Жнана-Йога - Реализация

Реализация
(Лондон, 29 октября 1896 г.)
Я начну с того, что приведу вам место из упанишады, одной из самых простых, но - по моему мнению - также и из наиболее поэтичных. Она называется "Катха-упанишада". Некоторые из вас, может быть, читали ее в переводе сэра Эдвина Арнольда. В нашей последней лекции мы видели, что вопрос о происхождении мира, или сотворении Вселенной, не получил удовлетворительного ответа при исследовании внешних явлений, и явилась необходимость обратить его в другую сторону, внутрь, "Катха-упанишада" принимает это указание психологии и предлагает свои вопросы внутреннему человеку. Сначала долго ломали голову над тем, кто сотворил видимый мир, как он начал существовать и т. д. Затем пришли к вопросу, что в человеке заставляет его жить и двигаться и что происходит с этим нечто, когда человек умирает?
Более ранние исследования касались материи, старались проследить происхождение вид 1000 имых нами форм. Эти исследования самое большее, что могли сделать, - это привести к предположению о существовании личного Правителя Вселенной - человеческого существа, может быть, бесконечно большего во всех отношениях, чем обыкновенный человек, но, по всем его намерениям и целям, несомненно, человека. Такое предположение могло быть истиной разве на том основании, что, смотря на Вселенную с точки зрения человеческих существ, только и можно было получить о Боге чисто человеческое представление.
Предположите, что одна из коров была бы философом и захотела бы придумать религию. Она раньше установила бы понятие о коровьей вселенной, а затем пришла бы к коровьему решению задачи. Она никогда не сочла бы необходимым дать хотя малейшее представление о Боге, как Его представляет человек. Подобным образом, философы-кошки смотрели бы на вселенную с кошачьей точки зрения и объяснили бы ее в выражениях своего собственного сознания, считая, что она управляется огромным котом. Что простое человеческое представление не может обнять всего вопроса, а тем более - разрешить его, для этого никаких дальнейших рассуждений не требуется. Было бы большой ошибкой принять за окончательное то ужасное эгоистичное положение, к которому может прийти человек. Всякое разрешение мирового вопроса, которое может быть получено из изучения внешних явлений, способно привести к ошибочным заключениям, во-первых, - потому, что вселенная, которую мы видим, есть наша частная вселенная, наш собственный ограниченный взгляд на Действительность, и, во-вторых, - что саму Действительность мы не можем не видеть нашими чувствами, ни обнять нашим умом. Мы видим мир с точки зрения существ, обладающих только пятью чувствами. Если бы у нас было еще одно чувство, все для нас изменилось бы. Мы можем вообразить обладание магнетическим чувством и знаем, что могут существовать миллионы сил, о которых мы до сих пор не имеем никакого понятия. Наши чувства очень ограничены, и строго в пределах этого ограничения существует то, что мы называем Вселенной; Бог же наш, есть разрешение этой вселенной. Очевидно, такое частичное объяснение никогда не обнимет всего вопроса. Но человек не может остановиться. Он мыслящее существо и жаждет найти решение, которое дало бы ему понятное объяснение видимых им вещей. Он предполагает мир, в котором в одно и то же время существуют люди, боги и всякого рода существа, возможные и невозможные, и хочет найти одну формулу, которая бы включала в себе их все.
Легко видеть, что единственный для этого способ, - открыть некоторую вселенную, в которой бы заключались все остальные, некоторый род основания, доступного нашим чувствам или нет, но которое логически необходимо должно служить материалом, из которого созданы все эти различные планы существования. Если бы мы были в состоянии найти нечто, что могли бы считать одинаково общим как высшим, так и низшим мирам, нечто, что по простой логике вещей, - хотя бы мы и не воспринимали его, - можно было считать основанием всякого существования, тогда, и только тогда, наш вопрос приблизился бы к некоторому роду разрешения. Но такое разрешение, очевидно, не может быть получено от мира, каким мы его видим и знаем, раз он представляет собой только один очень частный вид целого.
Наша надежда, таким образом, лежит глубже. Ранние мыслители нашли, что чем дальше они были от данного центра, тем более заметны становились различие и дифференциация, и чем больше приближались к центру, тем больше устанавливалось единство. Чем больше мы приближаемся к центру круга, тем ближе мы к тому общему основанию, в котором встречаются все радиусы, и чем дальше от центра, тем более разъединенными становятся один радиус от другого. Внешний мир все больше и больше удаляется от центра, поэтому в нем мы не найдем общего основания, в котором все явления существования могли бы быть растворены. В лучшем случае, внешний мир только часть общего явления. Есть другие планы существования, где мы встречаем другие явления, как явления умственные, нравственные, интеллектуальные, и взять толь 1000 ко один из них и вместить в нем целое решительно невозможно. Поэтому прежде всего мы должны найти где-то центр, из которого как бы исходят все планы существования; и затем, став в этом центре, можем стараться найти объяснение. Вот порядок действия, которому мы должны следовать. Но где мы должны искать этот центр? - Он внутри, во внутреннем человеке. Углубляясь больше и больше внутрь, в свою собственную природу, наши мыслители нашли, что в самой сердцевине человеческой души и есть центр всей Вселенной. Все виды существования расходятся, как радиусы, из этого центра. Здесь их общая точка встречи, и, только стоя там, мы можем надеяться найти решение их всех. Таким образом, вопрос, - "Кто создал этот мир?", далеко не философский - и ответ на него немногого стоит. "Катха-упанишада" выражает это в очень образной форме.
