Библиотека портала. Олег Царев. КГБ в Англии. Часть 1

Глава 4
«Письмо Зиновьева»
Согласно имеющимся в наличии материалам ИНО ОГПУ специально не занимался расследованием происхождения так называемого «письма Зиновьева», сыгравшего сколь эффектную, столь и решающую роль в поражении первого лейбористского правительства и приведшего к победе консервативной партии Великобритании на парламентских выборах в октябре 1924 года. Сведения, которые проливают свет на историю с этим документом, содержатся в потоке агентурной информации о деятельности группы фальсификаторов из числа белогвардейских офицеров, обосновавшихся главным образом в Берлине.
Основной фигурой, интересовавшей ОГПУ, был бывший начальник разведки армии Врангеля Владимир Григорьевич Орлов, известный тем, что после окончания Гражданской войны он занимался изготовлением и сбытом с целью пропитания фальшивых советских и коминтерновских документов, а также разведывательных сводок собственного производства. ОГПУ было хорошо информировано об этой стороне его занятий, так как, говорится в справке по делу Орлова от 19 марта 1929 года, «вся деятельность Орлова беспрерывно освещалась нашими источниками А/3 и А/25». Однако деятельность такого рода была лишь верхушкой айсберга, скрывавшего под водой основную работу Орлова — руководство агентурной сетью зарубежного белогвардейского движения. Об этом советской разведке стало известно много позже — в 1945 году, но эти сведения позволяют в ретроспективе правильнее оценить действительное положение и возможности Орлова в 1924 году.
Под Берлином гремела артиллерийская канонада, знаменовавшая начало берлинской операции советских войск, когда в записке от 23 апреля 1945 года начальник 9-го отдела 1-го Управления НКГБ СССР Гукасов доложил руководителю разведки Павлу Фитину, что парижской резидентурой в Бельгии был изъят и доставлен в Москву архив бывшего начальника «разведывательной части русского Генерального штаба» Орлова.
Из полученных парижской резидентурой документов Орлова следовало, что он был направлен в Западную Европу для организации разведывательной деятельности весной 1920 года, когда уже было очевидно, что белая гвардия проиграла Гражданскую войну, и последние ее силы были вытеснены в Крым. О задачах, поставленных перед Орловым, свидетельствуют письменные полномочия, предоставленные ему начальником Военного управления вооруженных сил на Юге России генерал-майором Никольским, квартировавшимся в Севастополе. В письме за № 0476, датированном 19 мая 1920 года и адресованном военному агенту в Италии, Никольский писал:
«Мною командирован в Западную Европу начальник разведывательной части отдела Генерального штаба действительный статский советник Орлов для выяснения постановки агентурного дела в военных агентурах, организации тайной противобольшевистской разведывательной сети за границей и связи с Генеральным штабом. Прошу оказать Орлову полное содействие».
Вслед за Орловым за границу переместилась и штаб-квартира белой разведки. В рукописной справке, сохраненной Орловым в своем архиве и озаглавленной «Добровольческая армия и разведка», говорится, что в период с 1920-го по 1923 год Центральная база находилась в Югославии, в местечке Стренски-Карловцы под Белградом, и руководство разведывательной работой осуществляли генералы Кусонский, Шатилов, Миллер и Станиславский. Непосредственно агентурной работой ведал, как и в военные годы, Владимир Орлов. После перенесения Центральной базы в Париж были перераспределены обязанности руководителей зарубежного белого движения. В 1923–1924 годах согласно справке в архиве Орлова они выглядели следующим образом:
«Во главе активной противобольшевистской работы, ведущейся в пределах России, поставлен генерал Кутепов (бунты и восстания). Во главе информационно-разведывательной работы поставлен князь Сергей Николаевич Трубецкой. Во главе казачьего дела — генерал Краснов. Все три подчинены Великому князю Николаю Николаевичу…»
О том, что Орлов в этот период не был одиночкой-фальсификатором, говорит следующая фраза: «Непосредственно генералу Кутепову и князю Трубецкому подчинена и вся противобольшевистская организация действительного статского советника Орлова, находящегося в Берлине».
