Алексей Александрович Маслов. Тайные коды боевых искусств Японии. Часть 1

Категория: Японская традиция Опубликовано 28 Апрель 2016
Просмотров: 3641


Глава 10 Мир, покрытый мраком


«Пусть казнь как трагический и жертвенный акт, совершаемый в жизни, имеет своё оправдание, но не может иметь оправдания патетическое философствование о казни, не может быть оправдана любовь к такого рода занятиям».

Н. А. Бердяев. Кошмар злого добра

Искусство прикоснуться к смерти


«Я молитвенно прошу принять тебя то, что я посылаю тебе касательно писаний по ниндзюцу, доверенное мне твоими домочадцами. Это никогда не должно быть показано или рассказано другим, что стоят за пределами нашей школы. И если я по какой-либо причине нарушу это, то пусть постигнет меня гнев Неба».

Каманака Тонай. 1-й год Кансэй (1789) 6-го месяца. (Turnbull S. Ninja, p. 99)


Этот редкий документ – подлинник письменной клятвы (сэйси), которую давал ниндзя, когда принимал по семейной линии тайны своего искусства. Он был обнаружен в одной из кумирен провинции Исэ и относится к школе ниндзюцу направления Кога-рю. Именно в таких кумирнях, которые принадлежали определённой семье ниндзя, неофиты получали посвящение и подписывали сэйси своей кровью.
Клятва принималась перед алтарём школы в присутствии её руководителя и особого «посвящающего учителя», а нарушение клятвы действительно влекло за собой смерть от рук сотоварищей. Клятва, приведённая выше, была принесена одному из патриархов школы Когарю мастеру Охаре Кадзуме.
Все школы ниндзя существовали исключительно как семейная традиция. Искусство передавалось от отца к сыну, а патриархом обычно считался старейшина клана. Некоторые методы ниндзя вообще было запрещено демонстрировать перед другими, не говоря о том, чтобы обучать людей вне своей семьи. Например, один из документов семьи ниндзя Нисида из провинции Кога гласил: «…и не подобает, чтобы это видели другие без особого на то разрешения».
Ореол тайны окутывал жизнь, традиции, методы, деятельность ниндзя. Немалую лепту в это вложили они сами, создавая некую легенду о себе как о существах непобедимых, сопоставимых едва ли не с духами. Постепенно в народном сознании ниндзя из лазутчика и наёмника превращается в супермена. Ниндзя как специалисты по штурму крепостей больше не были никому нужны – столь крупных сражений, как при Оде Нобунаге, Тоэтоми Хидэёси и Токугаве Иэясу, уже не случалось. Последним штурмом замка, в котором участвовали ниндзя, можно считать атаку на замок Хара во время Симабарского христианского восстания.
Теперь в истории действуют совсем другие ниндзя. Место лазутчика, шпиона и в общем-то заурядного наёмного убийцы – то есть персоны вполне реальной – занимает ниндзя-миф. Он уже схож по описаниям со злыми божествами и духами, он приходит из другого мира или, во всяком случае, по своему мастерству стоит выше любого самурая. Ниндзя становятся сверхлюдьми даже по своему облику. Например, по преданию, рост знаменитого ниндзя Фума (Казама) Катаро превышал два метра – для невысоких японцев это вообще невероятно. Реальность, в которой ниндзя обычно проигрывал по своему мастерству самураю, уже никого не интересовала – Япония желала красивого мифа, она жила героическим эпосом. Теперь на подмостках истории действуют не потаённые лазутчики-синоби, имён большинства из которых мы не знаем, но настоящие Герои. Каждый из них – личность, причём личность выдающаяся, утончённая. Рассказы о ниндзя начинают смыкаться с рассказами о самих самураях.
Приведём одну такую историю. Цугару Гэмбан – состоятельный даймё и прекрасный воин – слыл большим поклонником искусства ниндзя. Умел он подбирать себе и личных лазутчиков. У него на службе состояли сначала десять, а затем двадцать молодых ниндзя, которые упражнялись в своём искусстве день и ночь. Сам Накагава Сэсюндзин называл свою группу «хаямити-но-моно» – «люди короткого пути», вероятно, имея в виду их стремительность и неуловимость.
Интересна история о том, как Цугару впервые встретился с ниндзя Накагавой. Цугару Гэмбан давно искал отменного мастера искусства ниндзюцу для тренировки своих лазутчиков, но ни один из претендентов на эту хорошо оплачиваемую должность не подходил. Наконец, к нему инкогнито, не называя своего истинного имени, явился знаменитый ниндзя Накагава Сэсюндзин. Цугару Гэмбан пристально осмотрел его, послушал и будто бы уже согласился взять, как вдруг неожиданно задал вопрос:
– Кстати, сумеешь ли ты вытащить подушку из-под головы спящего, да так, чтобы тот ничего не заметил?
– Конечно, – уверенно ответил ниндзя.
– Ну что ж, – заявил Гэмбан, – тогда попробуй своё искусство на мне сегодня ночью!
Дело в том, что Цугару Гэмбан без труда узнал в пришедшем к нему человеке великого мастера Сэсюндзина. Он немало был наслышан о его чудесном мастерстве, но решил перехитрить Сэсюндзина и доказать, что никакой ниндзя не в состоянии обмануть его, Цугару.
В ту ночь Цугару Гэмбан был настороже, прикинулся спящим и даже начал сладко посапывать, чтобы ввести Сэсюндзина в заблуждение. Стемнело, прошло несколько часов, но всё было спокойно. На улице моросил дождь. Двери спальни даймё были крепко заперты, снаружи стояла вооружённая охрана. Подушка по-прежнему находилась в полной безопасности под головой Цугару. Внезапно какая-то капля упала ему на лицо. Цугару приоткрыл глаза, и новая капля омочила его. Цугару посмотрел вверх, увидел, что на потолке расплывается мокрое пятно, и едва заметно приподнял голову. Когда же он опустил её, то в растерянности понял, что подушки уже нет на месте! Цугару резко повернулся и увидел у своего изголовья усмехающегося Сэсюндзина с подушкой в руке.
Хитрость с протекающим потолком – распространённый фокус в мире ниндзя: бамбуковые потолки действительно нередко давали течь во время сильного дождя, поэтому в капле, упавшей на лицо, не было ничего удивительного. И вполне возможно, что история с Сэсюндзином (персоной вполне реальной) является не более чем особой мифологемой, «приклеивающейся» к каждому известному персонажу из мира «тайной традиции» боевых искусств. Например, к такому же приёму как-то прибегнул ниндзя, чтобы утащить меч из-под подушки генерала Сугивары, а знаменитый ниндзя Тоби Като сумел точно так же выкрасть алебарду (нагинату), спрятанную у постели известного самурая Наоэ Канэцугу из знаменитого своими воинами клана Уэсуги (Вататани Кюоси. Бугэй рюха хякусэн. Токио, 1972. С. 124–125).
Набор мифов о ниндзя был стереотипен, легенды кочевали от одной персоны к другой, создавая в конце концов некий собирательный образ «Великого ниндзя». Это был уже не человек, не просто умелый лазутчик, но миф об абсолютно идеальном мастере некоего «тайного искусства». Расскажем ещё одну историю, весьма похожую на случай с «протекающим потолком».
Некий самурай по имени Дзюдзо бросил вызов знаменитому синоби Сада-но Хикосиро – он решил испытать, сумеет ли ниндзя выкрасть его меч, который Дзюдзо всегда держал под подушкой. Заметим, что искусство незаметного выкрадывания меча было не только забавным фокусом, но имело и вполне прикладное значение. Известно, что самурай никогда, кроме особых ритуальных случаев, не должен расставаться с катаной и обязан всегда держать её под рукой. В случае внезапного ночного нападения тренированные самураи стремительно выдёргивали меч из-под подушки и в продолжение этого движения наносили удар, что соответствовало принципам «иай-дзюцу» – «искусства одного удара». Не случайно тайные ночные убийцы обычно первым делом старались отрубить правую руку спящего самурая и лишь затем добивали его. Но умелые ниндзя действовали более тонко и изящно.
Когда самурай Дзюдзо вернулся к себе домой, он крепко-накрепко запер двери, закрыл все раздвижные двери между комнатами, не оставив даже щелей. После этого, положив меч под подушку, он заснул. Дзюдзо рассчитывал, что если ниндзя начнёт взламывать двери, то его чуткий сон будет тотчас потревожен. Но Сада-но Хикосиро поступил проще и хитрее – он без труда разрезал бамбуковую стену дома и бесшумно подошёл к спящему самураю. Затем, не торопясь, достал из кармана бумажную салфетку, смоченную водой, и несколько раз капнул на лицо Дзюдзо. Дзюдзо не мог не почувствовать капель, но спокойно подумал: «Ну вот, пошёл дождь, и потолок опять протекает». Решив перелечь на другое место, самурай сел на постели, и в этот момент Хикосиро стремительно вырвал меч у него из-под подушки (Ямагути С. Ниндзя но сэйкацу. С. 200).
Мастерство ниндзя было доведено до такого совершенства, что некоторые синоби могли незаметно обезоружить самурая даже при свете дня! Так, синоби из школы Ига-рю Ямада Хатиэмон, поспорив со своим другом-самураем, выкрал у него меч, когда тот опустился вместе с другими самураями на колени для молитвы. Надо представить себе досаду воина, когда он обнаружил, что у него украли священную катану во время ритуала!


