Боксёры и бокс - Часть 5

Раунд первый и решающий
В матче за звание чемпиона мира гигант Джек Джонсон, раздражённый оскорбительными высказываниями Бэрнса, не пощадил его на ринге. Не был он милостив к уже поверженному противнику и в своих воспоминаниях, какими он поделился по возвращению в США.
«Каков раунд моей карьеры, о котором я буду всегда вспоминать? Я полагаю, что его не очень трудно определить! Да, мне ничего не стоит сразу вам ответить. Этим раундом, который засел в моей памяти, является тот, которого я так долго дожидался и которого, как мне казалось, было невозможно добиться в течение восемнадцати месяцев. Я говорю о раунде, когда я с большим удовольствием отдубасил Томми Бэрнса 26 декабря 1908 года в Сиднее на стадионе Рушеттер Бэй.
Я преследовал Томми целую вечность. Для того чтобы его поймать, я проезжал тысячи миль. Я переезжал из Америки в Англию, из Англии в Австралию, и всякий, кто знает историю нашего матча, легко поймёт моё стремление его настигнуть.
Поистине, я шёл на все уступки! Победил бы я или был бы побеждённым, я получал 7500 долларов, тогда как даже в случае своего поражения или ничьей Бэрнс должен был получить 30000 долларов. Уже из одной разницы между нашими ставками видно, что один из двух бойцов очень хотел встретиться с другим, и это не был Бэрнс. Но я почти не обращал внимания на денежную сторону дела, потому что прежде всего я жаждал доказать, что я не трус, каким он и его приятели хотели меня выставить. И что у меня сердце не «выкрашено в жёлтую краску», как он думал и говорил.
Никто в мире, будь он чёрный или белый, не любит, чтобы его выдавали за труса, в особенности если он никак не может найти случая доказать, что это – гнусная клевета. А есть ли лучшее средство для двух мужчин покончить с этим делом, чем встреча на ринге? Поэтому вы сразу поймёте, что я хотел с ним разделаться пожёстче, и как можно более в короткий срок.
Случай быстро представился с самого начала матча. Томми, стремительно, даже слишком стремительно бросился на меня, и обстоятельства сейчас же обернулись против него: я встретил смельчака молниеносным апперкотом, который поднял его от земли и бросил на пол. На мгновение я подумал, что это нокаутирующий удар, но Бэрнс дождался восьмой секунды для того, чтобы встать, и в течение этого времени несколько восстановился. Он снова бросился на меня, стремясь войти в клинч. За этим последовал очень жаркий бой, и перед концом раунда мне при выходе из клинча удалось провести сильный хук.
Да, в такой же степени, как толстая пачка денег является лучшим средством для того, чтобы чувствовать себя спокойно на жизненном пути, настолько мой первый раунд с Томми Бэрнсом был для меня верным шагом к завоеванию первенства мира. Позже он нёс околесицу о каких–то выигранных им раундах, надеясь, что белые американцы, каких, по понятным причинам, было совсем немного на нашем бое в Сиднее, поверят в эту чепуху. Нет, с самого начала бой вёл я. Поэтому и оцениваю нашу встречу как самое приятное, самое сильное ощущение в моей карьере боксёра. Все оскорбления я стёр кулаками на лице Томми Бэрнса. Я обязан своей победой главным образом началу боя и этого я никогда не забуду».
 
БОЙ ДЖОНСОН–ДЖЕФФРИС
Этот великий бой состоялся после очень долгих переговоров, после ожесточённых споров 4 июля 1910 года в Рено. Непобедимый доселе Джеффрис не мог преодолеть гандикапа, состоящего в том, что он не надевал перчаток целых пять лет!
Этот бой, несомненно, оказал сильнейшее влияние на дальнейшие пути развития бокса. Поэтому я постараюсь дать описание его со всей возможной для меня полнотой. Самое умное и лучшее, что я, автор книги, могу сделать, это привести интересный и живой отчёт, отправленный вечером после боя в Рено известным репортёром Жоржем Дюпеи. В отличие от меня он был свидетелем этого матча.
