рейд 8-й кавалерийской дивизии или набег Буденного на станицу Великокняжескую в марте 1919 г. и др.
2. Отряды, сформированные губернскими революционными комитетами или уездными революционными комитетами из крестьянской молодежи (членов комсомола, партийной организации и др.) и подчиненные через особых начальников гражданским организациям. Такие отряды были небольшими по составу, пешие и смешанные, но всегда без тяжелого оружия.
3. Отряды особого назначения, сформированные также губревкомами. Главная цель их была: шпионаж и провокация среди войск противника, а также террористические акты против белогвардейских командиров. Отряды вербовались исключительно из партийцев, лишь в крайних случаях из сочувствующих или беспартийных, но безусловно преданных советской власти. Такие отряды были всегда пешими и насчитывали от десяти до двадцати человек.
Партизанские отряды формировались не только на фронте или в районе, занятом противником и соприкосновения с ним. Подобные отряды заблаговременно изучали район своих возможных действий в случае приближения противника или его вторжения в данный район. Они заранее имели организацию подпольных партизанских ячеек в волостях, складов оружия и взрывчатых веществ, явок, связи с ближайшими ревкомами и парторганизациями. Свою работу партизанские отряды вели с таким расчетом, чтобы в случае вторжения противника иметь на своей стороне население и служить ядром для организации восстаний против белых.
В период сближения с противником, во время действий совместно с гарнизоном важных пунктов и действующими частями Красной Армии отряды выполняли задачи:
— разведки;
— связи между ревкомами, гарнизонами и частями Красной Армии;
— борьбы с разведчиками, лазутчиками и шпионами противника, захвата посыльных и курьеров его и пр.;
— устройства засад в лесах, на дорогах, в деревнях и селах, где вероятно прохождение и остановка противника;
— внезапных нападений на отряды и разъезды противника;
— распространения ложных слухов и т. п., чтобы не давать противнику покоя ни в движении, ни на отдыхе.
Если противник овладевал районом действий партизанского отряда, последний оставался в этом районе и действовал скрыто, переходя с места на место, меняя одежду, внешний вид и заметая всякими способами свои следы. В этом случае партизаны ставили себе целью нанести противнику возможно больше материального вреда, создать у него в тылу беспорядки и замешательство, портить его важные пути для прекращения подвоза к фронту продовольствия, снаряжения и отвлечь возможно больше его сил для охраны тыла. Объектами действий были: железные дороги, искусственные сооружения на шоссейных и грунтовых путях, телеграфные и телефонные линии, этапные пункты, склады продовольствия, фуража, обмундирования, снаряжения и оружия, обозы, транспорты и парки, средства связи, отряды белых и населенные пункты.
Партизаны по возможности не теряли связи с Красной Армией, давая ей своевременно сведения о противнике и о себе посредством особых лазутчиков, посылаемых через фронт.
Все подобные партизанские отряды, несмотря на различные методы их организации и управления ими, находились, по существу, на военном положении и получали денежное содержание распоряжением уездных революционных комитетов как красноармейцы. Поэтому такие партизанские отряды мы называем партизанами войскового типа, как созданные самой армией, или ревкомами на помощь армии, для поддержания с ней связи в моменты ее операций.
…Партизаны войскового типа использовали и армейскую технику, как авиацию и пр. Авиация выполняла задачи:
— разведки (иногда с аэрофотосъемками) объектов, подлежащих порче или уничтожению со стороны партизан;
— районов, намечаемых для набегов;
— связи с армией, гражданскими и партийными организациями;
— доставки партизанам подрывного имущества, материалов, боевых припасов и др.;
— перевозки агитаторов, агитлитературы и ее распространения;
— охраны партизанских отрядов путем атаки живой силы противника и его техники, выполнением демонстрационных полетов, с целью отвлечения противника от действительного местонахождения партизан и др.;
— совместных с партизанами боевых действий по разгрому противника.
…Помимо партизан войскового типа были еще иные партизаны, рождавшиеся стихийно или организованно, но как результат повстанчества масс против власти. Они не имели никакой связи с армией, в первые моменты существования у них не было организаций гражданской власти, иногда не было никакой связи с партийными органами. Восстающему населению необходимо было иметь вооруженную силу для самообороны от «набегов» властей и для дальнейшего развития и закрепления своего влияния в массах. Поэтому такие отряды всегда создавались в тылу воюющих и производили большое впечатление на сражающихся, внося в борьбу новый элемент социально-политического характера, иногда решающий для внешних боевых фронтов. Такие отряды мы называем партизанскими отрядами повстанческого типа, так как задачи, формы и методы их практики отличаются от партизанства войскового типа.
В конечном счете мы должны констатировать, что малая война в период гражданской войны вылилась главным образом в форму партизанства или точнее: партизанство поглотило собой малую войну, выявившись в двух видах: партизанстве-повстанчестве и партизанстве войскового типа.
Первое организовывалось вне армии и без ее помощи, самим населением или партией (нелегально). Повстанцы сами «творили» свою технику или с боем отбирали ее у врага. Они действовали всюду, имели свою особую организацию и тактику.
Партизанство войскового типа организовывалось армией, которая задействовала их в ближнем тылу или на флангах войск противника для поддержки и обеспечения собственных фронтовых операций; армия снабжала партизан боевой техникой, оружием, взрывчатыми веществами, боеприпасами, деньгами и пр. Партизаны придерживались уставов и наставлений, имели войсковые организационно-штатные структуры типа: отделение, взвод, батальон, эскадрон, дивизион и т. п.
Конечно, на практике первое и второе могут переплетаться, взаимно дополнять друг друга или сливаться в одно целое, образуя единый фронт борьбы как на стороне вооруженной оппозиции, так и против нее. Однако основным видом партизанства в гражданской войне, а значит, и в будущей войне все же следует ожидать партизанство-повстанчество организованного типа.
По отдельным периодам развития партизанской борьбы можно дать следующую общую характеристику ее форм.
Первый период,в силу слабости боевых организаций, их еще только накапливающегося опыта и т. д., отличается индивидуалистическими, засадно-террористическими формами борьбы с небольшим числом эксов (оружия), характеризующимися отсутствием общего плана и систематичности действий, небольшим размахом операций, связанных только с местожительством боевиков-партизан и самообороной организации или района. Объекты операций этого периода в различных районах будут неодинаковы, именно: в селах — добыча оружия и боеприпасов, паспортов и других документов у сельских властей, случайно попавших одиночек-солдат, офицеров и других; террор против сельских правительственных и полицейских агентов, прибегающих к насилию над трудящимися; освобождение арестованных товарищей во время самого ареста или передвижения их по этапу на подводах или походным порядком; борьба при помощи засад и подобных хитростей с отрядами карателей и усмирителей или сборщиков подати; в городах — добавляется охрана демонстраций, стачек, освобождение заключенных из тюрем (но не путем открытого нападения, для чего обыкновенно не хватает сил и средств), мелкая порча памятников, казарм, железнодорожного полотна, линий связи — телеграфа, телефона, машин, кранов на пристани, бронеавтомобилей, танков и паровозов и др.
Второй период отличается массовыми, дерзконападательными налетно-набеговыми формами боевой деятельности, со внесением известного общего плана и постоянства, регулярности операций. От самообороны партизанство переходит к наступлению, нанося ущерб врагу и всегда держа его в постоянной тревоге и атмосфере неожиданностей и сюрпризов, изматывая и дезориентируя его своими внезапными ударами.
Партизаны уже не ограничиваются местом своего расположения, а понемногу начинают превращаться в подвижные истребительные отряды различной величины и силы, перебрасываемые туда, где по общему плану нужен нажим на уязвимое место противника. Самые операции укрупняются, число объектов нападения по сравнению с первым периодом увеличивается, самый характер действий, подготовка и организация их усложняется. Они вырастают в серьезные стычки с полицией и войсками, начинаются открытые уличные и полевые бои, образуются фронты, отряды и различные штабы. Оружие захватывается на складах, в поездах, казармах. Массовый террор одновременно охватывает целые города или районы; налеты на учреждения, полицию или войска, железнодорожные станции, мосты, караулы, пароходы, радиостанции, водопроводы и т. д. производятся путем сосредоточения сил даже из других районов; происходит как бы обмен боевыми силами города и деревни; партизаны превращаются в профессионалов-бойцов, готовых во всякое время двинуться в поход от центра до самых далеких окраин и наоборот, чем облегчается организация набегов-рейдов «по тылам» противника.
В этот период необходимо особое напряжение со стороны руководства. Нигде при осуществлении оперативных замыслов не требуется так системы, которая в одно и то же время давала бы максимум согласованности энергичных усилий при чрезвычайной подвижности, быстроте и мелкокалиберности актов, как в малой войне этого периода. Но и в этот период партизанство не может стремиться к уничтожению или истреблению сил противника в целом, что отрицается сущностью его (партизанства). Оно лишь осуществляет ослабление, дезорганизацию, утомление противника, всячески затрудняя его работу и нанося ему вред. Партизанство — не меч, рассекающий противника на части и разящий его насмерть, а лишь острые занозы, вонзающиеся в тело врага так искусно, что он не в состоянии уберечься от них и противостоять им.
В третьем периоде партизанство протекает уже в обстановке легальности и за счет государства, сливаясь с армейскими действиями, но в основном оно сохраняет общий с повстанчеством характер операций, его методы, задачи и формы.
Так замыкается организационный и оперативный круг партизанства-повстанчества, являющегося основой и для партизанства войскового…

Диверсии как средство борьбы

Под диверсиями раньше понимали второстепенные боевые действия выделенных от армии небольших отрядов с целью отвлечь внимание противника (ввести его в заблуждение), вынудив его выделить часть войск с главных боевых участков, и тем самым облегчить своей армии на главном направлении организацию и нанесение удара превосходными силами. Диверсии не преследовали решающих целей; они скорее должны были действовать на психику противника, на его моральную устойчивость, ослабление его воли, отвлекая его силы, приковывая их к тем пунктам или районам, которые были далеки от намеченного борющейся стороной места решительного удара.
Для диверсии назначалось как можно меньше сил, чтобы не ослаблять себя на главном направлении, тем более что успех диверсий всегда был более или менее относителен. Поэтому диверсионные войска, как малочисленные части, должны были изыскивать пути для достижения поставленных им задач не только боем, но и другими средствами: разного рода хитростью, поджогом, взрывом дорог и переправ, затоплением местности и т. п.
…Отличие от партизанства войскового типа заключалось в том, что диверсионные части были мельче и слабее партизанских; они состояли преимущественно из пехотных контингентов, даже одиночек. Они пробирались в тыл противника где-либо в стороне от фронта, скрывая оружие и свою принадлежность к армии, и уже потом на месте действовали своим оружием против тех объектов, которые им были намечены командованием, в то время как партизаны, большей частью коренные, выступали в тыл противника под видом войсковой части со всем приданным им оружием, но без обозов.
С развитием военной техники, увеличением армий, улучшением путей и средств связи, оборудованием тыла и его усложнением — диверсионные действия стали применяться не только в ближайшем тылу, но и в глубоком, в самой стране, питающей армию. Но так как пробраться туда через фронт, хотя бы самой незначительной войсковой части, было почти невозможно, то выполнение диверсий стали поручать особым агентам или группам, организуемым нелегально во вражеской стране. Таким образом, диверсии дифференцировались от фронта и армии, но руководство ими, правда, не всегда своевременно осуществляемое из-за затруднений в области связи, оставалось все-таки за армией, за ее аппаратом управления. Объекты диверсий также изменялись с течением времени, способы осуществления видоизменялись. Вся техника работы усложнилась настолько, что для диверсионной работы нужны были специальные знания, специальные средства и специальное умение.
Задачи диверсий, по существу, остались те же, но конкретизировались в зависимости от обстановки и средств. Ослабление противника: его устрашение и деморализация; расстройство его планов и дезорганизация работы органов управления, снабжения и обслуживания вооруженных сил; а отсюда разрушение, порча, взрыв, поджог, убийства (террор), отравление, дезинформация (в печати и устно), кражи и др.
Очевидно, вся эта работа должна протекать в чрезвычайно секретном порядке и бережно охраняться от всякого постороннего глаза, чтобы обеспечить себя от провалов и не дать противнику возможности раскрыть всю технику и методы этой работы. Вот почему диверсии, по существу, не могли быть массовыми действиями, они не могли связываться, в силу законспирированности и «деликатности» своих актов, с какой-либо крупной общественной или политической организацией, а осуществлялись малыми отрядами и одиночками, объединенными своей особой организацией, своей особой сетью вне армейских операций и связи с войсками.
В отличие от партизанства, всегда связанного с войсками или населением, всегда опирающегося на массовые движения, диверсии всегда индивидалистичны, не имеют корней в массах на местах, сплошь да рядом враждебных им, почему и совершаются обыкновенно людьми, присланными откуда-либо со стороны. На местах используются только отдельные подкупленные или завербованные агенты-помощники, или активные участники будущих диверсий (среди них могут быть идейные). Исполнители диверсионных актов — это бойцы, вооруженные, но не сражающиеся. Тогда как партизаны являются прежде всего сражающимися бойцами, выделенными для борьбы массой.
Таким образом, диверсии, начавшись в армиях, их ближайших тылах и флангах, эволюционировали в дальнейшем и в отношении своего районирования, продвинувшись в глубокий тыл страны. В отношении оперативного руководства, оторвавшись от непосредственной связи с армией, а в организационном — выделившись в особую сеть ячеек агентурного типа, строго законспирированную. Последнее и обусловило, между прочим, то, что диверсионная работа часто смешивается с так называемой «активной разведкой», занимающейся разными разрушительными действиями при помощи агентуры.
Так как обыкновенно разрушительная работа сосредоточивалась в разведывательных органах, имеющих агентурный аппарат, то и диверсии проходили по их же линии. Однако теоретически смешивать «активку» и диверсии совершенно невозможно и вредно, несмотря на пространственную совместимость их на практике. Первая преследует цели только разведки. Как на полях сражения войсковая разведка иногда добывает сведения боем, так и агентурная разведка принуждена получать нужные ей данные различными способами вплоть до убийств и разрушений. Однако цель всегда разведывательная.
Диверсии — это боевая работа. Они всегда имеют задачей ослабление мощи противника, не задаваясь совершенно разведывательными целями (для них разведка нужна постольку, поскольку она обеспечивает осуществление боевой задачи). В связи с чем организация диверсионной работы должна быть выделена от работы по активной разведке. Агент «активки» обязан своевременно добыть нужные сведения и передать их в срок куда приказано. От диверсионного агента этого совершенно не требуется, а следовательно, и сеть диверсионной организации не будет иметь некоторых звеньев, необходимых для связи в активной разведке.
Правда, иногда в зависимости от обстановки и средств легче выполнить диверсионный акт агенту разведки, что и делается на практике, но это не правило, а «применение исключительного положения» и обыкновенно бывает в периоды организации, то есть при слабости агентурного аппарата и малой разработанности организационной стороны диверсионных операций.
До XX века диверсии вообще были слабо развиты, так же как и активная разведка, но уже во второй половине XIX века они перешли на тот тип, о котором мы говорили.
В одном немецком журнале за 1908 год приводится указание на то, что французское командование давало задание агентуре в войну 1870–1871 годов по порче искусственных сооружений, чтобы помешать сосредоточению германской армии: «Из записок одного умершего французского шпиона видно, что… когда Эльзас уже был занят германскими войсками и управлялся германскими властями, ему было дано поручение взорвать один из туннелей у Цаберн». Это, конечно, диверсия, несмотря на то, что операция проходила по линии агентурной разведки.
Объектами диверсий были обыкновенно различные склады, железнодорожные станции (узловые), пути, казармы, патрули, отдельные офицеры и т. п. В качестве средств применялись взрывчатые вещества, поджоги, нож или револьвер. Диверсии распространялись главным образом на район ближних тылов, почти не касаясь страны и ресурсов глубокого тыла, причем приурочивались к моменту военных действий.
Однако по мере расширения масштабов войн рос и масштаб диверсий. Капитализм, как известно, создал массовые армии, дал новое, более совершенное оружие, требующее расходования большего количества боеприпасов, что вызвало, в свою очередь, необходимость длительной и более всесторонней подготовки к войне в мирное время. С увеличением армии нужно было увеличивать запасы и склады оружия, снарядов, сырья для производства их, расширять предприятия, строить новые заводы — пороховые, орудийные, сталелитейные и арсеналы. Увеличение производства предметов для войны потребовало организации и подвоза сырья к предприятиям, доставку им топлива, сооружения новых путей сообщений. Вместе с тем осложнилась и подготовка вероятного театра военных действий в смысле сооружения там укреплений, станций связи, путей сообщения, различных платформ посадки и высадки для армии и ее имущества, складов продовольствия и боеприпасов и т. д.
Подготовка к войне в целом приобрела настолько широкий и разносторонний характер, что выпадение или расстройство отдельного звена могло нарушить своевременное осуществление плана войны, в особенности в первый момент мобилизации и сосредоточения армии, когда чрезвычайно важно: кто возьмет в свои руки инициативу и нанесет быстрый и сокрушительный удар. Поэтому все государства стали тщательно следить за развитием вооруженных сил и темпом подготовки к войне соседних стран и принимали все меры к тому, чтобы или обогнать противника в росте своих вооруженных сил новым напряжением всей экономики страны (что не всегда удавалось), или же в мирное время ослабить его мощь такими мероприятиями, которые официально не могли бы быть приписаны конкурирующей стороне.
Отсюда стремление к тайному вредительству, организации диверсий еще в мирное время в области политической, экономической, военно-технической и др. или, по крайней мере, стремление к проникновению в мирное время внутрь страны противника, к самым недрам его хозяйства, первоисточникам военной подготовки, чтобы с объявлением войны можно было эти первоисточники разрушить, дезорганизовать, привести к бездействию на один-два месяца, сорвав тем самым мобилизацию армии и внеся панику.
С началом XX века область диверсий чрезвычайно расширяется. Одной из первых вступила на этот путь Япония. Она широко и умело использовала это средство против России еще до войны 1904–05 годов не только на театре военных действий в Маньчжурии, но и в глубоком тылу, в самой России. Кавара Мисако, состоявшая учительницей в ставке монгольского харацинского вана (ван — административная должность. — Прим, ред.) Гусан Норбо, уже после русско-японской войны выпустила книгу «Монгольский подарок» (Моко Микягэ), где в главе под поэтическим названием «Цветы сливы в снегу» особенно полно описала свою работу как агента Японии в Монголии против России и в том числе подготовку диверсионного акта, а именно разрушение Сунгарийского моста (попытка не удалась) в тылу русской армии. Другой писатель, Хасэгава Тацуносукэ, известный в Японии больше под литературным псевдонимом Фу-табатэй Симэй, хорошо владевший русским языком, переведший на японский язык несколько произведений Тургенева, — казалось бы, не должен был иметь никакого отношения к диверсиям и агентуре, но, как выяснилось потом, он был активнейшим сотрудником в области диверсий и агентурной разведки. Незадолго до мировой войны, после его смерти, друзьями писателя был выпущен в печать целый том, посвященный его характеристике как патриота, крупного художника слова и образцового гражданина, всегда болевшего «за интересы родины».
Его друг Оба Како пишет в этом сборнике про дела писателя Хасэгава, а именно организацию найма хунхузов [3]для диверсионных действий в тылу русских армий. Причем это проделывалось еще до объявления войны… «Когда же наступил год войны и облака порохового дыма разостлались над равнинами Манчжурии, то началось движение китайских патриотов-гверильясов, появлявшихся и исчезавших то здесь, то там, как духи и черти»— кратко резюмирует автор результаты работы Хасэгавы.
Нужно отдать справедливость писателю Хасэгава в том, что он умел вести диверсионные дела и организовывать агентурную сеть, используя и свои недюжинные писательские способности, и свои знакомства и связи, и… деньги. Конечно, он действовал не на свой риск и страх, а был тесно связан с Генеральным штабом и с Министерством иностранных дел, так же как и «писательница» Кавара Мисако.
Германия и Франция также усиленно готовились к войне и принимали меры к ослаблению военной мощи друг друга. Германия старалась использовать мирное время не столько для совершения самих диверсионных актов, сколько для их организации и подготовки, чтобы пустить всю диверсионную машину в ход сразу же с объявлением войны и поразить противника внезапностью и массовостью действий.
В этих целях Германия стремилась использовать сеть своих капиталистических организаций, которые проникали за границу по своей инициативе, конкурируя на рынках. Это естественное для всех капиталистических государств стремление к овладеванию рынками, к внедрению своего капитала, промышленного и финансового, в иностранную систему экономических связей давало хорошую крышу для организации диверсионной работы и агентурной разведки.
В конце XIX века немцы сумели заполучить в свои руки Корбейские мельницы (суточная продукция которых питала один миллион жителей района Парижа), снабжение почти всех восточных фортов Франции углем, снабжение аэростатных парков своим водородом, обслуживание некоторых органов военного ведомства изделиями своих фабрик. Например, немецкая химическая фабрика в Ля-мот-брей снабжала рядом продуктов несколько учреждений французского воздушного флота и даже провела подземный газопровод непосредственно в ангары военных дирижаблей.
Леон Додэ в своей книжке правильно подметил стремление немцев внедряться своими капиталами в такие французские районы, где имеются форты или укрепления, «поблизости от запасных путей и разветвлений, а главное — таких железных дорог, которые с минуты мобилизации будут служить для концентрации и перевозки войск. Они (немцы) находятся по соседству с фортами и с крупными складами угля и военных припасов, с арсеналами, поблизости от некоторых каналов и станций беспроволочного телеграфа, а также водопроводов и виадуков. Словом в таких местах, которые представляют собой нервные узлы национальной обороны, и если эти пункты будут повреждены или разрушены неприятелем, то это повлечет за собой огромную помеху, если не целую катастрофу».. [4]
Все это совершалось под флагом мирного экономического преуспевания, добрососедских коммерческих отношений и частной инициативы. В момент близкой угрозы войны, как например, в 1911 году, во время так называемого «агадирского кризиса», оказался «внезапно» взорванным мост Бислэ через Мезе в области Сен-Мигеля, испортилась оболочка одного аэростата в силу недоброкачественности газа, немецкое предприятие отказалось выполнить заказ французской фирмы «Клеман Баярд» на радиаторы для дирижаблей (своих радиаторов у французов не было) и другие «случайные и непредвиденные события». На самом деле это было началом диверсионных действий, что дало французскому правительству повод для пересмотра системы своей охраны страны и подготовки к войне.
Русский Генеральный штаб, подталкиваемый идеей реванша после войны 1904–05 гг., также думал одно время заняться диверсиями против Японии, но осложнения на западе отвлекли внимание его в другую сторону, и восточный диверсионный проект не был осуществлен.
В октябре 1910 года штабс-капитан Лехмусар предложил не ограничиваться одними «простыми разведками» (сбором сведений), а обратить внимание «на поддержание в корейцах того враждебного к японцам настроения, которое господствует теперь среди большинства корейского населения». Для этого он предлагал распространять особую литературу против японцев, а главное поддерживать инсургентское движение.
«Что касается ныне принятого способа борьбы инсургентов, — писал Лехмусар, — посредством вооруженных нападений на японских жандармов и маленькие войсковые отряды, то такой способ надо признать не достигающим цели, а вместо этого необходимо направить действия инсургентов главный образом на разрушение железных дорог, телефонных линий и опытных японских ферм, чтобы расстроить японскую экономическую жизнь в стране».
Таким образом, перед мировой войной различались диверсии:
— экономические (удар по предприятиям, железнодорожным путям и транспорту, финансам и вообще экономическим связям страны);
— политические (пропаганда, разложение и интриги в среде правительственных и влиятельных общественных организаций);
— военные (взрыв и порча вооружения, боевого снаряжение, складов, арсеналов, укреплений, станций связи и др.);
— террористические (убийство или отравление общественно-политических и военных деятелей).
В свою очередь, эти диверсии по форме можно разбить на активные (акты материального разрушения или уничтожения) и пассивные (саботаж, уклонение или отказ от выполнения той или иной работы, распространение слухов, замедление процессов производства), диверсии мирного времени и диверсии во время войны. Последние различались, в свою очередь, в зависимости от характера и задач по периодам войны. Диверсии периода мобилизации и сосредоточения армии и диверсии периода самой войны, после развертывания вооруженных сил. В период мобилизации острие диверсионных актов направлялось прежде всего на заторможение мобилизационных процессов армии, расстройство и внесение паники в ряды государственных органов, ведающих мобилизацией и сосредоточением армии; поэтому разрушительные действия касались железнодорожных путей, мостов, транспортных средств, складов, сборных пунктов, телеграфно-телефонных линий, арсеналов, снабжающих и обслуживающих учреждения армии, на фоне распространения преувеличенных и ложных слухов о силах и действиях противника и т. п.
В следующий период войны диверсии направились главным образом вглубь страны, к источникам питания фронта, к экономическим центрам — угольным бассейнам, металлургическим и металлообрабатывающим предприятиям, сырьевым базам, крупным базисным складам, центральным штабам, крупным узловым пунктам путей сообщения и связи, арсеналам и верфям, рабочим центрам и т. п., чтобы изолировать фронт от тыла, парализовать связь между ними, создать замешательство и расстройство в снабжении фронта всем необходимым, вызвать недовольство в тылу, нарушив его устойчивость, и тем ослабить фронт, расстраивать планы командования и т. п.

Диверсии в мировой войне 1914–1918 гг.

