Страницы истории. Шумный мировой триумф Джиу-джитсу

«Мученику» пришлось возвращаться на ковер. О том, чтобы сделать японцу бросок не могло быть и речи, но Аберг выдерживал эту пытку в течении всех двадцати минут, когда, на конец-то, была объявлена ничья, так как и Саракики не смог положит соперника...
А афиши надрывались:
«Саракики Циклоп. Японский гриф против медвежьей силы!»
«Саракики чемпион Мира Поль Абс!»
«Саракики Лурих. Решительная схватка тайна самурайского грифа или непревзойденная техника Луриха?»
Но никто из них: ни мрачный немец Абс; ни поляк Беньковский, прозванный за свою феноменальную силу «Циклопом»; ни «настоящий африканский мавр» Хаджи Мурзук; ни даже сам блестящий техник и хозяин чемпионата "Чухонский бог», никто так и не смог одолеть японца. Лучшее, что некоторым из них удалось добиться это ничьей так же, как и Абергу.
Околоспоривная публика стольного Питера была потрясена и повергнута в глубочайший шок! Газеты во всех подробностях расписывали страшные картины борцовских схваток. А мальчишки на улицах распевали: "Что за шум и что за крики: Саракики, Саракики?!»
А тот продолжал «злодействовать», буквально терроризируя своих соперников. Те метались по ковру; дергались, корчась от нестерпимой боли (говорили, что Жиндорфу надавливал еще и на пульс, как на болевую точку!); вырывались, но уйти из стальных на­ручников самурайского грифа нипочем не могли. Одни из них, не вытерпев страданий, сами покорно укладывались на лопатки, только чтобы избежать невыноси­мой боли, другие объявляли о том, что сдаются.
Иногда Саракики использовал, кажется, единственный «французский» бросок, которым владел "турдебра». Быстро повернувшись спиной к сопернику, забрасывал его «измученную» руку себе на плечо и с резким наклоном вперед бросал через голову спиной на ковер. Тот, кто побывал в руках самурая, на следующий день выходил на ковер с забинтованными запястьями и не мог оказать сопротивления даже заведомо слабейшим. Иных приходилось под руки уводить с арены, другие прямо на ковре падали в обморок...
Наконец, разразился скандал. Сильный борец Твардовский во время парада подошел вдруг к жюри и, возбужденно жестикулируя, стал что то им доказывать. А потом, так и не добившись понимания вышел на середину ковра, протянув руки вперед, и взволнованно заявил:
Господа! Этими руками я зарабатываю на жизнь, и не хочу, чтобы Саракики искалечил их. Бороться с ним не буду. Пусть мне запишут поражение без схватки...
Но чемпионат, конечно, как ни в чем ни бывало попрежнему продолжался.
Впрочем, только до тех пор, пока Лурих не приказал уволить немецкого борца Гофмана, срок договора с которым закончился. Но немец, который и из Берлина был выслан как сутенер, уже нашел и в Петербурге весьма состоятельную «поклонницу» и нипочем не желал покидать гостеприимную Россию, Рассвирепев Гофман пообещал было отомстить Луриху, «испортив» доходного Саракики, но потом образумился и пообещал быть «паинькой». Но оказавшись на арене, легко стряхнул с запястий «страшный самурайский гриф» и всего за полторы минуты разложил на ковре «непобедимого» Саракики. Казалось хитроумная затея Луриха разоблачена, и "страшная» месть немца удалась. Но он слишком рано торжествовал. Не так то легко было пошатнуть «Чухонского бога», Он тут же приказал «японцу» выпить полный стакан водки и вытолкнул его в сад. Трезвенник «Саракики» едва добрался до садовой скамейки, где его окончательно «развезло» и даже вырвало у всех на виду. А уже на следующий день страшно возмущенный Лурих объяснил журналистам, что вчера у японца был день рождения, он свински напился и, несмотря на это, осмелился выйти на ковер. И опять все было благополучно, и целых сорок семь дней «Саракики» «держал» зрителей. Первого августа чемпионат а саду «Фантазия» завершился, а уже второго в другом летнем саду, тоже с символическим названием «Фарс», начался еще один чемпионат Луриха с неприметным участием того же «непобедимого самурая»...
А объяснялось все очень просто. В действительности «непобедимый самурай Саракики» не был ни Саракики, ни самураем и даже ни японцем. Безвестного китайского кули из Владивостока в поисках работы занесло в Сибирь, где во время гастролей его и «завер­бовал» то ли сам Лурих, то ли кто то из его людей и, в соответствии с требованиями времени, превратили в столь необходимого «японца». А когда были нужны «кровавые повреждения рук», «Саракики» натирал ладони канифолью, а сам его партнер, якобы силясь освободить руки из «страшного» захвата, делал ими вращательные движения в одну и в другую сторону, раздирая кожу до крови. И в общем «самурайская» карьера китайского кули протекала успешного и довольно благополучно.
По сравнению с его судьбой участь «знаменитого Акитаро Око» оказалась совсем незавидной. Журнал «Спорт и наука» гневно писал: «Японский борец Оно, морочивший публику японскими приемами в петербургском цирке переехал в Лондон. Там Лоран ле Бокеруа (известный французский борец грекоримского стиля М. Л.) будто бы не мог положить его в сорок семь минут». Трудно сказать, кого удивило бы больше это коротенькое гневное сообщение: самого Окитаро Оно, который из Лондона и не думал отлучаться, продолжая там преподавать, или Лорана, впервые узнавшего о своей «неудаче в сорока семиминутной безрезультатной борьбе». Но пожалуй, самое сильное изумление испытали бы, узнав правду, сами «спортивнонаучные» умы, легковерно принявшие наглого афериста за известного японского сенсея. Тем более, что столь неприлично поспешное «возвращение в Лондон» стало прямым следствием скандала в Атлетическом обществе, где непобедимый японец» всего в течение семи минут был трижды повергнут молодым атлетом любителем.