«Наиболее знаменательный матч английского бокса, который был когда–либо организован, состоялся сегодня в этом маленьком городке шахтёров американского Дальнего Запада между 2 часами 38 минутами и 3 часами 40 минутами пополудни.
Кумир Нового Света, бывший жестянщик из Лос–Анжелоса, Джеймс Дж. Джеффрис, был, вопреки всем ожиданиям, начисто и жестоко побит (в 15 раундах) негром Джеком Артуром Джонсоном из Гальвестона (Техас). Джонсон, великолепный атлет, несмотря на то, что был значительно легче Джеффриса, с начала и до конца господствовал над ним как по знанию бокса, так по ловкости и силе ударов.
Матч состоялся вне города – на открытом воздухе, у необработанного поля, под палящим солнцем. Был наскоро построен громадный цирк, имевший ровно 20 тысяч мест. Все эти места, разумеется, были заняты. 700 бесплатных билетов были розданы корреспондентам и городским властям. Сбор достиг громадной цифры в 277 000 долларов. Это не только единственный для нашего времени случай в истории бокса, но, пожалуй, и в соревнованиях по любому другому виду спорта. Главный предприниматель Тэкс Риккард считает, что около 600 человек могли проникнуть во время боя в отверстия между досками и расположиться по периферии стоя.
Самые дешёвые места с правом стоять по самому краю арены стоили 50 долларов. Таких мест было 7 500. Цена мест для сидения доходила до 200 долларов.
Около ринга присутствовали все прошлые чемпионы мира тяжёлого веса начиная с знаменитого Джона Л. Салливана. Публике были также представлены Корбэтт, Фитцсиммонс, Марвин Харт, Томми Бэрнс. Затем спикер матча Билли Джордэн представил публике другой, более лёгкий ряд знаменитостей бокса – это Стэнли Китчелл, Эб Эттель, Джимми Бритт, Билль Лэнг, Джо Чоински, Боб Армстронг и другие.
Матч снимали 22 кинооператора и более 150 фотографов. Работали 18 киноаппаратов, в последнюю минуту присоединились ещё четыре.
По специальной просьбе Джеффриса ринг был уменьшен до 22 квадратных футов, в то время как по правилам маркиза Куинсберри он должен был иметь 24 квадратных фута. «Калифорнийский гигант» получил также специальное разрешение от спортивной комиссии Марафонского клуба города Рено, под наблюдением которого шёл матч, а также от самих организаторов, чтобы ткань над рингом была тёмно–красного цвета. Это делалось для того, чтобы избежать расстройства зрения, которое могло возникнуть во время боя при использовании узаконенного белого тента.
Наконец, упомянем об одной довольно комичной детали, мало лестной для Джеффриса: был устроен большой экран из тёмной ткани на бамбуковой ручке, которым затеняли во время перерывов между раундами бывшего чемпиона мира. Джонсон со смехом отказался от употребления такого аппарата, но крайне любезно разрешил пользоваться им Джеффрису.
Некоторые характерные штрихи могли бы помочь публике уяснить истинное положение вещей перед матчем, во всяком случае, серьёзные специалисты сделали заключение о физической неполноценности Джеффриса. Но основная масса людей была ослеплена, с одной стороны, колоссальной, мощной фигурой бывшего чемпиона и его победами пятилетней давности. Это ослепление усилилось ненавистью к неграм вообще и к Джеку Джонсону, который своим вызывающим поведением поставил перед собой цель довести белых американцев до белого каления.
Но небольшой ряд экспертов не потеряли здравый смысл и считали положение великана безнадёжным. Какие же они увидели признаки?