Мировая война выявила всю широту и огромный размах диверсионной работы и ее методов, охватив буквально и землю, и небо, и воду. Она показала, что чем солиднее и продуманнее была подготовка мирного времени, тем разнообразнее и мощнее была диверсионная практика во время войны, чем сильнее и разветвленнее были агентурные аппараты, тем быстрее и легче налаживалась диверсионная работа. Поэтому диверсионная деятельность стран участниц мировой войны отличалась по темпам, формам и средствам.
Русский Генеральный штаб, не обращавший в мирное время серьезного внимания на агентуру и ее работу в этом направлении, не смог организовать во время войны солидной диверсионной деятельности, хотя и затратил на нее значительные средства. Прежде всего он опоздал с диверсиями, упустив горячее время мобилизации и сосредоточения австро-немецких войск. Затем начал работу без определенной системы и тщательно продуманного плана, не учитывая ни оперативных замыслов своего командования, ни действий и сил противника, ни своих средств. Вполне естественно, что работа его пошла по линии наименьшего сопротивления, по кустарному, и, конечно, не могла дать удовлетворительных результатов…
Правда, были случаи организации саботажа в Польше, несколько взрывов на железных дорогах и других сооружениях, но все это носило случайный характер, происходило по местной инициативе. В центральных же органах было больше разговоров, чем дела.
Во всяком случае, даже незначительный опыт диверсионной работы русского Генерального штаба подтверждает значение диверсий во время войны в таких формах, о которых до мировой войны даже не думали.
Франция имела более богатую практику диверсионных актов, с некоторой продуманной системой, заблаговременной подготовкой и большим обоснованием своих планов. Но и она приступила к диверсиями не сразу по объявлении войны, а постепенно развивала свою работу, сообразуясь с экономической обстановкой и напряжением операций на фронтах.
Вслед за немцами Франция очень удачно использовала авиацию для диверсионных работ в тылу противника против объектов, игравших важную роль на театре военных действий: железных дорог, больших мостов, шлюзов, складов и др.
Летчик обычно брал с собой агента с взрывчатыми веществами и соответствующими приспособлениями, перелетал через фронтовую линию, заранее намечая пункт посадки, высаживал там агента и улетал обратно. Агент, пользуясь картой и предварительным знакомством с местностью, со всей осторожностью пробирался к пункту своей работы, делал то, что ему было нужно, и выпускал голубя или давал другой какой-либо сигнал аэроплану, чтобы тот доставил его обратно в свой район. Подпоручик Эмриш получил например подобное задание в 1918 г. Он вылетел с двумя пассажирами (агентами) для спуска их в районе Бурсэнь-Нэв и Бурсэнь-Вьель с задачей взрыва Лэфурского тоннеля, в тот момент, когда там пройдет поезд снабжения, чтобы таким образом остановить движение поездов, подвозящих войска и материалы.
По прибытии на место выяснилось, что движение поездов на указанной линии было слабое, а снабжение шло водным путем через Вальнакарские шлюзы у р. Мааса. Поэтому было решено взорвать вместо туннеля эти шлюзы. Ночью был подложен в определенное место динамит, проведены бикфордовы шнуры, в известное время их зажгли, и через 10 минут «взвился большой водяной столб, нос судна поднялся из Мааса, точно оно хотело выскочить на берег», и шлюз был уничтожен.
Конечно, такие случаи не всегда были удачны — для этого требовались и отличные летчики, и чрезвычайно выдержанные агенты, но французы частенько прибегали к такому способу, имеющему значение для ближнего тыла, ограниченного радиусом действия самолета.
Помимо ограниченности района действий к недостаткам этого способа необходимо отнести еще и то, что трудно, иногда совсем невозможно, заранее по карте наметить (и в точности провести в жизнь) пункт посадки для аэроплана и сам объект действий. Если бы не инициатива Эмриша, получился бы взрыв туннеля, не игравшего в то время почти никакой роли в системе подвоза из тыла, что ослабило бы значение диверсионного акта. С другой стороны, опять-таки выдержка и находчивость дали возможность Эмришу спуститься на виду немецких патрулей, обстрелявших летчика и его пассажира. Пришлось сжечь аппарат и после короткой схватки с патрулем скрыться в лесу, затем в окружении противника взорвать шлюзы и после взрыва в течение двух с половиной недель плутать по тылу противника и лишь случайно выйти в расположение итальянских войск. Элемент случайности в указанном способе играет большую роль, он создает известные трудности для систематической диверсионной работы, организуемой по плану на определенный календарный срок. Поэтому французы употребляли авиацию лишь для эпизодических актов, которые в общей системы борьбы иногда давали эффект, иногда же все дело ограничивалось только жертвами.
Более обеспеченной была работа при помощи сухопутных средств в глубоком тылу, направленная против промышленности и ее сырьевых баз. В этом отношении французы проявили большое уменье в организации, хорошую технику в исполнении и разнообразие приемов, вполне соответствующих обстановке. Нужно также отметить, что они предпочитали активные методы пассивным, прибегая к последним в редких случаях, если не считать известного сорта пропаганду и сеяние слухов, применявшихся перманентно.
Ввиду того, что в первой половине войны Германия имела по сравнению с Антантой превосходство в артиллерии, в особенности тяжелой, и располагала обилием снарядов, Франция направила все усилия диверсионной работы на заводы, занятые изготовлением артиллерии, снарядов, газов и т. п.
Для этих целей обыкновенно отправлялись группы французских агентов под видом рабочих на заводы Круппа в Эссене и другие города Германии, например, Штутгарт, Фрейнбург и т. п., где были сосредоточены названные выше предприятия. Эта работа вскрылась благодаря судебным процессам, происходившим в разных городах Европы. Особенно показательными были в этом отношении процессы в 1916 года в Базеле и Цюрихе (процесс шпиона Шенкеля и др.), раскрывшие, что отправка агентуры шла обыкновенно через Швейцарию, где были сосредоточены разведки всех враждующих государств. В мае 1918 года в Берне был громкий процесс драгунского лейтенанта барона Morice Mougeot von Tille и его 19 товарищей. Этот процесс показал, как велась диверсионная работа французской армии против Германии и Швейцарии. «Neue Zuricher Zeitung» писала по этому поводу:
«Эти иностранцы под гостеприимным прикрытием Швейцарского союза разрабатывали чудовищные планы — разведки диспозиции швейцарских войск на западной границе, укрепления на Юре, мест искусственных препятствий, возможности применения вьючного военного транспорта; организации уничтожения скота (посредством отравления), организации провокационных забастовок в Chippis, взрывов электрических предприятий фон-Вальдшут, разведки для целей вредительства фабрики в Шаффгаузене и т. д.»
На суде было установлено, что правой рукой лейтенанта Mougeot был уполномоченный от Парижа Дрейфус, державший в своих руках все нити диверсионной организации в Германии. Он употреблял для осуществления своих целей зажигательные бомбы, подсыпал яд в железнодорожные вагоны, в которых перевозился скот, в целях его отравления, а равно яд и в корм скоту, организовывал взрыв карбидной фабрики в Бадене и некоторых предприятий, работающих на оборону в Шаффгаузене и др.
Помимо этого французы применяли и такие средства, как отравление питьевой воды, съестных припасов, распространение заразных болезней среди людей и скота, в особенности заражение военных венерическими болезнями через особо подосланных женщин и т. п.
Франция учитывала, что ослабления противника нельзя достигнуть борьбой только на вооруженном фронте. Чтобы сломить его волю к боевым действиям, нужно применять все средства, но прежде всего уничтожить его производственные ресурсы, ставшие в современной войне главнейшим фактором устойчивости и победы. Промышленность стала теперь основной материально-технической базой войны, поэтому, естественно, требуется изыскать такие способы и силы, при помощи которых можно было бы если не совсем уничтожить эту базу, то ослабить ее настолько, чтобы противник не имел превосходства. В соответствии с этим французы стали разрабатывать вопрос о способах уничтожения тех или иных предприятий в тылу у немцев по определенному плану, и на вопрос о том, что именно нужно разрушить и как разрушать, они дали такой ответ:
«Невозможно разрушать все. Необходимо поэтому систематически уничтожать одни и те же органы, чтобы воспрепятствовать частичному восстановлению разрушенного». В качестве средств разрушения рекомендовались: взрывчатые вещества, инструменты (механические приборы), зажигательные препараты, разъедающие кислоты и другие химические соединения — жидкие, твердые, порошкообразные и т. п. Какие предприятия подлежат порче или уничтожению — этот вопрос решался всегда в зависимости от учета и оценки сильных сторон противника, наиболее опасных для Антанты.
Указывалось выше, что опасным пунктом для французов была немецкая боевая техника — тяжелое оружие и снаряды, а значит, предприятия металлургического и металлообрабатывающего характера. Работа последних, в свою очередь, обусловливается добычей руды и топлива, зависит от обслуживающих их электро- и гидростанций и, наконец, от путей сообщения и транспортных средств. В связи с этим в программе диверсионных действий намечались такие объекты:
а) металлургические заводы;
б) шахты — рудные и угольные;
в) электростанции и гидростанции;
г) транспорт — железнодорожный, водный и автомобильный;
д) склады и запасы.
Остальные объекты промышленности в тылу противника были неинтересны для французской диверсии, почему она трогала их разве только в особых случаях, когда это вызывалось соображениями оперативного порядка, в связи например с намечаемой на фронте крупной операцией, район которой близко соприкасался с объектом диверсии, как это было в деле летчика Эмриша.
Генерал Роберт Норман в своей книге «Разрушения и опустошения во время войны» дает точное указание, что именно следует разрушать на том или ином предприятии, причем считает нужным лягнуть немцев, якобы стремившихся «разрушать ради того, чтобы принести вред противнику или ослабить экономические его ресурсы в послевоенный период». Мы-де, французы, чужды этому взгляду, так как «цель войны — это мир» и «промышленность так же, как и железные дороги, является элементом прогресса и единения народов». После такого беззастенчивого пролития крокодиловой слезы о «культуре и единении» он продолжает: «чтобы действительно ослабить индустрию противника, необходимо первоначально осведомиться у специалистов, определяющих наиболее уязвимые и трудно заменяемые промышленные органы». Мы приведем некоторые детали из его указаний по разрушению промышленных предприятий,как они определились теперь на основании опыта мировой войны:
1. Шахты, колодцы:
а) сбросить на дно клети все материалы, расположенные поблизости, затем обрезать тросы клетей,
б) взорвать часть креплений, перепилить салазки для спуска клетей,
в) пробить обшивку на уровне грунтовых вод, чтобы затопить галереи (предварительно выяснить горизонт грунтовых вод).
2. Эстакады: подорвать устои ферм.
3. Подъемные машины: разрушить лебедки, паровые машины (поршни, цилиндры, котлы, фундаменты), в котлах трубы (желательно наполненные водой).
4. Сортировочные и промывочные приспособления: подорвать устои внешних сооружений.
5. Коксовальные печи:
а) расплавить ячейки, заложить заряд в топку,
б) разрушить экстракторы и приборы для возврата нагретых газов.
6. Электростанции:
а) взорвать динамо-машины и распределительные щиты;
б) прекратить смазку работающих турбин.
7. Вентиляторы: заложить заряды во втулки.
8. Насосы: действовать по трубопроводам по всей их длине, взрывая трубы, наполненные водой.
9. Компрессоры:
а) взорвать вал турбины;
б) взорвать фундамент динамо-машины: заложить один патрон между ротором и статором.
10. Запасы: сжечь, уничтожить запасные части машин и пр.
11. Металлургические заводы:
а) Сталелитейные: разрушить трубопроводы конвертеров, у вращающихся печей разбить цапфы.
б) Домны: разрушить воздуходувки под горном (предпочтительно во время работы печи).
в) Прокатные станы: разрушить ферму обжимного стана. Действовать по органам управления, паровым машинам и специальным электроустановкам.
г) Силовые станции: разрушить турбины, динамо-машины, газовые двигатели.
д) Станки: разрушить трансмиссионный вал или электромоторы.
12. Гидростанции:
а) разрушить шлюзы, ванны и упорные стенки, трубопроводы;
б) в самой станции разрушить турбины. Лопасти разрушать шашками.
13. Электростанции: подорвать вал машины и обмотку. Обмотку динамо-машин проще испортить посредством короткого замыкания, чем взрывать. (Роберт Норман. Разрушения и опустошения во время войны Париж, 1927).
Норман рассчитывает эти разрушения произвести силами и средствами инженерных частей, но диверсионные акты совершались в действительности агентами, специально обучавшимися подрывному делу. Причем курс нисколько не уступал курсу обучения инженерных войск. Средствами же они пользовались и военного типа, и «местного» образца, смотря по тому, что было удобнее и легче достать или пронести к объекту порчи или уничтожения.
Англия в своей диверсионной работе имела иное направление, чем Франция. Это обусловливалось отличием ее положения и роли на войне.
Война с первого же ее периода распространилась с европейского материка на азиатский и африканский, поэтому пути снабжения фронтов материалами и живой силой должны были пройти как по суше, так и по морям. Питание фронтов вызвало истощение жизненных ресурсов воюющих государств — необходимо было организовать подвоз различной продукции и сырья для населения и промышленности из нейтральных стран и колоний. В этом была особенно заинтересована Англия, поэтому ослабить на морских путях мощь немецкого флота стало жизненно необходимой задачей для англичан. Естественно, что эта задача и была поставлена для диверсионной деятельности.
Деятельность эта развернулась и в колониях Азии и Африки, и на территориях нейтральных государств, где производилось сосредоточение и накопление всякого рода тайных сил противника, чтобы потом двинуться и нанести удар в определенном направлении. Объектами диверсионных актов здесь были: военные и политические деятели и целые организации, средства транспорта и связи, склады и различные базы, штабы и другие военные учреждения и т. п. Наряду с этим в целях усиления блокады против Германии были применены диверсии, направленные на уничтожение или ослабление возможностей добыть и провезти в Германию различные товары и сырье. Объектами явились те же транспорты и склады, отдельные агенты-комиссионеры, агентства и общества и т. п. Районы действий избирались предпочтительно на территориях нейтральных государств — Швеции, Норвегии, Дании, Голландии, Швейцарии и др.
Таким образом, в отличие от Франции Англия свою диверсионную работу направила главным образом в сторону морских путей и морского транспорта, обеспечения работы удаленных от фронта баз снабжения, укрепления блокады, не затрагивая почти промышленных центров внутри стран противников. В отношении форм диверсий практика Англии не представляла большого интереса, так как это были те же — террор, налет, провокация мятежей, взрыв или поджог, потопление, распространение ложных сведений, организация саботажа и др.
Организация диверсионных актов посредством насаждения агентуры внутрь немецкого военного флота или его торгового флота не наблюдалась.
Германия, исходя из своего положения окруженной со всех сторон страны, сразу же пустила в ход все средства борьбы с врагами, чтобы ослабить блокаду и нажим на фронтах и получить оперативную свободу для скорейшей развязки военных событий. Всякий лишний день войны вел к ослаблению и уменьшению германских ресурсов — людских и материальных, в то время как противники увеличивали свои силы и продолжали дальнейшее развертывание боевой техники и промышленности, захватывая в сферу своего влияния новые страны в Европе, Азии, Америке. Вполне естественно поэтому, что борьба для Германии должна была направляться наряду с ведением фронтовых операций прежде всего по линии ослабления притока материальных средств к Антанте: расстройства органов питания се фронтов, внесения дезорганизации в правительственные, военные и промышленные учреждения, перерыва связи колоний с метрополиями, возбуждения первых против вторых, разрыва экономических и политических связей между государствами Антанты или, по крайней мере, внесения расстройства и недоверия между ними, ослабления производственных мощностей и сырьевых источников внутри стран Антанты и т. п., то есть в сторону стратегическо-экономических факторов, к самым жизненным центрам войны. Помимо официальной политической и дипломатической деятельности в нейтральных странах, а через них и в странах Антанты, Германия широко применяла диверсионную работу при помощи заблаговременно подготовленной агентуры именно в этих центрах.
По сравнению с другими странами Германия применяла диверсии в более плановом и систематическом порядке, увязывая их с боевой обстановкой по периодам, а также с общеполитическими и экономическими условиями борьбы внутри своей страны и внутри стран-противника.
При этом формы и средства диверсионной работы комбинировались в зависимости от конкретной обстановки, и активные диверсии всегда шли рука об руку с пассивными. Слово дополняло дело, индивидуальные акты охватывали целые районы, производя впечатление массовости агентурных сил, чередуясь всегда с групповыми актами. Формы диверсий у немцев не были закостенелыми и мертвыми трафаретами, но постоянно отражали новшества боевой техники и конспирации.
Немцы первые применили для диверсионных работ авиацию, первые использовали в этой области водные средства, первые пустили в ход химию и дали несколько образцов новых технических средств и приемов в диверсионной мимикрии.
В период мобилизации и сосредоточения армий они обратили внимание на применение активных диверсий, направленных на разрушение средств связи и передвижения, складов и некоторых предприятий, тесно связанных с мобилизационными процессами и обслуживанием мобилизуемых масс. Так, во Франции был организован взрыв железнодорожного моста близ Руана. В Версале разрушен водопровод. В нескольких местах испорчено железнодорожное полотно, телеграфные линии и др. В России были применены: порча железных дорог и мостов, поджог складов на заводах, выполнявших военные заказы: Лесснера, Сименса и Гальске. Поставка отравленных продуктов для армии (например, в Елисаветполе винный склад братьев Форер отпускал для госпиталей вино с ядовитыми примесями) и террор.
В области пассивных диверсий было организовано распространение слухов, саботаж, замедление в выполнении военных заказов, что наблюдалось и во Франции, и в Англии, и в России. Так, с объявлением войны Выксунские горные заводы, владельцами которых являлись немецкие подданные — Лессинг, фон-Швенецах и др., получили наряд на поставку в военное ведомство целого ряда предметов и материалов. Наряд был срочный, но часть заказа была заводом совершенно не принята, несмотря на наличие технических и материальных возможностей у завода, а часть не исполнялась в сроки, и все это тянулось целый год, пока расследование не установило, в чем здесь дело.
Сюда же нужно отнести работу по возбуждению польского населения в Привислянских губерниях, некоторых политических группировок в Галиции, организацию и поддержку польских вооруженных дружин, подготовку к использованию так называемой польской ирриденты для активных действий по уничтожению русских военных складов и транспортов.
По словам французской «Желтой книги» и «Второй белой книги», германский Генеральный штаб в своем докладе от 19 марта 1913 г. указывал на то, что во время войны «следует позаботиться вызвать волненья на севере Африки и в России… Восстания, организуемые в военное время политическими агентами, должны быть тщательно подготовлены материальными средствами. Они должны вспыхивать одновременно с разрушением средств сообщения…»
С первых же месяцев войны выяснился ее огромный размах, она вовлекла в свою орбиту не только воюющие страны, но и нейтральные, которые стали для воюющих базами снабжения и питания. Наибольшее значение в этом отношении имела Америка, откуда шли всякие материалы в Европу и в Азию к русским портам, затем Малая Азия и Китай как плацдармы для действий немцев против России, Японии и Англии.
Отсюда и диверсионная работа немцев с первых же дней с особенной силой развернулась помимо других стран в Америке и в Азии.
В Америке объектами диверсионных актов стали англо-французские пароходы, отправлявшиеся в Европу и к русским портам, заводы: химические, взрывчатых веществ и др. Формы диверсий: взрывы, порча, саботаж, сеяние различных слухов, коммерческие операции по перекупке сырья и т. п.
В Мексиканском заливе и Карибском море лейтенант-инженер Роберт Фой заарендовал и вооружил несколько торговых судов, которые нападали на транспорты, перевозившие в адрес Антанты боевые припасы и материалы.
В Малой Азии, главным образом в Персии и Месопотамии, немцы разрушали склады, связь, колодцы и дороги. По словам английского разведчика, капитана Тохай, немцы в широких размерах использовали группы и отряды местных племен. Особенно отличался в этой области немецкий агент, некто Васмус, «со сказочным успехом» организовавший разнообразные акты против англичан в форме налетов небольших групп племен южной Персии, из-за чего англичане должны были увеличить количество своих войск в тылу и ослаблять фронт.
На севере Китая — в Манчжурии — они организовали захват грузов, идущих в Россию (чай, скот и др.), разрушали железнодорожное полотно в районе Вэйшахе и Имяньпо, сжигали лесные заготовки КВЖД, организовывали взрывы железнодорожных мостов около Лао-ша-гоу и Харбина. То же делали на Уссурийской, Забайкальской и Южно-Маньчжурской железных дорогах и др. Быдла создана особая организация для порчи русских и японских железных дорог и причинения различного другого вреда — общество Гун-вэй-туань. Задачами этой организации были: убийства высших официальных лиц России и Японии, повреждение мостов и других важных сооружений, имеющих военное значение (в особенности моста на р. Сунгари, который предполагалось взорвать плавучими минами), поджог зданий КВЖД и штаба Заамурского военного округа, ограбление станций, подрывы портовых сооружений во Владивостоке, военных судов, интендантских складов, казарм, арсеналов; сеяние слухов, возбуждение ненависти к России и Японии — словом, все, что могло помешать перемещению войск в России и затормозить перевозку всякого снабжения на Запад, разрушая и дезорганизуя учреждения и аппараты, ведающие подобными вопросами. Конечно, не все эти замыслы удалось осуществить на деле. Но результаты в общем были значительны и, во всяком случае, лучше, чем у Антанты.
Наиболее трагична для Германии была неудавшаяся диверсия, организованная в конце 1914 года военным атташе в Пекине, капитаном Генерального штаба фон-Паппенгеймом для взрыва железнодорожного полотна и Хинганского тоннеля. Диверсионная группа из восьми немцев, четырех китайцев и одного монгола при 20 верблюдах и 5 лошадях под начальством Паппепгейма выступила из Пекина через Калган на р. Чол до Хингана. Группа имела достаточный запас взрывчатых веществ, деньги, карты, оружие и т. п. По дороге она остановилась у одного монгольского князька — Бабучжаба, с которым немцы вступили в переговоры о помощи, подкупая его самого и его офицеров. Паппенгейм думал организовать из монголов небольшие отряды для нападения на железнодорожные эшелоны, идущие с востока на запад с американской «помощью» для русской армии. Бабучжаб же, купленный еще раньше царским правительством, понял, конечно, какая работа нужна немцам, и решил с чисто азиатской сметкой получить еще раз с России мзду и захватить все имущество самой немецкой экспедиции в свое пользование. Благо, он нуждался и в деньгах, и в оружии, тонко выпытал у немцев и их проводников, что они везут, какую награду дадут ему и его людям за работу, и на словах согласился помочь им. На самом же деле Бабучжаб выделил «охрану» и проводников для экспедиции и приказал ей в дороге, недалеко от ставки, убить всех, что и было сделано монголами. В результате Бабучжаб получил богатые трофеи: несколько обжимов, тисков для обрезки фитилей, молотков, буравов для сверления камня, 5 коробок капсюлей, два ящика фитилей, 200 мелинитовых шашек, 40 бутылок нитробензола, 50 запальных шашек, 150 патронов гремучего студня, один ящик пироксилина, 10 килограммовых коробок неизвестного взрывчатого вещества, пять кругов бикфордова шнура и одну катушку быстрогорящего шнура, ящик с принадлежностями, восемь винтовок германского образца, 100 000 долларов и пр., а затем и награду от царского правительства.
Одновременно с работой в Северном Китае диверсии начались в Кашгаре, Китайском Туркестане и в Афганистане, с целью вызвать затруднения для России отвлечением ее войск для охраны границ. Такой же характер имели немецкие диверсии в Индии, Сиаме и Южном Китае против Англии и Франции. Из Америки немецкой агентурой была организована поддержка оружием и литературой через Китай индусских национально-революционных организаций по подготовке восстания против Англии. Склады оружия и взрывчатых веществ были заготовлены в Шанхае и Ханькоу. Отсюда оружие предполагалось везти двумя путями: морем в Калькутту и сухопутным через Юннань на границу Бирмы. Туда должны были прибыть немецкие агенты, предназначенные для руководства военными действиями. Последние должны были начаться из Китайского Юннаня. В 1915 г. в Бомбее арестовали одного из немецких агентов (Гершенс), который раскрыл часть этих планов. Вскоре были арестованы и агенты-индусы Гирнам Синг и Соган Лаль. У них помимо оружия, литературы и различных инструкций нашли адреса членов их организации. Поэтому были раскрыты склады оружия и взрывчатых веществ в г. Ганзе. В Шанхае был задержан один из руководителей в момент его отбытия в Калькутту с грузом оружия, доставленным на пароходе «Маверин» в один из пунктов китайского побережья между Шанхаем и Гонконгом. В Шанхае обнаружили также склад оружия у китайцев, служащих у германского подданного Нильсена, директора фирмы «Меркад», а затем был захвачен такой же склад и у самого Нильсена и др.
Так Германия охватывала своими малыми средствами войны глубокие тылы противников, стремясь к уравновешению сил на фронтах.
Усиливая диверсионную деятельность, Германия организовала ряд школ, подготавливавших специалистов по разрушительной работе. В этих школах обучались бомбометанию, подрывному делу, организации поджогов, использованию различных химических соединений, отравлению людей и скота, технике секретной службы и т. п. Школы выпускали достаточное число подготовленных специалистов, которые приходили на смену погибшим. Диверсии продолжали развиваться. В Мексике был произведен «заговор», предпринятый с целью вовлечения ее в войну против США. В Америке немцы взорвали и подожгли часть заводов и фабрик-заводов взрывчатых веществ «Этна», «Хойст и Дерик К.», «Дюпон», сталелитейный завод в Вифлееме и др. Была попытка минирования Канадской железной дороги. Наконец, с целью вызвать панику и беспорядки был организован поджог чикагских скотобоен и т. п. Благодаря хорошим агентурным позициям и отличным связям с транспортными организациями, в целях заторможения погрузки и отправки военных боеприпасов и оружия в Россию применялся способ разброски грузов по частям и их перепутывания, а иногда и утери. Поэтому в Архангельск или Владивосток прибывали орудия без замков, винтовки без затворов или без боевых пружин, которые поступали потом через несколько месяцев, также в разрозненном виде. Отправлялись подводные лодки, в пути у них терялись некоторые части, без которых они не могли действовать, или же все судно с таким грузом «самовзрывалось» в море, а команда почему-то спасалась и т. п.
Наряду с такой деятельностью было организовано каперство — морское пиратство для уничтожения судов противника, о чем имеется интересная книга капитана Лукнера, крейсировавшего в водах Атлантического и Тихого океана и потопившего не один десяток судов — английских, французских и американских.
По показаниям агента Бинта, около Гамбурга был организован лагерь, в котором обучались около 800 молодых финнов, предназначавшихся для сформирования офицерских кадров в случае финляндского восстания против России. Это восстание частично подготовлялось и немецкими средствами. На юг России отправлялись особые агенты не только для подготовки взрывов, но и для организации стачек и забастовок.
Скандинавия использовалась с целью организации сепаратистского восстания против России, порчи, уничтожения различных объектов, террора. На русско-шведской границе (Торнео-Хапаранда), через Торнео, при содействии русских чиновников, велись особые операции «торговли русскими кредитными рублями».
Для поддержки восстания синфейнеров в Ирландии был снаряжен специальный пароход «Либава» с оружием, организаторы были отправлены на подводной лодке.
Стоило Америке создать огромный склад горючего в Ля-Рошель, как для уничтожения его туда немедленно отправились агенты Германии во главе с сыном кайзера Вильгельма — Иоахимом. Он прибыл в Ля-Рошель под видом представителя Красного Креста для обслуживания пленных Германии в лагере. Поджог был организован через пленных немцев при помощи особых химических составов, подбрасываемых к зданиям в «случайно оставленной» одежде.
Для отравления и убийства людей и скота применялись мышьяк или стрихнин, трубочки с бациллами сапа, взрывчатые вещества в виде плотничьих карандашей и др.; для обесценения русских денег печатались кредитные билеты 500-рублевого достоинства и т. д. и т. п.
В 1916–1917 гг. особенно участились террор и взрывы, например, на Охтенских заводах, в Силостуне, Казани, Донбассе. В Севастополе взрывается линкор «Императрица Мария». Подготавливаются взрывы мостов на Днепре и Волге, взрывается ряд интендантских складов и транспортов, железнодорожные станции и узлы связи, ценные склады заводов (например, пожары на Балтийском заводе и в Николаеве) и др. То же самое наблюдалось в Америке, Франции и в меньших масштабах в Англии. Активность немцев в диверсионной работе показывает следующий факт, рассказанный капитаном Лукнером: пленные германцы в Девенпорте самостоятельно «умудрились испортить электрические зажигательные провода подводных мин после того, как те были освидетельствованы и приняты комиссией».
Одновременно с указанными операциями широко практиковалось распространение слухов с целью подрыва политической власти, расстройства отношений между Японией и Китаем, между Россией, Японией и Китаем, между всеми ними и Антантой и т. д., шла усиленная работа по обесцениванию денег своих противников путем выпуска фальшивых кредитных билетов, все это подкреплялось широкой агитацией о финансовых затруднениях в тыла противника, о развитии там революционных движений. В тех же целях происходило муссирование (устно, в печати, по радио, через агентуру противника и др.) слухов о силе германской армии и флота, их неисчислимых победах, большей частью вымышленных, чтобы подействовать на иностранные биржи (Америки, Англии и Австралии), затормозить фрахтование судов и внести панику в работу транспортных организаций.
Вполне естественно, что в такой атмосфере русские, французские, английские власти — военные и гражданские — не могли работать нормально и спокойно, всюду отыскивая немецких шпионов и агентов, против которых они должны были выделить значительные силы и средства. Приведем несколько характерных в этом отношении примеров.
В начале 1915 г. был пущен слух о снижении в Гирине (Манчжурия) немецкого аэроплана. Целью этого полета было разрушение Кругобайкальской железной дорога, вблизи которой авиаторы якобы намеревались высадиться и произвести взрыв. Причина же посадки вблизи Гирина заключалась в необходимости пополнить запас бензина, который должен был доставить немецкий агент, проживавший в Гирине. По этому поводу завелась большая переписка (имеется в архиве русского Генерального штаба) между русским и японским консульствами, между штабами округов и пекинской миссией. Были высланы особые агенты для проверки, тратились значительные средства, принимались тщательные меры охраны и… в результате все это оказалось провокацией, не имеющей под собой ничего реального, о чем впоследствии гиринский консул и донес, характеризуя историю с летчиком как «сплошной вымысел».
В январе 1915 года от французской агентуры русской разведке стало известно о том, что в Ханькоу под руководством немцев функционирует нелегальное общество турецких поданных, поставивших себе целью поднять против России мусульман Западного Китая. Несмотря на то, что из Ханькоу можно было добраться до мусульман Западного Китая лишь через несколько месяцев, так велико расстояние и так скверны дороги, этот слух, ловко пущенный немцами в каналы агентуры Антанты, возымел свое действие и русские, французские и др. военные власти приняли меры к выяснению и ликвидации названной организации. На самом же деле ничего подобного в Ханькоу не было, и Антанта сработала вхолостую.
В том же 1915 году в июне английская морская разведка вместе с французской передала русской стороне данные о том, что на острове Путу (один из островов архипелага Чжу-сан, напротив Нинбо) немцами устроена база для подводных лодок. Туда свозятся в разобранном виде подводные лодки, там функционирует штаб, который часто посещает германский консул вместе с бывшим офицером крейсера «Эмдена» Лаутербахом и др. Все это увязывалось с предлагаемой отправкой русскими войск из Владивостока в Дарданеллы. В английской, французской и китайской прессе в это же время появился ряд статей и заметок о силе подводного флота Германии, о его неуязвимости и дерзких набегах, о быстром распространении немецкого влияния чуть ли не до Северного и Южного полюсов.
Снова началась работа в штабах, консульствах и миссиях. Снова значительные расходы сил и средств Антанты, и… снова слухи оказались ложными.
В целях восстановления китайского населения, прежде всего маньчжурского, против русских властей в начале 1915 г. стали усиленно распространяться слухи о том, что Россия, потерпевшая поражение на всех фронтах, не в силах больше продолжать войну, почему она заявила Англии и Франции о необходимости немедленного заключения мира. Несмотря на старания последних удержать ее от этого ложного шага, она уже просит мира у Германии, уступая ей значительную часть своей территории. Кроме того, вследствие недостатка различных предметов снабжения армии и населения Россия стала делать безграничный выпуск кредиток. Их уже выпущено на 10 млрд. и решено отпечатать еще на 100 млрд. для приобретения меди, железа, различных материалов, зерновых продуктов и т. п., почему все кредитки в настоящее время представляют негодный хлам, который не принимают нигде во всем мире, поэтому и китайцам нужно прекратить прием русских денег и дать отпор обману русских властей.
Россия обыкновенно нанимала китайцев для черной работы на своей территории, в качестве землекопов, шахтеров, носильщиков и т. п. Такой наем производился и во время войны. Немцы немедленно использовали этот факт и пустили в ход версию о том, что у России не хватает солдат для боев и что население не в состоянии выделять здоровых, годных бойцов в окопы. Суть слуха: под видом найма китайцев на работу русские отправляют их на фронт, в жестокие бои, где китайцы гибнут от голода, заразных болезней и меткой артиллерийской и пулеметной стрельбы немцев. Однако, мол, последние, в силу присущей им культурности, как только узнали, что китайские отряды прибыли на фронт обманом и насильно, «отказались расстреливать невинных страдальцев», а просто окружали такие отряды своей мощной кавалерией при посредстве аэропланов и забирали их в плен, где они, китайцы, чувствуют себя в данное время превосходно.
Были в ходу и другие слухи, как, например, об укреплениях, возводимых якобы русскими по Амуру и Сунгари, о сговоре Японии и России по поводу раздела Китая, о подготовке оккупации Манчжурии и пр.
Таким образом, Германия в мировую войну наиболее полно практиковала диверсионные акты экономического, политического и военного порядка, активные и пассивные, индивидуальные и групповые, умело применяя разнообразные способы, формы и методы организации, чем и достигла значительных результатов, заставив Антанту серьезно считаться с этой формой борьбы и даже учиться у них.
Суммируя все данные о ходе диверсий в мировой войне, мы должны отметить, во-первых, увеличение значения диверсий в глубоком тылу противника, преимущественно диверсий экономического характера, направленных против промышленных предприятий, средств транспорта, складов и сырьевых источников, как наиболее действенно обессиливающих, истощающих и деморализующих противника. Во-вторых, возросшая по объему и роли работа по организации разного рода бунтов и заговоров также способствовала расстройству тыловой системы и разрушению элементов взаимосвязности и устойчивости всех элементов государства. Остальные виды диверсий лишь сопутствовали первым и носили более или менее эпизодический характер.
С точки зрения методологии диверсионной работы мировая война выявила необходимость систематической организации диверсионных актов, последовательно проводимых и постоянно увязываемых с оперативными соображениями и со всей конкретной обстановкой района действий, выбирая всегда наиболее жизненные и действенные объекты страны, но не размениваясь по мелочам и не увлекаясь легкими задачами, имеющими третьестепенное значение.

