Бусидо - душа Японии - VIII. Благородство (Meiyo)

VIII. Благородство (Meiyo)
О смысле Благородства, заключенного в осознании личного достоинства и чести, по воле происхождения был обязан знать и к нему стремиться каждый самурай, поскольку это было обязанностью и особенностью их сословия. Слово, в японском языке означающее «благородство», которое в наше время, к сожалению, в Японии стало упоминаться все реже, связано с такими понятиями, как: «ас-на» (as-na – имя), «мэн-моку» (men-moku – сила воли) и «гуай-бун» (guai-bun – букв. - «хороший» + «воспитание»). Это напоминает о высоком значении слова «имя» в Библии (имя Господа, Бога нашего) или о метаморфозах театральной греческой маски, которая со временем превратилась в понятие «личность» (лицо), либо о понятии «репутация». Мне больше нравится «репутация», которая, по сути, связана с бессмертной частью нашего «Я», называемого совестью, любое нарушение целостности которой самураи ощущали как стыд (ren-chi-shin – смущение разума), чувство, смысл которого воспитывался в них с самого раннего детства. «Вы являетесь посмешищем», «это позорит вас», «у вас совсем нет совести?» - были крайними формами призвания к порядку и дисциплине расшалившегося юного самурая. Такое воспитание закладывало фундамент нравственности в сердце ребенка, которое согласно японской традиции начиналось еще в утробе матери, за 9 месяцев до его появления на свет, чтобы дух ребенка был навсегда привязан к осознанию своего происхождения.
Как писал Бальзак: «если люди утрачивают стыд, то общество теряет ту фундаментальную силу, которую Монтескьё именовал - Благородство». Если задуматься, то действительно, пробуждение чувства стыда является одним из самых первых признаков становления Благородства души. Целью первого в истории человечества наказания из-за «грехопадения», изложенного в Библии, было по моему мнению, не кара за непослушание, а пробуждение в человеке чувства стыда. История сохранила не так много случаев, которые по пафосу могут превосходить описание первого грехопадения, читая о котором люди начинают взволнованно дышать, представляя сцену, как удрученный новоиспеченный муж дрожащими пальцами срывает фиговые листки для себя и своей жены. Описание истории утраты человечеством целомудрия вследствие «вкушения запретного плода» предназначено для объяснений нам понятий совести. Вся «портновская изобретательность» человечества, так и не смогла преуспеть в том, чтобы сшить «передник», который смог бы прикрыть смысл нашего позора и, соответственно, окончательно изничтожить в нас ощущение совести. Самураи с самых ранних лет должны были иметь представления о Благородстве, чтобы не совершить проступка, который мог привести к изъянам в характере. «Потому что», - говорили они, - «стыд за содеянное изъедает душу, как трещина в стволе дерева, которая не может зарасти, а лишь разрастается, убивая в конце концов дерево».
Давным-давно Мэн-Цзы сказал тоже самое, что позднее Карлейль (69): «стыд – это побуждающий фактор для возникновения осознания Благородства, то есть всего самого высокого в сердце человека».
Страх опозориться у самураев был столь велик, вися над каждым, как дамоклов меч, что он зачастую принимал болезненные формы. Предполагая, что не все из вас хорошо знакомы с японской литературой на эту тему, я предлагаю вам вспомнить красноречивый монолог герцога Норфолка из драмы Шекспира («Генрих VIII»). Под предлогом защиты чести иногда вершились дела, которые с точки зрения Бусидо не могли иметь никакого оправдания. За любое случайное или, еще хуже, умышленное оскорбление, обидчивый и вспыльчивый самурай хватался за меч. Из-за такой несдержанности было загублено множество жизней ни в чем неповинных людей.
Например, бытует история, как однажды человек, действуя из лучших побуждений, обратил внимание самурая на блоху, сидевшую на нем, за что был немедленно зарублен, по простой и весьма сомнительной причине того, что самурай решил, что поскольку блохи живут только на животных, то его благородного воина сочли за животное. Не думаю, что такие истории происходили в действительности, но все же их сюжеты наводят на мысль о трех возможных причинах их возникновения: во-первых, вследствие страха людей из других сословий перед самураями; во-вторых, вследствие не всегда оправданной жестокости самураев при отстаивании своей чести и, в-третьих, вследствие страха опозориться среди самураев. Справедливости ради хочу напомнить и об аналогичных случаях в христианской истории, о поступках ярых приверженцев учения Христа, плодах их религиозного фанатизма и безумия – о ханжестве и инквизиции. Но как религиозная мономания (monomania - психоз) изначально происходит из благих намерений, если их сравнивать с более низменными, как например, напиваться до состояния «delirium tremens» (белой горячки) у обычных пьяниц, так и неоправданная жестокость самураев исходит из благородного намерения отстаивания своей чести.