Доказательством того, что Орлов по-прежнему выполнял обязанности начальника агентурной сети, служит тот факт, что в его архиве сохранились списки агентуры и смета содержания всей белой разведки. Список агентуры в Англии, наиболее интересующей нас в данном случае, состоял из десяти персон, некоторые из которых с трудом могли бы попасть под категорию агентов, хотя, возможно, критерии белой разведки позволяли причислить их к таковым. Так, список возглавляли безымянные «начальник разведывательного департамента английского Военного министерства» (очевидно, имеется в виду МИ-6, иначе СИС) и «начальник разведывательной службы английского Морского министерства». За ними следовал сэр Базель Томсон, чье положение определялось как «директор высшей полиции», затем «начальник секретной службы МИД» майор Мортен (Мортон?). В графе «сущность сообщаемых сведений» против этих фамилий указывалось: «материалы, добываемые всеми разведывательными органами о деятельности большевиков», а в графе «на каких условиях» — «в обмен на получаемые из Центральной базы». Таким образом, речь в отношении данных лиц шла о негласном обмене информацией. Такой же характер отношений существовал и с главным редактором газеты «Таймс» Вильямсом, ее сотрудником Вильтоном и корреспондентом «Дейли экспресс» Хиллом, которые предоставляли белой разведке материалы, имеющиеся в их редакциях, в обмен на сведения Центральной базы, предназначенные для помещения в печати. Платными агентами были «служащий секретной службы МИД» Мечислав Кунцевич, получавший жалованье в 2000 фр. франков в месяц, «служащий английского департамента полиции» поручик Сонаховский — 1000 франков в месяц, и «начальник лондонского узла» Нина Сохацкая — канцелярские расходы и жалованье 2000 франков в месяц.
Аналогичные агентурные списки имелись и по другим западноевропейским странам. Всего источникам белой разведки выплачивалось в 1921 году 34 100 фр. франков. Содержание Центральной базы обходилось в 16 500 франков. Общая сумма расходов на разведку достигала 50 600 франков за весь год.
Несомненно, положение Орлова как руководителя агентурной сети, то есть, в отличие от князя Трубецкого, практического организатора разведывательной работы, способствовало его фальсификаторской деятельности, которая обнаружилась во всей полноте — не без помощи ОГПУ — в ходе суда над ним и его сообщниками в Берлине в 1929 году. До тех пор в своих тайных сношениях с разведками западноевропейских стран он мог успешно эксплуатировать разведывательную сеть белого движения для продвижения дезинформации о большевиках и не только о них.
Сколь эффективно было сотрудничество Орлова с разведывательными службами Англии, видно из сообщения источника ИНО ОГПУ А/3 (Николай Крошко), проникшего в самое близкое окружение фальсификатора:
«Самое интересное — это то, чем занимается Орлов сейчас. Он вместе с Нелидовым изготовляет и продает английской разведке фальшивые документы о французах. Сейчас продаются: шифры французской разведки, сборник сигналов флота, чертежи заводов и т. д. Все это напечатано типографским способом (в типографии Швале на Тритшештрассе. Продается все это за крупные деньги… В СССР через Нелидова продаются чертежи зенитной пушки (на самом деле французской)».
Впрочем, Орлов и его команда поставляли англичанам не только фальшивки. Тот же источник А/3 сообщал в Центр, что «эстонцы продают через Орлова (10 % комиссионных) англичанам и немцам материалы о вооружениях и военных укреплениях СССР (Красная Горка, Кронштадт), полученные эстонской разведкой».
В свою очередь английская разведка активно вербовала агентов среди наиболее податливых русских эмигрантов. Одна из таких попыток привела к раскрытию советского разведчика, проникшего в белоэмигрантскую среду в 1930 году, используя именно методы английской разведки. В 1930 году в Берлине появился «бывший русский лейтенант флота» Керр, который работал «у англичан». Как сообщали источники ИНО в берлинских белогвардейских кругах, Аркадий Петрович Керр, уроженец Одессы, служил на Архангельском фронте у генерала Миллера при английской миссии, оттуда попал в Англию, ездил в Прибалтику (Ревель, Рига) с особыми миссиями. В Берлин он прибыл «для изучения работы против большевиков через эмигрантские организации». Получив эти сведения, сотрудник Центра сделал на полях сообщения берлинской резидентуры пометку — «Это т. ВИКТОР». Действительной задачей Керра — ВИКТОРА было агентурное проникновение в белогвардейскую организацию «Братство русской правды», которая сама же спровоцировала это публикацией своей программы (имеется буклет на английском языке):
«Братство русской правды» ведет антикоммунистическую пропаганду, создает при любой возможности помехи советским органам управления, организует террористические акты против комиссаров и нераскаившихся коммунистов, объединяет в тайные боевые организации всех, кто готов к борьбе, провоцирует бунты в рядах Красной Армии, ведя дело в конечном итоге к всеобщему вооруженному восстанию».