Диверсии после мировой войны

…Задачи диверсий остались прежние, но методы, средства и организационное оформление отшлифовались, стали более четкими, технически далеко шагнули вперед по сравнению с 1914 г., приобретая все более и более завуалированную, искусно скомбинированную форму. Темп диверсионной работы стал более энергичен и значителен, усилилась массовость диверсионных актов, их одновременность на крупных территориях, по заранее разработанному плану, с применением новых технических средств и более тесной увязкой их с конкретной обстановкой, причем более употребительными стали активные, а не пассивные диверсии, в особенности — террор.
С другой стороны, стала более заметной тенденция рассредоточения руководства диверсионной работой между политическими организациями и военными, причем больше влияния имеют гражданские органы, [5]чем военные.
…Как основной вывод из рассмотрения современной практики диверсий нужно признать, что в мирное время диверсии идут: активные — главным образом по линии экономики и террора, пассивные — политики. Чем усиленнее и лихорадочнее идет подготовка к войне, тем шире и энергичнее диверсии, тем они многостороннее и искуснее: от едва заметного саботажа и чуть уловимой провокации до массовых убийств, взрывов и поджогов на огромных территориях, как будто между собой не связанных.
Конечно, диверсии мирного времени это лишь кусочек того диверсионного плана, который будет осуществлен с началом войны. Вообще, нужно отметить, что диверсии полнее и систематичнее будут производиться в так называемый предвоенный период, или период, «угрожаемый войной», затем в период мобилизации и сосредоточения армии, и наконец, в период ведения войны по этапам наступления, обороны, подготовки крупной операции и т. д. Такая установка имеется у всех генеральных штабов, почему вся подготовка мирного времени направлена на «расчистку путей» для организации полной и сокрушительной диверсии, связанной с оперативными планами войны. Диверсии мирного времени есть лишь этапы этой расчистки, лишь элементы подготовки и ведения будущей войны, а следовательно, не имеют самостоятельного значения и сплошь и рядом кажутся случайными, легковесными и отнюдь не грозными признаками войны и будущего поражения.
Уметь распознать направления в подготовке диверсий, их организационную сеть и схему по тем данным, которые нам дает практика мирного времени, — очень большая и сложная задача, решение которой требует специальных условий и средств, но которая должна быть разрешена до начала войны каждым генеральным штабом.
Судя по характеру и темпу диверсионной практики XX века, мы должны ожидать: усиления диверсий перед самой войной — особенно в так называемые периоды «тревоги» или политического напряжения, в виде прежде всего взрывов и поджогов крупных промышленных складов сырья и полуфабрикатов, некоторых промышленных предприятий уникального типа, могущих быть использованными во время войны, складов дефицитного сырья и полуфабрикатов, а равно крупных портовых складов импортных материалов, порчи или уничтожения тем или иным способом различных силовых установок и энергетических источников, узлов сообщения и связи стратегического и общеэкономического значения, крупных баз-складов военного ведомства, различных устройств воздух-химобороны в глубоком тылу страны.
Наряду с этим, — не говоря уже о пышном расцвете разного рода пропаганды и агитации, — возможно диверсии террористического характера, усиленное просачивание через границу отдельных групп (одиночек), вербовка на местах исполнителей для тех или иных актов, при развитии пассивных диверсий всех форм и по всем линиям. Общая задача диверсий этого периода — непосредственно ослабить и расстроить основную материальную базу мобилизации и подготовки страны к войне.
…В период мобилизации диверсии начнутся в ближних тылах, в экономических центрах и складах, усиливаясь главным образом в отношении путей сообщения и связи, а равно и органов, снабжающих и обслуживающих армию. Здесь возможно ожидать применения авиации, водных средств, ядов, газов, массовых взрывов и поджогов, отравлений и убийств ответственных военных работников и т. п. В этот период диверсии принимают по типу своих объектов более военный характер, приближаясь к районам сосредоточения и развертывания вооруженных сил, чтобы потом, по окончании этого периода, снова уйти в глубокие тылы, в свои основные экономические районы работы.

Общая задача для диверсий периода мобилизации может быть сформулирована так: расстройство основных процессов мобилизации, войсковой и хозяйственной, в целях внесения путаницы в работу, удлинения мобилизационных сроков и нанесения материального ущерба.
Отсюда и частные задачи :
1. Помешать эвакуации промышленных предприятий, складов с запасами сырья и материалов и т. п. приграничного района.
2. Затруднить вызов по мобилизации людей, лошадей и обоза.
3. Затруднить погрузку и выгрузку всяких предметов снабжения армии и эвакуируемых организаций, чтобы застопорить движение по железным дорогам.
4. Замедлить движение эшелонов и смять плановые графики, чтобы сорвать сроки мобилизации.
5. Дезорганизовать транспортные средства порчей или уничтожением паровозов, вагонов, цистерн, пароходов, авто и аэро и др.
6. Уничтожить объекты железнодорожного и водного движения: мосты, трубы, шлюзы, водокачки, блокпосты, стрелочные приспособления, переводные круги, депо, склады угля или нефти, электростанции и т. д.
7. Прекратить, хотя бы на время, связь, — телеграфную, телефонную и радио.
8. Уничтожить базы, арсеналы, казармы, водопроводы, подачу света, хлебозаводы, предприятия военной промышленности и др.
9. Применить террор против военных и правительственных деятелей.
10. Дезорганизовать работу штабов и учреждений, проводящих мобилизацию….
Таким образом, диверсия как одна из форм малой войны является необходимым элементом современной подготовки к обороне страны и ведению войны.

Выводы

Подведем итоги анализа характера и сущности малой войны:
— Малая война может возникать самостоятельно, в процессе своего развития перерасти или в большую войну, или во всеобщее (большое) восстание, а может сопутствовать большой войне, развиваясь лишь в одних каких-либо своих формах. Наконец, может совершенно замереть, перейдя в сферу пассивных диверсий и скрытых форм вредительства словом или делом, т. е. малая война не венчает борьбу сама по себе и не является единственной и решающей формой борьбы.
— Основными формами малой войны являются партизанство и диверсии, причем первое осуществляется в форме партизанства-повстанчества и партизанства войскового типа.
— Диверсии индивидуалистичны (одиночки, небольшие группы), партизанство массово (отряды). Вместе они формируют единый процесс вооруженной борьбы на определенном отрезке времени и территории. Чрезвычайная законспирированности операций диверсионного порядка, их внешняя разобщенность друг от друга, организационная специфичность и др. не могут служить причиной для выделения их из общей суммы операций малой войны, так как социальная природа и цели диверсий тождественные с малой войной.
— Партизанство и диверсии — звенья одной цепи, узловые моменты в развитии форм малой войны. Диверсии могут переходить в повстанчество, и наоборот. Партизанство войскового типа взаимосвязано с повстанчеством и диверсиями. Повстанчество может вырасти из отдельных актов до массового вооруженного восстания. Но может выродиться и перейти в собственное отрицание.
— Малая война чрезвычайно самобытна и динамична в своих формах и методах. Рецепты и схемы гибельны для нее. Она растет творчеством масс в процессе борьбы. Регулярное начало чуждо ей. Организация средств и сил, определение объектов удара и способы действий в малой войне строго соответствуют каждому моменту, каждому району (территории), каждой боевой задаче, каждой операции, поэтому творческая и целесообразная импровизация в малой войне (во всех ее формах) — необходимейшее условие для ее ведения.
— Малая война в данное время приобретает большой удельный вес в ряду средств вооруженной борьбы. Она будет играть значительную роль в будущем, в смысле применения ее со стороны наших противников. Следовательно, должно быть наше адекватное противодействие. Последнее требует заблаговременной проработки вопросов теории и практики малой войны, соответствующего учета всех данных о действиях противника и разработки специальных планов борьбы.
…Окончательное определение малой войны, по нашему мнению, будет следующим:
Малая война есть совокупность вспомогательных импровизированных (в противоположность однообразию и постоянству регулярных типов), активных действий борющегося за свои интересы класса (нации) для нанесения своему противнику непосредственного материального или иного ущерба всюду, где это возможно и всеми доступными ему средствами в целях лучшей для себя подготовки решающих результатов на главных фронтах борьбы.

 

1
Леттов-Форбек. Мои воспоминания о восточной Африке//Военный вестник. М., 1927

2
Лоуренс. Восстание в пустыне. М., 1929

3
хунхузы — разбойники, или повстанцы бандитского типа в Китае. — Прим. ред.

4
Додэ Л. Перед войной/Пер. с франц. СПб, 1913

5
автор имеет в виду спецслужбы, действующие под различным прикрытием, чаще всего политического или экономического характера. — Прим. ред.

6
на 5 суток в декабре 1936 г. за «недопустимо-грубое обращение с заключенными». — Прим. ред.

Источник: По материалам книги: Дробов М.А. Малая война: партизанство и диверсии. — М.: Госвоениздат, 1931, с сокращениями.

 

 

 

 

Человек-кинжал
(Неизвестные страницы биографии чекиста Кирилла Орловского)

Нельзя взрывать мосты вблизи от тех мест, где живешь. Жить надо в одном месте, а действовать в другом.
Эрнест Хемингуэй «По ком звонит колокол».

Необходимое авторское предисловие

Об Орловском — чекисте и Орловском — председателе знаменитого колхоза «Рассвет» написаны полдесятка книг и сотни газетно-журнальных очерков, сняты документальные фильмы. Ставшая событием на союзном киноэкране 60-х годов художественная картина «Председатель» с Михаилом Ульяновым в главной роли — она тоже имеет в основе реальную фигуру Орловского. С подобными произведениями невозможно, да и нельзя, полемизировать, поскольку каждый вправе хранить в своем сердце тот человеческий образ, который ему ближе. Но также все мы вправе получать об исторических личностях подробную документальную информацию.
А такая информация имеется.
Начиная с 1968 года, когда умер К.П. Орловский, белорусские чекисты тщательно собирали воедино архивные сведения, имеющие отношение к их выдающемуся коллеге. Документов или их копий в досье Орловского накоплены сотни — с грифами Первого главного управления КГБ СССР, Главного разведывательного управления генерального штаба, ГУЛАГа, союзного Особого архива, в котором концентрировались трофейные материалы… Но в прежние времена использованию подлежала лишь та часть массива данных, которая соответствовала высочайше утвержденной концепции образа дважды Героя. А это было немного.
Предлагаемая публикация выстроена на документах и фактах, которые до самого недавнего времени являлись недоступными исследователю. То, что удалось прочесть мне, не видел ни один титулованный историк.
Акцентируя новые данные, я сознательно решил не пересказывать общеизвестную информацию об Орловском. И именно поэтому предлагаемый очерк может показаться тенденциозным. Возможным оппонентам предлагаю считать всю так называемую публицистику частными записями журналиста на закладках в архивном деле. У кого-то другого такие записи, несомненно, были бы иными. В любом случае сообщаю, что, читая архивное дело, я испытывал прежде всего громадный интерес к сильнейшей личности — К.П. Орловскому.
* * *

В разные годы Кирилл Орловский заполнил для кадровых служб ВЧК, ОГПУ, НКВД несколько так называемых «особых анкет» и несколько раз излагал на бумаге свою биографию. Но нигде и никогда еще эти документы не публиковались.
Держу в руках рукописный подлинник автобиографии Орловского, составленный в феврале 1941 года перед убытием в спецкомандировку в Китай. Вот как добуквенно выглядит этот текст:
« Автобиография