Москвичи, разумеется, нипочем не желали отставать от своих вечных соперников петербуржцев, и на ковре «международного чемпионата по французской борьбе» в Зоологическом саду можно было видеть, как два здоровяка в борцовских трико.а один из них еще и в красной маске, неумело выламливали друг другу руки и ноги, кряхтя и фальшиво громко стоная, как бы от невыносимой боли. Это антрепренер "Дядя Ваня" (И. В. Лебедев), чтобы публике не приелась слишком затянувшаяся «французская» программа, разнообразил ее номерами модного японского единоборства.
Словам, каждый, кто мог и как только мог, беспардонно эксплуатировал популярность джиу-джитсу в своих корыстных целях. При весьма низком уровне знаний у нас о японской системе и значительном количестве ее еще не слишком действенных приемов подобная профанация и даже откровенно жульнические махинации серьезно дискредитировали джиу-джитсу, в первую очередь, в глазах спортивной общественности. Скорее всего, это и стало причиной подчеркнутого отмежевания от него спорта. Никаких клубов, а уж тем более, объединений, союзов или ассоциаций клубов джиуджитсу, как это было, например, в Англии, в России не возникало. Да и не могло возникнуть подобных опорных баз для широкого и делового развития японской системы при существовавшем тогда положением дел. Она так и не смогла стать ни органичной частью российского спорта, ни самостоятельной, основательной и независимой дисциплиной.
Отсюда и неизбежные результаты. Я приведу две оценки нашего джиу-джитсу, данные двумя знающими специалистами с промежутком в четверть века.
Офицер полиции, с которым нам с вами еще предстоит встретиться (1909 год): «К сожалению, у нас не только нет еще школ, но даже существующие руководства переведены варварским языком и далеко не удовлетворительны».
А это ретроспективный взгляд Н. Н. Ознобишина уже из 1930 года, когда он опубликовал книгу «Искусство рукопашного боя». Но и здесь тоже оценка начинается с тех же слов: «К сожалению, среди этой бессовестной и невежественной рекламы вряд ли найдется хотя один небольшой конспект, систематично и ясно излагающий принципы японской системы. Такое явление наблюдалось не только в России, но и в других странах, как, например, Франции, Англии и Америке. Они тоже завалены подобным бессодержательным хламом с той разницей, что заграничные издания роскошнее изданы и снабжены великолепными фотографиями практически невозможных, фантастических приемов. Объясняется это рядом причин. Из них главнейшие следующие: вопервых, книги эти написаны совершенно некомпетентными людьми (литераторами профессионалами) после небольшой беседы с каким либо преподавателем самозащиты; вовторых, хороших преподавателей джиуджитсу так мало, что их можно перечесть, буквально, по пальцам. Они большей частью работают не в самой Японии, а, прельстившись большими заработками, выступают в качестве бойцов демонстраторов в крупнейших центрах Европы и Америки. В третьих, преподаватели эти, вполне естественно, как профессионалы, не желают отдавать литературе всех секретов своего ремесла».
Не могу не привести еще и третьей оценки, хотя и явно профессионально зависимой, но данной столь известным лицом, к тому же непосредственно «приложившего к джиуджитсу руку», что умолчать об этой оценке просто невозможно. Широко известный в тридцатые годы спортивный журналист, корреспондент единственной тогда у нас спортивной газеты «Красный спорт» Михаил Ромм описал это так: «Однажды ввалился в редакцию Иван Поддубный, огромный, медлительный, слишком громоздкий для редакционных комнатушек...
Ктото из нас спросил его, что он считает более надежным средством самозащиты борьбу или джиуджитсу.
Тут и гадать не надобно, ответил Поддубный. Дело проверенное. Приехал как то в Париж, когда там шел чемпионат борьбы, ихний профессор, худенький такой японец, самый что ни на есть знаток по части джиуджитсу, «Давайте, говорит, мне любого борца из чемпионата, я его за пять минут изломаю», Ну, мы собрались, посовещались. Выбрали меня с японцем бороться.
Происходило это дело на боксерском помосте, в канатах, чтобы, значит, ни мне, ни ему никуда податься нельзя было. Стал профессор вокруг меня крутиться и прыгать, норовит поймать на какойнибудь ихний прием, руку или ногу выкрутить, захват какой сделать, Ну, и я за ним из стороны в сторону кручусь, стараюсь все время к нему лицом стоять. Наконец попробовал он меня ногой ударить. Я его за ногу то и поймал. Тряхнул перелом бедра. Унесли на носилках...
Поддубный на минуту замолчал, а затем мрачно произнес:
На этот раз я боролся бесплатно...
Чувствовалось, что он никак не мог примириться с этим тяжелым воспоминанием. Борец неподкупной честности... он все же оставался профессионалом».
Сообщение это я целиком и полностью оставляю на совести покойного Ивана Максимовича, хотя и должен добавить, что ни тогда, ни сейчас джиуджитсу не является волшебной палочкой, способной обеспечить победу в любом случае. И уж особенно, над феноменально сильным тяжеловесом мирового класса, высокотехничным, тактически умным, опытным и тренировавшимся специально к этой схватке...
Представляется довольно странным, что даже при такой незавидной постановке дела в России, тем не менее, смог вырасти целый ряд отличных специалистов и знатоков джиуджитсу. Это напоминает мне наше первоначальное «дикое», самодеятельное «по книгам» каратэ, которое сформировало совсем не плохих бойцов международного класса. О джиуджит­су говорить, конечно, значительно сложнее не толькоиз за уже разделяющего нас почти столетнего времени, но и «благодаря» кровавым войнам, вспыхнувшим в 1914м и длившимся до начала двадцатых годов. Слишком много выкосили они мужчин цветущего возраста, среди которых было множество самых различных специалистов...