Одним из руководителей «Братства русской правды» в Берлине был Александр Николаевич Кольберг, бывший прокурор, долгое время работавший в разведывательной организации Владимира Орлова под псевдонимом ЛОМОНОСОВ и специализировавшийся на подделке подписей советских и коминтерновских деятелей. Кольберг был завербован Керром на английскую разведку и сотрудничал с ним за деньги, не подозревая, что в действительности поставляет сведения в ИНО ОГПУ.
Операция ИНО ОГПУ была раскрыта, и в белогвардейском движении разразился скандал, когда резидент английской разведки в Прибалтийских странах и Польше Богомолец в свою очередь стал разрабатывать членов «Братства» с целью завладеть сетью этой организации. Для этого он направил в Берлин английского агента и одновременно руководителя прибалтийского отделения БРП бывшего морского офицера барона Вреде. Вреде в разговоре с Кольбергом на предмет сотрудничества с англичанами узнал, что тот уже работает на их разведку. Немедленно была проведена проверка этих сведений. Агенты ИНО сообщали, что к бывшему царскому военному атташе Дьяконову в Париже обратился капитан английской армии Смит и попросил связь на Керра. Вслед за этим из Копенгагена в Берлин специально приехал английский лейтенант Эридж, который завершил расследование и установил, что Керр на деле был связан с советской разведкой. О разоблачении Керра ИНО сообщил источник А/250, который передал информацию о том, что резидент английской разведки Богомолец вербует некоего Флеммера для работы против СССР. «Богомолец сказал, — писала берлинская резидентура, — что Керра нет — это дело ОГПУ».
Таким образом, если полуофициально между белой и английской разведками и существовала договоренность об обмене информацией, как об этом можно судить по «Списку агентуры» в архиве Орлова, то на уровне закрытой, подпольной, работы англичане осуществляли вербовку агентуры в белом движении, а Орлов и компания в свою очередь продавали им как подлинные, так и фальсифицированные материалы.
Британские историки (К. Эндрю, «Secret Service»), исследовавшие вопрос происхождения «письма Зиновьева» и предания его гласности 24 октября 1924 года по инициативе английской разведки, утверждают, со ссылкой на министра иностранных дел Остина Чемберлена, что Форин Офис (читай — СИС, МИ-5) обладал значительным опытом в распознавании антисоветских фальшивок и осведомленностью об их авторах. Возможно, это так и было, потому что часть фальсификатов, например документов Коминтерна, изготовленных в Берлине Сергеем Михайловичем Дружеловским, была сделана достаточно грубо как по форме, так и по содержанию. Англичанам, читавшим шифрпереписку советского полпредства и Коминтерна, не составляло труда сопоставить подлинную информацию с претендующей на таковую, чтобы разобраться, что есть что. Могло вызывать сомнения и само обилие предлагаемых «советских документов», особенно с грифами «секретно» и «совершенно секретно». На что мог, в частности, рассчитывать царский полковник Арнольди, обосновавшийся в Румынии и предлагавший «все секретные издания Реввоенсовета».
Однако то, что выходило из рук Орлова и компании, было продукцией довольно высокого качества. У Орлова согласно сообщению источника А/3 имелись образцы подписей Бустрема, Трилиссера, Евдокимова, Аусема, Раковского, Проскуровского, Смирнова. «Фальшивки выглядят как «живые», — писал А/3. — Подписи, подделывает, и очень хорошо, сотрудник Орлова, бывший прокурор Кольберг. Живость фальшивкам придает еще то обстоятельство, что Орлов, как старый спец, уловил стиль, так сказать, дух советской переписки». Даже по Прошествии десятилетий, в 90-х годах, некоторые историки с доверием используют изготовленную им «серию писем Трилиссера» — начальника ИНО ОГПУ в 1922–1930 годах.
