Бусидо - душа Японии - XV. Влияние Бусидо

XV. Влияние Бусидо
В предыдущих главах я сделал краткий обзор этики Бусидо, выделив в нем главные достоинства самурая, которые подобно горным вершинам возвышаются над общим уровнем иных благородных чувств японского народа. Как первые янтарные лучи солнца на рассвете вначале озаряют верхушки гор, а затем постепенно спускаясь, освещают всю долину, так и Бусидо, первоначально определявший идеалы нравственности только для воинского сословия, со временем нашел своих приверженцев и в среде простого народа. Следуя новым демократическим путем, японцы продолжают хранить в памяти этические идеалы феодальной эпохи, а представители бывшего привилегированного сословия продолжают являться образцом благородства духа для многих людей. Как известно, достоинства не менее заразительны, чем недостатки. «Стоит только в обществе появиться одному благородному человеку, как все общество проникается его идеями», - говорил Эмерсон. Ни одно социальное сословие или класс не могут существовать автономно, без проникновения в них идеалов, присущих другим сословиям или классам.
Несмотря на иные мнения, я все же разделяю мысль о том, что триумфальное шествие демократических идей в западных странах началось не с простого народа. Разве можно оспорить тот факт, что первоначально они получали свое распространение в среде высокодуховных слоев общества? Об этом много писал Тэн (156): «три фактора, взаимодействуя между собой, привели к естественному итогу истории Англии» (157). Критики этой идеи распространения демократии могут задаться вопросом: можно ли Адама и Еву, которые были первыми людьми на земле, также считать первыми обладателями высоких духовных качеств характера? С сожалением следует констатировать, что - нет. В раю таких понятий не существовало и наши первые «родители» заплатили высокую цену за их отсутствие. Если бы они были, то мало того, что сад был бы более со вкусом устроен, но и они знали бы без горького опыта, что неповиновение Иегове (158) является предательством и позором, изменой и бунтом.
Всем чем является Япония, она обязана самураям. Они были не только цветом нации, но и ее опорой. Все дары Небес воспринимались через них. Несмотря на то, что они представляли собой социально замкнутую группу, отделенную от народа, именно они определили стандарты этики и были естественными лидерами в японском феодальном обществе. Поэтому можно сказать, что Бусидо – это одновременно эзотерическое (греч. еsoterikos – внутренний, скрытный, понятный лишь посвященным) и экзотерическое (греч. еxoterikos – внешний, открытый, понятный всем) учение; эвдомонистическое (греч. eudaimonia – блаженство. Эвдемонизм признает основой нравственности и поведения человека его стремление к счастью) и аретаистическое (греч. aretaic – превосходство, достоинство, то есть основанное на человеческом превосходстве или достоинстве) учение.
В средневековой Европе рыцари-трубадуры составляли незначительную часть от всего населения. Но как заметил Эмерсон: «именно их яркие образы (рыцарства) присутствуют в большинстве исторических драм и романов того времени - от сэра Филиппа Сидни (159) до сэра Вальтера Скотта (160)». Возьмите вместо книг Сидни и Скотта книги Тикамацу (161) и Бакин (53) и вы выявите преобладание аналогичных образов в японских литературных произведениях. Из поколения в поколение передавались в народе героические истории о самураях, которые стали источником вдохновения для написания множества манускриптов (162), свитков с рисунками без текста (эхон), иллюстрированных сборников (манга) и альбомов (гафу), а также постановок и пьес приключенческо-романтического содержания, которые ставились в различных театрах (163) или рассказывались монахами-паломниками.
Завершив дневные дела люди собирались вечером в своих домиках вокруг «хибати» (hibachi - маленькие переносные горшки-жаровни, топящиеся древесным углем), чтобы вновь и вновь послушать многочисленные рассказы об отважных воинах прошлого. Об отважном Минамото Ёсицуне и его преданном слуге Бенкей (Benkеi) (164), о двух братьях Сога (Soga) (165) и т.д. При красных отблесках догорающих в хибати угольков юные сорванцы слушали притихнув и разинув рты, внимая всем сердцем истории о подвигах героев древности. Мальчишки из складов или лавок, закрыв «амадо» (наружние ставни), собирались после работы, чтобы почитать или послушать о легендарных полководцах Ода Нобунага и Тоётоми Хидеёси, пока в глубокой ночи дремота не закрывала их утомленные глаза. И позабыв про ежедневную рутину жизни, они уносились на крыльях мечты, верша во снах подвиги своих кумиров. Даже малышам, едва начинающим ходить и шепелявить первые слова, рассказывались сказки, подобные о Момотаро (Momotaro) - бесстрашном победителе страшных ками (166). Девочки любили слушать истории о благородных поступках и сердечных делах дам и девиц типа Дездемоны или о героических мужчинах-самураях, мечтая в тайне, чтобы их будущие избранники были бы похожи на них.
Самураи являли собой «beau ideal» (фр. – идеал красоты) для всего народа. Как поется в одной народной песне: «самурай среди людей, как вишня среди цветов». Несмотря на то, что самураям запрещалось все, что не было связано с целями их воинского сословия, не было ни одного вида искусства, которое в какой-то мере не подверглось влиянию Бусидо. Вся японская философия и этика прямо или косвенно была проникнута его идеями.
