Контрразведка и защита госсекретов. Часть 2. Главы из книги Александра Колпакиди и Александра Севера "Спецслужбы Российской Империи"

Глава 22
Военные тайны Российской империи
Уже в первые годы прошлого века все крупные мировые державы начали подготовку к войне, напряженно наблюдая за тем, что делают потенциальные союзники и противники. В мирное время немногочисленные аппараты спецслужб «охотились» за мобилизационными планами, новинками военной техники и информацией о приготовлении к будущей войне.
Как следствие этого, в военном ведомстве начались активные действия по созданию и совершенствованию системы по защите военной тайны. Работа велась по четырем направлениям:
создание и совершенствование системы контрразведывательных органов. Их основной задачей являлось противодействие шпионажу противника в мирное и военное время (об этом подробно рассказано в других главах данной книги);
организация комплексной системы защиты информации, содержащей военную тайну;
совершенствование системы фельдъегерской связи;
организация военной цензуры.
Спустя много лет после окончания Первой мировой войны можно утверждать, что, несмотря на все принимаемые меры, Российская империя не смогла эффективно и надежно защитить свои военные секреты.
В русском обществе проблема противодействия шпионажу противника регулярно обсуждалась на страницах газет «Русского инвалида», «Нового времени», «Военного сборника». Но все материалы носили дискуссионный характер и были интересны лишь узкой группе специалистов и любопытных. Изредка выходили и монографии, посвященные проблеме военного шпионажа.
Одновременно с этим проводилась разъяснительная работа в войсках. Например, как вспоминает один из руководителей дореволюционной российской контрразведки Николай Батюшин [410], «в штабе Варшавского военного округа был установлен после Русско-японской войны порядок подробного оповещения о неподлежащих оглашению приказаний по округу о всяком дошедшем до суда шпионском деле, не делая никаких тайн из описания тех приемов, к которым прибегали шпионы в целях собирания секретных военных сведений».
По мнению Николая Батюшина: «это доверие высшего военного начальства к офицерам, во-первых, ликвидировало все кривотолки после судебного разбирательства шпионских дел, а во-вторых, воспитывало в должном направлении офицерскую среду, через нее и солдат в должном ими гражданского долга. Невольно просачивалось это затем и в толщу гражданского населения, которое являлось, таким образом, незаменимым сотрудником агентов правительства» [411].
Также нужно отметить, что в 1907 г. (переиздана в 1912 г.) в Российской империи была опубликована книга капитана 2-го пехотного полка французской армии Рауля Рюдеваля «Разведка и шпионаж. Практические указания строевым офицерам» [412]. В ней автор на основе опыта Франко-прусской войны 1870 г. и Русско-японской войны подробно разбирал различные приемы шпионажа и способы противодействия ему. Нужно учитывать, что Франция проиграла войну Пруссии, а Россия – Японии во многом из-за того, что Париж и Санкт-Петербург очень сильно недооценили возможности германских и японских спецслужб. Данная книга использовалась в качестве учебного пособия для офицеров российской армии.
Когда началась Первая мировая война, выяснилось, что армия и вместе с ней и государство не способны обеспечить необходимый уровень защиты военной тайны. И, как следствие этого, население не было готово активно помогать органам контрразведки.
И только 22 июня 1914 г. газета «Русский инвалид» опубликовала обращение к гражданам Российской империи. Это была первая попытка выразить мнение властей об отношении к защите военной тайны в Российской империи. В нем власти призывали население хранить в тайне информацию о дислокации, перемещении и численности войск. Население призывали не верить различным слухам и сохранять спокойствие. Правительство обещало информировать о реальной обстановке на фронте.
Через несколько месяцев начали издаваться брошюры, где подробно описывались реальные и вымышленные случаи деятельности разведслужб противника. Так, читатели изданной в 1914 г. в Москве тонкой брошюрки «Немецкий шпионаж» узнали вот такую историю:
«Служивший химиком на резиновом заводе «Треугольник» в Петрограде немецкий шпион Келлер старался отравить всех рабочих завода и тем самым вызвать среди рабочих форменный бунт. К счастью, рабочие вскоре заподозрили, откуда дует ветер, и немецкому шпиону пришлось бы плохо, если бы его не арестовали и не посадили в тюрьму» [413].
Понятно, что такие истории лишь возбуждали повышенную шпиономанию в обществе, заставляя искать врагов среди лиц с немецкими фамилиями.