Тем не менее, можно назвать Виктора Афанасьевича Спиридонова, который впоследствии стал одим из создателей самбо; киевлянина А. К. Анохина («Росса»); вице чемпиона Лондонской олимпиады по борьбе доктора А. Петрова; Нила Николаевича Ознобишина, оставившего нам свою ценную книгу; основоположника болгарского джиуджитсу, русского эмигранта Владимира Кузулакова; таинственного «И. В.», отстаивавшего достоинства японской системы на страницах «Русского спорта».
Особо хочу отметить столичного спортсмена Я. П. Гамза Гурди.
Изредка и нерегулярно любители джиуджитсу проводили даже импровизированные соревнования. И я, разумеется, не могу не рассказать о самом нео­бычном и удивительном из них. Упомянутый мной Гамза Гурди, скорее всего, по политическим причинам, зимой 1912 года вместо столицы оказался в занесенном снегом городке Канске, Енисейской губернии. И там, в сибирской глуши, неунывающий «бывший петербуржец», как его уклончиво называет спортивный журнал, умудрился устроить «закрытые состязания местных любителей по некоторым отделам тяжелой атлетики. Записалось пятнадцать любителей, из них девять от города и шесть от уезда. Это первое спортивное состязание устраивается по инициативе Я. П. Гамза Гурди, выступающего также в числе состязающих­ся»,
И как вы думаете, в каких именно «отделах тяжелой атлетики» могли состязаться сибиряки в забытом Богом уездном городке? Французская и русскошвейцарская борьба на поясах это повсеместно самый обычный, так сказать, дежурный репертуар. Английский бокс в те годы еще редкость даже для обеих столиц, а уж джиуджитсу вообще какаято диковинка! Еще замечу, что наряду с французской почемуто упоминается также и некая «грекоримская борьба». (Ошибка корреспондента, не знающего, что это два названия одной и той же борьбы?) В этих двух видах, как и в русскошвейцарской борьбе первенствовал П. Арташев из села Конторское, имея шестьдесят шесть побед и только четыре поражения. «Первенство в японской борьбе ДжиуДжитсу и английском боксе взял Я. Гамза Гурди, имевший тридцать две победы и ни одного поражения».
Джиуджитсу было профессионально необходимо для армии и особенно для полиции. Так как же обстояли дела в этой области?
В.А. Спиридонов оценивал их резко отрицательно. Однако, за последние годы на этот счет появилось немало диаметрально противоположных, весьма оптимистических высказываний.
Пытаясь понять причины такой странной и совершенно безосновательной метаморфозы, я, кажется, все-таки докопался до ее первоисточника. «Родоначальником» ее стал А. Долин, который в годы неудовлетворенного интереса к восточным боевым искусствам опубликовал по иностранным источникам более двух десятков статей в различных журналах. Одна из них появилась еще в 1984 году в журнале «Азия и Африка сегодня» и затем тут же воспроизведена в периодическом издании «Спорт за рубежом». Именно там можно было прочитать такое вот совершенно произвольное и абсолютно ничем не обоснованное заявление: «После русскояпонской войны о достоинствах
джиуджитсу серьезно задумалось командование царской армии (Следует понимать, что громкое военное поражение не дало командированию более важных тем для «серьезных» раздумий, чем о джиуджитсу МЛ). В Петербург были выписаны японские специалисты, которые в течение нескольких лет преподавали в Академии Генерального штаба. Стараниями их учеников создавалась база той системы рукопашного боя, которая впоследствии оформилась как самбо со всеми его ответвлениями».
Этот сомнительный долинский пассаж «творчески» развил известный специалист джиуджитсу Иосиф Линдер в своем интервью «Московскому комсомольцу» 18 мая 1989 года: «Да нет, джиуджитсу появилось у нас еще в конце прошлого века... В России сильные мастера были в Третьем отделении полиции, в генштабе».
Буквально через год бравший интервью у Линдера И. Оранский утилизировал это ценное, но уж очень коротенькое и сухое сообщение мастера в брошюре «Восточные единоборства», в свою очередь тоже творчески развив, обогатив и сделав его значительно ярче: «Кстати, очень сильные мастера джиуджитсу были в генеральном штабе русской армии, в армейской разведке и контрразведке, а также в Третьем департаменте полиции, где оно использовалось в основном для разгона демонстраций без применения оружия... (дзюдо) входила в программу первой рабочей Спартакиады 1926 года».
С печальной традиционностью один автор перерассказывал слова другого, не только не давая себе труда проверить достоверность, но еще и приукрашивая их сомнительной отсебятиной. Не уверен, что мне удалось проследить все этапы этой заманчивой «на­учнофантастической» темы, но в книге «Джиуджитсу» обладателя целой коллекции черных поясов разнообразнейших данов С. А. Гвоздева я недавно всетаки опять встретил полный «оранский» перечень главных очагов российского джиуджитсу и тоже с небольшой, но ценной, чисто авторской разработкой: «В России джуисты японцы натаскивали специалистов генерального штаба, армейской разведки и контрразведки, Третьего департамента полиции. Это уже потом, разбавив технику, стали называть «французским стилем», «русским стилем», самбо, САМОЗ и т.п.»
Я пишу обо всем этом только потому, что абсолютно уверен: с подобными опасными и слишком многочисленными ошибками необходимо разбираться в неотложном порядке, прямо сейчас, иначе при таких лихих темпах они уже завтра станут бесспорной и само собой разумеющейся "истиной».
Только поэтому я вынужден несколько подробнее и доказательнее остановиться на данном вопросе. Ни в коем случае не подвергая сомнению высшшй профессиональный уровень, как минимум, двух из упомянутых авторов, мне приходиться констатировать их досадный пробел в узко историческом сфере. Незнание ими не только конкретных, документально подтвержденных фактов, но даже наиболее важных реалий тех лет, о которых они берут на себя смелость судить, придает их суждениям безжалостно юмористический характер.