В древнее время был очень богатый человек, совершивший жертвоприношение, требовавшее, чтобы тот, кто его совершает, отдал все, что имеет. Но этот человек не был искренен. Он хотел приобрести известность и славу совершившего такое жертвоприношение, пожертвовать предметами, потерявшими для него ценность, вроде старых, бесплодных и искалеченных коров. У этого человека был сын, которого звали Начикетас. Мальчик видел, что его отец поступил неправильно, что он нарушил свой обет и должен погибнуть. В Индии отец и мать - живые боги, и дети в их присутствии не смеют без разрешения ни говорить, ни что-нибудь делать, но должны просто стоять. Поэтому мальчик приблизился к отцу и, не смея обратиться с прямым вопросом, спросил его: "Кому ты отдашь меня? Жертвоприношение, ведь, требует, чтоб все было отдано?" - Отец был очень огорчен вопросом и отвечал: "Что ты хочешь сказать, дитя? Разве отец может отдать своего собственного сына?" Мальчик повторил свой вопрос второй и третий раз, и отец, рассердившись, сказал, наконец: "Я отдам тебя Смерти" (Яма). И в рассказе говорится дальше, что мальчик действительно отправился к Смерти. У нас есть бог, называемый Яма, о котором басня говорит, что он был первый умерший человек. Он пошел на небо и стал там повелителем питри, или блаженных мертвых. Все добрые люди, когда умирают, идут к нему и в течение долгого времени живут с ним. Он очень чистое и светлое существо. Итак, мальчик пошел в мир Ямы. Но боги не всегда бывают дома, и юноше пришлось три дня ждать у дверей Смерти. На третий день Яма вернулся.
"А, ученый человек, - сказал он, - ты ждал меня три дня, ничего не евши, а ты гость, достойный полного уважения. Привет тебе, Брахман! Добро пожаловать. Я очень сожалею, что не был дома. Но за то я вознагражу тебя. Проси у меня три вещи, по одной за день ожидания". - "Моя первая просьба, - сказал мальчик, - чтобы отец перестал на меня сердиться, был добр ко мне и узнал меня, когда ты разрешишь мне вернуться". - Яма обещал, что это будет исполнено. Следующая просьба касалась разъяснения относительно жертвоприношения, которое переносило человека на небо. Из этого мы видим, что в самой древней части Вед, Самхите, идеи о переходе на небо только что зарождались, - на небе люди должны были иметь светлые тела и жили со своими предками. Эти идеи постепенно развивались, но все-таки были неудовлетворительны; чувствовалось, что должно быть что-то гораздо высшее. Жизнь на небе немногим отличалась от жизни в этом мире. В лучшем случае это была жизнь богатого человека, полная чувственных удовольствий, обильная предметами наслаждения и не знающая телесных болезней. Это был тот же материальный мир, только немного утонченный; и там мы встречаем то же затруднение, которое находим здесь, - именно, что никакой внешний мир не может разрешить наш вопрос. Если этот наш мир не дает разрешения, то его не может дать и никакой другой мир, представляющий собой только увеличение и развитие нашего. Потому, - мы не должны этого забывать - что материя - только бесконечно малая часть всех явлений природы, а большая часть, даже того, что мы видим, - не материя. Сколько, например, чувств вы испытываете в каждый момент вашей жизни, сколько происходит умственных явл 1000 ений, и как сравнительно мало явлений материальных. То, что вы чувствуете, насколько оно больше по сравнению с тем, что осязаете и видите. Как обширно и с какой страшной быстротой проходит. Но и чувственных явлений, в свою очередь, очень мало сравнительно с умственными.
Итак, разрешение вопроса созданием идеи о небе приводит к ошибке; оно утверждает, что все явления могут быть только такими, которые воспринимаются осязанием, вкусом и зрением. Поэтому идея о небе, где мы целой толпой будем жить в самых светлых телах, не может дать полного удовлетворения. Но Начикетас просит, в виде второй милости, разъяснить ему что-то, касающееся жертв, которыми люди могут заслужить небо, так как в Ведах проводилась идея, что боги любят жертвы, и посредством жертв человеческие существа могут получить все, чего желают. Изучая все религии, вы найдете, что все старое обыкновенно считается священным. В Индии, например, наши предки имели обыкновение писать на древесной коре. Затем они научились делать бумагу. Но еще и теперь древесная кора считается у нас вещью священной. Когда старые формы посуды для варки пищи были усовершенствованы, формы, вышедшие из употребления, сделались священными. Здесь эта идея сохраняет силу, как и в Индии. Существовавший девять или десять тысяч лет назад древний способ добывать огонь трением двух кусков дерева сохраняется еще и теперь. Во время жертвоприношений у азиатской ветви индо-арийцев другие способы не употреблялись. Их потомки любят и теперь сохранять огонь, происшедший от молнии, показывая тем, что они сначала пользовались этим способом для добывания огня и только потом научились получать его трением двух кусков дерева. Таким образом, изучая новые обычаи, мы вспоминаем старые и начинаем смотреть на них, как на священные. То же мы видим и у евреев. Они употребляли для письма пергамент; теперь пишут на бумаге, но считают старый способ священным. То же самое и у всех народов; ритуалы, которым вы теперь придаете значение церемониалов, были просто старыми обычаями, и в Индии жертвоприношения имеют тот же характер. С течением времени, когда были открыты лучшие способы жизни, идеи тоже улучшались; но старые формы остались и, от времени до времени, употреблялись, как имеющие некоторое священное значение, причем особый класс людей сделал совершение жертвоприношений своим ремеслом. Это жрецы, или священники. Они начали спекулировать жертвоприношениями, которые сделались для них всем. Думали, что боги наслаждаются их курениями, и что все в свете можно сделать посредством них. Если совершать известные возлияния, петь известные гимны, строить известной формы алтари, то боги сделают все, чего бы ни пожелали молящиеся. Вот почему Начикетас спрашивал о форме жертвы, при помощи которой люди могут попасть на небо. Затем он высказал третье желание. - "Я в полном недоумении. Когда человек умирает, то одни говорят, что он после того существует, другие, - что его больше нет. Я хочу получить ваши указания по этому предмету".