К сожалению, время было упущено. Волна шпиономании, захлестнувшая Россию, как и другие европейские страны, не способствовала активизации мероприятий по защите военной тайны. Как писал один из офицеров контрразведки Российской империи:
«Не только в том штатском обществе, в котором я постоянно вращался, не имели никакого представления о контрразведке, ее назначении и цели, но и среди военных было весьма смутное понятие о сущности этого крайне сложного и необходимого учреждения» [414].
Другой офицер российской армии, Михаил Бонч-Бруевич [415], занимавшийся вопросами контрразведки в Петербурге в период Первой мировой войны и разработавший «Проект наставления по организации контрразведки в действующей армии», полностью разделял мнение своего коллеги.
Он вспоминает, что «тайная война», которая велась параллельно явной, была мало кому известна. О явной войне трещали газеты всех направлений, ее воспроизводили бесчисленные фотографии и киноленты, о ней рассказывали миллионы участников – солдат и офицеров. О «тайной войне» знали немногие. В органах, которые занимались ею, все было строжайшим образом засекречено [416].
Сам орган военной контрразведки, первоначально названный Разведочным отделением, создавался негласно, «без официального учреждения его», иначе, по мнению организаторов, терялся бы главный шанс на его эффективную деятельность. Этот принцип сохранился до 1917 г. Даже должность начальника Разведочного отделения в целях конспирации именовалась «... состоящей в распоряжении начальника Генерального штаба» [417].
Кто охранял военные секреты
В российской армии проведение контрразведывательных мероприятий возлагалось на службу генерал-квартирмейстера. Анализ учебного пособия для офицеров Генерального штаба – «Служба Генерального штаба. Разведывательные органы армии», изданной в 1901 г. в Санкт-Петербурге, позволил определить, кто в Вооруженных силах Российской империи в начале прошлого века должен был заниматься вопросами защиты военных секретов.
Согласно этому учебному пособию, вопросами военной контрразведки должен заниматься комендант. Правда, если внимательно изучить перечень его обязанностей, то выяснится, что он отвечал за организацию содержания под стражей шпионов противника, дезертиров и пленных. Фактически он выполнял чисто полицейские функции [418].
Самым опасным во время боевых действий считался перехват донесений и приказов противником. Говоря другими словами, считалось, что если враг сумеет перехватить такой документ, то он не будет использовать содержащуюся в нем информацию в своих интересах, а просто уничтожит его. В результате военачальники не узнают о ситуации в подчиненных им частях и соединениях, а командиры не смогут выполнить приказы вышестоящего командования. В качестве меры противодействия рекомендовалось посылать несколько экземпляров донесения для повышения вероятности доставки его адресату [419].
В отношении полевого телеграфа указывалось, что противник может только разрушить линии связи. О возможности съема информации с провода или использование линий телеграфа противником в качестве средства оперативной связи ничего не говорилось [420]. Хотя уже в то время во многих европейских странах, например в Германии, проводились опыты по тайному подключению к линиям связи.
Организация секретного делопроизводства
Вопросами организации секретного делопроизводства в Генеральном штабе занималось сразу несколько структур.
Вопросами ведения секретной переписки по всем вопросам занимался восьмой стол VII отделения (ведение военной статистики иностранных государств) Второго управления генерал-квартирмейстера:
ведение переписки по секретным вопросам;
ведение переписки по агентурной разведке;
обеспечение работы прикомандированных иностранных офицеров к русской армии.
Именно это отделение занималось и организацией разведки.
VIII отделение (архивно-историческое) Второго управления генерал-квартирмейстера. Распределение функций внутри отделения:
1-й стол – выдача документов;
2-й стол – выдача книг;
3-й стол – делопроизводство по допущению занятий в архивах и библиотеках.
Это отделение совмещало в себе функции обычной библиотеки и спецотдела, регламентирующего вопросы допуска работы с секретными документами [421].
Было еще одно подразделение в структуре Генерального штаба, связанное с организацией секретной переписки. «Канцелярия. Журнальная часть. Ведение переписки и журналов по входящим и исходящим секретным документам» [422].
Все вопросы, связанные с организацией хранения, пересылки и обработки мобилизационных планов, регламентировались специальной инструкцией. В каждом военном округе инструкция была разработана с учетом мест дислокации войсковых частей и штаба округа. Каждый экземпляр инструкции имел гриф «секретно» и номер экземпляра. Тираж инструкции печатался только в военной типографии.