Замечательным примером вдохновенной работы Орлова являются изготовленные им документальные свидетельства для судебного процесса между автомобильным королем Генри Фордом и журналистом Германом Бернштейном. В середине 20-х годов Бернштейн опубликовал в американской прессе ряд документов и статей, которые обвиняли Форда в «идейном антисемитизме» и в причастности к погромам, указав при этом на его связь с белыми эмигрантами-погромщиками. В качестве примера фигурировали документы и факты, отражающие деятельность русских анархистов в Константинополе. Форд в свою очередь обвинил Бернштейна в клевете и обратился в суд. «Форд собирает во всех странах материалы на Бернштейна, — сообщал А/3, — и на этом построена вся комбинация Орлова. Орлов уже давно вошел в связь с представителем Форда и Бразолем (монархист, представитель кирилловцев в Америке) и обещал достать «подлинный» обвинительный материал против Бернштейна».
В этом деле Орлову невольно, но как нельзя кстати помог другой фальсификатор документов — Дружеловский. В мае 1925 года на допросе в берлинском Полицайпрезидиуме он, выгораживая себя, оклеветал многих других людей, в том числе Бернштейна, произведя его в сотрудники ОГПУ. «Это заявление Дружеловского явилось канвой для работы Орлова, — писал источник А/3. — Цель фабрикации двоякая: во-первых, скомпрометировать Бернштейна, доказав, что он советский работник, во-вторых, обрисовать советское правительство как «еврейскую шайку».
Схема фальшивки, как ее описал А/3, выглядела следующим образом.
Все события отнесены к 1922 году. Бернштейн связан с ЧК через константинопольскую агентуру — полковников Балиева и Акацатова, которые освещали деятельность монархистов, — и используется для распространения дезинформации в печати. Константинопольская резидентура прекращает с Бернштейном связь из-за его непомерных денежных требований.
Вокруг этого незамысловатого, но правдиво выглядящего эпизода Орлов создал целую переписку между ЧК и константинопольской резидентурой. Параллельно с письмами по этому конкретному вопросу Орлов изготовил серию инструкций Центра «о борьбе с антисемитизмом самыми суровыми мерами», приказов «О покровительстве еврейству», «о сношениях с Евсекцией компартии» и т, д. «Эта вторая серия фальшивок, — сообщал А/3, — составлена очень тонко и искусно и является фундаментом под «сионские протоколы», но очень тонким и осторожным».
Однако главным козырем Орлова во всем этом деле были подлинные журналы регистрации документов Харьковской ЧК за 1922 год, которыми его снабдил бывший сотрудник этого подразделения, а позже невозвращенец и подручный Орлова — Сумароков, он же Яшин. Чтобы внести всю вновь созданную переписку в эти журналы, Орлов изготовил и включил в них дополнительные страницы.
Таким образом фальсификаты обрели достаточно серьезное обоснование своей подлинности. «На всю эту работу затрачены средства, — писал А/3, — и технически она исполняется первоклассно: имеется русская бумага, изготовлены препроводилки с угловыми штемпелями, печати, бумага для журнала (графленая с заголовками), штампы и т. д. Все снято с оригиналов фотоспособом и цинкографией. Все вышеуказанные штампы и печати относятся к 22 году».
Орлов предполагал продать все изготовленные им фальшивки вместе с журналами Генри Форду и хорошо заработать на этом деле. «В состоянии откровенности и самохвальства, — сообщал А/3, — Орлов заявил, что за прошлый год эти дела дали ему до 12 000 герм, марок».
Впрочем, справедливости ради следует отметить, что на скользком поприще изготовления фальшивок успех не всегда сопутствовал Орлову. В марте 1929 году в ИНО от заслуживающего доверия источника поступила информация, доложенная Трилиссеру и Артузову:
«Кюри (2-й отдел французского Генштаба) в беседе с видным деятелем белой эмиграции указал на неудачный опыт работы французов с Орловым, который попросту их обманывал, фабрикуя ложные сведения об СССР».
Если об изготовлении некоторых фальшивок ИНО было известно еще до их реализации Орловым и компанией, то о «письме Зиновьева» он узнал постфактум. Но уже вскоре после того как разразился скандал в Англии, в Центр поступили два сообщения, дававшие, как показывает анализ более поздних сведений, верную картину происхождения «письма Зиновьева». Возможно, поэтому ИНО и не проводив никакого специального расследования по этому делу.
Первое сообщение поступило в ИНО из берлинской резидентуры 11 ноября 1924 года и было разослано Менжинскому, Ягоде, Артузову и Зинтиной. В нем говорилось:
«По некоторым сведениям, требующим проверки, письмо Зиновьева якобы сфабриковано в Риге поручиком Покровским (работал с Бискупским, связан с Гучковым). У Покровского имеются бланки Коминтерна, содержание составлено из речей тов. Зиновьева и кое-что прибавлено (собственно подписи под письмом не полагалось, ибо письмо циркулярное — сообщение, по словам Орлова, одного его источника).