За три недели до боя Джеффрис продал за 67 000 долларов своё право на участие в прибылях от эксплуатации кинофильма об этом матче. А если бы Джеффрис выиграл, как каждый надеялся, демонстрация фильма продолжалась бы, несомненно, и в дальнейшем и дала бы более 2 миллионов долларов; значит, и тогда уже можно было найти у Джеффриса симптом неуверенности в себе. Более того, в течение последнего периода своей тренировки, и в особенности в Рено, с того утра, когда «жестянщик из Калифорнии» встретил на пробежке энергичного, улыбающегося во весь рот Джонсона, он был явно угрюм и зол. Он не позволил жене приехать в его тренировочный лагерь, изгнал оттуда и журналистов, и знакомых боксёров. Наконец, я это достоверно знаю – в последнюю ночь перед боем Джеффрис ни на секунду не заснул из–за состояния сильного волнения.
Джеку Джонсону, наоборот, удалось сделать друзьями всех соприкасавшихся с ним. Хорошее настроение и уверенность в себе не покидали его ни на секунду. Я позавчера сделал ему визит, после того как посетил Джеффриса. Никогда ни один атлет не производил на меня такого впечатления физического совершенства, как этот великолепный, мощный и рослый эфиоп.
Немногие знали и то, что Джеффрис после пяти лет бездействия не может восстановить своих прежних боевых качеств. Этот человек ожирел, он весил 124 кг 500 г. А ему нужно было достичь веса в 105 кг. Возраст, более короткое, чем раньше, дыхание, непостоянные тренировки и нервозность – всё это было причиной ослабления его шансов. Более скажу, для меня Джеффрис всегда был не очень искусным боксёром. Боб Фитцсиммонс, рядом с которым на матче с «жестянщиком» я всё время был около ринга, позже говорил мне, что Джеффрис, несмотря на всё старание его учителя Дэлани, никогда не умел правильно боксировать и был очень уязвим.
Страшный удар слева – вот что единственно обеспечивало ему преимущество над другими боксёрами. В их титульном матче в марте 1897 года Фитцсиммонс расколошматил, избил всего Джеффриса, и особенно ужасным образом его лицо, но в 14–м раунде недоглядел атаку претендента и проиграл, в сущности, случайно эту встречу в Карсон–Сити.
Джонсон со своей стороны сделал немало обдуманных, правильных шагов для того, чтобы добиться заключения матча с Джеймсом Джеффрисом. Белая Америка очень надеялась, что силач Джеффрис уничтожит ненавистного ей негра–чемпиона, но были и сомнения в положительном результате, и Джонсон буквально провёл всю публику, заставив её думать, что его шансы очень сомнительны. Его мнимая неуверенность воодушевила тех, кто жаждал сбросить темнокожего чемпиона с трона, для этого стряхнули нафталин с Джеффриса и уговорили его выйти на «верный бой». На самом деле, начиная ещё с 1907 года не было ни одного человека в мире, который мог бы на равных померяться силами с изумительным чёрным боксёром.
Джек Джонсон обладал большим рассудком, большой храбростью, сердцем бойца, как большим пониманием бокса в целом, так и конкретного боя. В настоящую минуту он имеет около 200 000 долларов, не считая того, что дали ему долгие годы театральных выступлений в Европе и Америке, срывая в среднем по 400 долларов за вечер.
Встреча Джонсона и Джеффриса по сути была гигантским примером американского «блефа» (дутое предприятие). Именно ложные надежды увлекли и прессу, и всю страну на путь совершенно беспочвенных ожиданий и самой безудержной рекламы.
За шесть месяцев до матча огромные афиши висели на улицах крупных городов, восхваляя именем Джеффриса достоинства такого–то масла, таких–то слабительных пилюль. Специально было сорганизовано общество под названием «Компания водяных клизм» для продажи в бутылках минеральной воды, называвшее себя «Единственным поставщиком мистера Джеффриса во время тренировки». Большие плакаты изображали «величайшего из всех профессиональных боксёров», рассматривающего с улыбкой благодетельную прозрачную воду. Эти самые люди сформировали, не скупясь на большие затраты, специальный поезд, чтобы приехать из Нью–Йорка для присутствия на матче. Думаю, что их возвращение было менее приятным, чем поездка на Запад в пульмановских вагонах, украшенных флагами!