Я не буду останавливаться на том, что «самбо» и «САМОЗ» названия одной и той же боевой системы В. А. Спиридонова, а «Рабочая Спартакиада 1926 года» в действительности была Всесоюзной и проходила в 1928 году. Хотя это и не самые приятные пробелы в знаниях. Вот генералитет Генерального штаба, их пре­восходительства и высокопревосходительства, которые бодро выходят босиком на татами, дабы дружно выращивать добрые семена будущего самбо это уже потяжелее. Но и на этой идиллической картине не стану заострять внимание, поскольку в дальнейшем вы найдете документальный рассказ о подлинном «сотворении самбо». Что же касается точного времени появления у нас джнуджитсу, то об этом вы уже успели про­читать.
Но вот следующие грубейшие ошибки я уже никак не могу не отметить. "Третьего отделения полиции" просто напросто в природе не существовало. Было Третье отделение личной канцелярии императора, ведавшее, в частности, корпусом жандармов и существовавшее с 1826 по 1880 год. В силу чего иметь к джиуджитсу какое-либо отношение оно никак не могло, как не могло и вырастить «сильных мастеров» в этом виде единоборства.
Точно таюке не существовало «Третьего отделения департамента полиции», которое якобы специализировалось на безжалостном разгоне демонстрации с помощью жестоких японских приемов. Имелся просто департамент полиции, в который было преобразовано Третье отделение личной канцелярии императора в 1880 году.
Не было даже и «генерального штаба», а в 1905 году образовано Главное управление Генерального штаба, в ведение которого передавались только дела по мобилизационной части, организации перевозок войск и военнотопографической части. Но, увы, никакого джиуджитсу.
Точно также ни в истории, ни в предыстории самбо не обнаруживается никаких следов работы офицеров, обучавшихся в Академии Генерального штаба (точнее в Императорской Николаевской военной академии). Готовили там отнюдь не сенсеев, а офицеров Генерального штаба и военных специалистов для высших командных, штабных и военноадминистративных должностей...
Ну скажите, можно ли квалифицированно и достоверно судить о каких-либо навыках (в частности, в области джиуджитсу) должностных лиц старинных государственных учреждений, не зная даже ни реального времени существования таких учреждений, ни возложных на них официальных функций?!
Состоянию дел с джиуджитсу в российской полиции специально посвящена следующая глава, а здесь закончим армейскую тему, чтобы показать, как далеки от истины упомянутые выше благостные "Самодеятельные» мифы от действительной обстановки того, теперь уже далекого времени.
Очень точно отразил эту тему журнал «Русский спорт» в специальной статье «Джиуджитсу в армии» а мае 1910 года; «В последнее время в поисках лучшего средства для воспитания нашего солдата, на страницах военной печати появляются статьи, посвященные разным системам такого воспитания. Между прочим раздаются голоса, восхваляющие японскую гимнастику, так называемое «джиуджитсу», причем некоторые из поклонников ее идут так далеко, что даже «желают от всей души, чтобы наша армия основательно изучила джиуджитсу».
Редакция журнала тоже, конечно, протестовала против принятия в армии японской системы физического воспитания и вполне справедливо, так как это явилось бы вопиюще искусственной операцией. Но объективности ради, по этому поводу и, в первую очередь, о джиуджитсу, было взято интервью у Владислава Пытлясинского, которого сегодня называли бы не иначе, как «экспертом». Это был прославленный не только у нас, но и в центральной Европе, ветеран ковра, в совершенстве владевший несколькими стилями борьбы, да к тому же опытный преподаватель, вырастивший не одно поколение борцов. Обучал он и полицию приемам самообороны без оружия. «Пытляс» подтвердил мнение редакции и, при этом, отвергал не только японское физическое воспитание, но и джиуджитсу для армии. На эту тему он, как специалист, несомненно, уже не раз беседовал с армейским начальством и полностью разделял их мнение.
В те годы у нас, как и во всем мире, уже сильно давала себя знать «устремленная в будущее» уверенность, что начавшийся XX век это время всесильной военной техники, а отнюдь не архаичного рукопашного боя. Были даже такие горячие головы, которые во­обще уже требовали снятия штыка с вооружения. Чтобы развеять подобное суперфутуристическое мировое поверье, потребовался кровавый ураган уже близкой Первой мировой войны, которая наглядно доказала все значение не только штыкового, но и рукопашного боя...
А пока Пытлясинский сообщал, что в Париже английский боксер «легковесный и не из первоклассных» «форменно избил» японского профессора джиуджитсу и вопрошал: «Где же тут то высокое значение джиуджитсу, как средства самообороны, о котором так трубят поклонники ея?»
А затем, повторяя слова своих высоких военных знакомцев; рассуждал так: Если джиуджитсу имело применение в японской армии, то это можно объяснить, лишь тем, что японцы поздно усвоили европейский способ ведения войны (Трудно поверить, что это говориться после японской победы над нами! М. Л.) Во время самураев и стрельбы из лука, в рукопашном бою, джиуджитсу могло принести большую пользу, но в наше время, когда усовершенствованная боевая техника, с применением дальнобойного оружия держит врагов на дальнем расстоянии друг от друга, джиуджитсу менее всего нужно для армии. Для членов полиции, при условии умелого пользования, джиуджитсу может быть применимо с большим успехом».
Вот подобными пустопорожними обсуждениями, да еще и не на слишком высоком уровне, все и закончилось. Не существует абсолютно никаких следов озабоченности нашего генералитета такой «мелочью», как рукопашный бой. Нет, отнюдь не задумывались наши высокие тенерально штабные» умы о разработке наиболее эффективных способов рукопашного боя и использования в нем усовершенствованных японских приемов безоружной схватки и обезоруживания. Не задумывались ни после позорного пораженческого синдрома 1905 года, ни даже уже в годы Первой мировой войны; не трудно убедиться, что ни один дореволюционный устав или наставление подобных при­емов простонапросто не содержит.
Считалось, что русский солдат достаточно хорош в штыковом бою без всякого джиуджитсу. И так все четыре года войны!