Этот вопрос смутил Яму. Он был готов исполнить другие просьбы, но тут сказал: "Сами боги в древнее время затруднялись решить этот вопрос. Этот закон не легко понять. Проси о чем-либо другом. Не настаивай на этом. Освободи меня от необходимости исполнить эту просьбу". Но Начикетас был юношей решительный и сказал: "Сказанное тобой, Властитель Смерти, что даже боги сомневались относительно этого предмета и что не легко понимать такие вещи, верно. Но я не могу найти другого подобного вам наставника, и никакая другая милость не заменит эту.
Тогда Смерть сказала: "Проси сыновей и внуков, которые жили бы по сто лет; проси скота, слонов, лошадей, золота. Проси земного царства и какой хочешь долгой жизни. Или выбери другие милости, равные, по твоему мнению, этим. Я могу дать тебе способность удовлетворить все твои желания. Проси даже о таких вещах, которые труднее всего получить в этом мире. Вот, посмотри на этих небесных девушек, на эти экипажи, на эту музыку, подобных которым не знают смертные; пусть они служат и тебе, о Начикетас, но не спраш 1000 ивай меня о тайне смерти".
"Все это, о Властитель Смерти, вещи преходящие", - сказал Начикетас. - "Они истощают энергию органов чувств. Даже самая долгая жизнь очень коротка. Оставь у себя твоих лошадей, экипажи, танцовщиц и музыкантов. Человека не может удовлетворить богатство. Разве мы сохраним наши богатства, когда взглянем тебе в лицо? Нет, мы живем лишь столько, сколько ты захочешь. Поэтому та милость, о которой я уже просил, единственная, которую я хочу получить от тебя".
Яме понравилась смелость мальчика и он сказал: "Действительно, дитя мое, совершенство - одна вещь, а наслаждения - другая. Эти две вещи, имея различные результаты, определяют человека. Тот, кто выбирает совершенство, становится чистым; тот же, кто выбирает наслаждения, не достигает истинной цели. Совершенство и наслаждение сами предлагают себя человеку, и только мудрый исследует их и отличает одно от другого. Он выбирает совершенство, как высшее сравнительно с наслаждением; но глупый выбирает наслаждение ради своего тела. Ты, Начикетас, обсудив природу вещей, которых так желают в этом мире, совершенно правильно отверг их. Затем Смерть начала учить Начикетаса тайнам жизни.
Здесь мы опять видим высоко развитую идею отречения, составляющую нравственность Вед, именно, что пока человек не победил желания наслаждаться, истина не засветится в нем. До тех пор, пока суетные чувственные желания шумно заявляют о себе, ежеминутно влекут нас к внешним предметам и делают нас рабами всего вне нас, пока, вопреки нашим намерениям, всякий цветной лоскут, всякий кусок пищи, всякое нежное прикосновение может увлечь за собой человеческую душу, как может истина проявиться в наших сердцах? "То, что следует, никогда не приходит на ум человеку легкомысленному, отуманенному богатством. Думая, что этот мир существует, а другой нет, человек снова и снова подпадает под мою власть". Эту истину очень трудно усвоить. Многие, даже после того, как постоянно о ней слышали, не понимают ее, потому что для этого надо, чтобы как говорящий, так и слушающий, были люди незаурядные. "Да, учитель должен быть исключительным человеком, и таким же должен быть ученик". Всем известно, что религия требует чтоб мы верили, требует от нас слепой веры. Как ни неприемлемым может казаться такое требование, под ним, однако, скрывается великая истина. Ум не следует беспокоить напрасными рассуждениями, потому что рассуждения никогда не приведут нас к познанию Бога. Это познание требует опыта, а не рассуждений. Все доказательства, все рассуждения должны быть основаны на известных фактах. Без фактов не может быть никакого суждения. Рассуждение есть способ сравнения известных фактов, которые нами уже непосредственно восприняты. Если таких раньше воспринятых фактов нет, не может быть никакого рассуждения о них. И, будучи верно относительно внешних предметов, почему это не должно быть верно относительно внутренних? Это одна из огромных ошибок, в которые мы постоянно впадаем. Всеми признано, что все знания внешних ощущений основано на действительном опыте. Относительно них никто не требует, чтоб вы верили каким бы то ни было утверждениям. Законы ощущения установлены действительными опытами, в форме не рассуждения, но прямого восприятия. А между тем все мы способны утверждать, что религия основана только на теоретических рассуждениях. Все наши доказательства исходят из того, что мы воспринимали. Химик соединяет известные тела, и происходят некоторые другие тела. Это факт; вы его видите, ощущаете и принимаете за основание, на котором строите ваши выводы. То же делает физик, и то же во всех других науках. Все знание основано на восприятии известных фактов, на которых мы строим наши теории. И довольно странно, что огромное большинство человечества думает в настоящее время, что для знания религии не требуется ничего, что она может быть понята путем одних, ни на чем не основанных рассуждениях.