«Выжить и в снег, и в град»

Истинный ниндзя должен уметь «выжить и в снег, и в град» – такое требование предъявляет к «невидимым воинам» трактат «Бансэн Сюкай», компендиум по искусству ниндзя.
Ниндзя должны уметь выживать везде, в любых условиях. Они обладали умением долгие часы проводить под проливным дождём, не шелохнувшись и – что немаловажно для воина! – не простудившись. В продолжение многих дней ниндзя мог довольствоваться самой простой пищей, например, рисом. А как, скажем, приготовить рис, если нет никакой посуды, чтобы сварить его, – ведь вряд ли лазутчику удобно таскать с собой специальный котелок? Но и здесь существовал выход – один из сотен методов выживания, которые должен был знать каждый ниндзя. Рис надо хорошо намочить, плотно завернуть его в листья или чистую тряпицу, зарыть неглубоко в землю, а затем на этом месте развести огонь. Питание получалось вполне сносным. Можно было и сделать пресной морскую воду – для этого ниндзя кипятили её в неглазированном глиняном горшке, и вся соль оседала на стенках. Такие советы давал трактат «Бансэн Сюкай».
Лазутчик должен уметь сохранить свою жизнь, чтобы выполнить задание и заработать награду – как мы знаем, она обычно измерялась определённым количеством коку риса.
В мире ниндзя существовало огромное число тайных знаков, кодов, благодаря которым лазутчики могли обмениваться информацией, не опасаясь, что их поймёт кто-нибудь ещё. Например, об одном из таких тайных кодов свидетельствует трактат «Бансэн Сюкай». Тайное послание записывалось не фонетической японской азбукой «каной» и даже не просто китайскими иероглифами (их могли знать некоторые самураи), но специально усложнёнными, «лихо закрученными» иероглифами, которые мог прочесть лишь посвящённый в эту тайнопись. Кстати, такой метод был испокон веков известен в китайских тайных обществах и школах ушу, а ещё раньше он встречался в тайных даосских сектах. К вполне обычным иероглифам пририсовывались некоторые дополнительные черты; они искажались, растягивались, специально делились на несколько частей, которые в «классическом» написании должны стоять рядом. Многие ниндзя изобретали даже «свои» иероглифы – в этом случае был бессилен самый искушённый криптограф.
Существовали и совсем неожиданные способы «тайнописи». Например, как синоби, который сидит на лошади, передать весьма срочную информацию своему господину, стоящему вдалеке, а подъехать к нему не позволяют обстоятельства? В этом случае ниндзя пускал лошадь по особой траектории, и все изгибы этой линии представляли собой закодированное послание (Turnbull S. Ninja, p. 102).
Традиционно обучение ниндзя включает восемь составных частей. Это методы боя без оружия, прыжки, бой при помощи деревянной палки, использование холодного оружия и бросков, бой с цепью и мечом, способы освобождения от пут и бегства из закрытых помещений, искусство маскировки, наконец, военная стратегия.
Всё обучение обычно разбито на три больших этапа. На первом этапе осваивают простейшие методы боя голыми руками, развивают своё тело, будущие ниндзя приобретают необходимую гибкость и прыгучесть. Их учат падать плашмя на голый пол, проползать по-пластунски несколько километров, преодолевать большие расстояния, бесшумно двигаться и ускользать от засад. Это уровень гэнина – разведчика и бойца, овладевшего базовыми навыками. В кланах Кога и Ига такие тренировки могли начинаться едва ли не с рождением ребёнка, но обычно детей отдавали в школы ниндзя в 5–6 лет.
На втором этапе развивали психические способности. Ниндзя учились различать и использовать в бою «пять состояний» своего противника (го дзё): тщеславие, трусость, горячность, леность и мягкотелость. Ниндзя умел использовать и «пять вредных желаний» человека: голод, стремление к удовольствиям, к чувственным наслаждениям, жадность и гордыню. «Учитесь чувствовать», – говорят наставники ниндзюцу. Как может ниндзя, достигший этого уровня совершенства, избежать опасности, поджидающей его в пути? Устроит ловушку врагу? Нет, он просто не выйдет из дома. Победа будет достигнута без боя.
Третий этап – высший уровень воспитания ниндзя. Такому человеку известны девять ступеней к просветлению, и он может наставлять других.
Про синоби испокон веков распространялось немало слухов, причём нередко их распускали сами же ниндзя. Например, рассказывали, что ниндзя не сдавались в плен к самураям, потому что это означало мучительную долгую смерть. Его могли заживо сварить в кипящем масле, четвертовать, предварительно выколов глаза и вонзив раскалённые металлические стержни в уши. Труп вывешивали на стене самурайского замка в качестве назидания и предостережения ниндзя, причём многие самураи гордились большим количеством неудавшихся покушений, которых им удалось избежать, – значит, «Будда охраняет их». Труп несчастного ниндзя обычно выкрадывался членами его клана и доставлялся в деревню – каждый в коане должен знать, чем может обернуться малейшая ошибка, допущенная ниндзя.
Действительно, такое случалось, но бывало, что и ниндзя, и самураи, презрев заповеди Бусидо, сдавались в плен и изменяли своим хозяевам. В современных книгах можно встретить рассказы о том, что ниндзя откусывали себе язык, если попадали в плен, дабы под пыткой не сообщить врагам никаких секретов. Не существует мало-мальски надёжных подтверждений этим слухам, поэтому оставим их на совести авторов.

Яды: бесшумная смерть

Ещё одним методом действия ниндзя становились яды, которые прочно вошли в обиход самураев во время средневековой междоусобицы. По понятным причинам здесь не приводятся ни точная рецептура ядов, которые использовали ниндзя, ни методы их получения, ни конкретные способы их применения. Тем не менее немало таких рецептов мы найдём, например, в трактате «Бансэн Сюкай».
Вопреки распространённому мнению, далеко не каждый ниндзя должен был знать искусство использования ядов. Причина этого проста – лишь небольшая часть ниндзя была убийцами, большинство же выполняли обязанности лазутчиков и шпионов, для чего не обязательно обладать искусством тайного устранения противников. Намного важнее суметь сохранить себя и вернуться к своему господину с добытыми сведениями.
В деревнях Японии издревле научились применять многие травы и растения в качестве как лечебных средств, так и смертельных ядов, а многие их рецепты пришли из Китая. Яды изготавливались не только из трав, но и из ядовитых рыб, минералов, тяжёлых металлов, например, ртути. Нередко ниндзя шли в услужение к самураю поварами, подсыпали ему в пищу яд. Причём совсем не обязательно было что-то класть в блюдо или подсыпать в пиалу с вином – достаточно, например, просто не полностью соблюсти технологию приготовления.
Скажем, можно было чуть-чуть «ошибиться» при приготовлении рыбы или другого морского продукта. Япония – морская страна; испокон веков все дары моря идут в пищу, из одной только рыбы здесь умеют готовить сотни блюд. Правда, среди «исходных продуктов» встречаются и небезопасные виды рыб, например, рыба-ёж. Её мясо очень нежно и вкусно, надо лишь предварительно долго вымачивать его, промывать уксусом или настоем трав. Но можно было и «забыть» это сделать… Отведав такое блюдо, самурай через некоторое время начинал задыхаться, лицо и губы его синели, и уже спустя несколько минут жизнь уходила из него. А во время суматохи повар-ниндзя спокойно исчезал. Не менее опасно отравление рыбой-молотом. Повара, решившие подать на стол такую рыбу, должны знать не только способы её приготовления, но и методы извлечения из неё яда, что требует немалого умения. Яд тетрадоксин, содержащийся в некоторых рыбах, остаётся опасным даже после приготовления в течение нескольких часов, а лишь пять-десять миллиграммов его представляют собой смертельную дозу для человека!
Такой метод использования вполне съедобных продуктов в «несъедобных» целях считался одним из самых распространённых среди ниндзя. Помимо рыб в качестве смертельных продуктов чаще всего применялись ядовитые грибы. Даже если жертва покушения оставалась в живых, её здоровье на всю жизнь было подорвано, а страшные боли в желудке и печени мучили человека на протяжении многих лет.
Каждый яд имел своё предназначение. Яды, полученные из гигантских жаб, вызывали повышение кровяного давления, головную боль и даже паралич. Яды из абрикосов и вишен приводили к моментальной смерти. В салат, поданный на стол самурая, могли быть добавлены безопасные на вид листья паслёновых, которые в некоторые периоды своего развития крайне ядовиты. Листья ревеня приводили к повышению внутричерепного давления и как следствие – к потере самоконтроля, раздражительности и даже конвульсиям. Представим себе, что такую пищу самурай съел перед боем, – вряд ли он сумеет достойно провести его!
Яд не обязательно добавлялся в пищу – им могли просто натереть рукоять оружия жертвы. И хотя самураи в бою обычно держали меч в перчатках, в мирное время они редко надевали их. Яд быстро проникал сквозь кожу и по меньшей мере мог привести к параличу руки, что для воина равносильно смерти. Существовал и другой способ, требовавший долгой подготовки. Сначала ниндзя втирал в свою руку укрепляющие бальзамы, затем покрывал ладонь слоем жира и других веществ, образующих тонкую плёнку на коже. После этого на ладонь наносился смертельный яд. Достаточно было такой «отравленной рукой» сделать царапину на теле противника или даже коснуться его слизистой оболочки, например, носа, как яд сразу же проникал в кровь. Но и для самого ниндзя такой способ был небезопасен. Жировая плёнка на его руке могла сдерживать действие яда не более одного-двух часов. Если ниндзя не успевал очистить руку, то сам становился жертвой собственной хитрости. Поэтому использование метода «отравленной руки», или «смертельного касания», требовало точного расчёта и быстроты.
Ядом, извлекаемым из желез гигантской жабы, натирались наконечники стрел, копий и небольших метательных стрелок. Чтобы добыть яд, жабу насаживали на вертел и поджаривали. Как только кожа жабы начинала пузыриться, яд капал в специально подставленный поддон. Затем его высушивали и в таком виде хранили многие годы.