Было всегонавсего одно приятное исключение, да и то не в армии, '«разведке и контрразведке», а в «пограничной страже». Конкретно, в тех ее подразделениях, которые откомандировывались в Харбин для несения полицейского надзора на территории КитайскоВосточной железной дороги. Там, конечно, не раз приходилось сталкиваться с китайским уголовным миром, где совсем не редкостью были боевые навыки ушу. И существует документальное подтверждение, что солдаты этой «стражи» специально обучались джиуджитсу (точнее, вероятно, дзюдо) и даже должны были сдавать «экзаменационные испытания». Журнал «Русский спорт» в 1912 году опубликовал фото­графию, запечатлевшую такие «испытания»; босоногие здоровяки «стражники», в долгополых, почти до колен, кимоно и коротеньких, нескладных панталонах, схватившихся в японской борьбе.
Вообще же впервые у военных приемы эти появились только уже при советской власти, да и то лишь в 1931 году, когда это дело взял в свои сильные и умелые руки Василий Сергеевич Ощепков. А единственным упоминанием о военном джиуджитсу за все годы войны, которое мне удалось встретить, было выступление Н. Тарасова о нашем отстава­нии в спортивной области и необходимости воспитывать у подрастающих поколений «выносливость, ловкость, сообразительность и уверенность в своей телесной крепости и силе», Особенно в кадетских корпусах будущего нашей армии: ...в некоторых корпусах, где к тому имеется возможность, в спортивные занятия могут входить...борьба, бокс, джиуджитсу и другие боевые виды спорта». Однако, увы, возможности такой не имелось. Единственным кадетским корпусом, где преподавался хотя бы бокс, был тифлисский. Да и то, всего лишь Сокольский «гимнастический».
Так что пусть извинят меня упомянутые выше нынешние авторы, но я все-таки склонен больше верить не им, а современникам очевидцам той эпохи, ктому же профессионалам, да еще во главе с самим Виктором Афанасьевичем Спиридоновым! А теперь от чисто мифических истоков знаний о джиуджитсу в России, перейдем к вполне реальным.
Как у нас, так и, особенно, за рубежом в последние десятилетия выпускались неплохие библиографические справочники по боевым искусствам, в их числе и по джиуджитсу. При всем том, библиографию эту никак нельзя признать исчерпывающе полной. Слишком обильно и бессистемно издавалась такая литература, и слишком мало, буквально единицы этих книг столетнего возраста, дожили до нашего времени. Частенько уже потеряв от активнейшего использования не только обложки и титулы вместе с выходными данными, но даже и начальные страницы. И об этих неизбежных пробелах нельзя забывать, говоря об имевших место изданиях.
Да и в анонсах тогда не всегда приводились полные выходные данные, а к названию книги, как бы его продолжение, прибавлялись чисто рекламные фразы, так что не всегда можно понять, что речь идет об одном и том же издании.
Первым, кто предугадал неизбежность интереса к японской системе в России был один из лучших, если не самый лучший книгоиздатель Иван Дмитриевич Сытин, известный не только своей высочайшей профессиональной культурой, но и бескорыстной заботой о народном просвещении. Именно он, не слиш­ком беспокоясь о барышах, выпускал произведения классиков по самой дешевой цене, вполне доступной для небогатых слоев населения России.
И уже в 1905 году, в качестве «первой ласточки», на прилавках появляется изданная «Товариществом И. Д. Сытина» книга с подробным названием «Физическое воспитание у японцев, Система упражнений, диеты и образа жизни вообще, которая сделала этот народ самым здоровым, крепким и жизнерадостным на свете». В самом заголовке этого, переведенного с английского оригинала, и достаточно полного стодвадцати страничного издания, снабженного семнадцатью фотоиллюстрациями, точно отразилась новая, после­военная российская оценка японского народа.
Этот невероятно возросший интерес к Стране Восходящего Солнца уловил тогда же и петербуржский журнал «Новый мир», ознакомивший читателей со статьей «Спорт Джиуджитсу», за которой вскоре последовал и рассказ о сумо. Не отстал от коллег и дру­гой столичный журнал «Современная жизнь», опубликовав тогда же статью «Джюджитсу». Известный киевский специалист физического воспитания А. К. Анохин, под псевдонимом «Б. Росс» предложивший свою систему «психофизиологической» гимнастики, в 1907 году двухтысячным тиражом выпустил небольшую, всего в сорок три странички брошюрку, в которую умудрился втиснуть целых три вида гимнастики: «Си­стему Мюллера», «Систему Росса (гимнастика для женщин)» и в переводе с немецкого «Японскую систему упражнений (джиуджитсу)».
Большинство издателей, не сразу уяснив заманчивые размеры японской "золотой жилы», поначалу боязливо «держали паузу». И только с года 1908 начинается настоящий издательский ажиотаж, которого хватило лет на пять. И кто только не издавал тогда! Даже самые далекие от спорта, маломальски заметные издательства торопятся снять свои порцию «джиуджитсных пенок». Издатели А. Ф. Сухов, А. Я. Озеров, Ю, К. Гаупт, М. П. Петров, книгоиздательства «Сотрудник», «Основа», «Здоровье и сила» и прочая, прочая, прочая. ..Иные из которых и родились только лишь благодаря экзотическому восточному гостю. Так в Москве проклюнулось вдруг не какое-нибудь, а «Японское издательство «Жиужитсу», которое в пику конкурентам сообщало, что директор их издательства яко­бы преподает японскую самозащиту в московской полиции. Однако, фамилию его, не иначе как из скромности, предпочло не называть.
Торопливый и доходный книжный конвейер одну за другой выбрасывает книжки на любой вкус: от дорогих, в две с половиной сотни страниц «Лучшие и самые полные» до «сильно сокращенных и удешевленных» тридцатикопеечных «толщиной» всего в двад­цать страниц.
Издания и переиздания. Небывалые для тех лет тиражи подобной литературы: 2000,2400,5000 экземпляров! Продажа непосредственно в магазинах и с пересылкой по любому адресу...