Рассмотрим теперь сам текст инструкции. В разделе 1 «Пункты хранения» детально расписывалось, где и в каких условиях должны храниться мобилизационные планы. Указывались город или железнодорожная станция, место хранение и способ хранения.
Местом хранения мобилизационных планов обычно являлись:
«Мобилизационный отдел штаба округа;
помещение караульного начальника гарнизонной гауптвахты;
денежная кладовая гарнизонной гауптвахты;
карцер при гауптвахте».
Способов хранения секретных документов было два: в железном ящике или в железном ящике, который вкладывался в деревянный сундук.
Во втором разделе инструкции подробно расписана процедура передачи документов в войсковые части на хранение.
Так, в первом параграфе второго раздела говорилось, что «документы должны храниться в опечатанных железных ящиках. А в отдельных пунктах ящики должны были быть дополнительно вложенные в деревянные сундуки (по два в каждый сундук). Сами сундуки должны быть прикрепленны к полу».
Во втором параграфе данного раздела говорилось, что «передача железных ящиков с документами на хранение в указанные в разделе 1 Учреждения и установка их в деревянные ящики производится уполномоченными от Заведующего передвижением войск и Начальника железной дороги. Эти лица должны иметь удостоверения личности утвержденного образца. При этом эти лица не могут производить передачу ящиков независимо друг от друга, а лишь при условии явки обоих представителей вместе.
Коменданты городов и Штаба военного округа должны быть заблаговременно извещены Заведующим передвижением войск о времени доставки ящиков и о том, кто из офицеров округа откомандирован с этой целью».
В третьем параграфе говорилось о месте укладки документов в ящик.
В следующем параграфе подробно описывался сам процесс опечатывания ящика. Так, согласно требованиям инструкции, железные ящики, предназначенные для хранения в деревянных сундуках, «опечатываются следующим образом:
1. В крышке каждого ящика, около переднего его края, и в передней стенке просверливаются отверстия, предназначенные для продевания двух бечевок, изготовленных с вплетенной в них тонкой проволокой.
2. После запора ящика одну из бечевок пропускают через ушко ключа, связывают узлом и концы припечатывают к особой маленькой дощечке печатями Начальника железной дороги и Заведующего передвижением войск.
3. После того как ящики будут доставлены в пункты хранения и размещены в общем деревянном сундуке, концы второй веревки (связанной с узлом одновременно с первой), запечатанные номерными печатями Начальника железной дороги и Заведующего передвижением войск к стенке деревянного сундука.
4. Слепки с печатей, вложенные в футляры, передаются коменданту города, который хранит их в особом железном ящике или прочно запираемом деревянном под свою личную ответственность.
5. Получив слепки и удостоверившись в целостности и подлинности печатей, комендант города либо Секретарь штаба округа опечатывают деревянные сундуки своими печатями и принимают на хранение вместе со слепками печатей ключ от деревянного сундука. После чего составляется акт установленной формы, в двух экземплярах, за подписями принявшего сундук на хранение и уполномоченного на передачу его.
6. Один экземпляр акта передается Начальнику железной дороги, другой, вместе с представленным удостоверением о личности, хранится у коменданта города либо в канцелярии Штаба округа.
7. Коменданты городов и секретарь Штаба округа несут полную ответственность за целостность печатей, которыми опечатаны железные ящики».
В пятом параграфе говорилось о том, что железные ящики, передаваемые на хранение без деревянных сундуков, опечатываются двумя сургучными печатями – Начальника железной дороги и Заведующего передвижением войск, но без прикрепленных к ним ключом, способами, указанными в четвертом параграфе.
Ключ от этих железных ящиков передается либо помощнику Начальника Мобилизационного отдела, либо уполномоченному от железной дороги агенту, либо другому должностному лицу для хранения в особом железном ящике или в прочном, хорошо запираемом, деревянном ящике.
В шестом параграфе говорилось, что копии всех актов передаются Заведующему передвижением войск.
В седьмом параграфе обычно описывались особые условия хранения в некоторых населенных пунктах. В частности, в Штабе военного округа сундук, в числе секретных дел мобилизационного отдела, охраняется во внеслужебное время часовым у дверей Мобилизационного отдела. В период работы отдела находится под наблюдением старшего адъютанта Мобилизационного отдела.
Третий раздел инструкции целиком посвящен описанию процедуры обмена документов.
В первом параграфе говорилось, что обмен железных ящиков или мобилизационных документов производится уполномоченными Начальника железной дороги и Заведующего передвижением войск, снабженными подлинными предписаниями: первый – Начальника железной дороги, второй – Заведующего передвижением войск.