Чтобы защита чести не доходила до высот безумия, Бусидо требовало от самураев быть сострадательными и вежливыми. Поэтому припадки ярости самураев от малейшего недостаточно вежливого взгляда расценивались, как отсутствие Благородства. Самурайская мудрость гласит: «оскорбление нестерпимо, если его действительно невозможно стерпеть». Великий Токугава Иэясу (70) оставил для потомков множество заповедей, среди которых есть и такая: «жизнь человека похожа на далекое бесцельное путешествие с тяжелым грузом на плечах. Поэтому незачем спешить. Никто не упрекнет вас в том, что вы идете осторожно к своему финалу… Терпение продлевает жизнь». И он подтвердил на примере своей жизни то, о чем говорил. Японская литература тонко подметила в изречениях трех знаменитых полководцев особенности их характеров: нетерпеливого Ода Нобунага (71): «я убью соловья, если он не запоет вовремя»; хитрого Тоётоми Хидеёси (72): «я буду вынуждать соловья петь для меня» и терпеливого Иэясу: «я буду ждать, пока соловей не начнет свою песню».
О необходимости терпения и сострадания много рассуждал и древний китайский философ Мэн-Цзы. В одном из своих трактатов он писал: «если, оскорбляя меня, вы сами унижаетесь, то как вы можете оскорбить меня?». В другом трактате он учил, что злость из-за обиды недостойна благородного человека, но негодование по основательным причинам – это справедливый гнев.
До какой степени требовало Бусидо самообладания от самураев можно понять из некоторых изречений знаменитых японских воинов, запечатленных на свитках. Например, Огава (Ogawa): «если кто-либо злобно отзывается о вас, то не уподобляйтесь ему, воздавая за зло злом, а лучше задумайтесь о совершенствовании своих моральных качеств или о выполнении своих должностных обязанностей». Бандзан Кумадзава (73): «если вас в чем-то обвиняют, то не обвиняйте в ответ других. Если на вас кто-либо сердится, то не сердитесь в ответ на него. Если же кто-либо дарит вам свою благосклонность или любовь, то ответьте ему тем же». Хочу вам привести высказывание еще одного знаменитого самурая, о котором можно сказать шекспировской фразой «позор стыдился б сам коснуться его чела» («Ромео и Джульетта»). Это Сайго (74): «путь воина – это следование путем Небес и Земли. Это единственная цель в жизни воина. Небеса любят одинаково всех на Земле, поэтому подобно Небесам нужно любить одинаково все, что есть на Земле. У нас нет права судить других. Мы можем судить лишь самих себя». Эти высказывания напоминают нам о христианских заповедях и демонстрируют, какими высокими моральными устоями руководствовались самураи в своей жизни. Причем это не было только словами, а реально воплощалось в действиях.
Конечно, справедливости ради, стоит заметить, что далеко не все самураи обладали возвышенным состоянием души, были столь Сострадательны и милосердны. Лишь некоторые из особо просвещенных умов понимали значение благородства, осознавая, что это глубокое чувство собственного достоинства. Импульсивной молодежи не свойственно впадать в глубокие размышления о понятиях Благородства. Это приходит со временем, например, в тихие минуты раздумий над учением Мэн-Цзы. «Многие люди тщеславны, они любят оказываемые им знаки уважения, думая, что слава и почести это и есть Благородство. Но человека, которого сегодня великое Дао (Chаo) вознесло на вершину славы, завтра может низко пасть», - говорил Мэн-Цзы. И все же многие самураи считали, что благородство – это мирская слава, которую рассматривали, как «summum bonum» (лат. – высшее благо) в своей жизни. Поэтому они желали видеть оскорбление там, где его по сути не было, ища повод, чтобы смыть его кровью и прославиться. Молодежь обычно стремится к славе, а не к знаниям и самосовершенству. Многие молодые самураи покидая отчий дом, клялись себе, что не возвратятся домой пока не прославятся. Некоторые тщеславные матери отказывались видеть своих сыновей, если они не смогли вернуться домой, как говорится, «в парчовых одеждах». Чтобы прославиться молодые люди подвергали себя всевозможным лишениям или суровым испытаниям. Большинство из них предполагало, что чем скорее они обретут славу, тем раньше их имя будет ассоциироваться у людей с благородством. При знаменитой осаде замка Осака, юный сын Иэясу, несмотря на все просьбы взять его в передовой отряд, был отправлен отцом в тыл армии. Когда замок был взят, он был так огорчен, что один из советников его отца, пытаясь утешить, сказал: «не расстраивайтесь, подумайте о будущем. За многие годы, которые вам предстоит прожить, у вас еще будет много возможностей, чтобы отличиться». Мальчик возмущенно посмотрел на него и ответил: «как глупо вы рассуждаете! Разве мои 14 лет могут еще раз повториться?». Сама жизнь ценилась меньше, чем слава и почет, поэтому при первой же возможности многие самураи жертвовали жизнью ради них.
Еще одной из причин, по которым жизнь высоко не ценилась и легко жертвовалась, была обязанность Преданности своему сюзерену, что являлось основой феодальных отношений.