Покровский, имея связь с английской контрразведкой, сообщил [ей], что, по его сведениям, сегодня будет отправлено почтой на условный адрес английской компартии из Риги важное письмо, а затем бросил письмо в почтовый ящик (условный адрес ему якобы известен от самих англичан). Письмо было перехвачено, и дальнейшая судьба его известна».
Второе сообщение было направлено в адрес начальника ИНО ОГПУ Трилиссера из Разведывательного управления Штаба РККА 20 ноября 1924 года и гласило:
«При сем препровождается выписка из донесения нашего источника о «письме Зиновьева».
12. XI. 24
По полученным нами сведениям, письмо Зиновьева в Лондон было написано в Риге белогвардейской разведкой. Автором письма является Покровский. Письмо было отправлено при посредстве поляков из Риги в Лондон почтой на имя известного английского коммуниста Мак-Мануса. Английская полиция, которая контролирует всю его корреспонденцию, сфотографировала письмо и как настоящее передала его в английское Министерство иностранных дел».
Иван Дмитриевич Покровский упоминается в более поздних документах ИНО как контакт Орлова в Бразилии. Но известно также, что они тесно взаимодействовали в изготовлении фальшивых документов еще 1925 году, а судя по характеру их отношений и содержанию письма, направленного Покровским Орлову в мае 1925 года, и ранее этого срока. В сообщении берлинской резидентуры от 18 мая 1925 года говорилось:
«10 мая Орловым получено от Покровского полузашифрованное письмо… Покровский сообщает, что он задумал «подложить хорошую свинью нового сорта большевикам», сфабриковать кое-что и запрашивает Орлова, готовы ли заказанные бланки и печати. Орлов, между прочим, выразил большое удивление по поводу этих печатей, ибо он якобы не знает, какие именно нужны».
Употребленное Покровским выражение «подложить свинью нового сорта большевикам», естественно, ставит вопрос, что же было «свиньей старого сорта»? Со значительной долей вероятности можно предположить, что это было «письмо Зиновьева», так как ничего более громкого с октября 1924 года по май 1925 года не прозвучало.
Сведения о причастности Покровского к изготовлению «письма Зиновьева», полученные ИНО ОГПУ в ноябре 1924 года из двух независимых источников, были позднее подтверждены другой яркой фигурой среди берлинских белоэмигрантов — Александром Феофиловичем Гуманским. В документе немецкой частной разведывательно-информационной службы — бюро Лизера — Рау, относящемся ко времени процесса над Орловым в 1929 году в Берлине, приводится рассказ Гуманского о «письме Зиновьева»:
«Гуманский описывает, как это происходило:
В Риге имеется эмигрантская разведка, которой в 1924 году руководил Покровский. Эта разведка фабриковала советские фальшивые документы в большом количестве. Эти документы отправлялись тогда в Берлин Орлову, в Париж — Шевичу, в Лондон — Корнееву, а также другим покупателям. В Риге находился один англичанин, специально для совместной работы с этой разведкой. Разведка Покровского фабриковала документы, которые легко могли сойти за настоящие, так как она в общем только слегка переделывала подлинные декреты коммунистических партийных органов и вписывала определенные фамилии. Генерал Корнеев был раньше русским офицером. Происходит из английской семьи. Он уже во время войны получил английское подданство. Осенью 1924 года Корнеев запросил из Лондона доставить ему материал, который можно было бы использовать против английской рабочей партии во время предстоящих выборов в Англии. Тогда было подделано много старых коммунистических приказов и, между прочим, было сфабриковано также письмо Зиновьева. Покровский послал пробный экземпляр Корнееву, который одобрил эту фальшивку. После этого решили устроить следующий маневр. Советскому посольству в Лондоне был послан заказным письмом экземпляр письма Зиновьева. В то же время было сообщено лондонской полиции, с какой почтой отправлено это письмо. Лондонская полиция конфисковала на почте это письмо, оно было вскрыто и сфотографировано, затем был составлен протокол, подписанный свидетелями. После этого в конверт положили лист чистой бумаги, и почтальон, за которым наблюдали два полицейских агента в качестве свидетелей, отправился в советское посольство, где вручил это письмо под расписку. Он мог также удостоверить, что письмо это было внесено в разносную книгу. Когда письмо Зиновьева было опубликовано в английских газетах, Форин Офис потребовал от советского посольства, чтобы ему было сообщено о содержании полученного под известным номером письма, на что советское посольство было принуждено ответить, что в этом письме находился чистый лист бумаги.