Но не всегда даже опытным ниндзя удавалось подобраться к своей жертве вплотную и подсыпать ей яд. И тогда применялся хитроумный метод, остроумно названный «живым ядом». Нетрудно догадаться, что под этим названием фигурировали ядовитые пресмыкающиеся и насекомые. Например, ниндзя из школы Кога-рю имели целые «питомники» скорпионов, отбирая самых больших и ядовитых. Скорпионы обычно запускались через небольшие щели в бамбуковых стенах домов. Не случайно опытные самураи старались закрывать двери так, чтобы не осталось ни малейшего отверстия. Но и здесь ниндзя находили выход: используя особые плевательные трубки, они «заплёвывали» скорпионов через окна в помещения, а то и прямо в одежду своей жертвы.
Высоко ценились и ядовитые пауки, которые прекрасно карабкаются по стенам (чего не скажешь о скорпионах). Несколько таких тварей выпускали рядом со стеной дома, где жила жертва, и вероятность того, что хотя бы один паук заползёт в постель самурая, была весьма велика.
Особенно ценились при приготовлении ядов абсолютно безобидные на первый взгляд фрукты, например, персики, сливы, ядра косточек которых содержат синильную кислоту – очень сильный яд из разряда цианидов.
Яды могли использоваться не только для убийства, хотя в любом случае за этим стояли интересы враждующих кланов. Одна забавная история рассказывает о конкуренции за власть в провинции, которую вели между собой два самурая. В конце концов один из самураев прилюдно объявил, что он является никем иным, как живым воплощением божества на земле, а дабы доказать это, ослепит своего соперника, даже не прикасаясь к нему.
Второй самурай, естественно, не поверил угрозам своего конкурента и лишь посмеялся над его словами. И вдруг… он действительно полностью ослеп, ослеп в одно мгновение, причём до него и впрямь никто не дотрагивался! Страшная весть быстро разнеслась по окрестностям – людям трудно было не поверить в то, что один из самураев действительно является воплощённым божеством. В реальности же дело обстояло так. Ниндзя, нанятый самураем, пропитал полотенце, которым его противник вытирал лицо, особым ядом – он и вызвал временную слепоту (Weiss A., Philbin T. Ninja: Clan of Death, London, 1981, p. 83–84).
И всё же среди ниндзя искусство фармакопеи ценилось выше, нежели приготовление ядов. Во время разведки, провокационных действий, когда синоби сеяли панику в рядах противника, они нередко получали тяжелейшие раны. Следовательно, всякий ниндзя должен был уметь лечить себя.
Искусству фармакопеи, изготовления лекарственных препаратов, в большинстве школ ниндзя учили с раннего возраста. При лечении ран в ход должно идти всё – травы, минералы, смола различных деревьев, помёт птиц, волоски со шкур животных. Хорошие ниндзя знали свыше трёхсот таких рецептов, при этом не считаясь профессиональными врачевателями – тем было известно в десятки раз больше.
Каким-то странным, порой мистическим образом ниндзя оказываются связаны с Китаем, причём не только в глубокой древности, но и в средневековье. Дело в том, что многие методы, которые использовали ниндзя, воспроизводили древние китайские методики, например, рецепты ядов и лекарств. Китайская традиционная медицина («кампо», кит. – «чжунъи») приходит в Японию из Китая ещё в VI–VII вв. До этого в Японии было немало и своих лечебных методик, своих лекарей и фармацевтов, но после того как на островах узнали о китайской медицинской традиции, она за несколько веков вытеснила все местные знахарские методы.
Помимо природных лекарственных средств ниндзя высоко ценили методы точечного массажа и прижигания (мокса) небольшими свечками из листьев «ёмогори» – одной из разновидностей полыни. Несколько таких свечек, которые, сгорая, давали равномерное тепло, ставили на активные точки человеческого тела. Именно таким образом ниндзя излечивали большинство простудных заболеваний, а также множество недомоганий, связанных с расстройством деятельности желудка, почек, селезёнки и печени.
Снадобья из ряда трав ниндзя принимали постоянно; в основном это были те растения, которые активизировали внимание, улучшали зрение, позволяли не спать много дней. Например, считалось, что отвар из хвойных иголок, втираемый вокруг глаз, улучшает остроту зрения ночью.
Встречались и совсем неожиданные препараты, которые были необходимы ниндзя, например, пилюли, предотвращающие жажду или чувство голода. Ниндзя мог долгими часами поджидать самурая у него дома, спрятавшись где-нибудь между потолочными перекрытиями, и вряд ли у него была возможность сделать хотя бы глоток воды. И тогда в ход шли именно такие пилюли. Например, в состав средства от жажды входило четыре моммэ (1 моммэ = 3,74 грамма) одного из видов слив (умэботи) и по одному моммэ сахара и зимней пшеницы. Пилюли от голода состояли из 40 частей женьшеня и ядер орехов, 80 частей пшеничной муки, риса, цветков гречихи и других компонентов и представляли собой высококалорийный тонизирующий продукт. Все эти ингредиенты перемешивались и вымачивались в течение трёх лет в двух литрах крепчайшей японской рисовой водки сакэ. Через три года сакэ высыхала, а из оставшейся смеси изготавливался шарик величиной с персик – это и была пилюля. Одной такой пилюли хватало на целый день (Ямагути С. Ниндзя но сэйкацу. С. 104).
Помимо средств от голода и жажды существовали и профилактические пилюли от простуды, которые ниндзя принимали перед тем как отправляться в длительное путешествие зимой, а также тонизирующие пилюли, позволявшие им проходить сотни километров в день. Из анисового масла делались специальные пилюли от обморожения.

Ниндзя в действии

В начале ХII в. обстановка в Японии была крайне неспокойной. Самураи с ещё большим усердием принялись за боевые искусства. Шпионы, состоявшие при воюющих кланах, переняли немало полезного из воинской подготовки самураев. Однако, во-первых, они устраняли многие ритуальные элементы, не имеющие практической пользы для ведения боя. Во-вторых, дорогие самурайские мечи – катаны – были недоступны ниндзя. Они пользовались малыми мечами вакидзаси – лёгкими, меньшими по размерам и более хрупкими; соответственно изменялась техника боя. Как мы уже знаем, искусство владения большим мечом-катаной проявлялось в татикадзэ – количестве взмахов мечом. Их должно быть как можно меньше, а оптимальный вариант – убить противника одним ударом. Лёгкий меч ниндзя не позволял нанести такого сокрушительного удара – он мог просто сломаться. Зато его можно было вращать и перебирать в руке, что делало технику боя более разнообразной и скоростной.
Помимо мечей ниндзя могли действовать ещё добрым десятком предметов. Обычно они блестяще владели боем с палкой – бодзюцу. Ниндзя использовали и длинный шест, и короткую дубинку, и даже короткую ветку или палочки для еды. Синоби, переодетый бродячим монахом, мог пустить в ход тяжёлый монашеский посох. Полной неожиданностью для противника было, когда из конца безобидной монашеской палки выскакивало острое лезвие или вылетала короткая отравленная стрела. Иногда в палке делалось отверстие, где прятали длинную цепь. В момент опасности ниндзя срывал специальную затычку с одного конца палки, и цепь стремительно раскручивалась над головой. Длинной гибкой палкой, которую ниндзя вращали перед собой, можно было отбивать даже стрелы. Короткая палка – дзё – использовалась не только для блокирования ударов, но и для уколов в болевые точки, а также применялась в качестве рычага при заломе руки нападающего.
Характерным оружием ниндзя была кусаригама – обычный сельскохозяйственный серп с прикреплённой к его рукояти длинной цепью. Например, если противник наносил удар мечом сверху, то ниндзя подставлял серп под удар, немного проворачивая его и тем самым зажимая оружие. Одновременно он наносил цепью удар по ногам, спутывая их, а затем добивал соперника серпом. Именно в среде ниндзя зародилось использование цепа для обмолота зерна, который сегодня стал одним из самых известных видов оружия в каратэ – нунтяку: две короткие палки, скреплённые цепью или верёвкой. Использовали ниндзя и ручки для зерновых мельниц, также превратившиеся сегодня в оружие каратистов – тонфа.
Особую категорию оружия составляли мелкие подручные предметы – тонки. Женщины-ниндзя (куноити) предпочитали в качестве тонки иглы для платьев или заколки для волос. Когда самурай предавался любви и сжимал куноити в своих объятиях, она вонзала иглу в особую точку на его теле. Иногда смерть наступала мгновенно, а порой сначала самурай мог заметить лишь лёгкое покалывание. Вынув иглу, куноити удалялась. А через два-три дня самурай умирал в страшных мучениях, он задыхался или у него происходил разрыв сердца. Но никто не мог связать эту ужасную смерть с визитом красавицы, которая заходила к нему несколько дней назад. И вновь рождались слухи о таинственных «духах-убийцах».
Некоторые древние тонки из арсенала ниндзя сегодня стали широко известны во всём мире. Это, в частности, сюрикэны – метательные остро заточенные пластины в виде многогранников, например звёздочек. Сюрикэны могли быть и отравленными, их бросали иногда веером по пять-шесть штук. Ниндзя носили с собой и тэцу-биси – острые шипы, которые обычно разбрасывали по полу, когда хотели обезопасить себя от неожиданной атаки. Тэцу-биси вместе с небольшими шариками можно было раскидать и в коридорах замка. Когда за лазутчиком устремлялась погоня по анфиладе полутёмных залов, стражи неизбежно напарывались на эти маленькие «мины», поскальзывались и падали или пропарывали себе ноги, а ниндзя вновь исчезал непойманным и неузнанным.
А вот огнестрельное оружие основная масса ниндзя первоначально не приняла, и долгое время его использовали лишь синоби из клана Симадзу. Синоби привыкли действовать в тишине, выстрел же обнаруживал стреляющего. Поэтому в ход шли плевательные трубки с набором отравленных игл – содэ-цуцу, очень эффективные на ближней дистанции и крайне неожиданные для жертвы. Иногда самурай беззвучно падал, настигнутый такой стрелой, а стража в растерянности оглядывалась вокруг, не понимая, что произошло. Тем временем ниндзя ускользал.
Умели ли ниндзя вести поединок голыми руками? В кинофильмах такие поединки выглядят весьма эффектно – один ниндзя поражает нескольких могучих самураев, защищаясь от их тяжёлых мечей. В реальности же всё обстояло по-другому. Не забудем, что для ниндзя невыгодно вести долгий поединок, и если его попытка убить соперника не удалась, имеет смысл поскорее скрыться, а затем попробовать совершить покушение вновь. Мастерство самураев в обращении с мечом было столь высоко, что у ниндзя оставалось немного шансов уйти живым. Кулачный бой ниндзя значительно уступал по сложности и разнообразию и китайскому ушу, и даже каратэ. Современные школы ниндзя на Западе используют в основном технику каратэ, а в средние века употреблялись несложные, но эффективные в ближнем бою заломы рук, броски, нажатия на болевые точки.
Если ниндзя должен был взять пленника, то в этом случае применялось искусство спутывания противника. Связать пленника опытный воин мог и простым шнурком, однако обычно ниндзя носили с собой тонкую шёлковую верёвку с небольшими шариками-утяжелителями на концах. Верёвку бросали в ноги соперника, шарики на концах по инерции закручивались, и противник спотыкался. Подскочив, ниндзя окончательно опутывал руки и ноги соперника, продевая верёвку между ног и закрепляя её петлёй у шеи. При малейшей попытке освободиться верёвка натягивалась, и пленник сам душил себя или, окончательно запутавшись, падал. Сами же ниндзя великолепно владели искусством освобождения от пут и могли скрыться даже тогда, когда руки и ноги были связаны.
Для ведения рукопашного боя применялось и традиционное оружие ниндзя – когти или шипы, прикрепляемые полосками кожи к рукам или ногам. Обычно когти использовались для лазанья по деревьям или другим гладким поверхностям. Рассказывают о случае, когда ниндзя пробрался в замок самурая и, прикрепившись к потолку когтями, ждал его. Однако самурай пришёл не один, с ним были гости, которые сели играть в традиционные японские шашки – го. Игра затянулась до поздней ночи. Когда гости наконец ушли, ниндзя выполнил свою задачу.
Многие ниндзя строго соблюдали правила кровной мести за погибшего родственника, что предписывали принципы Бусидо. Расскажем историю из фольклора синоби, ставшую классическим повествованием из цикла о «преданных ниндзя». В ХII в. на одну из деревень, принадлежавшую богатому дому Тайра, совершили набег воины самурая Такатоки. Старейшины решили увести женщин, стариков и детей в лес, оставив в деревне лишь небольшой отряд. Когда самураи подошли к деревне, староста, принадлежавший к местному клану ниндзя, ловко действуя простым серпом и длинной цепью, сумел перебить шестерых могучих воинов, остальные к нему боялись даже подступиться. Тогда самураи отошли на некоторое расстояние и пронзили его стрелами, а затем прикололи копьями к стене дома. Деревня была полностью разгромлена, все жители, которые остались в ней, – вырезаны.
Первым помощником старосты в этом страшном бою был молодой боец Дзиро. Он пытался защитить свою жену и ребёнка, но был тяжело ранен. На его глазах самураи обесчестили его жену, а затем разрубили её мечами. Самому Дзиро выбили мечом глаз. И тогда он поклялся отомстить Такатоки.
Прошло несколько месяцев. Как-то Такатоки, давно забывший об этой истории, получил письмо от какого-то неизвестного ему Дзиро. Тот вызывал его на синкэн-сёбу – дуэль на мечах, которая должна закончиться смертью одного из участников. Такатоки усмехнулся – его не напрасно считали одним из лучших бойцов в Японии. Ясно, что он уложит этого наглеца Дзиро одним взмахом меча! Он ещё раз перечитал письмо и обратил внимание, что Дзиро выдвинул интересные условия: если он проиграет, то весь его клан переходит в полное подчинение Такатоки. Если же Такатоки падёт от меча Дзиро, то он должен обещать, что никто из его людей больше никогда не тронет жителей деревни. Такатоки решил, что условия весьма выгодны для него, тем более в своей победе он не сомневался.
Через день противники сошлись в поединке. Одноглазый Дзиро был явно слабее хладнокровного самурая. Он терял силы с каждым ударом и, наконец, пал, пронзённый мечом насквозь. Такатоки подобрал с земли лёгкий короткий меч Дзиро – дешёвое оружие, в рукоять которого, однако, был вделан дорогой алмаз. Такатоки, очарованный его красотой, протёр камень от крови несчастного Дзиро. В этот момент отравленная игла, укреплённая на пружине в рукояти меча, вонзилась в руку победителя. Такатоки всё понял – он действительно пал от меча Дзиро, хотя и выиграл поединок. Перед тем как закрыть глаза, верный кодексу самурайской чести, он приказал всем своим воинам оставить в покое клан Дзиро.