Во втором параграфе говорилось, что предназначенные для вложения в ящики новые документы доставлялись в пункты хранения в тюках или железных ящиках, полученных в Управлении железной дороги.
В третьем и четвертом параграфах подробно описывалась сама процедура замены документов:
1. В присутствии коменданта города, либо секретаря штаба, либо Начальника Мобилизационного отдела или его помощника, открыв деревянный сундук, уполномоченный проверяет целостность печатей.
2. Сняв печати и совершив обмен железными ящиками или документов в железных ящиках, уполномоченные вновь накладывают установленные печати и составляют акт.
3. Далее производились действия, аналогичные тем, что выполнялись при первичном вложении железного ящика в деревянный сундук.
В пятом параграфе особо подчеркивалось, что уполномоченного необходимо немедленно допустить к железному ящику для обмена документов сразу же после прибытия, за исключением случаев, когда допуск во внеурочное время не допускается существующем законом (параграф 219 Гарнизонного устава).
В четвертом разделе инструкции подробно расписывалась процедура изъятия мобилизационных планов при объявлении частичной или полной мобилизации [423].
Попытки неуклонно следовать требованиям инструкции по организации хранения секретной переписки часто оканчивались неудачей.
В частности, еще до начала Русско-японской войны в «Записке о работах, необходимых для улучшения Сибирской Железной дороги со стратегической целью», датированной 10 октября 1901 г., говорилось, среди прочего, о необходимости приобретения несгораемых шкафов и ящиков.
В этом документе указывалось на то, что соблюдение требований этой инструкции в Сибири не гарантировало необходимого уровня сохранности мобилизационных документов.
Это было связано со сложной криминальной обстановкой в регионе. Большую часть населения составляли ссыльные, готовые пойти на любые преступления ради наживы. И огромное количество иностранных фирм, готовых помочь своим государствам в добыче этих документов. Как следует из текста документа, вся секретная переписка, в том числе и по мобилизационным вопросам, хранилась в обычных деревянных ящиках [424].
А вот как было организовано хранение секретных документов в одном из контрразведывательных отделений Юго-Западного фронта во время Первой мировой войны. В результате проверки, которая была проведена с 14 по 16 февраля 1916 г., комиссия установила:
«Все дела, за исключением тех, коими ведает непосредственно начальник отделения, хранятся в обычных шкафах за замками, ключи от которых на общей связке находились до последнего времени у старшего наблюдательного агента, второй же экземпляр у начальника отделения...
...Текущие бумаги оказались запертыми в ящики письменных столов, которые их ведут.
В секретном несгораемом шкафу при проверке оказались:
1. Шифры:
а) военный
б) для сношения с губернатором и начальниками губернских жандармских управлений, с начальниками городской и уездной полиции
в) частный ключ прокурорского надзора
2. Постановление по контрразведке.
3. Австрийские и германские паспортные бланки, выписываемые по требованию контрразведывательного отделения армии.
4. Мобилизационный план и записка контрразведывательного отделения.
5. Личный входящий и выходящий журнал.
6. Дела № 1, 7, 9, 22 за текущий и предыдущие годы.
7. Инструкция для тайной и разведывательной службы в Австрии.
8. Различные инструкции, издаваемые разноименно по контрразведке.
9. Дневник тайных агентов и данные перлюстрации мирного времени.
10. Деньги.
Два верхних ящика несгораемой кассы оказались запертыми бывшим начальником контрразведывательного отделения, что хранится там, начальнику отделения неизвестно, т.к. ключа ему не было оставлено.
В запертом столе начальника отделения оказались секретные приказы, приказания и циркуляры, секретное расписание войск округа, печати, тетрадь с фотографическими карточками охранных агентов, денежная отчетность за текущей и прежние годы» [425].
Не все секретные документы во время Первой мировой войны хранились так надежно. После окончания войны командир 1-го германского армейского корпуса генерал Герман фон Франсуа в своих мемуарах описал эпизод, когда в ходе Восточно-Прусской операции 1914 г. [426]удалось захватить в городе Нейденбурге [427](там во время стремительного отступления непродолжительное время дислоцировался штаб 23-го корпуса русской армии) множество секретных документов.
Германский военачальник вспоминал: «Большое количество карт лежало среди захваченных документов, между ними находились копии наших секретных планов и карт всех восточных крепостей. Карты Кенигсберга были точны во всех мельчайших подробностях. Только шпионским путем русские могли получить эти ценные материалы» [428]. Сразу вспоминается эпизод из Русско-японской войны, когда в Мандариновой долине отечественная разведка потеряла обоз со своими секретными документами.