В начале 1925 года Покровский и его сотрудник-англичанин переселились в Южную Америку. Это сообщение Гуманского если и не подтверждается в некоторых мелочах, но все же весьма правдоподобно».
Бюро Лизера — Рау не приводит обстоятельств, при которых Гуманский дал вышеизложенные показания. Трудно также сказать, насколько верно они изложены самой службой Лизера — Рау. Во всяком случае, в начале 1925 года Покровский был еще в Риге, так как источник советской разведки сообщил в ИНО, что в мае он прислал письмо Орлову именно оттуда.
Однако обстоятельства получения еще одних показаний Гуманского о письме Зиновьева» известны прекрасно. Гуманский, будучи врагом советской системы и всячески вредя ей, после прихода Гитлера к власти резко переменил свое отношение к большевикам. Он был человеком незаурядного ума и больших способностей к разведывательной работе. Обладая немалым количеством информационных источников в Германии, Польше, Чехословакии и лимитрофах, Гуманский быстро пришел к выводу о неизбежности войны в Европе и об агрессивных намерениях гитлеровской Германии в отношении России. В 1934 году он по своей инициативе, но анонимно стал передавать в советское посольство в Праге разведывательную информацию военно-политического характера. В 1936 году он решился на установление личного контакта с советской разведкой и начал выполнять ее задания. Получаемые от него сведения оценивались в Центре весьма положительно. По прошествии полутора лет Гуманский приехал в Москву, где НКВД поселил его в гостинице и приступил к его опросу. В это время никакого давления или принуждения к нему не применялось и отношения между ним и НКВД были взаимно благожелательными.
В ходе опроса зашла речь и о «письме Зиновьева». Гуманский рассказал:
«По поводу письма знаю следующее:
Оно было изготовлено в Риге неким Покровским, действительно талантливым человеком, работавшим на англичан с 1920 года. Английский рижский центр не входил по поводу этой задачи в связь с другими английскими центрами.
С Покровским я познакомился в 1925 году, когда он был в Берлине проездом в Гамбург, чтобы ехать в Бразилию. Для знакомства меня цригласил Орлов, и Покровский в присутствии Орлова, мужа сестры Орлова (забыл фамилию) и, кажется, Кольберга рассказал следующее:
«Мой шеф, кэптэн Блэк, предложил мне составить липовое письмо к английским коммунистам. Я его составил без бланка и подписи, не зная, какое употребление из него сделают. Дело было перед выборами в палату общин. Тотчас после выборов Блэк сообщил мне, что если бы я уехал из Европы, то он мог бы мне устроить единовременно фунтов 500 и небольшую пенсию — фунтов 15 ежемесячно в течение двух лет. Он посоветовал ехать в Бразилию. Я согласился, так как меня давно тянуло из Европы, и предложение принял. Тогда английский вице-консул в Риге сделал мне предложение продать весь мой архив за 500 ф. ст. Я продал весь старый хлам и теперь вот уезжаю. Орлову он на следующий день добавил, что Блэк также едет в Бразилию».
По другому поводу Гуманский еще раз упомянул в своих показаниях о «письме Зиновьева»:
«Уругвайские документы составлены Покровским — автором письма Зиновьева, и Александром Зелинским. Покровский получил за письмо Зиновьева 500 фунтов и рекомендации в Буэнос-Айрес, по которым служил в аргентинской политической полиции. В 1933 году Покровский переехал в Монтевидео, где устроился (по рекомендации ИС) референтом по коммунистическим делам при тамошней политической полиции».
Искренность показаний Гуманского не вызывает сомнений — ему не было смысла лгать, он был настроен лояльно и давал показания свободно. Его лояльность по отношению к советской власти ничуть не убавилась, даже когда он был арестован и знал, что его ждет смертная казнь. Именно в тюрьме перед смертью он пишет подробные рекомендации по организации деятельности советской разведки в Германии и близлежащих странах. Пачки написанных от руки чернилами листов хранятся до сих пор. Гуманский вполне в духе того времени был приговорен к смертной казни за свои бывшие прегрешения и расстрелян в 1939 году.