Я, Орловский Кирилл Прокофьевич родился 18/ 1–95 года в дер. Мышковичи Кировского района Могилевской области в семье крестьянина-середняка. До
1915 года жил вместе со своими родителями в дер. Мышковичи.
С 1915 г. по 1918 год служил в царской армии сначала в 251 пех. запасном полку рядовым, а в 1917 году служил в 65 пех. стрелковом полку, на западном фронте, командиром саперного взвода.
В 1918 году проживая в дер. Мышковичах я связался с подпольным комитетом партии большевиков в гор. Бобруйске и по заданию последнего с июня по декабрь месяц 1918 года работал командиром краснопартизанского отряда в тылу немецких оккупантов.
Весь 1919 год работал в Бобруйской Ч.К. в качестве сотрудника, учился на курсах командного состава РККА и одновременно, будучи курсантом, воевал на Западном фронте против белополяков и Ленинградском фронте против войск генерала Юденича.
В мае месяце 1920 года окончил 1-е московские пехотные курсы командного состава я был командирован в распоряжение штаба Западного фронта в гор. Смоленск, откуда 21/V-20 года был переброшен в тыл белополяков, в Мозырьские и Глусские леса для организации краснопартизанских отрядов.
С мая по июль месяцы 1920 года в тылу белополяков я организовал краснопартизанский отряд, с которым взорвал один Жел. Дор. мост, уничтожил два деревянные моста, взял обоз противника количеством 60 подвод и убил не меньше 200 чел. белополяков.
С 1920 г. по 1925 год по заданию Разведупра работал в тылу белополяков, на территории Западной Белоруссии, в качестве начальника участка, вернее, был организатором и командиром краснопартизанских отрядов и диверсионных групп, где, за пять лет, мною было сделано несколько десятков боевых операций, а именно:
1. Было остановлено три пассажирских поезда,
2. Взорван один Жел. Дор. мост,
3. Занимались две Жел. Дор. станции,
4. Занимались три местечка,
5. Занималось несколько помещичьих имений.
6. За один только 1924 год по моей инициативе и лично мной было убито больше 100 чел. жандармов и помещиков.
За семилетнюю боевую краснопартизанскую работу я потерял своих бойцов убитыми 3 человека и около 10 человек раненых.
С мая месяца 1925 года по май месяц 1930 год я учился и окончил комвуз нац. меньшинств народов Запада в Москве.
С 1930 г. по 1936 г. работал при особом отделе НКВД БССР по подбору и подготовке краснопартизанских кадров на военное время. Работа эта именовалась «Спецбюро».
Ввесь 1936 год по личному желанию работал на строительстве канала Москва-Волга в качестве начальника строительного участка.
Ввесь 1937 год был в командировке в Испании, где два месяца работал в глубоком тылу фашистов на диверсионной работе.
1938 год находился на курсах при Особом отделе НКВД СССР.
1939–1940 годы работал в г. Чкалове в сельхозинституте на адм. хоз. работе.
С июля м-ца 1940 года по настоящее время при 5 отделе ГУГБ.
Член ВКП(б) с 1918 года и никаких партийных и административных взысканий не имел и не имею.
Раскулаченных, высланных, иноподанных, проживающих за границей родственников не имел и не имею; Все мои родственники работают в колхозе «Красный партизан» Кировского р-на Могилевской области.
За боевую работу в тылу противника правительством СССР награжден орденом Ленина и правительством БССР орденом трудового красного знамени БССР.
10/II-41 г. Орловский ».
Еще один вариант автобиографии, составленный после Великой Отечественной:
«…В 1906 году поступил в Поповщинскую приходскую школу и окончил в 1910 году. С 1908 по 1915 г. работал на сельском хозяйстве своего отца в д. Мышковичи. С 1915 по 1918 г. служил на военной службе, сначала в Москве, а потом на Западном фронте. С января 1918 по июль 1918 г. имел перерыв и работал на с/х в д. Мышковичи. С августа 1918 по декабрь
1918 г. — командир Качеричского краснопартизанского отряда Бобруйской области, с декабря 1918 по май 1919 года — сотрудник Бобруйской ЧЭКа. С мая
1919 г. по май 1920 г. — курсант первых московских курсов — г. Москва, командного состава, с мая 1920 по май 1925 г. — командир краснопартизанских отрядов в Польше.
С мая 1925 г. по 1930 г. мая м-ца — студент ком-вуза гор. Москвы. С мая 1930 г. по январь 1936 года — уполномоченный особого отдела НКВД 5 стрелкового корпуса — г. Бобруйск.
С января 1936 г. по январь 1937 г. — начальник участка строительства канала Москва-Волга — г. Дмитров Московской области.
С января 1937 г. по январь 1938 г. — заграничная командировка по линии НКВД в Испании.
С января 1938 г. по февраль 1939 г. — студент спецкурсов НКВД г. Москва.
С февраля 1939 по март 1940 г. — пом. директора Чкаловского с/х института — г. Чкалов.
С марта 1941 г. по май 1942 г. — загранкомандировка по линии НКВД в Китае.
С мая 1942 по август 1943 г. — командир развед. диверсионной группы в тылу врага — Барановичская область.
С августа 1943 г. по декабрь 1944 г. — сотрудник НКГБ СССР — г. Москва.
С января 1945 г. и по настоящее время работаю председателем колхоза «Рассвет» Кировского р-на Бобруйской области».
Расхождения в текстах автобиографий, внешне не очень примечательные, имеются, и о них мы скажем позже. Кое-что и пропущено: например, поступление на службу в Оршанскую ЧК в мае 1918-го. Но сегодня трудно понять главное: зачем нужно было врать выпущенному в 1984 г. Воениздатом «Военному энциклопедическому словарю», а также энциклопедии «Великая Отечественная война» издания 1985 г. и другим справочникам, сообщая, что Орловский состоял в органах НКВД с 1938 года?..
Одну из причин я виду в необходимости замалчивать статус Орловского периода 1922–1925 годов. Не саму диверсионную деятельность на территории Западной Белоруссии, о чем написано множество популярно-героических страниц, а именно личный статус.
Пытаюсь для себя разобраться в следующей коллизии.
Новорожденная суверенная Польша и молодая Советская Россия долго и с переменным успехом воевали. Ходил взад-вперед каток войны по спине, как водится, белорусского народа. Минск поляки брали, если не ошибаюсь, два раза. Конница Тухачевского и Гая омочила копыта в Висле, залетела аж за Варшаву, но тут Польша поднатужилась, да и перепуганная Антанта ей помогла, и случилось знаменитое «чудо на Висле» — в августе 1920-го большевики крепко получили по зубам… А не надо было устраивать в Европу авантюрный поход за мировой революцией!
Кремлевским мечтателям выпало заключить с поляками нефартовый в смысле территорий мирный договор, но для белорусского народа, на котором производились военных эксперименты, этот договор был просто трагическим: нацию располовинили между двумя государствами.
И все-таки, цивилизованно подписанный между двумя странами мирный договор, каким бы «похабным» он ни был, — это договор. В марте 1921-го в Риге утвердили, что:
«…стороны отказываются от всякого рода интервенций либо их поддержки;
обязуются не создавать и не поддерживать организаций, имеющих целью вооруженную борьбу с другой стороной…»Между прочим, было записано, что «…Польша предоставляет лицам русской, украинской и белорусской национальностей, находящимся в Польше, на основе равноправия национальностей все права, обеспечивающие свободное развитие культуры, языка и выполнения религиозных обрядов».
Итак, договор есть. Вот только что за «Нелегальная военная организация» (НВО), нацеленная на ближний Запад, действует при Штабе Красной Армии? Вы когда-нибудь что-нибудь слышали об этой организации?.. На лекциях в университете мне тоже о ней ничего не рассказывали.
А выходило так, что Орловский являлся гражданином СССР, кадровым красным командиром и по приказу верховного своего командования вел боевые действия на территории страны, с которой имелся договор о мире и добрососедстве. Поскольку территория смежной страны была методично поделена на «участки», где боевыми действиями руководили такие же кадровые командиры из СССР, то все это вместе достойно определения «государственный терроризм».
В разделе «награды» послужного списка Орловского имеется очень примечательная запись: «Уполномоченным штаба войск Запфронта т. Дипаном награжден огнестрельным автоматическим оружием системы «Парабеллум» за № 985 с надписью «За боевую работу на Западном фронте». — Приказ по управлению уполномоченного ШВЗФ за № 51 от 6 ноября 1923 г.».
И не стеснялись же в 1923 году применительно к Польше оперировать такими понятиями как «фронт», «боевая работа»…
Да, у всякой страны имеются спецслужбы, и в порядке вещей то, что они занимаются «активкой» на чужой территории. Но вся штука в том, что Орловский и его боевые товарищи не противостояли напрямую «двуйке» — знаменитому второму разведывательному отделу польского генштаба, не имели своей непосредственной целью подрывные эмигрантские центры, окопавшиеся в Польше. Они в общем и целом «поднимали волну гнева трудящихся Западной Белоруссии».
Да, было всякое: и засилье новоявленных польских «казаков» — осадников, и презрительная кличка белорусов — «чубари», и многое другое. Но непонятно у Орловского и его «моджахедов» главное: адекватность вооруженных действий и выбор целей. Метод же просматривается один: чем хуже — тем лучше. Завязать драку, а там видно будет.
Один из активистов Белорусской крестьянско-рабочей Громады Сергей Хмара (Синяк) — человек, который в польских, советских и немецких тюрьмах отсидел более десяти лет, писал в мемуарах: «Коммунисты запускали провокационные слухи, что если Западная Белоруссия начнет вооруженное восстание, то Советская Белоруссия провозгласит себя независимой и поможет нам оружием, чтобы соединиться в Белорусское Государство, отдельное от СССР».
Комментарии тут излишни.
В захватывающих историях «для детей среднего школьного возраста» про Муху-Михальского (боевой псевдоним Орловского) много есть веселого и даже умилительного. То он ограбил помещика, переодевшись ксендзом; то дал бедному крестьянину денег на корову; то, захватив в плен польских вояк, приказал им выпороть друг друга.
Ну, а в реальности чем занимался Орловский-Муха? Читаю сводку управления государственной полиции о его операциях в Полесском воеводстве:
— 6 февраля 1924 г. группа в составе 40–50 чел., вооруженная винтовками, гранатами и револьверами, в селе Караевичи (Лунинецкий повет) уничтожила телефонную линию, ведущую в село Ганцевичи;
— 7 февраля группа в составе 20 чел. разгромила помещичий кооператив «Едность»;
— 25 февраля отряд Мухи-Михальского разгромил помещичье имение в селе Заречье…Особенно интересно насчет помещичьего кооператива «Едность». Название это означает единство. Слово — считай что синонимичное коммуне. И вот задумываешься: а чего это ради паразиты-помещики решили сорганизоваться в коммуну?
В карты играть? Бимбер для собственного удовольствия сосать ведрами?..
Наверное, все-таки — заниматься высокоэффективным сельскохозяйственным производством, поставлять на рынок зерно, мясо, молоко.
А что производил Орловский? Классовую борьбу?
Да, рядовой сельский труженик Западной Белоруссии был задавлен эксплуататорами-кровопийцами. Но он не узнал массового голодомора, искусственно вызванного в СССР в процессе сплошной коллективизации. И в конце концов он мог свободно уехать на заработки в США, Канаду, Аргентину. А куда «уезжали» людей из восточнобелорусских областей? На Полярный Урал…
Самое печальное то, что Муха-Михальский как оружие мести Москвы за «чудо на Висле» был сначала. А польский концлагерь в Березе-Картузской — уже потом.
В чем тут военно-стратегическая глубина: выследить и убить деревенского полицейского — пьянтоса, курощупа и бабника, каждый шаг которого известен всей гмине?
Разумеется, и «двуйка» проводила активные мероприятия в глубине советской территории. И далеко не все дела ГПУ — НКВД о польских шпионах были сфабрикованы. Но кто укажет на агента польской спецслужбы — гражданина и кадрового офицера этой страны, который бы по аналогии с Орловским (см. публикуемую автобиографию) смог бы написать в своем отчете: «За один только 1924 год мной убито больше 100 чел. милиционеров и директоров совхозов». Еще раз перечитал монографию доктора исторических наук А.Г. Хохлова «Крах антисоветского бандитизма в Белоруссии в 1918–1925 годах»: не было таких агентов!
Булак-Балахович? Его батальоны отаборились в Беловежской пуще, превратившись в рабочие артели, а сам Станислав Никодимович заделался крупным лесопромышленником…
Наступил 1925 год. В московской бухгалтерии всемирной пролетарской революции так и этак прикинули на костяшках и вывели: дебет с кредитом не сходится — революционная ситуация в странах Запада, несмотря на все накачки, созревать не желает… Плюнули тогда и постановили: «активку» за кордоном до поры сократить, убытки списать. Орловского и других кадровых красных диверсантов отозвали в СССР. Соответственно сникло всеохватное пламя классовой борьбы. Газета «Правда» перестала из номера в номер сообщать о массовых проявлениях гнева трудящихся Западной Белоруссии против гнета белополяков.
…Москва пробно постукивала в двери Лиги наций, и головорезов усадили за парты комвузов зубрить теорию международных отношений.
В популярных книжках об Орловском год 1936-й обозначен одной строкой: работал начальником участка на строительстве канала Москва-Волга.
Разумеется, ни слова о ГУЛАГе, ни о том, как краснопартизанский командир попал на службу в эту систему. Сам Орловский в послевоенные годы молчал, и было отчего. В его личное дело подшита четвертушка бумаги — подлинник обязательства-расписки о неразглашении гулаговских секретов.
Перетекание чекистских кадров из оперативных органов в систему ГУЛАГа носило достаточно широкий характер. Побывали на этой службе Ваупшас-Ваупшасов, Берзинь-Берзин и многие другие именитые наследники дела Феликса Дзержинского. Орловский не преминул указать в автобиографии 1941 года, что вызвался в ГУЛАГ добровольно, но можно предположить-доуточнить, что не последнюю роль сыграли здесь материальные соображения. Работа на стройке с выколачиванием плана обеспечивала неплохие премиальные.
На то, что довоенный Орловский не был абсолютным аскетом и мог использовать служебные связи в личных целях, указывает такая, например, информация из личного дела:
«Имеется сообщение бывшего уполномоченного РУ штаба РККА в гор. Минске Цупко от 22.9.27 г. начальнику РУ о том, что «Аршинов» ( псевдоним т. Орловского К.П.), приезжая с разрешения Москвы к своему старому товарище по «активке» Березовскому, проживающему в погранполосе, просил последнего достать для него сукна на костюм, за что обещал устроить его на работу в Москве. Березовский перешел польскую границу, достал сукно, а по возвращении был нашим погранотрядом задержан и за контрабанду арестован…».
Видимо, не совсем верно современное суждение о том, что внутри НКВД были последовательно уничтожены несколько призывов чекистов и что поводом для самоотстрелов становились любые зацепки. Без видимых в архивном деле серьезных последствий Орловскому сошло то, что брат его жены Петр Будзюк (в прошлом работник советского торгпредства в Берлине) в мае 1938 года был «приговорен к ВМН за шпионско-диверсионно-террористическую работу по заданию польской разведки». Далее в материалах спецпроверки НКВД указывалось, что Орловский долгое время был знаком с расстрелянным польским шпионом-диверсантом М.С. Русаком, который в своих показаниях говорил об участии Орловского в шпионско-диверсионно-террористической организации, но впоследствии от этих слов отказался, заявив, что он Орловского оговорил…
…После служебного ареста [6]Орловскому пробовали подыскать место на иных островах Архипелага, даже выдали аванс на убытие в КаргопольЛаг, но очевидно, что натура диверсанта вошла в непримиримое противоречие с функциями лагерного вертухая.
Он предпочел Испанию. Его туда лично отобрал в компании со «старыми белорусскими партизанами» Александром Рабцевичем и Станиславом Ваупшасовым матерый советский разведчик-боевик Г.С. Сыроежкин, сыгравший в 1924 году одну из ведущих ролей в знаменитом деле «Синдикат» по «извлечению» из Польши в СССР Бориса Савинкова.
Для Испании Орловскому придумали англизированный псевдоним Стрик (striker — ударник в спусковом механизме стрелкового оружия). А вообще-то «ударником» на тогдашнем профессиональном жаргоне НКВД его характеризовали с оттенком пренебрежения некоторые претендующие на собственную интеллектуальность коллеги, чьи служебные отзывы об Орловском приведем далее.
Стрик действовал в составе Мадридского интернационального разведывательно-диверсионного отряда НКВД СССР, в который кроме советских специалистов входили испанцы, болгары, латыши, немцы, французы, американцы и англичане. Жил в столичном отеле «Гэйлорд». Любопытное описание этого прибежища профессионалов разведки из многих стран сделал через восприятие своего героя Хемингуэй в романе «По ком звонит колокол».
«…Сегодня вечером это самое приятное и самое комфортабельное место в осажденном Мадриде… Когда Роберт Джордан первый раз попал в отель Гэйлорда, ему там не понравилось, обстановка показалась слишком роскошной и стол слишком изысканным для осажденного города, а разговоры, которые там велись, слишком вольными для военного времени… Там все было полной противоположностью пуританскому, религиозному коммунизму…»
То, что Орловский и Хемингуэй были знакомы — факт несомненный. В зале гостиничного ресторана, где дни и ночи (использую современную лексику) тусовался мировой бомонд псов войны, где агент на агенте сидел и агентом погонял, контакт был неизбежен. И мне кажется, что упоминаемый в романе Хемингуэя русский диверсант Кашкин, да и сам главный герой американец Роберт Джордан, несут черты реального Орловского.
В архивном деле имеются «внутренние» мемуары бывшего командира Мадридского отряда, заслуженного работника КГБ Льва Василевского. Вот какие детали он воспроизводит:
«Обычно беседы Орловского с испанцами переводила наша переводчица Елена Родригес-Данилевская, полуиспанка-полурусская, дочь испанского полковника, умершего в 1931 году, и дочери известного русского писателя второй половины XIX века Г.П. Данилевского, автора романов «Беглые в Новороссии», «Княжна Тараканова» и др. За время пребывания в Мадридском отряде К.П. познакомился с рядом любопытных людей. Одним из них был сын Бориса Савинкова — Лев Савинков, молодой человек, получивший образование во Франции и приехавший сражаться в интербригадах на стороне республиканцев. Из интербригады он попал к нам в отряд. Ходил в тыл, проявил себя храбро и ему по ходатайству Сыроежкина было присвоено звание лейтенанта, а несколько позже и капитана. Лев Савинков не знал, какую роль в жизни его отца сыграл Г.С. Сыроежкин, а мы, знавшие это, конечно ему ничего не говорили. Знал это и К.П., всегда с интересом слушавший рассказы Льва Савинкова о своем отце и его террористической деятельности в царской России. Так мы обычно сидели за столом: Савинков, Сыроежкин, Орловский, Рабцевич и я, слушая рассказы младшего Савинкова, сделавшего для себя культ отца и всегда говорившего о нем».
Да, для профессионалов разведки, как и для спортсменов международного класса, мир тесен…
В популярных книжках об Орловском испанские разделы выписаны достаточно общими фразами и — по заданной идеологической канве: интернациональный долг… боевое содружество с испанскими товарищами… Откровенно говоря, выглядит это натужным и малоинтересным. Зато оригинальные документы захватывают по-настоящему.
Я проследил по испанской карте маршруты Орловского и его группы. Это юго-запад страны: горы Андалузии, провинция Севилья, долина реки Гвадалквивир. Помните, у Пушкина:
Ночной зефир
Струит эфир.
Шумит,
Бежит
Гвадалквивир.

Но это во время Пушкина водный поток шумел-бежал, а в веке двадцатом река была зарегулирована плотинами, поддерживающими обширную ирригационную сеть. Рисовые чеки долины Гвадалквивира кормили сотни тысяч людей. Какую судьбу готовил Орловский урожаям зерна — мы увидим.
Вот подлинное донесение Орловского-Стрика в Центр — документ из фонда испанской резидентуры архива Первого главного управления КГБ СССР. В тексте я лишь привел в норму написание испанских названий да местами выправил грамматику:
« Совершенно секретно.
Экземпляр единственный
Доношу, что 30 мая 1937 года я с группой в 10 человек испанцев и одним человеком русским {Степан Грушко. — С.К.} перешел линию фронта и направился в глубокий тыл фашистов для диверсионной работы.
С 30 мая по 20 июля 1937 г. с вышеупомянутой группой я прошел в тылу противника 750 км и только один раз 15 июля группа была обнаружена противником, о чем напишу ниже.
За упомянутое время мною с упомянутой группой была проведена следующая работа:
Ночью с 2 на 3 июня 1937 г. взорван товарный поезд противника возле горы Капитана на ж.д. линии Севилья-Бадахос.
Ночью, вернее в 10 часов вечера, 11 июня 1937 года мною взорван пассажирский поезд на ж.д. линии Севилья — Касалья-де-ла-Сьерра недалеко от станции Эль-Педросо. Упомянутый взрыв не дал значительного разрушения и жертв, потому что заряд был положен наспех — не под уклон, и поезд двигался очень тихо. В это время я с группой находился в 300 метрах от поезда в лесу, и когда я узнал, что поезд оказался пассажирским, то настаивал быстро пойти к поезду и перебить хотя бы командный состав противника, но большинство испанцев в группе относится к фашистам, и от которых партизаны, в частности мне с группой на каждом километре приходилось получать поддержку{фраза выстроена явно поспешно-сумбурно, но в общем смысл угадывается. — С.К.}.
На протяжении 33 суток я с группой прошел три провинции 500 км, где встречались десятки довольно уязвимых мест для противника, которые вполне посильны были для меня с группой для их выполнения и этим самым нанесения ударов противнику с тыла. Например, в 30 километрах южнее города Севилья {пойма Гвадалквивира недалеко от впадения реки в Кадисский залив на побережье Атлантики. — С.К.} есть три водоподающие машины, которые орошают тысячи гектаров рисовых полей, которые стоят 11 млн. песет, которые охраняются тремя вольнонаемными фашистами…»
Необходимый комментарий. На войне одно дело — уничтожить оперативный запас зернопродуктов, используемый для питания действующей армии, и совсем другое — на перспективу вывести из строя целую систему сельскохозяйственного производства, вызвать голод в глубине территории противника. Такая диверсионная деятельность равнозначна применению оружия массового поражения, является элементом граничащей с геноцидом тотальной войны. Совершенно очевидно, что испанцам такое самоуничтожение было не нужно. Война шла на их собственной земле. Но чужеземец Орловский-Стрик не желал этого понять, поскольку за его плечами стоял Орловский-Муха, который еще в Западной Белоруссии приохотился громить высокопроизводительные сельхозкооперативы.
«…Я настаивал на уничтожении этих машин, но большинство личного состава группы как от этой, так и от других подобных операций отказалось, а поэтому с 2 по 7 июля мною была произведена чистка личного состава группы, вернее, отстранение от дальнейших походов с моей группой 7 человек шкурников, симулянтов и трусов: Химепе, Патрисио, Валенсойла, Мадьо, Рассаваль, Вармудес и Парра — и замена их более дисциплинированными и устойчивыми партизанами из отряда, находящегося в горах, что в 50 км северо-западнее Севильи с целью оживить и активизировать в боевом отношении группу. Это я проделал и 7 июля с 8 чел. испанцев и 1 чел. русским двинулся на восток.
10 июля на дороге, идущей из Севильи в Бадахос, вернее, на этой дороге в 30 км севернее Севильи, я решил сделать засаду на автотранспорт противника с целью уничтожения его живой силы и транспорта, но когда я с людьми своей группы стал обсуждать эту операцию за 3–4 часа до ее выполнения, то тут же три человека испанцев сдрейфили и отказались от участия в этой операции. В 8 часов вечера нас 7 человек вышли на упомянутую дорогу — уничтожили 17 человек фашистов, 2 человека ранили и уничтожили 2 грузовика и одну машину легковую. После чего сами отступили в большущие горы. Это была поистине героическая операция. Недалеко от Севильи днем с небольшой группой моих бойцов был нанесен удар фашистам. Должен сказать, что работа ручного пулемета «Томпсон» ошеломляюще подействовала на противника и что через два дня ночью, переходя эту же дорогу, нам два часа приходилось ожидать машины, дабы вторично дать врагу почувствовать, что в его тылу далеко не все благополучно…»
Любопытная эта машина — пистолет-пулемет марки «Томпсон», восхитивший Орловского. В мире не было и нет ручного автоматического оружия с более крупным калибром — 11,43 мм. Американская фирма «Кольт» подготовила массовую модификацию томпсона в 1928 году, и его официально рекомендовали для вооружения морской пехоты США. Однако до второй мировой войны государственного заказа так и не последовало, поскольку вдруг решили, что для регулярной армии этот пистолет-пулемет слишком… мощный. Зато «Кольт» не знал отбоя от частных заказов. Американский гангстер рубежа 20–30-х — фигура с традиционным томпсоном под пальто. Вошедшая в учебники криминалистики «бойня в день святого Валентина» 1929 года, когда в Чикаго бандиты Аль Капоне расстреляли конкурирующую шайку, была совершена с применением именно этого оружия.

«…Так что ночью движение автотранспорта по этой дороге значительно приостановлено. Кроме этого, эта моя операция послужила сигналом к действиям тем 3000 человекам партизан, которые недалеко от этого места сидят вот уже 10 месяцев и ничего не делают.
Мною и моим помощником Грушко Степаном было намечено еще провести три операции, а именно:
1) взорвать еще один поезд;
2) взорвать электролинию, которая подает электроэнергию всем городам провинции Севилья, тем самым мы лишили бы десяток городов электросвета на 2–3 суток;
3) убрать со всей семьей того помещика, который 4 июня передавал фашистам о том, что его пастух в таком-то месте замечал нас, партизан.
Означенные операции мне не удалось осуществить только потому, что 13 июля в 5 часов вечера в 15 километрах северо-восточнее города Эль-Реаль-де-ла-Хара (пров. Севилья), продвигаясь по горам, я наткнулся на 30 человек фашистов, сидящих в засаде, которые произвели на нас 2–3 залпа из винтовок, в результате которых наповал был убит мой помощник тов. Грушко Степан и один испанец Домингес тяжело ранен, который потом уже сам пристрелился. Я же, забежавши за большую горную скалу, тут же выпустил по фашистам 45 патронов из винтовки и бросил одну ручную гранату, что на фашистов подействовало настолько страшным, что дотемна они не поднимались, а как стемнело, убежали в город, я же с тремя моими испанцами забрал от убитых, а также брошенную часть нашего оружия и вещмешок тов. Грушко и ушли по направлению к фронту, а тов. Ферейда (испанец) после боя откололся от группы и, скорее всего, ушел обратно в горы, что северо-западнее Севильи.
Почему фашисты устроили засаду? Очень просто — испанская доверчивость к испанцам гробит их и дело. Утром 13 июля мы было встретили трех пастухов, пасущих свиней. Я предложил задержать одного из них до вечера, а испанцы в один голос мне заявили, что это рабочие, что они «свои в доску» и т. д., а на деле оказалось, что один из этих пастухов пошел в город Реаль и передал фашистам о нашей группе и о нашем ближайшем направлении.
При сем прилагаю дор. карту с обозначением всего моего маршрута с обозначением точками всех тех мест, где мы останавливались на дневки.
Выводы. Читающий этот короткий доклад может подумать, что мною с группой совершен героический поход, затрачено очень много энергии с невероятным напряжением нервов, что как только мог выдержать я (Стрик) с надломленным позвоночником, ревматизмом в суставах ног и в возрасте 43-х лет мог преодолеть этот путь и все его трудности? Да, трудности, затрата энергии и напряжение нервов неимоверно велики. По горам, скалам, обрывам, усеянным камнями с колючими кустарниками и колючей травой, исключительно ночью пройдено 750 км, зачастую без продуктов и воды. Особенно тяжелы и трудны были те часы и дни для меня, как для руководителя группы, когда большинство испанцев отказывалось от выполнения намеченных и разработанных мною операций (из-за трусости), когда они слишком доверчиво относились ко всем встречающимся на пути испанцам, рассказывая им наш путь и наши цели, что в любое время могло привести к разгрому группы, и когда часть из них частяком засыпала на посту.
Преодолел все это я благодаря неограниченной ненависти к врагам народа фашистам и любви к своему делу, к своей профессии. Но если бы я совершал этот поход с более боеспособными партизанами, то результат нашей работы был бы во много раз лучший. Хотя я показал 15 человекам испанцев, с какими трудностями, упорством, настойчивостью и т. п. нужно добиваться победы над врагом, но я не показал и при всем моем упорном желании не мог показать им своего опыта, тактики, метода и т. д. потому, что они по своей природе не хотят и не думают о том, что один хороший человек (агент) в тылу противника может принести пользы больше, чем целая бригада на фронте, так как в тылу очень много уязвимых и неохраняемых мест, что, находясь в тылу, они меньше всего говорят о работе.
23 июля 1937 г. Стрик.»
Еще из боевых отчетов Орловского:
«В момент моего пребывания у партизан отряды находились в процессе формирования и боевых операций еще не производили. Однако в начале июля из общего количества партизан г. Ромераль было выделено два диверсионных отряда (15 и 30 человек), которые со взрывчатыми веществами направились в сторону португальской границы для активных диверсионных действий на железных и шоссейных дорогах провинции Уэльва {Северо-западная часть ее) и совершения нападения на обувные фабрики… Наши партизанские отряды занимают территорию в горах на 400 кв. км, где ими сожжены все кулацкие хутора, часть кулаков и помещиков (примечательная терминология! — С.К.} уничтожена, а часть разбежались. В области питания партизаны обеспечены в достаточном количестве мясом и молоком, т. к. только в июне и июле они захватили 2500 шт. коз и 300 шт. свиней у помещиков».
В Испании Орловский нажил себе жестких критиков из числа советских коллег. Это, во-первых, оперативник из НКВД Украины Николай Прокопюк, который на Родине в начале 30-х занимался тем же, что и Орловский: готовил партизанские кадры и базы на случай оккупации СССР. В спецслужбах всюду практикуемы перекрестные закрытые характеристики, и вот что чекист-украинец писал о чекисте-белорусе в справке, датированной 1940 годом{ архив Первого главного управления КГБ СССР}:
«Орловский — бывший партизан и т. н. ударник послевоенного периода, находившийся на услугах Разведывательного управления в период 1923{? — С.К.} — 1925 гг. Человек, безусловно, волевой в прошлом и когда-то чинил из ряда вон выходящие поступки, в числе которых нападения на посты полиции и на помещичьи имения. Зная зарубежную территорию и будучи знаком с чаяниями зарубежных белорусов, в составе наших формирований был на месте, но не в объеме возлагавшихся на него надежд».
Любопытным, конечно, было бы получить от Прокопюка толкование «объема надежд», но далее тот просто сообщает, что читал записки Орловского о борьбе с белополяками и расценивает их как «вздорные охотничьи рассказы, вскрывающие огромное самомнение автора».
А вот и собственно характеристика по результатам испанского периода.
«Стрик — человек застывший, ограниченный… Все это усложнено болезненным самомнением и самовлюбленностью… Ближе наблюдая его в Испании, я пришел к заключению: Стрик — типичный ударник, каких на границе было в свое время много. …Несомненно его волевые качества периода операций в Польше претерпели изменения к худшему и нуждаются в переоценке; способен на акт нервно, рывком, скорее из самолюбия, нежели по здравому мышлению. Функции самоконтроля отсутствуют; строго говоря, представляет собой материал для специальной работы шаткий и, я бы сказал, опасный. В руководители непригоден вовсе… В Испании он оказался человеком случайным и бесполезным. Будучи лишен руководства, в силу своей ограниченности, неуживчивости в общежитии и бестактности не нашел общего языка с испанцами… Для меня ясно одно: Стрик для данной миссии был безусловно непригоден. От руководства ничего не было сделано, чтобы его хотя бы несколько натаскать в этом вопросе. Предоставленный Стрику отряд был составлен неудачно из случайных людей, разнородных даже по политическим взглядам, что не могло не привести к конфликту… Однако оснований подвергать сомнению политическую физиономию тов. Стрика у меня не было и нет. Несмотря на явно отрицательную мою характеристику, данную, т. Стрику, я ставлю его в политическом и моральном отношении неизмеримо выше его товарищей по группе (белорусы Викторов и Саша — фамилию не знаю)».
«Белорус Викторов» — это, несомненно, земляк Орловского и будущий Герой Советского Союза Александр Рабцевич, который в Испании действовал под псевдонимом Виктор и был помощником командира Мадридского интернационального разведывательно-диверсионного отряда Льва Василевского. А кто такой «Саша»? Неужто Альфред — Герой Советского Союза Станислав Ваупшасов?..
Еще один «испанец» — сотрудник НКВД Н.М. Белкин (псевдоним Кади) в служебной характеристике на Орловского, датированной 17 июня 1940 года, писал:
«Судя по его рейсу в тыл Франко нельзя не отметить его храбрость… По возвращении из тыла Стрик ставил вопрос о его отправке домой, ссылаясь на болезнь, усталость и т. п. Никакие уговоры со стороны старших товарищей не изменили его решения… Стрик — малокультурный работник, хитер и малодисциплинированный».
Иных служебных характеристик Орловского испанского периода в архиве Первого главного управления КГБ СССР не обнаружено. Однако же любопытно было бы задним числом узнать, как сам Орловский характеризовал или мог характеризовать коллег Прокопюка и Белкина…
Каждая из стран-участниц войны в Испании репетировала там свое. А чего хотели испанцы-демократы — до конца не знали, совершенно очевидно, и сами они. Разногласий и прямых предательств внутри республиканского правительства было предостаточно. Москва же предлагала свой, совершенно четкий путь борьбы за народное счастье: врага, который не сдается, следует уничтожать всеми возможными способами — вплоть до диверсий на объектах сельского хозяйства в тылу, взрыва пассажирских поездов, поголовного истребления классово чуждого элемента.
И совершенно понятно раздражение Орловского соратниками-испанцами: надо стрелять, душить и резать, а те всякую хреновину разводят. В Испании Орловский был как раз тем пианистом, который играет как умеет.
«— Ты славный малый, но ты зря вздумал учить нас, как нам быть потом, когда ты сделаешь свое дело… И на что ты будешь похож, или, точнее сказать, на что ты будешь годен, когда окончится твоя служба Республике, предвидеть довольно трудно…»
Э. Хемингуэй, «По ком звонит колокол».
Годен награжденный орденом Ленина герой испанской войны оказался для одной странной должности в странном месте: завхоз сельхозинститута в городе Чкалове (Оренбурге). И вот тут-то пора вспомнить о странном периоде с 1930 по 1936 год, который биографы Орловского всегда упоминали вскользь.
Что это такое — «работа начальником участка специального бюро особого отдела ГПУ НКВД по подбору и подготовке краснопартизанских кадров на военное время по линии «Д»? Из послевоенной автобиографии Орловский полностью исключает эту работу, указывая неопределенно, что с 1930-го по 1936-й служил уполномоченным особого отдела 5-го стрелкового корпуса в Бобруйске.
Что за «маневры войск НКВД с участием спецформирований (командный состав партизанских отрядов и парашютного десанта) под Москвой в 1932 году», куда Орловский прибыл «в составе отряда от Белоруссии»?
Значит, после Победы кое-что довоенное упоминать было запрещено…
По результатам тех маневров Орловского наградили орденом Трудового Красного Знамени БССР. Была в республике на рубеже 20–30-х такая награда (всего отчеканено около 300 орденских знаков) с броским изображением топора на фоне алого стяга и надписями на белорусском, польском и идиш. Обратим внимание: за реальные боевые действия на польской территории в первой половине 20-х, о которых регулярно писал «Звязда» и «Правда», — никакой государственной награды. (Почетный парабеллум от Разведупра не в счет — это как знак профессиональной классности.) А за работу в мирной обстановке, причем работу оборонной направленности, — высший орден. Значит, правительство БССР подчеркнуто внимательно относилось к такого рода усилиям…
Начало 30-х отмечено непродолжительным реверсом советской военной доктрины, когда страна вдруг резко начала готовиться к партизанской войне на своей территории. Станислав Ваупшасов указал в мемуарах, что в Белоруссии сформировали несколько отрядов: Минский, Бобруйский, Слуцкий, Мозырский, Полоцкий. В тайные базы на мирной земле заложили многие тысячи единиц вооружения и боеприпасов. Ваупшасов был загодя назначен командиром Минского отряда, Василий Корж — Слуцкого, Орловский — Бобруйского.
«Надежно спрятанное в земле оружие и взрывчатые вещества ждали своего часа. Но раньше, чем пришел этот час, скрытые партизанские базы были опустошены, безусловно, с ведома и, наверное, даже по прямому приказу Сталина», — писал участник тех событий.
Не собираюсь перепевать зады книги «Ледокол» советского разведчика-перебежчика Резуна-Суворова, где доказывается, что именно СССР выступал агрессором, а Гитлер лишь упредил Сталина, но некоторые рассуждения оттуда достойны внимания:
«22 июня 1941 года начались многочисленные импровизации, в том числе и создание партизанского движения. Да, его создали. Его развернули. Но создали и развернули во всю мощь только в 1943–1944 годах. Если бы его не уничтожили в 1939-м, то оно набрало бы свою мощь с первых дней войны. Оно могло быть во много раз более эффективным. В ходе войны партизанам пришлось платить большой кровью за каждый взорванный мост.
А ведь все было готово к тому, чтобы поднять в воздух все мосты. Поднять так, чтобы восстанавливать было нечего. Поднять так, чтобы не терять партизанской крови. Поднять можно было простым нажатием кнопки в тайном партизанском бункере, а потом из-за непроходимых минных полей только постреливать из снайперских винтовок по офицерам, по саперам, по водителям…»
Вот трагедия Орловского как профессионала в связке «личность — страна». Его готовили, он готовился и других готовил к Главному, а когда это Главное 22 июня 1941 года грянуло, то почти все пришлось начинать сначала.
Человек не первой молодости, больной, с травмированным позвоночником, он пошел на Великую Отечественную так, как когда-то поднялся в самую первую свою штыковую атаку. Он не был сродни тем толстомордым партийным батькам, которые, поменяв обшитые дубом кабинеты на обшитые парашютным шелком землянки, руководили партизанским движением, словно посевной кампанией. И его легендарный бросок в обоз эсэсовцев связки тротиловых шашек (тоже стиль диверсанта высшего класса — оперировать не осколочными гранатами, а голой взрывчаткой) — стал как бросок Матросова на вражескую амбразуру.
Необходимое послесловие