Магия смерти

Всё существование ниндзя было связано с магическими ритуалами. Его жизнь представляла собой причудливое сочетание потустороннего и крайне рационального. Широко использовались различные талисманы и магические надписи. Большинство из таких заклинаний ниндзя каллиграфически писали своей кровью на кусочке бумаги или кожи и носили на теле. Содержание надписей было различным, но смысл сводился приблизительно к следующему: в первой строке обладатель талисмана просил удачи, вторая строка должна была защитить его от ран. Существовали и особые «адресные» талисманы, которые одновременно являлись и указателем на будущую жертву – вместе с пожеланиями благ в адрес общины сюда заносились имя человека, на которого будет совершено покушение, и даже дата.
Магическое значение приписывалось не столько самому содержанию надписи, сколько расположению иероглифов на бумаге и их написанию. Например, несколько иероглифов разбрасывались в разных концах талисмана таким образом, что непосвящённый вряд ли смог бы понять, о чём идёт речь. Но благодаря особому орнаменту, который являлся как бы продолжением черт иероглифа, все знаки соединялись вместе, в результате чего получалась магическая надпись.
Ниндзя редко были чистыми буддистами или правоверными синтоистами. Общий характер их мистических верований позволяет говорить, что они придерживались в основном синтоистских взглядов, хотя изготовление магических надписей и талисманов является отголоском традиции буддийской секты Сингон.
В своей практике ниндзя использовали сотни самых хитроумных приспособлений, конструкция большинства которых хранилась в строгом секрете. Именно благодаря таким приспособлениям рождались многие легенды о мистической силе ниндзя. В частности, широко распространились истории о тайном умении ниндзя ходить по воде и таким образом пересекать наполненные водой оборонительные рвы, окружавшие самурайские замки. Для этого использовались особые «водоступы» – два огромных горшка, состоящих из нескольких слоёв дерева, которые крепились на ногах, благодаря чему ниндзя практически плыл на двух миниатюрных лодках. Были и более хитрые способы пересечения водных преград. Например, клан Охара из Кога имел в своём распоряжении особую лодку, которая складывалась до таких миниатюрных размеров, что её могли переносить в небольшом ящичке.
Мастерство ниндзя особенно ценилось при осаде крепостей. В ХV—ХVII вв. ниндзя по сути использовались в качестве особых штурмовых отрядов. Естественно, что на их вооружении имелось немало чисто штурмовых приспособлений, которые заметно отличались от общеизвестных. Огромные крепостные тараны, применявшиеся ниндзя, имели, например, защитные крыши и колёса. Обычно они назывались «черепаший панцирь». Именно это устройство использовал генерал Като Киомаса во время своих военных кампаний в Корее в 1592 и 1598 гг., в которых активно участвовали отряды ниндзя. «Черепаший панцирь» делали из деревянных щитов, обитых листами металла, которые скреплялись между собой коваными стальными полосками. Под прикрытием такой мощной защиты ниндзя врезались в отряды противника и вносили панику в его ряды.
Представитель современного клана ниндзя Хацуми Масааки утверждает, что в древности ниндзя использовали и другие виды «танков». Например, из дерева изготавливали огромную полую фигуру быка, которая устанавливалась на платформе с колёсами. Позади платформы была укреплена особая рукоять, благодаря которой можно было передвигать «быка», толкая его перед собой. Изо «рта» этого чудовищного животного торчал ствол особой пушки, которая стреляла небольшими ядрами и крепилась на подвижной платформе, чтобы компенсировать отдачу после выстрела, а управлял пушкой ниндзя, сидящий внутри. «Бык», изо рта которого вырывались клубы дыма и пламени, пугал противника. Это приспособление так и называлось – «Огненный бык».
Для наблюдения за противником ниндзя использовали подвесные башенки в виде ящиков на канатах, протягиваемых на лебёдках. Такие башенки двигались вокруг крепости с неравномерной скоростью, поэтому воинам, сидевшим за стенами, было нелегко попасть в них.
Особенно поражает изобретательность ниндзя в изготовлении приспособлений для морских сражений. Среди них можно встретить даже нечто вроде подводных лодок и механизмы для борьбы с ними! Последние представляли собой лодку с огромным веслом-колесом, которое распиливало вражескую «подлодку» пополам.
Ниндзя славились и своими «бойцами-лягушками», которые благодаря длинным дыхательным трубкам могли проплывать несколько километров под водой и незаметно проникать на вражеские корабли. По некоторым сведениям, именно так ниндзя сумели пробраться на флагманский корабль флота США, который вошёл в Японское море в 1854 г. Когда коммодор Перри подвёл свою эскадру к берегам Японии и потребовал открыть доселе закрытую страну, первыми, кто отреагировал на это, были, естественно, разведслужбы. Специальный отряд ниндзя – «люди-лягушки» – незамеченным пробрался на флагман. Необходимо было узнать, что намеревается делать американский флот и действительно ли он может открыть орудийный огонь по японским берегам. Ниндзя отлично выполнили задание, но… не до конца. Пробравшись на прекрасно охраняемый линкор, они внимательно прослушали все переговоры и даже сумели покопаться в бумагах коммодора, но, увы, так и не сумели ничего понять – никто из ниндзя не знал английского языка! (Weiss A., Philbin T. Ninja: the Clan of Death, p. 35–36).
Но, кажется, «подводные лодки» и «танки» – это ещё не самые удивительные средства в арсенале ниндзя. Не раз в преданиях о ниндзя упоминалось о том, что они использовали летательные устройства для полётов над позициями противника. По ряду свидетельств, это могли быть гигантские воздушные змеи, которыми испокон веков так славились и Япония, и Китай.
Ниндзя якобы пользовались именно такими гигантскими змеями, способными поднять человека, а также особыми планерами (точнее – дельтапланами), которые запускали с вершины горы. Смельчак висел на особых качелях-подвеске под «брюхом» этой конструкции, управляя траекторией полёта через канаты, привязанные к крыльям. Причём и змеи, и планеры порой превращались в настоящие бомбардировщики, когда синоби забрасывали противника взрывными зарядами, а затем приземлялись на безопасной территории. Нетрудно понять, сколь мощный психологический эффект могла иметь атака с воздуха в те времена.
В преданиях упоминается даже использование управляемых парашютов и многих других хитроумных устройств, но мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть эти сведения. Справедливости ради отметим, что серьёзные исследователи несколько скептически относятся к «летающим ниндзя», хотя признают потенциальную возможность этого (Turnbull S. Ninja, p. 107–108).

«Учись ждать»