В течение всей подготовки к матчу Джонсон был в значительной степени в тени. Но было и одно шумное происшествие. Его арестовали в Чикаго за чрезмерно быструю езду на автомобиле и приговорили к штрафу, скандально не соответствовавшему по своей величине содеянному проступку: не то две, не то три тысячи долларов. Эта чрезмерная сумма свидетельствует о том, что и правосудие постаралось побольнее ущипнуть Джека Джонсона. Так, мало–помалу к большому, но, в общем–то, обычному спортивному событию примешались недобрые человеческие эмоции, и когда негр побил бывшего чемпиона, то оказалось, что Джонсон ни более ни менее как побил всю белую Америку! Вечером того же дня в негритянских районах вспыхнули массовые волнения, обернувшиеся многими жертвами. Как тут не вспомнить Шекспира, вздыхавшего об опасности и легковерности толпы.
Но обратимся непосредственно к бою. Арена стала заполняться с 10 часов 15 минут утра. 200 всадников милиции Невады, 300 полисменов и по меньшей мере столько же сыщиков в штатском находились на посту как внутри, так и снаружи арены. Масса людей производит очень внушительное впечатление. Рено – это город рудников, расположенный на высоте 1 900 метров над уровнем моря, посреди круглой цепи красноватых гор, богатых медной рудой. С высоты бельведера для киноопера­торов я могу наблюдать за движением огромной толпы, с большим трудом сдерживаемой полицией.
Ко мне подходит знаменитый писатель Джек Лондон. Этот симпатичный человек восклицает:
– Здесь больше журналистов, чем их было на русско–японской войне. Не удивлюсь, если узнаю, что на бой в Рено собрались люди со всех четырёх сторон света.
Мальчишка–волонтёр принёс мне записку с сообщением, что всего за один день до матча две телеграфные компании Уэстэрн Юнион и Постэль Уайр передали корреспондентскими телеграммами больше 800 тысяч слов! Я показал записку Джеку Лондону. Он улыбнулся и сказал, что сегодня телеграмм будет ещё больше. Боже милостивый, Джек не сомневался в успехе Джеффриса, а я считал писателя–бродягу серьёзным знатоком бокса.
Представление публике знаменитостей ринга, присутствующих на матче, началось в 1 час 30 минут и закончилось в 2 часа 15 минут. Затем Тэкс Риккард, он же рефери этого матча, объявляет, что ввиду хорошего финансового итога оба противника получат, пропорционально исходу боя, дополнительно 10 тысяч долларов.
2 часа 38 минут. Выходят оба противника. Сперва Джеффрис, он в брюках, пиджаке и фуражке. Его приветствуют оглушительные крики. Оркестр играет «Янки Дудль» (национальная песенка американцев).
Джонсон, сопровождаемый секундантами, в свою очередь прыгает на ринг. Он одет в великолепный халат с чёрными и белыми полосами, с шёлковыми отворотами и на голубой подкладке с разводами. Он улыбается и, по–видимому, прекрасно владеет собой. В то время как Джеффрис, опустив голову и положив руки на колени, сидел на своём табурете в западном углу в тени своего знаменитого экрана, Джек Джонсон прогуливался по рингу, показывая друзьям свой огромный халат: «Подарок жены, – шутит он, – лучшего во всём свете не найти!»
Бинтование рук идёт довольно скоро, надевание перчаток тоже быстро закончено. Несколько мгновений тишины. Наконец, раздаётся первый удар гонга. Джеффрис – огромен, необъятен, волосат, жутковат и своей нескладностью, в общем, вид его чрезвычайно внушителен. Негр почти того же роста, с великолепной грудью и руками, в нём сразу бросаются в глаза и сила, и гибкость, и он явно тоньше и легче Джеффриса, в особенности это относится к ногам.
Затем происходит некрасивая сцена. Все, кому это положено, покидают ринг. Бойцы по знаку рефери идут навстречу друг другу и останавливаются для рукопожатия. И вдруг Джеффрис отказывается пожать руку, которую ему протягивает Джонсон.