Ваня, Артем, Аршинов, Муха, Стрик, Роман и др. — это все Орловский в разные годы и в разных странах. Человек, который 72 раза переходил линии фронтов, восемь с половиной лет в общей сложности провел в положении стреляющего нелегала.
Человек-волк, головорез, однорукий бандит. Все это о нем и — не только о нем. Лихой след, как строчку пулеметной очереди, вели сквозь десятилетия два друга-спецназовца Орловский и Ваупшасов. Те еще сорвиголовы международного класса. Гог и Магог… Вот бы кто-нибудь спустя 30 лет после фильма «Председатель» снял кино «Диверсанты»…
Современный подросток в поисках «мужчинских» мужчин зачитывается книжкой про Отто Скорцени, а стены в пэтэушных общагах заклеены плакатами с изображением всяческих заморских рембо. И нет маршевых шлягеров про Орловского и его соратников в стиле группы «Любэ» и Олега Газманова, которые бы орали, лихо заломив береты, белорусские спецназовцы.
Идеологическая упаковка «не та», многовато большевистской атрибутики навешано и потому непривлекательно? Да ерунда все это!
У диверсанта не бывает идеологии. У диверсанта бывает только командование. А верховное командование нашего героя сидело на Старой площади в Москве.
Был Орловский прежде всего человеком действия, цели, долга, и натура изначально вела его туда, где винтовка рождала власть. В его примере такую среду действия обеспечили большевики. А полумифический путиловец Анисимов из популярной книжки об Орловском, который в окопах первой мировой прокоммунистически наставил крестьянского сына и тем самым определил всю его дальнейшую судьбу, — это позднейшее декоративное обрамление. Равно мог бы повлиять на молодого Орловского и поэт-эсер Алесь Гарун (Прушинский), участник создания БНР и член Белорусской войсковой комиссии, — вот только если бы сумел показать, как нужно брать власть…
Орловский — не собственность КГБ и не собственность компартии (в конце концов, следует помнить, что содержал его народ). А как натужно пыталась компартия пристегнуть его к себе, отлично видно по сюжетному ряду документального фильма 1969 года «В огне жизни». Очень понятна тогдашняя озабоченность авторов: снята часовая лента о дважды Герое, но как можно обойтись без присутствия вдохновителя всех побед — ЦК! И вот вмонтировали сюжет, где сытый дядя — зав. отделом ЦК КПБ, сам собой умиляясь, рассказывает, что Кирилл Прокофьевич, собрав как-то личные сбережения, решил пожертвовать их школе в Мышковичах и за советом пришел в ЦК, и там этой инициативе дали «добро». А то бы без них никак…
Был Орловский прежде всего крутым мужиком, безусловно честным в своей системе координат человеком. Можно по-разному судить о его кинжальной линии жизни, но нет сомнений в том, что издавать в США и Германии мемуары, мелькать на телеэкранах с профессиональными разоблачениями, как это сегодня делают бывшие большезвездные функционеры КГБ, Герой Советского Союза Орловский не стал бы.
Национальный герой или все же только национальный «рекордсмен»? Ставить вопрос так бессмысленно. Орловский — производное системы, а она — часть всех нас. Бронзу невозможно разоблачать, потому что под нею все та же бронза…

Источник: Из книги С.С. Крапивина «Квартира дважды кавалера». — Минск, 1996, с сокращениями

 

 

 

 

Бригада особого назначения

Начало боевого пути

Формирование Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД СССР происходило в конце июня — начале июля 1941 г. Оно было связано с необходимостью выполнения специальных заданий в борьбе с фашистскими захватчиками, вторгшимися на территорию Советского Союза. ОМСБОН была призвана вести разведывательные и диверсионные действия на важнейших коммуникациях противника, ликвидировать вражескую агентуру, действуя отдельными подразделениями, мелкими группами и индивидуально. Развитие событий выдвинуло еще одну, не менее важную задачу: оказывать всестороннюю помощь в развитии и расширении партизанского движения, создании подполья, сплочении патриотов в тылу врага.
В соответствии с этими целями необходимо было создать такое формирование, подобного которому Красная Армия фактически еще не знала. Его подразделениям предстояло действовать не на одном каком-то участке фронта, как это было с другими воюющими частями, а в самых разных местах всех фронтов — от Баренцева до Черного моря, а главное — не только на линии самого фронта, но и далеко за его пределами, вплоть до Берлина.
В первый период своего существования оно именовалось «войска Особой группы при Народном комиссариате внутренних дел СССР». Начальником Особой группы был комбриг Павел Михайлович Богданов, начальником штаба — Вячеслав Васильевич Гриднев. Она тогда состояла из двух бригад, делила свои батальоны на отряды, а отряды — на спецгруппы. В октябре 1941 г. войска Особой группы были переформированы в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД СССР в составе двух мотострелковых полков: четырехбатальонного и трехбатальонного со специальными подразделениями (саперно-подрывная рота, авторота, рота связи, отряды спецназначения, школа младшего начсостава и специалистов). В таком составе и с таким наименованием она просуществовала до октября 1943 г., когда в связи с переходом ОМСБОН исключительно на выполнение спецзаданий высшего командования в тылу врага бригада переименовывается в Отдельный отряд особого назначения НКГБ СССР. Однако в сознании солдат и офицеров, а также в литературе сохранились названия ОМСБОН, «омсбоновец».
7 октября 1941 г. бригаде было приказано организовать отряд подрывников для минирования важных объектов и сооружений государственного и оборонного значения в Москве и на подступах к ней (ОМСБОН была временно передана в оперативное подчинение командиру 2-й мотострелковой дивизии особого назначения). По времени это одно из самых первых боевых заданий совпало с переформированием бывшего отряда войск в ОМСБОН. В связи с этим уместно такое заключение: рождение ОМСБОНа непосредственно связано с обороной Москвы. Это особое воинское соединение было во всех отношениях московским.
В состав отряда подрывников были включены две роты — старшего лейтенанта Мансурова и старшего лейтенанта Лазнюка. С 8 октября по 20 ноября 1941 г. отряд провел большие военно-инженерные работы, особенно в Москве и Подмосковье. Важные стратегические объекты столицы были заминированы. В дальнейшем в районе Каширы против 2-й танковой армии Гудериана и к западу от Москвы, а также в зоне 5, 17, 33-й армий и 1-го кавкорпуса Красной Армии действовали 290 подрывников ОМСБОН.
…Вся боевая учеба воинов бригады осуществлялась по особой программе: ведь им предстояло действовать группами, а многим и в одиночку в глубоком тылу врага. В программу входило минноподрывное дело, стрельба из разных видов оружия, тактика лесного боя, ночные прыжки с парашютом, самооборона с оружием и без него, вождение мотоцикла и автомобиля; обучение радиоделу и навыкам медицинской самопомощи. Бойцов готовили к суровым условиям жизни и борьбы в подполье, в партизанских лесах.
Однако вскоре стали видны серьезные недостатки в этом важном деле. Предполагалось основное внимание при обучении бойцов и командиров уделять специальной подготовке, но она проводилась эпизодически и часто не предусматривала важнейших моментов десантной, разведывательной работы. Изучение оружия велось на устаревшей основе.
Значительно позже стали обучать специально выделенных бойцов применению противотанкового ружья, хотя это оружие, как подтвердил опыт, необходимо было знать каждому бойцу. Серьезным недостатком было то, что не изучался в должной мере уже имеющийся опыт второй мировой войны, не обучали тактике ведения боя в условиях современной войны, действиям подразделений, мелких групп и одиночек в условиях окружения, приемам ведения фронтовой разведки. К ведению занятий не привлекались опытные офицеры-фронтовики. Все это не могло не сказаться отрицательно на уровне подготовки бойцов и командиров, их готовности к решению конкретных боевых задач.
…Весной 1942 г. советскому командованию стало ясно, что гитлеровцы готовят фланговый удар против наших армий, прикрывавших подступы к Москве с запада и юго-запада.
Наступательная операция фашистских войск имела второстепенное, отвлекающее значение по отношению к основной, имевшей целью прорыв фашистских войск на Кавказ и к Волге. Однако в случае успеха немецких войск на этом участке фронта она могла создать реальную угрозу Москве. В любом случае эта операция призвана была, по расчетам немецкого командования, помешать переброске резервов Красной Армии на юг, где в это время разворачивалось решающее сражение летней кампании 1942 г.
По указанию Генерального штаба и командующего Западным фронтом командование ОМСБОНа сформировало сводный отряд из офицеров и бойцов 1-го и 2-го полков бригады численностью 1200 человек. Отряд под командованием М.Ф. Орлова прибыл на фронт и был направлен в район Белёва-Плавска-Мценска. Здесь за короткий срок омсбоновцами была создана система минноподрывных заграждений.
Ставка Верховного Главнокомандования и Наркомат обороны СССР поставили перед командованием ОМСБОНа задачу усилить удары по коммуникациям, снабжавшим войска противника, находившиеся против Калининского, Западного и Брянского фронтов. Тогда же начальник инженерных войск Западного фронта генерал-майор М. Воробьев обратился в НКВД СССР с просьбой направить в распоряжение штаба фронта бойцов-минеров ОМСБОНа для включения их в сводные отряды минеров Западного фронта. Вскоре в штаб Западного фронта выехали командир бригады подполковник В.В. Гриднев и начальник инженерной службы подполковник М.Н. Шперов. Командующий Западным фронтом поставил перед омсбоновцами конкретные задачи.
Находясь на фронте, омсбоновцы участвовали в оборонительных и наступательных боях, в поиске разведчиков, захвате «языков», обучали фронтовиков минноподрывному делу, минировали объекты, подлежащие уничтожению на случай отступления советских войск. При этом широко использовался опыт, накопленный в битве за Москву осенью 1941 и зимой 1942 г.
В ходе боевых операций 1941–1942 гг. под Москвой и на Западном фронте бойцы и офицеры ОМСБОНа приобрели большой опыт миннозаградительных работ и разминирования в боевых условиях, а также опыт ведения разведки, оборонительных и наступательных боев, перехода линии фронта, действий в условиях прифронтового тыла врага.

Первые партизанские десанты

Уже летом 1941 г. командование ОМСБОНа приступило к формированию и заброске в тыл врага первых отрядов и групп. Перед ними, наряду с разведывательными и диверсионными, были поставлены задачи сбора подробной и квалифицированной информации о конкретной обстановке, сложившейся на оккупированной территории; о политике оккупационных властей; о система охраны тыла гитлеровских войск; о развитии партизанского движения и борьбе подпольщиков, о характере необходимой им помощи.
Первые отряды ОМСБОНа призваны были установить контакты с партизанами, наладить их связь с Москвой, способствовать формированию новых отрядов и активизации боевых действий партизан. Им предстояло также создать на местах базы для развертывания деятельности отрядов ОМСБОНа; проверить на практике эффективность предложенных командованием тактики и методов борьбы в условиях вражеского тыла, выявить новые возможности их развития; накопить определенный опыт, который был бы взят на вооружение теми отрядами и группами, которые вслед за ними будут направлены в тыл врага.
При формировании отрядов командование ОМСБОНа руководствовалось рекомендацией ЦК ВКП(б) выделять на посты руководителей партизанского движения боевых офицеров, имевших опыт партизанской борьбы, разведывательной и диверсионной работы, полученный в годы гражданской войны, и проявивших себя в истребительных батальонах и в отрядах народного ополчения. Этот принцип оставался основополагающим для командования ОМСБОНа при подборе кадров командиров спецотрядов и спецгрупп на протяжении всех лет войны. Командирами первых отрядов, ушедших в августе 1941 г. в тыл врага, стали чекисты Д.Н. Медведев и А.К. Флегонтов, имевшие опыт партизанской и подпольной деятельности.
Летом 1941 г. в тыл врага на территорию Смоленской области были заброшены отряд старшего лейтенанта В. Зуенко и разведывательная группа в составе доцента МГУ Я.С. Кумаченко, З.А. Пивоваровой, бывшей преподавательницы Института иностранных языков, и радиста Н.Г. Абрамкина.
Разведчики сумели устроиться переводчиками в штаб немецкой танковой дивизии и завоевать доверие гитлеровского командования. Через отряд Зуенко группа Кумаченко передавала в Москву ценнейшую разведывательную информацию. До октября 1941 г. З.А. Пивоварова и ее разведчики продвигались вместе с танковой дивизией к Москве. И все это время в Центр поступали от них все новые и новые сведения.
В октябре группе Пивоваровой удалось незаметно покинуть штаб дивизии, соединиться с отрядом Зуенко и вместе с ним возвратиться в Москву.
В конце лета 1941 г. на оккупированную территорию Орловской и Курской областей, а также в ряд районов Белоруссии и Украины, были направлены еще несколько оперативных групп под командованием В.И. Пудина, И.П. Галковского, Л.Л. Чанцева и других чекистов-омсбоновцев с целью сбора информации и разведданных. Группа Чанцева готовила к переброске в тыл врага отряд «Митя» — отряд Д.Н. Медведева.
С августа по октябрь 1941 г. в Смоленской области успешно действовал отряд под командованием А.К. Флегонтова. Опытный чекист, он в начале 20-х годов возглавлял партизанское движение на Дальнем Востоке. Отряд проводил смелые налеты на вражеские кавалерийские разъезды и обозы, осуществил несколько диверсий на коммуникациях противника, собрал ценные разведывательные данные и в октябре 1941 г. вернулся в Москву.
С июля по октябрь 1941 г. особая спецгруппа ОМСБОНа создавала базы для действий отрядов бригады на территории Гомельской, Брянской, Орловской областей.
Важнейшее значение в эти первые, наиболее трудные месяцы Великой Отечественной войны имела организационная, разведывательная и диверсионная деятельность первого крупного отряда омосбоновцев, вышедшего в августе 1941 г. в тыл врага и получившего кодовое наименование «Митя» — по имени своего легендарного командира, впоследствии известного писателя Дмитрия Николаевича Медведева.

Массовый выход в тыл врага

Впереди фронтов

К весне 1942 г. общая обстановка, сложившаяся на фронте и в тылу противника, способствовала тому, что командование бригады главное внимание переключило на выполнение основных задач, поставленных перед ОМСБОНом Ставкой Верховного Главнокомандования и Наркоматом внутренних дел.
Наступило время интенсивного формирования спецотрядов и спецгрупп и организации их массового выхода в тыл врага. При этом районы их дислокации и действий определялись стратегическими целями, поставленными Ставкой перед советской разведкой, задачами, стоящими перед отдельными фронтами, и конкретными условиями, сложившимися в данное время на оккупированных немецко-фашистскими войсками территориях.
К весне 1942 г. партизанское движение стало принимать подлинно всенародный характер. Резко изменилось к нему и отношение руководства гитлеровской Германии. Если в июле 1941 г. Гитлер явно недооценивал угрозу, которую представляло партизанское движение для оккупационных властей и фашистской армии, и даже с определенной долей пренебрежения говорил: «…партизанская война имеет свои преимущества: она дает возможность истреблять все, что восстает против нас», — то уже через два месяца он вынужден был признать: «Действия партизан представляют крайнюю опасность нашим коммуникациям». Фашистская разведка тщательно следила за переброской отрядов и групп специального назначения в свой тыл и неоднократно фиксировала ее возросшую интенсивность в начале 1942 г.
Засылка отрядов ОМСБОНа в их тыл начала серьезно беспокоить командование немецко-фашистской армии. В одном из докладов главного командования немецкой армии Гитлеру, датируемом весной 1942 г., говорилось: «В течение зимы 1941/42 г. через линию фронта были переправлены или сброшены с парашютом в немецкий тыл фанатично настроенные и надежные члены партии, прошедшие военную подготовку, или кадровые офицеры…» В донесении этот факт рассматривался как стремление обеспечить партизан и подпольщиков опытными руководителями и говорилось, что перед карателями в качестве первоочередной ставится задача уничтожения десантников.
При определении районов дислокации отрядов и групп ОМСБОНа в тылу врага командованием бригады учитывались состояние партизанского движения и подполья в данной местности, наличие в ней базы, способной принять забрасываемые с Большой земли отряды и обеспечить выполнение перевалочной функции на пути отрядов и групп к заданному месту назначения. Боевая деятельность омсбоновцев в тылу врага в 1942–1944 гг. осуществлялась по заданиям командующих Западным, Центральным, Брянским, 1, 2, 3-м Белорусскими и 1-м Украинским фронтами.
Перед ними ставились следующие основные задачи:
— сбор разведывательных данных и информации военного, экономического и социально-политического характера;
— разрушение стратегических железнодорожных и шоссейных магистралей и других коммуникаций в прифронтовой зоне и в глубоком тылу противника, выведение из строя важных транспортных узлов;
— срыв железнодорожных и автоперевозок живой силы и техники противника на фронт;
— разрушение мостов, станционных сооружений;
— всяческое препятствие вывозу в Германию советских граждан, техники и награбленной фашистами национальной собственности советского народа и имущества граждан;
— разгром воинских, жандармских и полицейских гарнизонов;
— вывод из строя промышленных предприятий, электростанций, средств связи.
В начале 1942 г. большинство отрядов переходило линию фронта в Калужской области на участках 10-й и 16-й армий. Оттуда уходили на заданные им территории (главным образом в Брянскую и Орловскую области, в районы Белорусского и Украинского Полесья) многие из первых отрядов ОМСБОНа.
Вторым направлением массового их выхода в глубокий тыл врага являлся в тот период путь в Белоруссию и Смоленскую область через лесные массивы западной части Калининской области с центром в Торопце Районы действий отрядов определялись по согласованию с Генеральным штабом Красной Армии и штабами фронтов. В числе главных объектов разведывательных и диверсионных действий омсбоновцев стали важнейшие железнодорожные узлы и транспортные коммуникации противника, а также крупные административные и промышленные центры, в их числе — Киев, Минск, Ровно, Смоленск, Брянск, Гомель, Витебск, Полоцк, Симферополь, Краснодар и др.
В течение 1942 и 1943 гг. отряды и спецгруппы из состава воинов бригады были заброшены на территории почти всех оккупированных областей РСФСР, на Украину и в Белоруссию, в республики Прибалтики и на Северный Кавказ. Всем спецотрядам и спецгруппам ОМСБОНа присваивались кодовые названия, и они сохраняли свою самостоятельность в течение всего времени пребывания в тылу врага. В зависимости от характера основного задания отряды то сохраняли свой первоначальный состав, избегая его расширения (преимущественно отряды, имевшие особые разведывательные задачи), то вырастали в бригады и даже соединения (если основное задание включало такую цель).
Важное значение, как учил опыт отрядов, выходивших в тыл летом 1941-зимой 1942 г., имел правильный, обоснованный выбор способа переброски того или иного отряда и определение примерного маршрута его движения в заданный район. Учитывались данные фронтовой и партизанской разведок о конкретной обстановке на данном участке фронта и в зоне маршрута движения отряда; сведения о партизанских базах, отрядах и группах; о гарнизонах регулярной немецкой армии, частей гестапо и абвера, полицейских. Способы поведения отряда на маршруте движения и степень соблюдения конспирации определялись характером его конкретного задания. Немаловажное значение имел учет трудностей, связанных с конкретными природными условиями в районе движения отряда (наличие лесных массивов, болот, открытых местностей, транспортных магистралей, плотность заселения и т. д.) и с погодными условиями (сильный мороз, весенняя распутица, темные или лунные ночи, безветрие или метель и т. д.).
С учетом возможных изменений обстоятельств разрабатывались варианты маршрутов движения. Как правило, реальные маршруты, проделанные отрядами ценой героических, подчас нечеловеческих, усилий, максимального напряжения и предельной мобилизации внутренних резервов сил и воли бойцов и командиров, значительно отличались от предполагаемых. Но в то же время последние определяли их общее направление.
Основным способом переброски отрядов в тыл врага в первое время был переход линии фронта (в зимние месяцы, как правило, на лыжах).
Но с середины 1942 г. все большее, а впоследствии — основное значение приобрел выброс отрядов на парашютах. Для обучения бойцов парашютному делу использовались аэродромы во Внукове, Долгопрудном, Монине. Постепенно ОМСБОН, по определению командира бригады М.Ф. Орлова, приобрел характер парашютно-десантного соединения. В бригаде был объявлен «парашютный всеобуч». Парашютно-десантную службу в бригаде возглавлял старший лейтенант Р.М.Парнас, в подчинении которого находились девять инструкторов.
Совместными усилиями они подготовили свыше 3 тысяч воинов-парашютистов. Около ста раз перелетал линию фронта сержант В. Петрухов, сопровождая десантников и грузовые сбросы для спецотрядов. Столько же вылетал в тыл врага инструктор парашютного дела В. Антонов. Осенью 1944 г. при выполнении боевого задания по сбросу грузов в Восточную Пруссию отважный воин погиб. В общей сложности инструкторами парашютно-десантной службы (ПДС) было совершено свыше 800 боевых вылетов в тыл врага. Переброска отрядов возлагалась на авиаполки, выделенные для обслуживания партизан. Способ заброски отрядов на парашютах имел ряд преимуществ. Ведь «пеший» способ был связан с большим риском и опасностями в момент перехода линии фронта и на многокилометровом походе к месту назначения; с преодолениями трудностей похода, изматывавших бойцов; с жестким лимитированием необходимых грузов; с длительной затяжкой сроков выполнения задания на месте и т. д.
Выброс отрядов на парашютах в этом смысле имел много преимуществ. Но и здесь неизбежными были тяжелые накладки. Были отдельные неоправданные жертвы. Имели место случаи неточного выброса отрядов вследствие ошибок, допущенных штурманами, а также по другим причинам; случались и сбросы, совпадавшие по времени с карательными операциями фашистов в данном районе. В отдельных случаях парашютисты попадали под обстрел врага или же безнадежно зависали на высоких соснах, гибли из-за нераскрытия парашютов. Но это были единичные чрезвычайные происшествия, уроки которых тщательно изучались с целью ликвидации самой возможности подобных ошибок. Эти факты и связанные с ними потери не могли изменить отношения офицеров и бойцов отрядов ОМСБОНа к парашютному десантированию как к самому эффективному способу их переброски в тыл врага. Этот способ оставался наиболее предпочтительным вплоть до выбросов отрядов под Кенигсберг и Берлин в начале 1945 г.
В декабре 1941 г. ОМСБОНу было придано авиазвено в составе 13 командиров, пилотов и механиков.
Однако авиаслужба ОМСБОНа не была обеспечена ни должной материальной базой, ни кадрами и не могла даже в малой степени удовлетворить потребности бригады. Необходимость постоянно обращаться за помощью в армейские авиачасти создавала большие трудности при переброске отрядов в тыл противника и своевременном обеспечении их боевыми грузами. Сужались возможности оперативной авиасвязи с отрядами, действовавшими в тылу врага, и быстрого оказания помощи в экстренных случаях. Все это принуждало в ряде случаев отказываться от парашютного десанта и применять способ пешего перехода линии фронта. Тем не менее авиаслужба части самоотверженно выполняла свою задачу. Ее летчиками и штурманами было совершено 346 боевых вылетов.
Авиапарашютная служба ОМСБОНа, сложившаяся к осени 1942 г., обеспечивала парашютную подготовку отрядов и групп и сопровождение их до места выброса. На протяжении всего срока их пребывания в тылу врага она доставляла им с воздуха оружие, боеприпасы, подрывное имущество, обмундирование, почту. О масштабах этой работы свидетельствуют следующие данные: в общей сложности за годы войны в тыл врага было выброшено на парашютах и перевезено с партизанских аэродромов на Большую землю 1372 человека, доставлено отрядам до 400 тонн различных грузов.
Не меньшее значение имела работа радистов ОМСБОНа как в Центре, так и в спецотрядах. Интернациональный радиовзвод лейтенанта В.Е. Тихменева обеспечивал связь штаба бригады с фронтами.
* * *