Военная криптография
Во второй половине XIX в. большинство шифров Военного министерства представляли собой коды малого (до 1000 словарных величин) объема. Кодовыми обозначениями здесь являлись трех– и четырехзначные числа. Говоря другими словами, при шифровании каждое слово заменялось соответствующим ему трех– или четырехзначным числом, взятым из специального словаря. Военные шифры этого типа обычно использовались в течение длительного времени. Перерабатывался лишь относительно быстро устаревавший словарь, что объясняется, например, изменением географии военных действий и т.п. Словарные ключи были наиболее распространенным типом шифров, используемых в конце XIX в. в военном ведомстве. Их называли «военными ключами».
Особое внимание уделялось правильному использованию шифров. В военном ведомстве в случае утери хотя бы одного экземпляра шифра или при подозрении, что он «взломан» дешифровальщиками противника, предписывалось немедленно выводить этот шифр из обращения и заменять новым.
Снятие копий с шифров категорически воспрещалось. Поэтому в военное время полевые штабы армий, отдельных корпусов и отрядов снабжались запасными экземплярами шифров. Они выдавались, в необходимых случаях, тем лицам, которых не было в списке, но которым, по мнению командующих армиями или других главных войсковых начальников, следовало иметь тот или иной шифр.
Экземпляры ключей военного времени, выданные командующим войсками в округах, командирам корпусов, комендантам крепостей и наказным атаманам, хотя и находились в непосредственном распоряжении этих лиц, должны были храниться в помещениях соответствующих штабов в «запертых секретных хранилищах» – шкафах, сундуках, ящиках – и обязательно в особо секретных пакетах, запечатанных личной печатью тех лиц, на чье имя они были выданы.
Так же строго хранили экземпляры шифров (ключей) и начальники главных управлений Военного министерства и штабов округов. Замену ветхих экземпляров шифров, передачу шифров от увольняемых лиц и т.п. производил Главный штаб. Он же определял срок действия шифров.
«С целью сохранения шифров в секрете инструкциями предписывалось ни в коем случае не оставлять в делах зашифрованные документы. Лица, использующие шифр, обязаны были помещать в деле копии отправленных шифросообщений, но изложенные «обыкновенном письмом». Черновики уничтожались. Лицо, получившее шифросообщение, также было обязано уничтожить подлинник, поместив в досье входящих документов соответствующую копию, изложенную «простым письмом». Проверка шифров военного времени, находящихся в округе, проводилась не реже одного раза в год [429].
Разумеется, рекомендации по обращению с шифрами часто носили половинчатый характер. В частности, во время Русско-японской войны «не только на приемной станции, но даже на передаточной должны были оставаться копии всех распоряжений, и это, при том условии, что шифровать депешу не всегда было время, является крайне нежелательным» [430].
Военное ведомство имело специальные шифры для военного времени. Но у них были многочисленные недостатки. Задолго до войны создали специальный шифр для войсковых соединений. Это был довольно сложный лозунговый шифр двойной вертикальной перестановки по двум номерным рядам – распределителям, с частой сменой ключей [431].
До Первой мировой войны ни в одной стране мира, кроме Франции и Австро-Венгрии, не существовало военных дешифровальных органов. И созданное в ноябре 1911 г. при Генштабе австро-венгерской армии криптографическое бюро во главе с капитаном А. Фиглем безуспешно пыталось взломать русские дипломатические и военные криптосистемы [432].
Ситуация усугубилась неразберихой, связанной с мобилизацией и развертыванием российских войск в начале Первой мировой войны. Дело в том, что начальник армейского шифровального бюро полковник Андреев вплоть до последней минуты перед началом боевых действий воздерживался от рассылки копий новых шифров, предназначенных для использования в особый период. Эта мера привела к печальным последствиям.
Русскими планами ведения военной кампании против Германии предусматривалось вторжение двух армий на территорию Восточной Пруссии с востока и юга. Предполагалось, что сомкнувшиеся «клещи» приведут к разгрому германской армии, устранив угрозу флангового удара при наступлении на главном направлении через Познань на Берлин из Варшавского выступа.
1-я армия Северо-Западного фронта (была развернута к востоку от Восточной Пруссии) под командованием генерала Павла Ренненкампфа должна была вести наступление строго в западном направлении и боевыми действиями сковывала немцев.