По поводу таких заблуждений мы и читаем в упанишаде, что не следует беспокоить ум пустыми аргументами. Религия ест 1000 ь вопрос фактов, а не болтовни. Мы должны анализировать нашу собственную душу и найти то, что в ней есть, должны понять и воочию убедиться в том, что нами понято. Это, и только это, и есть религия. Сколько бы мы ни вели разговоров, они не сделают нас религиозными. Вопрос, - есть ли Бог, или Его нет, никогда не может быть разрешен путем аргументации, потому что аргументы можно приводить в подтверждение как того, так и другого. Вы видели, что вопрос, существует ли мир, или не существует, не разрешен до сих пор, и что споры между идеалистами и реалистами будут продолжаться бесконечно, хотя мы знаем, как факт, что мир существует и что все наши споры не более, как обмен не имеющими смысла словами; совершенно то же и с этим жизненным вопросом о душе и Боге. Мы должны обратиться к фактам. Как в науке, так и в религии, в известных вещах необходимо убедиться опытом; известные факты должны быть восприняты, и только на таком основании могут строиться религиозные мнения. Чрезмерное требование, что вы должны верить всем догматам данной религии, - конечно, абсурд и унизительно для человеческого ума. Человек, требующий, чтобы вы чему-нибудь слепо верили, унижает себя, а если вы подчинитесь такому требованию, то унижает также и вас. Единственное право, вследствие которого великие мудрецы мира предлагают свои истины, заключается в том, что они исследовали свой собственный ум, открыли истины, о которых говорят, и могут доказать, что если мы сделаем то же, что сделали они, то также непосредственно воспримем те же истины. Только тогда мы будем верить, но не раньше. В этом все основание религии. Но вы должны всегда помнить, что в действительности 99,9% из тех, кто рассуждает о религии, никогда не анализировали своего ума и никогда не старались убедиться в действительных фактах. Их аргументы против религии имеют поэтому не больше значения, чем заявления слепого, который кричит: "Нет никакого солнца! Сумасшедшие только верят, что оно светит!" Совершенно такое значение имеют для нас и доводы тех, кто никогда не пытался анализировать свой ум, но старается низвергнуть религию.
Мы должны настойчиво стремиться к познанию истины опытом. Все наши волнения и споры по поводу религии прекратятся только тогда, когда мы поймем, что ее нельзя найти ни в книгах, ни в храмах, ни чувствами. Ее можно найти непосредственным восприятием, и только тот человек имеет религию, который непосредственно воспринимал Бога и душу. Что касается всех остальных, не имевших такого восприятия, то, будь они самые высокие духовные лица, проповедующие на площадях, или самые низменные и невежественные материалисты, между ними, в религиозном отношении, нет никакой разницы. Надо сознаться, что мы все атеисты. Простое умственное развитие не делает и не может сделать человека религиозным, будь то христианин, магометанин, или последователь какой бы то ни было религии. Вспомните Нагорную проповедь. Всякий человек, который исполнил бы ее, сделался бы тотчас совершенным, стал бы Богом. А еще говорят, что христиан много миллионов. Неужели вы думаете, что все они действительно христиане? Те, кто носит это имя, быть может, когда-нибудь в будущем попробуют исполнять эту проповедь, но в настоящее время из двадцати миллионов так называемых христиан не найдется и одного, который бы делал это.
То же и в Индии. Говорят, что там триста миллионов ведантистов. Если бы из тысячи их один действительно осуществил религию, этот мир в пять минут стал бы совсем другим. Все мы на самом деле атеисты, хотя и нападаем на тех, кто признается в этом. Все мы ходим в потемках; для нас религия не имеет никакого значения; мы признаем ее умом, но служит она только предметом пустых разговоров. Один говорит о ней очень хорошо, другой плохо; и в этом, и только в этом, и состоит наша религия. "Но искусство соединять слова, риторические способности и уменье объяснять различным образом тексты священных писаний - только развлечение для образованных людей, но совсем не религия". Религия начинается только тогда, когда в нашей собственной душе зарождается 1000 действительное ее осуществление. Тогда в первый раз займется для нас заря религии, только тогда мы станем религиозными, и только тогда можем начать быть истинно нравственными. Теперь мы не более нравственны, чем лошади. Мы сдерживаемся только кнутом общества. Если бы сегодня общество сказало: "Воровство больше не наказывается", мы тотчас набросились бы на чужую собственность. Нас делает нравственными только страх полиции. Общественное мнение также в огромной степени определяет нашу так называемую нравственность. Не подлежит сомнению, что мы разве немногим лучше животных. В глубине нашего сердца мы признаем, что это верно; так не будем же лицемерами. Сознаемся, что мы не религиозны и не имеем права смотреть свысока на других. Все мы братья, и все сделаемся нравственными, когда осуществим религию.
Если вы видели какую-нибудь страну, то вас могут потом разрезать на куски, но вы никогда не скажете самому себе, что не видели ее. Физическим насилием вы можете быть принуждены сказать это вслух, но сами будете знать, что это неправда. Совершенно также, если вы раз видели Бога и узнали религию более ясно, чем теперь видите внешний мир, ничто не будет в состоянии поколебать вашу веру. Тогда вы начнете верить. Это то, что разумеется в словах Евангелия: "Вера похожа на горчичное зерно". Тогда впервые вы познаете истину, так как сами станете истиной.