Основное внимание штаба Западного фронта и командования ОМСБОНа в начале 1942 г. было приковано к районам Брянска и Смоленска. Это определялось военно-стратегическим значением этих пунктов и ведущих к ним железнодорожных и шоссейных магистралей.
Эти коммуникации и их крупнейшие узлы — Брянск и Смоленск — являлись жизненно важными для немецко-фашистских армий группы «Центр», обеспечивая переброску живой силы, военной техники, боеприпасов. По ним осуществлялась также переброска воинских частей на различные участки гигантского фронта, шли на Запад эшелоны с ранеными и награбленным советским добром. В Смоленске и его окрестностях находились штаб группы немецко-фашистских армий «Центр», тыловые учреждения фронта, командование войсками «СС», управление службы абвера и созданные оккупантами школы для подготовки диверсантов и шпионов, засылаемых в тыл советских войск.
Брянские леса уже в это время стали крупнейшей на оккупированной территории РСФСР партизанской зоной, где шло активное формирование партизанских отрядов и откуда направлялись разведывательно-диверсионные отряды и группы в районы Белорусского и Украинского Полесья.
Первым этапом подготовки отрядов к выполнению заданий был подбор их командного состава. Кандидатуры командиров отряда (групп), их заместителей, начальников штабов и начальников разведки отбирались руководством НКВД по рекомендации командования ОМСБОНа из числа кадровых офицеров-чекистов и пограничников, имевших опыт разведывательной и диверсионной деятельности, в том числе в партизанских условиях, и обладавших качествами, необходимыми для руководства боевым коллективом, которому предстояло действовать в экстремальных условиях вражеского тыла. Из молодых офицеров предпочтение отдавалось тем, кто хорошо проявил себя в битве под Москвой.
Не менее важным для обеспечения идейной и моральной сплоченности бойцов отряда в условиях предельной и ежеминутной опасности, постоянного риска, необычайного физического и психического напряжения, связанного с долгим пребыванием и борьбой в тылу врага, являлся подбор кандидатур комиссаров отрядов, парторгов и комсоргов. Особое внимание их подбору уделяли комиссары бригады и ее политотдел во главе с его начальником подполковником Л.А. Студниковым.
Отбор личного состава отрядов был очень тщательным. Командиры отрядов набирали бойцов из разных подразделений 1 —го и 2-го полков. Им предстояло пройти вместе по вражеским тылам сотни километров, в течение многих месяцев делить трудности и опасности, вместе ходить в разведку и на диверсии, громить вражеские гарнизоны, бороться с карателями.
Вот почему в течение двух-трех недель, пока отряды готовились к заданию — получали экипировку, интенсивно тренировались в условиях, близких к партизанским, пристреливали оружие, совершенствовали свои знания в минноподрывном деле и т. д., командиры тщательно присматривались к бойцам, а бойцы — друг к другу. Все это делалось для того, чтобы в тыл врага выходили сплоченные, физически и морально готовые к выполнению задания боевые коллективы. Определившийся в своем составе отряд выделялся в самостоятельную боевую единицу. Иногда он поселялся изолированно, обычно в каком-либо дачном месте Подмосковья.
Необходимо было каждый отряд обеспечить специалистами разного профиля: подрывниками, разведчиками, бойцами-автоматчиками, радистами, врачами и санинструкторами. Подобрать такой состав в ряде случаев было чрезвычайно трудно. Не обходилось и без накладок. Так, недостаточно учитывался такой психологический фактор, как боевое содружество бойцов определенных взводов и рот, которое сложилось в битве под Москвой и в ходе других фронтовых операций. Это приводило к тому, что затягивались сроки «притирки» бойцов и командиров друг к другу. Это отрицательно сказывалось на первом этапе боевой жизни отрядов.
Серьезная трудность, которую приходилось преодолевать ОМСБОНу в течение всех лет войны, заключалась в том, что материально-техническое обеспечение бригады далеко не соответствовало масштабам и значимости стоящих перед нею задач. Снабжение ОМСБОНа и созданных на его базе партизанских отрядов и бригад было недостаточным. В этом нашло отражение состояние снабжения всей Красной Армии в начальный период войны.
Острая нужда испытывалась прежде всего в автоматах, минах различных образцов, взрывчатке. А ведь ОМСБОНу приходилось выделять из своих скудных резервов мины и взрывчатку для местных партизан и подпольщиков. Отряды снабжались устаревшими, громоздкими типами источников питания раций.
Но вот отряд сформировался. Начинался период упорной учебы и тренировок в условиях, приближенных к партизанским. «Целые дни, — вспоминает A.B. Цессарский, врач второго отряда Д.Н. Медведева, — проводил отряд в тренировочных походах по лесу. Мы учились пользоваться компасом, двигаться по азимуту. Устраивали учебные засады. Занятиями руководил комиссар отряда Стехов. Он придумывал различные задачи и требовал для их выполнения выдумки и смекалки. Тут он присматривался к людям, выяснял их силы и возможности». В программу боевой подготовки входило и изучение конкретного опыта разведывательной и диверсионной деятельности «бывалых» воинов, вернувшихся с первых заданий. Отрабатывались способы закладки учебных мин под рельсы и их маскировки. Занятия проводились ночами на магистралях Московской железной дороги. Большое внимание уделялось лыжной и парашютной подготовке.
В ряде случаев в тыл врага направлялось одновременно несколько отрядов. Каждый отряд или группу отрядов до линии фронта сопровождали представители штаба бригады или командиры полков ОМСБОНа. На них возлагалась задача организации перехода линии фронта, осуществления связи со штабами фронта и армий и с фронтовой разведкой. Последняя выделяла для отрядов ОМСБОНа проводников или же группы разведчиков, одновременно с ними уходившие на задания в тыл врага.
Проводы первых отрядов в тыл врага проходили в ОМСБОНе в торжественной обстановке. Все свободные от нарядов бойцы и командиры провожали товарищей добрыми напутствиями и пожеланиями успехов и скорой встречи с ними в тылу врага.
В жизни ОМСБОНа такие проводы на задания и встречи однополчан по их возвращении в бригаду стали доброй традицией.
В феврале-июне 1942 г. за линию фронта ушли более 20 отрядов.
Переход линии фронта в этот период осуществлялся в основном на флангах центральной группировки немецко-фашистских армий, противостоящей войскам Западного и Калининского фронтов. Здесь не было сплошной линии фронта. Отдельные узлы обороны чередовались с промежуточными участками — зонами патрулирования и наблюдения. Именно эти участки и избирались как места переходов в тыл врага. Их хорошо знали и ими пользовались армейские разведчики — проводники омсбоновских отрядов «Иногда фронтовые части, — вспоминает М.Ф. Орлов, неоднократно сопровождавший отряды, — чтобы облегчить переход, завязывали бои с гитлеровцами на соседних участках и отвлекали их внимание».
Переходы линии фронта боевыми подразделениями, какими являлись омсбоновские отряды, всегда были сопряжены с неимоверными трудностями, опасностью, риском. Не случайно командиры и бойцы отрядов считали такой переход едва ли не самой трудной частью задания.
К сожалению, подготовка отрядов не включала в программу тактику перехода линии фронта, слабо обобщался опыт предшествующих отрядов. Из-за отсутствия четких разведданных, которыми должна была обеспечить отряды армейская разведка, они нередко сталкивались с непредвиденными обстоятельствами: то на их пути неожиданно возникала глубоко эшелонированная оборона, то оказывалась сплошная линия фронта там, где предполагалось «окно», и т. д. В результате отрядам нередко приходилось прорываться с боем, неся значительные потери, или откладывать сроки перехода, или изменять его место. Но переход линии фронта был в лучшем случае половиной дела. Отрядам предстояло пройти сотни километров в прифронтовой полосе, густо нашпигованной воинскими частями, охранными отрядами и полицией. Наиболее опасными на маршрутах движения были переходы железнодорожных и шоссейных магистралей и водных рубежей. Ситуация в прифронтовом тылу часто менялась, отряды сталкивались с неожиданным появлением новых гарнизонов. Их подстерегали засады. Вслед за ними по лыжне, оставлявшей предательский след, устремлялись в погоню охранники и полицейские.
Мужественным бойцам — «москвичам», как их называли местные жители, «ночным призракам», как их окрестили немцы, — помогали местное население и партизаны. Несмотря на неимоверные трудности, опасности и жертвы, «москвичи» чувствовали себя на родной земле прочно и уверенно. Они несли с собою привет Большой земли, укрепляли веру в победу над врагом, в близкое освобождение, вдохновляли сотни и тысячи людей на активную борьбу с оккупантами и предателями и сами черпали силы из родников народного патриотизма. Важное значение для развития партизанского движения и усиления партизанских ударов по врагу на этом этапе имела организаторская работа омсбоновских отрядов по объединению мелких разрозненных групп местных партизан в сводные отряды под руководством наиболее опытных командиров.
В ряде случаев руководство новыми отрядами поручалось офицерам и сержантам-омсбоновцам. С лета 1942 г. вся деятельность омсбоновских спецгрупп и отрядов координировалась с Центральным, Белорусским и Украинским штабами партизанского движения.
…С конца 1942 г. определилась активизации партизанского движения. В приказе Верховного Главнокомандующего № 738 от 5 сентября 1942 г. «О задачах партизанского движения» конкретизировались цели, направления и способы боевых действий в тылу врага. В числе других в нем ставились задачи физического уничтожения противника, его боевой техники, уничтожения военных объектов, расширения диверсионной борьбы на коммуникациях врага, истребления гарнизонов, развития подпольного движения в городах, усиления разведки и контрразведки, организации новых партизанских отрядов. Этими указаниями Ставки руководствовались и омсбоновские отряды.
После Сталинградской и Курской битв в развитии партизанского движения на временно оккупированных территориях страны наступил новый этап: оно приняло подлинно всенародный характер. В 1943–1944 гг. в тылу противника сражалось около 1,5 млн. народных мстителей. Они опирались на всемерную помощь и поддержку населения и черпали новые силы из его рядов. Это способствовало тому, что усилившиеся попытки оккупационных властей подавить партизанское и подпольное движение, а также все меры, направленные на ужесточение режима и уничтожение партизанских районов, оказывались по сути бесплодными: пламя партизанской борьбы разгоралось все шире, все более ощутимыми становились удары партизан и подпольщиков по фашистским оккупантам.
Партизанское движение в этот период характеризовалось не только грандиозными масштабами, но и более высокой степень организованности, централизацией и координацией руководства борьбой партизан и подпольщиков. Повсеместно в тылу врага были созданы обширные партизанские зоны, на территории которых была восстановлена советская власть, действовали советские законы. Партизанские бригады вырастали в мощные соединения, оснащенные новейшим оружием и обогащенные двухлетним опытом борьбы.
Тыл имел теперь большие возможности для регулярного обеспечения партизан оружием, боеприпасами, взрывчаткой, минами, медикаментами, а также для эвакуации из партизанских зон раненых партизан, семей подпольщиков, детей. Партизанское движение превратилось в грозную силу, которая все больше влияла на ход вооруженной борьбы на советско-германском фронте.
На развитии партизанского движения благоприятно сказалась активизация деятельности ОМСБОНа в тылу врага. Этому способствовало и изучение и обобщение накопленного опыта разведывательной и диверсионной деятельности. 23 августа 1942 г. командование ОМСБОНа с целью изучения накопленного опыта провело совещание командиров и комиссаров отрядов, вернувшихся из тыла врага. Своим опытом поделились лейтенант Каминский и политрук Москалев, капитан Хвостов и политрук Строганов, капитан Бажанов и лейтенант Авдеев, лейтенант Миронов и младший лейтенант Волжин, сержанты Крупа и Школьников.
Подобные совещания командованием ОМСБОНа проводились неоднократно.
Особое внимание при этом уделялось разбору боевых, разведывательных и диверсионных операций, выявлению ошибок, упущений и недостатков при формировании спецотрядов и спецгрупп, организации их переброски за линию фронта и в руководстве их деятельностью в тылу врага. Выводы нашли отражение в материалах боевых отчетов и в итоговых документах, обобщающих боевой опыт ОМСБОНа и результаты его деятельности на фронтах и в тылу врага. В числе основных ошибок, недостатков и упущений в них отмечены следующие:
1. Недостаточная изученность штабом ОМСБОНа и его офицерами, ответственными за переброску групп в тыл врага, мест перехода линии фронтов или конкретной ситуации в предполагаемом районе выброса парашютного десанта; ошибки штурманов и пилотов в ряде случаев приводили к трагическим последствиям. Имели место серьезные просчеты в подборе командиров отдельных спецотрядов и спецгрупп. В некоторых случаях неспособность командиров руководить отрядов проявлялась уже при попытке перехода линии фронта. Такие отряды отзывались Центром и расформировывались. Хуже обстояло дело, когда несоответствие командира этой роли выявлялось в тылу врага. Так было, например, с Горячевым, отозванным в Москву, а также с офицерами Чупеевым и Ворошиловым. Но если первый оправдал себя впоследствии на новой должности в отряде Шестакова и пал смертью храбрых при выполнении боевого задания, то с Ворошиловым дело обстояло иначе. В значительной степени из-за некомпетентности и ошибочных действий командира отряд вскоре после выхода в тыл врага потерял 19 человек убитыми и пропавшими без вести, не успев фактически почти ничего сделать из основного задания. Имели место случаи, когда отдельные командиры, стремясь, очевидно, утвердить свой авторитет, шли на преступный шаг и без суда и следствия, без доказательства виновности приговаривали бойцов к расстрелу. Так были расстреляны красноармейцы И. Гриднев, Г. Пелипенко и Д. Шклярский (отряды Ворошилова и Кущина). Случаи самочинных полевых судов имели место и в некоторых других отрядах.
2. Материальная база ОМСБОНа и соответственно материальная оснащенность отрядов, особенно в первый период войны (1941–1942 гг.), не соответствовали сложности и трудности задач, которые им приходилось решать в тылу врага. Они выходили в тыл с крупногабаритными рациями, батареями, с тяжелыми установками электродвижков и т. д. В отдельных случаях на каждого бойца приходилось от 40 до 50 кг различных грузов. Это делало отряды немобильными, малоподвижными. Первые отряды были оснащены в основном карабинами. В суровые зимы 1941, 1942, 1943 гг. из-за недостатка валенок частыми были случаи обморожений. Крайне отрицательно сказывалась необеспеченность отрядов и тем более подрывных групп точными картами местности. На имевшихся многое не соответствовало реальной действительности, что нередко приводило к опасным для отрядов ситуациям. Выше отмечалось, что фактическое отсутствие у бригады авиатранспортных средств сковывало оперативность десантников, принуждало многие отряды к чреватым потерями переходам линии фронта с последующим изнурительным и опасным многонедельным продвижением к месту базирования.
3. Выявились и недостатки в физической, спортивной, а в ряде случаев — и в специальной боевой подготовке бойцов. Следствием их были во многих случаях замедленное продвижение отрядов, гибель подрывников от неосторожного обращения со взрывчаткой и минами, неоправданные потери в бою. Нередкими были случаи потери радиосвязи отрядов с Центром и штабами фронтов. Вследствие потери связи, например, спецгруппа Н.И. Лапина (13 человек) вынуждена была вернуться с задания преждевременно.
4. Подчас командованием ОМСБОНа отдавались приказы, принятые без учета реальной ситуации. Так, в 1944–1945 гг., в условиях успешных наступательных действия Красной Армии, многие отряды получали приказы о перемещении на Запад, в том числе в Восточную Польшу, Словакию, Румынию, Венгрию, Восточную Пруссию. При этом не всегда было известно о физическом состоянии бойцов и командиров, многие из которых по 1,5–2 года и более без перерыва действовали в тылу врага и остро нуждались в психологической разрядке и отдыхе. О том, насколько важен учет психологического состояния бойцов, свидетельствует тот факт, что в отдельных отрядах имели место даже единичные случаи дезертирства и самострелов (это не относилось к основному составу бригады). Отряды нуждались в боевом и материальном переоснащении. А это не всегда удавалось своевременно осуществить. В ряде случаев командование ОМСБОНа не учитывало быстрых темпов продвижения советских войск, когда они обгоняли отходившие на запад отряды ОМСБОНа. Так было, например, с отрядами Медведева, Шестакова, Мадея, Градова и некоторыми другими.
Не приходится доказывать, что своевременный учет этих недостатков и упущений способствовал бы более успешным действиям спецотрядов и спецгрупп ОМСБОНа в тылу врага и меньшим потерям.
Но в целом, как отмечали командование и штабы ОМСБОНа и фронтов, командиры спецотрядов и спецгрупп успешно справлялись с поставленными перед ними задачами, а их личный состав проявил сплоченность, выдержку, энергию, мужество и отвагу.
* * *

К лету 1943 г. резко возросло количество отрядов и групп бригады, действовавших на оккупированной территории. Некоторые из них, как уже отмечалось, разрослись в бригады и соединения. Состав других, как диктовал характер их задания, оставался стабильным и не превышал 25–30 человек. Обычной стала посылка спецгрупп в составе опытных разведчиков, диверсантов, радистов, минеров в крупные партизанские соединения с целью обучения партизан и оказания помощи в выполнении наиболее ответственных заданий. Так, летом 1943 г. в соединение C.A. Ковпака была заброшена спецгруппа майора И.У. Юркина. Опытный чекист стал впоследствии начальником особого отдела 1-й Украинской советской партизанской дивизии им. С.А. Ковпака.
Тогда же на аэродром соединений генерала Сабурова прибыла группа «Вымпел» майора И.П. Шилова, направлявшаяся под Новоград-Волынский в первое Молдавское соединение партизан.
Следует отметить, что в бригаде все время происходила смена отрядов и спецгрупп: возвращались с заданий «бывалые», одновременно создавались новые отряды и группы. Всего же к концу 1943 г. из состава ОМСБОНа было сформировано для действий в тылу врага 134 спецотряда и спецгруппы общей численностью 2575 человек. Число партизанских отрядов, организованных омсбоновцами из местного населения, достигло 40. В них состояло около 4300 человек. Около 2 тыс. лиц призывного возраста были переправлены омсбоновскими отрядами через линию фронта и переданы в распоряжение соответствующих военкоматов.
При переправке отрядов в тыл врага все чаще стали прибегать к помощи авиации. Самолеты стали совершать посадки в расположении отрядов Медведева, Градова, Шестакова, Лопатина. Омсбоновцы пользовались также аэродромами соединений Ковпака, Федорова, Сабурова. Тем самым появились возможности для организации смены личных составов отрядов; вызова командиров и комиссаров в Москву для отчетов, обмена информацией, инструктажей; посещения представителями командования ОМСБОНа и его штаба отрядов на местах и оказания им помощи; доставки на Большую землю раненых, военнопленных, важных документов и т. д. Возможность переброски раненых в Москву имела принципиальное значение, так как этим не только создавались нормальные условия для оперативного вмешательства и лечения, но и укреплялся моральный дух бойцов отрядов и спецгрупп. В то же время эвакуация раненых увеличивала маневренность и дееспособность отрядов.
Все более весомым становился вклад омсбоновцев в общее дело борьбы с немецко-фашистскими захватчиками в тылу врага. Отмечая это обстоятельство, бывший начальник Центрального штаба партизанского движения генерал П.К. Пономаренко писал о том, что большинство спецотрядов и спецгрупп, действовавших в тылу немецко-фашистских войск, было создано в ОМСБОНе и что превращение их в крупные отряды и соединения «способствовало росту партизанского движения, а с другой стороны, в огромной степени расширяло возможности для разведывательной и контрразведывательной работы».
Летом 1943 г. значительно расширилась география действий омсбоновских отрядов и групп в тылу врага. Наряду с Белоруссией и Украиной они сражались теперь в Крыму, Молдавии, Прибалтике, а с начала 1944 г. — на территории оккупированных стран Восточной Европы.

Партизанский быт

Несколько слов об организации партизанского быта. Первейшей заботой командования отрядов, а затем бригад и соединений было создание партизанской базы или лагеря. Начиналась эта работа с выбора наиболее подходящего места. Оно должно было отвечать целому ряду условий, таких, как относительная близость к основным объектам разведки и диверсий, скрытность и защищенность.
Более всего для лагеря подходили зеленые песчаные островки, окруженные труднопроходимыми болотами и лесами. Определив место, приступали к строительству лагеря. На временных стоянках строили шатровые шалаши: сходящиеся шатром слеги наполовину высоты прикрывали густым слоем лапника, верхнюю часть шатра оставляли открытой для дыма, внутри шалаша горел костер, поддерживать огонь в котором входило в обязанности дневального. Спали по двое, подложив под себя один полушубок и накрываясь вторым.
Постоянная база представляла собой целый городок относительно благоустроенных землянок, планировка и расположение которых определялись их назначением. Как правило, в центре лагеря размещались штабная землянка и землянка медчасти. Их окружали жилые землянки, где по отделениям размещались бойцы. Партизаны стремились по возможности благоустроить свой быт. Так, в лагере Градова в Гресском лесу землянки изнутри были обтянуты парашютным шелком. Лагеря больших отрядов и бригад имели развитые хозяйственные службы: столярные, сапожные, слесарные и швейные мастерские, конюшни, бани. Специальные площадки отводились для построений, ведения боевой и политической учебы. Неподалеку от лагерей расчищали площадки для приема авиасбросов и парашютистов.
Подходы к лагерю, как правило, минировались. Минные заграждения имели оборонительную и сигнальную функции, так как взрывы предупреждали о приближении врага. В то же время они резко ограничивали маневренность карателей. Охрану осуществляли часовые, дозорные и выдвинутые на несколько километров от лагеря секреты.
В строительство каждого такого лагеря было вложено много труда и смекалки. Партизанская жизнь предъявляла серьезные требования к каждому бойцу. Нужно было владеть всеми видами оружия, минноподрывной техникой, навыками разведчика и вместе с тем уметь делать все необходимое по хозяйству: строить шалаши и землянки, разжечь костер, молоть муку и печь хлеб, починить обувь и одежду, смастерить все необходимое, запрячь коня в телегу, сплести лапти, сварить обед, подоить корову, выкопать колодец и многое другое.
В лагерях омсбоновских отрядов соблюдался армейский порядок, в основе которого лежала безупречная дисциплина и неукоснительное соблюдение уставных требований. Был введен строжайший запрет на употребление спиртных напитков.
Вот как описывает очевидец лагерь одного из отрядов ОМСБОН:
«…Нам понравился лагерь Карасева. На небольшой возвышенности протяженностью около 300 метров, зигзагообразно тянувшейся в густом сосновом бору, были построены землянки.
…Ближайшие подступы к лагерю были со всех сторон заминированы. По всему периметру вокруг лагеря были сооружены окопы, ходы сообщения, пулеметные ячейки. Причем это сделано надежно, по-хозяйски и надолго.
На берегу небольшой речушки была столовая, чуть далее — баня, срубленная из спиленных сосновых бревен».
Главной заботой хозяйственников являлось снабжение отрядов продовольствием. Большую, помощь и поддержку в этом оказывало местное население. Так, в партизанских зонах Белоруссии хлеб, мясо, сало и другие продукты крестьяне сдавали партизанам организованно, в счет госпоставок, под соответствующие расписки. Но основным способом снабжения отрядов продовольствием были так называемые хозяйственные операции, часто представлявшие собой боевые столкновения с противником, нападения на его обозы и склады. Такой, например, была операция «Соль», осуществленная бойцами отряда «Олимп». С обеспечением солью в партизанских зонах было особенно тяжело. Остро ощущалось ее отсутствие и партизанами и крестьянами.
Разведка отряда доложила, что из гарнизонной базы в Ельске выехал обоз с солью — восемь подвод под охраной колонны конников. Группа П. Ярославцева устроила засаду на дороге на перегоне Ельск-Новая Рудня, а у села Будки противника поджидала кавалерийская группа Е. Ивлиева. Кавалеристы разгромили вражеских конников, охранявших ехавшего с обозом в фаэтоне шефа жандармов, и уничтожили прибывших на машине карателей. А группа П. Ярославцева захватила обоз. Взяв часть соли для нужд отряда, бойцы предложили повозочным вести соль в деревню, где ее раздали крестьянам.
Большое внимание командование уделяло обеспечению продовольствием групп, уходящих на задание. С этой целью в отряде «Победители», например, было налажено производство копченых колбас.
Исключительное внимание уделялось охране лагерей и баз отрядов. Специальная система контрольных пунктов с соответствующей сигнализацией помогала оповещать подрывные группы, находящиеся вне лагеря, о место нахождения отряда или о месте возможной встречи в тех случаях, когда немцы начинали карательные операции и отряд вынужден был оставить прежний лагерь.
В обычные, будничные дни для всех бойцов, не бывших на заданиях и в охране, проводилась боевая учеба. В бригадах и соединениях было налажено обучение вновь пришедших в отряды партизан из числа местных жителей. Занятия по особой программе вели офицеры и сержанты осмбоновцы.
Постепенно бригады и соединения обрастали большим хозяйством. Так, в ноябре 1943 г. при выходе из Цуманских лесов колонна медведевцев растянулась на марше на 3 км. Обоз включал до 50 фурманок: везли раненых и боеприпасы, продовольствие — бочки с засоленным мясом и салом, ящики с колбасой, посуду, хозяйство оружейной, столярной и сапожной мастерских, трофеи.
Партизанская жизнь требовала умения преодолевать повседневные испытания — труднейшие многокилометровые походы, когда груз каждого бойца достигал 40–50 кг; когда неделями не снимали с себя одежду и обувь, не мыли тело, сытно не ели; когда карательные экспедиции сменяли одна другую, а бой — ночные марш-броски и новые столкновения с врагами. Привычными явлениями, если к этому можно привыкнуть, были постоянное недоедание, а то и голод в течение длительного времени, холод, борьба со вшивостью, чесоткой, тифом, цингой. Требовались величайшая внутренняя мобилизованность каждого бойца, организованность и строжайшая дисциплина, чтобы выдержать эти испытания и быть всегда в боевой готовности.
Особую заботу в лагерях проявляли о больных и раненых. В центре внимания командования отрядами, бригадами и соединениями все время оставалась медицинская служба. Постепенно она обрастала автономным хозяйством, со своими землянками, операционными, аптеками, стоматологическими пунктами. Возглавляли медслужбу молодые военврачи, вчерашние выпускники медицинских институтов, приобретшие в тылу врага огромный практический и организационный опыт. Геройски проявили себя в тылу врага военфельдшеры и санитарки — бывшие студентки вузов. Впоследствии, по мере того как отряды вырастали в бригады и соединения, в каждой роте появлялась своя медицинская служба с военврачом, фельдшером, санинструктором. Последних готовили в соединениях на специальных курсах.
Судьба раненых и больных, как вспоминает А. Цессарский, глубоко волновала весь отряд. Для них создавали специальные кухни. Много усилий прилагалось для обеспечения медслужбы медикаментами и хирургическими инструментами. Их сбрасывали на парашютах, доставали через подпольщиков в городах.
Для больных и раненых заготовляли березовый сок, заячью капусту, чернику, малину, бруснику, клюкву, дикий чеснок, целебные травы; их поили хвойным настоем.
И результаты героических усилий омсбоновских медиков были поистине поразительными: так, в условиях беспокойной партизанской жизни, с ее тревогами, боями, передвижениями, острой недостачей самого необходимого, в бригаде Д.Н. Медведева из общего числа 250 раненых 238 были возвращены в строй! Врачам-терапевтам приходилось уже в лагерных условиях овладевать специальностью хирургов. Ими были сделаны десятки сложнейших операций, и при этом многие, особенно в первые месяцы пребывания в тылу врага, — с помощью самых примитивных инструментов.
Так, А. Цессарский вынужден был ампутировать бойцу Фролову гангренозную ногу… дровяной пилой. Он же ампутировал поперечной пилой ногу Н. Фадееву, оперировал Хосе Гросса, у которого была разбита разрывной пулей лопатка, и многих других бойцов. К счастью, в его распоряжении был наркоз. Ему же удалось спасти бойца Шаликова, раненного в область печени. Особенно частыми были случаи легких ранений, а также обморожений, ожогов и… потертостей ног во время бесконечных партизанских походов.
Спасение раненых было делом всех бойцов. Приведем случай из практики отряда «Победители». В бою с карателями был ранен боец В. Быков. Требовалась срочная операция. В это время каратели подошли к лагерю, и необходимо было срочно уходить в глубь леса. Но Д.Н. Медведев приказал роте Базанова во что бы то ни стало задержать противника на 30 минут: столько требовалось А. Цессарскому для завершения операции. И партизаны и врач сделали все возможное. Жизнь бойца была спасена, а отряд благополучно отошел в лес.
Мы привели примеры из практики медслужбы отряда «Победители». Это объясняется тем, что ее опыт нашел подробное освещение в замечательной книге A.B. Цессарского «Записки партизанского врача». Но эти примеры были характерны для практики медицинских служб каждого из омсбоновских отрядов.
И каждый отряд стремился во что бы то ни стало обеспечить доставку тяжелораненых и тяжелобольных в прифронтовые госпитали и советский тыл.
Омсбоновские врачи оказывали медицинскую помощь местному населению, принимали роды, обходили больных, организовывали борьбу с эпидемиями, вели санитарно-гигиеническую пропаганду.