Перед 2-й армией Северо-Западного фронта под командованием генерала Александра Самсонова (дислоцированная к югу от Восточной Пруссии) была поставлена задача обойти Мазурские озера, войти в тыл немцам и, блокировав пути отхода, уничтожить их. Естественно, что успешное решение этой задачи предполагало согласованное и тщательно спланированное взаимодействие двух русских армий.
К сожалению, отечественная служба связи совершенно не отвечала предъявляемым ей требованиям. Когда армии Павла Ренненкампфа и Александра Самсонова оказались разделенными Мазурскими озерами и стали осуществлять связь друг с другом преимущественно по радио, выяснилось, что в 1-й армии новый шифр получили, а старый уничтожили, а во 2-й армии все еще действовал старый шифр. В результате переговоры некоторое время между ними велись по радио открытым текстом.
Общая неэффективность проведенной Россией мобилизации пагубно сказалась и на доведении до войск новых военных шифров и ключей к ним. Например, 13-й корпус армии Александра Самсонова не имел ключей для чтения криптограмм, поступавших от его соседа, 6-го корпуса. По прошествии двух недель после начала войны русские связисты даже не пытались шифровать сообщения, а передавали по радио открытым текстом [433].
К этому надо добавить, что материальное снабжение армий было налажено из рук вон плохо. В распоряжении армии Александра Самсонова находилось менее 600 км провода, который был быстро израсходован.
В то же время средства радиосвязи использовали в штабах обеих русских армий и в штабах подчиненных им корпусов. Штабы дивизий и штабы более низкого звена радиосвязи не имели. Поэтому штабы корпусов для связи с дивизиями использовали проводные средства. А штабы армий, в свою очередь, потратили мизерные запасы провода для связи с тыловым командованием. И радио оставалось единственным средством связи между штабом корпуса и армии [434].
По необъяснимой причине командование российской армии не учитывало возросшие возможности радиоразведки. Поясним, что речь идет о возможностях несанкционированного подключения к проводным линиям связи и прослушиванию радиоэфира [435].
Дело в том, что еще в 1903 г. многие отечественные и зарубежные специалисты говорили о том, что передаваемую по радиоканалу информацию легко перехватить. И создать аппаратуру, лишенную этого недостатка, в ближайшие годы невозможно.
Например, профессор физики Электротехнического института и изобретатель радио Александр Попов в докладной записке от 4 марта 1903 г. в Главное управление почт и телеграфов в связи с проектом организации радиотелеграфного сообщения между Варной и Одессой прямо указывал, что «по свойству беспроволочного телеграфа нельзя защититься от прослушивания какой-либо промежуточной станцией, если она поставит себе такую задачу».
В мае 1904 г. в газете Berlin Tageblatt была опубликована статья одного из пионеров радиодела в Германии Г. Арко «Возможное и невозможное в области беспроволочного телеграфа», в которой он полемизирует с представителями фирмы «Маркони» и другими оппонентами, убедительно обосновывая принципиальную невозможность абсолютно защищенной системы радиосвязи [436].
К сожалению, на их высказывание никто не обратил внимание. И последствия этого проявились уже в первые месяцы войны во время приграничных сражений в Польше и Восточной Пруссии, когда в штабах русской армии не была учтена опасность перехвата и расшифровки радиосообщений станциями германской разведки [437].
Но самый трагичный момент для русской армии наступил в августе 1914 г., когда в результате катастрофы у Мазурских озер из армии Ренненкампфа сумело вырваться из окружения менее 2 тысяч человек.
Как писал М. Гофман, один из разработчиков этой операции, в книге «Война упущенных возможностей»: «Русская радиостанция передала приказ в незашифрованном виде, и мы перехватили его. Это был первый из ряда других бесчисленных приказов, передававшихся у русских в первое время с невероятным легкомыслием... Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны на востоке, иногда лишь благодаря этому и вообще возможно было вести операции».
Неразбериха со связью наблюдалась и в других русских армиях. Шведский криптограф Гульден писал, что «в германском имперском архиве можно прочитать, что русские радиостанции очень часто передавали свои сообщения открытым текстом, военные радиостанции не получали во время мобилизации комплекты, необходимые для связи шифров».
При таком беспорядке в начале войны неоднократно случалось, что радиостанции, прибывшие на фронт и принадлежавшие различным радиоподразделениям, не могли обменяться шифрованными сообщениями по той простой причине, что отдельные радиороты снабжали свои радиостанции собственными шифрами.