«Учись ждать» – гласит первейший принцип ниндзюцу. Надо научиться ждать, несмотря на боль, гнев, страх, усталость. Надо презреть эти чувства, перешагнуть через собственное «я». Не случайно ниндзюцу – это «искусство терпеливых». И сознание ниндзя должно оставаться всегда чистым и спокойным.
Разум воина – это всегда гладкое зеркало, которое отражает все предметы, но не обнаруживает само себя. Тот, кто смотрится в зеркало, видит своё изображение и не обращает внимания на саму зеркальную поверхность. Нужно уметь не только маскироваться в траве, прятаться в листве деревьев и в полутёмных коридорах замков. Необходимо прежде всего научиться не отличаться от окружающей обстановки – «отражать её», как зеркало. Поэтому ниндзя должен «раствориться» в окружающем мире, стать его самой неприметной частичкой.
Быть невидимым, находясь среди людей, – это большое искусство, требующее огромного самообладания и умения управлять собственной психикой. Для этого, например, ниндзя изучали особые дыхательно-медитативные упражнения, предназначенные для управления жизненной энергией «ки» (кит. «ци»). Основная часть этого «внутреннего искусства» пришла из Китая, и ниндзя учились выбрасывать «ки» через ладонь во время удара, нанося особый «энергетический» удар. Однако такими способностями в полной мере обладали лишь немногие, это искусство держалось в глубокой тайне, а в некоторых кланах вообще было неизвестно. Большинство ниндзя использовали искусство управления «ки» как способ очищения и успокоения собственного сознания. После долгих занятий боец обретал состояние «великого покоя», когда ни одна мысль не нарушала «гладкой поверхности разума». В этом состоянии ниндзя уже избавлен от всех чувств – гнева, радости, злобы, зависти, он просто «не думает». Такое высшее состояние успокоения называется «мусин» – «не думание» или «неразум». Боец уже не действует сам, а лишь следует за противником, используя его силу против него же самого.
Тайное знание, которое многие связывали с магией, заключалось и в особых способах переплетения пальцев «кудзи-ин» или «ингэй» (мудра), которые замыкали круговорот «ки» в теле человека по определённой траектории. Одна пальцовка, например, успокаивала разум, другая наполняла тело огромной энергией, третья позволяла адаптироваться к сложной ситуации.
Считалось, что каждый палец связан с определённым космическим началом. Обычно это были пять первостихий китайской философии – металл, огонь, вода, дерево и земля. Например, в некоторых школах ниндзюцу большой палец соответствовал «пустоте» – началу и конечной точке всех вещей, указательный палец – ветру и любым газообразным субстанциям, отвечая за мудрость и добродетель. Средний палец – «огонь и горение» – символизировал разум и агрессию, безымянный – «вода и жидкости» – контролировал деятельность тела и эмоции человека, мизинец – «земля» – был связан с физическим началом человека и его стабильностью. Правая рука считалась позитивной, активной (ян) и отдающей энергию, а левая – негативной, пассивной (инь) и принимающей энергию. Смыкая, например, большой палец одной руки и безымянный палец другой и правильно сосредоточивая сознание, ниндзя мог быстро привыкнуть к экстремальной или необычной ситуации.
И всё же мудры ниндзя – лишь слабое эхо, сильно упрощённое подражание той магической практике, которая была распространена в буддийской школе Сингон. В реальности ниндзя пользовались мудрами в основном для ритуальных целей, во время молитвы духам.
Эти переплетения пальцев – мудры – были принесены в Японию в VII–VIII вв. монахом Кукаем (Кобо Даиси), который и основал эзотерическую буддийскую секту Сингон. Сама концепция священного переплетения пальцев пришла в Сингон из тантрического буддизма (или ваджраяны), где до сих пор она активно проповедуется тибетскими монахами.
Последователи Сингон использовали до 295 различных знаков, которые соответствовали времени дня, года, внутреннему настрою и индивидуальным чертам. Старшие монахи произносили определённые звуки – дхарани – перед паствой как часть ритуала, вводя слушающих в состояние молитвенного радения. Скажу по собственному опыту, что человек, слушающий правильно произнесённый магический звук, через некоторое время впадает в экстатическое состояние, и у него начинаются видения. Эта практика до сих пор используется при подготовке шаолиньских монахов-бойцов в Китае.


«Они приходят из пустоты»

Сложная «магическая наука» всесторонне развивала психику и тело ниндзя. Например, ниндзя должен уметь слышать те звуки, которые уху обычного человека недоступны. Ниндзя умеет анализировать и отличать один звук от другого – например, хруст ветки, сломавшейся под копытом лошади, он без труда отличит от звука ветки, треснувшей под ногой человека.
Сами же ниндзя должны были передвигаться неслышно и незаметно, стремительно, как дуновение ветра. Одна из разновидностей специальных передвижений – ёко-аруки – заключалась в умении двигаться боком с большой скоростью. Подобные передвижения могли запутать преследователей; к тому же таким образом удобнее всего двигаться в узких коридорах самурайских замков, так как имеется возможность вовремя заметить опасность, с какой бы стороны она ни приближалась. Другой тип передвижений – нуки-аси – заключался в умении ступать столь легко, что под ногой ниндзя, идущего по лесу, не должна хрустнуть ни одна ветка, а лесные птицы не должны выдать его приближение громкими криками.
Уловок у ниндзя было бесконечное множество. Так, знаменитый ниндзя Ямада Хатиэмон (именно он сумел украсть меч у самурая при свете дня) отличался необычным искусством сэммэн-дзюцу. Оно заключалось в том, чтобы создать у противника впечатление, что ты имеешь три головы! Делалось это приблизительно так: в специальном капюшоне, что носили некоторые ниндзя, проделывалось отверстие для головы, а еще две «головы», обычно изготовленные из дерева и также одетые в чёрные капюшоны, укреплялись рядом. Такое «трёхголовое чудовище» могло сильно смутить противника, особенно во время дождя или тумана, – все три головы вращались в разные стороны и смотрели в разных направлениях, поэтому трудно было разгадать, что на самом деле собирается делать ниндзя (Хацуми Масааки. Има ниндзя. Токио, 1981. С. 188).
Наиболее опытные ниндзя проходили курс каруми-дзюцу – «искусство облегчать вес тела», которое пришло из Китая. Благодаря каруми-дзюцу ниндзя совершали высокие прыжки, уходя от ударов меча и нанося удары ногами сверху, ловко передвигались по деревьям, цепляясь за самые тонкие ветки.
За умение исчезать в самый неожиданный момент ниндзя были прозваны «невидимками». Надо было появиться как можно более неожиданно, нанести резкий удар мечом или подсыпать яд и так же неожиданно скрыться. «Ниндзя приходит из пустоты и уходит в пустоту, не оставляя следов», – говорили о них.
Для такой «невидимости» были разработаны десятки способов. Прежде всего это умение управлять собственным телом, «просачиваясь» сквозь узкие щели: например, подлезть под забор, сделав подкоп не более чем 20 см высотой! Благодаря тренировкам, которые начинались ещё в детском возрасте, ниндзя могли без вреда для себя сделать себе искусственный вывих, например, в плечевом, локтевом или тазобедренном суставе. Это помогало им, когда ниндзя, изображая мёртвого, лежал часами в неудобной позе, которую обычный живой человек просто не смог бы принять, или освобождался от самых хитрых пут.
Основа тактики ниндзя заключалась в принципе «кюдзюцу тэн кан хо» – «искусство выдавать ложное за действительное». Например, чтобы избежать неожиданного нападения соперника, ниндзя строил точную копию своего жилища, разжигал огонь в очаге и даже накрывал на стол. Сам же ночевал в укромном шалаше или землянке – личная безопасность превыше удобств.
Великолепными притворщиками были ниндзя в бою. Они делали вид, что корчатся от боли, получив удар. Из их рта шла кровь – якобы из горла, а на самом деле они специально высасывали ее из десны. Ниндзя падал, катался по земле в судорогах, издавал «предсмертные» хрипы. Даже опытные самураи, повидавшие не одну смерть на своем веку, не могли заметить притворства. Но стоило противнику приблизиться, чтобы добить ниндзя, как следовал резкий удар ножом или коротким мечом в пах либо бросок сюрикэна в горло.
Ниндзя учился избегать прямого столкновения с противником, ибо он, скорее всего, окажется слабее самурая. Он должен ускользать от него и однажды неожиданно «прийти из пустоты», нанеся решающий удар. Для этого и служило его «искусство быть невидимым». Именно из-за этого их свойства ниндзя иногда считали духами-тэнгу – мистическими созданиями, способными исчезать в одно мгновение, будто растворяясь в воздухе.
Как достигалась такая «невидимость»? Прежде всего ниндзя обычно действовали под покровом ночи, неслышно выслеживая свою жертву. Особым предметом обучения в кланах ниндзя было «искусство земли» – дотон-дзюцу, заключавшееся в способах маскировки и использования рельефа местности. Иногда ниндзя, наоборот, не прятался, выставлял себя напоказ, но… Никто бы не мог предположить, что виднеющаяся неподалёку статуя или невысокое дерево – это лазутчик, перенявший их очертания. Такое искусство маскировки «под дерево» называлось мокутон-дзюцу. Ниндзя умели быть похожими на предметы живой и неживой природы. Не случайно считалось, что ниндзя не имеет постоянного лица и облика. Он мог незамеченным пройти сквозь заставы самураев, накинув шкуру овцы и затесавшись в стадо, или часами плыть по реке, держась за бревно и сливаясь с ним. В другой раз ниндзя, дожидаясь противника, закапывал себя с головой в землю и дышал через небольшую бамбуковую трубочку.
Ниндзя, как хамелеоны, могли мимикрировать, уподобляясь дереву, распластаться на ветках, прижавшись к стволу и обхватив его руками, часами ждать, пока не минует опасность.
Предания донесли до нас немало забавных эпизодов о маскировке ниндзя в деревьях. Как-то два ниндзя должны были проникнуть в покои к одному даймё и уже открыли дверь дома, но заметили охрану и быстро ретировались. Один из синоби, решив не рисковать, перелез через стену сада и оказался на улице, второй же вскарабкался на дерево, которое росло в саду, и затаился в листве. Через некоторое время ниндзя, покинувший территорию, начал беспокоиться о своем товарище и вернулся в сад. Он начал вглядываться в листву, но даже своим зорким оком не сумел разглядеть товарища в густой листве. Ниндзя начал шёпотом звать его, говоря, что охрана ушла и можно спускаться. Но сидящий на дереве был предельно осторожен. Он подумал, что это охранники решили сымитировать голос его друга и таким образом выманить его самого из убежища.
Всё было бы ничего, но тот ниндзя, что находился на земле, к своему ужасу заметил, что охрана возвращается и сейчас начнет прочесывать сад. Как же дать знак своему товарищу, что надо спасаться? Он громко закричал: «Здесь ниндзя! Ниндзя на дереве!». Лазутчик, сидевший в листве, решил, что его убежище обнаружено. Он стремительно спрыгнул с дерева и одним прыжком перемахнул через ограду, а за ним тотчас бросился его товарищ. Обоим ниндзя удалось скрыться невредимыми (Turnbull S. Ninja, p. 96).
Главным фактором в действиях ниндзя являлась неожиданность, причём коварству синоби в этой области можно только подивиться. Любая операция предварительно тщательно продумывалась – от этого также во многом зависела «невидимость» ниндзя. В частности, лазутчики были великолепными знатоками архитектуры, быстро ориентировались в самых запутанных коридорах и подземельях. Сделав подкоп под дом или пробравшись по канализационным отводам, ниндзя безошибочно выбирались наверх, бесшумно взламывая пол. Даже каменные полы самурайских замков не становились преградой для них. Здесь также было необходимо колоссальное терпение, чтобы целыми неделями подпиливать камень.

Человек со многими лицами

Вероятно, мы не встретим ни одной книги о ниндзюцу, где бы не перечислялись «роли» или типы маскировки ниндзя, не рассказывалось о том, какие реальные «превращения» могли осуществлять ниндзя, какие «лица» способны были надевать на себя. Дело в том, что большинство версий, которые фигурируют в книгах, – не более чем выдумки; к историческим ниндзя они имеют весьма косвенное отношение.
Откроем один из важнейших трактатов по ниндзюцу «Сэнин-ки» и убедимся, что такие «роли» действительно существовали. Трактат перечисляет семь типов маскировки, или семь «масок», которые должен был уметь надевать на себя ниндзя (Ямагути С. Ниндзя но сэйкацу. С. 223):

...