Не говоря уже о специально спортивной периодике, рассказывать о японской борьбе считают необходимым самые различнейшие журналы от официозного «Журнала народного просвещения» и популярного "Природа и люди» до легкомысленного «Синего журнала», редактору которого А. И. Куприн както гневно заметил: «В вашем гнусном канкане я больше не сотрудничаю!»
В ход идут не только приемы джиуджитсу, но и вообще «все японское»; водные процедуры, гигиена, сумо...
Лучший литературнохудожественный журнал России "Нива» в 1911 году печатает небольшую статью по технике джиуджитсу, а несколько месяцев спустя даже перевод классического труда по джиуджитсу для дам француза А. Шертилльо. В отличие от «мас­совой» джиуджитсной литературы, написанную на отличном литературном языке уже знакомым нам киевлянином А, К. Анохиным.
Оригинальных изданий, как и переводов непосредственно с японского, разумеется не было и в помине. Существовали только переводы уже переведенных на французский и немецкий англоязычных оригиналов. Сложнее обстояло с переводами непосредственно с английского, который известен был у нас в меньшей степени, чем немецкий и французский, вобязателъном порядке преподававшийся в гимназиях. А Михалковские юнкера, так свободно изъясняющиеся по английски, это всего лишь реверанс перед англо­язычным зрителем, который в первую очередь должен был понимать «Сибирского цирюльника». В действительности же тогда английский учили только в военноморских училищах. Знакомые нам, тоже только по кинематографу, гардемарины.
Спорт так и не принял джиуджитсу в свою семью. Поставщиками необходимых знаний почти монопольно стали коммерческие структуры со своим извечным законом; как можно больше взять, дав как можно меньше. У нас, как обычно, это приобрело особенно лихие формы. На Британских островах, разумеется, тоже не занимались благотворительностью и брали чистоганом, но предоставляли читателям широчайший выбор самоучителей, среди которых были и совсем не плохие, написанные известными специалистами. У нас же то, что преподносилось в качестве перевода, обычно таковым не являлось. Это был весьма произвольный пересказ, сделанный человеком, знающим язык, но не знающим джиуджитсу, к тому же, как угодно сокращенный по усмотрению издателя и переполненный рекламной отсебятиной.
Ее мыльные пузыри вздувались обильной пеной, суля превратить даже самого немощного читателя в неуязвимого богатыря супермена:
«Тщательно изучив все приемы ЖиуЖитсу, вам нечего будет бояться, ни отдельных людей, ни толпы. Все схватки кончатся позорным поражением противника! Вас никто не ударит! Вам не причинят вреда! Из робкого вы превратитесь в смелого, из нервного в хладнокровного, из слабого в сильного человека. Даже у атлетов, ломающих подковы, нет ни малейших шансов победить вас. Исход всегда будет одинаково неблагоприятен для противника. В лучшем случае потерпевший на всю жизнь останется хилым и болезнен­ным. Последствия могут быть ужасны! Он свалится как пень, становится беспомощным как младенец и смирным как ягненок. Ничего больше не надо. Вами одержана блестящая победа, и вы можете спокойно уйти, оставив противника там, где он упал.. .Пока довольно. Сказанного достаточно, что бы вас убедить, что наш метод преподавания превосходен!..»
Но как много ни обещали «щедрые» коммерсанты, дать они были способны слишком мало. Книги близнецы отличались, главным образом: полиграфическим оформлением, форматом, толщиной и, конечно, ценой.
Насколько можно установить, издавались самые различные варианты книг, но, похоже, всего лишь двух авторов; ученика сенсея Индие Ирвинга Ханкока, фамилия которого у нас писалась Ганкок, и КараАшикага. При этом труд последнего преподносился даже не как самоучитель, а пособие для преподавателей джиуджитсу. Приведенные мной выше завлекательные восклицания взяты именно из этого пособия.
В настоящей главе я рассматриваю, главным образом, достаточно полные варианты именно этих двух работ: книгу И. Ганкок «Джиуджитсу: Японская наука о здоровом человеке: Метод укрепления тела и атлетические приемы японцев», опубликованную изда­тельством «Основа» в 1910 году и «ЖиуЖитсу. Пол­ный общедоступный учебник физического развития и приемов самозащиты по известной японской систем ЖиуЖитсу. С иллюстрациями и анатомическими картами. По профессору Кара Ашикага. (перевод с анг­лийского издания)», выпущенную четвертым изданием в 1911 году «Японским издательством «ЖиуЖит­су». Впредь я буду попрежнему именовать одного из этих авторов не «Ганкоком», а в точном соответствии с английским произношением его фамилии: Ханкок.
В книге Ханкока, точно так же, как и. у Кара Аши­кага, прямо указано, что это не перевод в точном смысле слова, а «изложение ДжиуДжитсу, сделанное по книге Ганкока, большого поклонника ДжиуДжитсу, изучавшего ее в течение многих лет в Японии».
По содержанию эти книги очень близки друг другу, они преподносят почти одни и те же упражнения и приемы, но имеют существенные различия в подаче материала и полиграфическом исполнении. В отличие от дешевого тридцатикопеечного «Ганкока», у дорогого Кара Ашикага каждое подготовительное упражнение и каждый прием, с его вариантами и способами защиты от него удачно выделены в отдельные разделы уроки.
Оба сенсея подчеркивают основополагающую идею искусства джиуджитсу. Ханкок: «Основным положением ДжиуДжитсу является то, что более слабый может нападать на более сильного и побеждать его именно с помощью его большей физической силы».
Кара Ашикага: «На этом принципе основана вся система ЖиуЖитсу. Здесь силе не противопоставляют силу...Теперь вы поняли, в чем заключается разница между жиуистом и просто сильным человеком? Один работает умом, другой же применяет грубую силу. Но вы знаете, что ум покоряет силу!» Однако же, не могу не сказать, что в обеих книгах очень мало приемов, где действительно используется «сила», точнее: инерция движения противника.
Джиуджитсу рекламировалось в качестве системы самозащиты: «Помните, что цель ЖиуЖитсу самозащита. Самозащита при каких бы то ни было обстоятельствах» (Кара Ашикага). Однако же, в каждой из двух книг атакующих приемов больше, чем оборо­нительных.