Поскольку на один и тот же участок фронта могли попасть радиостанции разных рот, то в первые же дни войны выяснилось, что радиостанции, приданные одному и тому же армейскому корпусу или кавалерийской дивизии, говорят на разных шифроязыках.
А поскольку одна радиостанция не понимала другую, то при отсутствии надежной проволочно-телеграфной связи приходилось повторять шифросообщение открытым текстом» [438].
Хотя в начале войны Россия испытывала большие трудности в обеспечении своих войск всем необходимым, в том числе и средствами связи, уже в первой половине сентября 1914 г. ей удалось полностью снабдить их шифровальными средствами. 14 сентября 1914 г. Ставка Верховного главнокомандующего отдала распоряжение о том, что все военные приказы подлежат зашифрованию.
Но уже 19 сентября молодой одаренный начальник русского отделения дешифровальной службы Австро-Венгрии капитан Г. Покорный вскрыл эту систему.
Дело в том, что такие криптосистемы не представляли непреодолимых преград для криптоаналитиков, поскольку в шифротексте зачастую сохранялась структура часто встречающихся в открытом тексте слов, таких, как «атака» или «дивизия», которые шифровали одной строкой таблицы.
К тому же поначалу русские связисты нередко вставляли открытый текст в шифрованный. Вскоре одновременное использование открытых и шифрованных текстов в сообщениях было запрещено, но было уже слишком поздно, и оно сыграло свою негативную роль. И уже 25 сентября новая криптосистема была взломана окончательно [439].
Об этом русские догадались только 19 октября. До этого дня большинство приказов, принимаемых германским командованием, основывались на данных радиоперехвата. И это не случайно. Порой русские сами сообщали наиболее уязвимые места в своей обороне.
Смена всех элементов криптосистемы позволила до 25 октября одерживать верх над 17-м армейским корпусом под командованием немецкого генерала августа фон Маккензина и загнать его в «мешок», но после расшифровки одной из телеграмм немцам стало известно слабое место в кольце русских войск. Окружение было успешно прорвано.
К весне 1915 г. в российских войсках полностью отказались от старой системы шифров и стали применять простой шифр Цезаря [440]. Большое количество таблиц, использовавшихся в период активного ведения, и ежедневная смена ключей ставили непосильную задачу перед связистами. В этих условиях вскрытие очередного русского шифра для дешифрованных служб Австро-Венгрии и Германии не составляло почти никакого труда.
Чтение русских криптограмм позволило странам германского блока принимать время от времени такие меры, которые были единственно правильными тактическими решениями в данной ситуации. Российский Генеральный штаб был озадачен прозорливостью противника.
Однажды немцы оставили занимаемые ими позиции за два дня до начала большого наступления русских войск. Одним из объяснений точного соответствия решений германского командования создавшейся обстановке русские считали их аэрофотосъемки.
Но постепенно крепло убеждение, что противник читает русскую шифропереписку. Когда весеннее немецкое наступление второго года войны достигло апогея, русские опять сменили шифр. Но эта смена доставила больше хлопот им самим. Почти все шифровки, переданные по радио в первые два дня после смены шифров, из-за допущенных ошибок так и не были прочитаны адресатами.
В июне 1916 г. вновь произошло изменение способа шифрования – в российской армии был введен первый код. Возможно, это было сделано под влиянием Франции, которой из дешифрованных немецких криптограмм стало известно, что немцы читают русские шифрособщения, или под воздействием собственной службы радиоперехвата, которая начала функционировать в 1916 г.
Нарастающая дезорганизация русской армии оказывала отрицательное влияние и на службу связи. Пропорционально снижению дисциплины в войсках росла и болтливость радистов.
В начале 1917 г. только в течение одного дня австрийская дешифровальная служба прочла более 300 русских шифротелеграмм, из чего следовало, что служба обеспечения связи России быстро разваливалась [441].
Наличие слабых военных шифров, недостаточно продуманных инструкций к ним, большое количество нарушений шифродисциплины – все это в совокупности вело к тому, что отечественные военные шифры успешно раскрывались австрийскими и немецкими специалистами [442].
Правда, проблемы с перехватом сообщений, передаваемых по телеграфу, возникли еще в Русско-японскую войну. Если донесения в осажденный Порт-Артур шифровали, то по телеграфу информация передавалась в открытом виде.
И более того, уже в 1904 г. японские спецслужбы, впервые в истории радиотехнической разведки, реализовали на практике схему дистанционного съема акустической информации. Они использовали схему микрофон – кабель – приемник (наблюдатель) [443].