1. Танцор (саругаку).
2. Самурай, потерявший своего господина (ронин).
3. Монах, играющий на флейте с корзиной-шапкой на голове (комусо).
4. Священник.
5. «Горный монах-воин» ямабуси.
6. Торговец.
7. Бродячий актёр (бива).

Эти семь ролей стали классическими практически во всех школах ниндзюцу. Обычно они назывались «семь способов пройти» (сити хо до), т. е. проникнуть куда-либо. Надо не просто сменить одежду, но и приобрести новую походку, причёску (на это обращалось особое внимание), даже тембр голоса и манеры. Примечательно, что синоби обычно маскировались под представителей среднего сословия или обедневших мелких самураев. Это и была «толпа», где все на одно лицо. А вот аристократические манеры и, главное, аристократический образ жизни были для ниндзя недоступны, да и опасны: всех видных вельмож хорошо знали.
«Семь способов» стали одним из краеугольных камней «искусства невидимости», которым так славятся ниндзя. Конечно, это отнюдь не значит, что ниндзя действительно растворялись в воздухе (хотя легенды утверждают именно это). Например, одним из критериев «невидимости» было «никакое» лицо, т. е. лицо ниндзя не должно запоминаться, на нем не может быть никаких заметных примет. Ниндзя всегда таков, каковы окружающие его люди.
Помимо всего прочего, искусство маскировки должно было позволить спрятать оружие, сделать его незаметным для наблюдателя. Действительно, кто может подумать, что в палке, на которую опирается пожилой крестьянин, скрыта длинная цепь с острым наконечником, а в грубом деревянном посохе бродячего монаха-ямабуси спрятан острый клинок. Ниндзя, переодетые в монахов-комусо, обычно использовали своего верного спутника – флейту – в качестве короткой дубинки, вставляя в неё особые утяжелители. Правда, это было небезопасно – флейта от такого «дополнения» начинала немного фальшивить, и чуткое ухо (а некоторые самураи неплохо разбирались в музыке) могло, уловив это, раскрыть хитрость ниндзя. Наиболее дерзко действовали ниндзя, когда надевали лики бродячих актёров (бива), – они активно использовали свои музыкальные инструменты, особенно щипковые, чтобы спрятать в них ружья. Внутри цитры мог постоянно тлеть зажжённый фитиль, и оружие всегда было готово к выстрелу!
Естественно, эти семь классических ролей не оставались неизменными на протяжении всей истории ниндзя. Скажем, в ХVIII в. маскировка под отшельника-ямабуси вызвала бы по крайней мере удивление у прохожих и выдала бы ниндзя с головой, подобно тому как если бы в наши дни по улицам стал ходить человек в древних латах. К сожалению, по японским источникам такую трансформацию проследить сложно, поэтому мы приведём методику «семи ролей» так, как она рассматривается в современной школе Такагурэ-рю.
Первую категорию составляют люди искусства, спортсмены, фотомодели, актеры, певцы, музыканты, репортеры. Обычно они привлекают к себе особое внимание, поэтому антураж следует подбирать особенно тщательно – скажем, одежды фотомодели или певца должны соответствовать уровню претензий.
Во вторую категорию входят люди, так или иначе связанные с наукой и образованием, – студенты, преподаватели, а также писатели. Примечательно, что сюда же причисляются некоторые радикалы, пропагандирующие те или иные идеи, причём для ниндзя в этом случае необходимо уметь увлечённо и грамотно доказывать свои взгляды.
Третья категория – это религиозные деятели независимо от конфессий. Здесь можно встретить буддистов, христиан, католиков (как священников, так и монахов) или сотрудников разных религиозных миссий.
Четвёртая категория включает крестьян и любых жителей сельской местности, например, мелких землевладельцев, лесников. Пятая категория объединяет людей, связанных с бизнесом, например, владельцев фирм, их персонал, секретарей. В шестую категорию входят рабочие, садовники, водители, любые служащие строительных специальностей. И наконец, седьмая категория объединяет всех тех, кто задействован в сфере обслуживания, – механиков, швейцаров, полицейских, охранников.
Как видим, по сравнению с классическими «масками» роли сильно изменились. Напомним, что речь шла о ролях в школе ниндзюцу сегодняшнего дня, которая к традиционным ниндзя все же имеет достаточно косвенное отношение. Но тем не менее динамика подмечена точно, искусство маскировки в ниндзюцу никогда не стояло на месте, хотя священное число ролей – семь – всегда сохранялось.
Надо уметь быть невидимым и в толпе. Ниндзя изучали привычки, навыки, манеру поведения и общения людей: торговцев и крестьян, лодочников и рыбаков, мелких феодалов и богатых самураев и даже женщин легкого поведения. Например, известна такая история. На одного владетельного самурая уже несколько месяцев шла настоящая охота, но все попытки ниндзя убить его проваливались – он моментально разоблачал их хитрости. Но вот однажды один молодой мальчик-ниндзя вызвался покарать самурая. Юноша переоделся веселой певичкой, и самурай, пленённый красотой, танцами и даже ласками, пригласил её к себе в замок на ужин. Когда опустились сумерки и самурай уже разоблачился, готовясь провести приятную ночь с обворожительной «певичкой», ниндзя заколол самурая его же собственной катаной и выскользнул из замка. Таково было «искусство смешиваться с людьми» – хэнсу-дзюцу.
Существовали и женщины-ниндзя – так называемые куноити. Куноити заманивали самураев своей красотой, могли служить гейшами, служанками, работать простыми крестьянками. Лишённые возможности носить меч и проигрывая мужчинам в физической силе, они использовали заколки для волос, железные веера (тэссэн), которыми наносили удары в горло и лицо врага. Очаровывая самурая, куноити укладывала его в постель, доводила до исступления и в самый важный момент любовной игры всаживала ему заколку для волос в горло, а то и просто душила.
Некоторые кланы ниндзя считали куноити своим самым эффективным оружием и содержали несколько особых женских групп, причём каждая группа имела свою «специализацию»: например, одни куноити обучались искусству шпионажа, другие – методам убийств. Сохранились достоверные свидетельства относительно того, что куноити являлись отменными убийцами. Некоторые женщины-воины были столь фанатичны, что убивали своих кровных родственников, например, отца, братьев, мужа, если считали, что те опозорили свою честь или должны были совершить сэппуку, но убоялись. Куноити также убивали своих детей, если тем грозила опасность быть захваченными в плен (Weiss A., Philbin T. Ninja: Clan of Death, London, 1981, p. 112–113).
Пойманную куноити отдавали на поругание личной страже самурая и лишь после этого ей позволяли умереть. Одна из хроник того времени утверждала: «Многочисленные изнасилования были всего лишь первым звеном в цепи мучений, которые ей предстояло выдержать» (Ibid, p. 114). Поэтому женщины-ниндзя в минуту опасности следовали древнему ритуалу самоубийства. В отличие от мужчин, которые во время харакири вспарывали себе живот, женщины выполняли дзигай – наносили удар ножом себе в шею.


Дом с двойным потолком

Предосторожности, которые предпринимали самураи, опасаясь нападения ниндзя, можно отнести, пожалуй, к высшему разряду искусства защиты. До сих пор в Киото можно видеть дом, который когда-то принадлежал самураю Огаве Хираэмону. Чуть позже воинственный самурай переквалифицировался в мирного торговца рисом, но то ли его богатство не давало кому-то спать, то ли старые враги не могли забыть обид – на Огаву было совершено несколько нападений. Торговец особым образом укрепил свой дом против небезобидных «проказ» ниндзя. Прежде всего он решил защититься от поджога: покрыл крышу листами металла, а двери углубил в землю. Пол перед входом в главный зал был устроен таким образом, что стоило посетителю наступить на него, как тотчас раздавалась соловьиная трель.
Даже внутренняя обстановка была такова, что затрудняла любые активные действия со стороны незваного гостя. Например, потолки в переходах и в некоторых залах были такими низкими, что не позволяли активно действовать мечом. Доски пола могли внезапно раздвигаться, открывая хитрые балки перекрытия, сделанные таким образом, что, зацепившись за них и упав, ниндзя обязательно сломал бы себе ногу. Комната для охраны была устроена так, что воины могли слышать все разговоры и звуки в доме.
Была предусмотрена защита и от тех ниндзя, которые приходили в дом открыто. В частности, в потолке главного зала для приёмов проделано квадратное отверстие, которое, как могло показаться на первый взгляд, служило для освещения комнаты солнечными лучами. Но отверстие находилось прямо над тем единственным местом, куда усаживался на циновку посетитель. С одной стороны, лучи солнца, бившие в глаза, мешали ему свободно ориентироваться, а с другой стороны, охрана могла постоянно наблюдать за гостем сверху и броситься на него при первом подозрительном движении. Сегодня в этом удивительном доме открыт музей.
Другое произведение самурайского искусства защиты – замок Мюрюдзи, расположенный в районе Тарамати в Канадзаве. Когда-то он прикрывал подходы к городу и принадлежал даймё Маэде Тосицунэ (1593–1658), который прославился тем, что избежал нескольких десятков покушений ниндзя. Маэда сумел уберечься от искушенных синоби благодаря тому, что весь его замок представляет собой ловушку, и, поставив ногу уже на первую ступеньку лестницы, ведущей к главным воротам, ты становишься пленником самурайской хитрости. Например, вертикальные блоки ступеней главного входа, которые кажутся каменными, на самом деле сделаны из плотной бумаги, поэтому охрана всегда могла всадить копье в ногу незваного гостя. Но даже если ты сумел пройти опасные ступени, дальше следует ещё разгадать тайну дверей. Дело в том, что двери эти – двойные. За раздвижными створками находится массивная навесная дверь, ведущая в секретный коридор, по которому и проходил всегда владелец замка. Дверь эта сделана в виде глухой стены, зато налево от нее открывается ложный проход. Туда и попадал ниндзя, где его ждала ловушка в виде бумажного пола и острых кольев под ним.
Даймё Маэда Тосицунэ, вероятно, особенно боялся, что ниндзя застанут его врасплох во время ритуальных церемоний, когда он целиком отдавался общению с Небом. Поэтому все помещения, так или иначе связанные с дзэнской практикой, и кабинеты для «интеллектуальных занятий» (сёин) были прекрасно защищены. Например, почти невозможно обнаружить специальную комнату для чайных церемоний, сооружённую на третьем этаже замка. Дело в том, что вход на миниатюрную лестницу, ведущую в эту комнату, был прикрыт художественным свитком – какэмоно. Благодаря этому создавалось впечатление, что какэмоно висит в обычной нише, называемой «токонома», куда иногда помещали и композиции икебаны.
Не меньшие меры предосторожности предпринимали и сами ниндзя, причём используя ещё более хитроумные способы – ведь зачастую судьба сталкивала одного ниндзя с другим. Если ниндзя принадлежал к богатому сословию (что было все же редкостью), он не только сооружал в своём доме сложные ловушки, натягивал сигнальные нити, разбрасывал по полу иглы и острые «репейники», но даже строил ложные полы и потолки. Устроившись в пространстве между настоящим и фальшивым потолками, ниндзя мог всю ночь провести в такой необычной нише. Наемному убийце дом казался пустым, и он уходил ни с чем. Из дома ниндзя нередко вело несколько тайных ходов. Владелец такого жилища сначала демонстративно покидал дом, а затем возвращался по одному из скрытых ходов. Иногда в жилищах ниндзя сооружались специальные слуховые трубы, и он, находясь в своей комнате, мог слышать все звуки в любой части своего дома.