Если оставить в стороне смутные и противоречивые высказывания других фальсификаторов — Жемчужникова, Бельградта и, в первую очередь, Дружеловского — человека весьма лживого, то все указывает на Покровского как на автора «письма Зиновьева». Основу этой версии, а в этом деле может быть только версия, составляют два агентурных сообщения, поступившие в ИНО ОГПУ в ноябре 1924 года, и показания Гуманского.
О личности самого Покровского известно немного — он трижды фигурирует в делах ИНО ОГПУ как агент Орлова сначала в Риге, а затем в Бразилии. В письме (без даты) издателю журнала «Антикоминтерн» Петру Владимировичу Глазенапу Орлов писал:
«Сообщаю вам на всякий случай адрес Ивана Дмитриевича Покровского в Бразилии. Очень активный человек. Если вы его помните и спишетесь с ним, он может многое сделать, особенно сейчас, после переворота».
Указание на антикоминтерновскую специализацию Покровского здесь очевидно.
Несколько позже, в 1940–1941 годах, дополнительные сведения о происхождении письма Зиновьева поступили от Александра Нелидова. Александр Сергеевич Нелидов был весьма любопытной фигурой: международным авантюристом по складу характера, талантливым разведчиком по способностям и по приработку — фальсификатором всевозможного рода документов из разряда «высокой политики». Гуманский так характеризовал его способности: «Пожалуй, это один из наиболее ценных и остроумных фальшивщиков в мире. Отлично образован. Сведущий в политике и дипломатии, обладающий стилем и приличными техническими знаниями, он изощрялся на «Международных липах». Из его конторы вышли конвенции между СССР и Германией, переписка германского посольства в Москве с Берлином, черновики всевозможных дипломатических нот, вообще высокая политика. Кроме того, ряд очень высокохудожественных «военных произведений», чертежи пулеметов, танков, самолетов, описание маневров в Польше, Франции и СССР…»
Александр Сергеевич родился в 1893 году в семье дипломата, а затем камергера, графа Нелидова, получил превосходное образование в Александровском лицее, состоял в Пажеском корпусе. В годы Первой мировой войны он сражался с немцами, а в Гражданскую — был в белой гвардии, оказавшись одно время прикрепленным к Англо-Французской военной миссии в качестве переводчика. В 1921 году, во время массового исхода белой гвардии из России, Нелидов оказался в Константинополе, где через свои связи среди англичан устроился на работу в британскую разведку. Он принял участие в ряде щекотливых разведывательно-подрывных операций против Советской России и в 1926 году был переведен в Берлин. Его перевод совпав с реорганизацией Сикрет Интеллидженс Сервис, результатом которой явилось сокращение ее персонала и понижение жалованья таким, как он, нештатным сотрудникам. В том же году он получил предложение от немцев поступить на работу в военную разведку Военного министерства — Абвер и в сложившихся обстоятельствах принял его. В последующие годы он занимался разведкой против Франции и Англии, а в начале 30-х годов выполнил несколько очень секретных поручений начальника Абвера полковника фон Бредова. Целью этих тайных миссий была компрометация нацистской партии и ее руководителей в глазах французов и англичан, а также лично Муссолини, и вместе с тем возвышение авторитета и роли Военного министерства как единственной силы, способной навести порядок в Германии. Неудивительно поэтому, что в 1933 году, когда нацисты пришли к власти, Нелидов был отправлен в концентрационный лагерь, где провел целых четыре года. В 1938 году он был выслан из Германии и начал свои похождения по странам Восточной Европы. В Праге он предложил было свои услуги советской разведке, но передумал и перешел на службу к американцам, по поручению которых совершал разведывательные поездки в Литву и Латвию. В августе 1940-го во время нелегального пересечения латвийской границы Нелидов был арестован НКВД. К декабрю 1940 года Нелидов, переведенный уже в Москву, дал полные показания о своей работе на англичан и немцев. Кроме того, он сообщил все известные ему сведения о немецком военном командовании, о его военных играх, направленных своим острием на Восток, о нацистских лидерах, о кадровом составе Абвера и гестапо и дал наводки на лиц, перспективных для сотрудничества с советской разведкой.