Теперь возникает вопрос, - да может ли быть такое восприятие? - Вот самое существенное требование веданты: "Осуществляйте религию. Не толкуйте о ней! Ее нужно видеть! Видеть собственными глазами, как бы это ни было трудно". "Он, древний Единый, скрылся в атоме и обитает в самых сокровенных тайниках каждого человеческого сердца! Мудрецы видели Его силой внутреннего зрения, и при этом становились выше всякой радости и всякого страдания, выше того, что мы называем добродетелью и, того, что называется пороком, выше наших добра и зла, бытия и небытия. Так как тот, кто видит Его, познает Действительность". Что же тогда представляет собой идея о небе? - Это идея о счастье минус несчастье. Другими словами, то, чего мы желаем на небе, это все радости этой жизни без ее горя. Без сомнения, эта идея очень хороша; она приходит совершенно естественно, но представлять себе такое состояние - большое заблуждение, так как не может быть такой вещи, как абсолютное благо, ни такой, как абсолютное горе.
Все вы слышали о том богаче, который, узнав, что у него осталось только около миллиона фунтов стерлингов, сказал: "Что же я буду делать завтра?" - и лишил себя жизни. Миллион фунтов был бедностью для него, но не для вас и не для меня. Для нас его было бы более чем достаточно на всю нашу жизнь. Что такое радость и что такое печаль? Это величины, постоянно уменьшающиеся и исчезающие. В детстве я думал, что для меня было бы верхом счастья стать извозчиком и постоянно ездить. Теперь я не думаю этого. Все мы должны стараться понять, какое наслаждение нам особенно дорого. Оно должно быть одним из последних заблуждений, от которых нам следует освободиться. Удовольствия каждого различны. Я видел человека, который был несчастен, пока не проглатывал порции опиума. Вероятно он думал и о небе, в котором почва состоит из опиума. Для меня это было бы очень плохое небо. В арабской поэзии мы постоянно читаем о небесах, полных садов с текущими в них реками. Я большую часть жизни прожил в стране, где воды слишком много. Каждый год несколько деревень и тысячи жизней становятся ее жертвами; и в моем небе не было бы садов с протекающими по ним реками. У меня оно было бы сухой страной, в которой выпадает очень мало дождя. Даже в течение одной жизни понятие человека об удовольствии постоянно меняется. Когда молодой человек мечтает о небе, он думает о прекрасной жене. Дайте ему постареть, и он не пожелает жены. Мы создаем себе небо из наших потребностей, и с изменением последних меняется и наше небо. Если наше небо - такое место, где усилены все чувственные наслаждения, - небо, особенно желаемое теми, для кого эти чувственные наслаждения составляют 1000 самую цель существования, - мы не подвигаемся вперед. Немножко слез, немножко танцев и затем умереть, как собака? Какое проклятие вы призываете на голову человечества, когда говорите, что мы должны жаждать такого положения вещей! А между тем это именно то, что вы делаете, когда кричите о радостях этого мира, так как не знаете, что такое истинное наслаждение.
Философия требует не отказываться от наслаждения, но знать, что такое наслаждение в действительности. Древнее небо норманнов было место ужасных битв, где они сидели перед Одином. Они охотились на дикого медведя, а затем сражались, рубя друг друга на куски. Через несколько часов после таких сражений их раны заживали, и они входили в зал, где стоял уже зажаренный медведь, и пировали. На следующий день дикий медведь оживал, и они снова охотились. Это понятие о небе, нисколько не хуже нашего, разве что наше немножко утонченнее. Мы тоже хотели бы охотиться за дикими медведями и приходить в место, где все наши настоящие удовольствия будут продолжаться, подобно тому, как они представляли себе, что на небе дикий медведь, после охоты на него, каждый день съедается, а на следующий день восстанавливается опять.
Философия веданты утверждает, что есть абсолютное блаженство, никогда не изменяющееся. Такое блаженство не может состоять в развлечениях и удовольствиях, которые мы имеем в этой жизни. В то же время веданта доказывает, что все радостное в этой жизни есть проявление того внутреннего блаженства, потому что оно-то и есть единственное счастье в этой вселенной. Она заявляет, что в каждый момент мы уже наслаждаемся абсолютным блаженством, как бы оно ни было скрыто, неправильно понимаемо и извращено, так как всякое благо, блаженство и радость, в чем бы они ни проявлялись, и есть то абсолютное блаженство. Даже наслаждение, испытываемое вором, когда он обокрал кого-нибудь, - то же абсолютное блаженство, обнаруживающееся в нем в помраченном и извращенном виде. Но чтобы это понять, мы должны пройти прежде через отрицание, отказаться от всего невежественного, от всего ложного, и тогда начнем познавать истину. Когда мы овладеем истиной, те вещи, от которых мы сначала отказались, примут новый образ и форму и представятся нам в новом виде, будут обожествлены, и мы поймем их в настоящем свете. Но, чтобы так понимать их, необходимо раньше иметь проблеск истины; сначала мы должны отказаться от них, а потом взять их обратно обожествленными. Поэтому мы должны отвергнуть все наши бедствия и печали, все наши маленькие радости и удовольствия, все то, что мы можем назвать различными степенями счастья и несчастья. То, о чем говорят все Веды, искание чего заставляет людей вести целомудренную жизнь, это - назову его вам теперь одним словом, восхваляемым в Ведах и почитаемым священным - это "Ом". На вопрос о том, что происходит с человеком, когда его тело умирает, Яма отвечает: "Мудрый Единый, Душа, никогда не умирает и никогда не рождается. Он ни из чего не происходит и ничто не происходит из Него. Вечный и Бессмертный, этот Древний Единый не может разрушиться с разрушением тела. Если убийца думает, что он может убить, или убиваемый - что он может быть убитым, никто из них не знает истины, потому что Душа не убивает и не бывает убита". Ужасно трудный для принятия тезис! В первой его строке есть прилагательное "Мудрый". Дальше вы найдете, что положение веданты заключается в том, что все знание и вся чистота уже есть в душе, и разница между душами только в том, что знание и чистота выражены в них смутно или ясно. Различие между одним человеком и другим и между всем сотворенным заключается не в роде, а в степени. Основание или сущность всего есть то самое вечное, вечно-блаженное, вечно-чистое и вечно-совершенное Существо, Атман, Душа. В грешном и безгрешном, в счастливом и несчастном, в прекрасном и уродливом, в человеке и животном, во всем, что живет, оно одно и то же - Единый Светлый. Разница только в силе выражения. В одном он проявляется больше, в другом меньше, но различие выражения не имеет никакого влияния на Него, на Атмана. Если через одежду о 1000 дного тело более заметно, а через одежду другого меньше, это зависит не от разницы между самими телами, но исключительно от одежды, которая представляет собой более или менее непрозрачную оболочку. Подобно тому, и Атман светится в человеке в той степени чистоты и силы, в какой допускает это его телесный покров.