Только в 1915 г. в российской прессе прошло сообщение о том, что во время боевых действий в период Русско-японской войны были случаи перехвата телеграфных сообщений, которыми обменивалась Ставка Главнокомандующего и войска.
Порой доходило до абсурда. Проволочный телеграф, особенно аппараты Юза, русское командование считало абсолютно надежными для передачи секретных телеграмм в незашифрованном виде. С чем была связана такая уверенность в надежности этого аппарата, осталось загадкой [444].
Хотя для того чтобы быть в курсе планов командования российской армии, разведке противника можно было не использовать данные радиоперехвата. Например, в Ставке Верховного главнокомандующего находился агент иностранной разведки, который с декабря 1915 г. дежурил на секретном узле связи, где в «открытом» виде (незашифрованном) по телеграфному аппарату Юза передавались секретные оперативные и другие распоряжения фронтов, Военного министерства и др. [445]
По утверждению Николая Батюшина, «сведения (копируемые и ежедневно отсылаемые с фельдъегерями в Петроград. — Прим. авт.) касались и организации нашей армии в самом широком смысле слова, то есть не только ее устройства, но и пополнения, вооружения, снаряжения, питания и пр., и оперативные задания и выполнения их в виде секретных отчетов об операциях, указания для ведения и подготовки их и секретных дипломатических сношений и пр. ...» [446]
Организация фельдъегерской службы
Фельдъегерский корпус был учрежден императором Павлом I в декабре 1796 г. Личный состав фельдъегерского корпуса (фельдъегеря) обеспечивал доставку приказов, донесений, ценных бумаг, посылок, а также сопровождение высокопоставленных лиц.
Работу сотрудников фельдъегерского корпуса регламентировали инструкции. В частности, 25 июля 1892 г. была утверждена «Инструкция чинам фельдъегерского корпуса» [447].
В Русско-японскую войну 15 офицеров и 13 фельдъегерей были откомандированы в действующую армию – не только обеспечивать доставку приказаний и распоряжений командующих в пределах действующей армии, но и доставлять в столицу наиболее срочные и важные донесения главнокомандующего русских войск на Дальнем Востоке, но и командующими армиями, корпусов непосредственно Николаю II.
В 1913 г. «Инструкция чинам фельдъегерского корпуса» была пересмотрена и 12 сентября 1913 г. была утверждена новая.
В ней были более четко обозначены служебные обязанности и правила поведения чинов фельдъегерского корпуса как на службе, так и вне ее. Кроме того, первая глава «Об общих обязанностях чинов фельдъегерского корпуса» была дополнена разделом «Об автомобилях и подрядческих лошадях».
В параграфе 62 инструкции регламентировалось обращение с секретными пакетами. Пакеты от императора на имя министров и главнокомандующих должны быть доставлены чинами корпуса тотчас же по прибытии в Санкт-Петербург прямо военному министру, министру иностранных дел или председателю Совета министров, хотя бы это было в ночное время. При этом в рассыльных книгах, кроме расписки, должны быть обозначены получатель, месяц, число и час сдачи пакетов по принадлежности [448].
После начала Первой мировой войны начальник фельдъегерского корпуса издал приказ об усилении режима секретности для чинов фельдъегерского корпуса.
«Объявляю чинам корпуса о безусловной необходимости остерегаться случайных знакомств и расспросов посторонних лиц, в особенности по служебной деятельности чинов корпуса. В текущую войну неограниченно распространен неприятелем шпионаж, поэтому надо остерегаться в ответах даже на самые, казалось бы, невинные вопросы, задаваемые, однако, с одной целью: собрать подробные сведения для неприятеля обо всех не только военных, но и общегосударственных мероприятиях, вызванных настоящей войной и проведение которых втайне от врага представляет одно из средств к достижению Россией успеха в войне и последующей победе над врагами» [449].
В качестве итога можно процитировать слова А. С. Резанова, сказанные им на второй год Первой мировой войны: «Хотя в последние годы военное начальство прилагало большие старания к охране военных тайн, но промахи были очень часты, и это понятно: после целого рядя лет распущенности в этой области требовался известный промежуток времени, чтобы привить военным чинам привычку вдумчивого отношения к понятию военного секрета и военной скрытности» [450].
К сожалению, слова военного прокурора так и остались пожеланием. Привычку «вдумчивого отношения к понятию военного секрета и военной скрытности» смогли привить обществу только в Советской России.