Игра в ниндзя

Кажется, давно канули в Лету подвиги «воинов ночи»; ушли в прошлое штурм крепостей, хитро умные способы преодоления оборонительных рвов и методы тайного устранения конкурентов. Современная разведка действует эффективнее, превосходит по всем статьям древних ниндзя. Одним словом, искусство ниндзя должно было отмереть.
Должно… Но не умерло. Трансформировалось? Безусловно. И этот факт заслуживает особого внимания. Разумеется, использование древних методов «терпеливых» в современных условиях вряд ли стоит рассматривать всерьёз; но бум, который поднят вокруг традиции ниндзюцу и как следствие – вокруг самурайского духа, – явление не только рекламно-коммерческого, но и культурного порядка. Самурайский дух должен «достроить» в душе современного японца те структуры, которых так не хватает ему в мире технократии.
Почему о ниндзюцу, которое было прежде всего методом разведки и штурма крепостей, вдруг заговорили именно как о «тайном искусстве убивать»? Почему ниндзя стали называть «кланом смерти», хотя они подвергались опасности ничуть не большей, чем любой самурай в то время? Откуда многочисленные разговоры о «благородном духе ниндзя», хотя о благородстве наемника можно вообще говорить с большой натяжкой? Откуда весь этот экзотический антураж из черных одежд, скрывающих лица, хотя ниндзя практически никогда не обряжались в такие одеяния?
Но представим себе: могли бы рассчитывать на успех те, кто взялся бы пропагандировать средневековое армейское искусство разведки и фортификации? Думается, вряд ли кого-нибудь, кроме дотошных историков, это заинтересовало бы по-настоящему, не говоря уже о коммерческом успехе. А если ниндзюцу подать по-другому – «Невидимые убийцы», «Клан смерти», «Мистическое искусство»? Это лишь несколько названий популярных книг о ниндзя. Ниндзюцу, таким образом, переводится из плоскости исторической в область реальной боевой практики.
Примечательно, что в современной Японии ниндзя поначалу рассматривались именно как полуфольклорные персонажи, фантастические супермены вроде Бэтмэна. Впервые о ниндзя активно заговорили после публикации в 1959–1962 гг. серии книг «Ниндзя Бугэйтё» («Ниндзя – мастер боевых искусств»), которая была издана в виде детских комиксов! Рисунки рассказывали о забавных приключениях некоего ниндзя по имени Кагэмару, который был оклеветан Одой Нобунагой.
Япония окончательно «заразилась» ниндзя после того, как популярность рассказов об их чудесных методах стала быстро возрастать на Западе. В 1964 г. выходит нашумевший роман Яна Флеминга «Лишь ты живешь дважды» об очередных приключениях «агента 007» Джеймса Бонда, в котором немало места посвящено описаниям якобы методов ниндзя. Японским лазутчикам приписывались небывалые подвиги и использование хитроумных механизмов. К реальным ниндзя это имело весьма косвенное отношение, но роман Флеминга, а через три года и его экранизация сделали свое дело – Запад узнал о ниндзя именно как о мастерах тайных операций и непобедимых бойцах. Современные ниндзя Флеминга стреляли из пистолетов и автоматов, бросали гранаты, при этом, конечно же, не забывая и традиционный меч. Именно здесь ниндзя описываются как люди, «облаченные с головы до ног во всё чёрное, и лишь глаза были видны в разрезе капюшона». В романе ниндзя выступали в большинстве случаев как помошники Джеймса Бонда: например, помогали ему захватить тайный объект, расположенный внутри вулкана и предназначенный для пуска космического «корабля-убийцы», способного захватывать чужие корабли в космосе. Благодаря этому удалось предотвратить начало ядерной войны между СССР и США. Публика была зачарована экзотикой черных одежд и хитроумным мастерством ниндзя. Стереотип понравился и быстро прижился. С тех пор он и живет в сознании практически каждого, кто слышал о ниндзя. Современное ниндзюцу стало частью огромной рекламной и коммерческой индустрии, мало связанной с реальным наследием ниндзя.
…Этот дом ничем не отличается от других – немного вытянутый, с раздвижными наружными стенами сёдзи и внутренними стенами-перегородками фусума из плотной бумаги; пол застелен соломенными татами. Дом окружен невысокими зеленеющими деревьями и несколькими сухими стволами – символ абсолютной взаимоперетекаемости жизни и смерти. В этой символике «ускользающего» все дышит покоем и отрешенностью. Но внезапно какая-то тень стремительно падает на тебя сверху. Перед тобой – живой ниндзя, закутанный в черные одежды, с коротким мечом в руках!
Но не стоит пугаться – это всего лишь демонстрация методов ниндзюцу в Ига-Уэно – главном туристическом центре Японии, где весь бизнес строится на «ночных воинах». Он располагается в префектуре Миэ, в состав которой сегодня входит известная область Ига. Здесь в местечке Уэно в ХVI в. были построены несколько замков, в том числе и знаменитый Хэйракудзи, а сегодня тут располагается центр и музей ниндзюцу Ига-Уэно.
Комплекс Ига-Уэно – причудливое смешение туристического центра, этнографического музея и «парка приключений». На этой территории стоит и домик ниндзя Такаямы Тародзиро; правда, он не был построен в этом месте, а привезен для музея из Токио. В этом домике мы встречаем все классические способы защиты – двойные потолки, ложные двери и множество ловушек. В домике даже «живут» ниндзя – разумеется, актеры, среди которых есть и прелестные девушки, одетые в традиционные костюмы.
Сам музей ниндзя в Ига-Уэно не отличается по своему характеру от сотен других музеев – те же застекленные витрины, в которых выставлены различные костюмы ниндзя, их доспехи, оружие. В определённом смысле его можно назвать этнографическим или краеведческим музеем области Ига.
Здесь каждый год проходит фестиваль ниндзя, на который съезжаются поклонники этого искусства со всех концов Японии и даже из других стран. Красочная процессия – люди, одетые в костюмы ниндзя самых различных цветов и вооруженные мечами, – следует по улицам города. Тут же продаются сувениры, значки, буклеты. Шествие заканчивается демонстрацией приемов, которые, как утверждается, когда-то использовались ниндзя.
По сути Ига-Уэно давно превратился в туристический центр, поэтому трудно охарактеризовать историческую и познавательную ценность его как музея. Другие районы тоже решили сделать на «воспоминаниях о традиции» неплохой бизнес. Так появились центры ниндзя в Кога, где есть даже своеобразный «полигон» для метания сюрикэнов всеми желающими. А недалеко от Сэкигахары один из больших домов, который когда-то принадлежал даймё, переделан под «дом ниндзя» с ловушками и тайными коридорами.
Многим хочется не только посмотреть на музеи, но и самим «поиграть в ниндзя». Для этого, например, сооружена целая детская «деревня ниндзя» в Нагано (по странной случайности в этом же месте располагалась современная школа разведки). Желающие могут при помощи специальных приспособлений полазать по деревьям и стенам, переправиться на особом пароме через озеро, поупражняться в бое на коротких мечах, попытаться разобраться в лабиринте коридоров и двойных потолков «домика ниндзя», побросать сюрикэны в специальные мишени и даже преодолеть полосу препятствий. Те, кто проголодался, могут сами приготовить в походных условиях пищу по рецептам ниндзя. При всей кажущейся «дикости» этого места устроители парка, понимая, что современные «ниндзя» вряд ли проживут без некоторых благ цивилизации, оборудовали здесь же прекрасные места общего пользования и роскошный ресторан.
Индустрия ниндзя набрала обороты, превратившись в особый вид весьма доходного бизнеса, в равной степени процветающий и в Японии, и на Западе. И вскоре на фоне чисто рекламных трюков и многочисленных секций псевдониндзюцу, открывшихся на Западе, поползли странные слухи.
В начале мая 1980 г. группа террористов ворвалась в иранское посольство в Лондоне; все дипломаты были объявлены заложниками. Террористы пообещали убивать каждые полчаса по одному заложнику до тех пор, пока их требования не будут выполнены. Для штурма была вызвана специальная бригада Особой Воздушной Службы (САС), подготовка и методы деятельности которой держались в абсолютной тайне. Люди в абсолютно черных одеждах с капюшонами, где были оставлены лишь узкие прорези для глаз, пошли на штурм и освободили заложников.
«Все они были, безусловно, ниндзя, – заявил один из ведущих западных специалистов по ниндзюцу Рон Дункан. – Здесь присутствовали все элементы операции в стиле ниндзя» (Weiss A., Philbin T. Ninja: Clan of Death, p. 19).
Рон Дункан – один из «пионеров» ниндзюцу в США и «чернокожий ниндзя» – опубликовал немало работ по методам действий ниндзя. И все же позволим себе усомниться в том, что английские, равно как и любые другие антитеррористические бригады, являются их «потомками». Черные одежды и закрытые капюшонами лица ещё ничего не означают, а методы эффективного штурма зданий разрабатываются и без изучения средневекового японского опыта. Но в чисто рекламных и пропагандистских целях очень важно «подверстать» традицию древних шпионов к реалиям сегодняшнего дня.
Тот же Рон Дункан утверждает, что ниндзя существуют по всему миру, они проникают во все сферы общества. Они работают в ЦРУ (Р. Дункан даже называет точную дату, когда их зачислили в штат, – 1948 г.). Любое неожиданное отравление, любой удачный бросок ножа в горло уже связываются с участием ниндзя. Сегодня это понятие оторвано от своего исторического контекста, утратило изначальное содержание (да и знает ли сейчас кто-нибудь о нём?). Оно превратилось в имя нарицательное, в обобщающее наименование специалистов в области тайных покушений и секретных операций, равно как и некоего экзотического боевого искусства, не имеющего ни малейшей связи с древним искусством ниндзюцу.