Разведчики и подрывники

Как уже отмечалось, Ставка Верховного Главнокомандования и Наркомат внутренних дел ставили перед ОМСБОНом задачи по организации и проведению систематической, планомерной разведки, сбору военной, политической, экономической, социальной информации, необходимой для высшего командования Красной Армии, командования фронтами и для органов государственной безопасности, а также для центрального и местных партизанских штабов и подпольных партийных и советских органов.
Разведывательные задачи стратегического, оперативного и тактического характера ставились перед всеми отрядами, действовавшими в тылу врага. Но для некоторых сбор разведданных являлся основной задачей. Нередко речь шла об информации совершенно определенного, конкретного характера, а именно о подготовке врагом той или иной наступательной операции, о предполагаемом направлении удара; о степени концентрации сил врага и их составе; о новых видах вооружения и его количестве; об интенсивности и характере армейских перевозок по той или иной магистрали; о перемещениях сил противника; о промышленных объектах и состоянии военного производства и т. д.
Четко налаженная разведка была необходима и для обеспечения условий жизни и борьбы партизанских отрядов, бригад и соединений и безопасности населения партизанских зон. Разведчиков принято называть глазами и ушами армейских штабов. Для партизанских штабов это определение являлось верным в еще большей степени. Лишь разведка могла помочь определить наиболее эффективное направление партизанских ударов по объектам важного значения, вражеским гарнизонам и по коммуникациям врага, а также своевременно оповестить о подготовке карательных экспедиций, их целях, сроках, составе и количестве задействованных сил и их вооружении. Все омсбоновские спецгруппы и спецотряды имели в своем составе отделы разведки, которые возглавляли опытные чекисты.
На них же возлагалось и руководство ведением контрразведки, т. е. противоборством с разведкой врага, с засылкой противником агентуры в советский тыл, а также с вражеской агентурой, засылаемой в партизанские отряды и подпольные группы. Фашистская разведка прилагала особые усилия для засылки своих агентов в отряды, бригады и соединения ОМСБОНа. Поэтому наряду с агентурной разведкой, осуществляемой опытными резидентами, действовавшими иногда при поддержке спецотряда, и с разведкой тактической, проводимой разведчиками спецгрупп и спецотрядов, а также разведчиками и связными подпольных групп, действовала еще и оперативная разведка, усилия которой были направлены на решение задач по обеспечению безопасности данного отряда, бригады, соединения.
Эффективным способом добычи развединформации чекистскими группами являлись: разведка боем (налеты на воинские штабы, узлы связи, комендатуры, полицейские участки), захват языков, перехват связных, штабных работников и других военных должностных лиц.
Большую помощь чекистам-разведчикам в сборе важной информации, нередко стратегического назначения, оказывали подпольщики, устраивавшиеся по заданию партизанского руководства вольнонаемными в воинские части противника и их штабы, в комендатуры, столовые, прислугой на квартиры крупных чинов гитлеровской военной администрации.
* * *

Основным методом нанесения ударов по фашистам для бойцов «невидимого фронта» были диверсии на коммуникациях врага, на военных и промышленных объектах.
При осуществлении этих операций использовались толовые заряды и самые разнообразные минные устройства — от миниатюрных магнитных мин, мин замедленного действия (МЗД) и неизвлекаемых мин (НМ) до мощных фугасов. Среди подрывников-омсбоновцев были асы минноподрывного дела, на личном счету которых от 10 до 20 и более спущенных под откос вражеских эшелонов, взорванные мосты, станционные сооружения и другие объекты. К их числу принадлежали Е.А. Телегуев (на личном счету — 20 эшелонов), П.С. Лисицын (19), И. В. Майский (18), Э. Б. Соломон (Калошин — 17), Хаджибатыр Бадоев (до 20), В. Хазов (в 1942 г. только за четыре месяца взорвал 11 эшелонов), М. Пикунов (14 эшелонов), Н. Голохматов, К. Мокропуло, П. Широков, Б. Бурондасов, И. Массляков, К. Мадей, Б. Семенов и другие.
Большинство из них уходили в тыл врага по нескольку раз. Некоторые же действовали в тылу противника до двух и более лет без перерыва!
На протяжение всех лет войны менялись условия проведения диверсионных операций, особенно на железнодорожных магистралях, и автодорогах.
Все более сложной и изощренной становилась система охраны железнодорожных станций и путей на перегонах. Если в 1941–1942 гг. дело ограничивалось, как правило, патрулированием (обычно три парных патруля на каждый километр пути; с лета 1942 г. им придавали до 10 полицейских), то в 1943–1944 гг. системы охраны дорог достигла предельной насыщенности боевой силой, техникой, средствами обнаружения и уничтожения подрывников и заложенных ими мин. Патрулирование на стратегически важных дорогах дополнялось устройством вышек для охраны, снабженных прожекторами и пулеметами, дотов; созданием открытых пространств, для чего на 200–300 м по обе стороны пути вырубались леса; установкой на подходах к путям мин-ловушек, шумовых устройств, проволочных заграждений.
Наиболее тщательно охранялись железнодорожные мосты. Каждый из крупных мостов представлял собой настоящий оборонительный рубеж с колючей проволокой, минными заграждениями, системой вышек с пулеметами, дотами, прожекторными установками, ракетной сигнализацией. Через определенные промежутки времени по магистралям проходили бронепоезда, обстреливавшие лесные подходы к дорогам. Широко использовались хорошо обученные сторожевые собаки. Стремясь отвести взрывы от паровозов и вагонов, немцы пускали впереди эшелонов пустые платформы. На особо опасных участках пути резко замедлялось движение транспорта, а на некоторых оно разрешалось лишь в дневные часы и только после тщательного осмотра соответствующего участка дороги в целях поиска мин.
Фашисты, с присущими им бесчеловечностью и пренебрежением ко всем международным нормам, принуждали к поиску мин местных жителей. Они заставляли их перепахивать землю на тех участках, где предполагалось наличие мин. Крестьяне в этих случаях, чтобы не подорваться на мине вместе с лошадью, использовали удлиненные вожжи. Чтобы не подводить крестьян, подрывники устанавливали мины после окончания их опаснейшей работы.
С весны 1943 г. фашистское командование значительно увеличило число охранных и полицейских гарнизонов в населенных пунктах, расположенных близ железнодорожных магистралей и шоссейных дорог. Серьезнейшей опасностью для групп подрывников стали вражеские засады, поджидавшие на подступах к магистрали и на путях отхода к лесу. Их можно было ожидать и на любом отрезке маршрута за пределами партизанской зоны. А ведь подрывникам каждый раз приходилось проделывать огромный путь от лагеря к месту диверсии. Нередко партизанская тропа, пролегавшая по болотам, сквозь чащобы и буреломы, а в отдельных местах — и по открытой местности, растягивалась до 30–40 км. В некоторых случаях перед минерами ставилась задача проведения целевой диверсии на особо отдаленных от базы магистралях. Тогда путь подрывников удлинялся до 100 и более километров. Обычно группе давался предельный срок возвращения на базу, как правило неделя.
Перед выходом каждой группы в штабе отряда уточнялось задание. Подрывников знакомили с последними донесениями связных и разведчиков о ситуации на предполагаемом маршруте движения группы и на магистрали. Это являлось исходным ориентиром для подрывников. На походе группа вела разведку и непрерывное наблюдение, уточняла обстановку и в зависимости от этого решала вопрос о реальном маршруте, а также о месте и конкретном способе совершения диверсии. В пути приходилось проявлять максимум осторожности в общении с местными жителями, чтобы не подвергать их смертельной опасности: ведь в случае обнаружения связей с партизанами их и их семьи ожидала жесточайшая кара. Опасались и вражеской агентуры. Несмотря на угрозы оккупантов и предателей-полицейских, беспощадно приводившиеся в действие, местные жители кормили подрывников, предоставляли им кров, возможность отдохнуть, согреться и обсушить одежду и обувь. Они же давали группам проводников, узнавали о результатах диверсий и через связных передавали эти сведения в отряды.
И все же, особенно на сравнительно коротких маршрутах, группы стремились избегать заходов в населенные пункты и обходить гарнизоны, делая нередко большие «крюки» в сторону от маршрута.
Смелость и находчивость подрывников, их высокая квалификация и постоянное стремление выполнять задание во что бы то ни стало успешно противостояли всем мерам и ухищрениям гитлеровской службы охраны дорог и полиции.
Чтобы обмануть бдительность патрулей и охранников, десантники временно прекращали диверсии на тех участках магистралей, где противник усиливал охрану, и переносили действия на соседние участки дорог, чтобы затем, когда бдительность врага притуплялась, вновь наносить удары на прежних участках.
Иногда, потеряв надежду проникнуть на магистраль на перегонах, подрывники дерзко шли на полустанки и станции и умудрялись ставить мины буквально под носом у охранников.
В 1943–1944 гг. подрывные группы стали численно крупнее: минеры действовали под прикрытием товарищей. Подойдя к дороге, группа залегала в пределах хорошей видимости железнодорожного полотна, изучала обстановку, вела наблюдение, выбирала место подхода к полотну. Иногда это длилось несколько суток. Установка каждой мины требовала подлинного мастерства, предельного напряжения внимания и нервов. Особую опасность представляла установка неизвлекаемых мин, способных сработать при малейшем прикосновении и от любого колебания почвы. Подрывники ОМСБОНа овладели этим искусством. Сотни таких мин были установлены ими на различных магистралях. Большого умения требовала и маскировка мин. На месте их установки не должно было оставаться никаких следов работы минеров. Нельзя было перемешивать сухие верхние слои земли с сырыми нижними — это сразу вызвало бы подозрение охранников. Лишнюю землю собирали в плащ-палатку и уносили с собой. Установив мину, сверху укладывали побеленные известью камешки — так, как они лежали вдоль полотна до минирования; отходя, стирали следы своего пребывания у дороги или же на станции (полустанке). А ведь делалось это все ночью, в абсолютной темноте, с максимальным соблюдением тишины: при малейшем звуке в небо тотчас же взмывали ракеты и охранники мгновенно открывали огонь!
В зависимости от обстановки и характера задания прибегали к разным способам минирования дорог и использовали различные системы мин. В большинстве случаев устанавливали мины со взрывателями замедленного действия. Иногда же приходилось прибегать к самому смелому и дерзкому приему установки мины — «под поезд». К нему прибегали обычно днем, обманув бдительность патрулей. В этих случаях минер, прикрываемый товарищами, при приближении поезда бежал к полотну дороги с минным зарядом и бикфордовым шнуром длиной не более 40 см. Мина ставилась буквально в 300–500 М впереди от идущего поезда. Всего 40 секунд было в распоряжении подрывника для отхода, после того как он поджигал шнур. Требовались исключительная смелость и точность расчета и то особое мастерство, каким в совершенства обладал, например, подрывник В. Хазов. Неисчерпаемой была находчивость и неукротимой смелость этого подрывника. В канун 25-й годовщины Великого Октября подрывная группа Хазова вышла на очередное задание. Подрывники имели три мины. Первой был спущен под откос воинский эшелон с живой силой и техникой, были уничтожены паровоз и 28 вагонов. Фашисты начали преследование группы, идя за нею буквально по пятам. Но через сутки на соседнем участке железной дороги под откос пошел второй эшелон. Тогда немцы прекратили движение поездов по ночам. Но у подрывников осталась третья мина, которую теперь нужно было заложить днем. И тогда В. Хазов, переодевшись в одежду крестьянина, примкнул к группе восстановителей и во время обеденного перерыва подсунул свой «узелок с обедом», ничем не отличающийся от крестьянских, в ямку под рельсы и незаметно скрылся. Под вечер в кювете лежал третий эшелон.
В 1942 г. подрывники нередко использовали для минирования «под поезд» мины с соединенным с взрывателем шнуром. Минер бежал к полотну дороги с миной в руке, раскручивая шнур, у другого конца которого находился его напарник. Первый ставил мину и отбегал в сторону, второй дергал в нужный момент за кончик шнура. Рывок — и мина взрывалась под колесами паровоза или же определенного вагона (обычно старались взорвать второй или третий вагон, что давало наибольший эффект).
В ход пускались и самодельные мины, изобретенные самими подрывниками. Так, группа минеров соединения им. Александра Невского и слесарь-подпольщик Я. Каплюк создали самодельную мину «Самолет» и специально для нее особый тип взрывателя.
Летом 1942 г. подрывник Д. Киселев из отряда капитана Г.М. Хвостова смастерил самодельный взрывной механизм с часовым замыкателем. Случилось так, что о мине с заранее запущенными в ход часами забыли. Нес ее подрывник Калашников в своем вещевом мешке. К счастью, об этом своевременно вспомнил сам изобретатель мины. Спасая товарища, он, рискуя собою, снял с него мешок. Мину успели расстрелять, предупредив несчастный случай.
Показательны и другие факты. По непреложному закону подрывникам бригады следовало во что бы то ни стало заставить сработать каждый толовый заряд: ведь взрывчатка была острым дефицитом. На счету была и каждая мина. Поэтому осечек в работе не должно было быть.
…Однажды группа О. Лоран-Остафьева, преодолев все препятствия, установила мину на одном из участков железной дороги Гомель-Харьков, но механизм не сработал. Командир группы и подрывники Завгородний и Шидловский вернулись на следующую ночь на полотно дороги, обнаружили мину, выявили причину неисправности: скосился штырь взрывателя нажимного действия — и вновь установили заряд.
Через сутки группа минировала железную дорогу Гомель-Чернигов. В результате диверсий были спущены под откос три эшелона с живой силой и техникой. Этот подвиг повторил летом 1944 г. в аналогичных условиях подрывник Я. Фокин из группы Ф. Эскрибано на полустанке Талька дороги Бобруйск-Осиповичи. И здесь в результате диверсии был уничтожен воинский эшелон из 14 вагонов с живой силой и техникой.
В 1943–1944 г. все чаще стали прибегать к установке неизвлекаемых мин с элетродетонаторами. Большую изобретательность проявили подрывники ОМСБОНа и во время операций на шоссейных магистралях. Так, М.Ф. Орлов вспоминал, как весной 1942 года группа подрывников-бажановцев использовала в качестве мины-ловушки немецкий мешок из-под сахара. В него вложили артиллерийский снаряд, 3 кг тола, мину и бросили на шоссе в расчете на то, что сахар привлечет внимание проезжающих военных. На эту ловушку попались офицеры, ехавшие в штабной машине. Вскоре после этого бажановцы заминировали на проезжей части шоссе трофейный мотоцикл. Его попытался сбросить с дороги немецкий шофер грузовой машины. В результате в воздух взлетела машина со взводом солдат.
Подрывники не прекращали своих операций и тогда, когда в отрядах кончались запасы мин и тола. И здесь выручала солдатская смекалка. В лесах и на полях встречалось много артиллерийских снарядов. Подрывники научились добывать из них тол. Так, в отряде «Боевой» этот способ добычи взрывчатки первым предложил начальник штаба, бывший артиллерист Л.А. Попковский. Боец-туляк Г.А. Семенов разработал технологию выплавки тола из снарядов на кострах. Удалось добыть 5,5 тонн тола. Этим опытом «Боевой» поделился с другими отрядами. К этому способу добычи тола прибегали и бойцы отряда «Олимп». Когда в мае 1943 г. в отряде кончились запасы тола, бойцы были брошены на поиски оставшихся на полях и в лесах авиабомб, артиллерийских снарядов и мин. Их разряжали и затем выплавляли взрывчатку. Минеры отряда «Олимп» создали самодельную неизвлекаемую мину. При первом же ее применении был спущен под откос эшелон с 22 вагонами и тремя цистернами с горючим. Случилось так, что одновременно на втором пути на мине, поставленной местными партизанами, взорвался встречный поезд.

Борьба с карателями

Наши представления об истории омсбоновских отрядов были бы неполными и искаженными, если не иметь в виду, что вся их деятельность проходила в обстановке почти непрерывной борьбы с карателями. К проведению карательных операций против партизан немецким командованием широко привлекались специальные охранные войска, эсэсовские части, воинские соединения, направлявшиеся на фронт, полиция и жандармерия.
Понятия «карательная экспедиция», «блокада», «прочес леса» буквально с первых дней истории всенародной борьбы в тылу врага прочно вошли в партизанский лексикон, а сами они стали привычными явлениями партизанских будней (если можно считать «привычными» эти едва ли не самые тяжелые, а нередко и трагические события). Карательные экспедиции несли с собой непрерывные многодневные бои, блокады и связанные с ними голод и холод, бесчисленные жертвы беспощадно уничтожаемых мирных жителей сел и деревень партизанских зон, необходимость постоянных перемещений отрядов, частой смены мест базирования, неизбежные тяжелые потери.
В этой борьбе партизаны опирались на помощь и поддержку подпольщиков и связных. Они, как правило, стремились своевременно предупреждать о предстоящей карательной экспедиции, ее планах и сроках, составе и количестве задействованных сил карателей. Это в значительной степени снимало преимущество внезапности нападения и многократного количественного перевеса сил противника.
На разных этапах истории партизанского движения изменялись масштабы и методы действий карателей и соответственно тактика партизанской войны. На начальном этапе, когда фашистам противостояли сравнительно небольшие и разрозненные силы партизан, они достаточно смело шли в леса относительно небольшими силами. Но начиная с 1943 г. им пришлось уже считаться с наличием крупных партизанских зон, охраняемых бригадами и соединениями, и со сложившейся в них системой оборонительных укреплений. Она включала минные заграждения, секреты, засады. Приходилось учитывать и то, что у партизан была налажена служба наблюдения и связи (к ней широко привлекались жители партизанских зон). Значительно улучшилось вооружение партизан.
Они приобретали все больший опыт борьбы с карателями, совершенствовалась и менялась тактика этой борьбы. В ее основе, как отмечал С.А. Ваупшасов, была маневренность: «…в одних случаях умение мгновенно рассредоточиться, рассыпаться, исчезнуть для противника, в других — так же быстро собраться в кулак». Это позволяло сохранять основные силы и в то же время изматывать врага, обрекаемого на действия «вслепую» и на большие потери.