Здесь следует помнить, что нигде философия веданты не рассматривает добро и зло, как две различные вещи, но скорее принимает, что одна и та же вещь может быть хорошей или дурной, причем разница только в степени. Мы сами можем видеть, что это факт. К той самой вещи, которую сегодня я нахожу приятной, завтра, при других условиях, я отнесусь с отвращением и назову ее причиняющей страдание. Таким образом, различие здесь только в степени проявления, а не в проявляющейся вещи. В конце концов, то, что мы называем хорошим и дурным, в действительности не существует. Тот же огонь, который согревает нас, обжигает насмерть ребенка; но в этом вина не огня. Если, таким образом, душа чиста и совершенна, то человек, желающий делать зло, обманывает себя; он не знает своей истинной природы. Даже в разбойнике находится чистая душа. Она не умирает. Это его ошибка, что он не мог проявить ее, или что он закрыл ее. Даже у человека, думающего, что он убит, душа не убита; душа вечна, никогда не убивается, никогда не уничтожается. "Бесконечно меньший, чем самый малейший атом, бесконечно больший, чем величайшее из сотворенных существ, Господь всего присутствует в глубине каждого человеческого сердца. Безгрешный, свободный от всякого страдания, смотри на Него, по Его милости, как на бесконечного, но живущего в теле, как превосходящего пространство, но кажущегося, что занимает место, как на Бесконечного и Вездесущего. И, зная, что такова природа души, мудрые никогда не бывают печальны". Но "этот Атман не познается ни посредством красноречия, ни разумом, ни даже изучением Вед".
Последнее утверждение замечательно. Как я уже говорил вам, индийские мудрецы были самыми смелыми исследователями и ни перед чем не останавливались. Вы помните, что в Индии Веды имели значение, какого христиане никогда не придавали Библии. Ваша идея об откровении состоит в том, что человек был вдохновлен Богом. Индийская же идея та, что вещи существуют потому, что они есть в Ведах. В Ведах и через Веды произошло все творение. Все, что называется знанием, считается частью Вед. Каждое их слово священно и вечно и считается несотворенным, подобно человеку, без начала и без конца.
Весь ум Создателя как бы заключается в этих книгах. Почему такая-то вещь нравственна? - Потому, что так говорят Веды. - Почему безнравственна? - Потому, что так сказано в Ведах.
И все-таки, несмотря на такую веру в них, посмотрите на этих смелых мыслителей, заявляющих: "Нет, истина не может быть найдена изучением Вед. Кого Господь любит, Он сам тому открывается". Здесь, однако, может быть возбужден вопрос: не есть ли это пристрастие со стороны Господа? Это затруднение разрешается следующим заявлением: - "Кто творит зло, чьи сердца не покойны, те не видят света. В тех же, чье сердце искренно, дела чисты и чувства подчинены, Я проявляет Себя".