Ниндзя вчера и сегодня

Опровергнуть или подтвердить эти слухи никто не мог – историки еще не занялись судьбой ниндзя, а последние носители традиции либо уже покинули сей мир, либо стояли на пороге этого. В 1966 г. умирает один из последних потомственных ниндзя, глава практически распавшейся школы Фудзита Сэйко (1899–1966). Истинность традиции Фудзита Сэйко никогда не вызывала ни у кого сомнений. Его униформа и некоторые боевые принадлежности выставлены даже в экспозиции музея ниндзя в Ига-Уэно. Этот житель Токио действительно был представителем последней школы направления Кога-рю в 14-м поколении. Что же мог делать этот удивительный человек? По его же признанию, он умел таким образом сосредоточивать свои чувства, что видел в восемь раз яснее и слышал в четырнадцать раз лучше, чем обычные люди. Тренируя нечувствительность к боли и выдержку, столь необходимые настоящему ниндзя, Фудзита вонзал в себя сотни иголок, даже не поморщившись. Был он искушен и в древнем искусстве невосприимчивости к ядам. Фудзита признавался: «Я съел немало серной кислоты, крысиного яда, ящериц, 879 стаканов и 30 кирпичей». Как оказалось, есть стаканы несложно, но вот на каждый кирпич уходит по 40 минут.
По мнению Фудзиты Сэйко, в Японии уже не осталось истинных носителей традиции ниндзюцу, да и у него самого нет достойных учеников. Поэтому тайное искусство, говорит он, «умрёт вместе со мной» (Newsweek 3 August 1964, p. 31). Признание грустное и настораживающее. Что это – завуалированная самореклама или крик боли старого мастера? Может быть, и то и другое.
Но факт остаётся фактом: сразу же после начала на Западе бума «убийц в черных одеждах» в Японии стали появляться всё новые и новые люди, объявлявшие себя носителями древних традиций ниндзя. Так поклонники боевых искусств узнали о Хацуми Масааки (род. 1931). Его историю трудно проверить, и она вызывает ряд серьёзных сомнений. Тем не менее изложим её со слов самого Хацуми. Он объявил себя потомственным ниндзя в 34-м поколении и патриархом школы Тогакурэ-рю.
Школа Тогакурэ-рю действительно была одной из древнейших школ ниндзя, рождение которой ее последователи относят к ХIII в. (хотя в реальности первые упоминания о ней можно встретить лишь в источниках середины ХVI в., связанных со знаменитым восстанием ниндзя в Ига). В XX в. её руководителем становится Тосицугу Такамацу (1887–1975). По всей видимости, Такамацу был профессиональным разведчиком, выполнял ряд тайных заданий в Маньчжурии, во Внутренней Монголии, других областях Китая. По его же собственным признаниям, там он активно практиковал ушу, а за подвиги во Внутренней Монголии его даже прозвали «монгольским тигром». Благодаря этому сегодня многое из арсенала северных школ ушу можно встретить в Тогакурэ-рю.
К концу жизни Такамацу поселяется в древнем городе Нара, где открывает небольшую школу. Многие специалисты сегодня высказывают небеспочвенное мнение о том, что никакого отношения к Тогакурэ-рю Тосицугу Такамацу не имел, хотя и считался неплохим мастером боевых искусств. Скорее всего он просто был прекрасно подготовленным профессиональным разведчиком нового поколения; к тому же не стоит забывать, что многие методы старых ниндзя изучаются и в современных разведшколах.
Именно к этому человеку в 1958 г. попадает Хацуми Масааки. До встречи с Тосицугу Такамацу будущий ниндзя перепробовал массу профессий: будучи выпускником факультета искусствоведения, подрабатывал каллиграфией, затем содержал небольшую частную медицинскую консультацию, преподавал дзюдо и каратэ. К 1958 г. он уже обладал 6-м даном по стилю Ситорю каратэ и 4-м даном по дзюдо.
Пятнадцать лет провёл Хацуми в школе старого Такамацу, который, уходя из жизни, завещал школу своему любимому ученику – во всяком случае, так утверждает сам Хацуми.
Хацуми мало волнуют колкие упоминания о том, что никакой прямой преемственности от старых носителей Тогакурэ-рю к Такамацу, а следовательно, и к самому Хацуми не прослеживается. Более того, ни один из других учеников Такамацу никогда не утверждал, что обучался Тогакурэ-рю.
Яркая реклама, многочисленные интервью, съёмки видеофильмов, десятки пособий и учебников резко отличают школу Хацуми от прежних ниндзя, которые всегда хранили своё искусство в тайне и даже избегали называть себя «ниндзя», стремясь «быть как все». В 1982 г. Хацуми предпринимает масштабное турне по США; в августе 1988 г. посещает Великобританию, где рассказывает о ниндзюцу как о «самом эффективном способе шпионажа, диверсий и устранения соперников». С тех пор он начинает ежегодно проводить зарубежные семинары, открывая собственные клубы ниндзюцу в Западной Европе и США. Сегодня он живёт в городе Ноба префектуры Тиба, где содержит большую школу, устроенную уже во многом на манер современного клуба.
В 1975 г. к Хацуми в Японию приезжает американец Стивен Хайс и становится его учеником, а уже через год получает инструкторский сертификат, возвращается в родную Атланту и начинает там преподавать. Такой рекордно короткий срок обучения выглядит по меньшей мере странным, если вспомнить, что в традиционной Японии ниндзя обучались с детства и затрачивали на овладение даже основами мастерства много лет. Правда, Хайс в 1977 г. вновь приезжает в Японию, где с небольшими перерывами пребывает до 1980 г. Так или иначе, Хайс является единственным официальным представителем ниндзюцу в США и раз в три-четыре года наведывается в Японию. Он же и основной пропагандист ниндзюцу на Западе, опубликовавший около десятка книг, наполненных колоссальным количеством исторических ошибок. И всё же эти книги и журнальные публикации в немалой степени подогревают интерес к ниндзюцу.
Одну из своих статей Стивен Хайс озаглавил: «Смертельные ниндзя живы и здравствуют в Японии!». Но те ниндзя, которые «живут и здравствуют», – изобретение сегодняшнего дня. На Западе практически всюду можно получить «диплом ниндзя», пройдя ускоренный курс из некоего суррогата боевых искусств, армейской подготовки и художественной самодеятельности; купить краткое пособие по тайнам управления энергией посредством переплетения пальцев, приобрести любую часть экипировки «ночного воина» от когтей для лазания и коротких мечей до черных тапочек с отделением для большого пальца ноги, чтобы удобнее было карабкаться на деревья.

* * *
Кого называли «ниндзя» в старой Японии? Это понятие изменялось со временем. Например, в ХV в. к ниндзя причислялись практически лишь жители двух провинций – Ига и Кога, которые традиционно служили наемниками в войсках богатых даймё. Чуть позже это понятие расширилось. Ниндзя уже считались те, кто занимался армейской разведкой. С ХVI в. отряды синоби превратились в разведподразделения, которые были в любой самурайской армии. Они отвечали за ведение партизанской войны и вообще любых военных действий, которые не вела регулярная армия; им же поручалось планирование штурма крепостей. И лишь с конца XVI в. синоби служат телохранителями у богатых самураев, заодно устраняя тайным образом их конкурентов.
Постараемся сформулировать чётко, что же такое «ниндзюцу». Ниндзюцу – это средневековое искусство проведения тайных операций, ведения разведки, партизанской войны и штурма крепостей. Весь экзотический антураж – черные одежды, метательные сюрикэны, хитрые приспособления, яды, искусство невидимости – это вторичные, некие вспомогательные средства для выполнения заданий. В чистом виде ниндзюцу отмерло, хотя отголоски его живы и по сей день. Причём говоря об «отголосках», я имею в виду, конечно, отнюдь не какие-то конкретные приемы, но сами традиционные методы подготовки. А они как были секретными в древности, так и остались секретными по сей день. Эти методы действительно сегодня перекочевали в арсенал японской разведки.
В частности, речь идёт о формировании в человеке особой психологической установки на выживание любой ценой для выполнения задания.
Вчитаемся в признание одного из людей, которого готовили именно по такой методике. Это уже знакомый нам Онода Хиро, продолжавший свою войну в джунглях Лубанга через 30 лет после того, как она была официально закончена: «Наше обучение сильно отличалось от того, которое мы получили в офицерском училище. Там нас учили ни о чем не думать и лишь вести свои подразделения в бой, будучи готовыми умереть, если это необходимо. Единственной целью было атаковать противника и убить как можно больше врагов до того, как убьют тебя. В Футамата (с 1944 г. здесь располагалось отделение разведшколы Нагано. – А. М.), однако, мы научились тому, что целью является остаться в живых и продолжать бой в качестве партизан как можно дольше, даже если это повлечет за собой такую ситуацию, которая в нормальных условиях рассматривалась бы как позор» [161].
Предельный практицизм – вот что отличало тактику настоящих ниндзя. Погибнуть с честью – это благородно, красиво, но всё же крайне непрактично. Обратим внимание – в офицерской школе слушателей учили поступать именно так, как подобает самураю. Так и поступали многие японские офицеры и солдаты во время Второй мировой войны. А вот разведшкола Нагано формировала у своих выпускников именно психологическую установку ниндзя – выжить, пусть даже за счёт утраты достоинства.
Онода Хиро признавался: «Нас учили, что разрешается даже сдаваться в плен. Нам объясняли, что, став пленниками, мы должны давать врагам ложную информацию. На самом деле мог наступить даже такой момент, когда мы сами должны были позволить нашим врагам захватить нас… Практически никто не должен был знать о нашей службе нашей стране – такова была судьба тех, кто вёл тайную войну». Здесь сохранена сама психология ниндзя, которая была усвоена из средневековой традиции современной японской разведкой.
Такое же воспитание ниндзя получил человек, имя которого известно сегодня каждому, кто увлекается каратэ. Это патриарх японского направления Годзю-рю каратэ Ямагути Гогэн. Он был одним из организаторов агентурной сети в Маньчжурии во время Второй мировой войны. Попав в плен, он не раз оказывал мелкие услуги советскому командованию, развлекал советских солдат демонстрацией искусства каратэ, хотя это на первый взгляд было явным нарушением всякой самурайской этики. Правда, при этом он создал среди заключённых подпольную организацию и стал терроризировать всех несогласных и желающих сотрудничать с советской администрацией. Это классическое поведение ниндзя. Мы без труда замечаем в его действиях приёмы, известные ещё со времён средневековья. Действительно, шпионаж в Японии превратился в особую часть культуры.
Вглядываясь в историю создания современных стилей японских боевых искусств, мы обнаружим, что во многих ситуациях они были стимулированы продолжателями не столько самурайской культуры, сколько культурно-психологических традиций ниндзюцу. И в этом списке мы с удивлением встретим такие всемирно известные системы, как многие стили каратэ, cёриндзи кэмпо и даже айкидо.

Авторизация

Реклама