Значительная часть текста, вплоть до его четверти, отводилась в книгах описаниям упражнений, которые сегодня именуются специальной физической подготовкой. Это были упражнения в паре с партнером, который оказывал дозированное сопротивление дви­жениям напарника. Система этих упражнений выглядит в джиуджитсу искусственной и довольно странной. Известно, что даже в более современной системе дзюдо, еще в первые десятилетия прошлого века, существовала уверенность в ненужности подобных уп­ражнений, так как изучение падений и сам процесс борьбы вполне успешно выполняют их функции.
Кроме того, известно, что в процессе «европеизации», в период с 1878 до 1894 года, в Японии активно культивировались вариант немецкой гимнастики «Каллистении», военная французская гимнастика, а затем шведская. Это касалось и японской армии и школы.
Упражнения, предлагавшиеся авторами книг по джиуджитсу, нетрудно найти в европейской гимнастике. Так в сокольской гимнастике в разделе боевых упражнений существовал подраздел «Сопротивления», содержащий упражнения именно такого типа.
Поэтому трудно избавиться от мысли, что "Джиуджитсные» упражнения не имеют оригинального японского происхождения, а могли быть включены в состав самоучителей и специально для европейскоамериканской аудитории.
Не мало места занимала также пропаганда того, что в Японии считалось здоровым образом жизни. Особое внимание обращает на это Ханкок. Здесь и японская кухня, как образец рационального питания ("Здоровый желудок основа физической силы!»), и «наружное и внутреннее употребление воды и воздуха»: обильное питье, горячие ванны и «глубокое дыхание на свежем воздухе», длительные пешеходные прогулки и т.д.
Что касается технического арсенала, то он предусматривал все виды безоружного воздействия на противника: удары руками, ногами и головой; нажатия на чувствительные болевые точки; болевые приемы, удушения; броски и сваливания. Правда, большей частью в таких вариантах, которые сегодня не могут не вызвать удивление. Если хотите, даже не­сколько снисходительное. Слишком многие из приемов отличались примитивным характером или неоправданной усложненностью и имели низкую эффективность, если имели ее вообще.
Ханкок утверждал, что ученик "должен научиться схватывать мускулы и нервы и крепко давить». Это «идея, лежащая в основании ДжиуДжитсу...Это отправной пункт, от которого потом можно проникнуть дальше в тайны ДжиуДжитсу... Некоторые из этих мус­кулов и нервов будут здесь перечислены; остальные, можно легко найти самому».
Кара Ашикага наоборот не допускал такой сомнительной самодеятельности, И требовал ни на шаг не отступать от его указаний. Он давал таблицу уязвимых точек тела для воздействия нажатиями и ударами.
Осуществляя этот основополагающий принцип джиуджитсу, оба автора, главным образом, предлагают приемы, в которых задействовано нажатие на болевые точки. И не только в качестве одного из элементов сложных комбинированных приемов, но даже и как самодостаточное воздействие, могущее «отключить» противника.
Если для исполнения приема был необходим захват за запястье, его старались сделать с болезненным нажатием «на пульс». Но значительно чаще использовался не захват за запястье, а за кисть с аналогичным воздействием на ее болевые точки.
Так именно такой захват являлся первым элементом комбинированного приема, когда «нужно повалить противника прежде, чем он сжал кулак и занес руку для удара». Используя этот захват и резко выкручивая руку противника наружу, «ставят свою правую ступню позади левой ступни противника" и наносят «быстрый удар наружным краем свободной ладони под подбородок», Далее непременно следовало «преследование» упавшего уже на земле.
Такой широко применявшийся болевой захват за кисть использовался при проведении многих приемов: «такуджитсу» своеобразный вариант загиба руки за спину; «танджитсу» дожим кисти и ряда других.
В качестве дополнительного болевого воздействия применялось давление на чувствительную точку за ухом при исполнении рычага локтя на своей руке с опорой ее ладони о заднюю поверхность шеи противника. А при «макикоми» задней подножке с захватом одноименной руки противника под плечо и разноименной рукой у его локтя «на нерв улоктя».
Как примеры использования болевых точек противника в качестве самостоятельного приема можно назвать «тэнгуашида», где с целью «парализовать руку противника», воздействовали «на очень чувствительный нерв, скрытый выше локтя, под бицепсом», и ущемление плеча, при котором большим пальцем давили тоже «на очень чувствительный нерв», но «скрытый в связках плеча, около лопатки». «Ущемление являлось как средством нападения, так и защиты.
Точно также, как в отношении чувствительных точек у Ханкока с Кара Ашикага существовало полное единодушие там, где речь шла об ударах ребром ладони. Как и о постепенном укреплении «края», то есть ребра ладони за счет несильных ударов им по твердой поверхности. «Край ладони должен быть упруг и тверд, как дерево. Удар ладонью должен поражать, как и удар доскою». Такие удары наносились по определенным уязвимым местам, находящимся на всей поверхности тела от головы до голеней.
Ханкок утверждает, что «японским мастерам этого искусства известны не менее шести смертельных ударов». В качестве двенадцати целей для «наиболее существенных ударов твердым краем кисти руки» он называет: середину голени; середину бедра между коленом и туловищем; бок под нижнее ребро; почки; наружную часть кистевого сустава; середину предплечья; середину двуглавой мышцы поперек ее; ключицу; боковую часть шеи; затылок и «основание позво­ночного столба».
Упоминается также удар снизу по подбородку ребром ладони со стороны большого пальца, который прижимается к ладони, а основанием ладони под подбородок и снизу по затылку. Как одна из деталей комбинированного приема с подножкой, назван удар «локтем под подбородок».