Мэллок (167) в своей неоднозначной книге «Аристократия и эволюция» (Aristocracy and Evolution) приводил красноречивые доводы, доказывая что: «эволюцию человеческого общества, в отличие от других биологических видов, можно считать результатом непреднамеренного умысла великих людей». И далее он развивает эту мысль, говоря о том, что исторический прогресс человечества есть продукт усилий: «не человечества вообще, а небольшой его части, которая ведет за собой, направляет и организует наилучшим способом остальную часть». Независимо от того, насколько верно такое высказывание, это подтверждает ту роль, которую сыграли самураи в социальном прогрессе нашей страны.
О том, как дух Бусидо пронизывал все слои японского общества наглядно видно на примере деятельности лиц, известных как «отоко-датэ» (otoko datе), что примерно переводится, как «естественные лидеры демократии». Это были сильные люди, каждый поступок которых демонстрировал их огромное личное мужество. Являясь выразителями идей народных масс, они вели за собой сотни тысяч своих последователей, которые служили им также преданно, как самураи своим сюзеренам, готовые действовать во имя «веры и жизни, плоти, имущества и человеческого достоинства» (168). Завоевав доверие у широких слоев общества, этим естественным от природы «командирам» удалось обуздать разгул народа, опьяненного свободой после отмены старых «двух-мечевых» порядков.
Многими путями идеи и принципы Бусидо проникали в иные сословия, становясь эталоном для целых слоев японского общества. Возникшие изначально среди «еlite» (фр. – избранных), они со временем стали идеалом и законом для всего государства. И хотя большинство людей не доходило до высот возвышенной души, все же «Ямато дамасий» (Yamato damashii – «душа Японии» или «японский дух») (169) стал в конечном счете символом, отражающим самоотверженный характер всего «volksgeist» (нем. – народа) «Божественных островов». Если религия, выражаясь словами Мэтью Арнольда (170), это «мораль, соединенная с чувством», то Бусидо можно отнести к разряду одного из лучших этических или философских учений мира. О японском духе прекрасно выразился в своем стихотворении Мотоёри (171):
 «В чем заключен дух
 Божественных островов?
 В аромате цветка вишни,
 Дикой и справедливой,
 В первых лучах восходящего солнца».
Цветы дерева сакуры (cerasus pseudo-cerasus) (172) издревле являются символом «Страны восходящего солнца». Именно это и выразил поэт говоря: «в аромате цветка вишни, дикой и справедливой, в первых лучах утреннего солнца».
Символ духа Ямато – это не изнеженное комнатное растение, а свободолюбивое, растущее только на воле. Выбор сакуры был не случаен, то есть не потому, что это самое большое цветущее дерево в Японии, а за ее сходство с характером японского народа. Во многих странах существуют свои национальные виды растений, но сакура признана национальным символом только в Японии. Выбор сакуры связан не только с выражением национального характера. Форма и изящество цветка сакуры являются воплощением наших «аesthetic» (греч. – эстетических, чувственных) идеалов, которые по мнению японцев не может выразить никакой другой цветок. Мы не понимаем восхищения европейцев перед розами. По нашему мнению их цветы несколько вульгарны и поэтому проигрывают в изысканной простоте и изяществу цветов сакуры. Кроме того, их шипы, коварно маскирующиеся в листьях под сладострастными бутонами, больше символизируют страстное желание жить, чем любить. То есть они полны чувства страха перед смертью, которое приводит к тому, что они медленно увядая на стебле превращаются в бесформенную и неэстетичную массу. Их яркие цвета и тяжелые запахи разительно отличаются от ненавязчивой нежности наших цветов, которые не таят «оружия» или «дурмана» под своей красотой и всегда готовы расстаться с жизнью по первому зову природы. Они проживают свою короткую жизнь во всем великолепии красоты, а их тонкий аромат никогда не пресыщается. Скромная красота расцветки и формы цветка сакуры символизируют мгновение жизни, а легкий аромат мимолетен, как дыхание жизни. Аналогичный символ в христианстве несет в себе эфирное масло смирны (или мирра/елей), благоухание которой символизирует духовное совершенство. Когда в свежем утреннем воздухе с первыми лучами солнца, которое начинает свой путь по земле начиная с островов Дальнего Востока, разливается восхитительный аромат сакуры, то невозможно передать словами то чувство, которое испытывает человек, вдыхая воздух в это самое прекрасное время дня.
Если вспомнить: «и обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого - зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего» (Ветхий завет, Бытие 8:21), то можно ли удивляться, что почти все японцы покидают свои дома, чтобы увидеть и насладиться цветением сакуры? Отложив каждодневные дела, они стремятся в это время забыть о житейских горестях и печалях, чтобы дать отдых своей душе. Но время цветения сакуры недолго и они возвращаются домой, преисполненные новой силы и решимости. Поэтому сакура значит для японцев даже больше, чем просто символ нации.
Но может ли Бусидо, как цветок сакуры – души Ямато - столь нежный и недолговечный, теряющий свой аромат, готовый исчезнуть навсегда с первым порывом ветра, разделить его участь?