По приговору партизан

Партизаны ОМСБОНа вели строгий учет злодеяниям гитлеровских палачей на оккупированных территориях. На основании приговоров, вынесенных партизанами, омсбоновцы осуществили 87 актов возмездия. Подготовка и свершение каждого такого акта требовали большого опыта, смелости, находчивости. Необходимы были точное знание и учет конкретной обстановки, в частности сложной системы охраны гитлеровских палачей. На них — инициаторов и руководителей злодейских акций, жертвами которых были сотни тысяч зверски замученных и убитых мирных граждан и военнопленных, — в первую очередь и были направлены акты справедливого возмездия. Каждому из них предшествовала тщательная разведка, поиск конкретных исполнителей, разработка различных вариантов их действий, обеспечение их боевыми средствами (мины, взрыватели, взрывчатка, оружие и т. д.). В этой работе штабы и разведка спецотрядов и спецгрупп опирались на активную помощь подпольщиков и связных. Нередко последние добровольно брали на себя роль непосредственных исполнителей акта возмездия. В этих случаях делалось все возможное для обеспечения безопасности их и членов их семей.
Каждый свершенный акт возмездия, особенно над высшими представителями гитлеровской администрации, имел широкий общественный резонанс и большое психологическое и нравственное значение. Он утверждал неминуемость наказания главных преступников, торжество справедливости, непобедимость народа, силу духа и волю к борьбе которого не могли сломить самые жестокие репрессии.
Палачом номер 1 белорусского народа был назван гитлеровский наместник в Белоруссии гауляйтер фон Кубе. Его приезд в Минск в сентябре 1941 г. сразу же был отмечен ужесточением режима, усилением репрессий, систематическим проведением акций массового уничтожения советских граждан. Стало известно, что генеральный комиссар лично руководил расстрелами мирных людей в 1941–1943 гг.
Палачу был вынесен справедливый приговор народа. Но осуществить его удалось не сразу. За Кубе «охотились» долго и настойчиво партизаны целого ряда отрядов, в том числе С.А. Ваупшасова, П.Г. Лопатина, И.Ф. Золотаря, Д.И. Кеймаха и др. Общее руководство и координацию действий возглавлял Центр и Минские областной и городской комитеты КП(б)Б.
…Летом 1943 г. группа разведчиков из бригады Градова проникла на южную окраину Минска, несколько дней просидев в засаде на шоссе Минск — Локшица, в районе которого была загородная резиденция Кубе. Однако в эти дни машина гауляйтера на этой дороге так и не появилась. В конце августа 1943 г. Градов вновь направил в Минск группу «охотников»: стало известно, что на 6 сентября намечен большой банкет по поводу 10-летия прихода Гитлера к власти. Тогда-то и был осуществлен взрыв в офицерской столовой. Погибло 36 высокопоставленных фашистских офицеров и чиновников. Но Кубе на банкет не явился. Вскоре одному из подпольщиков удалось попасть на прием к Кубе, но его поведение вызвало подозрение охраны, и он был убит при возникшей перестрелке.
Примерно тогда же Ваупшасов направил в Минск разведчика «Местных» Гейнца Линке с заданием установить связь с Е. Мазаник, работавшей горничной в квартире Кубе. К тому времени она уже была связана с разведкой другого отряда и заподозрила в нем провокатора. Е.Г. Мазаник привлекла к участию в операции М.П. Осипову — связную трех отрядов: Градова, П. Лопатина и И. Золотаря. С нею была связана и разведчица отряда «Буря» и бригады «Дяди Коли» Н.В. Троян. Дело медленно, но упорно продвигалось вперед. Чекисты омсбоновских отрядов через подпольщиков доставили в Минск магнитные мины и взрыватели. Они хранились на квартире подпольщика Н.П. Дрозда. Непосредственным руководителем операции на ее завершающем этапе был командир спецотряда армейской разведки Д.М. Кеймах. 21 сентября 1943 г. Е.Г. Мазаник удалось пронести магнитную мину в спальню В. Кубе и установить ее в постели гауляйтера. Поздно вечером он вернулся с «очередного» расстрела советских людей. А через несколько часов раздался взрыв.
Таким образом, ликвидация Кубе была осуществлена усилиями нескольких партизанских отрядов и спецгрупп, в том числе омсбоновских, и связанных с ними подпольщиков. Все три непосредственных исполнительницы — Н. Троян, М. Осипова, Е. Мазаник — благополучно ушли из Минска к партизанам. Вскоре они были удостоены звания Героя Советского Союза. Прибывшая в Москву, Н.В. Троян была официально зачислена в состав ОМСБОНа.
Сменивший Кубе после его бесславной гибели на посту генерального комиссара Белоруссии группенфюрер СС генерал-лейтенант Готтберг приказал уничтожить жителей нескольких кварталов Минска. В ответ на усиление репрессий жестокий палач также был приговорен к смерти.
Разведчикам группы «Юрий» стало известно, что на 30 октября 1943 г. в резиденции минского гебитскомиссара Фрайтага в Лошице (близ Минска) назначено совещание высокопоставленных гитлеровцев с участием Готтберга. Был разработан план операции, осуществлением которого руководил лично командир группы Ю.М. Куцын. Из отряда в Минск были переправлены мины, гранаты, взрывчатка. К. Кляйнюнге изобрел специальное минное устройство и сам доставил его в Лошицу, где передал его через подпольщицу О. Вербицкую исполнителям М. и Е. Чижевским и Н. Моисеевой (все три женщины служили на вилле Фрайтага). Они сумели перенести мину в особняк и установить в печи гостиной. Но фашистам удалось обнаружить мину и арестовать подпольщиц. Отважных патриоток зверски пытали, но они мужественно выдержали все пытки и достойно встретили казнь.
На Украине исполнителями смертных приговоров над целым рядом главарей фашистской администрации явились бойцы отрядов Е. Мирковского, Д. Медведева, В. Карасева, Н. Прокопюка и связанные с ними подпольщики.
1 мая 1943 г. в помещение районной комендатуры в Овруче вошла группа немецких офицеров. Неожиданно для захваченных врасплох эсэсовцев они приказали им сложить оружие. Затем был зачитан и приведен в исполнение приговор над убийцей и садистом фон Армином. Исполнителями были шесть разведчиков из отряда Е. Мирковского.
Читателю, очевидно, хорошо известно, что на Украине ряд актов возмездия над фашистскими палачами совершил легендарный разведчик Н.И. Кузнецов.
Напомним, что в Ровно он вел постоянную охоту на гауляйтера Украины Коха. Здесь Н.И. Кузнецовым были убиты оберфюрер СС, верховный судья Украины ПА. Функ, заместитель рейхскомиссара Украины генерал Г. Кнут, министерский советник финансов Г. Гнель, гитлеровский палач А. Виннер. Им же было осуществлено дерзкое похищение командующего карательной экспедицией генерал-майора фон Эльгена, взятого в собственной резиденции на Мельничной улице вместе с документами особой секретности. Накануне этого события фон Эльген успел отправить в Германию очередные 20 чемоданов с награбленным на Украине добром. Тогда же он хвастал перед своим окружением, что уничтожит всех партизан в радиусе 100 км от Ровно и что будет беседовать с Медведевым в партизанском лагере. Партизаны предоставили главарю карателей такую возможность прежде, чем он предполагал.
Н.И. Кузнецовым был смертельно ранен в Ровно и гауляйтер Даргель. В «столице Украины» партизаны за годы войны привели в исполнение смертные приговоры над 13 высшими чинами «всеукраинского гестапо». Фашистам пришлось сменить все руководство местными гестапо и фельджандармерией.
В феврале 1944 г. в течение только одной недели Н.И. Кузнецов совершил целый ряд смелых террористических актов во Львове. 18 февраля 1944 г. он присутствовал в Оперном театре на совещании представителей администрации и командования «дистрикта Галиция». В Центр поступила ценнейшая информация.
А на следующий день «средь бела дня», как сообщала шведская газета «Автенбладет», во Львове были убиты вице-губернатор Галиции доктор Бауэр и высокопоставленный чиновник Шнайдер. 12 февраля на мосту у Куровичей при попытке задержать машину П. Зиберта (Н. Кузнецова) им был убит майор фельджандармерии Кантер.
Осуществить эти дерзкие акты возмездия, ошеломившие врага и вызвавшие панику и растерянность фашистской администрации Ровно и Львова, Н.И. Кузнецов мог только при поддержке партизан отряда Д.Н. Медведева и связанных с ним подпольщиков — Н. Струтинского, А. Каминского, В. Довгер, Н. Гнитюка, Б. Зюкова, Л. Лисовского и др.
Тактика физического уничтожения фашистских палачей по партизанским и всенародным приговорам требует дальнейшего анализа и всесторонней оценки. Каждый такой акт, бесспорно, являлся проявлением справедливого возмездия военным, преступникам за совершенные ими злодеяния. Подготовка и осуществление буквально каждого такого акта были связаны для непосредственных исполнителей со смертельным риском и предельным психическим накалом. Они требовали от них крайнего напряжения духовных и физических сил, готовности к самопожертвованию, подлинного героизма. Эти акции несомненно демонстрировали силу партизанского движения, вызывали подъем патриотических сил населения оккупированных территорий.
Но нельзя не отметить и то, что они вызывали такую ответную реакцию, как массовое истребление мирных жителей. Так было, например, после убийства гауляйтера Кубе, когда в Минске были уничтожены тысячи мирных жителей. Так было и после покушения на фон Готтберга, когда фашисты убили в районе Комаровки более 1000 человек, а остальных жителей этого района Минска увезли в лагерь смерти Тростенец. Так было и в ряде других случаев.
Поэтому перед историками встает закономерный вопрос: оправдано ли убийство одного или нескольких фашистских палачей такими жертвами? Ведь их наказание было неотвратимым, а кара — неизбежной.

Итоги боевой работы

Летом 1945 г. командование ОМСБОНа подвело итоги боевой деятельности бригады. В тылу врага было пущено под откос 1415 вражеских эшелонов с живой силой, техникой, боеприпасами, горючим, а также пять бронепоездов; уничтожено 1232 паровоза, вагонов, платформ, цистерн — 13 181, 2323 автомашины, тягачей, мотоциклов, подорвано 92,2 км рельсовых путей; взорвано 335 железнодорожных и шоссейных мостов. Движение поездов приостанавливалось более 450 раз. Было истреблено 145 танков и бронемашин, сбит 51 самолет. Выведено из строя около 700 км кабеля телефонно-телеграфных линий, в том числе до 240 км кабеля, связывавшего командование немецкого Восточного фронта с гитлеровской ставкой. Осуществлено более 400 других диверсионных актов, в результате которых, в частности, было взорвано и сожжено 344 промпредприятия и склада.
Воинами ОМСБОНа было проведено 1084 боевых столкновения с противником, разгромлено 122 гарнизона, жандармских и полицейских управлений, комендатур и штабов. В открытом бою и в результате диверсионных актов было уничтожено 136 130 солдат и офицеров противника. Было ликвидировано 87 видных представителей гитлеровских оккупантов и 2045 фашистских агентов и пособников врага. В качестве трофеев было захвачено 45 орудий и минометов, 110 пулеметов, более 850 винтовок и автоматов; танков, самоходных орудий, тягачей — 21, более 100 мотоциклов и велосипедов.
Эти цифры не включают важнейших результатов разведывательной деятельности чекистов-омсбоновцев, как и итогов их вклада в развитие партизанского движения на временно оккупированных территориях СССР и стран Восточной Европы.
* * *

За годы войны на базе ОМСБОН были подготовлены и отправлены во вражеский тыл 212 спецотрядов и групп, общей численностью 7316 человек.. [7]

Источник: По материалам книги А. Зевелева, И. Казицкого, Ф. Курлата «Ненависть, спрессованная в тол». — М., 1990, с сокращениями

7
Из них погибли и пропали без вести более 600 человек, около 1500 человек получили ранения. — Прим. ред.

 

 

 

Ошибки партизанской войны
В годы Второй Мировой войны резко повысилась зависимость войск на фронте от удаленных источников боеприпасов, ГСМ, продовольствия. Основными видами транспорта были железнодорожный, который обеспечивал подвоз всего необходимого от источников снабжения до войсковых баз, и автомобильный, который доставлял в войска все необходимое с баз. Снабжение по воздуху производилось в относительно небольших размерах и только при господстве в воздухе. Как правило, оно сопровождалось большими потерями и было кратковременным.
Но железнодорожный транспорт (и отчасти автомобильный) более уязвим для диверсий, чем даже гужевые обозы эпохи Наполеона. Что очень важно, имелись средства, позволяющие выводить из строя автомобильный и особенно железнодорожный транспорт, не вступая в бой с войсками противника. Вот эти обстоятельства и позволяли говорить о том, что в условиях предвоенного Советского Союза (обширность территории, растянутость коммуникаций, сравнительно невысокая плотность дорог, обилие непроходимых лесов) действия партизанско-диверсионных групп в тылу агрессора могли стать решающим фактором победы.
Однако партизанам в Великую Отечественную войну так и не удалось отрезать вражеские войска на фронте от источников снабжения, хотя такая задача формально ставилась, а планы прекращения движения на железных дорогах и ночного движения автотранспортом утверждались Верховным Главнокомандующим.
Главной причиной этого была некомпетентность руководителей партизанской войны, в том числе и Верховного Главнокомандующего Иосифа Сталина.

Как все начиналось?

«Отцом» партизанской школы в СССР по праву считается Михаил Фрунзе. В июне 1921 г. в статье «Единая военная доктрина и Красная Армия» он писал: «Если государство уделит этому (подготовке и ведению партизанской войны. — Прим. авт.) достаточно серьезное внимание, если подготовка этой «малой войны» будет производиться систематически и планомерно, то и этим путем можно создать для армий противника такую обстановку, в которой при всех своих технических преимуществах они окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником». По Фрунзе, обязательное условие плодотворности идеи «малой войны» — заблаговременная разработка ее плана и создание условий, обеспечивающих ее успех.
В январе 1930 года я был направлен на работу в штаб Украинского военного округа в Киеве в отделение, которое занималось подготовкой к партизанской войне.
У меня уже был опыт минно-подрывных работ в гражданскую войну, опыт подготовки подрывников-минеров железнодорожных войск, участвовал я и в подготовке железнодорожных участков в приграничной полосе к быстрому устройству заграждений на случай вражеского вторжения…
В 1929–33 гг. мне довелось участвовать в подготовке партизанских кадров в пяти специальных школах, в том числе в центральной московской школе, где начальником был К. Сверчевский и где готовились зарубежные кадры. Некоторые из них потом организовали партизанскую борьбу в странах, оккупированных фашистами — в Польше, Италии, Франции и прежде всего в Югославии. Мне довелось обучать технике и тактике диверсий и две китайские группы.
Подготовка специалистов велась с расчетом превращения их в ходе войны в командиров партизанских отрядов. Готовились партизанские отряды, организаторские и диверсионные группы, способные действовать на незнакомой местности, в том числе и за пределами СССР. Эти партизанские кадры обучались совершению рейдов и прыжкам с парашютом.
В городах и на железнодорожных участках к востоку от укрепрайонов насаждались хорошо обученные и снабженные спецсредствами диверсанты-подпольщики. Они были тщательно законспирированы.
Командиры подразделений и частей Красной Армии, прошедшие спецподготовку и переподготовку, в случае необходимости могли переходить к партизанским действиям, скрытно базироваться и передвигаться на занятой противником территории, выходить из блокады.
Учитывая трудности снабжения партизанских сил, особенно в начале войны (а это мы знали из истории нашей борьбы против интервентов и по зарубежному опыту, например, китайскому), мы создавали значительные запасы нужных партизанам средств борьбы на скрытых базах к западу от линии укрепрайонов.
Партизанские соединения привлекались к участию в общевойсковых учениях. А в 1932 г. под Москвой в Бронницах прошли специальные секретные маневры партизанских соединений.
Для развертывания в Белоруссии были готовы 6 партизанских отрядов каждый по 300–500 чел. В приграничных городах и на железнодорожных узлах были созданы и обучены подпольные диверсионные группы.
На тайных складах под землей заложили 50 тысяч винтовок, 150 пулемётов, боеприпасы и минно-взрывные средства. На Украине подготовили более 3 тысяч партизанских командиров и специалистов. Заложили много оружия, боеприпасов и минно-взрывных средств. Аналогичная работа проводилась в Ленинградском военном округе.
Еще в начале 30-х годов командование наших частей и соединений не боялось оказаться в тылу противника. При невозможности пробиться к своим они бы организованно переходили к партизанским действиям.

Смена установки

Но в 1937 г. руководители ЦК ВКП(б) заявили, что заблаговременная подготовка в партизанской войне на случай агрессии — затея врагов народа. Готовить «банды» было признано неверным. Репрессиям подверглись почти все офицеры, имевшие опыт и тем более специальную партизанскую подготовку.
Мне повезло: меня спас К.Е. Ворошилов, лично поручившийся за меня перед НКВД, плюс мое пребывание в Испании сыграло роль. Естественно, подготовкой партизанских командиров и соединений я больше не занимался. Война застала меня в должности начотдела минирования и заграждений Главного военно-инженерного управления Красной Армии. В конце июня я возглавил оперативно-инженерную группу на Западном фронте, в задачу которой входило устройство заграждений. На моих глазах начало происходить то, чего я так боялся: на всех территориях, куда вторгся враг, принялись наспех формировать партизанские отряды и почти без всякой подготовки забрасывать их в тыл наступающей немецкой армии.
Причиной этой спешки было обращение Сталина к советскому народу 3 июля 1941 г., где он, в частности, заявил: «В занятых врагом районах надо создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов и обозов».
С профессиональной точки зрения это было безумием. Партизанские отряды надо было создавать до оккупации. Теперь было некому. Затем, не могут партизаны поджигать обозы и подрывать дороги. Сталин нацеливал на партизанщину, а не серьезную партизанскую войну. В его приказе не было главного, того, что должно было стать стержнем — постановки задачи отрезать войска противника от источников снабжения. Если бы кто-то, а не Сталин сказал, что партизаны должны поджигать леса, его сочли бы провокатором. Поджоги лесов были выгодны противнику, но не партизанам.
Сталин требовал, чтобы при отходе наших войск уничтожалось все продовольствие, которое не могло быть вывезено. На снабжении немцев это всерьез не оказывалось, но зато партизанские группы оказывались по питанию в чрезвычайно тяжелой ситуации. Сотни тысяч наших воинов попали в плен в первые месяцы войны только потому, что войска не готовились к партизанской войне и не знали, что делать во вражеском тылу.
После выступления Сталина стало стремительно набирать ход скоропалительное формирование и переброска в тыл врага без должной подготовки диверсионных групп и партизанских отрядов. На подготовку группы выделялось не больше семи дней, а в 30-е годы на это уходило от трех до шести месяцев.
18 июля 1941 г. вышло постановление ЦК ВК(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск».
Ничего толкового в нем не было. Главное — вместо хорошо отработанной в Испании системы управления партизанскими отрядами через специальные штабы предлагалось «развернуть сеть наших большевистских подпольных организаций на захваченной территории для руководства всеми действиями против фашистских оккупантов». Но подпольщики могли руководить партизанским движением только в кинофильмах. Подполье было уязвимо, и подпольщики часто сами погибали, если не выходили в расположение партизанских формирований.
Уже в июле 1941 г. участники испанской войны предлагали прекратить бойню под видом переброски в тыл противника партизанских формирований, не имеющих должной подготовки, и перенести упор на формирование специальных частей из специально отобранных и тщательно обученных людей. Они смогли бы закупорить движение на железнодорожных магистралях и ночное движение на автодорогах и сильно затруднить дневное движение. Ведь коммуникации противника проходили через районы, весьма благоприятные для таких действий. Но Сталин согласия не дал.
Итог: к 1 октября 1941 г. на территории Украины были оставлены 738 партизанских отрядов (примерно 26 тыс. человек) и 191 диверсионная группа. На 1 марта 1942 г. из 1974 партизанских отрядов, сформированных и направленных на оккупированную территорию Украины, имелись данные о боевой активности лишь по 241. На 26 июня 1942 г. на Украине из 778 числящихся партизанских отрядов только 22 действовали (3310 человек).
Аналогично обстояло дело в Белоруссии, на северо-западном направлении и в Орловской области.. [8]

Штабная свистопляска

В декабре 1941 Сталин поручил организовать Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) секретарю ЦК Компартии Белоруссии П. Пономаренко. Кадровый политработник, П. Пономаренко и ротой никогда не командовал и не кончал военной академии. Он стал подбирать кадры из числа зарекомендовавших себя работников парторганов. Белорусскими партизанами «командовал» начальник белорусского штаба П. Калинин, которому в Красной Армии и взвод бы не доверили. В результате планы боевых операций напоминали постановления парторганов о проведении посевных и уборочных работ.
Выполняя поручение Верховного, ЦШПД развернул бешеную активность, в первую очередь по организации связи с партизанскими формированиями в тылу врага. Быстро был выстроен мощный центральный приемопередаточный радиоузел, развернута радиошкола.
К январю 1942 г. в Белоруссии, где были исключительно выгодные условия для действий партизанских отрядов, действовало всего 59 отрядов, причем в западных областях фактически партизан не было до весны 1942 г. (На Украине в августе 1942 г. действовало всего 32 отряда в 4660 человек.) Но в конце января Верховный распорядился ликвидировать ЦШПД.
Затем 30 мая 1942 г. последовало решение ГКО о создании ЦШПД и подчиненных ему штабов партизанского движения в некоторых оккупированных врагом областях и районах.
17 августа 1942 г. вышел приказ наркома обороны о создании отдельных гвардейских батальонов минеров для действий на коммуникациях врага. Однако такие батальоны вместе с партизанами все же не могли закрыть оккупантам пути подвоза боеприпасов, ГСМ и пополнения.
5 сентября 1942 г. вышел разработанный ЦШПД приказ Сталина «О задачах партизанского движения». Задач было много, и главная — «закрыть пути подвоза» — растворилась среди остальных.
6 сентября 1942 г. учрежден пост Главнокомандующего партизанским движением. Им был назначен К. Ворошилов. А 19 ноября 1942 г. пост Главнокомандующего партизанским движением был упразднен.
В феврале 1943 г. началась наступательная операция Брянского фронта. Казалось, что скоро начнется освобождение Белоруссии. Поэтому 7 марта 1943 г. ЦШПД был в очередной раз упразднен. Но наступление захлебнулось, немцы удержали Смоленск и Орел. 17 апреля 1943 г. ЦШПД восстановлен, но Украинский штаб партизанского движения (руководил и Молдавией тоже) уже ему не подчинялся.
К лету 1943 г. советские партизанские формирования общей численностью свыше 120 тыс. человек имели устойчивую радиосвязь с руководством и при правильном планировании их действий и доставке им всего двух тысяч тонн минноподрывных средств были готовы и способны в течение трех месяцев произвести не менее 12 тысяч крушений поездов, вывести из строя значительную часть водокачек на железной дороге, подорвать несколько значительных мостов и до 50 тысяч рельсов. Но вместо этого ЦШПД навязал им так называемую «рельсовую войну».

«Рельсовая война» ни для чего

В приказе 0042 от 14 июля 1943 г. ЦШПД предписывал: «перебивание рельсов производить на основных магистралях, запасных, подъездных, вспомогательных, деповских путях, уничтожать запасные рельсы…»
ЦШПД полагал ошибочно, что противник испытывает недостаток рельсов. Подрыв рельсов поэтому казался весьма заманчивым, простым и доступным способом борьбы. Но у противника был излишек рельсов, немцы сваривали их по ночам и заменяли днем, а потом придумали 80-сантиметровый схемный мостик и стали по нему пропускать поезда: ведь при взрыве 200-граммовой шашки выбивалось всего 25–40 см рельса.
В 1943 г. прошли две операции «рельсовой войны». Первая началась в ночь на 22 июля брянскими партизанами, а всеобщая многодневная началась в ночь на 3 августа и продолжалась до 16 сентября. Вторая операция, названная «концертом», началась 16 сентября и продолжалась до 1 декабря. Планируемый «зимний концерт» не состоялся из-за недостатка у партизан взрывчатки.
Желаемых результатов все это не дало. Движение на железных дорогах было перекрыто полностью только в тылу группы армий «Центр», да и то всего на трое суток, с 3 по 6 августа. Более того — переключение основных усилий партизан на подрыв рельсов при недостатке взрывчатки привело к сокращению крушений поездов, и в конечном счете способствовало увеличению пропускной способности дорог, но в то же время затруднило восстановление железных дорог нашими военными железнодорожниками в ходе наступления.
Вот цифры. В первое операции участвовало около 100 тыс. партизан. Подорвано 214 705 рельсов, в том числе не менее 185 тыс. на дорогах Минской железнодорожной дирекции противника. Вторая операция: участвовало 120 тысяч, подорвано 146 149 рельсов, в том числе 89 тыс. в пределах Минской дирекции. Всего в Минской дирекции перебито 250 тыс. рельсов, или 60 процентов от всех подорванных в 1943 году рельсов.
Из этих 250 тысяч, 25 тысяч были подорваны на ненужных, не используемых участках. Это снизило темпы восстановления магистралей при наступлении Красной Армии.
Удельный вес сумм перерывов движения от подрыва рельсов на перегонах между промежуточными станциями достигал 24 процентов от суммы всех перерывов движения от всех действий партизан. Но на участках между узловыми станциями таких перерывов было только 10,1 процента, а на направлениях — менее 3 процентов, тогда как крушения дали около 60 процентов перерывов. На оккупированной территории на 1 января 1943 г. было 11 млн. рельсов, и подрывание 350 тыс. рельсов составляло всего 3 процента: вполне терпимо, тем более, что подрывы порой шли там, где сами оккупанты при отступлении подрывать рельсы не могли.
Количество доставленных составов вермахта не только не уменьшалось с увеличением числа подорванных рельсов, но наоборот, даже увеличивалось, так как чем больше рвали рельсов, тем меньше они производили крушений поездов. На подрыв рельсов в августе и первой половине сентября партизаны израсходовали около 50 тонн взрывчатых веществ. Этого было достаточно для того, чтобы пустить под откос по меньшей мере 1500 поездов. Это поняли самые умные из партизанских командиров, и с сентября они начали сокращать подрывы рельсов, одновременно увеличивая число крушений.

Что требовалось взамен?

Борьба с вражеской армией для партизан может вестись только организацией крушений, подрывом автомашин и бронетехники минами и, при благоприятных условиях, нападениями из засад. Бои партизан с частями вермахта в его тылу были сопряжены для партизан с большими потерями, чем на фронте. Два украинских и шесть ленинградских партизанских полков, вступив в прямое боевое соприкосновение с оккупантами, несмотря на героизм, были разгромлены.
Эксплуатируемая железнодорожная сеть противника на 1 января 1943 г. составляла 22 тыс. км. Партизаны почти без потерь совершали диверсии на участках, где на 100 км приходилось не менее двух тысяч вражеских солдат. Так охранялись только наиболее важные участки дорог. Если бы партизаны совершали диверсии на всем протяжении, и противник довел плотность охраны до полка на каждые 100 км, то общая численность охраны железных дорог на оккупированных территориях превысила бы 400 тыс. человек — но и она не спасала бы железную дорогу от партизан-диверсантов.
Как было известно из показаний немцев и из разведданных, наиболее критическое положение у противника было с паровозами. При отходе Красной Армии паровозы были эвакуированы или выведены из строя. Гитлеровское командование было вынуждено собирать локомотивы на дорогах всей Европы, не гнушаясь самыми отсталыми, и гнать их на Восток. Появился так называемый эрзац-паровоз М-50, который стали выпускать паровозостроительные заводы Германии для восточных железных дорог. Паровозный парк катастрофически уменьшался от ударов партизан, авиации, сил Сопротивления на Западе, а также от износа.
Наибольший перерыв в движении составов достигался не ошибочной «рельсовой войной», а разрушением мостов и крушениями составов. Так как мосты сильно охранялись, зимой можно было парализовать движение одновременным выводом из строя водоснабжения в какой-то зоне. Разрушение линии связи — такое эффектное — затрудняло работу транспорта, но не приостанавливало ее на долгий срок.
Нападения на гарнизоны и штабы, отдельные теракты дорого обходились населению, часто приводили к разгрому всего подполья, повышали бдительность оккупантов, но не отражались на боеспособности войск на фронте.
Партизаны при должной организации и руководстве были способны полностью отрезать действующую армию от своих тыловых баз и тем самым уже к концу 1943 г. сделать дальнейшие боевые действия вермахта на восточном фронте невозможными. Для длительного закрытия движения на железных дорогах и ночного на автомобильных требовалось немного: доставлять партизанам ежемесячно около 2 тыс. тонн минно-взрывчатых и поджигательных средств. Это только на первые 3–4 месяца операции под кодовым названием «Капут оккупантам». Потом противник был бы деморализован и ослаблен, и расход средств на отсечение вражеских войск на фронте от источников снабжения уменьшился бы.
Немецкая армия тщетно пыталась справиться с угрозой настоящей, а не выдуманной «рельсовой войны». Впереди паровозов цеплялись пустые платформы, скорость движения составов снижалась днем до 40, ночью до 25 км в час. Это, в свою очередь, вызывало увеличение количества перевозов на линии и время нахождения в пути, но не исключало повреждения паровозов на кривых участках при установках партизанами мин, взрывавшихся только под локомотивами или под гружеными вагонами.
На фронте вражеский танк подрывался только на одной из трех тысяч противотанковых мин, установленных саперами. В тылу для крушения одного поезда партизаны расходовали 4–5 мин, а при использовании скоростных мин мгновенного действия партизаны на крушение поезда на особо охраняемых участках расходовали одну мину.
Только в одной из диверсий на станции в Могилеве магнитной миной была взорвана цистерна. Пожар уничтожил поезд с горючим — 23 цистерны, два состава с боеприпасами (67 вагонов!) и один с 8 танками «Тигр» и 10 бронетранспортерами. Это были потери, заметьте, только от одной мины!
В том, что события развивались по иному пути, нет вины партизан. Они точно выполняли приказы, проявляли героизм, убивали охрану, несли потери. Но приказы эти отдавались людьми, не понимавшими тонкостей партизанского дела. Именно поэтому партизанское движение, сыграв важную роль в победе, не сделало всего, что могло бы.

8
В июле-декабре 1941 г. погибли около 60 тысяч партизан и диверсантов. — Прим. ред.

Источник: «Почему мы победили только в сорок пятом?», журнал «Солдат удачи». № 5/95, с сокращениями
Автор: И.Г. Старинов