Что касается письма Зиновьева, то Нелидов сообщил следующее. По его словам, в 1923–1924 годах Лондон пытался организовать совместную польско-румынскую военную акцию против СССР. Движущей силой этой идеи выступал финансовый и нефтяной магнат Детердинг, тесно связанный с английской разведкой. Польский и румынский генеральные штабы считали, однако, что общественное мнение недостаточно подготовлено для такого предприятия. И тогда Лондон якобы дал указание о фабрикации фальшивых документов, листовок, брошюр и прочих материалов, которые могли бы подогреть антисоветские настроения и напугать всех «красной опасностью». «Единственный успех, — сообщил Нелидов следователям НКВД, — принесло знаменитое «письмо Зиновьева».
В 1938 году после своей высылки из Германии он отчаянно искал способ заработать. У него было предложение редактора одной из немецких газет некоего доктора Нушке опубликовать тайну письма Зиновьева и получить за это 20 тысяч марок. Нелидов отправился в Варшаву, где работал его старый знакомый по службе в британской разведке капитан Макларен, который, по мнению Нелидова, мог располагать нужной информацией. Макларен, однако, разочаровал его, сказав, что все сведения о письме Зиновьева находятся у резидента СИС в Риге Холла, работавшего под прикрытием британского вице-консула: «По словам Макларена, Холл захватил все документы, связанные с этим делом, и только эти документы принудили Лондон терпеть его на этом посту, иначе он был бы давно уволен». Нелидов хорошо знал Холла по английской миссии при армии Деникина и по совместной работе против Грузии в 20-е годы и решил повидаться с ним в Варшаве.
«Я явился к мистеру Холлу, он не выразил особенной радости при встрече со мной, — писал Нелидов. — Из его вопросов я понял, что он думает, что я опять поступил на службу к англичанам и приехал конкурировать с ним… Я объяснил ему прямо цель моего прихода, предупредив его, что он абсолютно ничем не рискует, если примет мое предложение. Он мне заявил, предварительно услышав сумму гонорара, что дело хотя и очень интересное, но трудно выполнимое, так как Лондон сразу поймет, кто является автором этих разоблачений… Он сказал, что такие дела невозможно решить с ходу и ему нужно некоторое время, чтобы обдумать его предложение».
Пока Холл раздумывал, у Нелидова кончились деньги, и хозяйка квартиры в отместку за неплатеж донесла на него в политическую полицию. Нелидов был в очередной раз арестован и помещен в латвийскую тюрьму, где провел более полутора лет. Не случись этого, тайна письма Зиновьева, возможно, была бы раскрыта еще в августе 1938 года. Тем не менее показания Нелидова ценны тем, что он, будучи сам докой в деле фальсификации, отнес «письмо Зиновьева» к подделкам и уверенно указал на причастность СИС к его происхождению и на Ригу как место его изготовления и отправки. Дальнейшая судьба Нелидова сложилась трагически. После нападения гитлеровских войск на СССР он выразил готовность работать на советскую разведку против Германии. Был разработан конкретный план вывода его за границу через нейтральную Швецию, возобновления старых связей. Нелидов был освобожден из-под стражи и начал подготовку. Потом — только короткая запись в его деле: «В ходе подготовки покончил жизнь самоубийством».
Ознакомление с материалами ИНО ОГПУ позволяет утверждать, что в 20-е годы в Европе действовала разветвленная разведывательная сеть белоэмигрантской разведки, тесно связанная с СИС как на полуофициальной основе, так и в результате агентурного проникновения англичан в ее ряды путем вербовки ее членов.
Часть белоэмигрантов во главе с начальником агентурной сети белой разведки В.Г. Орловым активно занималась изготовлением фальшивых советских и коминтерновских документов, иногда высокого качества, и сбывала их среди прочих английской разведке. «Письмо Зиновьева» было одной из таких фальшивок. Поскольку никто из белоэмигрантов-фальсифакаторов не отрицает того, что «письмо Зиновьева» было изготовлено в их среде. Но кем именно?
Три независимых источника — агент ИНО ОГПУ, агент РУ РККА и А.Ф. Гуманский — называют И.Д. Покровского как автора «письма Зиновьева». Те же источники указывают на сотрудничество Покровского с английской разведкой в осуществлении этой провокации.
О причастности английской разведки к этой истории на этапе изготовления и отправки «письма Зиновьева» в Лондон можно вынести окончательное суждение, только ознакомившись с ее архивными материалами по этому делу. Инициатива же СИС в предании письма гласности британскими историками не оспаривается.