Есть прекрасное сравнение. "Я" изображается едущим на экипаже, который есть тело. Пусть разум будет кучером, ум вожжами, и чувства - лошадьми. Мы знаем, что экипаж, в котором лошади хорошо выезжены, и вожжи прочны и туго натянуты кучером-разумом, достигает цели - тождества с Ним, Вездесущим. Но экипаж, лошади которого не управляются, а вожжи-ум, не крепко держатся, в конце концов разбивается. "Атман, обитающий в каждом существе, не проявляет себя глазам или чувствам; Его видят только те, чей ум очищен и утончен. Высший всякого звука или формы, недоступный вкусу и осязанию, бесконечный, не имеющий начала и конца, Он выше самой природы, Абсолютный и Неизменяемый; и тот, кто познает Его, освобождается от пасти смерти". Но как это трудно. "Познать Его, - говорят книги, - так же трудно, как идти по лезвию бритвы; и долог и опасен может быть путь. Но 1000 не отчаивайтесь. Проснитесь! Встаньте! Боритесь и не останавливайтесь до тех пор, пока цель не будет достигнута". Вы видите теперь, что главная идея Упанишад - необходимость познать Себя, или Абсолютное Существо. Много препятствий к этому будет от времени до времени встречать ум, особенно - ум современный. Может возникнуть вопрос о пользе такого познания и т. п. Но все эти препятствия, как увидим, происходят от влияния прежних ассоциаций, так как ассоциации идей имеют страшную власть над нашими умами. Для тех, кто с самого детства постоянно слышал о личном Боге и личном уме, идея о познании сущности может казаться грубой и неприятной. Но, если мы в течение некоторого времени будем слышать о ней и направим на нее наш ум, эта мысль станет частью нашей жизни и совершенно перестанет пугать нас. На вопрос о пользе этой философии ответ может быть только один. - Если на основании теории утилитаризма для некоторых хорошо стремиться к удовольствиям, то почему не могут стремиться к тому же те, чье счастье заключается в религиозном созерцании? Многие наслаждаются чувственными удовольствиями и потому ищут их; но могут быть другие, которые ими не удовлетворяются и жаждут потому высших форм благополучия. Все удовольствия собаки заключаются в еде и питье. Она не может понять счастья человека науки, готового отказаться от всяких удобств и жить, может быть, на вершине горы, чтобы наблюдать положение известных звезд. Собака подняла бы на смех такое понятие об удовольствии, как взгляд сумасшедшего. Бедный мыслитель не имеет денег, чтобы приобрести дом или жениться. Он живет на вершине горы, питаясь хлебом и водой. Как посмеялась бы над ним собака! Но ученый, со своей стороны, мог бы сказать, что собака смеется только потому, что для нее немыслимо удовольствие, возвышающееся над чувствами, тогда как для него бесконечно приятнее его суровая жизнь, и что свобода добиваться своих удовольствий своим собственным способом, на которую претендует собака, может быть, конечно, предоставлена и ему. Наша ошибка заключается в стремлении навязывать другим свои личные условия и в попытках применять мерку своего ума ко всей вселенной. Для нас старые чувственные предметы, может быть, доставляют величайшее наслаждение; но из этого не следует, что мои удовольствия нужно искать в том же направлении; и, когда вы настаиваете на этом, я могу не соглашаться с вами. В этом различие между утилитаристом и человеком религиозным.
Привязанный ко всему мирскому, утилитарист кричит: "Смотрите, как я счастлив. У меня есть немного денег, и я не беспокоюсь о вещах для меня недостижимых. Вот настоящий способ быть счастливым". До сих пор это хорошо. Хорошо для всех, называющих себя утилитаристами, потому что этот мир действительно ужасен, и если какой-нибудь человек может достичь в нем счастья, каким бы то ни было способом, не обижая своих ближних, да поможет ему Бог. Но когда тот же человек приходит ко мне и говорит: "делай так, как я делаю, или признайся, что ты глупец", - я отвечу: "Нет, ты ошибаешься. Те самые вещи, которые доставляют тебе удовольствие, убили бы меня, если б я был принужден их делать. Если бы я должен был посвятить мою жизнь добыванию нескольких горстей золота, моя жизнь не казалась бы мне стоящей того, чтоб иметь ее. Я должен бы был умереть". Это единственный ответ, какой может дать религиозный человек. И такой ответ уже заключает в себе утверждение, что религия возможна только для тех, кто покончил с низменными вещами. Мы должны иметь опыт; должны как бы пройти весь наш переход. И только когда все это окончено, может для нас открыться другой и высший мир. Здесь мне приходит на память чрезвычайно важный вопрос. Есть вещь, которая звучит очень неприятно и которая тем не менее факт. Эти чувственные наслаждения иногда принимают такие размеры и форму, которые делают их гораздо опаснее и соблазнительнее. Существует идея, - постоянно имеющая приверженцев и встречающаяся во всех религиях, - что наступит время, когда останутся только радости и наслаждения в жизни, и эта земля сделается небом. Я этому не верю. Эта наша старая земля вс 1000 егда останется такой же, как и теперь. Ужасная вещь говорить это; и все-таки я не вижу выхода из настоящего положения. Страдания человечества похожи на ревматизм. Выгоните его из головы, он перейдет в ноги; выгоните оттуда и он окажется в каком-нибудь другом месте. То же и с несчастьем. В древнее время люди жили в лесах и пожирали друг друга. В нынешнее время, вместо того чтобы есть, они обманывают друг друга. Целые города, целые страны разрушаются вследствие обмана. В этом оказывается не много прогресса. В самом деле, я не в состоянии понять, что вы называете прогрессом, если это не увеличение желаний; и если для меня что ясно, так это то, что все страдания рождаются от желаний. Желания приносят все бедствия. Они превращают нас в нищих, которые всегда просят чего-нибудь и не могут видеть ничего в лавке, без мысли о том, чтобы иметь ее; в нищих, которыми всецело управляет мысль об обладании решительно всем. Вся жизнь становится жизнью нищего, сжигаемого неутолимой жаждой желаний. И если способность удовлетворения их возрастает в арифметической прогрессии, то способность желать возрастает в геометрической. Таким образом, в лучшем случае, сумма счастья и несчастья остается постоянной. Если волна вздымается в одной части океана, она делает углубление где-нибудь в другой. Подобно этому, если счастье приходит к одному человеку, несчастье приходит к какому-нибудь другому человеку, или, по крайней мере, к какому-нибудь животному. Посмотрите только, как увеличивается число людей и уменьшается число животных. Мы убиваем их и отнимаем у них землю. Мы лишаем их всех средств к существованию. Как можем мы говорить, что счастье увеличивается? Более сильная раса может пожрать слабую, но будет ли она от этого постоянно счастливее? Нет, они после поменяются положением и растерзают друг друга. Увы, я не вижу, как мир может быть счастливым. Все факты говорят против возможности этого. Теоретически рассуждая, эта идея также невозможна. Совершенство всегда бесконечно. Это бесконечное совершенство уже в нас есть; наше усилие должно состоять только в проявлении его. Вы, я и каждый из нас стремимся проявить это совершенство. До сих пор рассуждения ясны.