При значительной разнице в росте, Кара Ашикага советует низкорослому, кроме болевого приема, вместе с ним использовать удар головой в подбородок, приседая и быстро выпрямлявшись. Он также дополняет перечень уязвимых мест для ударов ребром ладони: под подбородок, по переносице, по верхней губе под нос, по «Адамову яблоку», «под коленку», в живот и по «Ахиллесову сухожилию». «Все эти удары очень болезненны и часто даже опасны. Получив один из таких метких ударов, противник продолжать драку больше не способен, или, иными словами, он выйдет из строя».
Удары кулаком решительно отвергаются. Кроме «края ладони», их заменяют тычки «под ложечку или в живот» концами указательного и среднего пальцев, так как, по мнению сенсеев, уменьшение площади поражаемого места должно увеличивать силу удара. Дей­ствие такого тычка следовало «еще усугублять болезненным сверлением», повертывая руку в момент соприкосновения пальцев с телом противника.
В явном противоречии со своей теорией о зависимости действия удара от той площади тела, которую он поражает, Ханкок также, как и Ашикага, говорит, что в Японии «учат разнообразному использованию сложенными руками чтобы освободиться от захвата». Хотя очевидно, что такой удар «большим кулаком» со сплетенными пальцами обеих рук приходится по большей площади, чем удар кулаком одной руки, Тем не менее «сложенными руками» не только сбивают захват горла, но и наносят многие удары: по боку, животу, «по месту, где находится сердце» и тычки под подбородок.
Использовались также удары коленом не только в пах, но и по почкам и «основанию позвоночного столба», захватывая противника сзади за шею.
Аналогично нажатиям на чувствительное точки, удары большей частью применялись как один из элементов комбинированного приема, но их серии, обычно двухударные использовались и в качестве самостоятельного боевого воздействия, способного поверг­нуть и обезвредить противника. Например, «под ребра хорошенько краем левой ладони», а когда противник «от удара наклонится вперед» «краем ладони правой руки по шее около самого черепа».
Что касается удушений, то тривиальный захват за горло пальцами обеих рук, «каким, в случае необходимости, пользуются в странах Запада», решительно отвергается как слишком примитивный и не достаточно действенный. В то же время описывается четыре варианта эффективных удушений, «гриф горла по всем правилам джиуджитсу», из них три с захватом воротника.
Это, вопервых, с давлением согнутыми суставами указательных пальцев на кадык. Затем вариант, при котором «с обеих сторон с силой вдавливают оба больших пальца в горло противника пониже глотки и на два с половиною сантиметра позади нея» (Заметьте, какое замечательно точное указание!). И наконец, вариант со скрестным захватом ворота «ириториумакуиатэ, что обозначает, в точном переводе, гриф ножниц самый опасный прием ЖиуЖитсу».
Четвертый способ: «захватывая горло между большим и прочими пальцами». Помимо удушений использовались также различные виды давлений на горло предплечьем или локтем, игравшие в приемах вспомогательную роль.
Болевые в джиуджитсу представляли почти все типы употребляющихся и сегодня приемов: рычаги, выверты, дожимы, но в весьма своеобразных ва­риантах.
Употреблялись они, как правило, не обособленно, а усиливаясь сочетанием с другими формами воздействия на противника: бросками, удушениями, ударами, надавливаем на чувствительные точки.
Рычаги «сгибание руки в обратную сторону» использовались, главным образом в стойке и в значительно меньшей степени на земле. В стойке это были только рычаги локтя вверх.
«Адское пожатие руки» «Тэкототсупари», или прием рычага. Кажется единственный джиуджитсный термин сохранившийся в рукопашном бое до наших дней. Этот рычаг локтя на своей разноименной руке, захватывая или не захватывая одежду на груди про­тивника. Близок этому приему рычаг локтя на руке с опорой ладонью сзади на шею противника.
«Идем со мной» или «Идем, идем» рычаг локтя через предплечье с захватом разноименной руки противника под плечо. Болевой прием используемый японской полицией для принудительного конвоирования арестованных. По особенностям использования у нас его тоже часто называют «милицейским». «УдэОри, или перелом руки» почти двойник предыдущего рычага. Отличия этих двух вариантов одного и того же приема: в последовательности захватов руки противника своими одноименной и разноименной руками; в месте опоры захваченной руки: в первом случае чуть ниже ее локтя, а во втором немного выше; отсутствие во втором случае захвата рукой, на которую оперта рука противника, за предплечье другой своей руки и, наконец, постановка ноги, для возможной подножки, в первом варианте перед ближней ногой противника, а во втором позади ее.
«Перекидывание через свое плечо одной из рук противника» одно из средств, «которые позволяют достичь быстрого окончания борьбы». Это рычаг локтя на разноименном плече, стоя спиной к противнику. Желая причинить повреждение, «вполне достаточно просто нагнуться, чтобы противник сделал сальтомортале через плечо победителя». Исполнять прием на одноименном плече не следовало, «иначе противник может ударить вас кулаком в живот».
«Тантенгу» «прекрасное средство применения приема захвата руки» рычаг обеих локтей противника, используя захват крестнакрест одноименных рук противника, выверт одной из них наружу, а другой вовнутрь и наложение одного его локтя на другой.
«Перегиб руки «навыворот» рычаг локтя отведенной за спину руки противника на своем разноименном бедре. Своеобразный комбинированный прием, при котором делался болевой захват обеими руками «за кистевой сустав», захваченная рука отводилась за спину противника, заставляя его наклониться вперед, а ногой, на бедро которой опирается локоть, «обвивают» его разноименную ногу для сваливания на землю.
«Удэхигаши» прекрасный прием, если вы хотите лишь слегка наказать противника».
Замысловатый прием, в результате которого атакующий сидел на корточках, перекинув через плечо вывернутую наружу одноименную руку противника, который подмышечной впадиной опирался на это его плечо.
Из числа рычагов, использованных в стойке, описаны также «Ойяубишимэ, или захват большого пальца», то есть его рычаг и «тэукури» рычаг кисти, прижимая ее к себе, когда противник отталкивает, упираясь ладонью в грудь.

Михаил ЛУКАШЁВ
Журнал "Боевое Искусство планеты"