На этом факте, однако ж, некоторые немецкие мыслители думали построить странную теорию, - именно, что это проявление будет продолжаться, делаясь все выше и выше, пока не станет совершенным, короче, - пока все мы не станем совершенными существами. Но что значит совершенное проявление? Совершенство предполагает бесконечность, а проявление предполагает ограниченность; отсюда - совершенное проявление равнозначуще неограниченному ограниченному, - противоречие в словах. Такое учение может доставить удовольствие детям, давая им удобную религию. Но в то же время оно приносит яд лжи и не способствует развитию действительной духовности. Мы должны признать факт, что этот мир вырождающийся, что человек - вырождение Бога, что, как говорит ваше собственное священное писание, Адам пал. В настоящее время нет в мире ни одной религии, которая бы не учила, что человек, как он есть, представляет собой вырождение. Мы выродились было до состояния животных. Теперь опять поднимаемся. Когда-то в будущем мы выйдем, освободимся из этого рабства. Но здесь мы никогда не будем способны проявлять бесконечность. Как бы настойчиво ни боролись, мы в конце концов увидим, что это невозможно. Придет время, когда мы признаем, что здесь, связанные чувствами, мы не можем достичь совершенства. И когда это время настанет, прозвучит сигнал к отступлению, или к отречению.
Мы должны будем заставить себя выйти из затруднительного положения, в которое попали, и тут начнется милосердие и нравственность. Потому что, какой лозунг всех нравственных кодексов? - Не я, но ты! Наше маленькое я есть выражение Бесконечного, находящегося позади него и стремящегося проявиться во внешнем мире. Бесконечное, Абсолютное, стремится проявить себя, и результат этого стремления - вы и я. Но это маленькое я должно будет повернуть назад и стремиться снова соединиться с Бесконечным, его собственной природой. Оно должн 1000 о открыть, что все время делало неправильные попытки. Мы узнаем, что сами подставили наши плечи под колесо и сами должны уйти из-под него. Это открытие делается ежедневно. Все время, когда вы говорите: "Не я, мой брат, но ты!" - вы стараетесь уйти назад в непроявленное. Стараясь, наоборот, перевести Бесконечное в проявленное, вы говорите: "Я, а не ты". Такой образ действия вносит в мир зло и борьбу. После него должно начаться отречение, вечное отречение. Только тогда маленькое я умрет и исчезнет. Только тогда вы узнаете, что для вас безразлично, живете вы или умираете, так как все мысли о жизни и наслаждении ей здесь, или расчеты на жизнь в каком-то другом состоянии или месте, но состоящую тоже в чувственных наслаждениях, - те же, все повторяющиеся, рабство и смерть.
Если бы было верно, что мы в этом мире не что иное, как более развитые животные, то мы могли бы привести тот же самый аргумент, только в образном направлении, так как животные, в свою очередь, могут быть выродившимися людьми. Почему вы знаете, что это не так? Вся теория развития основана на факте, что мы находим ряд форм, идущих последовательно от самых низших до самых высших. Но как можем мы на основании этого утверждать, что они идут от низших вверх, а не от высших вниз? Одно и то же доказательство может быть приведено в подтверждение обоих положений, и, что касается меня, то я думаю, что процесс происходит как вверх, так и вниз, и серии повторяются. Потому что, как может быть эволюция без инволюции? Разве не ясно, что мы должны идти вниз по тем же ступеням, по которым шли вверх. Во всяком случае, главная идея, на которую я указываю, заключается в том, что мы представляем результат стремления Бесконечного найти для Себя выражение в конечном.
Без сомнения, я хотел бы быть убежденным в совершенно противном. Но те две идеи, что Абсолют может быть вынужден проявиться, и что мы продолжаем двигаться вечно по прямой линии, я не принимаю. Обе они бессмыслица. Нет такой вещи, как вечное движение по прямой линии. Если вы бросите камень вперед, то наступит время, когда он опишет круг и вернется назад. Разве не математическая аксиома, что прямая линия, бесконечно продолженная, становится кругом? Итак, я держусь старых религиозных идей, проповеданных Христом и Буддой и высказанных в веданте и Библии, - что со временем мы все достигнем совершенства, но только отказавшись, отвернувшись от настоящего несовершенства.
Весь этот мир ничто. В лучшем случае, он только скверная карикатура, только тень действительности. И в нем глупцы кричат о чувственных наслаждениях. Бежать в сбруе чувств легко, и легче всего ограничиваться по старому едой и питьем. И новые философы рекомендуют именно эти удобные идеи и ставят на них клеймо религии. Такие учения неверны. В чувствах - смерть, а мы должны стать выше смерти, потому что она не действительность. Только отречением мы можем достичь действительности. Отречение проповедуется во всех кодексах нравственности. Оно есть сила, проявляемая в каждом шаге, в каждое мгновение, когда мы не думаем о себе. Когда мы узнаем, что мы как бы мертвы, что маленькое я в нас умерло, только тогда мы достигаем действительности, и эта действительность, которая есть Бог, по словам веданты, наша собственная истинная природа! Бог всегда в вас, всегда с вами. Живите же и вы в Нем и оставайтесь в Нем. Это, хотя и кажется трудным, будет постепенно все легче и легче, и вы увидите, что такое состояние единственное радостное состояние, всякое же другое - смерть. Жизнь в сфере Духа только и есть жизнь. Во всех же других сферах - только смерть. На весь этот мир и на время, которое мы обречены проводить в нем, следует смотреть просто, как на место и время обучения. Только поднявшись выше его, можно наслаждаться настоящей жизнью.